Текст книги "Еще не вечер"

– Тэк-с, заварка, надо полагать, уже готова, – сам себе объявил прокурор. – Конфетки, ба-ра-ночки…

Маленькие из самой высокосортной муки сушки незаслуженно обходятся молчанием среди исторических достижений России – одну, не удержавшись, он сразу засунул в рот.

– Что ж получается? – растерянно произнес Владимир.

– Да? – полковник поднял от бумаги глаза с никаким в них выражением.

– Почерк один к одному, Виктор Сергеевич, – голос молодого человека прозвучал детски жалобно.

– Знаю.

Прокурор взялся за разлитие чая.

Кроме отличных сушек у хозяина был еще абрикосовый джем.

– Витя, а чем ты доволен так?

– Вот, – он указал на продукты.

На лице помощника даже высветилась обида.

– Надо, Володя, радоваться, день сегодня счастливый. Во-первых, спасибо Зубакину и дурному сну, который меня насторожил. Игорь Петрович с нами сейчас…

– А не в морге, – досказал тот, и посетовал на себя: – Ну и быстро же человек привыкает к хорошему.

– Во-вторых, пуля, что нам вдогонку, тоже могла достать. В-третьих, у Зубакина наверняка есть какая-то уточняющая информация по оружию: кто продавал, кому продавал.

– Наверняка есть, – полковника мысль, что он здесь, а не в менее привлекательном месте, все-таки привела в хорошее настроение. – Ах, чай получился хороший! Пей, Володя.

– Но почерк! Дарственная на книге помечена шестым мая 1937-го года. Книга старая, и надпись на ней старая, к тому же – чернилами и перьевой ручкой.

– А ты пей, – пригласил прокурор. – И вообще, кто сделал дарственную, почти очевидно: это подарок отцу священника, которому тогда было тринадцать лет, от его отца, то есть от деда священника.

– Тогда ему сейчас… больше ста лет?

– Хорошо сохранился, – пробормотал, как об обычном, полковник.

Владимир шумно вздохнул, провел рукой ото лба к затылку… чая ему не хотелось, но другого не предлагали.

Коттедж Зубакина, который Виктор видел еще вчера с другого берега озера, не показался тогда среди прочих особенным, а теперь, когда подъехали, он обратил внимание, что на участке вокруг дома нет ни беседок под мрамор, ни бани с башенками и прочими украшательствами, зато розовых кустов много, на некоторых уже завязались бутоны.

Внутри, куда их сопроводил сам вышедший встретить хозяин, тоже не заметно особого шика – холл традиционно вполне оформлен: дерево, камень, большой камин… на его верхней панели фотопортрет.

Уже понимая чей, прокурор подошел ближе.

Старший лейтенант десантных войск, в летнем раскрытом на груди кители… тельняшка, берет… лицо скуластое, небольшие жесткие усики, взгляд спокойный, уверенный – что-то в хорошем смысле типическое в этом лице, можно внизу написать: «Готов к защите Отечества».

Вспомнились те священнику на исповеди слова о чувстве, запретившем расстрелять мальчишку: «страшное что-то произойдет… мир перевернется…»

Виктор не знал сейчас – фантазия разыгралась или он когда-то действительно видел картину: руки вцепились в падающий земной шар – напряженные до предела они его не удержат.

…

Полковник с Зубакиным ожидали его в центре холла у стола темного дерева; молодой человек катил тележку с напитками.

Хозяин предложил откушать – второй час, время обеденное.

– Недавно чая с сушками напились, – полковник махнул рукою с досадой на легкомысленный этот поступок.

– Тогда сырку-колбаски.

Тот согласно кивнул, но прежде чем устроиться в кресле, торжественно произнес:

– Сначала о самом главном: сердечно благодарю вас, Борис Григорьевич, за спасение моей жизни.

Хозяин высоко вскинул брови.

Прокурор решил, что лучше ему «ввести в курс дела»:

– Игоря Петровича вызвали анонимным письмом на встречу у церкви к Черному лесу, сегодня в восемь тридцать. Я, спасибо вашему звонку, сумел отреагировать. Грохнули мимо – по крыше отъезжавшего автомобиля.

Виктору сразу вспомнилась сказка про медведя, которому очень не понравились чужие действия в собственном доме. Девочке-Маше, правда, всё удачно сошло, но вот этот «медведь» прощать такое ни в коем случае не намерен; тут же возникли подозрения, что Зубакин может теперь «затемнить» канал продажи оружия, чтобы самому «разобраться».

– Борис Григорьевич, нам сейчас очень необходимы совместные действия.

– Понимаю, – хозяин показал рукой, что все-таки надо присесть. – Откуда стреляли?

– Из двенадцатиэтажки, там метров триста.

Не дожидаясь вопросов, он рассказал детали, в том числе примерный облик стрелявшего, но про почерк в письме и на книге говорить не стал, не от задних каких-то мыслей, а простого соображения – не морочить человеку голову не годной для использования сейчас информацией.

Завершив рассказ, прокурор поймал на себе уважительный взгляд:

– Как вам это в секунды какие-то связать удалось?

Появилась вторая тележка; на стол, кроме «сырка-колбаски», поставили заливную осетрину, вареные языки, зелень и соусы.

Подождали, пока прислуга уйдет.

– Как понимаю, теперь слово за мной, – хозяин сначала приглашающе показал на расставленные блюда. – Вы меня простите, если я не раскрою канал поступления информации по продаже оружия? И юридических доказательств тоже нет.

– Простим, – согласился полковник и потянул на себя ручку спиртовой тележки. – Как сказал классик: «Грех такую закуску помимо водки». Я рюмку чистенькой, а вы?

Оба в ответ согласно кивнули.

– Оружие продавал хозяин ресторанчика у Черного леса. Он азербайджанец. Заведение сомнительное. Во-первых, убыточное: посетителей мало и нет дополнительных промыслов – ни девочек, ни наркотиков, ни азартной, в ночное время, игры.

Полковник, хмыкнув недоуменно, прервал рассказ поднятой за общее здоровье рюмкой, и видно стало – отодвинувшиеся чуть утренние впечатления создали тот фон, на котором каждый вдох теперь доставлял ему радость.

– Ну-ну, – он, кивнув хозяину, захрустел редиской.

– Во-вторых, ресторатор этот контачит с двумя молодыми русскими мужиками; в городе они, как и сам азербайджанец, недавно. – Зубакин недовольно дернул щекой: – А вот отследить человека, которому продали оружие, моим ребятам не удалось. Место он подобрал для встречи тут в старой части города, завернул в арочку, сел на электромопед и смылся по пешеходным дорожкам. Не учли они такого варианта.

– Да как его учтешь? – справедливо заметил Игорь Петрович, желая, заодно, успокоить хозяина.

Тот, привстав, принялся накладывать им на тарелки.

Остановили разговор, чтобы поесть.

Зубакин с полковником решили еще по чистенькой, а Виктор перешел на белое полусухое. Его самого теперь подняло слегка на счастливые крылья – убить ведь могли запросто тем выстрелом по автомобилю или ранить серьезно. Интересно, а у стрелявшего нервы не выдержали – на риск пошел: и промах дать, и себя обнаружить. Или считал, что его уже вычислили, использовал последний шанс?

Полезли другие вопросы профессионального плана и сложились в один:

Хоть и хороший глушитель, но хлопок отчетливо слышится через открытые летом соседские фрамуги и окна. Затем: квартиру выбирали заранее, а могла подходящая и не найтись. Наконец, деньги сейчас тоже очень считают – зачем тратить многие тысячи долларов на дорогое оружие, когда достаточно было отследить маршруты полковника и совершить покушение обычным, так сказать, способом. Это, кстати, надежнее, чем вызывать на встречу в почти безлюдное место, куда полковник, из осторожности, мог и не явиться. Слишком зыбкий получается план операции, если смотреть на него с момента, когда он задумывался. А у покушения на начальника УВД города должны быть серьезные заказчики, по деньгам уже только, которые тянут «зелеными» на десятки тысяч. Кому понадобилось?

Зубакин коснулся салфеткою губ и почти повторил эту мысль:

– Я всё вертел в голове, за последние десять лет – от вашей еще от майорской службы – ну, никак из прошлых городских дел кандидата подобрать не могу, кто способен бы на такое. Вы сами, Игорь Петрович, кого предполагаете?

– Ой, говорил уже Виктору – изломал всю башку.

От подпорченного настроения он взглянул на бутылку.

Хозяин сразу налил, добавил вина в бокал прокурору и поднял рюмку для тоста:

– Город растет, а нормальных людей не прибавляется. Я за то хочу, чтобы вместе держаться, – он неуверенно вдруг взглянул на прокурора.

Виктор быстро двинул навстречу бокал.

А через несколько минут, когда темп насыщения снизился, он взглянул на полковника, предлагая ему эстафетную палочку.

Тот сначала поинтересовался:

– Как, Витя, это винишко?

– Очень хорошее.

– Тогда я тоже. Борис Григорьевич, у нас тут информация – хоть стой хоть падай.

– Да уж после предыдущей вряд ли сумеете удивить.

– А поглядим. Шестова наша, представьте себе, дама с фальшивым паспортом. И это притом, что настоящая Шестова в природе существует и биография ее полностью заимствована, – он сделал маленькую паузу. – Я понятно ситуацию обрисовал?

Виктор готов был поклясться: ни один артист не сыграет так ярко оторопелость – Зубакина стопорнуло… что-то было у него во рту, он попробовал с осторожностью прожевать…

Кашлянул, сглотнул…

– Когда-то, не помню где, рубрика была: «Удивительное рядом».

Все вспомнили, но тоже не вспомнили где.

– Не хочу на вас давить, Борис Григорьевич, – нежно проговорил полковник, – но сами ведь предлагали держаться вместе.

Зубакин сразу понял к чему.

– Да, кто ее московский покровитель. Сейчас скажу…

Нажал кнопку сбоку стола и велел подавать кофе.

Прозвучала фамилия.

Но, против ожидания, не криминального авторитета, а из тех «воротил», которые повылезли из хладных ленинградских болот.

– Ты, Витя, хорошо его себе представляешь?

– Вполне, – прокурор задумался. – Но вот чего не могу себе представить – какой ему тут в нашем городе интерес. – Он посмотрел на Зубакина: – Была версия, что чьи-то излишки капитала могут потянуться сюда, на лакомую территорию – на Черный лес. Но не его профиль, совсем не его. И плюс к тому, в последнее время дела у него перешагнули наш местный масштаб.

– Мне тоже это известно, и я его в качестве конкурента здесь в упор не видел. Честно говоря, подумал – по женской линии что-то, он бабник был откровенный, не знаю, правда, как нынче. Нет, всё равно не понимаю – зачем конспирировать эту Шестову?

– Значит, – полковник, утверждаясь в пришедшей мысли, кивнул сам себе, – значит, кто-то другой его попросил.

– Так полагаете?

– Да, искали хорошо знающего вас человека.

– Хм, брату его я когда-то помог, – Зубакин насупливо помолчал… – Хочется очень надеяться, что никак это не связано с покушеньем на вас, Игорь Петрович.

Сила – гневная, беспокойная – не имея выхода себя приложить, задвигалась в большом человеке.

Сюда по дороге, они с полковником договорились не сообщать Зубакину о женском голосе – когда две ночи назад похитители пришли за псковской иконой, и хотя оно сейчас шло вразрез с принципом «держаться вместе», прокурор об этом ничуть не жалел.

…

За кофе обговорили действия на ближайшее время, и первым инициативу проявил хозяин: он свяжется с главными лицами азербайджанской диаспоры – они же и лидеры неформальные, пусть сами разберутся со своим продавцом оружия; «своего» они не сдадут. Но первое – чтобы ноги его здесь больше не было, а главное – все сведения о заказчике оружия он должен выложить.

План понравился тем еще, что никаких собственных силовых действий хозяин в виду не имел.

Правоохранители, в свою очередь, будут обо всём информировать «коллегу», в том числе о первом допросе Шестовой, задержание которой уже представлялось безотлагательным.

У полковника совсем прошло утреннее напряжение, а от съеденного-выпитого стала трогать сонливость.

Все приказы, включая контроль на вокзале и дорогах из города, были отданы, оперативная обстановка больше, пока, ничего не требовала.

– Завалюсь-ка я, Витя, спать часика на три? Я в Управлении, на своем удобном диване.

Прокурора это как раз очень устраивало, и что в Управлении – так как попытку повторного покушения не следовало совсем исключать.

Яна, когда он позвонил, отреагировала растерянно, даже пришлось переспрашивать, хорошо ли она его слышит – нужно сегодня встретиться; правда, девушек на встречи приглашают вовсе не этим, приказным почти, тоном, и, придав голосу, сколько можно, любезность, он предложил ей самой выбрать место и время.

К кому именно он идет – к преступнику, случайно втянутому человеку или вообще невиновному? Хотелось очень этого третьего варианта, но не шло в голову, каким, конкретно, таковой может быть.

Виктор начал искать глазами назначенное заведение и скоро дошел до него.

Поискал внутри Яну…

Она забилась в самый угол полупустого зала, но так, чтобы зал был хорошо виден весь.

Сделала ему приглашающий к столику жест.

Улыбнулась.

Сдержанно, не как прежде – «всем выражением».

Бокал с красным вином почти выпитый.

Глаза исподлобья, большие, и такого серого цвета, который бывает только в глазах и нигде больше в природе.

– Что вы так улыбаетесь?

– Как?

Он не был на той космической волне, где всё застывает и можно разглядывать будущее, чувства человеческие сами по себе космос, они говорили сейчас – перед ним… нет, не преступник.

…

Сознание человека, привыкшее к знакомым полочкам в родном помещении, противится, когда хотят вывести из него, чтобы показать нечто другое: не удивительно – а вдруг оттуда не удастся вернуться назад; сознание предпочитает обыденность – Виктор остро ощутил это за последние полчаса. «К чему-то надо сначала привыкнуть, и только потом стараться понять», – сказала Яна, когда почувствовала – от ее рассказа у него плывет голова. Очень точно сказала, так же говорил Макс и ребята на семинаре: наткнувшись на новое, люди стремятся найти ему название и этим вписать в существующий круг – всё что имеет имя, приобретает краски привычного мира, перестает быть чужим; потом это «новое» начинают изучать, стараясь отыскать оправдания данному имени, и изворачиваться будут до анекдотических крайностей, настаивая на том, что имя-обозначение дано было правильно, – и это плодотворная диалектика, потому что только всё вместе, и в том числе ощущенье границы с абсурдом, движет вперед.

Хорошо, что он был психологически подготовлен к несовершенству даже очень научного сознания, иначе его собственное сейчас действительно могло не вернуться, туда где «родные полочки».

…

Дед Яны – дитя коммунистических идеалов – и был тем самым очень молодым командиром отряда, направленным сюда из Москвы для этапирования сотрудников Института согласно дальнейшему ожидаемому приказу. Именно он исчез на четыре года, побывав в реальности, где история пошла по другой ветке.

– И наверное, там не было никакой войны с немцами, потому что Тухачевский сразу начал устанавливать военно-политический союз с финнами и поляками. Дед провел там всего полгода, и для его примитивно-партийного сознания каждый день почти становился стрессом: дружба со странами-буржуинами – новое правительство ведь стало восстанавливать отношения в рамках Антанты, право на выделение крестьян из колхозов в кооперативы с возвращением им долевой собственности, мелкотоварное предпринимательство. Он помнил мальчишкой «проклятый НЭП» – и что-то похожее очень на его глазах начиналось. А главное – убит его кумир Сталин, вместе с Ворошиловым, и якобы они, повздорив, стреляли друг в друга, но всем почти было понятно – это сделала новая военно-правительственная группировка.

– И были репрессии к старой?

– Куда-то их поссылали на периферию, но ничего зверского.

– Здесь очутившись, скакнув на четыре года во времени в август 41-го, дед ничего не понял сначала, молол ахинею про покушенье военных на Сталина – тех самых, что давно уже были расстреляны. Подумали было, сначала, что уклониться хочет от фронта, но две психиатрические экспертизы категорически не признали его симулянтом. Потом он стал понимать, что безобразно проспали войну, что этот кремлевский палач срубил не только Верховное, но и вообще кадровое офицерское командование.

– Сорок тысяч старших офицеров, – подтвердил Виктор. – Этот руководящий состав обеспечивал как минимум десятимиллионную армию. И никого не щадили: штабистов опытных, военных инженеров, даже картографов.

– Представляете, а там ничего этого не было. История без трупов, страха, подлостей… блин, ну как мне захотелось туда!

Она уже два раза подносила ко рту пустой бокал, заметно было – нервы ведут себя как хотят.

Прокурор, попробовав успокоить, сжал слегка ее руку, и показал официантке принести им по бокалу, однако вполне успокоить не удалось, на щеках девушки выступили красные пятна.

– Давайте, Яна, теперь про наши дни.

– Нет, скажите, сами бы не хотели жить среди нормальных людей, а не в этой параше?!

– Яночка, вас на весь зал слышно.

– Да черт с ним… ну давайте про наши…

Пошло все-таки поспокойней.

Дед окончил свою жизнь, когда Яна была еще в дошкольном возрасте, но она запомнила тетрадь, про которую он ей говорил: «Прочитаешь, когда станешь взрослой – вот когда получишь высшее образование и совсем поумнеешь». Дед, как сам объяснил в тетрадных записях, не хотел впутывать ее родителей в эту историю, и Яну предупреждал – не предпринимать никаких действий пока коммунистический режим не сменится. Тетрадь она прочитала даже гораздо позже, чем «совсем поумнела», – будто какая-то сила удерживала. Прочитала четыре года назад, год ушел на перечитывание, обдумывание, а правильнее сказать – на то самое привыкание. Кроме подробного и очень притягательного описания другой той реальности, дед написал, что его «отпустили» от отчаянного желания вернуться, но не только: директор Института взял с него обещание связаться с его оставленным сыном и передать ему, что вся необходимая информация написана симпатическими чернилами на страницах подаренной ему книги лермонтовских стихов, надо только подвергнуть страницы подогреву над керосиновой лампой. Однако уже шла война, а сам дед попал в психушку, и хотя он считался психически неопасным, держали там восемь лет, так как «выздоровев» от другой реальности, дед вынужден был «потерять память» о собственной личности – не мог ведь продолжать быть исчезнувшим командиром.

Виктор сделал знак остановиться и назвал страницы из книги.

– Они?

– Верно, а…

– А еще предположу, что вы побывали в квартире священника и вырвали эти страницы.

На лице девушки возникло что-то вроде желания всхлипнуть.

– Прокурор… я ведь делаю признательные показания, а вы отнимаете у меня самое из них ценное.

Им принесли бокалы, он дружественно протянул свой, чтобы чокнуться.

Дальнейшее в контурных чертах уже стало понятно.

А через две минуты и подтвердилось.

Не так трудно ей было найти внука, зная фамилию, отчество и предположив, резонно вполне, что его назвали именем деда, – таким образом она вышла на проректора губернской семинарии.

Тот сначала отнесся скептично, и даже когда ознакомился с информацией, оставленной в книге, – мысль о переходе в иную реальность не согласовывалась с религиозными его представлениями. Хотя и не противоречила. Он так и говорил одно время, оставляя вопрос открытым. Потом переменил свое решение и объяснил тем, что «не хочет подчинять себя искусственной несвободе», говорил, что бабушка воспитывала его под знаком такого вот подчинения, истекающего из «узурпации человеком Божьего Промысла», и он не находит в желанье увидеть другую реальность никакого греха.

Виктор сразу же вспомнил, что в той модели у Макса такое перемещение ничем особо принципиальным не отличалось от наших привычных передвижений в пространстве. И собственная мысль добавилась – в тысячелетних человеческих представлениях любое передвижение всегда неразрывно связывалось с физическим его ощущением: каждого шага – пешком или на лошади, каждой волны – под парусами на корабле. И как бы люди средневековья отнеслись к тому, что из Испании в Индию можно переместиться всего за несколько часов?.. Как к дьявольскому – противоестественному их физической картине мира.

– Задача оказалась не очень простой. Внутри Черного леса, как показывали чертежи, проходит контур, а по нему движется энергетический узел. И для него предусмотрена ключ-спираль, – она уловила что-то в его глазах. – Вы о ней тоже знаете?

– По случайному обстоятельству: мы нашли квитанцию на заказ этой штуки. И какое-то время у вас ушло на добычу нужных камней, да?

– На всё уходило больше гораздо времени, чем мы изначально предполагали. Но дело всё же пошло к финалу, и узел ему удалось обнаружить.

– А причем тут лунный календарь?

Она взглянула пристально и с уважением.

– Прокурор, вы мне очень нравитесь не только уже как мужчина.

– Позволите предположение?

– Интересно.

– По нему можно было отслеживать движение энергетического узла?

– Прокурор, а махнем туда вместе? Только… у меня нет этой спирали.

– Вот теперь, Яна, давайте всё аккуратно и точно.

Девушка кивнула и помолчала, сосредотачиваясь.

– Узел он обнаружил предыдущей ночью, а следующей – должен был проверить его смещение. Ну, убедиться, что у нас всё правильно, и можно идти потом наверняка. Договаривались на половину двенадцатого, я опоздала немного. Удивилась, что полоска света видна – дверь до конца не закрыта, но значения не придала, открыла, быстро ступила внутрь…

Они оба увидели одно и то же, он – по фотографии, она – по живому еще впечатлению, плечи девушки дернулись.

– А… вынула уже телефон, чтобы вызвать полицию, и тут меня холодом облило, и мысль только – что уйти надо, уйти, что это страшным для меня может кончиться!

Он поспешил пригасить этот подъем напряжения.

– Но вы все-таки подошли к нему, чтобы проверить.

– Да, заставила себя. Пульса нет, и рука холоднее моей.

– На полу валялись иконы, – напомнил ей прокурор. – У вас не было ощущения чужого присутствия в церкви, преступники могли спрятаться в глубине. Не долетали шорохи, звуки?

– Вот что хорошо запомнила – абсолютную тишину. А иконы на полу я тогда вообще не осмыслила, позже гораздо мозги врубились. А когда пульс проверила, подумала – спираль у него где-то в кармане. Это диск такой – с крышку от консервной банки, ищу-ищу – нет его, нет, но ключи… Взяла автоматически, без всякой идеи, и голос внутри подгонял – «быстрей уходи!»

– Потом решили, что можете с помощью этих чертежей всё сделать сами.

Она кивнула.

Сняла небольшой пакет, висевший у края стула.

– Здесь всё.

– Спасибо. Вы эту историю…

Угадала и прервала:

– Никому, конечно.

– Хорошо. Завтра официально вас вызову в связи с опознанием одной местной жительницей. Скажите: да, была три недели назад вечером у священника, фотографировала по его просьбе иконы, через несколько дней фотографии отдала, расплатился он со мной наличными, с которых уплачу государству налог, как положено, в конце года. И всё! Про детали мелкие говорить: «не помню».

– Вы чудо, прокурор! – сказано был так убежденно, что, кажется, он покраснел.

Засигналил его мобильник.

Номер, вроде, знакомый…

И только проговорив в трубку «слушаю», он понял, что звонок от дежурного по родной прокуратуре.

Тот стал докладывать про какого-то директора ресторана… с азербайджанской фамилией: «явился, очень хочет вас видеть, говорит срочно…»

Соображение сработало не сразу, а когда сработало, девушка посмотрела на него удивленно, потом обеспокоенно, и спросила:

– Случилось что-нибудь?

Прокурор, чтоб успокоить ее, усмехнулся и сам почувствовал, что вышло «криво».

– Ничего плохого. Но день сегодня богат на события.

– Ой да, и чуть не забыла.

– Про что?

– Мне ехать в губернию Машку встречать. Позвонила, что прилетает сегодня вечером.

– Та-ак, – мысли завертелись – сориентировать ее или нет, последовал вывод: «не надо». – Однако вы, сударыня, триста граммов сухого внутрь кинули.

– На нервной почве, и забыла я совсем про Машкин звонок. Ну, мне выезжать только через полтора часа, и приму побольше «Антиполицая».

– Ладно, – прокурор вздохнул, на что-то решаясь: – Не в моих это правилах, но если остановят, сразу звоните мне. Сразу, до проверки на алкоголь.

– Я максимально осторожно поеду.

Из кафе им было в разные стороны, и только он успел попрощаться, как снова запел мобильник.

Тот самый «свой человек» из мэрии, о котором, за прочими событиями, он успел уже позабыть, сообщил – нашлись материалы, незначительные по содержанию, но отыскали всё что смогли; может их завезти сейчас – он на машине.

Очень кстати, Виктор объяснил, где находится.

И опять оценил преимущество небольшого города – если вы и кто-то обретаетесь в центре, встретиться можно через считанные минуты.

Серебристая «Тойота» скоро подкатила к его тротуару.

Виктор сел, поздоровался за руку.

Ему протянули сложенные вдвое отксерокопированные листы – три или четыре всего.

– Я молодым сотрудникам вчера по вашему заданию «субботничек» сделал, сам был на даче. Ну вот, они отыскали. Говорят, вероятность, что не всё проверили, практически нулевая. А это – списки сотрудников Института с указанием должностей.

– Спасибо.

Прокурор хотел сунуть листки в пакет, но был остановлен.

– Посмотрите под номером первым – мне сразу в глаза бросилась характерность одна.

Прокурор раскрыл листы.

Под первым номером значился директор Института.

– Фамилия, имя и отчество, Виктор Сергеевич, полностью совпадают с теми, что у убиенного священника нашего. Вас куда отвезти?

– К прокуратуре, если не затруднит. Да… И давайте договоримся: вы об этом списке ничего не знаете, и я вас больше никакими просьбами не потревожу, – он подчеркнул: – Вообще никакими.

Человек даже приподнялся слегка на сиденье.

– Не извольте беспокоиться, Виктор Сергеевич, не извольте беспокоиться!

– В прессу попадет, знаете ли, глупые сенсации какие-нибудь…

– Будьте покойны, и благодарен вам чрезвычайно!

Машина так бодро двинулась, словно ей передалось облегчение хозяина, Виктор стал рассматривать листки дальше.

После директора и его заместителя шли лаборатории – без названий, просто под номерами… начальники лабораторий, старшие научные и просто сотрудники… в конце Административно-технический отдел… во главе комендант… Виктор вскинул голову от бумаг, посмотрел вперед на дорогу, но глаза хотели назад… и боялись… да что же это?

– Подъехали, – поняв его взгляд по-своему, сообщил водитель.

Повернули за угол, Виктор увидел здание родной конторы, где его тоже ждал какой-то сюрприз, а он не разобрался еще со случившимся.

Попрощался, вышел.

И задержался у входа.

Мысль, противная чувствам, требовала довести себя до конца.

…

Холл их небольшой – дежурный работник прокуратуры, охранник-полиционер, дальше внутренний вход, запертый сейчас, как и положено, на решетку.

В холле никого больше.

– А где он?

– Отлучился ненадолго за сигаретами.

– Хорошо, откройте. Я буду у себя в кабинете.

Прокурор поднялся на второй этаж и, привстав на последней ступени, вынул мобильник.

– Да, Игорь Петрович, как поспали?

Тот сообщил – «хорошо, перебрал даже» – и поинтересовался, где Виктор находится.

– У себя в конторе. Сейчас подойдет клиент очень интересный. Разговор, думаю, будет недолгий. Сразу после него к вам в Управление.

Полковник ответил: «добро», и что чаем хорошим его обеспечит.

Еще в кафе, сразу после звонка дежурного, у Виктора протянулась цепочка: Зубакин провел работу с вожаками азербайджанской диаспоры – они «вызвали на ковер» продавца оружия – тот явился теперь в прокуратуру с повинной. Но и тогда же возник вопрос – зачем? Договаривались, что «своего не сдадут». А «повинная» по продаже оружия, из которого уже совершено покушение на убийство, смягчала, конечно, но не могла совсем отменить наказания.

Впрочем, теперь глупо гадать, тем более… дверь слега приоткрылась:

– Можно?

– Да, входите.

Голос, он сам почувствовал, от показного спокойствия прозвучал у него громче нужного.

Не хотелось смотреть в лицо вошедшему.

– Садитесь.

– Благодарю вас, товарищ полковник. – Виктор не успел вздрогнуть на обращенье «товарищ», перед ним положили удостоверение. – Взгляните, пожалуйста.

Что… что такое?

«Министерство внутренних дел»… «капитан»… указано подразделение центрального аппарата…

Человек напротив вежливо улыбнулся и развел руками.

У Виктора всё стремительно закрутилось назад и встало от звука пули по крыше.

– Капитан, мне сообщили, что через вас прошло оружие, из которого сегодня стреляли. Это ошибка?

– Это не ошибка, но позвольте я всё объясню.

Виктор почувствовал прилив крови к лицу, гость, заметив, очень поспешно заговорил:

– Оптический прицел был отрегулирован на метр выше цели, точнее – при стрельбе с двухсот метров он давал отклонение на метр вверх, а если дальше – выше еще. Нам нужен этот человек, товарищ полковник. Оружие он заказывал через посредников. «Куклу» или холостые патроны передавать было нельзя, посредник мог проверить, оно так и случилось. К тому же, недоставало времени.

– Фу, капитан, дайте перевести дух…

В буквальном смысле потребовалось разок вздохнуть глубоко.

– Так. Ну, человека этого, я знаю уже, вы при передаче оружия упустили, – он поднял руку, чтоб не выслушивать оправдания. – А на кого готовится покушенье, не знали?

– Да если бы… понятия не имели.

– Вот между прочим, при контакте со мной, этого стрелка мы бы взяли обязательно.

– Неуклюже вышло, товарищ полковник, вы правы, – азербайджанец не только говорил без акцента, но и лицо изменилось с того «ресторанного» на умное, без конфетной красивости. – И время, я говорил, сильно нас поджимало.

«Даже ресторан под операцию открыли, и подразделение это… далеко нити идут».

– Курите, если хотите.

Прокурор достал из нижнего ящика блюдце для пепельницы.

– Спасибо, не откажусь.

Он вдруг понял, куда идут эти «нити» – нет, не далеко, тут надо говорить «высоко».

Очень!

Неприятно стало.

Будто он, правда, задрал голову, и замутило, как от нависшей скалы.

– Расскажите теперь, что это за нужный вам человек.

Ему ответили виноватым взглядом:

– Вот этого, простите, никак не могу. Попозже вечером прибудет майор – руководитель нашей группы, сообщит вам, а я лицо подчиненное.

– Как со мной свяжется?

– Позвонит по мобильному. Это Шестова, так она здесь у вас значится.

…скала отвесная – живая своей миллионной тяжестью… спираль, блеснув камнями, улетела во тьму… явились с концами в никуда разноцветные линии… «Тяжелый день для головы», – всплыла своя же собственная фраза.

У Нади в секретарской в аптечке есть нашатырный спирт.

Прокурор извинился – что на секунду покинет…

И быстро вернувшись, спросил еще от порога:

– Китаец ваших рук дело?

– Не совсем.

– А как «совсем»?

– Без подробностей, товарищ полковник?

Виктор, сев в кресло, кивнул.

– Это был серьезный агент. Но здесь его уже нет, – на «здесь» поставили ударение.

– Угу. А фамилия и имя непойманного стрелка такие же, как у убитого священника?

Во взгляде капитана мелькнуло удивление, смешавшееся сразу с почтительностью…