Текст книги "Еще не вечер"

Захотелось уйти.

Как тогда.

И чувство такое же – чужого и ненавистного.

=======================

«Китаец». Володя забежал к нему домой после встречи с охранником из ресторана и сообщил полученную от того информацию, полностью подтверждавшую слова Маши про пропавшего неделю назад китайского повара.

Только вряд ли он повар: со слов охранника, роль этого человека в ресторане была непонятная, нередко замечали его долгое отсутствие среди вечера или дня, а по манере общения с хозяином ресторана казалось, они, по крайней мере, на равных – китайским нормам такое не соответствует, почтение к начальнику всегда подчеркивается служащими в поведении. И совсем интересно: охранник как-то увидел в городе этого человека – совсем на себя не похожего, и не китайского, а нейтрально-национального вида, может быть даже и русских южных кровей, короче – это был хорошего качества маскарад.

«А что именно применялось для изменения внешности?» – «Парик под шатена, накладные усы, очки дымчатые. Но охранник сказал: голову на отсечение, это был он».

Серьезная маскировка, если, конечно, всё это правда.

Но Владимир, стараясь сказать много сразу, начал откуда-то с середины, прокурор попросил от начала: почему нужно считать, что пропал человек, может быть, уехал по каким-то причинам?

«Значит так. Приходит к ним мужик и спрашивает про этого китайца, имя его называет – ну, как положено. На охранника нашего как раз нарывается, он через день дежурит по двенадцать часов и в тот момент про китайца пропавшего еще ничего не знает, спрашивает мужика: “А в чем дело?” Тот объясняет: китаец этот снимает у него квартиру; два дня назад он должен был зайти вечером, получить очередную плату за месяц вперед и квитанции забрать – по квартплате и за телефон… а предыдущим вечером они созванивались, обо всем договорились. Приходит он, значит, в положенное время, а дверь никто не открывает. Звонит по мобильному, там автомат отвечает: связь с абонентом временно отсутствует. Этот хозяин квартиры пошел к киоску пивка попил, покурил, заодно посмотрел на окна – сумрак уже, в его окнах свет не горит. Опять позвонил – нет контакта. Он обозлился и двинул домой – квартира жены в другой части города. Пока шел, еще пару раз звонил, и все с тем же нулевым результатом. И следующим утром, и днем. Мужик начал волноваться, мысли нехорошие – а если тот в квартире мертвый лежит? Ключи свои у него были, идет следующим вечером, открывает квартиру – там все в порядке: вещи, одежда в шкафу, в холодильнике продукты… а телефон продолжает молчать. Он в середине следующего дня и двинул искать в ресторан».

На случай если вдруг китаец объявится, мужик дал охраннику номер своего мобильного. И потому еще дал, что разговор с хозяином ресторана не получился: тот был растерян, испуган даже, объяснить, где его работник, не смог.

«Телефон хозяина квартиры у тебя?» – «Да, и уже звонил по нему, договорился на завтра в семь вечера посмотреть вещички пропавшего, – он поспешил, угадывая вопрос шефа: – Номер мобильного телефона китайца я взял, завтра запрошу на кого и когда зарегистрирован». – «А общались они как? Китаец этот знал русский?» – «Свободно. Лет пять или шесть прожил в Благовещенске». – «Квартиру снимал дорогую?» – «Обычную, хотя двухкомнатную. С краю города у Черного леса».

Прокурор не успел скрыть реакцию.

Владимир, заметив, насторожился: «Виктор Сергеевич, тут секретное что-то?»

Он пока не хотел информировать помощника о загадочной истории Черного леса, а тем более о неясном и неприятно навязчивом для него присутствии этого леса в делах теперешних, совсем не хотел, но лицо слишком выдало и пришлось говорить.

…

Но вот правильно, что две головы лучше одной, даже если вторая очень еще неопытная. И вместе с этим подтвердилась старая истина – объясняя другому, лучше понимаешь проблему сам.

Выяснилось сразу, Владимир интересовался работой спецотдела Бокия и его научного товарища Барченко: читал в Интернете, смотрел телепередачи, и вообще по теме всякой экстрасенсорики оказался подкован. Сообщение про Институт, поэтому, вызвало у него чисто аналитическую реакцию: «А вы, Виктор Сергеевич, о способностях, например, Вольфа Мессинга хорошо информированы?» – «Вот ты о чем… про его побег из Гестапо в Польше, про визит к Сталину без спецпропуска, да? – трудно было сразу не вспомнить – говорилось и писалось на эту тему в последние годы много. – Могу тебе больше сказать: родители отдыхали как-то в Сочи – дело было до моего рожденья еще – и посетили выступление этого Мессинга. Они рассказывали, что он демонстрировал считку мысли на расстоянии».

Владимира чтение чужих мыслей не интересовало, потому что уже готова была гипотеза: что если сотрудники Института ушли из охраняемой зоны также примерно, как Мессинг ушел из Гестапо или прошел, незадержанный, к Сталину.

«То есть транслировал чужой образ, хочешь сказать?» – «Да, или пустой образ, отсутствие человека. А документы на чужие имена сотрудники загодя имели – это элементарно, раз их курировал сам Бокий. Потом люди разлетелись по запасным, так сказать, аэродромам».

Неплохое объяснение, может быть даже – ключ к проблеме.

Однако остаются мешающие детали – как быть, например, с объявившимся через четыре года начальников отряда НКВД?

Владимир и здесь предложил рациональное объяснение: тот скрывался до поры до времени под чужим именем, а когда война началась, испугался, что до него докопаются; и люди, у которых он жил, испугались, им тоже не поздоровится.

В гипотетическом построении придраться тут было не к чему.

Уходя уже, помощник хлопнул себя по лбу: «Совсем забыл! Охранник этот просит в порядке ответной услуги перевести его брата в другую зону. Конфликт там у него, парень может сорваться» – «Статья не тяжелая?» – «Нет, кража материалов со стройки». – «Скажи, быстро решу, в Агентстве по исполнению наказаний мой сокурсник большой пост занимает».

Молодость страдает оптимизмом, видно как Владимир, будто батарейка от сети, заряжается от каждой новой информации, не замечая совсем, что информация пока только увеличивает число неизвестных, не уточняя ничуть самих уравнений.

Вот еще: почему местный авторитет Зубакин спасовал перед Шестовой?.. А Зубакин этот звонил уже в прокуратуру, Надя записала его на завтрашний прием в половине одиннадцатого.

Стрелки показывали уже час ночи.

* * *

В Москве дорога на работу занимала почти час, здесь на служебной машине – шесть-семь минут.

А организм просыпался по-старому раньше, и хотя Виктор следующим утром попробовал «добавить сна», через несколько минут стало ясно, что ничего не выйдет. И тоже кстати: можно делать все утром не торопясь, не поглядывать на часы, думать о чем захочешь, а не о том, чего, уходя, не забыть.

Уезжая из Москвы, надеялся, что на новом месте избавится от психического дискомфорта, начальственного пресса – прежде всего, думал о свободе, которую ему даст высокий должностной местный уровень. Сколько же разницы между мыслями о необремененной пошлостью жизни и реальном таком ее ощущении – явью не только нового психического состояния, но и новой физики мира: никакого тесного спешащего потока людей, стирающего часы его земного существования; никаких бессмысленных начальственных совещаний, осточертевших физиономий – часто не злых, не враждебных, но так же часто – не умных и безразличных почти ко всему, кроме материального и карьерного интереса. И та прежняя жизнь отодвинулась, стала терять реальность, освобождая место – он чувствовал – правильному и настоящему.

И с таким настроением Виктор вошел к себе в кабинет.

Через две минуты уже он получил заверения из Москвы от сокурсника, что парня – брата охранника – срочно переведут.

Поболтали немного о близких знакомых.

Потом Виктор набрал номер Якова.

Прослушал в трубке безответные позывные гудки, потом телефон отключили – надо полагать, сидит на экзамене.

Настоятель вчера, осмотрев икону, вывод сделал о «скорей всего» ее подлинности, объяснял различные на этот счет признаки, не вполне сохранившиеся сейчас в голове, но как выразился потом Володя: если делали не дураки, признаки подделки в глаза бросаться просто не могут.

Яшка через час позвонил сам.

Из московской прокуратуры его уже информировали по поводу экспертизы – конечно, приедет, только завтра еще последний экзамен.

Виктор попробовал было спросить, какова этой псковской иконы, на вскидку, цена…

– Ты давай, меньше болтай об этом. Держи ее в сейфе с толстыми стенками!

Впечатлило.

И напугало немного – на все случаи жизни не напасешься, мало ли что… нет, завязывать надо с этим экспериментом.

Он, не медля, позвонил в Управление полковнику.

Тот обрадовался даже, сообщил – сам с сотрудником подъедет для изъятия икон как вещдоков.

Время подходило к половине одиннадцатого – к визиту Зубакина.

Краткую справку по нему Виктор уже прочитал.

Срок тот имел единственный, получил давно, когда еще заместителем начальника СМУ работал, – они там все проворовались и сели. В зоне связями кое-какими оброс, плюс брат – боевой офицер. Тот сумел подтянуть ветеранов, и они тут в девяностые годы задавили всякую другую братву. Позже, когда чеченцы сунулись, и с ними разобрались. А с азербайджанцами, которых уж слишком много, договорились. Сейчас все стабильно, без серьезных противоречий.

До назначенного оставалось несколько минут, прокурор подошел к окну.

А вчера они с настоятелем, при расставании, оба отчего-то притормозились, не доходя до его машины.

Виктор посмотрел назад на белую грустную церковь и окончательно определил для себя ее образ:

– Девушка-невеста, потерявшая жениха.

Реакция получилась самая неожиданная – человек вздрогнул, лицо приняло напряженное выражение.

– Вы так почувствовали?

Мысль промелькнула, что он ляпнул сейчас неуместное, но ушла – глаза священника ждали от него подтверждения.

– С первых секунд почувствовал, еще оттуда, с дороги.

Снова случилось преображение – радость, и с детским оттенком робости.

– Благодарен вам очень.

Виктор начал догадываться:

– Так это… вы, ваш проект?

Тот покивал головой.

Захотелось сказать приятное что-то, но в голове завертелось общее, не несущее смысла… и отвергнутое, открыло место простому вопросу:

– Но почему?

Сейчас они оба смотрели на церковь – юную и скорбящую.

– Вы Зубакина, влиятельного местного воротилу, знаете?

– Пока только со слов.

Священник помедлил и показал рукой:

– Там за церковью могила его младшего брата. В прошлом он профессиональный военный. В первую кавказскую войну служил командиром роты разведбатальона.

Сделав вступление, пожилой человек помолчал немного…

– Да, приходит ко мне, помнится, пять лет назад – это когда они с братом полного благополучия уже добились – приходит на исповедь. Опыт у меня большой, сразу чувствую – с тяжестью на сердце пришел. Спрашиваю о грехах, говорю о спасительном покаянии, но понимаю – не то, он слушает лишь из уважения к сану. Говорю просто тогда: «расскажи мне о самом главном». – Настоятель повернул голову к церкви… или туда, где за ней находилась могила. – Рассказывает: проверяли горное поселение, убедились, что нет там боевиков, и стали себе уходить спокойно. Выскакивает вдруг мальчишка лет четырнадцати и дает им в спины из автомата очередь – убивает одного наповал. Кто-то из бойцов поблизости подскочил, выбил у него автомат – ну и поставили сразу к ближней стенке. – Священник прерывисто вздохнул, качнул головой, словно сам видел ту сцену. – Сбивчиво дальше пошло: почувствовал, говорит, сейчас случится непоправимое; и такие слова: «шар земной перевернется, я должен его удержать…» В общем, дал команду – расстрел отставить. Бойцы, сказал, так взглянули, что сейчас самого убьют… но зубы стиснули, подчинились. Только не простили они ему, и уже «на гражданке», при ежегодной встрече, спрашивали: «Как твой-то сейчас – кого убивает, взрывает где?» – Священник, переживая, снова вздохнул. – Смотрит он на меня, спрашивает: «Батюшка, правильно я поступил?» – сильное его мужское лицо, и по нему слезы текут.

Виктор знал, как утаскивала людей за собой война – и афганская и кавказская – делала из нормальных людей преступников, наркоманов, а больше всего – гробила алкоголем, поэтому не удивился окончанью истории, хотя горькое это неудивление.

– Вернулся из Москвы после очередной такой встречи в День десантника и сорвался в последний уже запой.

Страшно, отвратительно, и не война, конечно, тут виновата, а люди эти – «власть предержащие», и никто из них пока даже морально не осужден. А трагичней всего, что все эти малые и большие «власть предержащие» – дети народа, ну не хочет народ строгостей к собственным детям!

Священник тронул его за плечо.

– Подвезти?

– Пожалуй что, подвезите.

…

Лимузин черный на малой скорости возник у бордюра, но без сопровождения.

Или не сюда?

Сюда, прополз дальше и остановился у главного входа.

Фигура, в черном костюме, возникла из передней дверки и проворно открыла заднюю.

Появилась другая фигура – в костюме светло-сером, модной блестящей ткани.

Комплекция очень внушительная.

Виктор занял место в должностном кресле, взглянул еще раз на имя-отчество на листке перекладного календаря – Зубакин Борис Григорьевич.

Через полминуты секретарь доложила о посетителе и в кабинете оказался тот самый крупный мужик, но не толстый – сбитый, сильной породы.

Прокурор поздоровался и показал рукой на кресло напротив.

Мужик, усаживаясь, назвал имя-отчество и начал очень конкретно:

– Я в связи с убийством священника нашего. Понимаю, что материалы следствия находятся в режиме неразглашения, но и вы понимаете, что я могу оказать реальную помощь, особенно если буду действовать не вслепую. Чем вы, так сказать, рискуете? – Он подождал, давая прокурору подумать. – Вы же понимаете, что запретить заниматься своим расследованием мне не можете.

– Правильно трактовать ваши слова так, что вы готовы при успешном сотрудничестве предоставить нам живых преступников, а не трупы?

– О-ой…

– Вот-вот.

– Да зачем вам они живые?

– А кто даст показания на заказчика?

– Вот вам как раз не дадут. А нам дадут. Потом спросим с заказчика.

– Борис Григорьевич, вы ведь давно уже мирный строитель.

– А я и раньше… вы спросите у старых служащих прокуратуры – хоть один случайный человек, когда у нас тут разное творилось, пострадал?

– Спрашивал.

– Ну вот.

– То есть предлагаете мне самосуд, с пытками, да?

– А кого жалеть-то! – лапа в полтора нормальных размера вскинулась с ручки кресла и сжалась в кулак. – Вы же этих тварей знаете не хуже меня!

– Ваш брат бы эту идею поддержал?

Человек, напротив, отчетливо вздрогнул, глаза на миг уперлись в прокурора, потом ушли в сторону…

– Давайте не будем.

Посидели молча.

Молчание – как нейтральной полоса между ними, Виктор понял, если сделает сейчас первый шаг, другая сторона тоже пойдет навстречу.

– Расскажу вам всё, что есть по следственным данным.

Прокурор разглядывал визитную карточку, оставленную недавним гостем, и обдумывал самый конец разговора – про лес с дурной репутацией, который так и стоит нетронутым под застройку. Он спросил в лоб – почему тот отказался от своих планов и какой у них был конфликт с газетчицей Шестовой?

Ответ услышал откровенный и неожиданный: позвонил из Москвы один очень авторитетный человек, прозвучало – «из нашей среды», просил с Шестовой не вязаться и лес некоторое время не трогать.

Интересное вырисовывалось – что это за патрон у милой Маши на самом высоком криминальном уровне? И почему опять лес?..

Надя спросила, пускать ли Владимира.

– И будь любезна, сделай нам чаю.

Молодая физиономия выражала энтузиазм, прокурор ждал победного рапорта, но помощник сначала тактично поинтересовался, как прошла встреча с Зубакиным.

– Ничего пока существенного.

– А насчет Черного леса, конфликта с Шестовой?

В глазах прокурора вдруг явилась задумчивость…

– Виктор Сергеевич?

– А? Потом расскажу. Давай, сначала, свою информацию.

– Выяснил уже, что мобильный телефон записан на хозяина ресторана. На его имя выданы два номера, один давно…

– Как давно?

– Ну, несколько лет назад.

– Второй – три месяца назад, это практически совпадает с появлением нашего клиента в ресторане и началом квартиросъемки.

– Распечатка звонков по этому телефону?

– Разумеется. Я ее проработал, там все очень просто: связь у него была только с хозяином ресторана, и с каким-то номером в Китае, точнее – в Пекине. Да, еще с владельцем съемной квартиры.

– А последний звонок?

– В девять вечера предыдущего дня, когда он не появился в ресторане и не был уже на квартире. Вернее так, где-то в половине девятого у него была созвонка с владельцем квартиры, помните, я вчера рассказывал…

– Помню, да.

– Вот, а в девять, последний звонок – в Пекин.

– Постой, – прокурор пощелкал в воздухе пальцами. – Это что получается?

– А что?

– В Пекине который час, когда у нас девять вечера?

Владимир не сразу понял… потом дернулся в кресле.

– Как же я сам не подумал, ах ты, конечно, в Пекине час или два ночи!

– Нормально-нормально, не все мелочи сразу в голову лезут.

Он, чуть опустив голову, опять погрузился в задумчивость: слишком быстро мелькнула мысль и ушла – словно рыба, тронувшая крючок… может быть, мелкая, бесполезная вовсе рыбешка.

– Еще одна любопытная информация. Виктор Сергеевич?

– Давай.

– Вы вчера велели заскочить в контору, через которую китаец квартиру снял. Я там уже побывал.

– Молодец. Паспортные данные у них записаны?

– Есть ксерокс китайского паспорта, я переснял. Но занятно, китаец показал справку о трудоустройстве – что работник их ресторана, но вот девушка, их служащая, хорошо запомнила: среди трех на выбор квартир, одна была рядом совсем с рестораном, китаец же выбрал дом близко к шоссе и Черному лесу, сказал – он шума очень не любит.

Надя начала говорить по селектору… а слова дошли, когда он сам увидел – Игорь Петрович вошел в кабинет с приветственно поднятою рукой.

– Не иначе, как мозговая атака у вас?! Надеюсь, не помешал.

Кресло приняло его сильное тело, Виктор вспомнил, он, по-серьезному очень, в молодости занимался борьбой – вольной, кажется, на соревнования ездил.

– Ну-с, други, иконы я вывез. Ох, во-овремя, скажу я вам!

Оба уставились на него озадаченно.

И Владимир позволил себе легкий тон:

– А не будет с нашей стороны невежливостью спросить про подробности.

– Не будет, Вова. Там чай, я видел, у вас готовят…

Он не закончил, дверь в кабинет отворилась, и через пару секунд явилась Надежда с подносом – тремя на нем чашками и другим надлежащим.

– Хорошая будет хозяйка, – высказался полковник. – Ты, Вов, примечай.

– Ха, у нее в ухажерах два бизнесмена.

– Не болта-ай, – она проворно перенесла всё с подноса на стол.

Полковник сразу потянул к себе ванильный сухарь и чашку.

Остальным пришлось ждать и присоединяться.

– М-м, отлично заварено. – Гость начал макать сухарь и быстро с ним справился. – Ты, Володь, насчет этих бизнесменов не того… мы их пуганем, дорогу к Надежде забудут.

– Не тяните, Игорь Петрович.

Полковник показал кивком, что «сейчас», и, выдыхая от удовольствия, допил чай тремя большими глотками.

– Да. Как это назвать – опыт, интуиция – сработало такое что-то. Икона псковская висит рядом с оконцем. Там, как и на других, внешняя решетка. Оконца узкие, не пролезть, но смотрю я на икону, соизмеряю – элементарно все: окно с земли человеку по плечу, а дальше только протянуть руку. – Он взглядом проверил каждого, как проверяют на пониманье детей. – Иду проверить с той стороны. И сразу еще замечаю: березка там рядом с приделом, удобная очень березка, большую часть обзора со стороны закрывает – человек у окна с дороги будет виден только на малом ее участке.

Он опять проверочно на них поглядел.

– Но ведь решетка не спилена! – не удержался Владимир.

– Не спилена. И спиливать ее никто не будет – сейчас не каменный век. У меня у самого на даче мини-сварочный аппарат, французский. Работает от небольшого баллона, хочешь – сварит, хочешь – разрежет. Вот такой штукой и поработали этой ночью.

Теперь врезался прокурор:

– Значит – икона на месте?

– На месте. Два нижних и два боковых штыря обрезать сумели, а верхний слишком высоко оказался, не было на что встать. Попробовали отогнуть, по пазам видно – разворочены слегка. Не вышло – верхний штырь прочно держал. – Полковник посмотрел на пустую чашку. – Такая вот эпопея.

Прокурор нажал кнопку селектора:

– Надь, чашку еще.

Недавно совсем он ободрял Владимира, тем что все мелочи сразу не углядишь, теперь испытал на себе простоватую безответственность этого аргумента – не предвидел ведь сам такую возможность кражи.

Из всех троих полковник один сейчас испытывал бодрое самочувствие.

– Предлагаю, други, провести операцию по-голливудски!

– Это как? – сразу спросил Владимир.

– Засаду устроить не с внешней стороны, а в самой церкви.

– А захват?

– Вот тут, как раз, Голливуд. В церкви в засаде – двое, группа захвата находится за второй линией домой в машине, прибудет по сигналу секунд через тридцать пять-сорок. Ближе машину с ними ставить нельзя, преступники наверняка проведут разведку вокруг. По этой же причине нельзя базировать группу в лесу. Согласны?

Оба кивнули.

– В церкви двое моих ребят дают преступникам полную возможность спилить до конца решетку, открыть окно, а дальше – рука преступника попадает в наручник. Икона висела на крюке, на него заранее закрепят другой конец наручника.

– Преступники могут открыть огонь через окно внутрь церкви, – поторопился Владимир и сразу понял свою оплошность. – Ну-да, ваши успеют отойти в стороны.

Надежда принесла чай, Игорь Петрович начал осваивать вторую порцию.

Прокурор потер переносицу.

– Не понимаю… – он отвлекся на удивленный взгляд гостя: – Я не про план, план хороший. Я про всю эту преступную операцию. Почему сразу не сняли ту псковскую икону – как самую дорогую? И этот их внезапный побег, чего они испугались так – привидения?

Гость попросил взглядом паузы…

– М-м, я сегодня чего-то проспал… и не завтракал, только кусок сыра съел, убегая. Ты, Витя, говоришь про псковскую, как самую ценную. А почему заказчик должен был им сообщать, что она, из трех, самая ценная? Зачем информировать всякое быдло, мало ли что придет им в голову.

– Логично, – подержал Владимир.

– А у побега причина, да, плохо представляется. Но только если подумать вокруг этого самого слова «они»… – полковник, не удержавшись, запихнул еще кусок сухаря, пришлось подождать. – Тут два варианта. Первый: преступников было всего двое. Второй вариант: кто-то еще у них находился на стреме. Во втором случае этот «кто-то» мог испугаться, например нашей ДПСовской машины – патруль там за ночь несколько раз проезжает – и отсигналил тревогу. А в первом случае они могли разделиться: один стал внутри заниматься иконами, другой – караулить наружи.

Прокурор кивнул, но не то чтобы во всём соглашаясь, – он и сам вчера перед сном попытался представить себе ситуацию с таким разделением функций, и с машиной ДПС, разумеется, как главным предметом испуга. Но не получалось с темпами – патрульные заметили бы убегающих людей. Вот только если «контролеров» было двое и они наблюдали выезды на шоссе с ближайших дорог… но не слишком ли много «занятых».

– А что если покушения на иконы совершали не одни и те же, а разные люди? – сменил тему Владимир.

– То есть, на ярославские одни, на это псковскую другие? – переспросил полковник.

Мысль, конечно, относилась к разряду «всех возможных предположений», отвергать ее, как и принимать, не было никаких оснований.

Оттого что не возразили, молодой человек решил продолжать:

– Дьякон говорит, что про псковскую ничего не знал. Странно, однако, иконе выделено отдельное место, и что она старой работы, даже и мне понято. Виктор Сергеевич, вы о ней запрос в Москву делали?

И полковник оживился:

– Да, сколько она, не узнал?

– Звонил, спрашивал, – неохотно признал прокурор, – отчитали меня по полной программе. Сколько стоит – непонятно, потому что икона относится к уникальным редкостям.

Владимир почувствовал, вода льется на его мельницу.

– Я не утверждаю, что в преступлении замешан дьякон, согласитесь – не очень как-то похоже.

– Согласились, – ответил за обоих полковник.

– Но вполне вероятно, что он знал, какая это икона, и кому-то проболтался. А теперь боится – и нас, и кому проболтался.

– Вот ты и попробуй с ним «по душам».

– Подождите, Игорь Петрович, это не все. Покойный батюшка говорил с Шестовой о ярославских иконах – это слышали, а почему отсюда следует, что он не говорил про псковскую? Только потому, что не слышали?

– Хм, – полковник повел глазами из стороны в сторону, мысль показалась ему основательной: – И почему умолчать о псковской, раз уж вообще начал говорить об иконах, да?

– Вот именно! Шестова могла рассказать у себя в газете, а дальше уж – «по секрету всему свету». И самый простой вариант: если батюшка легкомысленно говорил о ценностях в своей церкви с посторонними, это именно и означает, что он это говорил.

Владимиру, похоже, собственная формулировка понравилась, но полковник поправил:

– Попросту означает, что мог говорить еще с кем-нибудь.

Поняв, что перемудрил, тот заспешил перевести стрелки и обратился к шефу:

– Надо же рассказать Игорю Петровичу про исчезнувшего китайца.

– Вот и рассказывай. Я пока сделаю звонок от Надежды, чтобы вам не мешать, – вынырнула все-таки мысль, которая полчаса назад лишь дала знать о своем существовании.

Требовался теперь уточняющий звонок Зубакину.

…

Виктор напомнил ему – в разговоре об истории с Шестовой прозвучало: оставить Черный лес в покое на какое-то время. «Какое-то время» – что именно подразумевалось? Зубакин удивился – разве он так неопределенно высказался? Просит извинить в таком случае. А из Москвы его просили годик всего подождать.

Виктор поблагодарил, и в заключение услышал, что работу в «нужном направлении» уже начали.

Главное, впрочем, сейчас в другом – в замечательно сработавшей интуиции Игоря Петровича – очень может быть, что преступники окажутся у них в руках уже этой ночью.

Он взялся за ручку двери, чтобы войти в свой кабинет, однако Надежда, ответившая на телефонный звонок, показала ему на трубку, закрыла ладонью и прошептала почти:

– Газета «Еще не вечер».

Виктор подошел и взял трубку.

Теплое утро не отличалось ничем от вчерашнего, поэтому жара среди дня, как всё вдруг свалившееся, произвела неприятное впечатление. По пути в мэрию на обед они ускорили шаг – в тени было жарко и душновато, а проходить по открытому солнцу – неприятно совсем. Прокурор, впрочем, подумал и о пользе такого резкого поворота – завтрашний пикник у озер, на который его пригласила Маша, сильно выиграет от такой погоды. Завтра «открытие сезона», а вообще эти регулярные мероприятия проходят у них по субботам – выходным дням, когда газета содержит только с рекламные объявлениями и раздается бесплатно.

– Что если не придут? – нервно спросил Владимир, и прокурор понял о чем. – Что если они вели наблюдение за церковью, видели, как туда приезжала полиция, что-то завернутое выносили… Что же еще кроме икон?

– Володь, не сыпь на рану, мне итак эта мысль постоянно в голову лезет. Да, могли организовать наблюдение, рискуют ведь очень многим – убийство на них висит.

– Однако если они те самые, а не другие люди.

– Нет, не «однако». Другие, как ты говоришь, сразу подумали бы, что на них убийство при поимке и повесят. Тут работают одни и те же люди, Володя. Но странно работают. Зубакину тоже так показалось.

– Кстати о Зубакине, вернее, о том звонке из Москвы в защиту Шестовой… – краем зрения прокурор уловил скошенный на него взгляд.

– Да?

– Я принципиальную схему: у журналистов контакты с криминалитетом высокого уровня не такая уж редкость.

– Ну, бывают.

– Сейчас из супербогатой Москвы деньги движутся в хорошие места в провинции. У нас место отличное: инфраструктура, порядок, хорошая экология.

– Не перехваливаешь?

– Ничуть, я ж относительно других мест. Опять же возьмите, молодежь у нас не особо спившаяся, годится на трудовые ресурсы, и можно еще из близких деревень привлекать.

– Инвестиционно перспективный город?

– Именно. А что здесь из серьезных мест не захапано? Один Черный лес.

– Логично.

Поддержка ободрила.

– Шестова получает задание на компромат Черного леса и деньги, разумеется. Тот московский авторитет обеспечивает ей прикрытие. Потом он через подставные фирмы сожрет всю эту территорию.

Правдоподобно, к сожалению.

Прокурор покивал головой и переменил тему:

– Ты, когда вечером пойдешь квартиру осматривать, прихвати участкового. И пусть хозяин квартиры ему заявление о пропаже жильца напишет, чтобы были соблюдены формальности.

– Будет сделано.

– И постарайся прощупать дьякона, только доброжелательно.

=============

Не слышит сейчас и не видит почти ничего – горечь сковала, проникла в каждую клетку, застыла…

Надо напрячься, надо вернуть себя!

Ответить, вот этой девушке.

«Зайду… да… позже»

Голос слышен, но только звучащим внутри…

Смутно видна улыбка девушки-продавщицы…

Выйти быстрее наружу…

Жарко.

Машины, люди, деревья…

Небо… голова не кружится – уже хорошо.

Замедлить надо дыхание, оно слишком частое.

Звук вернулся… и вроде бы всё остальное уже в равновесии.

Но жарко очень.

Надо зайти, где прохладно, пульс… частый пока, мысль пугающая – что так, вот, и умирают, пугающая не смертью, а неисполненной, оборванной жизнью.

Он нормально всё видит, но плохо еще понимает – что видит.

Подросток, отвечая, показывает рукой: «Вон там ресторан».

=============

После обеденного перерыва прокурор включился в дела, которые следовало в ближайшее время представлять на судебное производство.

Отработав, очень плотно, уже с двумя сотрудниками и пригласив третьего, он сразу не «въехал», отвечая по телефону Владимиру… тот сказал: сначала пойдет на осмотр квартиры, где проживал китаец, и только потом встретится с дьяконом, который будет сперва на отпевании и похоронах… наконец, понял – это к тому, что информация поступит попозже вечером.

И только стал слушать доклад сотрудника, отвлек новый звонок – уже не прямой служебный, а через Надежду.

– Сестра покойного священника очень просит выделить ей всего минуту. Соединить?

– Конечно.

Женщина, поздоровавшись, стала извиняться за беспокойство, которое, наверное, причиняет зря прокурору – тот попытался свернуть это вступление, но все равно пришлось выслушать до конца. Суть оказалась короче: она, назад полчаса, нашла некую квитанцию и хочет ее показать, однако сейчас ей на отпевание и похороны…

– Вы сразу позвоните, и я к вам подъеду.

=============

От непоправимой ошибки отделял один шаг. Траурный день затуманил мысли, оставил в стороне осторожность – она все же смогла прокричать, удержала у черты, за которой начинался провал.