Текст книги "Мактуб. Книга 2. Пески Махруса"

– Я уже услышал достаточно, – хрипло произносит Видад, тяжело дыша и держась ладонью за область сердца. – Эрика Доусон не единственная причина, по которой я пришел сюда, зная, что меня ждет встреча с наёмником моего брата.

– Я не наемник и не работаю на премьер-министра, Видад, – сухо сообщаю я, тыльной стороной ладони стирая с щеки выступившие капли крови. Пуля несильно задела. Прошла по касательной, и если бы я не повернулся за долю секунды до выстрела, то сейчас бы лежал на полу в луже крови. Мой амулет остался в спальне, где сейчас находится та, что подарила мне удачу. Я выходил неуязвимым из самых жутких перестрелок, выживал в ситуациях, когда оперативная группа терпела неудачу и огромные человеческие потери.

Моя вера не отрицает чудодейственную силу молитвы, но что хранило меня во время боевых заданий на самом деле? Заговорённые четки голубоглазой Эйнин, или я сам придумал себе легенду и поверил в нее? Есть ли хотя бы доля правды в словах Видада? Сказала бы Рика о существовании альтернативной инструкции или, как и я, оставила вынашиваемые планы при себе? Кто из нас на этот раз оказался большим лжецом? Я вляпался во все это дерьмо, чтобы вывезти Эрику из зоны юрисдикции АРС, и мне ни разу не пришло в голову подозрение, что она тоже могла вести свою игру, и ехала сюда, заведомо зная, что нас накроет американская опергруппа? Координаты все еще у меня в телефоне. Теперь я не уверен, что они настоящие, что место отхода вообще существует.

Треск стекла заставляет меня взглянуть на окно, где от круглого отверстия, оставленного пулей, в разные стороны расходятся кривые, зигзагообразные трещины. Очень сложно мыслить стратегически и выстраивать логические схемы, будучи одетым в банный халат поверх голого тела.

– Я не наёмник Дамира аль-Видада, – ледяным тоном повторяю я, опуская указательный палец на курок. – Я Агент АРС и должен уничтожить тебя согласно имеющейся у меня инструкции высшего руководства, – добавляю решительно.

– Это одно и то же, Каттан, – ожесточенно отзывается Ильдар, в потемневших глазах слепой, нарастающий гнев. Сейчас, главное, его не спугнуть и дать высказаться. Мы потратили уже минут пять на бессмысленные разговоры. Главное все еще не сказано. – Ты пешка в большой игре, и тебя обезглавят сразу, как только я выйду отсюда, но не агенты ЦРУ, а свои же. Я знаю, как работают спецслужбы нашей страны. Малейшая ошибка, и ты оказываешься за бортом с пулей в голове. Все предыдущие заслуги не в счет. Никто не ведет учет твоим достижениям, когда речь заходит о дележке власти и отмывании грязных миллиардов. Кровавые огромные деньги и огромная власть, Каттан. Ради них можно убить кого угодно, даже собственного брата. Мне не повезло засветиться и попасть под надзор ЦРУ, и этого оказалось достаточно, чтобы пустить меня в расход.

– ЦРУ сделает то же самое, Видад, когда ты выполнишь свою часть сделки. Политические заключённые тоже уязвимы, – резко напоминаю я, туже завязывая пояс халата.

– Думаешь, я этого не понимаю? Но здесь оставаться нельзя. В Нью-Йорке у меня есть хотя бы призрачный шанс выжить, – слова Ильдара заглушаются грохотом рухнувшего оконного стекла.

– Эпично, черт возьми, – ухмыляется он. Наши взгляды встречаются в напряжённом поединке. Видад выглядит уставшим, постаревшим, побитым жизнью и загнанным в угол шакалом. Мне известен список его преступлений. Он больше, чем кто-либо из тех, кого мне уже приходилось убивать, заслужил смерть. Но Шайтаново отродье будет жить, пока я не получу от него необходимые данные.

– Что у тебя есть на советника Мактума, Ильдар? – быстро задаю я главный вопрос, который стоило задать в самом начале, но тогда бы он наверняка солгал или ушел от ответа. Сейчас самое время. Ильдар отводит взгляд в сторону, дергая головой и с глухим звуком ударяясь затылком о стену. Рассыпавшиеся по полу осколки бросают цветные блики на стены номера, невольно напоминая мне о часах, проведенных в Обители Звезд. Тишина снаружи вызывает неприятное предчувствие, подсознание выдает знакомый сигнал, лёгким ознобом охватив позвоночник.

– Информация, которой я владею, вызовет международный резонанс, – глухо произносит Видад, нервно передёрнув плечами.

– Деятельность Шатров прикрывается премьер-министром? – резко спрашиваю я. – Поэтому группировка до сих пор существует, несмотря на ожесточенную борьбу? Ты сотрудничал с работорговцами с позволения Дамира? Кто еще задействован? АРС, Правительство? Искандер аль-Мактум? – в глазах Видада мелькает неопознанное выражение, наталкивающее меня на определенные выводы. – Наследник? Я угадал? В чем его выгода? Или он и есть твое прикрытие? Собираешься переждать в Штатах неблагоприятные времена и вернуться, когда Искандер займет пост отца?

– Подобные обвинения нуждаются в доказательной базе. Какой прок от моих слов, Каттан?

– Если ты предоставишь мне необходимые подтверждения своим показаниям, я попробую использовать их так, чтобы никто не пострадал. Твой единственный шанс избежать смерти – остановить Дамира.

– Герой-одиночка? – нервно смеется Ильдар. – Ты правда считаешь, что тебе под силу победить систему?

– Информация, оказавшаяся в правильных руках, может стать оружием или щитом. Главное – рационально распределить имеющиеся ресурсы. Но я должен быть уверен, что данные не попадут в руки ЦРУ, Видад. Дела Анмара должны решаться только здесь. Законные или нет – мы не имеем права втягивать страну в международный конфликт.

– Патриотизм тебе вбивали во время тренировок или это врожденное? – скептически отзывается Ильдар. – Ты уже смертник, а думаешь о спасении какого-то призрачного мира между странами.

– Мне плевать на мир, Видад. Как и тебе. Если бы я хотел убить тебя, то твоя пушка не смогла бы меня остановить, как и вооружённые до зубов парни снаружи. У каждого свои цели. Дашь мне то, что я прошу – выйдешь отсюда невредимым вместе с агентом Доусон, а я разберусь с твоим братом, если он замешан.

– Я не стал бы носить при себе бомбу замедленного действия, Каттан. Информация окажется у меня, когда ЦРУ выполнит условия, и я буду вне досягаемости снайперов Дамира.

– Кто связной? – я замолкаю, услышав звук вертолётной вертушки, приземляющейся на крышу. Еще одна зависает напротив разбитого окна. На улице раздаются звуки автоматной очереди и сразу к ним присоединяются взвывшие сирены и человеческие крики. Стреляют не по окнам, но лазерные лучи, блуждающие по стенам, не оставляют сомнений в том, что мы тоже мишень.

– А вот и твои друзья пожаловали, – сквозь зубы рычит Видад, его жалкий надтреснутый смех вызывает острое желание закончить комедию и прикончить мерзавца. – За твоей или моей головой, Каттан? Или за обеими?

Слишком быстро. По моим расчётам в запасе еще были сутки как минимум. Грохот бьющегося стекла в соседней комнате провоцирует резкий выброс адреналина в крови, запуская резервный внутренний генератор. Пора действовать. Думать буду после. Несколько пуль врезаются в стену прямо над головой Видада, рикошетом отлетают в сторону и катятся по полу, подпрыгивая по кривым осколкам стекла. Убирая ствол в карман халата, я подползаю к оцепеневшему от страха Видаду, грубо дергаю за ворот рубашки, лицом впечатывая в пол.

– Быстро! Шевелись, не поднимай голову, – развернувшись, осторожно, по-пластунски передвигаюсь обратно и тащу за собой трусливую тушу. Толкаю Видада в прямоугольный коридор между комнатой и входной дверью. Бетонные перекрытия временно защитят нас от шальной пули снайперов. Выпрямившись в полный рост, с ноги вышибаю дверь в спальню, где спряталась Рика. Она сидит в углу, накрыв голову ладонями, вскрикивая от каждого залпа автоматной очереди.

– Медина, – кричу я, но она не слышит, трясясь в панике и ужасе. Оставив Видада, я ползу за ней, пока над головой летают пули и остатки выбитых стёкол сыплются на нас сверху. – Эйнин, надо уходить. Слышишь? – оказавшись рядом, хватаю ее за плечи, встряхивая и убирая ладони от лица. Ее взгляд абсолютно безумен. Она меня не видит, смотрит словно сквозь, пытается отодвинуться подальше, лицо залито слезами, губы дрожат. – Что с тобой, черт возьми? – сильно встряхиваю ее, но снова безуспешно. Приходится повторить маневр, проведенный с Видадом. Обхватив Эрику за плечи, с силой заставлю нагнуться к полу и волоком дотаскиваю упирающуюся, кусающуюся и рычащую девушку до сравнительно безопасного коридора, успев по дороге захватить брюки, валяющиеся на полу. Как они там оказались, сейчас неуместно вспоминать. Эрика не теряла времени даром до того, как началась стрельба, и успела переодеться в светло-бежевую абайю. Но мне одежда понадобилась не для того, чтобы прикрыть голый зад на случай, если придётся бежать. Мне необходимо содержимое карманов.

Грохот вертолётных лопастей нарастает. В комнате, где мы еще пару минут назад разговаривали с Видадом, раздается характерный звук ударившейся о пол гранаты, выпущенной снайпером из вертолета. Черт… Нам повезет, если детонатор рванет не мгновенно. Зона ударной волны не меньше шести метров. Мы находимся максимум в четырёх. Дерьмовый расклад.

– Уходим, – успеваю подхватить Эрику на руки и быстро перемещаюсь к двери, выбивая ее точно так же, как минуту назад. Раздается оглушительный взрыв детонировавшего снаряда и нас буквально вышибает в коридор ударной волной. Сгруппировавшись, я накрываю Эрику сверху, упираясь локтями в пол и закрывая ладонями уши; скрещиваю ступни, чтобы осколками не порвало бедренные артерии. Грохот неимоверный, и обломки стен и мебели осыпаются на меня, бетонная пыль забивает лёгкие, жар опаляет спину, халат дымится прямо на мне. Удар от падения смягчает мягкий ковер. Ильдар, застонав, плашмя заваливается набок. Его правая сторона лица кровоточит, изрешечённая разлетевшимися осколками гранаты. На плече рваная дыра, из которой сгустками хлещет кровь. Грудная клетка судорожно дергается вверх-вниз. Ублюдок жив, а это почти хорошая новость. В глазах, устремлённых на меня, безумие и шок. Пошевелившись, он роняет из ослабевших окровавленных пальцев оружие, я смахиваю его в сторону, чтобы, опомнившись, Видад не начал палить, поддавшись панике. В ушах гул, в глазах дымовая завеса. Ядовитый смрад стремительно распространяется по коридору, где-то там, в глубине номера, рушатся стены и летят пули в разбитые оконные рамы. Я быстро встаю и, убедившись, что Рика не ранена, подтягиваю ее к себе. Она впала в состояние полной прострации и больше не кусается, не дерется, безропотно подчиняется, глядя в одну точку.

– Уходим, мать твою. Если не собираешься подыхать, поднимай зад, – толкаю Видада ногой. Тот начинает неуверенно двигаться, я, схватив его за локоть здоровой руки, дергаю вверх, помогая подняться. Веду обоих к одному из запасных эвакуационных выходов. Ильдар хромает, спотыкается и воет от боли, оставляя на стенах кровавые следы от своих ладоней. Рика молчит, я придерживаю ее за талию. Есть что-то жуткое и пугающее в ее покорном молчании. Я знаю, куда идти. Схему отеля изучил еще вовремя во время регистрации. Мне понадобилось на это всего несколько секунд. Фотографическая память не подвела. Надеюсь, что до крайнего выхода военные АРСа еще не добрались. Оказавшись в конечном пункте, останавливаюсь и прислоняю Рику к стене. Ильдар, захрипев, начинает харкать кровью, сползая на пол.

– Только попробуй сдохнуть, – бросаю я, практически не слыша собственного голоса из-за временной глухоты, вызванной взрывной волной. Дернув металлический засов замка, берусь за ручку железной массивной двери эвакуационного выхода, приоткрываю на несколько миллиметров, зажимая в правой руке Кольт и стараясь не скрипеть. Выглянув наружу, замечаю черный бронированный внедорожник и десяток парней в камуфляжной форме. По особым знакам отличия понимаю, что предо мной агентура американских спецслужб.

– Я сейчас тебе дам уйти, Ильдар. Но мы не договорили, – бесшумно закрыв дверь, поворачиваюсь к Видаду. Собрав рваную, покрывшуюся бордовыми пятнами рубашку на груди, рывком приподнимаю, заставляя посмотреть на меня. Он сипло дышит, с трудом фокусируя на мне взгляд. – Ты знаешь, что мне нужно. В обратном случае я тебя из-под земли достану.

Видад медленно моргает, едва заметно кивая. Веки его тяжело опускаются, по телу проходит судорога. Бл*дь, он скорее окочурится, чем выполнит мое требование. Перевожу свое внимание на Эрику, пустым отсутствующим взглядом уставившуюся на свои обутые в сандалии ноги. Она находится в шоке, состояние прострации и отрицания.

– Детка, – приподняв ее лицо за подбородок, беру его в ладони, наклоняясь так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Ты меня слышишь, Рика? – ее взгляд по-прежнему стеклянный, отрешённый. Застывшая фарфоровая кукла. Зарываюсь пальцами в рассыпавшиеся по плечам волосы, в которых запутались кусочки побелки и прочий мусор. Прижимаюсь губами к ее губам. Сухим и горячим, неподвижным.

– Давай, детка, времени в обрез. Мне надо, чтобы ты понимала меня, – отстранившись, я легонько хлопаю ее по щеке, но снова безрезультатно. – Сработал самый отстойный вариант из всех, что были, – продолжаю я, пристально глядя в расширенные зрачки, из глубины которых на меня смотрит собственное отражение. – Тебе нужно сейчас уйти с Ильдаром. Помнишь, что ты однажды для меня сделала? – сунув одну руку в карман, я достаю то, что взял из брюк, пока мы ползли по полу номера. С силой разжимаю одну из ее ладоней, сжатых в кулак, и вкладываю туда четки, на которые нанизан мой перстень.

– Сделай это снова. Только ты и я. Только наше, Эйнин, – хрипло шепчу я, сближая наши лица. – Только мы знаем, что это значит. Понимаешь? – я заглядываю в самые голубые в мире глаза, в которых наконец-то пробуждается осознанное выражение. Пальцы девушки непроизвольно сжимаются, и она едва заметно моргает. Потом снова и снова. Робкие трепыхания длинных ресниц словно неуловимые взмахи крыльев бабочки. Сердце болезненно сжимается. Моя сумасбродная отчаянная девочка, растерявшая весь свой глянец, подпалившая свои прекрасные крылья в огне, противостоять которому не способна ни одна спецслужба мира. Это не конец. Нет. Необратима в нашем жестоком мире только смерть, все остальное мы сможем исправить. Мне не стоило прикасаться к тебе, только смотреть. Ты создана для меня, Эйнин, но я создан, чтобы терять тебя снова и снова. Я не говорю этого вслух. Не посмею. Слова способны убить точно так же, как и пуля, попасть прямо в сердце и застрять там холодным осколком… или подарить надежду, на которую мы не имеем права. Из уголков ее глаз вытекают слезинки одна за другой, по телу проходит дрожь, и Эйнин начинает всхлипывать, а потом рыдать громко и в голос. Я обнимаю ее, привлекая ближе, но она с неожиданной силой отстраняется от меня, а потом порывисто обнимает сама и снова отталкивает, покрывая мои плечи ощутимыми ударами плотно сжатых кулачков.

– Я не пойду никуда, не пойду. Нет! – раздаётся ее вопль, полный отчаяния. Я зажимаю ее рот ладонью, с силой вдавливая в стену своим телом. Она лихорадочно дрожит и плачет навзрыд, и каждая ее слеза ядовитой болью проникает в сердце.

– Ты пойдёшь, Эрика, – жёстким тоном говорю я, четко выговаривая каждое слово. – Там снаружи твои люди. Никто тебя не тронет. Здесь смерть.

– Нет, – отрицательно мотает головой Эйнин.

– Да, детка. Да! Я хочу, чтобы ты вернулась туда, где твое место. Бросишь работу, забудешь все как страшный сон, выйдешь замуж и будешь счастлива.

– Ты смеёшься надо мной? – в наполненных слезами глазах плещется недоумение.

– Со мной нельзя. Я женат, Рика, – выдыхаю я напротив ее губ, и она мгновенно каменеет, распахивая ресницы.

– Что? – недоверчивый шепот и вспыхнувший болезненным осознанием взгляд.

– Просто уходи. Тебе все расскажут и без моего участия, – отзываюсь хрипло.

– Как ты мог… – кулаки с силой упираются в мою грудную клетку.

– Ничего личного. Просто хороший секс, – скрепя сердце с деланной небрежностью бросаю я. – Относись к этому проще. Не я первый, не я последний.

– Сукин ты сын. Я убью тебя, – разъярённо рычит Эрика, слезы продолжают непроизвольно струиться по бледным щекам. Если бы я не держал ее так крепко, она бы выполнила угрозу не колеблясь. Я вижу зарождающуюся ненависть в мятежных глазах, которые не давали мне спать ночами с пятнадцатилетнего возраста.

– Желающих и без тебя достаточно, Эйнин. – криво ухмыляюсь я, делая шаг назад и освобождая девушку. Замахнувшись, она влепляет мне пощечину по травмированной стороне лица. Я чувствую, как щека снова начинает кровоточить. Это ничто. Пустяк. Настоящая боль гораздо глубже. Все правильно. Эйнин должна научиться ненавидеть меня уже сейчас, чтобы справиться с тем, что последует дальше. Я жду второго удара, но она обессиленно отстраняется и, пошатнувшись, упирается лопатками в стену, обхватывает себя руками. Ты чувствуешь, Эйнин? Это то, чего я боялся. Огонь всегда полыхает ярче, когда горит сердце. Мне не жаль. Я чувствую то же самое. Совместно проживаемая боль, как и любовь, соединит невидимыми нитями наши души, сцепит намертво. Я так много хочу сказать тебе, но некоторые клятвы и обещания теряют смысл, когда произносятся или слишком рано, или слишком поздно, или не теми и не там. Мы могли бы любить друг друга так, как никому бы и не снилось…

Судорожные рыдания затихают в груди Эрики, и когда она снова поднимает на меня свой взгляд, в нем нет ничего, кроме арктического холода. Мои губы дергаются в нервной улыбке.

– Отстрели этому ублюдку яйца, если он выкарабкается и попробует подкатить к тебе, – хрипло произношу я.

– Я отстрелю их тебе, если мы снова встретимся, – резко парирует она. Внутри что-то болезненно натягивается. Именно такой я увидел ее в галерее. Холодной, самоуверенной, насмешливой, строптивой копией девушки, которую я не мог выкинуть из головы долгие годы.

– Я же не разбил твое сердце, детка? – намеренно легкомысленным тоном спрашиваю я.

– Наше прощание затянулось, не находишь? – ее стальной язвительный вопрос как раз вовремя, потому как на лестничном пролете над нами раздается торопливый топот. Оторвав взгляд от Эрики, снова надевшей свой бронебойный кокон стервозной бунтарки, поворачиваюсь к Видаду. Наклонившись, сгребаю кандуру на его груди и рывком поднимаю на ноги.

– Давай, ты первый, – рывком распахиваю дверь и толкаю Ильдара в спину. Как только он вываливается практически под шины внедорожника, протягиваю руку Эрике, – Теперь вы, агент Доусон, – но она, полностью игнорируя мой жест, твердой походкой выходит в открытый проем сама. Прежде чем закрыть тяжелую дверь, я успеваю заметить, как один из оперативников открывает для нее дверь автомобиля, и она скрывается в пуленепробиваемом салоне, сжимая в своей ладони мою утраченную удачу, наше несбывшееся прошлое и настоящее и мрачно надвигающееся грозовыми тучами будущее. Один из оперативников замечает меня, но выпущенные из обоймы автомата пули не достигают цели, с гулким звуком ударяясь в железное полотно захлопнувшейся двери. Резким движением задвигаю засов.

– Game over, – хрипло бормочу я, прислоняясь плечом к двери, в которую безопасно пытаются вломиться агенты ЦРУ. «Сейчас бы закурить», – мелькает в голове шальная мысль. Но последняя пачка сгорела вместе со взорванным номером. Несколько высоких фигур, облачённых в военный камуфляж, неумолимо надвигаются на меня. Лица скрыты черными балаклавами, стволы опущены в пол. Они не станут стрелять.

– Я надеюсь, у тебя есть логическое объяснение происходящему? – вопрос задан голосом, который я меньше всего ожидал услышать здесь – в столице Кемара.

– Отзови агентуру, дай им уйти, – стиснув зубы до характерного скрежета, произношу я. Мужчина подходит почти вплотную, громыхая тяжелыми берцами. В нос ударяет смешанный резкий запах пороха, табака и мужского пота. Жаркий выдался денек…

– Ты совсем обезумел, Джамаль? – голос дрожит от гнева.

– Отзови, и ты получишь его голову. Дай мне завершить задание. Я отошел от плана, но действовал исключительно в интересах отдела. Отзови парней, кадир (на араб. воинское обращение).

– Предлагаешь отпустить государственного преступника, предателя вместе с кучкой иностранных шпионов? Поверить тебе на слово? Ты считаешь меня идиотом, Каттан? Или у тебя контузия после взрыва снаряда?

– Отзови, – глухо повторяю я.

– Или что?

– Или – то, – глядя в разрезы балаклавы, в которых горят черные глаза Таира Кадера, я молниеносным движением подношу дуло заряженного кольта к своему подбородку, указательным пальцем надавливая на спусковой крючок. Солдаты за спиной командира мгновенно оживают, направляя на меня свои автоматы. Да, давайте, ребята, облегчите мне работу, – иронично думаю я. Кадер поднимает руку вверх, жестом приказывая опустить оружие. Разумеется, я не подчинюсь, а вот парни – да. Я никогда не был идеальным универсальным солдатом, но именно таким хотел меня видеть Кадер. Разочарование века. Стоит один раз отступить от правил, нарушить приказ, наплевать на инструкции – и начинается анархия и хаос. Процесс необратим. Мы оба это понимаем. Сорвав с головы балаклаву, Кадер приглаживает черные волосы и, прищурившись, неотрывно смотрит мне в глаза. Испытывающий взгляд. Таир успел неплохо изучить одного из своих лучших агентов, чтобы понять – я не блефую. Я никогда не блефую. Жизнь – это не тот инструмент, которым можно играть или торговаться.

– Не дури, Джамаль, – чуть тише произносит Кадер, сменив металлический приказной тон на фальшиво рассудительный. – Выстрелишь, и что дальше? Мы все равно поймаем Видада и всех, кто способствовал его побегу. Они не вывезут его отсюда живым. Ты же знаешь, что регламент не предусматривает других вариантов. И ты, и я находимся внутри управляемой системы и следуем инструкциям и приказам.

– Отзови людей сейчас или я выстрелю, – упрямо повторяю я, сверля лицо полковника жестким твёрдым взглядом.

– Думаешь, я пощажу тебя, потому что нас связывают родственные связи? – с пренебрежением в голосе спрашивает Таир. Нет, не думаю. Ильдара не спасли родственные связи. Раз я до сих пор не ликвидирован, то у полковника имеются на меня иные планы. А, значит, мне сравнительно повезло, несмотря на то, что пришлось ненадолго отпустить свою голубоглазую удачу. Я думал, мы успеем выбраться отсюда до того, как наши задницы поджарят. А теперь… Шайтан бы побрал того, кто сдал меня. Я вычислю, кто это, и он умрет мучительной смертью. Сработал самый дерьмовый вариант из всех имеющихся. План провалился с треском. Придется играть теми козырями, что остались.

– Я нужен тебе живым, Кадер, – понизив голос, уверенно говорю я. Лицо Кадера чернеет, в темных глазах появляется свирепое, дикое выражение, губы плотно сжимаются, желваки гуляют на заострившихся скулах.

– Сукин сын. Ты мне за это ответишь, – рычит Таир. Поправляет гарнитуру и, переключив на громкую связь, отчётливо произносит в микрофон: – Отставить преследование. Возвращаемся в штаб.

Я слышу, как ему отвечают стандартными в подобных случаях фразами. Приказы полковника не обсуждаются и обязательны к исполнению. Любой новобранец знает, чем чревата самодеятельность. Несколько напряженных секунд мы обмениваемся тяжёлыми взглядами. Медленно опускаю руку, убирая пистолет в карман халата. Впервые участвую в боевой операции практически голышом, но, как ни странно, не ощущаю себя проигравшим.

– Дурак, – бросает Кадер и наотмашь бьет меня прикладом автомата по правой стороне лица, мгновенно отправляя в нокаут.