Текст книги "Империя, которую мы потеряли. Книга 2"

13 мая после скандала подал в отставку товарищ председателя Думы прогрессист А.И. Коновалов. Вместо него голосами большинства прошел А.Д. Протопопов, будущий министр МВД. После чего прогрессисты заявили о полном разрыве с октябристами.

12 июля 1914 года перед самой войной – состоялось заседание правительства под председательством царя. На нем был поставлен вопрос о роспуске Думы и превращении ее в законосовещательный орган. Но все министры, кроме главы МВД Н.А. Маклакова, выступили против. Причина тому проста – сложилось устраивавшее правительство правоцентристское большинство, и на тот момент казалось, что проблема по крайней мере до 1917 года.

Через месяц началась война.

Война обнулила усилия как правительства, так и оппозиции. Дума продемонстрировала «единение перед лицом врага» после чего ее занятия были временно прерваны. В январе 1915 года она собралась на три дня для принятия бюджета. Но признаки нарастания оппозиционности уже были – общество уже «устало от войны». Это кстати показательно – Россия до весны 1915 года воевала неплохо, и ситуация в тылу была лучше чем у других – но первым устало от войны именно русское общество.

Борьба с властью превратилась в борьбу за созыв Думы, и эту борьбу возглавили как ни странно, прогрессисты. Хотя ничего странного в том не было, если помнить, что произошло потом. Дума стала местом, которое умело использовалось как для давления на власть при распределении заказов, так и для прямого отжима чужих предприятий, используя механизмы думских комиссий и думское депутатство. В свою очередь – правительство, допуская созыв Думы во время войны, помнило достигнутый успех середины 1914 года, когда удалось на короткое время сформировать большинство правого центра и принять бюджет. Оно не понимало, что ситуация в корне изменилась…

В итоге – Дума была вновь созвана в самый неподходящий момент – в июле 1915 года, в самый пик военных неудач России.

В итоге – с самого начала новой сессии Думы начало формироваться новое большинство. Страх перед поражениями на фронте – усилил общую оппозиционность и заставил договариваться всех, в том числе и кадетов, до того стоявших на платформе гордого одиночества. Даже часть правых, напуганная и раздосадованная неудачами – примкнула к критике правительства. В итоге – удалось создать новый Прогрессивный блок с участием кадетов, объединивший 236 из 397 депутатов Думы.

Программа блока была новой и включала в себя:

– требование решительного изменения «приемов управления, основывающихся на недоверии к общественной самодеятельности» – читай допуска «общественности» в лице ее лучших представителей к дележке пирога гособоронзаказа

– проведения начал законности в управлении

– устранения двоевластия военной и гражданской властей

– смена состава местной администрации и сохранение внутреннего мира между национальностями и классами – непонятно, как было достичь последнего

– политическая и религиозная амнистия (то есть выпустить левых пропагандистов и террористов),

– отмена ограничений для национальностей (поляков, евреев, финнов; дарование польской автономии и восстановление финляндской), конфессий и рабочих (прекращение преследований за партийную принадлежность, свобода профсоюзов),

– отмена цензуры (в военное время).

По факту – программа была максимально неопределенной, продуктом соглашения октябристов и прогрессистов с кадетами, которые обменивали нужный им допуск к госзаказу на давно чаемые кадетами права человека. При этом – кадетам удалось включить и требование широкой амнистии – то есть требование во время войны выпустить политических террористов. Вот это кстати было патологией кадетов. И лично патологией Милюкова. Он не был сторонником радикальных методов сам. Но он до конца своей политической жизни в России – не смог, не нашел в себе силы осудить террор и отказаться от тех, кто пошел по пути террора. Он, как и образованное общество – считало террористов мучениками за идею даже если не было согласно с их радикальными методами.

Террористы были частью общества, а не изгоями в нем.

Программа нового Прогрессивного блока была опубликована в печати, став по сути списком общих политических требований и призывом к штурму власти.

27 августа 2015 года состоялась встреча представителей Прогрессивного блока и Совета министров. Армия отступала. Фронт стабилизовать пока не удавалось.

Ф. Гайда.

Милюков сразу дал понять, что состав правительства не мог рассчитывать на «доверие». Предложения думцев сводились к необходимости громких декларативных шагов (например, отставок: по словам депутатов, «для политического эффекта мер надо бы было отставлять не потихоньку, а демонстративно и не пересаживать в Сенат, а отпускать с внешними признаками немилости») или носили общий рекомендательный характер (устранение двоевластия военной и гражданской властей из управления). На совещании выяснились внутренние противоречия блока по вопросам амнистии и польской автономии. Министры соглашались с отдельными соображениями депутатов, однако те постоянно отмечали необходимость смены состава правительства. Конструктивная дискуссия становилась невозможна. По результатам встречи министры выступили за приостановку думской сессии.

Сам по себе блок – тем не менее стал фактом и вызвал раскол уже в стане кадетов, часть из которых выступала за уличный штурм власти. Милюков ради сохранения единства партии занял двойственную и циничную позицию – с одной стороны поддерживать коалицию с правыми в стенах Думы, с другой – не запрещать и уличное блокирование с левыми – таким образом, кадеты становились «лево-правыми». В феврале 1916 года снова открылась думская сессия, при этом – власть снова пошла на частичные уступки Думе, отправив в отставку правительство Горемыкина, но ответственное министерство не дав. В свою очередь – кадеты избрали тактику «частичной лояльности» – они проголосовали за бюджет, но на стратегическое соглашение не шли. В том числе они боялись и роспуска Думы сейчас, когда только сложилось большинство с их участием.

Снова Ф. Гайда.

Попытки социалистов, а также военного министра А.А. Поливанова обострить противостояние между властью и оппозицией в стенах Думы на основе обострившегося рабочего вопроса оказались тщетны. Законодательная программа (проекты реформы земского и городского самоуправлений, уравнения крестьян в правах с иными сословиями) оказалась невыполнимой по причине внутренних противоречий в блоке и была фактически отложена с целью сохранить его единство, в котором были заинтересованы как кадетские лидеры, так и умеренные либералы. Блок по сути отказался от выполнения практически всей своей программы как в силу внутреннего противодействия, так и по причине полной неподготовленности к решению ряда важнейших вопросов (так, у думского большинства, в том числе у кадетов, отсутствовали какие-либо законодательно оформленные предложения по рабочему вопросу). Кадеты придавали законодательной программе Прогрессивного блока исключительно политическое значение и временно отказались от ее реализации, поскольку именно она могла привести к расколу блока.

В то же время – на волне военных трудностей – общество быстро радикализовывалось и озлоблялось. 1916 год – это первый год, когда началась вполне ощутимая инфляция. Резко увеличилось число забастовок. На этом фоне – думские деятели начали конкурировать за избирателя, Прогрессивный блок фактически распался. Октябристы и прогрессисты – пытались овладеть рабочим движением через рабочую секцию ЦВПК которую они контролировали. У кадетов – таких возможностей не было.

Именно поэтому, начиная где-то с середины 1916 года – две конкурирующие партии, прогрессисты (вместе с частью октябристов) и кадеты – взяли курс на создание или восстановление радикально-оппозиционного образа в глазах всей страны с целью предстать одновременно невиновными в нынешних трудностях и достойными выводить страну из кризиса. В ноябре 1916 года Милюков, в попытке перехватить инициативу у прогрессистов – произносит свою речь про глупость или измену, тезисы для которой он берет из заграничной бульварной прессы.

Видя происходящее, правые снова откалываются от большинства. Ситуация в Думе возвращается примерно к тому же, какой она была в начале – отсутствие большинства, крайняя оппозиционность и дрязги. Более того, в этот раз – дискредитирована и часть Государственного совета – верхней палаты русской парламентской модели, и вовлечена в происходящее в нижней палате она была по инициативе самой власти в попытке создать «сквозное» проправительственное большинство. На этом фоне – Николай II затевает чистку Госсовета, и снова встает вопрос о принципиальной невозможности работы с Думой в текущем формате. Ситуация с развалом проправительственного большинства раз за разом – воспринимается как предательство в условиях войны. Хотя этот развал – запрограммирован самими выборами и необходимостью быть оппозиционными, чтоб быть избранными. Кстати, тупиковость ситуации понимает не только Николай II – председатель Думы Родзянко в 1916 году в Харькове на съезде промышленников откровенно говорит о том, что разборки финансово-промышленных групп, непрекращающиеся рейдерские атаки – дезорганизовали тыл и парализовали нормальное снабжение армии. Дума здесь – прямо используется рейдерами как политическое прикрытие – об этом Родзянко не сказал, но это так.

Новое правительство А.Ф. Трепова было сразу же подвергнуто обструкции, а бывший товарищ председателя Государственной Думы Протопопов, согласившись занять пост министра МВД стал одним из самых ненавидимых людей в России. По крайней мере в обществе уж точно.

В этих условиях – Николай II начал искать контуры новой системы власти вместе с правыми депутатами.

Было три записки.

– Записка депутата Митроцкого от имени «Русских кругов Киева»

– Записка сенатора Римского– Корсакова

– Записка Говорухо-Отрока

Кратко эти записки предлагали

– твердую, жесткую позицию правительства по отношению к Думе и общественным организациям, чтобы поставить их «на место», но не ликвидировать

– формирование проправительственного большинства

– формирование объединенного правого правительства.

Государь, судя по всему, принял для себя некую новую программу, которая была в общем продолжением его мыслей от 1913–1914 года, когда правительство столкнулось с фактически недееспособной Думой. Ключевым моментом – было обеспечение прохождения через Думу законопроектов, повышение ее КПД. Для этого предлагалось отменить положение, согласно которому законопроект принятый Думой, возвращенный с поправками Госсоветом, но отвергнутый Думой в итоге уничтожается – по новым правилам предполагалось, что он идет на стол Государю и Государь решает его судьбу. Кроме того, предполагалась возможность представления Государю нескольких вариантов одного и того же закона от разных думских фракций и групп и выбор одного из них – таким образом, Дума становилась законосовещательным органом вместо законодательного.

И.В. Лукоянов

В начале февраля П.Н. Балашев несколько раз встречался с премьером Н.Д. Голицыным, имел также продолжительный (с 9 часов вечера до 3 ночи) разговор с А.Д. Протопоповым. 10 февраля 1917 г. П.Н. Балашев рассказал о своих встречах членам фракции в неофициальной обстановке у себя дома. Оба собеседника П.Н. Балашева безосновательно, по мнению лидера фракции, рассчитывали на то, что они вступят в рабочий диалог с Думой. Премьер выразил уверенность, что палата «против него ничего не имеет», а А.Д. Протопопов, в отличие от главы правительства, был готов предложить Думе программу законодательной работы для усиления средств земства и расширения его полномочий, а также обеспечения духовенства.

Тот день, 10 февраля 1917 г., был, по-видимому, решающим для планируемых во власти переменах. В канун открытия сессии Государственной думы (14 февраля) Николай II вместе с супругой выдержали сильную атаку сторонников «правительства доверия» (сначала великий князь Александр Михайлович с 13.50, затем М.В. Родзянко с 16.20), до этого был премьер Н.Д. Голицын (с 10 до 11.15), который, вероятно, предлагал роспуск Думы в случае повторения «штурма власти», а после чая вместе с великим князем Михаилом Александровичем (сторонником М.В. Родзянко) был еще и обстоятельный разговор с председателем Государственного совета И.Г. Щегловитовым (с 18 до 20 часов). Как известно, наибольшие шансы повлиять на принятое решение в случае с Николаем II имел последний собеседник, который относился к наиболее правым и твердым из всех, с кем разговаривали в тот день. Вероятно, царь принял окончательное решение о повороте направо: без ответственного министерства, Думу пока не распускать, если не станет «зарываться», наконец, формирование правой триады из правительства, Государственного совета и правых в Думе.

Новым изменениям помешала Февральская революция.

Подводя итог: Четвертая Государственная Дума изначально была недееспособной – но причина кроется не в самих депутатах. Причина в том, что общество (по крайней мере, образованное) было левым, даже крайне левым – а Государь был правым, даже крайне правым. При этом – далеко не факт, что в случае всеобщих и прямых выборов маятник качнулся бы левее – не исключено, что он наоборот качнулся бы правее, потому, что левизна была признаком русского европейца начала 20 века, «страдальца за народ». Сама необходимость регулярно проходить через выборы – заставляла депутатов раз за разом нарушать негласные договоренности и «предавать власть» так как иначе они не были бы избраны. Возможность же в любой момент распустить Думу не ослабляло, а увеличивало ее оппозиционность, поскольку каждый депутат вынужден был постоянно думать о перевыборах.

Корень проблемы – крылся в изначальной левизне общества, в желании левого проекта, усвоенном за несколько десятков лет работы интеллигенции. И не факт, что данное Государем ответственное министерство решило бы проблему – оно не смогло бы проводить левую политику, а значит было обречено на дискредитацию в глазах общества и нелегитимность.

4.11. Итоги русской публичной политики в России

Хоть и с опозданием, но предлагаю подвести некие… так сказать, итоги первой попытки создать в России пространство публичной политики.

Когда изучаешь политику и политиков того периода – разумеется с учетом того послезнания, которое у нас есть (а каков смысл делать вид что его нет?) – не оставляет ощущение некоей… злокачественности, что ли, русской публичной политики. Политики того времени делились на несколько больших групп.

1. Религиозные манипуляторы – их безусловный глава Победоносцев. Вообще, определение Победоносцева как мракобеса неверно в корне, во многом он опережал свое время. Победоносцев – это наш несостоявшийся аятолла Хомейни. Он видел проблемы общества, видел слом старого социума, видел, что старая мораль уже не работает, что «симфонии общества и власти» нет в помине. И он предлагал перебить марксизм, которым увлекалась интеллигенция – религиозным ражем, нагнетанием национальной и религиозной ненависти и на этом – строить новое общество и государство. Победоносцев предлагал создать ни много ни мало – православный Талибан. И я бы не сказал, что планы Победоносцева были утопией – шансы были. С одной стороны – таки называемые «охотнорядские» – городские деклассированные элементы, которые позже вошли в Черную сотню (а могли бы стать и стражами православной революции). С другой стороны – мощнейшие возможности Русской православной церкви того времени с ее монастырями, богатством и повсеместным присутствием. Победоносцеву немногого не хватило. Первого – разработанности теоретической базы: православие все же не предоставляет такой возможности контроля всех сторон жизни общества, как Коран и хадисы, Новый завет это все же не Коран, а старый – православие не использовало. Второе – Победоносцев не смог теоретически дойти до того, до чего дошел Хомейни – дать крестьянам землю, опираясь в качестве обоснования этого не на учение Маркса, а на религию. Хомейни смог победить во многом потому что совместил религию, ненависть к иностранцам и передел собственности, основанный на религиозной догматике, перехватил повестку дня иранских коммунистов (которых потом со звериной жестокостью уничтожил). Он (Хомейни) тоже ведь обещал крестьянам землю. Правда, получилось так что теперь главный собственник земли в Иране – муллы и Корпус стражей исламской революции. И третье – Победоносцеву помешал конфликт между высшим клиром РПЦ и государством, конфликт, основанный на желании клира «освободиться», самим выбирать себе патриарха (и естественно самим контролировать денежные потоки). Клирики – на тот момент просто не восприняли идею захвата власти в стране, им важен был захват власти в церкви, и Победоносцев, глава Синода – представлялся им врагом. Ну и четвертое – Победоносцеву не хватило личных качеств лидера – он все же был осторожен и потрясаюше нехаризматичен.

Но если бы Победоносцев и РПЦ додумались публично осудить богатство и призвать богатых поделиться землей с бедными – произошло бы страшное. А у Ленина не было бы никаких шансов, что бы он не говорил – потому что православие было органически укоренено, а то что говорил Ленин было городским, чужим и непонятным. Его бы точно так же рано или поздно арестовали бы и запытали до смерти.

Насколько к Победоносцеву прислушивался Государь? Как сказать. Думаю, намного меньше чем того хотел Победоносцев – политической власти он не получил. Но намного больше чем следовало, что видимо было следствием растерянности от происходящих в стране процессов и непониманием того, чем и как можно остановить марксизм, есть ли ему альтернатива.

Но – и я прошу это отметить – Победоносцев одним из первых в мире подошел к осознанию возможности создания агрессивно-популистской теократической диктатуры, основанной на современных принципах манипулирования и политически укорененной. Намного раньше, чем Хасан аль-Банна или аятолла Хомейни или Осама бен Ладен. И если кто-то говорит что диктатура большевиков это самое страшное, что могло произойти – полагаю, что нет. Могло быть еще страшнее.

2. Русские консерваторы – славянофилы. Среди них было немало раскаявшихся марксистов, переметнувшихся до упора вправо – при том, что в молодости они были «до упора влево». Это сообщало русской консервативной мысли довольно своеобразные черты.

– В отличие от Запада русские консерваторы за редким исключением ненавидели свободу и открыто в том признавались. Вообще, они, как и марксисты – так и не пришли к осознанию ценности индивидуальной свободы, они рассматривали только коллективные формы свободы, и для них она ассоциировалась с анархией и массовым нарушением закона. То есть русские консерваторы были этакими «марксистами наоборот».

– Русские консерваторы-славянофилы не имели альтернативной экономической программы. Совсем. Одной из причин популярности марксизма была его наукообразность, молодежь поступала в университеты, шла в науку – и марксизм казался им этаким продолжением науки, единственным возможным социальным учением. Потом конечно стали разбираться и поняли, что это не так – но это потом. А вот русские консерваторы – были потрясающе слабы в экономике, они вообще ничего в ней не предлагали кроме того что уже есть и об экономике не задумывались.

– Русские консерваторы – были потрясающими провидцами в том негативном, что с нами случилось. Лев Тихомиров описал сталинизм за пятьдесят лет до того как он с нами случился. Именно поэтому – нельзя просто отмахиваться от консерваторов как от ретроградов – сила предвидения у них была просто потрясающая. Другой вопрос – они предвидели что будет, но не предложили ничего чтобы этого избежать.

3. Консерваторы – реалисты. И спецслужбисты. Они не были соединены в какую-то партию, но к ним можно отнести таких людей как Плеве, Столыпин, сенатор Римский-Корсаков, помещик Говорухо-Отрок. В отличие от славянофилов и романтиков предыдущей категории, это были представители или имущих классов, или чиновничества и спецслужб. Они владели информацией, занимали важные посты и хорошо понимали, что происходит со страной. В принципе, их можно охарактеризовать как «действующую элиту», которая не была разделена политикой, в Великобритании они все были бы консерваторами. Другой вопрос – что они как и Царь считали ненужной публичную политику вообще, не считали нужными выборы. Их оскорбляли в Думе, они в ответ разгоняли ее. Тупик.

В общем – это была своего рода притирка, и наверное, если бы не война – притерлись бы. Мы не знаем, что Царь намечал на 1917 год, но есть свидетельства того, что он уделил самое серьезное внимание записке Говорухи-Отрока. А тот предлагал вполне современные вещи – создать предвыборный штаб, вложить деньги и сформировать партию власти. Использовать спецслужбы в политике – нет такого социалиста, которого нельзя за несколько сотен рублей сделать агентом охранки.

Но вот идеологии у этих людей – не было совсем. Им нечего было сказать, они могли только затыкать рот другим.

4. Центр. А вот его-то и не было. В русской публичной политике того времени – классических центристов не было совсем!

5. Октябристы. Это партия крупного бизнеса, причем партия крупного московского бизнеса. Она очень… украинская я бы сказал – это первый пример, когда олигархи лично, а не через политиков пошли во власть. У октябристов были деньги, и было здравое понимание происходящего. Но вот кое-чего не было.

– Легализма – октябристы, крупные люди, тузы делового мира того времени – с потрясающей легкостью допускали нарушение закона, что в политике, что в бизнесе. Просто сказать, что большевики были беспредельщиками – но когда начинаешь копать, выясняется, что и октябристы были немногим лучше. А ведь это люди, которые теоретически должны были, как никто другой быть заинтересованы в легализме, в уважении закона.

– Понимания опасности марксизма – эти люди допускали марксизм и сотрудничали с марксистами по одной простой причине – они думали, что так как Маркс прописал капитализм как обязательную ступень – в случае революции придет их время, капитализма. Они и представить не могли, что придет Ленин и предложит стадию капитализма перешагнуть.

– Единства – эти люди вели жестокую войну с предпринимательским миром Петербурга

Но было у них и нечто очень хорошее. В отличие от многих, они поддерживали постоянный контакт и с профсоюзами и со всеми легальными левыми организациями. И если бы кто-то поставил задачу нахождения компромисса с левыми ради избежания революции – именно октябристы смогли бы его найти и поддерживать.

6. Кадеты. Проблема кадетов была в том, что от них постоянно бежали люди. В тогдашней России кадеты были политическим центром, хотя сейчас понятно, что это никакой не центр. Но октябристы – это все бывшие кадеты или сочувствующие кадетам. Среди меньшевиков – тоже были бывшие кадеты. Сама партия, в конце концов, так полевела, что вполне могла бы объединиться с меньшевиками.

Проблема кадетства – как и всего спектра партий левее их – состояла в их неспособности отмежеваться от террористов и осудить терроризм. Вдумайтесь – легальная политическая партия открыто ставит на съезде вопрос об осуждении терактов и практически единогласно голосует против, а отдельные депутаты даже готовы финансировать терроризм из своих средств. Еще раз – это легальная политическая партия, имеющая большинство (!!) в первой Думе. Эти партии – даже пройдя через выборы и пройдя в Думу – продолжали чувствовать себя частью нелегального политического движения, а не частью системы власти в стране. Власть они хотели опрокинуть, а не изменить, делали все для этого.

С другой стороны – это все не на пустом месте. Не думаю, что Павел Милюков так уж одобрял терроризм. Попытки сдвинуться вправо, в легальное поле были, но они моментально пресекались гвалтом первичных ячеек. Те открыто заявляли, что если партия будет праветь, все избиратели уйдут от нее к РСДРП. То есть многие избиратели кадетов были не кадетами, они просто голосовали за наиболее близкую к запрещенной РСДРП легальную альтернативу.

Оттого – все программы кадетов страдают недосказанностью. Не думаю, что Милюков хуже Ленина понимал, что на самом деле хочет избиратель. Просто он не мог ему это дать – все, включая образование, жизненный опыт, опыт поездок за рубеж – восставали против этого.

7. Меньшевики, большевики и эсеры. По сути это были две большие группы – неонародники (эсеры) и марксисты (меньшевики). Большевики были где-то посередине – кстати, по численности они всегда были на последнем месте из всех трех.

Это были леваки. Часто с террористическим крылом в партии. Но они реально пользовались поддержкой населения. И у них была программа.

Что касается их программы для города – у них была обычная социальная программа, которая и была к 70-м годам реализована – 8-часовой рабочий день, пенсионное страхование, оплата медицины работодателем. Обращу внимание – ни одна из этих партий не предлагала обобществить заводы! А вот программа для села…

Все, в общем-то, понимали идущий от крестьян запрос – земли! Но вот как его выполнять… Удивительно, но и левые понимали, что если все отнять и поделить – то тем самым они убьют крупные производительные хозяйства и Россия лишится главного источника экспортного дохода. Потому – пытались, как то выкрутиться. Кто-то предлагал отнять не все, а часть. Меньшевики предлагали муниципализацию – то есть отнять, но решение о перераспределении спустить на места, в земства и решать по ситуации. И опять – никто, в том числе большевики – не предлагал колхозы. Если бы большевики сказали тогда про колхозы – крестьяне сочли бы их врагами.

Изучая программы левых партий к той поры – приходишь к необычному и очень неприятному выводу. Никто из них не предлагал ничего из того что в итоге было сделано в СССР. Все понимали пагубность постулата «отнять все и поделить» – видимо, даже Ленин.

Просто в 1917 году произошел ДЕФОЛТ ВСЕЙ РОССИЙСКОЙ ПУБЛИЧНОЙ ПОЛИТИКИ. Она оказалась неадекватной реальным запросам народа, она не смогла никого возглавить, а воспитательный характер самой публичной политики для общества – оказался близок к нулю. Ни один из публичных политиков кроме Ленина – не смог повести за собой.

Просто народ, в короткий период времени – сделал то что хотел и то о чем давно мечтал. А потом – начал искать тех политиков и ту политическую силу, которая легализует захваченное силой и которая не накажет за содеянное – убийства, разбои, погромы, мятеж, измена Родине. Просто Ленин в силу своей аморальности и беспринципности – оказался единственным, кто смог на это пойти. Потому – вчерашние убийцы и погромщики пошли за ним.

Потом расплатившись свободой на долгие семьдесят лет.

Если брать в целом всех политиков России того времени – то у них была одна общая черта, свойственная и левым и правым, без исключения. Это было глубокое неуважение права собственности и закона вообще. Неуважение к закону как средству регулирования общественных отношений мы можем встретить как у правого Тихомирова, так и у многих левых, которым закон мешал совершить революцию. Но главный закон, который все ненавидели – тот, что запрещал брать чужое.

Что еще удивительнее – это не вписывается в марксово предоставление о противостоянии пролетариев и капиталистов, это не противостояние бедных и богатых. Как я показал на страницах этой книги – не платили налоги в основном богатые крестьяне, участвовали в аграрных беспорядках в том числе и состоятельные крестьяне, русские капиталисты по своему хищничеству – похожи больше на современных корпоративных рейдеров. Стремление отнять чужое было свойственно всем слоям русского общества, и в Февральскую революцию – устроили совсем не бедные люди и совсем не потому, что у них денег на хлеб не хватало. Планы массовой экспроприации чужой собственности, вынашиваемые разными, прежде всего московскими группировками – вообще по моему аналогов в том времени не имеют.

Что касается «крестьянского вопроса»… это кстати изобретенный историками эфемизм для сокрытия истинной проблемы. Никакой крестьянской проблемы не было, земля и так уже на семьдесят процентов принадлежала крестьянам. Была проблема распада общины и разделения крестьянского социума на бедных и богатых. И большинство – хотело отнять землю у богатого меньшинства, в основном уже таких же крестьян – а закон не давал. Это не проблема крестьянского безземелья, это проблема беспредела. Крестьяне выждали момент, сделали как хотели – а потом начали искать тех, кто политически это оформит и не накажет.

Это тем более удивительно, потому что в России того времени юридический институт права собственности существовал, и юридическая защита, которую предоставляло титулам собственности государство – было ничуть не хуже, чем в других странах, в том числе в США. В России не практиковались экспроприации, существовали адвокатура, суды, развитое гражданское законодательство. В 1916 году был подготовлен новый Гражданский кодекс, самый современный на тот момент. Самодержавная власть могла быть какой угодно – но никто не упрекнет ее в том, что скажем, Николай II воспользовался своими правами самодержца, чтобы у кого-то завод отжать. Или банк. Не было этого!

Напротив, именно Дума, парламент, демократически (volens nolens) избранный – быстро стал инструментом передела собственности, проникновения денег в политику, а во время войны – стал настоящим клубом корпоративных рейдеров, где к дерибану и отнятию чужого – так или иначе были причастны все. И самый поразительный вывод, к которому я пришел – Российская Империя в 1917 году рухнула во многом потому, что государство препятствовало МАССОВОМУ желанию произвести незаконный и насильственный передел собственности.

Право собственности в России было. Закон был, инструменты защиты были. Не было одного – уважения. Этим – Россия отличалась от всех.