Текст книги "Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно"

Глава V. Палитра отношений в арабском мире к Израилю в период переговорного процесса 1990-х годов

Уже к моменту созыва конференции в Мадриде в конце 1991 года арабские интеллектуалы признавали, что после окончания «холодной войны» и войны в Персидском заливе в мире произошли глубокие изменения и что необходимо понять их значение для будущего Ближнего Востока. На повестке дня оказались и вопросы о природе отношений между арабскими государствами и Израилем.

Дискуссия арабской интеллигенции об Израиле и об отношениях с ним в 1990-е годы характеризовалась возрастающим разнообразием. Различалось не только отношение разных кругов к Израилю, но и он сам казался участникам обсуждения все менее и менее монолитным образованием, поскольку все сильнее подчеркивались увеличивающиеся различия между его главными политическими движениями – Партией труда и блоком «Ликуд» – и их отношением к арабским соседям.

С точки зрения хронологии можно поделить восьмилетний период (от церемонии рукопожатия И. Рабина и Я. Арафата в Вашингтоне 13 сентября 1993 года и до краха переговоров в Табе в конце января 2001 года) на четыре периода.

А. Период «начала» процесса Осло, с сентября 1993 по начало 1996 года, характеризовавшийся расширением круга арабских государств, устанавливавших те или иные формы дипломатических и/или экономических отношений с Израилем, и, с противоположной стороны, возрастающими опасениями реакционеров – представителей исламистских движений, а также интеллектуалов с националистическими взглядами.

Б. Период правительства Б. Нетаньяху, с весны 1996 по конец мая 1999 года, начавшийся с созыва саммита арабских государств в Каире, пытавшихся заставить правительство Израиля не отступать от процесса Осло и продвигаться к достижению урегулирования также и с Сирией. Хотя на конференции провозглашалось, что мир – это «стратегический выбор» всех арабских государств, выделялось требование представителей Сирии, настаивавших на том, что при отсутствии прогресса в урегулировании арабским странам следует оказывать давление на Израиль путем замораживания процесса нормализации отношений с ним. Этот период характеризовался значительным снижением порога опасений в консервативных кругах, как исламистских, так и националистических. Вместе с тем арабы, настроенные оптимистично и продолжавшие поддерживать переговорный процесс с Израилем, были в абсолютном меньшинстве в своих социумах.

В. Период правительства Э. Барака, который начался в мае 1999 года с напряженного ожидания возобновления диалога и возвращения той степени взаимного доверия, которая была характерна для правительства И. Рабина – Ш. Переса, а окончился вспышкой новой интифады в конце сентября 2000 года. Среди палестинцев, в особенности в первые месяцы, было заметно острое разочарование политикой Э. Барака из-за непоследовательности и жесткости считавшегося «левым» премьер-министра. Эхуд Барак не способствовал ожидавшемуся от него восстановлению утраченных доверительных отношений с Палестинской администрацией, которая воспринимала его политику как попытку «навязать соглашение» любой ценой.

Г. Период интифады Аль-Акса, начавшейся в октябре 2000 года. Интифада сплотила ряды палестинцев, по мере того как обострялась конфронтация с Израилем. В арабских государствах, напротив, продолжавшееся насилие привело к откату процесса нормализации назад, наиболее очевидным выражением чего стал отзыв из Израиля послов Египта и Иордании, разрыв отношений с Марокко и Тунисом и резкое ухудшение отношений с Катаром и Оманом. Мавритания осталась единственной мусульманской страной, и в дни второй интифады поддерживавшей полные дипломатические отношения с Израилем на уровне посольств.

Урегулирование с Израилем в контексте системы отношений внутри арабских обществ

Обсуждение мирного процесса арабскими интеллектуалами является частью дискурса, выражающего соотношение социальных и политических сил, в котором процесс перехода от военного положения к сосуществованию, перемирию или состоянию мира переплетается с социальными, культурными и политическими проблемами, находящимися на повестке дня[53]53
  См.: Avraham Sela, «Politics, Identity and Peacemaking. The Arab Discourse on Peace with Israel in the 1990s» // «Israel Studies», volume 10, number 2 (2005), pp. 15–71.


[Закрыть]. Другими словами, ожидание изменений в отношениях с Израилем от знакомого и удобного (в понимании соответствия идеям, господствующим у арабов и в мире ислама) состояния войны само собой усилило существующее напряжение между традиционалистами и светскими, богатыми и бедными, религиозной и светской оппозицией и правящей элитой, ответственной за политику поддержания мирного процесса.

Обсуждение арабским обществом отношения к Израилю и к мирному процессу во многом является внутренней проблемой. Это часто становится средством выражения разочарования и социального, культурного и политического напряжения внутри отдельных государств и на межарабском уровне. Поскольку между двумя мировыми войнами сионистско-арабский конфликт превратился в фактор общественной жизни арабских государств и выполнял важную роль в формировании политического единства их населения, кристаллизации коллективной идентичности арабов и образовании региональной межарабской системы отношений, в период процесса Осло эти общества были вынуждены бороться с изменением ценностей и содержания их коллективной идентификации, неизбежным при переходе от враждебности к сосуществованию и миру в отношениях с Израилем.

Культурные и политические трудности, с которыми сталкиваются арабские общества в условиях мирного процесса, были вызваны необходимостью отказаться от «другого» Израиля как врага, что являлось жизненно важным фактором в формировании коллективной идентификации арабов и их национальной доктрины. Более того, наличие культурного фактора представляет собой формулу концепции «игры с нулевой суммой» и препятствует любым попыткам определить мирный процесс с Израилем как выгодный всем его участникам.

Конкретное воплощение характера обсуждения арабами мирного процесса было получено в ходе масштабного опроса общественного мнения, проведенного в феврале – марте 1999 года под руководством профессора Хилаля Хашана из Американского университета в Бейруте[54]54
  Данные извлечены из: Hilal Khashan, «Arab Attitudes toward Israel and Peace» (Washington, DC, 2000).


[Закрыть]. В опросе участвовало 1600 арабов из Сирии, Ливана, Иордании и с территорий, подконтрольных Палестинской администрации. Вот какие безрадостные результаты были получены:

• 87 % всей выборки поддерживают войну против Израиля;

• 82 % полагают, что еще не пришло время забыть разногласия прошлого и открыть новую страницу в отношениях с Израилем;

• 77 % выступают против экономического или иного сотрудничества с Израилем; такой же процент опрошенных уверен, что у подобного сотрудничества нет перспективы;

• 76 % видят в Израиле государство, стремящееся расширить свои территории за их счет и проводящее расистскую по своей сути политику;

• 70 % вообще не желают мира с Израилем, независимо от условий;

• 54 % убеждены, что Израиль в обозримом будущем прекратит свое существование как независимое суверенное государство;

• 45 % полагают, что Катастрофы европейского еврейства на самом деле не было; 82 % опрошенных не испытывают никакого сочувствия к жертвам Катастрофы.

Результаты опроса обнаруживают корреляцию между принадлежностью к группе с высоким экономическим статусом и проявлением поддержки идеи мира с Израилем (69 % сторонников против 5 % среди людей в группе с самым низким экономическим статусом), та же зависимость существует между вероисповеданием и противостоянием миру с Израилем (81 % крайне религиозных людей выступают против мира по сравнению с 45 % светских, поддерживающих его). О том, насколько арабская позиция по вопросу о мире с Израилем обусловлена реальностью и своим развитием, а не является только проблемой мировоззрения, могут свидетельствовать данные, согласно которым 58 % респондентов готовы пересмотреть свою позицию, если состояние мира принесет им личную выгоду.

В своем исследовании Х. Хашан делает предположение, что в арабском мире существует тесная связь между недовольством правительством и элитами (84 и 89 % соответственно), неприятием процесса глобализации (70 %) и отрицанием существования Израиля и противостоянием мирным отношениям с ним. Не стоит удивляться, что призыв Израиля к региональному сотрудничеству (во время проведения опроса) был истолкован как уловка для установления господства в регионе, а не как желание интегрироваться в него.

Следует подчеркнуть, что и единственное мирное соглашение, существовавшее между Израилем и арабским государством до соглашений Осло, не пользовалось широкой поддержкой у египетской интеллигенции (не говоря уже об остальных). Подпись Я. Арафата под Газа – Иерихонским соглашением воспринималась арабскими националистами и исламистами как отказ от борьбы за всю территорию Палестины, а установление Израилем дипломатических отношений с Иорданией, арабскими государствами Северной Африки и Персидского залива – как раскол арабского единства.

Подписанная в Осло Декларация о принципах палестино-израильского урегулирования ознаменовала начало изменений в отношении к Израилю, равно как и обострение общественной дискуссии вокруг него. Однако, по мнению многих интеллектуалов, Каирское соглашение 1994 года более всего отражало способность Израиля навязывать арабам и окружающему миру в целом свои условия и позиции. При этом заключение Израилем и ООП серии соглашений освободило ряд арабских государств, в основном удаленных от Израиля, из пут приверженности воинственной позиции в отношениях с Израилем для выражения солидарности всех арабов с палестинцами.

Подписание соглашений Осло позволило арабским правящим элитам дать волю желаниям, сдерживаемым долгие годы из-за необходимости, во-первых, считаться с общественным мнением в своих странах, а во-вторых, вносить свой вклад в поддержание арабского единства как региональной системы политических отношений. Эти элиты рассматривали соглашения Осло между Израилем и ООП как начало всеобщего мирного процесса между арабским миром и Израилем и поспешили воспользоваться его плодами после долгих лет ожидания, вызванного идеологическим и политическим застоем. В целом политические и экономические элиты демонстрировали достаточно прагматичный подход, в то время как исламисты и интеллигенция заняли в большинстве случаев враждебную позицию по отношению к Израилю и мирному процессу с ним. При этом, хотя исламская оппозиция формулирует свои доводы на языке религии, используя аргументы и прецеденты ислама и параграфы из религиозного законодательства, ее основным аргументом в обоснование собственной позиции является вполне прагматичное предположение, что при существующей расстановке региональных и международных сил любое соглашение с Израилем может послужить основанием для его утверждения в качестве региональной державы за счет арабов. Если соглашения с ООП и Иорданией воспринимались как пробоина в стене арабского единства, то продолжавшееся установление дипломатических связей между рядом арабских стран и Израилем пробудило серьезные опасения за судьбу обладающих большой мощью понятий культурной и социальной идентичности, во главе которых стоит концепция «арабской нации». В глазах радикальных исламских движений развитие отношений Израиля и арабского мира выглядело угрожающим: помимо того, что это могло укрепить оппозиционные исламистам правящие элиты, нормализация отношений с Израилем понималась как реальная и осязаемая угроза исламу и укоренившимся социальным и культурным традициям.

Арабские националисты, в свою очередь, утверждали, что конфликт сможет окончиться лишь тогда, когда Израиль окончательно «растворится» на Ближнем Востоке, утратив свой сионистский характер. Отсюда делался вывод о том, что прекращение вооруженного противостояния не сможет само по себе привести к установлению полного мира с Израилем. В рамках общественной полемики в этом контексте были подняты на поверхность знакомые образы Израиля 1950–1960-х годов:

А. Израиль – плацдарм империализма, нацеленного на то, чтобы разрушить единство арабов как единой нации и истощить их экономически.

Б. Израиль – проводник идеологии глобализации в регионе, который разрушит культурное и религиозное наследие арабов.

В. Израиль представляет опасность как сила, способная экономическим путем подчинить себе арабские государства Ближнего Востока. Экономическая гегемония Израиля казалась реально возможной особенно в первые годы процесса Осло, когда Израиль воспринимался как вершина израильско-иордано-палестинского треугольника, общая экономическая мощь которого и его проникновение на арабские рынки служили бы для того, чтобы Израиль получил первенство в регионе. Даже осторожные сторонники мирного процесса, такие как представители египетской политической элиты во главе с президентом Х. Мубараком, враждебно относились к разговорам о «ближневосточном общем рынке», что выглядело как рецепт эксплуатации дешевой арабской рабочей силы Израилем, установления его экономического господства на арабском Востоке и размывания арабской идентичности. Даже использование термина «Ближний Восток» трактовалось как отрицание основ национального и религиозного самосознания арабов, так как этот регион – арабский и в нем нет места никому и ничему чужому. По мнению арабских националистов, само выражение «Ближний Восток» – это иностранное понятие, навязанное Западом для того, чтобы позволить Израилю интегрироваться в чуждый для него регион.

Боязнь установления экономической гегемонии Израиля в регионе получила выражение в резких заявлениях, особенно после экономической конференции государств Ближнего Востока и Северной Африки, прошедшей в Касабланке в октябре 1994 года, – в заявлениях, которые снизили практическое значение последующих ежегодных встреч в Аммане, Каире и Дохе. Националисты и исламисты в один голос утверждали, что на этих конференциях была предпринята попытка предоставить Израилю легитимность в регионе и свободный экономический доступ в арабские страны еще до того, как он выполнит требования, на которых настаивали последние.

Сторонники переговорного процесса в арабском мире придерживались противоположной точки зрения, согласно которой установление мира приведет к уходу Израиля с оккупированных им территорий, признанию права палестинцев на создание собственного государства и, в сущности, к уменьшению израильской угрозы арабским странам, так как Израиль станет территориально меньшим и более уязвимым. Арабские экономисты, занявшие положительную позицию по отношению к мирному процессу, утверждали, что в рыночной экономике в период мира чистые экономические принципы необязательно будут в пользу Израиля, ведь если арабские государства предоставят удобные условия для иностранных инвестиций, они могут стать более привлекательными, чем Израиль. К тому же, – продолжали они, – отказ установить экономические связи с Израилем подкрепляет утверждения Израиля, что нет арабов, желающих мира, и дает ему повод продолжать оккупацию, гнет и экспансию.

Убийство Рабина как поворотный момент

Отсутствие единства в арабском мире по отношению к мирному процессу отчетливо проявилось в реакции на убийство главы правительства Израиля Ицхака Рабина 4 ноября 1995 года[55]55
  См.: Avraham Sela, «Politics, Identity and Peacemaking», p. 43.


[Закрыть]. Совет сотрудничества государств Персидского залива выразил официальные соболезнования по поводу убийства, аналогичным образом поступили и некоторые другие правительства арабских стран. Отдельные арабские лидеры присутствовали на похоронах, помимо прочего, и из-за присутствия на них ведущих политических лидеров со всего мира.

При этом реакция арабов на убийство Рабина колебалась между опасениями сторонников политического процесса за его судьбу и облегчением, а также радостью, в основном среди исламистов (не только палестинских), которые считали Рабина «костоломом» периода интифады и ответственным за убийство лидера «Исламского джихада» Фатхи Шикаки, уничтоженного агентами Моссада на Мальте 29 октября 1995 года, за считанные дни до гибели самого И. Рабина. Так, Фронт исламского действия в Иордании – стране, уже имевшей на тот момент официальный мирный договор с Израилем, – выразил удовлетворение убийством И. Рабина.

Студенты Каирского университета митинговали три дня подряд против присутствия Х. Мубарака на похоронах И. Рабина в Иерусалиме (кстати, это был первый и до настоящее времени единственный визит Х. Мубарака в Израиль). В то же время они протестовали против планов Вашингтона перевести посольство США в Израиле в Иерусалим, а также осудили привлечение гражданских лиц к суду военных трибуналов в самом Египте, равно как и введенные правительством ограничения свободы прессы и профессиональных объединений и запрет на политическую деятельность в университетских кампусах.

Неординарность убийства И. Рабина и масштаб потрясения, которое оно вызвало в Израиле и во всем регионе, послужили причиной ожидания, что вследствие этого лагерь сторонников мира усилится. После того как король Хусейн и глава Палестинской администрации Ясир Арафат принесли соболезнования вдове погибшего израильского премьера Лее Рабин, ожидалось, что сожаление выразит и президент Сирии Хафез Асад, чего, однако, так и не произошло.

В арабской прессе, в особенности в газетах Иордании и стран Персидского залива, равно как и публикуемых в Лондоне, разные авторы выражали тревогу за судьбу мирного процесса после убийства И. Рабина, опасаясь, что оно, возможно, приведет к остановке процесса и вместе с этим к прекращению демократизации арабских стран. Эта точка зрения основывалась на мнении, разделяемом многими, что конфликт с Израилем использовался арабскими правителями как основной предлог и механизм предотвращения демократизации и ограничения гражданских прав в арабских государствах. В этом смысле представители наиболее либеральных кругов в арабских странах воспринимали мирный процесс как источник надежды на политические изменения в своих государствах.

Убийство И. Рабина воспринималось как свидетельство силы правых радикалов в Израиле и существования антидемократических кругов в израильском обществе, в противовес существовавшему прежде образу государства, объединенного вокруг своих демократических институтов. Именно поэтому многие арабские политики и интеллектуалы надеялись, что убийство И. Рабина подвигнет израильское правительство во главе с Шимоном Пересом к консолидации лагеря сторонников мира и подавлению крайне правых, в основном поселенцев, которые воспринимались арабами как самое большое препятствие миру. Утверждалось, что убийство И. Рабина праворадикальным религиозным израильтянином является ясным доказательством того, что вести переговоры о мире, одновременно с этим не отмежевавшись от правых и религиозных кругов, невозможно.

Баланс надежд и разочарований арабского мира по отношению к процессу Осло – это нарастающее горькое разочарование характером ведения переговоров и их результатами. Даже в Иордании, несмотря на недвусмысленную поддержку правящей Хашимитской династией мирных отношений с Израилем, разочарованы тем, что установление мира не принесло долгожданных плодов в виде «дождя» иностранных инвестиций и резкого роста темпов экономического развития в целом.

Нужно с сожалением признать, что немалая доля ответственности за это разочарование лежит на Израиле. Во всем, что касается повседневной жизни палестинского населения – передвижения, занятости, экономической деятельности, – ситуация в годы Осло практически не улучшилась, скорее напротив, вводимый Израилем после каждого теракта на недели, а порой и месяцы режим «блокады территорий» наносил значительный урон возможности поддерживать на Западном берегу и в Газе минимально приемлемый уровень жизни. Очень вредили коррупция и отсутствие прозрачности власти в Палестинской администрации, получавшей значительную финансовую помощь из-за рубежа, часто оседавшую на банковских счетах высших функционеров ПНА и не доходившую до страдающего от притеснений населения. Частая смена правительств в Израиле и следовавшее за этим раз за разом изменение политического курса стали причиной зигзагообразного движения, что вызывало осложнения в отношениях между сторонами. Эти отношения по многим причинам зашли в полный тупик, в результате чего в конце сентября 2000 года начался новый виток масштабного насилия.

Глава VI. От мирных переговоров – к новому витку эскалации (вторая интифада, 2000–2005 годы)

Лидеры ООП утверждали, что вторая интифада началась как народное восстание, ставшее результатом скорее неудачи семилетнего промежуточного периода (1993–2000), нежели того факта, что Кемп-Дэвидские переговоры зашли в тупик. Ухудшение повседневной жизни палестинцев на территориях, сильно усугубленное разделением Западного берега на восемь «не соприкасающихся друг с другом гетто», в результате которого палестинские города превратились в «огромные тюрьмы под открытым небом» (цитата из официального документа ПНА[56]56
  «Palestinian Movement Restrictions Highlight Israeli Apartheid». Официальный документ Департамента по ведению переговоров ООП, 2002 г.


[Закрыть]), – все это привело к нарастанию в среде палестинцев огорчения, гнева и отчаяния, готовых выйти на поверхность в любую минуту.

С точки зрения палестинского руководства, основной причиной второй интифады была продолжающаяся оккупация территорий. Именно оккупация стала причиной отчужденности, разочарования и ярости палестинцев в отношении Израиля. В качестве «скрытых причин» второй интифады лидеры ООП выдвигали те же аргументы, которые были использованы с целью объяснить провал переговоров в Осло: (1) удвоение числа поселенцев с 1993 по 2000 год (при этом палестинцы включают в число поселенцев и жителей еврейских районов Восточного Иерусалима, где во второй половине 1990-х были построены два больших новых еврейских района: Хар-Хома и Рамот-Шломо); (2) ограничение свободы палестинцев посредством контрольно-пропускных пунктов и строительства объездных дорог; (3) конфискация палестинских земель и снос домов палестинцев; (4) отказ израильтян выполнить свои обязательства, в том числе уход с территорий и освобождение заключенных. К этому списку палестинцы добавляли недовольство стилем ведения переговоров со стороны Э. Барака и членов его команды в 1999–2000 годах (в частности, тем, как он, по их мнению, унижал избранного палестинского президента Я. Арафата), а также свою абсолютную неуверенность в конечных целях израильской стороны.

В качестве дополнения к упомянутым выше скрытым причинам палестинцы указывали на два факта, послуживших непосредственными катализаторами взрыва насилия: посещение Ариэлем Шароном Храмовой горы 28 сентября 2000 года, а также неоправданно жестокое применение силы израильской полицией при подавлении на начальном этапе, как утверждается, спонтанного взрыва негодования, инициированного невооруженными массами демонстрантов в первую неделю интифады. Лидеры ПНА утверждали, что широкие массы оказались вовлеченными в войну за национальное освобождение против израильской оккупации с решительным намерением достичь суверенитета над палестинскими землями[57]57
  Палестинская позиция по этому вопросу аккуратно суммирована в статье: Arie Kacowicz, «Clashing Narratives, Images, and Frames in the Israeli – Palestinian Conflict», pp. 354–355.


[Закрыть].

Для палестинцев эскалация интифады после февраля 2001 года была напрямую связана с политикой израильского премьер-министра Ариэля Шарона, которая заключалась в неторопливом, но систематическом отходе от договоренностей, достигнутых в Осло, уничтожении самой инфраструктуры палестинской государственности, в результате чего Я. Арафат и его приближенные все меньше контролировали происходящее на территориях, формально находившихся в их ведении. Палестинцы неоднократно заявляли, что интифада направлена не против Государства Израиль или его жителей, но против продолжающейся оккупации палестинских земель. По их словам, террористические акты, проводимые различными боевыми палестинскими группировками против израильтян, несоизмеримы по своему размаху и числу жертв с силовыми операциями, которые проводят против палестинских арабов израильская армия и спецслужбы. Как и израильтяне, палестинцы пришли к выводу, что на противоположной стороне не было ни одного партнера для переговоров и что, выражаясь словами М. Баргути, «интифада будет длиться столько, сколько будет длиться оккупация. Израильтяне же никогда никому ничего не отдают, если только их не заставляют сделать это силой»[58]58
  Цит. по: М. Barghutti, «The Israelis Must Leave the Territories» // «The Israel – Arab Reader», ed. by W. Lacqueur and B. Rubin (New York: Penguin, 2001), р. 561.


[Закрыть].

Израильское восприятие событий было, как и следовало ожидать, противоположным[59]59
  Израильская позиция по этому вопросу суммирована в статье: Arie Kacowicz, «Clashing Narratives, Images, and Frames in the Israeli – Palestinian Conflict», pp. 349–351.


[Закрыть]. Принимая во внимание то, что премьер-министр Э. Барак во время переговоров в Кемп-Дэвиде подозревал палестинцев в коварных замыслах, официальное объяснение Израилем второй интифады однозначно заключается в следующем: интифада – это террористическая война, тщательно спланированная председателем ПНА Я. Арафатом, которая была частью палестинской стратегии насилия (а не стратегии мирных переговоров) как главного инструмента достижения политических целей. С израильской точки зрения, основные причины всплеска новой террористической войны, развязанной палестинцами, кроются в их отказе принять в Кемп-Дэвиде концепцию мирного урегулирования споров. С израильской точки зрения, в сентябре 2000 года у палестинцев не было никакой логической причины для вспышки насилия, и со стороны Израиля не было никаких провокаций, которые могли бы ее хоть как-то оправдать. В конце концов, премьер-министр Э. Барак сделал палестинцам наиболее щедрые предложения из всех, которые они когда-либо слышали из уст израильских руководителей, а они «предали» его, ответив на мирные инициативы вспышкой насилия, что, в частности, стоило ему кресла премьер-министра.

Что касается подоплеки действий палестинцев, руководители израильских политических и силовых структур приводили два взаимодополняющих объяснения палестинской стратегии.

Во-первых, в ближайшей перспективе палестинцы желают заполучить независимое государство, оставив Израиль в границах, существовавших до 4 июня 1967 года, причем своей столицей они видят Восточный Иерусалим, право палестинских беженцев и их потомков на возвращение – не подлежащим сомнению. Вторая интифада, спланированная руководством ПНА, имела своей целью унести как можно больше жизней, перехватить инициативу и упрочить свои позиции для торга. Таким образом, палестинское руководство спровоцировало, срежиссировало и направило в нужное для себя русло терроризм и насилие, использовав их как стратегический инструмент (и действительно, «параметры Клинтона», обнародованные спустя два с половиной месяца после начала второй интифады, значительно более выгодны для палестинской стороны, чем предложения, выдвигавшиеся в Кемп-Дэвиде в июле, за два с половиной месяца до ее начала). За последние три года причастность палестинских политиков и силовиков к терактам получила широкую огласку и была документально засвидетельствована. Вторая интифада, таким образом, является заранее спланированной войной – стадией палестинской борьбы за независимость, ведущей к возникновению враждебного Израилю государства, для которого возвращение Израиля к границам 1967 года будет лишь переходным этапом и временной целью[60]60
  См.: Ehud Yaari, «The Palestinian – Israeli War of Attrition». Research report (Ramat-Gan: Begin – Sadat Center, Bar-Ilan University, 2002).


[Закрыть].

Во-вторых, израильские руководители всё больше склонялись к мысли о том, что в долгосрочной перспективе палестинцы хотят полностью уничтожить Израиль. В то время как еврейская община страны всегда была согласна на компромисс, начиная с раздела страны на собственно Палестину и Иорданию, созданную британцами в 1921 году; в ходе обсуждения в комиссии Пиля в 1937 году; при дебатах и принятии ООН Плана о разделе в 1947 году; на саммите в Кемп-Дэвиде в июле 2000 года. – палестинские арабы постоянно отказывались признать легитимность еврейских притязаний на государственность в этом регионе Ближнего Востока. Как выразил эту мысль Э. Барак, «Арафат считает, что Израиль не имеет права существовать, и желает его уничтожить»[61]61
  Benny Morris and Ehud Barak, «Camp David and After».


[Закрыть].

Как следствие, большинство израильтян были уверены, что до кончины Я. Арафата в ноябре 2004 года палестинцы были крайне ненадежными партнерами на переговорах, поэтому начинать обсуждение с ними нового варианта соглашения не было смысла. Акцент, который палестинцы делали на праве беженцев вернуться в Израиль, и террор, к которому они обращались все чаще (особенно резонансными были взрывы террористов-смертников на территории Израиля) – 2001 год был рекордным за всю историю страны по числу жертв арабского террора, – убеждали израильтян в правоте скептицизма правой оппозиции. Это вылилось в безоговорочную победу премьер-министра А. Шарона и возглавлявшейся им тогда партии «Ликуд» на парламентских выборах, прошедших 28 января 2003 года: за «Ликуд» проголосовали 925 279 граждан страны (38 мандатов), занявшую второе место Партию труда поддержали всего 455 183 избирателей (19 мандатов). С таким сокрушительным результатом, оторвавшись вдвое от ближайшего преследователя – социал-демократов, правый блок не выигрывал выборы никогда за всю историю Израиля.

В этих условиях в Израиле возобладала доктрина «отсутствия партнера», и инициированная преимущественно американской администрацией весной 2003 года так называемая «Дорожная карта» урегулирования палестино-израильского конфликта оказалась фактически мертворожденной. Во многом причина этого лежала в крайне контрпродуктивных посылах этого документа, повторявшего все основные ошибки модели Осло: был заранее обозначен срок действия плана, определена дата окончательного урегулирования конфликта, но не было даже начато обсуждение тех наиболее сложных проблем, из-за которых, собственно, все и пришло к краху во второй половине 2000 года. «Дорожной картой» предусматривалось «окончательное и всеобъемлющее урегулирование палестино-израильского конфликта до 2005 года». С формальной точки зрения срок действия «Дорожной карты» был ограничен периодом с мая 2003 года (первый этап) по конец 2005 года (третий этап). При этом «Дорожная карта» не предусматривала никакого решения (даже промежуточного) двух самых острых проблем палестино-израильских отношений – проблемы Иерусалима и проблемы беженцев[62]62
  См.: Алек Д. Эпштейн, «Почему провалилась «Дорожная карта»? О причинах прошлых дипломатических неудач и возможных новых инициативах в целях снижения остроты палестино-израильского конфликта» (Москва: Институт Ближнего Востока, 2006).


[Закрыть]. Правительство А. Шарона формально согласилось принять «Дорожную карту» как руководство к действию, но оговорило это согласие четырнадцатью условиями, целый ряд из которых были для палестинцев совершенно неприемлемыми. В частности, израильское правительство настаивало на том, что «у временного палестинского государства… не будет постоянных границ, оно будет полностью демилитаризованным и лишенным права на заключение международных соглашений военно-политического характера. Израиль сохранит за собой контроль над воздушным пространством этого государства, его сухопутными и морскими границами». Другое требование гласило: «Палестинская сторона обязана признать за Израилем право на существование в качестве еврейского государства, с обязательным и публичным отказом от требования о возвращении арабских беженцев на его территорию». При этом израильское правительство настаивало на том, что «на стадии реализации плана «Дорожная карта» стороны не будут затрагивать проблемы постоянного урегулирования, включая вопрос о еврейских поселениях в Иудее, Самарии и Газе (за исключением «замораживания» строительства в них и ликвидации форпостов), деятельность палестинских учреждений в Иерусалиме и т. п.»[63]63
  См.: Замечания правительства Государства Израиль по плану «Дорожная карта» // «Программы урегулирования палестино-израильского конфликта», под ред. А.Д. Эпштейна (Москва: Институт изучения Израиля и Ближнего Востока, 2004), с. 73–74, пп. 5, 6 и 9 [пер. с английского].


[Закрыть] Я. Арафат не для того отказывался в декабре 2000 года от «параметров Клинтона», чтобы два с половиной года спустя принять этот документ, сформулированный в абсолютно неприемлемых для него терминах. По совокупности причин «Дорожная карта» не привела ни к какому прорыву в палестино-израильском переговорном процессе, став еще одной мертворожденной дипломатической инициативой.