Текст книги "Жуков. Мастер побед или кровавый палач?"

Курская дуга: триумф расчета и непредвиденная трагедия

Хоть и любят военные историки, а тем более публицисты повторять фразу о том, что именно под Сталинградом был «сломан хребет фашистскому зверю», но на самом деле после катастрофы на берегу Волги силы у немцев еще оставались. И в какой-то момент они нанесли удар на южном крыле фронта, прорвав оборону советских войск. После этого вермахту удалось вновь захватить Харьков и начать наступление в направлении на Орел и Белгород.

Жуков, в очередной раз пытавшийся разобраться с демянской группировкой противника, был снова вызван Сталиным в Москву. Тут выяснилось, что дела опять идут плохо. «…Из Генштаба привезли карту с обстановкой на участках Юго-Западного и Воронежского фронтов, – вспоминал Георгий Константинович. – Направленец, ведущий обстановку по Воронежскому фронту, доложил, что там к 16 марта ситуация крайне ухудшилась. После того как бронетанковые и моторизованные части противника, наступавшие из района Краматорска, оттеснили части Юго-Западного фронта за реку Донец, создалось тяжелое положение юго-западнее Харькова».

В то же время немцы ударили из района Полтавы и Краснограда. Ватутин успел сориентироваться и отвести назад вырвавшиеся вперед части 3-й танковой армии и 69-й армии, создав относительно плотные боевые порядки западнее и юго-западнее Харькова. А Воронежский фронт под командованием генерал-полковника Голикова ничего подобного не сделал.

Немецкие танки на Курской дуге

Сталин спросил, как такое могло произойти и почему Генштаб не подсказал, после чего началась традиционная игра с перекидыванием ответственности и выяснением, кто кого неправильно понял. Но времени не было. Сталин велел Жукову отправляться «на фронт к Голикову и разобраться на месте с обстановкой. Думаю, что Голикова надо заменить».

По словам Жукова, «Верховный позвонил члену Военного совета Воронежского фронта Н. С. Хрущеву и резко отчитал его за непринятие Военным советом мер против контрударных действий противника. При этом И. В. Сталин припомнил Н. С. Хрущеву все его ошибки на посту члена Военного совета Юго-Западного фронта, допущенные в процессе летних сражений 1942 года».

Жуков же отбыл на Воронежский фронт, причем не самолетом, как сначала предполагалось, а на спецпоезде, переданном в его распоряжение по приказу Сталина. По мнению Дайнеса, Верховный не случайно снабдил Жукова транспортом, где был «бронированный штабной вагон и две платформы, оборудованные зенитными установками… Сталин, безусловно, знал, что в бесконечных воздушных перелетах жизнь заместителя Верховного главнокомандующего несколько раз оказывалась буквально на волоске…»

18 марта Георгий Константинович появился в штабе Воронежского фронта. Борис Соколов в книге «Неизвестный Жуков» так описывает ситуацию: «Л. Ф. Минюк, генерал по особым поручениям при Г. К. Жукове, вспоминал: “Командующий Голиков и член Военного совета Хрущев не могли что-либо конкретно доложить. «Эх, вы, магнаты!» – только и бросил в сердцах Жуков свое привычное выражение и отвернулся.

За окном суетились, бегали, что-то грузили на машину штабисты. Прискакал на коне со вспененными боками связной, сунул кому-то пакет с донесением и умчался обратно. Творилась неразбериха – будто в предчувствии скорого нападения танков.

Жуков решительно вышел из помещения, узнал, где фронтовой узел связи, и оттуда позвонил по ВЧ Сталину, доложил обстановку и затребовал срочно двинуть из резерва Ставки все, что находится поблизости, чтобы предотвратить удар противника на Курском направлении. Верховный не заставил себя ждать. Немного позже Жукову передали из Генштаба, что к району Белгорода, уже захваченному противником, стягивались войска 21-й армии, 1-й танковой армии и 64-й армии…”»

18 марта Белгород был захвачен немцами. Манштейн в «Утерянных победах» писал об этом: «Взятием Харькова и Белгорода закончился второй контрудар нашей группы; усиливающаяся распутица исключала дальнейшее ведение операций. Собственно, у группы «Юг» была еще одна цель – в качестве заключительной фазы операции совместно с группой «Центр» очистить от противника дугу в районе Курска, врезающуюся глубоко на запад в немецкий фронт, и создать здесь более короткий фронт. Но мы должны были отказаться от этого намерения, потому что группа «Центр» заявила, что она не может участвовать в этой операции. Так эта дуга и осталась неприятным выступом на нашем фронте, который открывал противнику определенные оперативные возможности и в то же время ограничивал наши возможности».

Сталин по представлению Жукова снял с должности командующего Воронежским фронтом Голикова. Его сменил Ватутин. Главной задачей на тот момент было не допустить продвижения немцев к Курску.

Утром 24 марта Жуков с группой офицеров на вездеходах отправился на Центральный фронт, которым командовал Рокоссовский. Следующие два дня Жуков работал в штабе фронта, расположенном в населенном пункте Свобода и по своему обычаю выезжал на передовую. По словам Дайнеса, «он терпеливо выслушивал командиров, их мнения и предложения, даже если они расходились с его собственными. Зато уж если маршал принимал какое-нибудь решение, то требовал его беспрекословного выполнения. Часто общавшиеся с ним сослуживцы отмечали, что Жуков стал более сдержан и уравновешен, уже не срывался на окрики и резкие слова».

8 апреля 1943 года Жуков докладывал Сталину: «Противник, понеся большие потери в зимней кампании 42/43 года, видимо, не сумеет создать к весне большие резервы для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы. Ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать свою задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы. Исходя из наличия в данный момент группировок против нашего Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов, с тем чтобы, разгромив наши войска на этом направлении, получить свободу маневра для обхода Москвы по кратчайшему направлению.

…Видимо, в первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока».

22.5.43. 4.48.

Товарищу Иванову

Докладываю обстановку на 21.5.43 г. на Центральном фронте.

1. На 21.5. всеми видами разведки установлено: в первой линии обороны противник перед Центральным фронтом имеет 15 пехотных дивизий; во второй линии и резерве – 13 дивизий, из них три танковые.

Кроме того, есть сведения о сосредоточении южнее Орла 2-й танковой дивизии и 36-й мотодивизии. Сведения об этих двух дивизиях требуют проверки.

4-я танковая дивизия противника, ранее находившаяся западнее Севска, куда-то переброшена. Кроме того, в районе Брянска и Карачева находятся три дивизии, из которых две танковые.

Следовательно, на 21.5 противник против Центрального фронта может действовать тридцатью тремя дивизиями, из них шестью – танковыми.

Инструментальной и визуальной разведкой фронта выявлено 800 орудий, главным образом 105– и 150-миллиметровых.

Основные силы артиллерии противник имеет против 13-й армии, левого фланга 48-й армии и правого фланга 70-й армии, то есть на участке Троено-Первое Поздеево. За этой главной артиллерийской группировкой на линии Змиевка-Красная роща расположено до 600–700 танков. Причем главная масса сосредоточена восточнее реки Оки.

В районе Орла, Брянска, Смоленска противник сосредоточил 600–650 самолетов. Главную группировку авиации противник имеет в районе Орла.

В последние дни как на земле, так и в воздухе противник держит себя пассивно, ограничиваясь небольшой воздушной разведкой и редкими огневыми налетами.

На переднем крае и в глубине тактической обороны противник ведет окопные работы, особенно усиленно развивает свои оборонительные позиции перед фронтом 13-й армии и на участке Красная слободка-Сеньково, где у него уже появилась вторая линия обороны за рекой Неручь. По данным наблюдения, противник создает на этом направлении третью линию обороны в 3–4 километрах севернее реки Неручь.

Пленные показывают, что немецкому командованию известно о нашей группировке южнее Орла и нашем готовящемся наступлении и немецкие части предупреждены об этом. Захваченные летчики показывают, что якобы немецкое командование само готовит наступление и что для этой цели стягивается авиация.

Я лично был на переднем крае 13-й армии, просматривал с разных точек оборону противника, наблюдал за его действиями, разговаривал с командирами дивизий 70-й и 13-й армий, с командующими Галаниным, Пуховым и Романенко и пришел к выводу, что непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет.

Может быть, я ошибаюсь, противник очень искусно маскирует свои приготовления, но, анализируя расположение его танковых частей, недостаточную плотность пехотных соединений, отсутствие группировок тяжелой артиллерии, а также разбросанность резервов, считаю, что противник до конца мая перейти в наступление не может.

2. Оборона 13-й и 70-й наших армий организована правильно и глубоко эшелонирована. Оборона 48-й армии организована жидко и с очень слабой артиллерийской плотностью, и если противник ударит по армии Романенко и вздумает обойти Малоархангельск с востока с целью обхода главной группировки Костина, то Романенко не сможет сдержать удара противника. Резервы же фронта расположены главным образом за Пуховым и Галаниным, они вовремя на помощь Романенко подоспеть не смогут.

Я считаю, Романенко надо усилить за счет резерва Ставки двумя стрелковыми дивизиями, тремя танковыми полками Т-34, двумя ИПТАП и двумя минометными или артиллерийскими полками РГК. Если это будет дано Романенко, то он сможет организовать хорошую оборону и, если будет нужно, может плотной группировкой перейти в наступление.

В обороне Пухова и Галанина и других армий фронта основные недостатки заключаются в отсутствии ИПТАП. Фронт на сегодняшний день имеет ИПТАП всего четыре, из них два без тяги находятся в тылах фронта.

Ввиду большого некомплекта 45-миллиметровых орудий в батальонах и полках противотанковая оборона первых эшелонов и переднего края организована слабо.

Считаю, Костину нужно как можно быстрее дать четыре полка ИПТАП (с Романенко 6), три полка самоходной 152-миллиметровой артиллерии.

3. Подготовка Костина к наступлению не закончена. Проработав этот вопрос на местности с Костиным и Пуховым, мы пришли к выводу о необходимости сдвинуть участок прорыва на два-три километра западнее намеченного участка Костиным, то есть до Архангельского включительно, и пустить в первом эшелоне один усиленный корпус с танковым корпусом западнее железной дороги.

С артиллерийской группировкой планируемый прорыв Костин сделать не сможет, так как противник значительно усилил и глубже эшелонировал свою оборону на этом направлении.

Для того чтобы сделать прорыв наверняка, Костину нужно еще перебросить один артиллерийский корпус.

Боеприпасов фронт имеет в среднем полтора боекомплекта.

Прошу обязать Яковлева в двухнедельный срок доставить фронту три боекомплекта основных калибров.

4. У Пухова сейчас имеется 12 дивизий, шесть из них объединены в два корпуса, шестью дивизиями Пухов командует сам. Для пользы дела прошу приказать срочно сформировать и перебросить для Пухова два корпусных управления, одно корпусное управление сформировать и перебросить для Галанина, у которого сейчас пять отдельных дивизий, кроме стрелкового корпуса.

Прошу вашего решения.

Юрьев

(Прим.: Юрьев – псевдоним Жукова, Иванов – Сталин)

С немецкой стороны войсками руководили генерал-фельдмаршалы фон Клюге и Манштейн. Направление их удара Жуков определил верно. А советская разведка сработала настолько умело, что готовый план операции, носившей название «Цитадель», оказался на столе у Сталина раньше, чем у Гитлера.

Ставка фюрера 15 апреля 1943 г.

Совершенно секретно

Только для командования

Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году.

Этому наступлению придается решающее значение. Оно должно завершиться быстрым и решающим успехом. Наступление должно дать в наши руки инициативу на всю весну и лето текущего года.

В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира.

Я приказываю:

1. Целью наступления является сосредоточенным ударом, проведенным решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой – из района южнее Орла, путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска и уничтожить их.

2. Необходимо:

а) широко использовать момент внезапности и держать противника в неведении прежде всего относительно времени начала наступления;

б) обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке, с тем чтобы, используя местное подавляющее превосходство во всех средствах наступления (танках, штурмовых орудиях, артиллерии, минометах и т. д.), одним ударом пробить оборону противника, добиться соединения обеих наступающих армий и таким образом замкнуть кольцо окружения.

В обеих группах армий соединения, вновь прибывшие в состав ударных армий, должны соблюдать радиомолчание…

7. В целях соблюдения тайны в замысел операции должны быть посвящены только те лица, привлечение которых абсолютно необходимо.

М. Кайден в книге «Тигры горят» отмечал: «При изучении подготовки русских к битве под Курском ясно одно – немцы давно имели репутацию готовившихся к сражению методически, эффективно, не упуская ничего. Теперь русские превзошли врага в детальной и основательной подготовке… Под твердым руководством Жукова русские трудились круглосуточно, наполняя людскими и материальными ресурсами Курский выступ.

Основной замысел, предложенный Жуковым в предстоящей операции, был развитием мер, которые он применял в яростных боях под Москвой и планировал в битве под Сталинградом. Сначала оборона. Затем, в классическом стиле жуковских операций, по мере того как немецкий натиск утрачивал свою силу, а вражеские войска уничтожались превосходящей русской огневой мощью, ход сражения изменится. Жуков, тщательно следящий за всеми перипетиями боя, определяет момент – немецкое наступление выдохлось. Именно в этот момент Жуков и бросит свои армии на орды вермахта».

5 июля 1943 года началась битва на Курской дуге, которая оказалась одним из решающих сражений Великой Отечественной и всей Второй мировой войны. Во время этой военной операции произошло и танковое сражение, которое традиционно считается самым грандиозным в истории на данный момент. Число задействованных в нем танков часто определяется в шесть тысяч. Но сейчас некоторые специалисты считают, что эта цифра и в целом масштаб битвы на Прохоровском поле изначально были завышены в победных реляциях командованием 5-й гвардейской танковой армии.

Однако значение Курской битвы для исхода войны несомненно. Советские войска обустроили на Курской дуге восемь рубежей обороны. Перед самым началом наступления по выдвигающимся немецким войскам ударила артиллерия. В итоге наступление захлебнулось, а стратегическая инициатива теперь уже до самого конца войны перешла к Красной армии.

«Итак, прогнозы Жукова опять оказались верными, – пишет Владимир Дайнес. – При этом, как видно из его доклада Сталину, многие сведения он черпал, находясь в гуще войск, на переднем крае обороны. А ведь это всегда было связано с большим риском для жизни.

Об одном таком эпизоде вспоминает Бедов, предшественник Маркова на должности начальника охраны маршала: “Как сейчас помню день 11 июля 1943 года на Курской дуге. Прежде чем отдать приказ Ставки о наступлении Брянскому фронту, Жуков приехал к месту намеченного удара. Машину оставили в леске, примерно в километре от передовой. Далее он пошел пешком с командующим фронтом М. М. Поповым. Уже у самой передовой сказал:

– Теперь вы останьтесь, а я один…

Надо было ему убедиться, что местность для рывка танков выбрана без ошибки. Пополз. Я – за ним. У нейтральной полосы Жуков внимательно осмотрел местность. Вдруг начали рваться мины – видно, немцы заметили нас. Одна – впереди, другая – сзади.

– Третья будет наша! – крикнул Жуков.

Я рванулся и накрыл маршала своим телом. Мина разорвалась в четырех метрах, к счастью, на взгорке – осколки верхом пошли. Но взрывом нас сильно тряхнуло – мы оба были контужены. Георгий Константинович потерял слух на одно ухо. Осмотревший его в Москве профессор сказал, что надо лечь в госпиталь.

– Какой госпиталь! Будем лечиться на месте, – ответил Жуков”».

12 июля двинулся в наступление Брянский фронт. Немцы начали переброску резервов, но тогда пошли вперед войска Центрального фронта.

На Воронежском фронте ситуация для советских войск складывалась пока еще сложно. Именно тут 11–12 июля, около Прохоровки, произошло знаменитое танковое сражение. «На всех участках фронта шли ожесточенные, кровавые бои, – писал впоследствии Жуков, – горели сотни танков и самоходных орудий. Над полем боя стояли тучи пыли и дыма. Это был переломный момент в сражении на Белгородском направлении».

В мемуарах маршала есть один примечательный момент. Там хватает эпизодов, в которых Жуков возлагает вину за просчеты и поражения на Сталина – причем они соседствуют с описаниями, в которых Верховный предстает не просто компетентным, а реально стратегически мыслящим руководителем. Но, повествуя о битве на Курской дуге, маршал прямо-таки яростно отрицает мысль, что оборона первых дней там была незапланированной и вынужденной. «Обсуждая в Ставке Верховного Главнокомандования план действий наших войск, мы пришли к выводу о необходимости построить прочную, глубоко эшелонированную оборону на всех важнейших направлениях, и в первую очередь в районе Курской дуги. В связи с этим командующим фронтами были даны надлежащие указания. Войска начали зарываться глубже в землю…» После этого Жуков выделил в своем тексте фразу: «Таким образом, уже в середине апреля Ставкой было принято предварительное решение о преднамеренной обороне».

Выражение «преднамеренная оборона» повторяется в этом эпизоде постоянно. «В то время фактически уже стало известно о намерении противника нанести по Воронежскому и Центральному фронтам мощный удар с привлечением для этого крупнейших танковых группировок и использованием новых танков «тигр» и «пантера» и самоходных орудий «фердинанд». Главными действующими фронтами на первом этапе летней кампании Ставка считала Воронежский, Центральный, Юго-Западный и Брянский. Здесь, по нашим расчетам, должны были разыграться главные события. Мы хотели встретить ожидаемое наступление немецких войск мощными средствами обороны, нанести им поражение, и в первую очередь разбить танковые группировки противника, а затем, перейдя в контрнаступление, окончательно его разгромить».

При подготовке Курской битвы, по словам Жукова, был разработан и план наступления на случай, если противник очень уж долго не будет двигаться с места. И снова маршал повторяет, подчеркивая: «Таким образом, оборона наших войск была, безусловно, не вынужденной, а сугубо преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки. Имелось в виду не торопиться с ним, но и не затягивать его».

В операции «Цитадель» с немецкой стороны, как сообщает Жуков, были задействованы «50 дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, 11 танковых батальонов и дивизионов штурмовых орудий, в которых насчитывалось до 2700 танков и штурмовых орудий и свыше 2000 самолетов (почти 69 процентов всех боевых самолетов, находившихся на Востоке). Были готовы к боевым действиям свыше 900 тысяч человек».

Сторонником упреждающего удара были Ватутин и Хрущев, а генштабисты во главе с Василевским предпочитали разумную осторожность, как и сам Жуков. А что думал об этом Сталин? «Верховный сам все еще колебался – встретить ли противника обороной наших войск или нанести упреждающий удар, – признавался Жуков. – И. В. Сталин говорил, что наша оборона может не выдержать удара немецких войск, как не раз это бывало в 1941 и 1942 годах. В то же время он не был уверен в том, что наши войска в состоянии разгромить противника своими наступательными действиями. Это колебание продолжалось, как я помню, почти до середины мая. После многократных обсуждений Верховный наконец решил встретить наступление немцев огнем всех видов глубоко эшелонированной обороны, мощными ударами авиации и контрударами оперативных и стратегических резервов. Затем, измотав и обескровив врага, добить его мощным контрнаступлением на белгородско-харьковском и орловском направлениях, после чего провести глубокие наступательные операции на всех важнейших направлениях».

Войны выигрывает народ, но при этом действия вождей этого народа имеют немаловажное значение, потому что порой «цена вопроса» – сотни тысяч жизней, миллионы судеб. Сталина (естественно, после смерти) неоднократно обвиняли в том, что именно его приказы привели к поражениям Красной армии в первые месяцы войны (не говоря уж о неподготовленности нашей страны к ней), расправе над ни в чем не повинными военачальниками, издании слишком суровых приказов (большая часть из которых, как доказывается в этой книге, были просто необходимы в тех экстремальных условиях) и безграмотном вмешательстве в управление войсками. Были ли Верховный главнокомандующий И. В. Сталин, как и возложивший на себя командование вермахтом рейхсканцлер и рейхспрезидент А. Гитлер, жалкими дилетантами, не разбирающимися в военном искусстве и лишь мешавшими профессиональным военным? Об этом спорят уже шесть десятков лет, но надежнее всего обратиться к архивным документам и узнать все из первых уст. Именно полководцы Советского Союза и нацистской Германии давно поставили своим вождям, И. Сталину и А. Гитлеру, заслуженные «оценки».

В книге А. Рыбина «Рядом со Сталиным. Записки телохранителя» описывается телефонный разговор Сталина с Жуковым, состоявшийся 4 декабря 1941 года, во время сражения за Москву. Выслушав Сталина, Жуков заявил вождю: «Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступать. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время…»

Г. К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» так оценивал Сталина как полководца: «В стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны. Стратегия была близка к его привычной сфере – политике, и чем в более прямое взаимодействие с политическими вопросами вступали вопросы стратегии, тем увереннее он чувствовал себя в них.

В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что в этих вопросах он чувствует себя вполне уверенным.

Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца войны. Да, собственно говоря, ему как Верховному Главнокомандующему и не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики. Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством настолько, что, вызывая к себе командующих фронтами и разговаривая с ними на темы, связанные с проведением операций, он проявлял себя как человек, разбиравшийся в этом не хуже, а порой и лучше своих подчиненных…

Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разбираться в том, как это было. На его совести есть и такие приказы и настояния, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказов и распоряжений были правильными и справедливыми».

Сравнивая двух Верховных Главнокомандующих – СССР и Германии, Сталина и Гитлера, можно отметить, что в ходе войны Сталин «обучался» военной науке лучше Гитлера. Именно холодная расчетливость «кремлевского горца» была более эффективна (особенно во второй половине войны), чем яростный мистицизм немецкого вождя-пророка, в истерике в конце войны кричавшего своим генералам на военных советах: «Мы еще одолеем судьбу!»

Но когда Курская битва все же началась, немцам за 5 и 6 июля ценой больших потерь – с обеих сторон – все же удалось продвинуться на отдельных участках на глубину до 10 км.

«В 16 часов 10 минут 4 июля противник начал наступательные действия передовыми отрядами, – констатировал Жуков. – Эти действия, видимо, носили разведывательный характер. 5 июля из района Стрелецкий-Томаровка-Зыбино-Трефиловка после артиллерийского удара и авиационного налета враг перешел в наступление, введя в дело не менее 450 танков.

Первая атака была отбита.

Во второй половине дня, введя в дело тяжелые танки «тигр», противник вновь ринулся в наступление. На этот раз ему удалось сломить сопротивление 52-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал полковник И. М. Некрасов, и занять ряд населенных пунктов, в том числе Березов, Гремучий, Быково, Козьма-Демьяновку, Вознесенский. Соседняя 67-я гвардейская стрелковая дивизия полковника А. И. Баксова, подвергшаяся сильному удару, оставила Черкасское и отошла на рубеж Красный Починок.

За день боя немецко-фашистским войскам были нанесены колоссальные потери, но и войска фронта потеряли до 60 танков, 78 самолетов, значительное количество личного состава».

Авиация противника, по словам Жукова, «невзирая на колоссальные потери, свирепствовала». Но многоуровневая глубокая оборона Красной армии прорвана так и не была. Однако это было лишь начало сражения. «Перегруппировав свои ударные танковые части, противник с утра 7 июля бросился в ожесточенную атаку на Поныри… Целый день в районе Понырей не смолкал непрерывный гул ожесточенного наземного и воздушного сражения. Враг бросал в бой все новые и новые танковые части, но и здесь ему не удалось сломить оборону». 8 июля острие атаки оказалось направлено в сторону Ольховатки, где опять сошлись в смертельной схватке немецкие танкисты и воины советской противотанковой артиллерии.

Жуков продолжал непрерывно следить за развитием ситуации: «Из анализа действий противника чувствовалось, что в районе Белгорода его войсками руководят более инициативные и опытные генералы. Это действительно было так. Во главе группировки стоял генерал-фельдмаршал Манштейн, один из способнейших и волевых полководцев…»

Поэтому неудивительно, что именно в районе Белгорода противник наносил особо мощные удары. 6 июля в направлении на Обоянь разразилось сражение с участием авиации и танков. По свидетельству Жукова, «за 6 июля противник потерял здесь более 200 танков, десятки тысяч солдат и около 100 боевых самолетов». Потери советской стороны тоже были очень значительными. Жуков признавал, что расчет не всегда оказывался верным: «Так, Ставка и Генштаб считали, что наиболее сильную группировку противник создает в районе Орла для действий против Центрального фронта. На самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта, где действовали 8 танковых, одна моторизованная дивизии, 2 отдельных батальона тяжелых танков и дивизион штурмовых орудий. В них было до 1500 танков и штурмовых орудий. Танковая группировка противника, действовавшая против Центрального фронта, насчитывала лишь 1200 танков и штурмовых орудий. Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче справится с отражением наступления противника, чем Воронежский фронт».

«Когда сражение за Поныри было проиграно немцами, то тут наступил коренной перелом во всей Курской битве, – вспоминал генерал-майор Михаил Овсянников. – И вот для того, чтобы боевую ситуацию как-то повернуть по-другому, в свою пользу, немцы и ввели танковые войска под Прохоровкой».

Сражение под Прохоровкой разыгралось 12 июля, и именно оно вызывает более всего споров о количестве участвовавших танков. А также о том, были ли там у немцев трофейные танки Т-34. Вообще, по свидетельству как немцев, так и представителей антигитлеровской коалиции, «тридцатьчетверка» и автомат ППШ были самым лучшим оружием той войны. У немцев трофейные советские автоматы ценились очень высоко. Танки «тигр» были, конечно, очень мощными, но их не хватало.

В советское время со сражением на Курской дуге вообще и битвой танков под Прохоровкой в частности были связаны многочисленные мифы, которые своим возникновением обязаны не только пропаганде и отчасти «лакированным» воспоминаниям, но и тому факту, что только через пятьдесят лет после сражения, уже в России, был снят гриф секретности с многих оперативных и отчетных документов частей нашей армии.

27 января 1943 года Государственным Комитетом Обороны было принято постановление № 2799, предписывающее начать формирование в Красной армии танковых армий однородного состава. В этом постановлении была указана численность личного состава армии (примерно 46 тысяч человек и 650 единиц танков) и ее состав (два танковых корпуса, один механизированный корпус, артиллерийская дивизия, минометный и гаубичные полки, части обеспечения).

Но само формирование танковых армий началось только 22 февраля 1943 года, после подписания Народным комиссаром обороны И. В. Сталиным соответствующей директивы, предусматривающей формирование двух танковых армий, в том числе – 5-й гвардейской танковой армии, ставшей основной ударной силой в сражении на Курской дуге. Эта армия, чье формирование, согласно директиве, должно было завершиться к 25 марта 1943 года, формировалась на базе 3-го гвардейского Котельниковского танкового корпуса.

В декабре 1942 года 7-й танковый корпус генерал-майора Ротмистрова в составе Сталинградского фронта сыграл важную роль в разгроме котельниковской группировки немцев, захватив железнодорожную станцию, поселок Котельниковский и вражеский аэродром. П. А. Ротмистров был произведен в генерал-лейтенанты танковых войск, получил орден Суворова 2-й степени. Руководимый им в этой операции танковый корпус 29 декабря 1942 года был переименован в 3-й гвардейский танковый корпус с присвоением почетного наименования Котельниковского.