Текст книги "Врата скорби – 5. Книга пятая: Повелители огня"

Богачев подошел, постучал в дверь. Открылся сначала глазок, потом и вся дверь…

– Подайте машину к черному подъезду. Через полчаса.

– Слушаюсь… Простите… а арестованный…

– Освободить

Здесь ничему не удивлялись.

– Есть.

На выходе Богачев остановился

– Мне жаль вас. Но дело есть дело.

И вышел

* * *

Машину – черный, вместительный, неприметный Форд нижегородского производства – подали к черному ходу.

Князь покидал здание через парадный вход, через вход, через который покидали его все. Он видел, как из подземного гаража выехал автомобиль, видел, как он проехал по дороге перед входом в здание, направляясь к выезду на Петербургское шоссе. Потом – он увидел, как по машине вдруг что-то ударило, справа, с такой силой, что вылетели стекла… ударило еще и еще, от одного из ударов взлетел вверх капот. Мимо него – с криком бежали люди, а он все стоял и смотрел…

Москва. Российская Империя. 29 июня 1950 года

Конечно, это был не Яр. Не ресторан Метрополя. Не тестовский трактир. Обычное заведение в обычном районе Москвы, ничем не примечательное. Именно поэтому, князь Шаховской сидел здесь и ждал.

Кого?

Когда произошел взрыв – его даже не задержали… на него просто никто не обращал внимания. Кто-то бежал к месту взрыва, кто-то от него. В числе прочих – он вышел на улицу, прошел сколько то, кликнул извозчика, сел и поехал.

– И все.

Он и сам не понял, что сказал это вслух. И все.

Действительно – все.

Что теперь? Дело сделано. Что дальше? Бомба, взрываясь на цели, уничтожает не только цель, но и себя саму. Потому что дальше ей существовать нет смысла – она выполнила свое предназначение. На этом – все.

…Мы с тобой люди чести, Владимир. Рыцари, служащие своему королю. Между нами – нет различий…

– Разрешите, милейший…

Князь – поднял тяжелые от дум глаза на человека, дерзнувшего нарушить его одиночество.

Лет шестьдесят, возможно даже и больше. Земский врач, инженер…

– Занято.

– Я знаю, милейший…

Внезапно – князь понял, кто перед ним.

Борис Викторович Савинков!

Бывший военный корреспондент, ставший террористом и на какое то время даже начальником отдела ликвидаций эсеровской партии. Бывший эсеровский террорист, перешедший на службу правительству и убивший практически всех своих друзей и однопартийцев! Глава ИНО – легендарного Иностранного отдела СЕИВК, занимающегося провокациями и террором против эмигрантов и любых противников России. Человек, по слухам лично организовавший и произведший взрыв на Уолл-Стрит8686
  Взрыв на Уолл-стрит – одна из активных операций русской разведки. 25 июня 1920 года произошел взрыв, в результате которого рухнуло одно из зданий на Уолл-Стрит, в котором проходило собрание американо-еврейского распределительного комитета Джойнт. Сорок человек погибло и около трехсот было ранено. В числе погибших – легендарный банкир Якоб Шифф, который направлял все усилия на борьбу с Россией, в частности – сделал все, чтобы Россия проиграла русско-японскую войну. Официально – ответственным за взрыв признали так называемых «шатунов», американских радикальных бродяг – безработных, но знающие люди видели в этом почерк отряда ликвидации партии эсеров.


[Закрыть]! Человек, которого приговорили к смерти за предательство все революционные партии России, и которого семнадцать раз пытались убить – но он все семнадцать раз уцелел. Убийца, только лично убивший более ста человек. Именно он подсказал висящему тогда на волоске русскому самодержавию выход из ситуации: чтобы уцелеть – надо просто начать убивать. Не русское самодержавие начало убивать, террор, анархистский, националистический и прочий поднимался в Европе с начала последнего десятилетия девятнадцатого века, а в России юноши бледные с взором горящим появились на тридцать лет раньше Европы, но Россия стала первым государством в мире, которое создало отряд ликвидаций для обеспечения безопасности государства как внешней, так и внутренней и ввела политическое убийство и политический терроризм в ранг допустимых для государства приемов борьбы. Хотя нет… Россия была второй. Англия – убивала уже как минимум триста лет.

К старости – а Борис Викторович был уже стар – бывший террорист и ныне самый верный слуга Империи – ощутимо располнел, но, судя по тому, как он подвинул стул, так чтобы за спиной была стена, как осмотрелся – он все еще был ловким и цепким, постоянно балансируюшим на лезвии ножа. Половой, заметив клиента, козелком скакнул к их столу, но, наткнувшись на взгляд Савинкова – побледнел, и повернул обратно…

Князь посмотрел на своего нежданного гостя.

– Не помню, чтобы я кого-то ждал…

– Такова наша судьба, князь, приходить нежданными – голос Савинкова был негромким и сиплым, в результате полученного им когда-то пулевого ранения. Князь напомнил себе, что Савинков считался одним из лучших стрелков Империи. И у него был небольшой кожаный саквояж, наподобие докторского, в котором можно было скрыть Кольт или автоматический Маузер.

– Хотите меня убить? – в лоб спросил он

– Хочу с вами поговорить…

С этими словами – Савинков полез в портфель. Но достал не пистолет – а почтовый конверт большого формата, в котором угадывалось нечто похожее на блокнот. Шлепнул его на стол, посреди чистых тарелок.

– Биржевой вестник… – укоризненно сказал он – и не стыдно, Ваше Высокопревосходительство? Желтая газетенка, тьфу. Хоть бы в Русский инвалид8787
  Здесь надо пояснить. Понятие «инвалид» тогда сильно отличалось от того, что есть сейчас. Если сейчас инвалид – это тот, кто получил серьезную травму, то тогда инвалидом считался любой участник боевых действий, даже не раненный, любой участник войны. Следовательно, Русский Инвалид – журнал для участников войн, что-то вроде североамериканского «Солдата удачи» или нашего «Братишка».


[Закрыть] написали бы, право…

Князь покачал головой

– А что так? Думаете, не поймут? Или … – Савинков перешел на явно издевательский тон – цензура запретит?

Шаховской ничего не ответил

– Разрешите вопрос, князь? – Савинков смотрел на него в упор – о чем вы там написали? Хотите, верьте, хотите, нет – но я не читал.

Князь ничего не ответил

– Правду написали, да? – понимающе спросил Савинков – еще бы. Как не правду. Вы еще спросите меня, молодой человек, что я знаю о правде…

Князь – испытывал странное желание встать и молча, не кривя спины уйти, даже зная, что на улице его поджидают убийцы. Но что-то заставляло его сидеть на месте и слушать этого странного человека, который, чтобы о нем не говорили – внес достойный вклад в политику двадцатого века, безмерно обогативший ее. Не меньше обогативший, чем любой политический деятель типа Черчилля или Столыпина. Ибо Савинков – впервые в мире перевел абстрактную борьбу государств в нечто личное, то, что угрожает лично тебе, как политику и как человек – такого не было со времен Средних Веков, со времен Борджиа и Медичи. И если кто-то начинает жить по таким законам – оставаться в стороне от этого уже невозможно…

– Правда… – мечтательно произнес старик – наверное, многие считают меня оппортунистом, который в свое время просто нашел возможность избежать ответственности за содеянное, да еще и быть обласканным Двором, стать кем —то большим, чем просто сикарио. Наемный убийца на службе мафии, таково значение этого слова…

Савинков усмехнулся

– В то время, когда я переметнулся, монархии никто не давал и года жизни. Царя все ненавидели. Считали слабым.

И ты научил его, как быть сильным, верно? Группа преданных лично тебе боевиков с Маузерами в руках – и вот ты силен уже настолько, что никто и слово не смеет молвить. Ибо все они… прогрессисты, либералы, конституционалисты, которым непонятно, что надо, то ли Конституции, то ли еще севрюжинки с хреном8888
  В начале века были запрещены политические собрания и демонстрации. Тогда представители цивилизованного общества стали собираться на «банкеты», заканчивающиеся принятием политических резолюций. Отсюда и пошло выражение: «не понимаю, чего хочется, то ли Конституции, то ли еще севрюжинки с хреном»


[Закрыть] – правда состоит в том, что все они – трусы. И когда они понимают истинный смысл слова «в руках абсолютного монарха сама жизнь и смерть подданных» – то все они разом, по мановению волшебной палочки становятся самыми горячими сторонниками и апологетами «кровавого режима». Они просто не готовы отдавать свои жизни за то, во что верят. А те, что остаются внизу – студенты с горящими от искренней и наивной веры глазами, еврейские боевики и заговорщики, польские рокошане – все они не более чем преступники с политическими лозунгами, у которых нет ни единого шанса против бюрократической машины страны, еще и подкрепленной отрядами убийц. И за границей… найдется много готовых призывать саботировать русские займы и собирать деньги на помощь отрядам еврейских боевиков – но никто не готов оказаться из-за этого под развалинами рухнувшего от взрыва дома. Своя жизнь – она всегда дороже убеждений.

…Но я… – продолжил Савинков – странно, но я с детства всегда вставал на сторону слабых. И ирония судьбы в том, что в какой то момент – слабым оказался тот, кто не имел на слабость никакого права…

Савинков щелкнул пальцами. Подлетел половой

– Шустовская. Третий номер. Имеется?

– Ну, разумеется…

Половой бросился за заказом. Может, и понял, кто сидит за столом. А может, просто распознал хищника… половые, таксисты, привратники разбираются в людях.

– В девятнадцатом году полиция разогнала демонстрацию тред-юнионистов в Лондоне. Британская, разумеется полиция. Демонстрация проходила в поддержку начавшегося движения за самоопределение Ирландии. Тогда – британская армия не стеснялась лить кровь на собственной территории, погибли рабочие и в Лондоне, и все это сильно напоминало нашу Красную Пресню…

Так получилось, что в этот момент большая группа товарищей с практическим опытом… революционных действий оказалась как раз в Лондоне и на юге страны, в Бристоле. Порт Бристоль был одним из главных портов, через которых проходило снабжение, британского контингента войск в Ирландии, устроить забастовку, повредить краны, даже взорвать рельсы – особых проблем не составляло. У нас было достаточно опытных людей, которые могли возглавить британские рабочие отряды. Так как мы имели хороший, рабочий контакт с британскими профсоюзниками, мы немедленно снеслись с ними, описали, что и как нужно делать и выразили готовность немедленно прийти им на помощь. Достаточно было устроить саботаж или забастовку на железной дороге, чтобы у британцев в Северной Ирландии появились большие, очень большие проблемы…

Старик хмыкнул непонятно чему и продолжил

– Первая встреча КОКОМ, координирующего комитета узкого состава, в котором было то всего пять человек, трое от нас и двое от британцев – состоялась в одном из кабачков в Сохо. Британцы кивали головами и даже записывали за нами – но я уже тогда почуял, что дело неладно.

По старой доброй привычке – на следующий день после того, как я заселился в отель – я снял комнату дальше по улице, и по другим документам. Именно из нее я наблюдал, как британские бобби – окружают мой отель. Узнать, где мы находимся, они могли только от наших британских товарищей…

Половой принес Шустовскую. Оставил графин и, повинуясь взгляду – удалился…

– Я знал, где живет только один из них, и перед тем, как выбираться из страны – решил навестить его. Пятьдесят на пятьдесят – так получилось, что я угадал. Я сказал ему, что не трону семью, если он скажет – зачем он предал нас. И он рассказал, все как на духу.

Савинков левой рукой – несмотря на то, что он был правша – взял графин, плеснул себе хлебного вина, буквально на дно бокала

– Это была… так сказать, чертовски увлекательная беседа, одна из главных бесед в моей жизни – хотя мне довелось беседовать и с Ульяновым, и с Бронштейном и с Цедербаумом.8989
  Мартов, Юлий Осипович, настоящая фамилия Цедербаум. Основатель меньшевизма, в пятидесятые годы ставшего легальной политической партией левого толка


[Закрыть] Англичанин сказал мне – сказал откровенно, как на духу – что ему плевать на ирландцев. Ему плевать на их борьбу. Ему плевать на то, что их морили голодом, что у них нет никаких политических прав. Он будет бороться с правительством за льготы рабочим, за ограничение прав капиталистов, за государственные гарантии, а на ирландцев и их права ему плевать, они для него мятежники. А знаешь, как он назвал нас, русских? Чумой! И это после того, как он за нами записывал. Да, он, конечно же, позвонил после этого в Скотланд-Ярд и выдал нас.

Савинков вздохнул

– И тогда я понял, что мы боремся как то не так, и за что-то не за то. Мелкими группами, под огнем сторонников режима9090
  Одно из выражений, бытовавших в партии эсеров – максималистов, оправдывающее индивидуальный террор. Надо сказать, что они во многом добились своего. Когда рассматривают причины, повлекшие революцию – забывают упомянуть, что в период 1900—1917 года было убито террористами более пяти тысяч человек, начиная от обычного городового, и заканчивая премьер-министром страны. Фактически часть общества – объявило войну государству, и для тех, кто с этим реально, честно боролся – шансы умереть в постели были практически равны нулю. Вакханалию террора добили лишь Гражданская война да Дзержинский со своими чрезвычайками, буквально затопив страну кровью


[Закрыть]… а лучше ли это будет для крестьян? Для рабочих? Может быть, британский путь правильнее? Правда? А кому она нужна – правда? И общая ли это – правда?

– Зачем вы мне это рассказываете? – не выдержал князь.

– Затем, что я стар. Жизнь – такая вредная штука, что неизбежно заканчивается смертью. Но кто-то должен продолжить мое дело, иначе – конец. Возможно, это будете вы.

– Я? – с презрением переспросил князь

– Вы, вы. Кстати, почему вы не застрелили Богачева? – пытливо всматриваясь в князя, спросил Савинков – возможности к тому у вас были, несомненно. Британцы, надо сказать, весьма занимательной штукой вас снабдили, надо перенять положительный опыт, хе-хе. Так почему же вы его не застрелили?

– Пулю жалко… – сказал князь.

– Э… вот это напрасно, сударь, очень напрасно. На хорошего человека – пули никогда не жалко, поверьте моему опыту. А на плохого – тем более.

– Поверю – сказал князь – а разве он не такой же, как вы, а?

– Не совсем, но вы не поймете. Пока не поймете, поработаете – начнете понимать. Так что вы написали в своих тэк-скать, мемуарах? Правду?

– Вам то какая разница?

– Большая – отрезал Савинков – итак? В чем, по-вашему, правда?

– В том, что Богачев предатель – сказал Шаховской – в том, что он сдавал нас англичанам, только и всего. Не так?

– Почему же? Так и есть.

Князь пытливо посмотрел на старого террориста, ставшего цепным псом Империи

– Кто-то знал?!

Савинков улыбнулся

– Отвечайте! Кто-то знал?

Савинков покачал головой

– Конечно же, нет. Просто каждый, кто поступает на службу, подвергается изучению. Да что я вам говорю, вы его тоже прошли. И каждый – находится под контролем. Перед Богачевым была поставлена задача – очистить полуостров от террористических банд, обеспечить замирение, и одновременно с этим – укрепить русское влияние. Все эти задачи он выполнил, даже блестяще. Англичане… англичане посрамлены и унижены, более того – у них у самих в этом регионе скоро начнутся проблемы, они разбудили силы, которые вряд ли смогут контролировать, взращенные ими псы покусают своих же хозяев… не без нашего, замечу участия. Ну и приятное дополнение к этому – старая феодальная система разрушена, люди разочаровались в ней и вполне готовы строить сильное и единое государство, под нашей, разумеется рукой.

– И цена этому – немного предательства, так?

– Так. А вы разве не давали присягу при необходимости умереть за Государя?

Князь долго молчал

– И тем, что я вышел живым из той проклятой дыры… получается, я ее нарушил? Так ведь выходит, а?

– Нет, не так – ответил Савинков – выбравшись живым из этой передряги, вы продемонстрировали в равной степени личное мужество и силу духа, отличный уровень подготовки и готовность идти на все ради того, чтобы выполнить свою задачу. Вы продемонстрировали, что вы сильнее их.

– Кого это – их?

– Неважно. Их. Вы думаете, они этого не знают? Не хотят знать? Не берут на карандаш? Ошибаетесь. Еще как хотят они это знать. И тот факт, что они отправили вас обратно к нам, как самонаводящуюся торпеду с вашим пистолетом – ручкой – показывает, как они нас боятся. А знаете, как напугать их еще больше?

– Как же?

– Переходите на нашу сторону! – подмигнул Савинков

– Нашу?

– Да что вы, в самом деле, как мальчишка!? – разозлился Савинков – мальчишка, которого друзья завели в лес и бросили одного, просто ради озорства. Мы все – давно уже выросли. И утратили всяческие иллюзии. Вы что же думаете, что до сих пор находитесь в скаутском лагере, где один за всех, и все – за одного?

…

– Откройте глаза. Скоро будет война. Война, которая может поменять весь мир, весь существующий порядок вещей. Британцы создали бомбу на основе деления атомов. У нас она тоже есть… а если и нет, то будет в самое ближайшее время. Уже сейчас понятно, что одна такая бомба будет в сотни раз мощнее обычных авиационных бомб, один бомбардировщик – сможет уничтожить целый город. Чтобы уцелеть в новом мире – нам придется создавать систему гарантированного возмездия. Именно сейчас – мы не имеем право на слабость, на ссору, на детские предрассудки. Ни малейшего права, князь мы не имеем на такое! Чтобы нам всем уцелеть как народу – нам нужно постоянно показывать врагу, что мы монолит, что мы единое целое, что нас нельзя покорить, даже уничтожив треть из нас, половину из нас, две трети из нас. Мы должны внушить врагам, что пока на земле остается хоть один русский, Британия будет в смертельной опасности, только в этом случае – они не осмелятся напасть. Выжив в яме, уничтожив врагов, сражаясь один против сотен, вернувшись назад, вы показали им, что русского солдата невозможно сломить. Они дали вам этот пистолет и отправили мстить. Да, они сказали вам правду, да – если вам так будет легче. Но кому нужна ваша правда, князь? Тем, кто и не знает, где есть такой город – Аден? Или тем, кто завтра рискует сгореть в аду, устроенном новой британской бомбой? Им нужна ваша выстраданная там, правда, князь?

На них уже оглядывались.

– Показав, что нас нельзя победить, вы сослужили одну службу России и Престолу, князь. Сейчас, перейдя на нашу сторону, вы покажете им, что нас нельзя и купить. Ни правдой, ни ложью. Ни деньгами, ни посулами. Ни службой, ни дружбой. Вы покажете им, что у нас есть своя правда, князь. И общей правды – у нас никогда не будет. Мы всегда будем вековечными врагами – потому что так, в мудрости своей, решил Господь. Возможно, это отвратит нападение на Россию. А возможно – и нет…

Савинков достал из бумажника визитку, черкнул несколько цифр на обратной стороне. Поднялся с места.

– Как решите – телефонируйте. У вас время до сегодняшнего вечера. Честь имею, господин подполковник.

Много лет назад. Российская Империя, близ русско-финляндской границы9191
  Финляндия не являлась частью Российской Империи, а являлась личным владением Его Императорского Величества. Поэтому, в данном случае – правомерно говорить именно о государственной границе. Хотя многие – пересекали ее раз в неделю, на поезде по пути к собственным дачам – и никаких проблем…


[Закрыть]. Лето 1940 г.

Иногда – исторические процессы, несмотря на их кровавость – чертовски занимательны. Чертовски занимательно наблюдать за течением истории – именно в тот момент, когда безмятежное течение реки вдруг взрывается бурунами из-за лежащих на дне валунов или того гляди – падает в пропасть рычащим водопадом. Это время, когда можно стремительно вознестись из грязи в князи и обратно, когда делаются состояния одних и стремительно разоряются другие. В такие времена увлекательно жить – хотя многие с этим не согласятся.

Одна из исторических загадок, которые перед нами поставило двадцатое столетие нынешнего века – как смогла выжить разорванная противоречиями, наполненная ненавидящими друг друга людьми – и одновременно, самая великая из всех существовавших – Российская Империя. Еще в двадцать пятом году – североамериканские политологи, явно проплаченные организацией Джойнт9292
  В связи с этим вспоминается «дело врачей» и его насмешки над ним – якобы, комитета Джойнт, в связях с которыми обвиняли советских врачей – не существовало вовсе. Пожалуйста – American Jewish Joint Distribution Committee, сокращенное название на русском – Джойнт. Основатели – Феликс Варбург и Якоб Шифф, еврейские банкиры европейского происхождения. Последний – едва ли не главный русофоб того времени, готовый финансировать любые русофобские акции, во время русско-японской войны блокировавший русские займы, финансировавший большевиков. Надо понимать – у евреев тогда не было своего государства, Россия ими воспринималась как тюрьма народов, и они готовы были на все, только бы причинить России вред. Распространялись почтовые карточки с жертвенным петухом, у которого голова Николая II, в открытую высказывались угрозы. Про национальный состав партии большевиков я и не говорю


[Закрыть] предсказывали России скорый и катастрофический развал даже несмотря на то, что Россия только что победила в Великой войне, получив огромные территории на Востоке. По мнению авторов статьи – Россия просто была слишком велика, и одновременно слишком слаба, чтобы удерживать такие громадные пространства, и не только удерживать – но и цивилизовывать. Тем более, что до Великой Депрессии было еще несколько лет, экономика Североамериканских соединенных штатов летела на всех парах вперед – а Англия упорно доискивалась благосклонности Кайзера в попытке сколотить глобальный блок против русских с участием всех европейских держав, примерно такой, какой был сколочен в Крымскую войну. Кайзер на союз не шел – но и о поддержке России не объявлял. Зато понимающе подмигивал.

А в столице страны – рабочие требовали повышения жалования (а что еще могут требовать рабочие), радикализовавшиеся евреи из левых партий вели террор, да такой, что Царь месяцами не появлялся в городе. Как куропаток – отстреливали военных, казаков чиновников – в ответ гремели очереди новомодных Томпсонов: военные и Черная сотня расправлялись с левыми, не считая потерь, ни своих, ни чужих, расстреливали маевки, рабочкомы и демонстрации. А под всем под этим – был безбрежный крестьянский океан, в котором девять десятых нищали, а одна десятая – богатели, и земли на всех уже не хватало совершенно. И казалось, что вот – вот, еще немного, и…

Не свершилась.

Правда была в том, что правду утопили в крови. Все это десятилетие – это десятилетие крови. Первые два десятилетия – это десятилетия пробуждения, когда оказалось, что у всей страны, у всего народа – есть голос, и голос этот вопиет о несправедливости и требует перемен. А двадцатые годы – это время крови. Десятилетие, когда озлобившиеся и потерявшие человеческое люди – как с той, так и с другой стороны – уже перестали слышать друг друга, и даже перестали говорить о том, что они хотят. Они просто видели в прицеле врага – часто такого же русского – но врага. Что рабочий с расстрелянной демонстрации, ушедший в подполье и в боевики и теперь – поджидающий в подворотне офицера с наганом. Что товарищи этого офицера, через несколько дней расстреливающие в лесочке партийное собрание радикальной партии. Что крестьянин, поднявший мятеж и ладящий бомбу для казаков. Что казаки, уже потерявшие своих товарищей, и теперь бьющие по лесам шрапнелью, а то и химией. После этого десятилетия – не осталось споров, мнений, проектов нового мироустроства. Осталась лишь загнанная пулями, нагайками, взрывами в подсознание ненависть. Могилы на кладбищах и сотни, тысячи безымянных могил в лесах. И глубоко чужие друг другу люди – раны, которые они друг другу нанесли – уврачуются лет через тридцать – сорок, вражду – забудут только их дети. Если забудут.

Секрет оказался прост – власть не вмешивалась. Она просто позволила людям убивать друг друга. Скорее не по злу – а потому что и Николай II, и бессменный премьер Петр Столыпин понимали – с этой стихией не справиться. Ее можно победить только так – когда люди просто потеряют веру во все и возненавидят сами себя, за то, что посмели дерзать, и за что, что они сделали. И лишь тогда, в залитых кровью городах – можно будет начинать осторожный разговор о примирении9393
  Случившееся – скорее походило на гражданскую войну в Испании в нашем мире. Ни Февральская, ни Октябрьская революция – вовсе не были предрешены. Кстати, Октябрьская революция и вообще мечта о коммунизме, где человек человеку брат – погибла точно так же. На полях гражданской войны, где врагов за дефицитом патронов прикалывали штыками, и в концлагере в Березе Картузской, где над пленными красноармейцами издевались польские братья по классу. Трудно мечтать о счастье для всего народа и делать это искренне, после того, как ты исполнял врагов народа в чрезвычайке или проткнул штыком врага


[Закрыть]…

На этой даче в Кавголово – трупы под аккуратными грядками с розами – точно были…

Дача эта – принадлежала через подставных лиц эсеровской партии вот уж три десятилетия – и повидала за это время многое. Здесь – товарищи судили и зверски расправились над одним из своих после того, как заподозрили его в связях с полицией – неумело и страшно зарезали, а потом похоронили в наспех вырытой могиле – при том, что стукачом был другой, и он то, как раз усердствовал больше всех. Здесь – одно время укрывалась группа товарищей во главе с новым королем террора Борисом Савинковым, ставшим таковым после смерти Азефа. Здесь – в одной из комнат повесили одного из лидеров рабочего движения – тихо и буднично накинули веревку на шею и вздернули. Это было уже тогда, когда Савинков сделал неслыханное – обвинил членов Центрального комитета партии в продажности и предательстве и перешел на сторону правительства9494
  Обвинения такие имели основание. Савинков – добыл и обнародовал документы. Из которых следовало, что деятельность партии финансируется не из членских взносов и не из средств, добытых экспроприациями – а из взносов крупных международных финансовых структур, среди которых главную роль занимал Джойнт. Учитывая уровень антисемитизма в массах – информация произвела эффект разорвавшейся бомбы


[Закрыть]. Потом – дача какое-то время пустовала, а потом – здесь поселился какой-то тихий и безобидный господинчик, с седой бородкой клинышком и этюдником, который он постоянно носил с собой. На вид ему было около пятидесяти, он откликался на имя – отчество «Николай Иванович», покупал хлеб в местном хлебном и молоко в деревушке, всегда у одной и той же солдатской вдовы и вежливо раскланивался, поднимая шляпу, если доводилось встретить знакомого. Он редко, но все же выезжал в город, никто не видел, как он работает – но деньги у него были, к себе он никого не приглашал, детей и женщины у него тоже не было. В отличие от многих дачников – он жил тут круглый год, рабочие по найму сложили ему печь, и он топил ее, покупая уголь. И в целом – он был милым безобидным старичком – если не считать пятидесяти с лишним трупов, висящих на нем и сторожевых листках в половине полицейских учреждений Европы. Половина из этих листков – не содержала ни грамма объективной информации: когда этот человек активно работал: он нанимал людей, в основном временно безработных актеров, чтобы запутать следы. Дать показания – на него эти люди не могли – когда полиция начинала заниматься этим делом, то максимум что она могла – поставить человека в список без вести пропавших. А следов – этот человек оставлять не любил, концы прятал надежно…

В этот день – старик как обычно вышел из дома около девяти часов утра. По меркам Санкт Петербурга это было рано – но по меркам Парголово в самый раз, здесь принято гулять допоздна, но и вставать поздно. Он вышел с плетеной из соломы корзинкой с соломенной же шляпой на голове – безобидный чудак, каких немало в пригородах.

Он шел по чисто выметенной дорожке, обсаженной уже проснувшимися от зимнего сна липами, раскланивался с немногочисленными встречными прохожими – рабочий день, в выходные здесь будет прорва – и сумрачно размышлял. Неужели это – то, что и должно было получиться? Чисто выметенные дорожки, домики, милые улыбки дамочек, гудки пригородных поездов – здесь давно перешли на электротягу, дабы не раздражать обоняние дачников тяжелым духом горелого угля. Неужели все – кончилась история? Неужели это то, к чему они пришли? Загородный домик, дети, которых называют в честь бабушек и дедушек, учительница музыки. Типичная мелкобуржуазная идиллия. Когда они начинали – им казалось, что вот – вот – и грянет, именно грянет новая эпоха, грянет громом орудий и револьверной пальбой. Но оказалось, что власть непроста – она вязкая как болото. Руку вытащил – нога застряла. Шагнул и…

Старик застыл на месте, глядя на смятый окурок Голуаза, прямо таки нагло лежащий на дорожке. Потом – обреченно и в то же время спокойно – поднял глаза, осмотрелся по сторонам

– Давайте, чего там… – сказал он

За кустами – раздался хохот, потом с треском – раздались в сторону ветки, и на дорожку – вылез пожилой, полноватый господин с оставшимися у него с тех еще времен грустными, меланхолическими, студенческими глазами.

– А, Брут? Как я тебя? Испугался, а?

Человек, кличка которого была Брут в честь убийцы Юлия Цезаря – смиренно посмотрел на старого друга

– Чего смеешься, Боренька. Нет тут смешного…

* * *

– Тебя… призраки не беспокоят… в доме в этом? – участливо спросил Савинков

– Призраки, призраки… С чего им меня беспокоить.

– Да уж. Тебя даже призраки боятся.

– А чего им меня боятся? – вдруг спросил старик

Даже Савинков, сам отправивший на тот свет не меньше двухсот человек – вздрогнул от этого вопроса, с таким искренним недоумением он был задан.

– Я человек мирный… зла не делаю. Природу люблю, рисую вот. Чего им меня боятся? А что до того было… дак то, Боренька бред и неправда. Человек… это такое зловредное существо, Боренька, что тот, кто его с глаз долой уберет, тот только ли не услугу окажет. Видишь, красота тут какая? А там – посмотри…

Савинков поднял голову, чтобы посмотреть на мостящиеся вдали дымы высоченных труб.

– Я тут… поговорить приехал.

– Так говори… чего ж молчишь. Али стесняешься как красна девица, Говори, небось, я много всего слышал…

– Дело у нас есть. На Востоке. Большое.

– Большое? – иронически переспросил старик

– Нефть там. Столько, что и не счесть. Пока все в секрете держат, даже не бурят больше. Добывают кое-как, впотаек. Если открыть, сколько ее там – война будет. Сразу же.

– Ну так и воюйте. Мне то чего… я стар для таких дел. Или надо Георга… в лучший мир отправить? Так – так бы и сказал.

Старик не шутил – и Савинков знал, что старик не шутит. Со временем – он стал еще опаснее хотя бы потому, что на такого – не подумают. А он и в самом деле Георга может убрать – Савинков в том ни разу не сомневался. Если его послать – то будет война или не будет – Королю Британской Империи конец. Сколько бы человек его не охраняло.

– Нет, этого не надо. Дело в людях. Точнее – в местных жителях. Большинство из них – радикальные мусульмане, то есть молятся Мохаммеду и ненавидят нас. Каждый, кто не их веры – для них враг. Англичане – поощряют их против нас. Поставляют оружие… кое-какое, но поставляют. Обещают им свободу.

– Известная та свобода.

– То-то и оно. Да только ты, Боренька и сам в эту свободу верил. Не?

– Верил… – сказал Савинков – и сейчас верю.

– Веришь? – испытующе посмотрел на него старик

– Верю – повторил Савинков

Старик какое-то время вглядывался в него

– А ведь и в самом деле веришь, Боренька… – сказал он – как не удивительно…

– Знаешь, что я понял, Брут? Тогда… ты сам знаешь, когда. Свобода и воля – вещи разные. Свободу – надо не против режима, а вместе с ним завоевывать. Мы при свободе не пожили, каюсь – а вот дети наши поживут. А волю – ее народу давать нельзя. Никакому. А нашему – в особенности. Зловредная эта штука – воля.

Старик покачал головой

– Умный ты человек, Боря. Смотри, сам себя не передумай.

– Не передумаю. Я для себя – все давно решил.

…

– Что думаешь? Насчет того, что я сказал.

– А чего тут думать? Хочешь перехватить игру англичан – создай свою партию. Помнишь – Союз русских фабрично – заводских рабочих. Цедербаума. Много они у нас кровушки попили…

– Это понятно. Я кстати тоже к этому и пришел.

– Помнишь еще… исторический материализм.

– Помню. Кстати – ерунда все это.

– Ерунда? – сказал старик – почему это ерунда.

– Историю творят люди. Не массы – а люди. И чаще всего – люди с револьвером.

Брут негромко похлопал в ладоши

– Браво. Не ожидал такого признания.

– Дело в другом. Как только мы создадим партию – англичане начнут охоту. А ты знаешь, как они умеют охотиться.

– Партия это вождь.

– В том то и дело. Именно этим – она и уязвима. Не говоря о том, что и вождь может переметнуться.

– Если опасен вождь – создай миф – сказал старик – это будет еще убедительнее… Люди верят в мифы больше, чем в реальных людей. Знаешь, в чем непогрешимость Христа? В том, что он умер. И не в силах согрешить…

Савинков – какое-то время сидел за столом, молча. Потом – стукнул кулаком

– Молодец, Брут, молодец. Не зря приехал.

– Кто знает. Может, и зря.

– Не зря… не зря…

– Связи с партией остались?

– Ну…

– Человек нужен. Ох, хороший человек нужен.

– Хорошие люди, Боря – воюют за идею – сказал старик – которой у тебя нет. Есть только твой ум Острый как бритва. Но это не идея…

– У меня есть ты, Брут. Только ты и я знаем – почему не сработала та бомба, которой предназначено было убить Помазанника Божьего.

– Угрожаешь?

– Ну, отчего же. Открываю перед тобой перспективы. Ты же сохранил связи с партией. Не получилось здесь – получится там. Смотри на вещи шире. Людской океан на Востоке – безбрежен. Люди – бедны и угнетены. И что самое главное…

Савинков понизил голос

– Они не так испорчены знаниями, как наши современные рабочие. И не умеют – отличать правду от лжи…

– А мы?

– А мы…

Савинков нехорошо усмехнулся

– В том то и дело что умеем. В том то и дело…