Текст книги "Жуков. Мастер побед или кровавый палач?"

21 июня 1947 года было принято (с грифом «Строго секретно») Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О незаконном награждении тт. Жуковым и Телегиным артистки Руслановой и других орденами и медалями Советского Союза» (Власть и художественная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917–1953. М., 1999 г.), в котором говорилось: «ЦК ВКП(б) установил, что тт. Жуков и Телегин, будучи первый Главнокомандующим группы советских оккупационных войск в Германии, а второй – членом Военного Совета этой же группы войск, своим приказом от 24 августа 1945 года № 109/н наградили орденом Отечественной войны первой степени артистку Русланову и приказом от 10 сентября 1945 г. № 94/н разными орденами и медалями группу артистов в количестве 27 чел[овек]. Как Русланова, так и другие награжденные артисты не имеют никакого отношения к армии. Тем самым тт. Жуков и Телегин допустили преступное нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 2 мая 1943 г. «Об ответственности за незаконное награждение орденами и медалями СССР», караемое, согласно Указу, тюремным заключением сроком от 6 месяцев до 2 лет.

Для того, чтобы скрыть противозаконное награждение Руслановой, в приказе от 24 августа были придуманы мотивы награждения Руслановой якобы «за активную личную помощь в деле вооружения Красной Армии новейшими техническими средствами», что представляет из себя явную фальсификацию, свидетельствует о низком моральном уровне Жукова и Телегина и наносит ущерб авторитету командования.

Сама обстановка награждения Руслановой и вручение ей ордена в присутствии войск во время парада частей 2-го гв[ардейского] кав[алерийского] корпуса представляла постыдное зрелище, и еще более усугубляет вину тт. Жукова и Телегина.

ЦК ВКП(б) считает, что т. Телегин, как член Военного Совета группы войск, несет особую ответственность за это дело, и та политическая беспринципность, которую он при этом проявил, характеризует его как плохого члена партии.

Учитывая изложенное и выслушав личные объяснения тт. Жукова и Телегина, ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Тов. Жукову Г. К. объявить выговор.

2. Тов. Телегина К. Ф. перевести из членов ВКП(б) в кандидаты.

3. Принять предложение т. Булганина об освобождении т. Телегина от политической работы в армии и увольнении из Вооруженных Сил.

4. Войти в Президиум Верховного Совета СССР с предложением об отмене награждения артистки Руслановой, а также других артистов в количестве 27 человек, поименованных в приказе Жукова и Телегина № 94/н».

Легенда: несправедливо обиженный спаситель

После скандала с трофеями Жуков, продержавшись на посту замминистра обороны всего месяц, был изрядно понижен в статусе – Сталин отправил его руководить Одесским военным округом.

Александр Левит в одесской газете «Факты» (номер от 24 ноября 2011 года) так описывает прибытие маршала в славный приморский город: «Слух о приезде Жукова в Одессу моментально разнесся по городу, – рассказывал автору этих строк Анатолий Иванов, подполковник в отставке, служивший в 40-х годах прошлого века в Краснознаменном Одесском военном округе. – Не было публикаций в газетах, ничего не сообщило радио, но знакомые и незнакомые при встрече спрашивали друг друга: «Слыхали, к нам едет Жуков?»

Где он поедет? Ну конечно же, по Пушкинской, которая начинается от Привокзальной площади, а потом повернет на Дерибасовскую – все великие проезжали этим маршрутом. На тротуарах улиц встречающие не помещались, людской поток выплеснулся на обочины, а проезжая часть уже вся была усыпана цветами.

Простые люди не знали истинной причины приезда Жукова в Одессу. Но местное начальство понимало, что к чему. Первый секретарь обкома Алексей Кириченко присутствовал на Пленуме ЦК и все слышал. Узнав позднее о новом назначении маршала, он предвидел для себя многие неприятности. И не ошибся: прямо со дня приезда начинается канитель. Там, наверху, могут неправильно понять, подумают, что это он, Кириченко, или обком организовали такую торжественную встречу. Чтобы подобное не случилось, позвонил в Москву, куратору, попросил проинформировать в случае, если возникнут вопросы. В Москве тут же отреагировали на сигнал и сообщили «куда надо». У органов – прямая связь с эшелоном, в котором следует Жуков: не могли же они его отпустить без своих глаз и ушей. Тем более после разборок в ЦК! Получив команду из Москвы (с Лубянки), начальник охраны доложил маршалу, что в Одессе готовятся какие-то мероприятия, не санкционированные сверху, поэтому, дескать, Жукову не рекомендуется появляться принародно. «Как же быть?» – поинтересовался Георгий Константинович. «Вы не беспокойтесь, все сделаем в лучшем виде», – ответили ему. Вскоре поезд, не доезжая до Одессы, остановился на станции Раздельная. С платформ выгрузили две личные машины маршала, привезенные им из Германии. Одна из них – «мерседес-бенц» болотного цвета. Говорили, раньше он принадлежал самому Геббельсу и потому был бронированный. Вот на этих машинах въехали в город совсем не с той стороны, где ожидали встречающие…»

Приехав в штаб округа, Жуков выслушал доклады, а потом объявил перерыв, но отдыхать не стал, наоборот, вышел в коридор, где толпились офицеры. Подойдя к большой группе их, маршал иронически усмехнулся: «Вы, наверное, хотите знать, почему я, заместитель Верховного Главнокомандующего, прибыл командовать Одесским округом? – после чего рассказал анекдот: – Зимой был сильный мороз. Воробей летел, летел и на лету замерз. Упал. А тут шла корова. Задрала хвост и кое-что сделала. Это кое-что упало на воробья. Воробышек согрелся. Ожил. Высунулся и зачирикал. Откуда ни возьмись подбежала кошка, схватила воробья и сожрала. Вот как хотите, так и понимайте». Офицеры опешили – понять-то многие поняли, но как реагировать не знали. А Жуков заметил: «Видимо, не надо было чирикать…»

Кстати, по некоторым свидетельствам рассказанная Жуковым байка была любимым анекдотом самого товарища Сталина.

По воспоминаниям водителя Жукова – А. Бучина, поезд нового командующего встречала на второстепенном пути лишь небольшая группа офицеров – «растерянных, явно не в своей тарелке. Георгий Константинович не подал и виду, что заметил их состояние. Тепло, не по-уставному поздоровался, завязался разговор. Мы тем временем мигом выгрузили «мерседес» и «бьюик». Жуков и охрана заняли свои места, и две огромные, по масштабам одесских улиц, черные машины покатили к штабу округа…»

Но на этом злоключения Георгия Константиновича не завершились, скорее наоборот. Еще не успев толком освоиться в новой должности, он был вызван в Москву, на Пленум ЦК ВКП(б). Об этом Георгий Константинович говорил в беседе с военным историком Светлишиным: «Когда я увидел, что Сталин снова одет в довоенный френч, понял: быть «грозе». И опять не ошибся. После рассмотрения общеполитических вопросов и назревших проблем по восстановлению народного хозяйства Пленум приступил к обсуждению персональных дел отдельных членов ЦК. Семь человек, выведенных из состава ЦК, один за другим покинули зал заседаний. И тут я услышал свою фамилию. Каких-то новых фактов, доказывающих мою вину, не было приведено. Поэтому, когда мне было предложено выступить, я отказался от слова. Оправдываться мне было не в чем. Состоялось голосование, и меня вывели из состава ЦК. Как только руки голосовавших опустились, я поднялся со своего места и строевым шагом вышел из зала…»

Жуков вернулся в Одессу и вплотную занялся наведением порядка в округе. «В войска и на учения Георгий Константинович выезжал в любое время года и в любую погоду, – вспоминал офицер по особым поручениям С. П. Марков. – Вспоминается, как в феврале 1947 года он поездом направился на штабные учения в Тирасполь. В пути нас настигла сильная пурга, снегом занесло железнодорожные пути. Движение было приостановлено. Можно было отменить или перенести на день-два проведение учений. Но это было не в характере Жукова. Встал вопрос: как дальше следовать в Тирасполь? И тогда, как и в боевые времена Великой Отечественной войны, по указанию маршала были вызваны маленькие самолеты Ан-2. С примитивной маленькой площадки в пургу они поднялись в воздух и вскоре приземлились близ города. Штабные учения начались точно в срок, как и было предусмотрено планом…»

Ко времени пребывания в Одессе относится одна из легенд о Жукове, повествующая, как он расправился с местными бандитами.

«С бандитизмом Жуков боролся беспощадно, – пишет газета «Факты». – По его приказанию всем военным было выдано табельное оружие, в городе ввели патрули. Начальнику разведки Жуков велел переодеть с полсотни разведчиков в добротные трофейные макинтоши и шляпы, выдать им удобные пистолеты системы «вальтер» и направить патрулировать по самым темным одесским закоулкам. В случае нападения – стрелять без раздумий».

Кроме того, город был разбит на сектора, за каждый из которых отвечала определенная воинская часть. Особое внимание уделялось паркам, ресторанам, домам и кварталам с дурной репутацией. Военные постоянно патрулировали местность, особенно по ночам, вылавливая и сдавая в комендатуру всех мало-мальски подозрительных личностей. Потом их передавали для дальнейшего разбирательства в милицию. Так продолжалось несколько месяцев, и это основательно оздоровило обстановку в городе.

Описывает эту историю и Мария Георгиевна, по словам которой отец вспоминал «как, командуя Одесским военным округом в послевоенные годы, за одну ночь навел порядок в Одессе, где орудовали воровские шайки, выпущенные по амнистии уголовники. Одесситы вечером крепко запирали двери и боялись выходить на улицу. Днем родители водили детей в школу и из школы. Милиция не справлялась с тяжелой обстановкой. Первый секретарь Одесского обкома партии обратился к отцу за помощью. Была разработана тайная операция: строевым офицерам-фронтовикам выдали модные трофейные плащи, шляпы и револьверы «вальтер». Они появлялись на темных, пустынных улицах и привлекали внимание преступников, ищущих легкой наживы. Вдвоем, втроем бандиты нападали на «одинокого прохожего» и попадали куда следует. Одесситы долго потом называли эту операцию “блицкригом”».

«Факты» приводят и еще одну легенду о Жукове и одесских бандитах: «У маршала во время заседания в Оперном театре пропали именные часы. Он попросил начальника милиции разобраться. Каково же было его удивление, когда в своем тщательно охраняемом доме он нашел часы и записку следующего содержания: «Дорогой, любимый наш маршал Жуков! Это сделали не мы, а ростовская шпана. У нас, одесских воров, что-то украсть у вас никогда не поднялась бы рука. Счастья, здоровья, наш боевой маршал».

Жуков весьма жестко взялся и за решение квартирного вопроса, организовав при участии горсовета комиссию по выявлению пустующих квартир. После чего принудил жителей курортного города сдавать эти квартиры и комнаты офицерам по твердым ценам, намного ниже тех, которые обычно заламывали квартировладельцы.

Секретарь обкома Кириченко, для которого присутствие Жукова и так было источником волнений, оказался завален жалобами и слал в Москву отчаянные депеши: «Уберите от нас этого диктатора!»

Летом 1947 года из Москвы в Одессу нагрянула комиссия – проверять боеготовность округа, а в особенности поведение командующего. Возглавлял комиссию Булганин. Жуков его встречать не приехал. Отношения между ними, и так далекие от дружеских, испортились окончательно. «Комиссия не сумела выявить каких-либо существенных недостатков в боевой подготовке войск округа, – пишет Дайнес, – но получила большое количество жалоб офицеров о фактах грубого обращения Жукова с подчиненными. В одном полку, увидев грязные умывальники, он выставил командира за проходную и приказал больше в полк не пускать. Одного из своих заместителей, боевого генерала, выгнал с совещания за двухминутное опоздание.

Независимость Георгия Константиновича принимала демонстративный характер. Трудно сказать, шло ли это от наивной буйности русского характера, из-за неосознанного стремления всегда идти напролом, против течения, или было проявлением своеобразного протеста против унижения, пережитого на заседании Высшего военного совета».

А следователи, раскручивавшие «трофейное дело», даром времени не теряли. Обысками на даче история не исчерпывалась. Еще в августе 1946 года Булганин направил Сталину докладную записку: «В Ягодинской таможне (вблизи г. Ковеля) задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью.

При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит Маршалу Жукову.

Установлено, что и. о. Начальника тыла Группы советских оккупационных войск в Германии для провоза мебели была выдана такая справка: «Выдана Маршалу Советского Союза тов. Жукову Г. К. в том, что нижепоименованная мебель, им лично заказанная на мебельной фабрике в Германии «Альбин Май», приобретена за личный расчет и Военным Советом Группы СОВ в Германии разрешен вывоз в Советский Союз. Указанная мебель направлена в Одесский Военный Округ с сопровождающим капитаном тов. Ягельским. Транспорт № 152/8431».

Вагоны с мебелью 19 августа из Ягодино отправлены в Одессу.

Одесской таможне дано указание этой мебели не выдавать до получения специального указания.

Опись мебели, находящейся в осмотренных вагонах, прилагается».

Тогда же против Жукова дал показания его адъютант Семочкин, арестованный в рамках трофейного дела. Жукову все это стоило тяжелого сердечного приступа.

Назначением Жукова командующим Одесским военным округом Сталин не ограничился, тем более что вождю «заботливо» докладывали о крамольных разговорах маршала. И по личному приказу Сталина 5 января 1948 г. на московской квартире Жукова сотрудниками органов госбезопасности был произведен негласный обыск. Через пять дней его подробные результаты были доложены Сталину министром госбезопасности Абакумовым. По мнению Алексея Волынца, изложенному в книге «Жданов», «личные слабости Жукова были скорее поводом или как максимум лишь одной из причин его «опалы». Талантливый военный, без сомнения, один из лучших военачальников Второй мировой войны, маршал даже на фоне типично жестких и властных руководителей тех лет выделялся именно этими качествами характера. И в эйфории победы они, пожалуй, перешли у Жукова в откровенное самоуправство и даже барство. Чрезвычайно чуткий к подобным вещам Сталин, способный при необходимости обуздывать подобные свойства своего характера, решил поставить властного и влиятельного, слишком возомнившего о себе военачальника «на место» – благо военачальник своим поведением дал к тому немало поводов».

Вопросом Жукова и его трофеев занималась партийная комиссии в составе Жданова, Булганина, Кузнецова и Шкирятова. 12 января 1948 года озабоченный маршал направил в ЦК ВКП(б) на имя председателя данной комиссии А. А. Жданова свои объяснения – точнее будет сказать – попытки оправдания наличия обнаруженных у него запасов: «Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно». Но объяснение-покаяние Жукову уже не помогло. Не стоит забывать о том, что накануне февральского пленума ЦК партии 1947 года Жданов сделал в своей записной книжке отметку: «Посмотреть список членов и кандидатов ЦК… вывести Маленкова, Жукова». Маленков был конкурентом в борьбе за власть с Ждановым. А у Жукова возник заочный конфликт интересов с Ждановым при назначении его ставленника, генерала Шишкина, на пост начальника Главного политуправления армии. Жуков выступил против его кандидатуры.

На январском заседании председательствующий Молотов предоставил слово Жданову, который заявил: «Я вношу предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК».

20 января 1948 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление «О т. Жукове Г. К. Маршале Советского Союза»:

ЦК ВКП(б), заслушав сообщение Комиссии в составе тт. Жданова, Булганина, Кузнецова и Шкирятова, выделенной для рассмотрения поступивших в ЦК материалов о недостойном поведении командующего Одесским военным округом т. Жукова Г. К., установил следующее.

Тов. Жуков, в бытность Главкомом группы Советских оккупационных войск в Германии, допустил поступки, позорящие высокое звание члена ВКП(б) и честь командира Советской Армии. Будучи полностью обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков, злоупотребляя своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей.

В этих целях т. Жуков, давши волю безудержной тяге к стяжательству, использовал своих подчиненных, которые, угодничая перед ним, шли на явные преступления, забирали картины и другие ценные вещи во дворцах и особняках, взломали сейф в ювелирном магазине в г. Лодзи, изъяв находящиеся в нем ценности, и т. д.

В итоге всего этого Жуковым было присвоено до 70 ценных золотых предметов (кулоны и кольца с драгоценными камнями, часы, серьги с бриллиантами, браслеты, броши и т. д.), до 740 предметов столового серебра и серебряной посуды и сверх того еще до 30 килограммов разных серебряных изделий, до 50 дорогостоящих ковров и гобеленов, более 60 картин, представляющих большую художественную ценность, около 3700 метров шелка, шерсти, парчи, бархата и др. тканей, свыше 320 шкурок ценных мехов и т. д.

Будучи вызван в Комиссию для дачи объяснений, т. Жуков вел себя неподобающим для члена партии и командира Советской Армии образом, в объяснениях был неискренним и пытался всячески скрыть и замазать факты своего антипартийного поведения.

Указанные выше поступки и поведение Жукова на Комиссии характеризует его как человека, опустившегося в политическом и моральном отношении.

Учитывая все изложенное, ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Признавая, что т. Жуков за свои поступки заслуживает исключения из рядов партии и предания суду, сделать т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания.

2. Освободить т. Жукова с поста командующего Одесским военным округом, назначив его командующим одним из меньших округов.

3. Обязать т. Жукова немедленно сдать в Госфонд все незаконно присвоенные им драгоценности и вещи.

Это решение Политбюро, оформленное как постановление ЦК партии, было отправлено не только членам Высшего военного совета, главнокомандующим групп войск, главнокомандующему войсками на Дальнем Востоке, командующим родами войск, командующим войсками военных округов, командующим флотов, но и секретарям обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик.

4 февраля 1948 года министр Вооруженных сил Советского Союза Н. А. Булганин, нарушая установленный официальный порядок (без соответствующего постановления Совета Министров СССР о перемещениях Жукова как командующего войсками), подписал приказ о назначении Г. К. Жукова командующим войсками Уральского военного округа. Маршал Жуков отправился в Сибирь. На долгие пять лет. Но официально – не в ссылку, а командовать округом.

Жуковские письма к Сталину

Через месяц после этого заседания Жуков написал два письма Сталину. Копия второго письма была отправлена Жданову. В первом послании Жуков подчеркивал, что «исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня. Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим. Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены», и просил лично его выслушать, уверяя, что вождя обманывают «недобросовестные люди, чтобы очернить меня».

Во втором письме Жуков подробно докладывал вождю о своих ошибках и обещал их больше не повторять:

«1. Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности.

Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение.

В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я, высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня безусловно является грубой ошибкой и ее я больше не допущу.

В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным.

2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моем враждебном настроении к правительству является клеветой.

Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание.

Товарищ Сталин, я также заверяю Вас в том, что я никогда не приписывал себе операцию в Крыму. Если где-либо и шла речь, то это относилось к операции под станицей Крымской, которую я проводил по Вашему поручению.

3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего Военного Совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки и я свое слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю».

12 февраля 1948 года Жуков отправился в столицу Урала – Свердловск. Там стояли лютые холода за тридцать, но, несмотря на это и на угнетенное состояние духа после всех гонений, маршал внешне держался бодро и весело. О том, каким был Жуков на Урале, подробно рассказал писатель Владимир Карпов, который в 1950 году приехал туда в командировку. Карпов тогда служил в Генштабе, и его задачей была проверка разведывательных подразделений округа.

«Я не скрывал своего желания увидеть маршала и хотя бы коротко поговорить с ним, – писал Карпов. – Начальник штаба генерал-лейтенант Шевченко и полковник Белоконь отнеслись к моему любопытству с пониманием. Но по официальному служебному положению миссия моя заканчивалась на докладе начальнику штаба округа, подготовка спецподразделений входила в его круг обязанностей, и к командующему округом мне идти не полагалось.

Начальник штаба сказал:

– Идите к нему на доклад, вроде вы меня не застали, а вам надо сегодня уезжать. Но если он вас выгонит – пеняйте на себя!

На том мы и порешили.

Я пришел в приемную Жукова и попросил адъютанта доложить командующему, что как представитель Генштаба хотел бы доложить об итогах моей работы… Жуков посмотрел на меня, перевел взор на Золотую Звезду на моей груди и спросил:

– За что Звезду получил?

– За «языками» лазил…

Лицо Жукова явно посветлело, он всегда радушно относился к разведчикам.

– А где ты у меня служил, подполковник?

К несчастью, я служил на Калининском, 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусском фронтах, которыми Жуков в те годы не командовал. Но разве можно об этом сказать?! Выгонит он меня, как того полковника. И, мне кажется, я нашелся – быстро ответил:

– Все мы у вас служили, товарищ маршал.

И тут же подумал, что не вру, ведь Жуков был заместителем Верховного Главнокомандующего, и все мы действительно были его подчиненными. Не знаю, понял ли он мое затруднение и хитрость. В глазах его мелькнула какая-то лукавинка. Он сказал:

– Давай докладывай, что у тебя там…

Я коротко, очень коротко (учел печальный опыт предшественника) изложил результаты своей проверки.

Жуков слушал внимательно. Когда я закончил и встал, маршал тоже поднялся, вышел из-за стола, протянул мне крупную, но уже мягкую руку и сказал:

– Будь здоров, разведчик, – и очень хорошо, по-доброму, улыбнулся. Я вышел окрыленный. На всю жизнь мне запомнилась эта встреча.

В коротком разговоре за несколько минут, мне кажется, очень ярко проявились особенности его характера: и грубоватость, и прямота, и нетерпимость к болтовне, и серьезное отношение к делу, и уважение к боевому офицеру, и, наконец, добрейшая улыбка, свидетельствующая о его человечности».

Находясь на Урале, Жуков, как рассказывали окружавшие его люди, находил время, чтобы постоянно бывать в театрах и на концертах. И хотя особой любви к искусству за маршалом вроде бы не водилось, но он обратил внимание на то, сколь блестяще курсант Свердловской спецшколы ВВС Штоколов исполнил «Грустные ивы» М. Блантера и «Эх, дороги» О. Новикова. И не только похвалил, но и обмолвился: «Таких, как ты, в авиации много, а тебе надо петь». И издал приказ: «Курсанта Штоколова Б. Т. направить на дневное отделение консерватории».

С легкой руки Жукова несостоявшийся авиатор Штоколов стал знаменитым певцом, звездой сцены.