Текст книги "Еще не вечер"

И не успел вылезти из кровати, мысль правильная пришла: так как заключение настоятеля храма по псковской иконе, которая, совсем нельзя исключать, может быть истинной целью бандитских действий, так как заключение это – каким бы ни оказалось – с юридической точки зрения имеет ничтожную силу; нужен официально назначенный эксперт, причем через «московскую юрисдикцию» из-за резонансного, слишком, дела. Иначе говоря, можно требовать Якова в командировку сюда. У него сейчас еще сессия – экзамены принимает, но пока московское начальство одобрит-подпишет, она к концу подойдет.

Гаишники автомобиль со спецномерами не останавливают – водитель, по дороге в столицу губернии, вовсю этим пользовался.

Хотя грубых нарушений не совершал. И пока Виктор прикидывал – сделать ли замечание или оно будет выглядеть как придирка, впечатления вчерашнего вечера отвлекли, он скоро перестал замечать дорогу.

Публика, после Яниного салата и копченых сосисок, опять захотела «про умное» – кто-то начал допытывать Макса насчет коллайдра в Швейцарии, и удастся ли через него узнать происхождение Вселенной.

Молодой человек отреагировал неожиданно резко:

– Ни черта они не получат, максимум – несколько новых античастиц. Мафия обычная, вы думали – в науке этого не бывает?

Публика загалдела, требуя объяснений.

– У Вселенной нет «происхождения» – всеобъемлющее не может быть описано понятиями, возникшими из какого-то внутреннего частного существования.

Такая декларация никого не устроила.

И понадобились усилия, чтобы установить относительную тишину.

– Попробую на примере: удастся ли на языке какого-нибудь племени острова Борнео описать не только сегодняшнюю цивилизацию, но и любую ее сколь-угодно отдаленную перспективу?

– Сразил, брат, – на лице Бориса написалась растерянность, – мы здесь своим языком этого не опишем.

– А-а! – прозвучало вполне злорадно. – Мы, таким образом, как частное во времени, не видящее границ своего целокупного, описывать его не можем.

– Но ведь речь идет о происхождении, – напомнил кто-то, – а свое происхождение мы знаем.

– Не факт, даже если иметь в виду биологическую и цивилизационную историю человечества. И уж точно не знаем о происхождении жизни биологической как таковой, и о происхождении человеческого сознания – не знаем толком до сих пор, что это такое.

Опять возник разнобой: некоторые стали соглашаться, другие заговорили о Теории большого взрыва, и кто-то сослался на авторитет Ватикана, признавшего Теорию большого взрыва совпадающей с догматом о сотворении мира из ничего.

– О Ватикане тут – в православном мире – вообще говорить не буду, а о взрыве скажу.

Борис громко хлопнул ладонями, дабы прекратили между собой болтовню.

И взглядом пригласил Макса, возложив на себя роль ведущего.

– Утверждается, – начал тот, – какое-то время назад вместо нашей Вселенной существовала лишь сжатая масса крошечного почти диаметра и после ее взрыва пошел процесс расширения и образования того, что мы вот сейчас имеем. И невинно, так, заявляют, что сначала кроме этой точки больше не существовало ничего. Однако вот мы не знаем, что такое «ничего» или «ничто», в человеческом сознании нет такого образа или создаваемого умом представления. – Предвосхищая вопрос, он сразу добавил: – Только прошу не путать «ничего» с пустотой. Пустоту мы еще можем как-то себе представить, но это представление обязательно будет пространственное. А никакого пространства по их теории не было. Тогда вопрос: а куда после взрыва эта точка могла расширяться? Отсутствие внешнего – это же идеальный изолятор.

– И что отвечают?

– Одни искренне не понимают вопроса, другим понимать невыгодно.

– А если модифицировать, предположив: изначально была точка и вокруг бесконечная пространственная пустота?

– Не выход из положения. Абсолютная пустота физике неизвестна, и ее, в свою очередь, не надо путать с космическим вакуумом, где всегда что-то есть: частицы, гравитация, электромагнитные волны. Однако не это главное. Возникает вопрос: была точка – неважно, в пространстве или без пространства – а сколько времени она так была? Если конечное время, то что-то происходило и раньше, то есть Теория большого взрыва не объясняет никакого возникновения. А если так было всегда, то так всегда бы и было.

– Как они изворачиваются?

– Вот тут гвоздь всей программы. Чтобы сделать теорию неуязвимой, они утверждают, что не было кроме точки не только материи и пространства, но и времени не было.

Докладчик сделал паузу, на несколько секунд повисла тревожная тишина.

– Позвольте-позвольте, – властно прозвучал голос немолодой дамы из задних рядов, – это ахинея форменная! Глаголы «быть», «существовать» отражают именно некие событья во времени – по существу самого языка.

– За исключением коннотаций, – добавил кто-то из молодежи: – «Пограничник должен быть бдительным», например.

Даме не понравилось:

– И без тебя все знают. Тут заменяемость всегда существует, скажем – «Пограничнику необходима бдительность». Второе: центр высказывания – слово «должен», а не «быть».

Молодой выскочка пробормотал извинение.

– Так вот, – заключила она, – в прямом применении глагол «быть» имеет обязательным условием время.

– Иначе говоря, эта модель, – начал Борис…

А довершил Максим:

– Исключает свое собственное описание.

– То есть, ересь?

– Проще – абсурд.

Публика зашумела в смысле: «да как же так, физика ведь строгая наука».

– Люблю иметь дело с филологами, – довольно сообщил Макс и поспешил слегка успокоить: – Экспериментальная физика, да, ответственная наука. Строго обстоит дело и в математическом моделировании частных процессов. А вот когда самая молодая среди наук – теоретическая физика – пытается узнать происхождение мироздания, объявляются нелепости и безобразия. В свое время известнейший физик – академик Зельдович, выступая перед высокой научной аудиторией по поводу Теории большого взрыва, предлагал подумать: «так что же было, когда не было времени»?

– О Боже, – вырвалось у той самой дамы, – кая нелепая выдумка!

А Виктору понравился не сказанный, но ясный вывод: пространство и время составляют неразрывную пару в том смысле, что бесконечны или конечны они обязательно вместе.

До губернии домчались минут за сорок всего.

И так как до назначенного времени оставалось еще более получаса, водитель предложил покатать шефа по городу, показать достопримечательные места.

====================

Деньги, переданные в валюте, человек не стал пересчитывать, и не сомневался – там нет фальшивок. И паспорт, сказали, не какой-нибудь – настоящий, включая печать. Тоже нет причин для сомнений – уж очень выгодно этот кавказец приобрел драгоценность и не скрывает своих надежд продолжить такую коммерцию.

– Приходи вечером все обсудим. Хорошим ужином угощу!

– Приду. И обсудим. Да, забыл тебе сообщить одну приятную информацию.

– Какую, дорогой?

– Кольцо можешь открыто на любую продажу выставить. Его в розыске нет.

…

Этих денег хватит намного, но не на всё.

Для страховки надо обязательно оставить за собой квартирку, где он переночевал, – чистенькая оказалась, удобная. Однако главное теперь во второй квартире.

Человек проверил, хорошо ли сидят в памяти адреса: названия трех улиц и отдельные на них номера домов.

Да, зафиксировались хорошо.

Но плохо, что адресов этих не так уж много.

Не катастрофично, впрочем, есть запасной вариант – лес, и надо осмотреть его уже сегодня со стороны дороги и погулять внутри.

Человек остановился и проводил взглядом двух парней, прокативших мимо на мопедиках.

Явившаяся идея ему понравилась.

Вон впереди, метрах в пятидесяти, вывеска еще вчера примеченного банка – солидного по всем рекламным параметрам. Сюда можно положить на хранение часть денег и драгоценности.

Однако сначала – проверка.

Человек не пошел к банку, а повернул, не доходя, в переулок.

…

Через десять минут он шел к банку уже с другой стороны. Повороты – надежный способ проверки, они показали – слежки нет никакой.

Прикинул, сколько денег положить, а сколько оставить…

Ступил внутрь, симпатичные девушки в фирменных блузах и юбках вежливо улыбаются.

Надо оставить с запасом: на одежду, в том числе – хорошую дорогую, и прочие расходы, в которых нет смысла себя стеснять.

Даже наоборот, нужно показывать свою серьезную обеспеченность, деньги здесь – лучшая рекомендация.

====================

Делать, пока не вернется начальник, было нечего – следующие шаги зависели от его решений – и Владимир, чтоб одолеть бездельную скуку, отправился в мэрию выпить кофе со свежими пирожками.

Шло на жару.

Но еще не пришло, поэтому неторопливая прогулка по малолюдной в это время улице была приятна от внутреннего и окружающего спокойствия – бывают такие «гармонии», когда жизнь сама говорит, что жить хорошо!

Хорошо… однако скучновато немного, поэтому голова скоро не выдержала приятной, но, пустоты, и в ней завертелись полезные мысли.

Молодой дьякон фигура пока малопонятная. Запрошенная еще вчера информация по нему два часа назад поступила, и в связи с ней он сделал уже новый запрос. С иконой псковской надо скорей разобраться, у настоятеля сегодня службы в соборе нет, просил не церемониться – звонить ему, он подъедет для экспертизы. Идея с подменой иконы шефу тоже понравилась… вдруг Владимир почувствовал – возникла к ней дополнительная: что если убитый священник сам был участником криминальной схемы с подменой иконы?.. Предварительно договорились, что нанесут ему легкую травму, такого рода «алиби» в уголовных делах не новинка. Но имитацию нападения подельники превратили в нападение настоящее: убрали «своего». Действовали при этом не дилетанты, а хорошо подготовленные профессионалы. И никуда они не спешили, оказавшись внутри. Ярославские иконы и неожиданный побег – хорошо продуманный сценарий запутать следствие.

Недавно по известному телеканалу он видел передачу о подделках картин, там прямо говорилось – профессиональную подделку от подлинника отличить бывает, ну, крайне сложно.

Вспомнился еще раз странный переход священника с должности проректора семинарии на «практическую» работу… а почему, кстати, сюда? В столице губернии куча церквей, места там не нашлось?

Прокурор в генеральском кабинете сразу почувствовал к себе дружелюбие; оказалось, шеф его нынешний знал отца, когда еще начинал работать молодым следователем прокуратуры.

– И тебя, Витя, пару раз видел на воскресном отдыхе на озерах.

…

От воспоминаний скоро перешли на серьезное.

– Ты с мэрией держись на дистанции. Знаю, соблазнять будут. Участок, дармовой почти, для дачки предложат, еще что-нибудь – затягивать обязательно станут. Спуску не давай, но и в мелочи их не лезь. С мелким землеотводом они все равно обхитрят, десять причин придумают, ты тут время не трать. То же самое – приписки разные по ремонтам тепло-водосетей и прочего: по мелочи не уличишь, но показывать надо – контроль есть, и «по-крупному» – попадутся. О серьезных нарушениях кое-что наперед знать будешь. Вот тебе папочка. Тут материал на помощника мэра. По сроку давности ему еще два года на нас работать.

– То есть, осведомитель?

– И надо сказать, отрабатывает на все сто процентов. На связь с ним выходи по мобильному телефону, встречайся, таков уговор, только лично.

– Спасибо. Извините за неприятный вопрос: в самой прокуратуре у меня чисто?

– Пока чисто. Но чисто, Виктор, само по себе не бывает – люди должны постоянно чувствовать жесткий присмотр. Не знаю, какие правила ты для себя выработал, а у меня есть одно очень четкое: не доверять.

Он сам себе так не раз говорил – однако не получается, протестует что-то внутри.

– Тяжелое правило.

– А мы где живем?.. В тяжелой стране. Посмотри, чуть кому-то благополучнее стало, он уже патриот, верит в Россию, голосит про ее великое будущее. Хотя сам для этого будущего палец о палец не ударяет – всё внимание только на свой карман. Прав Чаадаев, цивилизацию мы упустили. Ведь цивилизация, если переводить с любого европейского языка, это и есть гражданское общество.

– То есть – соблюдение закона.

– Вот не совсем. Закон у нас, например, при товарище Сталине очень даже соблюдали, и если бы он захотел – уголовную шушеру задавил бы легко. Соблюдали бы почти на сто процентов. Но! Из-за страха. А как в Европе?

Принесли хорошо сваренный кофе.

Хозяин подождал, пока кабинет покинут.

– А в Европе – конкуренция, которая постоянно усиливалась с ростом население. Конкуренция на всех уровнях: среди ремесленников, торговцев, верхнего владетельного сословия, которое нуждалось в военной поддержке своего населения и потому остерегалось очень его угнетать. А в результате вырабатывалась система обязательств, которая балансировала все интересы, другими словами – закон, соблюдавшийся в основном не из страха, а пониманием общей от этого выгоды. И параллельно формировалась антипатия к людям, законом пренебрегающим. У нас прямо наоборот: каждый над «нижними» – неподотчетый никому господин, то есть закон писан «нижним», не для него. – Голос – спокойный, уверенный, но с напряженной ноткою, всё же. – И при всех режимах так было: царском, коммунистическом, криминально-демократическом нашем. Что хорошего, спрашивается, такая система дать может?

– Отец, в начале 90-х, когда обнищанье резко пошло, очень переживал и говорил часто: «Ну что бедный для богатого сделает? В царской России этого не понимали, и возили всё до булавок из заграницы. Теперь так же пойдет».

– В самую точку!

– И считаете, изменений не будет?

– А их кто-нибудь хочет? Да, обиженные-придавленные хотят, только переведи их на ступеньку-две выше – сами начнут творить то же самое.

– Получается, выхода нет?

Хозяин улыбнулся как чему-то очень наивному:

– Так спрашивали во все века истории человечества. И во все века всё хорошее делали одиночки. Просто не бойся такой судьбы.

Он сделал глоточек кофе и сменил тему:

– Что там с убийством священника? Нам уже секретарь Патриарха два раза звонил.

– Перспектива раскрытия небольшая. Предварительная версия: действовали дилетанты, убивать не хотели, шли по чьей-то наводке украсть иконы, испугались – в результате ничего не взяли. Есть и другая версия, но очень пока сырая. И тоже тянет, скорее всего, на висяк.

– Ну тем более, сам понимаешь, как важно провести весь комплекс следственных мероприятий, чтобы комар носа не подточил.

…

Виктор спросил к концу разговора про Черный лес – был ли там действительно засекреченный институт, и о пропаже людей.

Ожидал услышать в ответ про надуманную газетчиками чепуху, но вышло иначе:

– Мальчик не при тебе в том лесу пропал?

– При мне, из нашего даже подъезда.

Генерал сделал паузу – то ли вспоминая, то ли раздумывая, и в лице, показалось Виктору, появилось мрачноватое выражение.

– Да, так вот, потом, с интервалами в несколько лет, еще странности были – со взрослыми уже, не с детьми.

– И неоспоримо, что именно в Черном лесу?

– Оспоримо, конечно, не так очевидно, как с тем несчастным ребенком. Однако с большим подозреньем на Черный лес.

А про загадочный Институт и его сотрудников пошло совсем интересно, причем информацию генерал получил в свое время от старых сотрудников прокуратуры, работавших в те предвоенные годы.

– Барченко Александр Васильевич, Бокий Глеб Иванович – ты имена эти, думаю, знаешь?

Виктор знал про Особый отдел в ЧК, а затем в НКВД, который возглавлял Глеб Бокий, и про то, что чекист Бокий и ученый Барченко занимались паранормальными явлениями, точнее – руководили этим процессом, а покровительствовал поначалу всему странному для коммунистического материализма делу сам Дзержинский. И после него руководство НКВД считало направление деятельности актуальным, пока Сталин не уничтожил в короткие сроки и сам отдел, и всё почти тогдашнее НКВДэшное руководство. Бокий, к тому же, происходил из числа революционеров первого ряда, его ценил Ленин. Очень по-разному освещала эту фигуру современная политизированная история, но вот факт – Бокий, в бытность его председателем ЧК Петрограда, сдерживал и даже публично одергивал кровожадного психопата Зиновьева – первого секретаря РКПб Петрограда, то есть хозяина города и начальника по партийной линии самого Глеба Бокия. Бокия расстреляли в 37-м, и довольно скоро после ареста. Барченко же допрашивали и пытали значительно дольше.

– Институт этот, Витя, Бокий сформировал в 34-м году как филиал Московского института мозга, где Барченко уже трудился почти десять лет. Обрати внимание, 34-й – это год после сталинской коллективизации и первых крупных процессов с расстрельными приговорами.

– Шахтинское дело, троцкистские заговоры? Бокий стал подозревать, что развернется массовый террор в ближайшие годы?

– Несомненно. И не только подозревать. Они с Барченко могли знать кое-что из будущего.

Генерал сделал паузу и взглянул на Виктора с легкой иронией.

– Что удивляешься? Я вот перед твоим приходом стою у окна и с удобной позиции многое вижу – что с людьми произойдет через несколько секунд, но чего они пока не знают. По мелочи, да, – он вдруг дернул щекой, по лицу прошла мрачная тень. – Один раз не по мелочи: вижу по переулку мчится мотоциклист и вырулить хочет на центральную, вот под окнами, улицу. Перед ним на дороге пусто, но на подходе две машины на скорости восемьдесят, парня на повороте выносит…

– Со смертельным?

– Да. И заметь, знание будущего не всегда позволяет на него повлиять.

Пример показался Виктору неожиданно интересным, он, соглашаясь, кивнул.

– А теперь давай вспомним: до уничтожения Сталиным Бокия, Барченко и их исследовательской системы разные руководители ОГПУ, а позже НКВД, не трогали Особый отдел. – Он начал загибать пальцы: – Дзержинский, Менжинский, Ягода, их замы… Они, что, могли годами держать и оплачивать людей, у которых не было серьезных результатов?

– Но каких результатов?

– Неизвестно. Однако большие усилия прилагались нашими марксистами-материалистами к «другому», так сказать миру. Блюмкин, вот, на Тибете вел разведывательную работу.

– Это я знаю.

– А про Рериха знаешь?

– Тоже на этом поприще?

– Тоже. Они с Блюмкиным, кстати сказать, находились в оперативном контакте. Еще кофе желаешь?

– Нет, спасибо. А про Институт в Черном лесу что-нибудь еще известно?

Оказалось – самое интересное впереди.

Владимир, одолев уже две трети пути из мэрии обратно в прокуратуру, вспомнил – шеф просил узнать про китайские рестораны в городе, а известный ему – рядом как раз, на параллельной улице. Там наверняка знают про своих коллег, если таковые в городе существуют.

Владимир свернул в переулок и уже через пару минут подошел к тому самому ресторану.

Два красных дракона над входом уставились друг на друга, вечером они ярко подсвечены и даже переливаются; он много раз проходил мимо, но не был внутри.

Двери разъехались – холл, пестро украшенный восточной атрибутикой, дальше за бамбуковой драпировкой вход в ресторанный зал, охранник вежливо с ним поздоровался и уважительно взглянул на погоны, вышел какой-то китаёз в белом шелковом кимоно, проговорил без сильного акцента, что здесь Владимиру очень рады. Он понял вдруг – приходить единственно с вопросом о конкурентах очень малоприлично.

Пройти за столик и заказать что-нибудь?

Нет, можно опоздать к приезду шефа. Да и непонятно, в какую сумму оно обернется.

Решение вынырнуло неизвестно откуда:

– Хотел узнать, можно ли заказать ужин на дом на шестерых человек? Но чтобы дома только блюда разогреть?

– Можно, господин капитан, – обрадовался китаёз и продолжил на хорошем русском: – У нас вице-мэр регулярно заказывает, другие уважаемые люди. Будете очень довольны, наши специалисты заказ привезут и сервируют стол, если вам будет угодно. Эта дополнительная услуга клиентами не оплачивается.

– Очень хорошо. Я могу взять с собой ваше меню? Мероприятие будет только через неделю.

Его попросили подождать несколько секунд, китаёз исчез за качнувшимися бамбуковыми палочками, а Владимир, излучив добродушие, обратился к охраннику:

– Молодцы! Вы ведь единственный китайский ресторан в городе?

– Единственный, – уверенно подтвердил тот.

– Филиал надо открывать.

Когда он свернул от ресторана назад в переулок, в сторону своей прокуратуры, его скоро нагнал человек лет сорока с чем-нибудь – лицо приятное, вид аккуратный; представился охранником ресторана – он только вот коллеге сдал смену. А дальше поспешно сообщил, что может быть полезен прокуратуре, но только здесь его кто-то из работников ресторана увидеть может. Виктор сразу пригласил встретиться вечером в одной удобной забегаловке, он придет туда в штатском.

Ехали назад не так быстро – транспорт прибавился. Прокурор велел «поосторожней с обгонами» и, перестав следить за дорогой, вернулся мыслями к случившемуся сейчас разговору.

К середине лета 34-го года центральное здание барской усадьбы переоборудовали под Институт, а жилые помещения расположили в двух флигелях. Территорию обнесли забором с колючей проволокой поверху, охрану на входе обеспечивало местное отделение НКВД. Сотрудники могли выходить в город, однако делали это редко, и начальство городское знало только директора Института – молодого еще человека, но уже с высокими научными званиями.

Бойцы караульной службы пробалтывались иногда про творящиеся внутри непонятные и страшноватые вещи. Много раз видели – и даже слегка привыкли – фиолетовое свечение над крышей главного здания, какие-то внутри него прозрачные шли потоки. Хуже было с появлявшимися иногда бестелесными силуэтами, которые тихо блуждали, хотя и без попыток приблизиться; скоро, правда, выходил из здания сотрудник, делал что-то и силуэт исчезал; случались и другие пугающие «чертовщинки». А через пару лет эксперименты непонятного смысла стали проводить в очень большой военной палатке, типа штабной, которая ставилась в центре свободного внутри от построек пространства. Охранников на это время предупреждали, чтобы сидели в своей каптерке у проходной и не высовывались. Предупреждали не зря: нечто вихреобразное гудело и сотрясало воздух, а несколько раз, по всяким косвенным признакам, случалось там нечто совсем и непредвиденное и у сотрудников на время мрачнели лица.

Бокий и Барченко наносили визиты в Институт раз в несколько месяцев, и с такой же частотой директор Института выезжал на несколько дней в Москву. Контакты, таким образом, осуществлялись почти ежемесячно.

Но грянул 37-й.

Сталин опасался Бокия и знал о презрительном его к нему отношении.

Был ли случайным арест Бокия в один день с Тухачевским? Как вообще эта могучая группа проиграла кавказскому деспоту – вполне прогнозируемому кровопийце. И вот, Тухачевский, Якир, Гамарник, Корк, Уборевич, прекрасный профессионал Бокий оказались неспособными убрать своего палача. Даже о попытке такого рода с их стороны нет документальных свидетельств. А все они имели реальную военную власть и огромный авторитет. Только учениками Уборевича считали себя уже крупные тогда командиры, будущие маршалы Жуков, Конев, Малиновский, Мерецков.

Почему не убрали Сталина?

Виктор сказал себе «стоп» – это уже анализ собственных знаний, а не информации от генерала.

Итак, в мае 37-го был арестован Бокий, но еще за несколько дней до того сюда в город прибыл спецотряд НКВД из Москвы. Местному отделению действовать не доверили. Возможно и потому, что о приятельских отношениях здешнего начальника с директором Института многим было известно; и начальника этого в 39-м расстреляли, когда пошли репрессии внутри самого Наркомата внутренних дел.

Дальше генерал, почти слово в слово, сообщил то, о чем ему уже рассказала Маша: сотрудники – около тридцати человек – все исчезли, оставив свои вещи; и деньги у многих в ящиках служебных столов обнаружили. Ночь летняя лунная, посты с внешней стороны забора через каждые пятьдесят шагов легко просматривали свой участок – а наутро никого нет.

НКВДэшники в такой чреватой для них ситуации сдрейфили и обратились к прокуратуре, чтоб та со своей стороны всё заактировала и подтвердила. К тому же добавилась еще одна неприятность – командир отряда, выбравший себе для ночлега одну из комнат внутри во флигеле, тоже исчез.

Сообщили в Москву на Лубянку о происшествии и стали ждать самого худшего – расправы, попросту говоря. Местное партийное руководство тоже очень перепугалось – в заговоре обвинят или снимут с формулировкой «не обеспечили».

Однако всё обошлось, и даже без мелкого выговора. Группа начальников прибыла спецвагоном уже через сутки, с местными они говорили спокойно и по хозяйственным только вопросам: технику выделить, транспорт, питание обеспечить роте солдат, которую вызвали из губернского гарнизона. От прибывших начальников остался только один, и под его руководством солдаты за месяц раздолбали все строения вместе с фундаментом.

Виктор отвлекся на реакцию бокового зрения.

Он с утра совсем не мог узнать местность, а сейчас, в десяти километрах от города, почувствовал что-то зовущее и родное.

– Здесь, за сосняком, наши озера?

– Тут как раз.

– Как они?

– А что, охраняются, – водитель бросил на него хитрый взгляд: – половина береговой полосы ведь дорогими коттеджами застроена, и губернские тут приютились.

Рассказ генерала историей с загадочным исчезновением не ограничился.

В первые дни как немцы напали на СССР и все, начиная со Сталина, находились в оцепенении, объявился вдруг неизвестно откуда пропавший четыре года назад командир московского отряда. Находился он в крайнем волнении и молол несуразицу, за которую сразу попал в психиатрическое отделение местной больницы: говорил, что Тухачевский, и с ним целая группа, свергли и убили товарища Сталина. Что предатели изменили социализму: снова НЭП обещают ввести, и в политике всё меняют – договариваются, вот сейчас, с финской и польской буржуазией о каком-то союзе. Стали спрашивать о деталях, оказалось – «там у них» еще только 37-й год кончается, а его сюда отпустил директор Института, потому что он просился очень и тот его пожалел. А какой здесь у них год, по его мнению? Тот же, отвечает, 1937-й. Следователь НКВД простой вывод сделал: четыре года назад после, хотя и непонятного, но именно побега сотрудников Института, молодой командир отряда испугался неминуемого расстрела, сбежал и где-то отсиживался – у бабы какой-нибудь в погребе. Вероятней всего – сдурел, так как врачи категорически утверждали, это не симуляция, – сдуреешь, конечно, от такой жизни и постоянного страха.

А куда тот делся после сумасшедшего дома, осталось невыясненным.

Когда подъехали к конторе, прокурор, прежде чем войти, позвонил с улицы тому самому помощнику мэра.

Просьба – провести архивный поиск материалов по тому самому Институту. Чиновник удивился сначала, но когда Виктор добавил, что «за это ему зачтется», похоже – обрадовало; оно и понятно – не на своих доносить.

Поднявшись к себе, прокурор подписал три бумаги прямо в приемной и велел Наде подготовить постановление о выдаче трупа местному отделению Патриархии для отпевания и похорон – те обратились с просьбой еще до его приезда.

– И Владимир к вам просится, уже надоел.

– Пригласи.

– Здравствуй, Володь, как дела?

– А вы как в губернию съездили?

– Хорошо. Обращаться велел без стесненья к нему или, по мелочи если, к помощнику. Занимательно очень поговорили, расскажу потом кой-какие детали. Что в папочке у тебя?

– Это я на всякий случай. На словах будет короче.

– Давай на словах.

– По дьякону информация небезынтересная.

– Выкладывай.

– Парень толковый, учился в семинарии на четыре-пять. Никаких нарушений внутренней семинарской дисциплины.

– Благонравный?

– Именно так в факсе и сказано. Только у этого «благонравного» отец рецидивист. Три отсидки, все за кражи со взломом.

– Где батя сейчас?

– По постоянному месту жительства, во Владимирской области.

– И не отлучался?

– Пока проверяют.

– М-да…

– Следующая информация. Китайский ресторан у нас в городе один. Помните, вы спрашивали? – Прокурор кивнул. – А вот охранник оттуда догнал меня в переулке – хочет сообщить, конфиденциально, важную для нас информацию. Встречаюсь с ним вечером.

Прокурор не успел отреагировать – селектор пикнул, Надя быстро проговорила:

– Вас Игорь Петрович срочно просит. Соединяю?

Голос полковника зазвучал в трубке:

– Здравствуй, Виктор. Сообщение интересное поступило. Квартиру убитого священника, похоже что, «навещали». Родственница приехала, завещание у нее на наследство – мой заместитель выдал ключи от квартиры. А полчаса назад она позвонила – подозрение, дескать, есть. Подъедем? С ней в любом случае надо потолковать.

– По какому адресу?

– А вы заезжайте сперва в Управление, меня захватите.

За короткое по дороге время прокурор только успел спросить у Владимира:

– Настоятель храма ничего не говорил о личных ценностях покойного, может, у него дома тоже что-то старинное находилось?

– Думаю, он дома у того просто не был.

– Почему так думаешь?

– Сам отозвался о покойном, как о нелюдиме. Сказал, они мало общались, и только по рабочим вопросам.

– Рабочим?

– Ну как их еще назвать, по производственным.

Полковник поджидал их на краю тротуара.

Поместился на заднем сиденье с Виктором рядом, сообщил водителю адрес и недовольно выдохнул:

– Совпаденьице, а?

– А почему нет, Игорь Петрович? – Володя развернулся к ним с переднего сиденья. – Мелких воров в городе куча, узнали, что хозяин погиб, и сунулись на удачу.

– Спасибо за идею, мы б до такой не додумались.

– Э, извините.

Пятиэтажный дом старой кирпичной постройки, у ближнего подъезда машина полиции.

Вышли.

Полковник, поискав по карманам, вынул бумажку и стал набирать код.

Отсутствие домофона подтверждало несклонность священника к широким общениям.

Поднялись на второй этаж.

На площадке три квартирные двери, срединная приоткрыта внутрь, и в проеме виден присевший на корточки человек с направленным фонариком на замок – вывинченный, торчащий наполовину наружу.

Увидев появившихся, встал:

– Здравия желаю, товарищи начальники. Могу кое-что сообщить.

– Сообщи, – дружелюбно согласился полковник.

– Замок не взламывали.

– Отмычка?

– И не отмычка.

– То есть?

– То есть – родные ключи.

– Хм… или кто-то когда-то сделал с них слепок. А почему не отмычка? – полковник сам же и предложил: – Никаких царапин?

– Ни малейших.

Сотрудник хотел что-то добавить, но начальник, отмахнувшись, обратился к коллегам:

– Этот специалист промаха не дает. Установи на место замок, и ты свободен.

Женский голос пригласил их войти, Владимир, пропустив старших, услышал еще один, только не человеческий – собака рыкнула пару раз из-за соседней двери, и судя по басам, очень немаленькая.

Коридор прямо от входной двери вел на кухню, слева – жилая комната, у ближней длинной ее стороне – кресло с торшером и диван-кровать, вдоль дальней – открытый книжный стеллаж, у окна письменный стол. У входа в углу небольшая икона с лампадой под ней, сейчас не горящей.