Текст книги "Мактуб. Книга 2. Пески Махруса"

Глава 9

Эрика

– Мы не можем туда ехать, – осипшим от пережитого стресса голосом шепчу я, обращаясь к незнакомому мне агенту, облаченному в белую кандуру и куфию в красную шашечку. Очки со смоляного цвета стеклами скрывают половину лица оперативника, и я могу наблюдать лишь за нижней – губы мужчины мгновенно превращаются в тонкую линию. Его напарник, что сидит на пассажирском сиденье спереди, резко разворачивает корпус в мою сторону и снимает очки, не удосужившись при этом представиться. Хотя мне плевать, как зовут обоих агентов, важно одно – заменить рассекреченный временный штаб как можно быстрее.

– Мисс Доусон, правильно я вас понимаю, что вы выдали координаты «безопасной точки» посторонним лицам? – хлестким, отчитывающим голосом произносит мужчина.

– Да, – тяжело выдохнув, каюсь я, ощущая, как мощный поток крови приливает к лицу, заставляя кожу «гореть» от испытываемого стыда. – Я…

– Какого черта, агент Доусон? – разъяренно выплевывает агент, выждав красноречивую паузу, во время которой все пространство «G-Wagen» пропиталось вибрирующим напряжением: – Кит Мэйн. Первый сержант второй оперативной группы, – нервно перекатываю между пальцами каждую бусинку, нанизанную на шелковую нить, прекрасно осознавая, насколько серьезный разговор со Смитом ждет меня по прилете в Нью-Йорк. – Вы понимаете, что из-за вас нам придется менять план операции и подвергать риску не только себя, но и поставить под угрозу вопрос национальной безопасности!

– Я понимаю, – перебиваю Мэйна. Губы искусаны в кровь, но причиной тому далеко не горячие поцелуи Престона, а состояние аффекта, в котором я пребываю. Пустые разговоры и обсуждение совершённой мной ошибки сейчас ни к чему не приведут. Нужно менять план, а за свой длинный язык я понесу ответственность уже на территории США. – Но сейчас туда нельзя. Должен же быть запасной вариант. Пожалуйста, скажите, что он есть… – почти с мольбой в голосе прошу я, стараясь не опускать взгляд, когда сержант раз за разом испепеляет меня яростным взором.

– Почему вы проболтались, мисс Доусон? Вас подвергали пыткам? – ожесточенным тоном интересуется Кит, и боковым зрением я замечаю, что он вбивает другие координаты в навигатор и прокладывает нам новый путь по бескрайней пустыне, где мы оказались, покинув пределы каменных джунглей Кабуса.

– Потому что я дерьмовый агент! – с раздражением признаюсь я, сдерживая слезы, снежным комом вставшие поперек горла. – Я не создана для этой работы, – добавляю шепотом. – И для тебя я не создана… – произношу так, чтобы никто не слышал, сжимая в ладони пропитанные энергией Джейдана, кольцо и четки. Это трудно объяснить, но подушечками пальцев я ощущаю исходящее от двух сплетенных в одно «наших» реликвий тепло, схожее с жаром его тела.

Машина резко разворачивается на плоской песчаной пустоши, меня стремительно заносит на правый бок. Я настолько обессилена, что мне хочется упасть на пол автомобиля и свернуться в позу эмбриона, лежать там до тех пор, пока боль, разрывающая грудную клетку, не утихнет. Если это вообще когда-нибудь случится.

– Вам повезло, агент Доусон, что носителю необходимой нам информации требуется срочная медицинская помощь и, так или иначе, мы вынуждены менять направление вне зависимости от вашей потрясающей способности рассекречивать конфиденциальную информацию.

– Мы едем в штаб на границе? – озвучиваю свою догадку вслух. – Но там нас быстро найдут, – нервно сглатываю, прекрасно понимая, что выехать из Анмара мы должны как можно быстрее. Каждый час, каждая секунда на счету. Я не знаю, кем могли быть те люди, закинувшие в номер отеля гранату – полагаю, что варианта всего два: АРС или люди Видада, не рассчитавшие силы и попавшие в своего хозяина. Второй вариант выглядит довольно глупо, но если это были агенты АРС, то почему они дали нам уйти сейчас? За это время я несколько раз обернулась назад, старалась прислушаться к звукам извне и поймать шум от крутящихся вертолетных лопастей, но все было тщетно. Нас никто не преследует, за нами никто не гонится. По крайней мере, пока.

– Да. Придется перенаправить вертолет в штаб, о котором АРС неизвестно. У нас есть двадцать четыре часа, чтобы покинуть эту землю. А может, и меньше. Возможно, времени совсем нет, – заключает Кит и резко замолкает, но я и без лишних слов понимаю, что ситуация вышла из-под контроля не только из-за меня, но и из-за пострадавшего Видада, который нужен ЦРУ живым ровно до тех пор, пока не передаст бесценную информацию, в которой заинтересован не только Джейдан, но и ЦРУ.

Информацию, из-за которой я стала «приманкой» в этом задании. Черт возьми, какая же я дура, вечно жаждущая спасти мир… только сейчас ко мне приходит осознание того, что Джейдан имел в виду, когда сказал, что я «не создана для этой работы».

Женщина не должна решать вопросы борьбой, войной через пепел и агонию…, и я сама понимаю, что в действительности никогда не хотела быть такой, какой меня создали в подростковых лагерях ЦРУ.

Главной целью моей жизни я считала помощь людям, в особенности – потерянным девушкам и несчастным детям. И, возможно, мне стоило найти другой путь по достижению своей мечты и миссии… добрый, светлый, мирный путь.

Путь, которым шла не заслужившая такой жестокой и несправедливой смерти Малика. Ее история поразила меня в самое сердце, и каждое слово Джейдана об этой удивительной женщине навсегда оставило отпечаток в моей душе.

Мысли о Джейдане, подобно парам ртути, проникают сквозь поры на коже, забиваются в каждую клеточку, мгновенно вспыхивающую болью.

«– Я же не разбил твое сердце, детка?»

Этот равнодушный тон, выносящий смертный приговор самому светлому и прекрасному, что когда-либо зарождалось в моей душе, я запомню надолго. Снисходительная фраза Престона не прекращает пульсировать между висков, отдается жуткой мигренью в голове, застревает острым комом в горле, оседает свинцовой тяжестью в солнечном сплетении, пропитанной ядом, отравляющей разум и душу, разбивающей все мои надежды на светлое будущее, стирающей в пыль растаявшее в руках Джейдана сердце.

Каким счастьем было хранить его под толстым слоем льда, прочно защищающим главную в организме мышцу от боли; пережитых в детстве потерь и страха остаться одинокой, покинутой, брошенной, ненужной… снова. Но, увы, я позволила ледяному барьеру растаять, заменила прочную стену на сильные ладони мужчины, единственного мужчины, которому когда-либо открывалась по-настоящему. Я позволила ему все это, я сама…

Вся наша жизнь – лишь последствия принятых нами решений. И как бы мне ни хотелось сейчас впасть в состояние «жертвы» и обвинить Джейдана в его долбаной лжи и лицемерии, я совершенно четко отдаю себе отчет в том, что я сама… дала возможность ему сжать мою жизнь в твердом кулаке. И больно мне не от того, что он слишком сильно сжал его, наоборот – от того, что отпустил.

Выкинул. Купил в лагере работорговцев и выбросил.

Отпустил меня легко, словно не было безумных часов, проведенных за гранью космоса в потоках эйфории. Словно не было горячих признаний и глубоких взглядов обещающих темно-синих глаз.

Я бы хотела тешить себя надеждой на то, что все сказанное Престоном было во имя моего спасения. Как бы не так, я не наивная идиотка. Что бы им ни двигало, это не отменяет того, что Престон трахал меня, являясь женатым мужчиной. Кто я, по его мнению, – шлюха, шармута, с которой можно неплохо покувыркаться, пока есть «свободная минутка»?

Расщепленное на куски сердце больше не ощущает тяжести и тепла от его ладоней. У меня такое чувство, будто едва уловимые нити, переплетающие наши с Джейданом души, за одно мгновение были разорваны голыми руками и испепелены дотла броском мощной гранаты, закинутой в наш номер.

Ослепляющая, агонизирующая боль вибрирующим потоком заполняет меня до краев, притупляя все внешние ощущения – лишь отдаленной частью своего сознания я понимаю, что до сих пор сижу в бронированном автомобиле и слышу голоса двух агентов, занимающих передние места в кожаном салоне «G-Wagen».

Я не слышу их разговор, точнее больше не способна сфокусировать на нем внимание.

Мысленно я отдаляюсь от мира все дальше, погружаясь в себя, перестаю ощущать тело, израненное колкими словами Джейдана, каждое из которых попало точно в цель, в самое больное, уязвимое место.

«– Со мной нельзя. Я женат, Рика…»

«Она тут ни при чем. Способ выманить тебя. Только и всего. А выпала свободная минута, то почему бы не потрахаться? К тому же она тоже была не прочь. Классная горячая девчонка, упорно строящая из себя недотрогу и с удовольствием раздвигающая ноги, когда самой приспичит. Ты бы отказался?»

В какое-то мгновение инстинкт самосохранения отключает воспоминания. Я словно нахожусь в вакууме, где нет и намека на жизнь и ощущения. Лишь всепоглощающая пустота и выжженные земли на километры вокруг…

Весь видимый мир превращается в размытые эффектом «боке» черно-белые краски, пока под веками собираются удерживаемые внутри капли жгучей кислоты.

Я даже дышать перестаю – иллюзорный вакуум превращается в тесную коробку, внутренние стены которой обставлены острозубыми кольями. Каждый вдох загоняет их наконечники глубоко под ребра, по капле нарастают болезненные ощущения в груди.

Мне необходимо из нее выбраться. Нужно собраться с мыслями.

Не стоит делать из предательства мужчины трагедию, а их самих наделять божественными качествами. Я всегда знала весь свод правил программы «антиразбитое сердце». Пока в игру не вступили чувства, которым была не в силах противостоять. Но, видит Бог, я держалась до последнего, я отчаянно не подпускала его к себе в Нью-Йорке…

И если я прямо сейчас не возьму себя в руки и не начну дышать полной грудью, кислородное голодание приведет меня к гибели быстрее, чем истекающего кровью во второй машине Видада. Меня передергивает, стоит лишь вспомнить правую сторону его лица, обожжённую пламенем и окровавленную, растерзанную осколками гранаты плоть. Джейдан защитил меня от подобной участи, полностью укрыв своим телом, словно щитом, в который раз рискуя собой и принимая часть удара на себя.

Я должна быть благодарна ему. В очередной раз.

Должна испытывать клокочущую ярость, которую в красках продемонстрировала ему в момент нашего «прощания». Хотела сделать ему так же больно… но не из желания отомстить. Я жаждала спровоцировать его на настоящие эмоции, проверить, насколько правдива его надменность, равнодушие, лед и холод в синих глазах.

Я хотела одного, Джейдан. Чтобы ты больше не отпускал, не терял меня.

До последнего верила, что мой герой найдет способ, и каким-то чудесным образом мы с Джейданом снова окажемся вдвоем, вдали от ЦРУ и Видада, в полнейшей безопасности. Где он скажет, что каждое слово, обесценивающее нашу связь – гнусная ложь, сказанная во имя нашего спасения. Я бы пошла за ним, куда бы он ни попросил в тот момент… я бы приняла его правила и силу, если бы только знала, что необходима ему так же сильно, как и он мне.

Но сейчас нет ни ярости, ни злости, ни даже ревности. Ничего, кроме разрывающей в клочья фантомной боли сродни той, что я испытывала в тот роковой день, только в тысячи раз мощнее. «Сейчас» – всегда болит сильнее, как бы тяжело ни было в прошлом.

И самое обидное в том, что я не способна на ненависть к Джейдану.

Как я могу…?

Сжимаю в кулаке старые четки, сделанные моими детскими пальчиками, замечая, как мгновенно белеют костяшки. По телу проходит мелкая дрожь, грудь сдавливает оковами непролитых слез. Холодок бежит по позвонкам вверх, концентрируясь в области затылка и плеч, когда я вспоминаю точеные черты лица юноши, спасшего меня от неминуемой гибели.

Лицо Джейда… нет, Джамаля.

«Имя мое назови… Назови меня по имени, Эйнин.»

Лицо Джамаля в моих воспоминаниях становится все четче и четче, дыхание схватывает, четки с нанизанным на них кольцом пульсируют в ладони, мягко обжигая кожу. Я задыхаюсь, вспоминая его последние прикосновения, пропитанные отчаяньем и безысходностью, жадностью и страстью, ощущаю на лице горячее дыхание Асада.

Он прикасался ко мне как в последний раз.

Он прощался.

«Только наше», – мне казалось, что в тот момент его дыхание стало моим кислородом.

Вот почему я не могу его ненавидеть. Так было бы проще, правда? Возненавидеть, забыть навсегда, выдернуть с корнем, отпустить…

Но я люблю Джамаля, и это гораздо хуже. И в полной мере я осознаю это сейчас, когда понимаю, что потеряла его навсегда. Я почти не думаю о том, что мой Асад женат. Сейчас это не имеет никакого значения. Все, о чем я думаю, – его жизнь.

Джейдан остался там… Возможно, он уже мертв, а моими последними словами в его сторону были лишь гневные и яростные обещания, которые не принадлежат мне, его Эйнин.

Мне хотелось разорвать эти четки, швырнуть их ему в лицо. Расцарапать надменные черты, снять лживую «маску». Но вместо этого я неосознанно подношу разноцветные бусины к губам, нахожу ими кольцо и прижимаюсь к змее и ледяным бриллиантам и рубинам, инкрустирующим драгоценный сплав.

– Ты жив, – тихо произношу сакральную молитву, мысленно обращаясь к Свету. Я не верю в Аллаха, но верю в высшие силы, которые существуют вне зависимости от пророков и мировых религий. И сейчас я прошу у них об одном: – Ты в безопасности, Джамаль, – сердце болезненно сжимается от горькой мысли о том, что я не вернула ему свой оберег. Не заговорила и не отдала там… пока была возможность. Гордость мне не позволила.

Не осознавая свое движение, надеваю перстень на указательный палец, а четки – на запястье, замечая красноватый след на нем, который Джейдан оставил минувшей ночью.

До места назначения мы добираемся за три часа и останавливаемся перед массивной пологой скалой, у подножия которой я замечаю непримечательный дом, сооруженный из серого камня, окруженный парочкой верблюдов и бедуинами в традиционной одежде Кемара. У меня нет никаких сомнений в том, что это агенты под прикрытием, остерегающие мини-штаб ЦРУ, отгоняющие от укрытия посторонних и настоящие караваны.

Я сижу в машине, наблюдая за тем, как неподвижного Видада выносят из соседнего «G-Wagen» на носилках. Судя по всему, он без сознания или… меня начинает знобить от одной мысли о том, что Видад уже мертв.

Я получила уже достаточно подтверждений тому, что он ужасный человек, заслуживающий полной изоляции от общества и наказания за торговлю душами.

Он – легкие «Шатров Махруса». Но у этой убогой и бесчеловечной организации есть еще «Мозг» и «Сердце», и, как я поняла, Джейдану необходимо знать, кто скрывается за этими образными наименованиями ублюдков.

Мои мысли снова и снова возвращаются к Эмилии, девочке, которая, возможно, прямо сейчас проживает одни из самых жутких дней в своей жизни. И виновен в этом человек, которого я всю свою жизнь считала «вторым отцом» и своим спасителем… но после того, что услышала в номере, у меня не осталось ни капли жалости к этой мрази, что смеет жить, одеваться и питаться на деньги, полученные с деятельности «Шатров»…

Твой танец на костях подходит к концу, Видад. Мне жаль лишь, что твое пожизненное заточение в тюрьме не склеит сломленные судьбы рабов.

Наконец я замечаю высокую и мощную фигуру, направляющуюся ко мне. Все это время мужчина находился в автомобиле с Видадом. Кандура и платок, замотанный вокруг головы и шеи Зейна, не мешает мне с первого взгляда (по росту и темпу походки) определить, что за мной идет Хассан. Бывший куратор открывает дверь автомобиля и, отодвинув платок с лица, останавливает на моих глазах прямой, испытывающий взгляд. Отвечаю ему не менее долгим и пытливым взором, пока из моих губ не вырывается автоматическое «приветствие»:

– У тебя есть хоть одно оправдание тому, почему мы провели это задание порознь, Зейн?

– Рика, главное, что ты жива… – хочу перебить его еще одной колкой фразой, начиная выходить из машины, но Зейн перехватывает мою руку в воздухе и, быстро наклоняясь к моему лицу, обхватывает скулы ладонями, с жадным остервенением впиваясь в мои губы. Они горят от отвращения и боли, но на какое-то мгновение я отвечаю ему, поддаваясь движению языка Хассана внутри моего рта… всего лишь мгновение, после которого резко отталкиваю Зейна на дверь «G-Wagen», ощущая, как желудок скручивают неприятные спазмы. Я хотела, чтобы мне было приятно. Чтобы я могла поступать как Джейдан – целовать несколько мужчин и с каждым притворяться искренней… не получилось. Очевидно, Престон не только талантливый художник, но и превосходный актер.

– Я, конечно, тоже рада, что ты жив, Хассан. Но тебе придется многое мне объяснить, – сухо отрезаю я, мечтая о чистке зубов.

– Меня нашли люди Видада, не скажу, что отдыхал все это время в пятизвёздочном отеле, – поясняет Хассан; не обращая внимания на мою отстранённость, сгребает в охапку, вновь прижимая к себе. – Пройдем внутрь, Рика, здесь небезопасно. Я расскажу тебе все, что знаю, – наклоняясь губами к уху, он опускает голос ниже: – Прости, Рика. Нас вычислили. Я не успел среагировать. Вся первая группа погибла, и…

– Я знаю…

– Все сделаю ради того, чтобы вернуть тебя отцу в целостности и сохранности, – обещает Хассан, мягко целуя меня в висок, и я вновь пытаюсь оттолкнуть его – скорее, инстинктивно, прежде чем успеваю осознать, что он переходит границы дозволенного и пересекает «чужую» территорию.

– Не надо, Зейн. Не трогай. Пожалуйста. Когда мы улетаем? Я хочу сделать это немедленно. Прямо сейчас, прямо сейчас… мне нужно, – сдавленно шепчу я, ощущая, как грудь вновь сдавливают немые всхлипы.

– Успокойся, детка…

«Да, детка, да!»

– Не называй меня так! – слишком резко огрызаюсь я, ощетинившись, словно дикая кошка. Зейн мрачнеет, бросая на меня напряженный взгляд, по которому пытается понять, чем продиктована настолько бурная реакция на его прикосновения и уменьшительно-ласкательные прозвища.

– Эрика, ты пережила сильный стресс. Я понимаю, что тебе пришлось пройти через многое…

– Нет, не понимаешь, – упрямо заявляю я, в красках вспоминая о том, как стояла в шеренге связанного по рукам «свежего товара» на рынке работорговцев. – Нет. Не понимаешь! Может, тебя когда-нибудь выставляли на аукцион плоти? Зейн, как мы все это допустили? Агенты погибли… почему не были готовы, почему все не просчитали?! Это ошибка каждого из нас…

– И мы сделаем все, чтобы исправить ее, Рика. Мы на чужой территории, и именно сейчас находимся на грани серьезного конфликта, который обязаны ликвидировать. А значит, как можно скорее убраться с территории Аравийского Полуострова. Ильдар в импровизированной реанимации. Вертолет уже на подходе, но пока Видад не будет готов к транспортировке, нам придется переждать. Мы чертовски рискуем, Рика. Однако вызвать еще одну группу подкрепления равносильно открытому военному вмешательству. Секретная операция вышла за границы неразглашения. Подозреваю, что АРС нас рассекретили в первые же дни.

– Значит, вы не вступали с ними ни в какие договорённости?

– Нет, первая группа была уничтожена военными АРС, – сообщает Зейн. Я сглатываю образовавшийся комок в горле от очередного выстрела, ударившего по свежим ранам.

– Никакой совместной операции по поимке Видада?

– Нет, Рика, – качает головой Хассан. Я задерживаю дыхание, отводя взгляд в сторону.

– Итак, как ты выбрался? – когда мы оказываемся внутри небольшого штаба, представляющего собой базу с расставленными по периметру компьютерами и одной спальней с несколькими двухъярусными кроватями, я начинаю припирать Зейна к стенке пытливыми вопросами, которые помогают мне полностью удалить из своих мыслей Джамаля. По крайней мере, на время.

– После того как тебя похитили, мы вместе с группой начали преследование и попали под обстрел. Мне удалось сбежать, но ненадолго… – Зейн делает небольшую паузу. – В пустыне меня нашли и окружили люди Видада. И когда доставили к нему, то он сделал ЦРУ предложение, которое имело смысл, учитывая ситуацию. Видад уже был в курсе, что спецслужбы Анмара открыли на него охоту, и, имея гарантию в форме секретной информации, связанной с деятельностью Шатров Махруса, он предложил сотрудничество. Видад сдает всю схему, мы предоставляем ему политическое убежище и защиту. Оставалось только вытащить тебя. Он согласился пойти на такой риск, зная, что, скорее всего, там его ждет агент АРС. Видад затребовал за свой подвиг кое-что…

Интуиция в состоянии аффекта всегда работает на все десять баллов, и я с полуслова понимаю, что на самом деле имеет в виду Хассан.

– И какое же, Зейн? Что ты мог предложить Видаду на тот момент? – с укором спрашиваю, ощущая, как сердце перебойным тамтамом стучит о ребра. Неужели я имею дело с еще одним двуличным сукиным сыном?

– Не заставляй меня произносить это вслух, Рика. Это были только слова. Мы бы не отдали тебя ему, и…

– Меня. Ты предложил меня. Это отвратительно, Зейн.

– Рика, это только видимость «предложения». Предлог. Ты сама согласилась быть приманкой для Видада. Я действовал по ситуации. Спасал твою жизнь. Иначе нам было тебя не вывести. Если бы мы послали другого агента, Престон ликвидировал бы тебя, поняв, что его раскрыли.

– А как бы ты действовал, если бы Видад забрал меня? Если бы его не ударило взрывом в том злосчастном коридоре? Твое так называемое «слово» стало бы моей реальностью, Зейн. Как ты смеешь прикасаться ко мне после такого признания? – я вздрагиваю, не замечая, как взмахиваю ладонями, и Зейн ловит мои запястья, пытаясь успокоить. Но я не в силах. Внутри все клокочет от гнева, когда осознаю, что для ЦРУ я такой же «лакомый кусочек» плоти, как и для Шатров Махруса. Не то чтобы я не знала об этом, когда шла на задание. Но я не думала, что меня на самом деле могут в любой момент по-настоящему принести в жертву.

Все это время я считала себя «приманкой», «наживкой», важным звеном в задании по спасению людей, а на деле являлась дурой, которая не замечала очевидных вещей. Я все могу понять, ЦРУ действует в рамках интересов большинства и страны, но я не давала согласие работать без прикрытия и быть «запасным вариантом».

– Успокойся, Рика. В тебе говорят эмоции. Ты себя не контролируешь в такие моменты.

– Какие еще эмоции? Если бы Престон не спас меня… не вывел из номера…

– Престон, – надменным тоном фыркает Зейн, выражая открытую неприязнь к Джейдану. – Конечно, Рика. Как я мог забыть о твоем «любимчике». Думаешь, он тебя спасал, глупая? Твоя смерть давно в планах АРС. Он тянул, потому что на то были причины. Он должен был убрать тебя и Видада, как свидетелей. Включи свои мозги, Рика.

Нет, я в это не верю.

– Что ты несешь, Зейн? Почему тогда я и Ильдар все еще живы? Джейдан спас и меня, и этого ублюдка тоже.

– Почему Престон не убрал тебя, я не знаю. Думаю, об этом лучше спросить у тебя, – Зейн кидает недвусмысленный взгляд на мои ноги и бедра, и я всеми силами борюсь с желанием его ударить за невербальное оскорбление. – Не кипятись, Рика. Даже такому хладнокровному наемнику как Престон – его настоящее имя, кстати, Джамаль Каттан – весьма трудно отказаться от определенных… удовольствий, – мерзким голосом подмечает Хассан и продолжает давить, удерживая в воздухе мои запястья, которые я пытаюсь освободить от его цепкой хватки. – А Ильдар поспешил себя обезопасить, и Джейдану стало об этом известно. Секретную информацию отморозок передаст по частям. Первую – когда мы покинем воздушное пространство Анмара, и вторую, когда приземлимся.

– Какого рода информация? Это известно?

– Полагаю, у Видада есть доказательства связи королевской семьи и Правительства с работорговлей.

– Что? Королевская семья покрывает деятельность «Шатров»? Король?! – засыпаю Хассана предположениями, окончательно запутавшись в этой смутной истории.

– Это нам и предстоит узнать, Рика. Поэтому нужно как можно скорее вылететь в Штаты. Пока есть немного времени, тебе лучше поспать, – Зейн отпускает мои запястья, руки безвольно опадают, лишаясь последних сил. Веки тяжелеют, и больше всего на свете я хочу побыть одна, наедине с собой и со своей болью и разочарованием во всех, кому верила…

– Я боюсь, Зейн, – слабо признаюсь я, обнимая себя за плечи. – АРС может найти нас в любой момент. Я хочу домой, к папе и брату. Я так хочу домой… к ним, – робко всхлипываю я, с трудом позволяя себе быть такой слабой в присутствии Зейна.

– Все будет хорошо. Я надеюсь, ты извлечешь полезные уроки из этой ситуации и этого задания – не стоит доверять мужчинам, которые в совершенстве обладают техникой покорения женских сердец и крутят тобой словно карманным «волчком».

– Что ты говоришь такое… что ты вообще о нас знаешь, Зейн? Что знаешь о настоящей любви, черт подери? – взгляд Зейна вдруг становится на редкость глубоким, многомерным. В зеркале его темных глаз я вдруг вижу отражение искреннего раскаяния и невысказанных вслух слов.

– Я знаю, что такое любовь, Рика. И когда я потерял тебя, я осознал разницу между настоящей любовью и мимолетной страстью…

– Ложь. Давай без этих признаний, Зейн, – возвожу глаза к потолку, выставляя раскрытую ладонь вперед.

– Не делай больше глупостей, Рика. Каттан не тот мужчина, которому стоило доверять координаты экстренного штаба и свою жизнь. И себя тоже. Ты мне не простила пару бессмысленных интрижек, а его хочешь, даже теперь, когда знаешь, что в личной резиденции его ждут две горячо любящие жены? Хочешь быть третьей женой, Рика? Как думаешь – это норма, или же – измена? И если последнее, то чем Каттан лучше меня?!

– Что? – чувствую себя так, словно на меня вылили ушат ледяной воды. Две же-ны.

Д-в-е.

– Я устал спорить, Рика. Боюсь, моим словам ты не поверишь. Но с удовольствием предоставлю досье на прикрытие Престона и приоткрою завесу на часть его реальной жизни, – Зейн протягивает мне небольшую папку, предварительно достав из кейса.

Не осознавая, как глупо со стороны выгляжу, я быстро раскрываю папку и жадно впиваюсь взглядом в страницы, текст, красноречивые фотографии, на которых запечатлен Джейдан на собственной свадьбе. Точнее на двух свадьбах – лица его невест мне не видны из-за национального свадебного наряда девушек, но они определенно разные и сделаны не в одном помещении. Когда мой взор улавливает слова «архитектор Джамаль Каттан; Частые командировки в Европу и США…», буквы начинают плыть, как и весь остальной мир вокруг.

Две, мать его, жены. Две.

Две жены!

– Эти бумажки меня не волнуют, – равнодушно отрезаю вдруг я, полностью собирая всю волю в кулак, и швыряю досье в камин, который зажигают в штабе исключительно в холодные пустынные ночи. Ловким движением руки достаю из переднего кармана формы Зейна зажигалку, потому что знаю, что он всегда носит ее с собой, поскольку имеет вредную привычку отравлять себя никотином, поджигаю и подношу ее к долбаной груде макулатуры. Мгновение – и вся жизнь Джейдана и его чертовы жены объяты адским пламенем. – Я хочу покинуть это место как можно скорее.

– Будет лучше, если ты поспишь до прибытия вертолета.

– Я попробую, – наспех бросаю я и спешу скрыться в общей спальне, фактически в один прыжок забираясь на верхнюю полку одной из кроватей.

В моем сердце бушует девятибалльный цунами, но я подавляю в себе все эмоции, прячу лицо в подушку и пытаюсь уснуть.

И, к счастью, мне удается это сделать. За последние часы меня эмоционально вытрясли, превратили в полую куклу… мозг просто вырубается, не в силах больше анализировать происходящее и выносить болезненные воспоминания.

Джамаль

– Ты готов отвечать на вопросы? – голос звучит отдалённо, глухо с многократным эхом, отдающимся в голове пульсирующей тупой болью: в висках, в затылке, давит на глаза, плотно скрытые тугой повязкой. Язык распух, в горле пересохло, металлический приторный привкус крови во рту. Понятия не имею, сколько времени я нахожусь в состоянии периодической отключки. Гул в ушах нарастает, когда я пытаюсь пошевелиться, из правой ноздри начинает сочиться кровь, попадая на губы. По телу проходит судорога, и адская боль простреливает онемевшие мышцы. Никаких посторонних звуков, кроме прерывистого дыхания Кадера; темнота и едкий запах пота и крови. Наручники вздрагивают со скрежетом, когда я непроизвольно дергаю запястья. Бесполезная и мучительная затея. Тело словно вросло в металлический ледяной стул. Петля стального ошейника фиксирует горло, удерживая в сидячем положении. Руки прикованы железными браслетами к подлокотникам, щиколотки – к ножкам стула.

– Ты же понимаешь, что отмолчаться не получится, Джамаль. Не на этот раз, – словно через трубу, раскатисто вещает Кадер. По моим ощущениям Таир находится в паре метров от меня. Стоит, не пуская с меня тяжелого взгляда, прислонившись к обитой стальными пластинами звуконепроницаемой стене. Я не помню, как меня везли сюда. Последнее, что запечатлелось в мозгу – это свирепое выражение лица Кадера перед ударом, а потом темнота.

Это второе посещение полковника. Во время первого я был не в состоянии разговаривать, и пара ведер с ледяной водой не смогли исправить положение. Я вырубался через пару минут после того, как приходил в сознание, не успев сказать ни слова. Дезориентированный из-за вынужденной слепоты, и частично оглушенный взрывом в отеле, голый, обездвиженный, промерзший до костей – мне не повезло оказаться на месте тех «счастливчиков», которых когда-то я сам доставлял в каменные клетки, предназначенные для содержания и дознания подозреваемых. Я знаю, что меня ждет. Сопротивление бессмысленно. Так или иначе, Кадер получит все, что его интересует. Методов множество, а я не настолько несокрушим и неуязвим, чтобы пережить хотя бы половину, не сломавшись. Смельчаком быть легко на страницах книг и в фильмах. А когда оказываешься один на один в замкнутой камере с дознавателем, прикованный намертво к металлическому креслу, варианта может быть только два – признание вины или сотрудничество.

– Когда они завербовали тебя, Каттан? – наигранно спокойным тоном Кадер задает свой первый ожидаемый вопрос.

– Никогда, – глухо отзываюсь я, облизывая пересохшие соленые от запекшейся и свежей крови.

– В Нью-Йорке? – продолжает Кадер, игнорируя мой ответ. – Скажи мне, какова была цена? Что они тебе пообещали за предательство страны, которая дала тебе все, что ты имеешь, включая никчемную жизнь?

– Ничего, – я сглатываю, и кадык упирается в стальной обруч, сдавливая горло. Сухой воспаленный язык ворочается с огромным трудом, слова вылетает из губ невнятным шипением. – Мне нужно воды.

– Пить хочешь, Каттан? – ледяным бесстрастным тоном спрашивает Таир. Я слышу, как его тяжелые шаги совсем близко. Потом раздаётся характерный звук открывающейся пластикой бутылки, и прохладное влажное горлышко прижимается к моим губам. – Я не зверь, – произносит Кадер, наклоняя бутылку так, чтобы я смог сделать пару небольших глотков и убирает быстрее, чем успеваю утолить жажду.