Текст книги "Жуков. Мастер побед или кровавый палач?"

Пережить низвержение: «Возможно, придется арестовать…»

О том, как он смог весь этот кошмар пережить, Жуков впоследствии рассказывал Симонову: «Когда меня вывели из состава Президиума ЦК и ЦК и я вернулся после этого домой, я твердо решил не потерять себя, не сломаться, не раскиснуть, не утратить силы воли, как бы ни было тяжело.

Что мне помогло? Я поступил так. Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток, которые я проспал с короткими перерывами. И я как-то пережил все то, что мучило меня, что сидело в памяти. Все то, о чем бы я думал, с чем внутренне спорил бы, что переживал бы в бодрствующем состоянии, все это я пережил, видимо, во сне. Спорил, и доказывал, и огорчался – все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку. И лишь после этого написал в ЦК, попросил разрешения уехать лечиться на курорт. Так я пережил этот тяжелый момент».

«Отец был единственным Маршалом Советского Союза, уволенным в отставку и подверженным травле в таких масштабах, – писала Мария Георгиевна. – Он был полностью отстранен от родной армии, вообще от какой бы то ни было работы. Он писал Хрущеву, просил предоставить любую работу: мог командовать округом, возглавить военную академию, даже стать просто рядовым (!) преподавателем. Но получал сухие отказы: «В настоящее время предоставить Вам работу представляется нецелесообразным». Его не включили в группу генеральных инспекторов. И что еще страшнее, ему не давали «свободно дышать»: осуществлялся постоянный контроль над тем, что он говорит, как оценивает внутреннюю и внешнюю политику государства, не критикует ли руководителей партии и правительства, новое, пришедшее ему на смену руководство министерства обороны. Его вызывали в ЦК, заставляли давать письменные показания по тому или иному доносу. Председатель комиссии партийного контроля Шверник, как вспоминал отец, «счел уместным пригрозить пальцем: смотри, Жуков, может хуже получиться, не забывай свое положение». Посетивший отца на даче в 1958 году полковник В. С. Стрельников вспоминал, что задал Жукову вопрос, не приезжал ли к нему после отставки маршал Василевский, который был отцом мужа Эры Георгиевны, и получил ответ: «Я и он не хотим давать повода для домыслов досужих фантазеров. Еще скажут, что мы затеваем какой-нибудь заговор… Уже не раз звонили ночью, что за мной приедет «черный ворон». Кто это делал, он не знал…»

Слежка за Жуковым

О том, что за отправленным в отставку Жуковым велось пристальное наблюдение, свидетельствуют доклады Председателей Комитета госбезопасности Н. С. Хрущеву. Так, 7 сентября 1959 года Председатель Комитета госбезопасности А. Н. Шелепин отправил докладную записку (с грифом «Совершенно секретно») в ЦК КПСС о настроениях Г. К. Жукова.

Товарищу Хрущеву Н. С.

19 августа сего года по случаю смерти генерал-лейтенанта КРЮКОВА жена последнего, известная певица Русланова, устроила поминки, на которых в числе других были Маршалы Советского Союза тт. Буденный С. М. и Жуков Г. К.

В процессе беседы среди присутствующих был поднят вопрос и о принятом Постановлении Совета Министров Союза ССР № 876 от 27 июля 1959 года о пенсиях военнослужащим и их семьям.

Тов. Жуков по этому вопросу заявил, что если он был бы министром обороны, он не допустил бы принятия Правительством нового Постановления о пенсиях военнослужащим и их семьям.

Далее он сказал, что тов. Малиновский предоставил свободу действий начальнику Главного Политического Управления генералу армии Голикову, а последний разваливает армию.

«В газете «Красная Звезда», – продолжал Жуков, – изо дня в день помещают статьи с призывами поднимать и укреплять авторитет политработников и критиковать командиров. В результате такой политики армия будет разложена».

Высказывания Жукова по этому вопросу были поддержаны тов. Буденным.

По имеющимся в КГБ при Совете Министров СССР данным, большинство офицерского состава Советской Армии правильно восприняло Постановление Совета Министров Союза ССР № 876 от 27 июля 1959 года о пенсиях военнослужащим и их семьям.

Наряду с этим со стороны отдельных военнослужащих отмечаются факты нездорового реагирования на изменения в пенсионном обеспечении.

Спустя четыре дня полученная записка была вынесена на заседание Президиума ЦК КПСС 11 сентября 1959 года. В принятом постановлении говорилось: «Поручить секретариату ЦК в соответствии с обменом мнениями на заседании Президиума ЦК принять необходимые меры в связи с фактами, изложенными в записке КГБ (т. Шелепина)».

В ходе принятых в результате обсуждения записки мер маршал Г. К. Жуков и генерал-майор В. А. Ревякин были вызваны в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, где им было сказано, что партийное руководство считает состоявшийся между ними разговор о пенсиях нездоровым, политически вредным. Поскольку «провинившиеся» не упорствовали и дали «нужную» оценку своему поведению, то было решено партийных взысканий не возлагать.

Но этим не ограничились и потребовали объяснений и от остальных участников тех самых поминок, в том числе прославленного героя Гражданской войны. Как отмечает историк Борис Соколов в книге «Буденный: Красный Мюрат»: «Маршал Буденный был краток и по-военному четок: «На поставленные мне тт. Л. И. Брежневым и А. И. Кириченко вопросы о том, был ли я 19 августа на похоронах и поминках генерала Крюкова вместе с маршалом Жуковым, где он якобы в моем присутствии говорил о развале армии, о необоснованном возвышении тов. Голикова Ф. И. и принижении тов. Малиновского Р. Я., а также по пенсиям военнослужащих.

Отвечаю. 1. На похоронах генерала Крюкова не был (был занят на заседании Президиума ЦК ДОСААФ).

2. Жукова я видел всего минут 5-10, во дворе дачи Руслановой, когда я вечером (около 7 часов) с женой пошел к Руслановой, чтобы оказать человеку внимание в тяжелую минуту. В это время присутствующие на поминках разъезжались. Среди них был и маршал Жуков. При этой встрече маршал Жуков ни о чем подобном не говорил. С. Буденный 18.9.59 г.».

Многоопытный Семен Михайлович хорошо усвоил одну из главных мудростей советской жизни – когда возможно, отвечать: не был, не состоял, не участвовал. И не называть никаких фамилий, чтобы не втягивать других людей (а то, глядишь, они же тебя и утопят).

Стоит подчеркнуть, что даже если Никита Сергеевич и дулся на Семена Михайловича из-за его близости к Жукову, это не помешало ему дважды, в 1958 и 1963 годах, наградить Буденного «Золотой Звездой» Героя Советского Союза».

Жуков – «Бонапарт»

Жукова не раз обвиняли в «бонапартизме», припоминая и разгромленный Сталиным заговор военных. Но на самом деле даже Бонапарту для успешного военного переворота была необходима «группа поддержки», которая обеспечивала своевременное участие военных в захвате власти. Впервые «бонапартизм» в советской военной элите упоминается после смерти Фрунзе, когда в декабре 1925 года секретный агент ОГПУ Овсянников доложил начальству о существовании среди офицеров монархического бонапартистского (собиравшегося вокруг М. Н. Тухачевского) течения.

Жуков, несмотря на свой талант полководца и организатора, не был по характеру ни заговорщиком, ни, тем более, создателем и душой военного заговора. К тому же он имел слишком много недоброжелателей не только среди партийной и государственной элиты СССР, но и среди высокопоставленных военных, в том числе своих боевых товарищей, считавших, что Жуков слишком много заслуг, в первую очередь по разгрому врага в Великой Отечественной войне, приписывает себе. Эти военачальники не отдали после окончания войны Жукова (которого в своем окружении некоторые почтительно называли Георгий Победоносец) на расправу Сталину (опасавшемуся усиления роли военных – победителей в управлении страной) и его руководителям спецслужб. Но тогда те маршалы и генералы не желали повторения расправ 1930-х годов над военными: не сдавая Жукова (хотя и вслух осуждая его поведение), они думали о своем будущем.

После смерти Сталина Жуков, вызванный в Москву и ставший первым заместителем министра обороны (маршала-непрофессионала Булганина), принял участие в аресте Берии. Став сам министром обороны, Георгий Константинович некоторых высокопоставленных восстановил против себя – в том числе задев их самолюбие. Да и не рассчитывал Жуков, что Хрущев обойдется с ним (за его спиной) так, как они вдвоем обошлись с адмиралом Н. Г. Кузнецовым. Неслучайно, когда Жукова снимали с поста министра обороны, многие военачальники поддержали это решение – маршалы Иван Конев, Родион Малиновский, Константин Рокоссовский, Сергей Бирюзов, генерал армии Павел Батов выступили на Пленуме ЦК против Жукова. Так, маршал В. Д. Соколовский (начальник штаба разных фронтов, которыми командовал Жуков) заявил: «Я присоединяюсь к решению ЦК о снятии Жукова с поста министра обороны, и вся армия поддержит это решение. Жуков прибрал армию к рукам, чтобы через нее воздействовать на руководство партии, чтобы делали все по его, Жукова, желанию». Да и маршал Конев был не менее категоричен в оценке Жукова: «Речь идет не об отдельных просчетах Жукова, а о целой системе ошибок, свидетельствующих о том, что он рассматривал Вооруженные Силы как свою вотчину».

Дом, в котором жил маршал Г. К. Жуков

Но, несмотря на борьбу с культом Сталина, Хрущев, желая избавиться от слишком популярного (и, возможно, опасного) Жукова, не брезговал и проверенными сталинскими методами – дискредитацией как члена партии, т. е. личности и политика. Высказав министру обороны страны политическое недоверие (пресловутый «бонапартизм», вывод армии из-под контроля партии), Хрущев тем самым обвинял Жукова в подготовке к захвату, что являлось в СССР государственной изменой. И Хрущев, понимая то уважение, которое не только солдаты и офицеры, но гражданское население питало к маршалу Победы, не собирался устраивать публичного широкого обсуждения ошибок Жукова, а провел «судилище» кулуарно, на Пленуме, использовав «союзников» из числа военных…

Родион Яковлевич Малиновский после разгрома Японии был командующим войсками Забайкальского военного округа, главнокомандующим войсками Дальнего Востока, командующим войсками Дальневосточного военного округа. В марте 1956 года Малиновский был переведен в центральный аппарат министерства обороны, став заместителем министра обороны СССР Жукова и главнокомандующего Сухопутными войсками. Именно Малиновский, ставший после снятия Жукова министром обороны (и остававшийся на этой должности до своей смерти 31 марта 1967), как утверждается в некоторых источниках, предупредил Никиту Сергеевича Хрущева, что надо опасаться Жукова, – мол, он человек опасный, бонапартист. На Октябрьском 1957 года Пленуме ЦК КПСС было сказано: «Я слышал мельком краем уха от некоторых, что нет убедительных фактов, что не ясно вроде, ошеломленно и так далее. Есть убедительные факты и есть очень опасные для нашей партии и для нашего государства факты», – заявил с трибуны Пленума новый министр обороны. Но, кроме уже много раз озвученных и не ставших от этого убедительнее предположений, ничего нового привести не смог. Зато во всеуслышание заявил: «Не место такому политику в Президиуме и Центральном Комитете нашей партии».

Но среди тех, кто тогда выступил против Жукова, был и его старый боевой товарищ маршал Конев, которого Жуков спас после поражения в 1941 году от расправы. Существует версия (не имеющая прямых документальных доказательств, о ней упоминает военный историк Сергей Михеенков в книге «Конев. Солдатский маршал»), что именно Жуков и Конев при поддержке других военных (в том числе Штеменко и Москаленко) готовили во время правления Хрущева военный переворот. Когда Хрущев, будучи благодарен Жукову за поддержку во время борьбы с антипартийной группировкой Маленкова-Молотова-Кагановича, однажды заявил министру обороны, что теперь надо бы в МВД порядок навести, но некому, Жуков предложил сделать министром МВД Конева. Тот в это время занимал пост первого заместителя министра обороны СССР и одновременно являлся Главнокомандующим Объединенными вооруженными силами стран Варшавского договора. Но искушенный в интригах Хрущев понял, что передавать в руки «тандема» Жуков-Конев власть над армией и милицией слишком опасно. Воспользовавшись принципом «разделяй и властвуй», Хрущев не только не назначил Конева главой МВД, но смог «перетащить» его на свою сторону, заставив выступить в печати против Жукова. После этого Жуков не хотел общаться с Коневым, хотя есть версия, что Конев и написал бывшему министру письмо. Потом Жуков все же пришел на празднование 70-летнего юбилея Конева, которое отмечалось в квартире на улице Грановского (в настоящее время Романов переулок – А. Г.).

В обстоятельной книге сына Н. С. Хрущева Сергея «Реформатор» есть глава «Маршал Жуков, или… генерал Бонапарт». В интервью «Российской газете» (05.04. 2010 г.), посвященном выходу этого издания, Сергей Хрущев сказал: «Генералы Жукова не любили. По разным причинам. Во-первых, они его ревновали. Во-вторых, он был человеком жестким. Поэтому, когда Хрущев поехал на маневры, которые были под Киевом, поговорить с генералитетом, он получил единодушную поддержку… Это загадка, которую не разгадал ни Хрущев, ни я: был заговор или нет. Потому что, как известно еще со времен короля Лира, «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Поведение Жукова было подозрительно. Он организовал какие-то секретные школы, где готовили спецназ <…> которые согласно положению того времени он не имел права создавать своим приказом. Жуков себя вел неадекватно: то он запрещал командующим округами встречать Хрущева, то предлагал назначить себя, министра, Верховным главнокомандующим».

Как восприняли советские офицеры обвинение Жукова в «бонапартизме»? Владимир Скородумов утверждает, что «Жуков, неожиданно для всех, был снят с должности министра обороны под словечком «бонапартизм». Инспирировано все это было Хрущевым. Он Жукова испугался. Когда первый раз на президиуме ЦК сняли Хрущева с поста первого секретаря и назначили министром сельского хозяйства, как «знатока» кукурузы, именно Жуков спас Никиту. Все члены Президиума были единодушны против Жукова, воздержался только Микоян. Он резко выступил в защиту Никиты. Кто-то ему бросил в ответ:

– Танками нас окружишь?

Дерзко, непозволительно дерзко, видимо, не сознавая до конца значения своих слов, Жуков ответил:

– Пока я министр обороны, ни один танк не двинется с места…

И все смирились… Авторитет Жукова был высок не только в армии, но и в народе. Но Хрущев запомнил эти слова, понял их правильно: а если Жуков захочет когда-нибудь двинуть танки?…

Утвердившись в прежней должности, Хрущев уже через месяц снял Жукова, предварительно отправив его за границу в командировку. В его присутствии не решился совершить это смещение.

Ни к какому бонапартизму Жуков не стремился. Он политически не был дальновидным. Будучи обижен на Сталина, обстоятельство, которое использовал Хрущев, чтобы его привлечь на свою сторону, Жуков дал возможность Хрущеву еще пять лет сидеть в кресле генсека, утверждая свой “культ”».

История изучает реальное прошлое, а не его возможные варианты. Но есть документы, которые наглядно демонстрируют возможное направление развития событий. Что было бы с Г. К. Жуковым, если бы Н. С. Хрущева не свергли? До наших дней дошла записка (под грифом «Совершенно секретно») Председателя Комитета госбезопасности В. Е. Семичастного (датированная 27 мая 1963 года) в ЦК КПСС (адресованная Н. С. Хрущеву) о настроениях Г. К. Жукова.

Докладываю Вам некоторые сведения, полученные в последнее время о настроениях бывшего министра обороны Жукова Г. К. В беседах с бывшими сослуживцами Жуков во всех подробностях рассказывает о том, как готовилось и проводилось заседание Президиума ЦК КПСС, на котором он был отстранен от должности министра обороны, и допускает резкие выпады по адресу отдельных членов Президиума ЦК:

«Все это дело можно было по-другому отрегулировать, – говорил Жуков, – если бы я мог низко склониться, но я не могу кланяться. А потом, почему я должен кланяться? Я ни в чем не чувствую вины, чтобы кланяться. Все это приписано было, конечно, с известной целью…»

В разговоре с одним из своих сослуживцев по армии Жуков следующим образом отозвался о Малиновском Р. Я.: «…Это хитрый человек, он умеет подхалимничать. Он никогда против слова не скажет. «Слушаю». «Есть». Он свое мнение прячет далеко и старается угодить. А такие сейчас как раз и нужны…»

В беседе с генерал-майором в запасе КАРМАНОВЫМ И. М. Жуков заявил: «У нас… неразумно купеческий размах в отношении помощи. В космическое пространство вылетают миллиарды. На полет Гагарина израсходовали около 4 миллиардов рублей. Никто ни разу не задал вопроса, во что обходятся все эти приемы, все эти поездки, приезды к нам гостей и прочее… Жене БИДО сделали соболью шубу, я видел. Жене другого члена делегации был подарен бриллиантовый набор, в котором находилась бриллиантовая брошь в 12 карат… Это все сейчас доходит до широких масс людей… У СТАЛИНА было много нехороших черт, но в небережливости государственной копейки его никто не может упрекнуть. Приемов он не так много сделал, подарки он никому не давал, кроме своего автографа на книге…»

В другой беседе по поводу издания «Истории Великой Отечественной войны» Жуков говорил: «Лакированная эта история. Я считаю, что в этом отношении описание истории, хотя тоже извращенное, но все-таки более честное у немецких генералов, они правдивее пишут. А вот «История Великой Отечественной войны» абсолютно неправдивая.

Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну. Получили 350 тысяч автомашин, да каких машин!.. У нас не было взрывчатки, пороха. Не было чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали. Разве мы могли быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью. А сейчас представляют дело так, что у нас все это было свое в изобилии.

Это не история, которая была, а история, которая написана. Она отвечает духу современности. Кого надо прославить, о ком надо умолчать… А самое главное умалчивается. Он же был членом Военного совета Юго-Западного направления. Меня можно ругать за начальный период войны. Но 1942 год – это же не начальный период войны. Начиная от Барвенкова, Харькова, до самой Волги докатился. И никто ничего не пишет. А они вместе с Тимошенко драпали. Привели одну группу немцев на Волгу, а другую на Кавказ. А им были подчинены Юго-Западный фронт, Южный фронт. Это была достаточная сила…

Я не знаю, когда это сможет получить освещение, но я пишу все как было, я никого не щажу. Я уже около тысячи страниц отмахал. У меня так рассчитано: тысячи 3–4 страниц напишу, а потом можно отредактировать…»

По имеющимся у нас данным, Жуков собирается вместе с семьей осенью выехать на юг в один из санаториев МО. В это время нами будут приняты меры к ознакомлению с написанной им частью воспоминаний.

Этот красноречивый документ, безусловно подтверждающий постоянную слежку органов за отставным министром обороны, стал основой для более важного документа – Рабочей протокольной записи заседания Президиума ЦК КПСС, состоявшегося 7 июня 1963 года, через десять дней после получения записки из КГБ. На заседании, во время которого была прочитана записка, присутствовали Хрущев, Брежнев, Косыгин, Суслов, Устинов и было принято решение: «Вызвать в ЦК Жукова Г. К. т. Брежневу, Швернику, Сердюку и предупредить: если не поймет, тогда исключить из партии и арестовать».

Почему Хрущев был готов дать команду арестовать маршала Жукова? В 1963 году пенсионер Жуков не имел никакой власти в Министерстве обороны. Но мог рассказать о Великой Отечественной войне, точнее – о тех проваленных при участии Хрущева операциях, в том числе о произошедшем в мае 1942 года под Харьковом разгроме Красной армии. До наших дней дошла шифротелеграмма Верховного Главнокомандующего Военному совету Юго-Западного фронта, приводимая, в частности, Д. Волкогоновым в книге «Триумф и трагедии. Политический портрет И. В. Сталина»: «В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18–20 дивизий. Это катастрофа, которая по своим пагубным результатам равносильна катастрофе с Ранненкампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета, и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе – с потерей 18–20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с Вами поступили бы очень круто». Для имиджа Н. С. Хрущева «всплывание» подобных фактов, которые знал и мог озвучить в разговорах Жуков, было нежелательно. Даже в виде слухов. Тем более что это могло попасть и в западные источники, посвященные Второй мировой войне.

«Брежнев от имени Хрущева требовал от отца вести себя, по его же собственному выражению, “тише воды, ниже травы”, – вспоминала младшая дочь маршала.

Но при всем этом народная слава Жукова не угасала. «Особым событием в годы опалы отца можно считать празднование в мае 1965 года двадцатилетия Победы в Великой Отечественной войне, – вспоминала Мария Георгиевна. – Его тогда впервые после долгой изоляции пригласили в Кремль. Помню, как рад был отец! В домашнем архиве сохранился номер журнала «Пари Матч», в котором была опубликована большая цветная фотография его с мамой, приехавших в Кремль. В журнале была также и небольшая заметка о том, что москвичи кричали: «Слава Жукову!», когда Брежнев упомянул его имя в своем докладе. Мама рассказывала, какими бурными и продолжительными были аплодисменты огромного зала и как неловко чувствовали себя Брежнев и Суслов. Люди, аплодирующие отцу, как бы перечеркивали все решения октябрьского пленума ЦК КПСС 1957 года, все те гонения и унижения, которые он пережил. Но эта овация означала и новые неприятности».