Текст книги "История, измеренная в пятиклассниках. Не только для двенадцатилетних"

Откуда взялась Римская Империя

Современный мир зародился и вырос вокруг Средиземного моря.

Две с половиной тысячи лет назад, на серединке нашей цепочки пятиклассников, самым развитым народом в Средиземноморье были греки-эллины. Они умели делать очень красивые вещи, их купцы торговали по всему морскому побережью и на островах, а их воины считались почти непобедимыми. От Испании до Аравии множество людей говорили на греческом диалекте, который назывался койне (в переводе – общая). На койне писали стихи, пьесы и учёные трактаты, письма друзьям и доклады царям. У самых разных народов горожане ходили в устроенные по греческим образцам гимнасии, смотрели театральные представления на греческом языке, на греческий манер проводили соревнования в беге и борьбе, а дворцы и храмы захолустных царей и богов украшались греческими статуями и картинами.

Но империю греки не создали. Они и не стремились её создавать, как, к примеру, муравьи не стремятся соединять свои уютные жилища в один супермуравейник. Греки привыкли жить небольшими общинами – полисами. Они ощущали себя одним народом, но в первую очередь оставались афинянами, спартанцами, эфесцами, фокейцами и т. д. Пришельцы могли жить в чужом полисе на протяжении нескольких поколений, но так и не становились его гражданами.

Империю создал македонский царь Александр Великий. Но когда Александр умер, его полководцы передрались друг с другом, и на развалинах его империи возникло несколько самых обычных царств.

Другое дело Рим.

Римляне были отличными организаторами. Они мужественно сражались и не терялись при неудачах. Но они к тому же умели договариваться.

Участок древней городской дороги в Риме, дошедшей до наших дней. Дорога ведёт к Арке Тита.

Первоначально на римских холмах селились люди из разных племён. Однако они довольно быстро нашли общий язык и превратились в уважаемых патрициев. С более поздними поселенцами, которых называли плебеями, патриции долго не хотели делиться властью; но в конце концов договорились и с ними. К тому времени, когда Рим приступил к широкомасштабным завоеваниям, патриции и плебеи уже слились в единый римский народ.

Постепенно в состав этого народа один за другим втягивались его соседи-италики, которым римляне предоставляли права римских граждан. Другим крупным источником пополнения римской нации служили чужеземные рабы.

В Греции рабов отпускали на волю только в исключительных случаях. В Риме же это было обычным делом. Получив свободу, бывший раб становился отпущенником – человеком свободным, но не самостоятельным, зависимым от бывшего хозяина. Власть над свободными людьми, с точки зрения римлянина, была гораздо почётнее, чем власть над рабами.

Отпускать рабов на волю было ещё и выгодно: за освобождение господин мог содрать такой выкуп, что на полученные деньги покупал нескольких рабов. Кроме того, римские сенаторы, которым обычай не позволял зарабатывать деньги «низкими» занятиями, через отпущенников покупали торговые корабли и доли в компаниях.

Что касается самих бывших рабов, то уже с их внуков печать рабского происхождения полностью стиралась, и они уравнивались со свободнорождёнными.

Какой отсюда урок?

Благодаря тому, что римляне не шикали на пришельцев и не кричали «понаехали тут», римский народ в течение нескольких веков оставался достаточно многочисленным, чтобы не только подчинить огромные густонаселённые территории, но и удерживать их в повиновении.

Реконструкция показывает, как выглядела часть великого Древнего Рима.

Однако у всякой медали есть две стороны.

Новые граждане усваивали римские обычаи. Но и сами они влияли на коренных римлян, которые постепенно растворялись среди многочисленных чужаков. Потомки отпущенных на волю рабов уже не желали рисковать жизнью, защищая Римскую империю. Это, в конце концов, и привело к её гибели.

Правда, случилось это спустя несколько столетий. А к тому времени римляне оставили в истории такой яркий след, что стереть его уже было невозможно.

Гай Марий: политик-генерал

Рим был республикой, потому что его граждане сами выбирали руководителей государства. Но он также был империей, потому что подчинил множество стран и народов, которые к римской демократии не допускались. Сначала республика командовала империей; но империя постепенно подтачивала республику, засасывала её – и, наконец, поглотила.

В Риме законодательная и судебная власть принадлежала старейшинам-сенаторам, а исполнительная делилась между двумя консулами и двумя преторами, которых выбирали сроком на год. Делалось это для того, чтобы никто не мог добиться единоличной власти, наподобие древних римских царей, оставивших о себе недобрую память.

Пока государство было маленьким, победа на выборах зависела в основном от того, какого политика граждане сочтут наиболее достойным. Но держава росла, у неё появились отдалённые провинции, совсем не похожие на Рим, – как, к примеру, Кубань или Башкирия не похожи на Москву. Отслуживших годичный срок римских правителей стали посылать в провинции губернаторами. В провинциях демократией не пахло, поэтому их жителей можно было обирать не то чтобы совсем безнаказанно, но по крайней мере без больших сложностей. Туго набив карманы (в переносном смысле, потому что штанов римляне не носили, а в тогах и туниках карманов не полагалось), губернаторы возвращались в Рим и снова включались в большую политику, вербуя сторонников уже не только энергией, умом и красноречием, но и награбленными деньгами.

Партии в Риме были отчасти похожи на те, что сегодня существуют в США. Тогдашние «республиканцы», без лишней скромности именовавшиеся оптиматами («лучшими»), защищали традиционные римские ценности и традиционный порядок управления. А римские «демократы», называвшиеся популярами («народниками»), старались расширить права большинства и государственную поддержку бедноты. В римских условиях это означало, что оптима-ты добивались сохранения законодательной и судебной власти с руках сенатского сословия, а популяры требовали допустить в суды всадников – второе после сенаторов римское сословие, давали римское гражданство италикам – соседям Рима, наделяли землёй безземельных, продавали римской бедноте хлеб по сниженным ценам и не наказывали тех, кто залез в долги и не может их вернуть.

Гай Марий. Бюст, мрамор. Глиптотека, Мюнхен.

Монета в честь победы Мария над алжирским царём Югуртой.

Если римские партии напоминали американские, то методы их борьбы сильно отличались от современных. Чем дальше, тем чаще споры переходили в вооружённые столкновения. В 133 году до Р. Х. сенаторы-оптиматы убили народного трибуна Тиберия Гракха и около трёхсот его сторонников. С тех пор политические убийства стали постоянным явлением.

В это время и начиналась деятельность Гая Мария.

Марий был уроженцем Арпинума. Сейчас это небольшой итальянский городок, а в древности был вполне приличный город – сосед и практически ровесник Рима. Тогда не только города, но и народы были маленькие; имена их сейчас мало кто помнит. Эти маленькие народы вели маленькие войны, старательно разоряя и завоёвывая друг друга, – а в итоге постепенно слились в крупные нации, превратившись в итальянцев, французов, немцев и т. д.

В Арпинуме, по преданию, когда-то жили пеласги – союзники гомеровских троянцев. Позже его заселили вольски, а ещё позже самниты, долго и успешно сражавшиеся с соседями-римлянами. В 305 году до Р. Х. римляне подчинили Арпинум, а ко времени рождения Гая Мария (157 год до Р. Х.) арпинцы окончательно слились с римлянами.

В Риме человек мог быть одновременно и политиком, и армейским командиром. Гай Марий, служа в армии, параллельно делал политическую карьеру. Он был избран претором, потом управлял Испанией, а вернувшись в Рим, женился на аристократке-патрицианке из рода Юлиев. В то время римляне воевали с нумидийским[6]6
  Нумидия занимала северную часть современных Алжира и Туниса.


[Закрыть] царём Югуртой. Война затянулась, потому что Югурта раздавал большие взятки римским политикам. Марий обещал покончить с зарвавшимся африканским царьком.

Публике понравился суровый воин с мрачным выражением лица, рубящий сплеча правду-матку. Мария выбрали консулом – сначала на 107 год до Р. Х., а после двухлетнего перерыва, в нарушение закона – ещё пять раз подряд. Беззаконие оправдывалось чрезвычайными обстоятельствами: не успел Марий разгромить и захватить в плен Югурту, как с севера явилась новая угроза – германские племена кимвров и тевтонов. В боях с ними погибли семьдесят тысяч римских воинов; пополнять армию было некем, Рим оказался беззащитным.

Марий в должности консула коренным образом перестроил римскую армию. Вместо временного ополчения из числа зажиточных граждан, вооружавшихся за собственный счёт, он в короткий срок создал профессиональное войско. В армию стали принимать безземельных контрактников, обязавшихся отслужить 25 лет. На время службы они лишались гражданских прав, взамен получали казённое оружие, питание и, главное, право на долю в военной добыче. Интересы римского общества такого солдата уже не волновали. Вся его жизнь была связана с армией. Его кумиром становился удачливый полководец, чьи победы давали возможность поживиться, всё равно, за чей счёт – сирийцев, испанцев, греков или собственных соотечественников. Именно Марий создал те легионы, когорты и центурии, которые завоевали для Рима всё Средиземноморье и в то же время превратили римскую державу в арену бесконечных разборок между честолюбивыми военачальниками.

Новая армия Мария спасла Рим от страшных германцев. За это Марий был причислен к «основателям Рима» – третьим после легендарного Ромула, вскормленного волчицей, и Марка Фурия Камилла, двумя веками раньше защитившего Рим от нашествия галлов. Легионерам, особо отличившимся в войне с кимврами, Марий самовольно дал римское гражданство, а на упрёки в беззаконии ответил, что за лязгом оружия голос законов был ему не слышен.

Митридат VI Евпатор в образе Геракла. Бюст, мрамор. Лувр, Париж.

Путь армии Суллы от Брундизия к Риму в ходе гражданской войны 83–82 гг. до Р. Х.

С годами лязг оружия становился всё громче, а голос закона слышался всё слабее. Заключив политический союз с плебейским трибуном Луцием Апулеем Сатурнином, Марий провёл в Народном собрании законы о наделении землёй своих ветеранов и о раздаче дешёвого хлеба. В ходе борьбы вокруг этих законов был убит кандидат в консулы Гай Меммий. Сенат обвинил в убийстве Са-турнина и дал обоим консулам, Марию и Флакку, чрезвычайные полномочия для спасения государства. Марий обещал Сатурни-ну и его сторонникам в случае сдачи сохранить им жизнь. Но когда они сложили оружие, разъярённые оптиматы их перебили, и сенатор Гай Рабирий хвастливо демонстрировал на пирушках голову Сатурнина.

Авторитет Мария среди популяров после этих событий сильно упал. Он держится в тени, на первый план выходит более молодой полководец – сторонник оптиматов Луций Корнелий Сулла по прозвищу Счастливый, аристократ из обедневшего рода Корнелиев. Раньше Сулла служил под командованием Мария, именно он арестовывал Югурту, и Марий всегда завидовал его удачливости.

В 89 году до Р. Х. в римские владения вторгся царь Понта Митридат. Для войны с ним сенат назначил командующим Сул-лу, избранного консулом на следующий год, а Народное собрание на этот же пост утвердило Мария. Легионеры признали командиром Суллу, а тот, вместо того чтобы воевать с Митридатом, двинул войско на Рим. Впервые со времён Кориолана (V век до Р. Х.) римский полководец вёл войска против родного города. Марий пытался организовать оборону, но был разбит. Солдаты Суллы вступили на римские улицы, истребляя сопротивлявшихся популяров; Марию с трудом удалось бежать в Африку, на родине он был объявлен вне закона. Однако на очередных выборах Сулла смог провести в консулы лишь одного своего сторонника; вторым консулом стал популяр Луций Корнелий Цинна. Скрепя сердце Сулла выразил удовлетворение тем, что благодаря ему народ Рима пользуется плодами свободы, после чего отбыл на восток для войны с Митридатом.

«Битва при Аквах Секстиевых. Тевтонцы в атаке». Репродукция картины неизвестного художника начала ХХ века.

Как только Сулла покинул Рим, партии немедленно возобновили «обмен мнениями посредством жестов». В ходе этой «политической дискуссии» на форуме и прилегающих улицах полегло около 10 тыс. человек, а Цинне пришлось бежать под защиту армии вернувшегося Мария. Осадив Рим, Марий перекрыл подвоз продовольствия. Сенат капитулировал, и популяры с марианцами устроили своим противникам кровавую баню. На пару с Цинной Мария избрали консулом на следующий год. Но ему было 72 года, он устал от борьбы и страшился её продолжения; его мучили ночные кошмары, бессонница и колющие боли в боку. Он постоянно размышлял вслух о своих прошлых подвигах, говорил, что удача, так долго ему сопутствующая, покинула его. Попрощавшись со всеми, он лёг и, пролежав неделю неподвижно, скончался.

Цинна, три года подряд избираемый консулом, продолжал террор против оптиматов. Многие знатные римляне, спасаясь от гибели, бежали тогда на Восток в лагерь Суллы. Но в начале 84 года до Р. Х. в Анконе взбунтовавшиеся солдаты убили Цинну. Сулла во главе сорокатысячной армии высадился на итальянском берегу и разгромил войска популяров. Сын покойного Мария, Гай Марий-младший, покончил с собой, а труп Мария-отца был вырыт и брошен в реку.

Поскольку оба консула 82-го года погибли в сражениях, по закону надо было избрать временного диктатора до следующих выборов. Но запуганный Сенат вручил Сулле диктаторские полномочия на неопределённое время, а такое же запуганное Народное собрание это незаконное решение утвердило. Новоявленному диктатору отпустили чохом все грехи: «Было постановлено, – пишет Плутарх, – что он не несёт никакой ответственности за все происшедшее, а на будущее получает полную власть карать смертью, лишать имущества, основывать и разрушать города, отбирать царства и жаловать их кому вздумается».

Несколько дней Италия была залита потоками крови. Людей убивали в частных домах, на форумах и в храмах, мужей резали на глазах жен, детей – на глазах родителей. Популяры и марианцы составляли среди жертв незначительный процент: чаще всего гибли люди, далёкие от политики, и даже искренние оптиматы, которых убивали по доносам личных врагов или просто из-за желания Суллы и его приближённых поживиться их деньгами и имуществом, из-за того, что соседу приглянулся их дом, сад или тёплый источник. Наконец некоторые сенаторы осмелились обратиться к Сулле с почтительной просьбой – объявить публично, кого он намерен покарать. Единолично, ни с кем не советуясь, Сулла составил список «врагов республики» из восьмидесяти лиц; день спустя он добавил к списку ещё двести двадцать человек, на третий день – почти столько же. Огласив список перед народом, Сулла пояснил, что включил тех, чьи имена смог вспомнить, а тех, кого запамятовал, пообещал дописать позже.

Луций Корнелий Сулла. Бюст, мрамор. Глиптотека, Мюнхен.

Так впервые в римской истории появились знаменитые проскрипции. Это старое слово, означавшее публичное объявление о распродаже имущества, приобрело новый страшный смысл. Человек, включённый в проскрипционный список, ставился вне закона; первый встречный имел право его убить, более того – за выдачу и убийство проскрипта назначалась награда в два таланта. Имущество убитых конфисковалось в казну, их сыновьям и внукам закрывался доступ к общественным должностям. Десятую часть награбленного добра Сулла пожертвовал храму Геркулеса, а для народа устроил грандиозные пиршества. Еды было так много, что её вываливали в Тибр, вино пили не моложе сорокалетней выдержки. Те, кого не коснулись репрессии, восхваляли великодушного правителя.

Вслед за Римом проскрипционные списки составлялись по всем городам Италии; и хотя Сулла пытался их контролировать, на местах всё равно исхитрялись включать в списки собственных кандидатов. Как обделывались дела в то страшное время, показывает судебный процесс над Секстом Росцием-младшим.

Обстоятельства его таковы. Отец обвиняемого, Секст Росций-старший, богатый гражданин муниципия Америя, что в 50 милях от Рима, осенью 81 года был убит в Риме по дороге домой из Палацинских бань. В убийстве обвинили его сына, хотя в момент гибели отца тот находился не в Риме, а в отцовском имении в Америи. Муниципальные власти Америи выступили в защиту Росция-младшего и даже направили делегацию к Сул-ле. Все сочувствовали обвиняемому, считали его невиновным, но защищать его в суде рискнул только 26-летний Марк Туллий Цицерон.

Цицерон: политик и адвокат

Плутарх, автор парных жизнеописаний знаменитых людей, Цицерона сопоставил с Демосфеном. Это понятно: оба они были выдающимися ораторами, и судьба их во многом схожа. Но, пожалуй, ещё важнее, что роль в истории они тоже сыграли одинаковую: и тот и другой защищали гибнущую демократию, не имея шансов на победу. Гай Марий, носивший почётный титул «третьего основателя Рима», застал начало этих перемен, а Марк Туллий Цицерон – их завершение.

Когда в Афинах устанавливалось народовластие, все граждане были обязаны принимать участие в общественных делах, – как тогда полагалось, с оружием в руках, то есть рискуя жизнью. А спустя несколько столетий афинским гражданам приходилось приплачивать за то, чтобы они хотя бы ходили на собрания.

В Риме произошло примерно то же самое.

Бессрочная, вопреки закону, диктатура Суллы означала, что римская система сдержек и противовесов потерпела крах. На политическую жизнь давили огромные деньги, выкачиваемые из провинций. Созданную Марием профессиональную армию честолюбивые полководцы использовали в личных целях. Но главное, изменился сам римский народ. Веками римляне отпускали на волю рабов, свезённых со всего света. В первом поколении отпущенники сохраняли зависимое положение, но их потомки становились полноправными римскими гражданами. В итоге жители древнего города растворились среди пришельцев, с лёгкостью уступавших свои права в обмен на дешёвый хлеб и места на трибунах для гладиаторских боёв.

* * *

Цицерон родился в Арпинуме в 106 году до Р. Х., когда его земляк Гай Марий, завершив первое консульство, воевал с Югуртой. Окончив начальную школу, он слушал лекции популярного оратора Филона, участвовал в походах под начальством Суллы и мечтал о политической карьере. Но когда политическая борьба вылилась в гражданскую войну, Марк Туллий, от греха подальше, бросил политику и занялся науками и ораторским искусством. Выступление в защиту Росция-младшего вновь втягивало его в политический водоворот.

Вот какая картина открылась на судебных слушаниях.

Секст Росций был убит во втором часу ночи, а уже на рассвете гонец привёз в дом его родственника Тита Росция Капи-тона не только весть об убийстве, но также нож, извлечённый из тела Секста и обагрённый его кровью. Чтобы завладеть имуществом убитого, Капитон обратился к приближённому Суллы Хрисогону, которого Цицерон назвал «человеком молодым, но в настоящее время, пожалуй, самым могущественным в нашем государстве». С помощью Хрисогона покойного Секста Росция, заядлого оптимата, задним числом включили в проскрипции, которые к тому времени давно уже не действовали. Все тринадцать имений убитого, стоившие шесть миллионов сестерциев, были конфискованы и затем проданы с аукциона, причём десять из них купил Хрисогон за смехотворную сумму в две тысячи сестерциев, а три остальные достались Капитону. Что касается Росция-младшего, то его выгнали из отцовских имений, а поскольку он мог обратиться в суд, на него сначала было совершено несколько покушений, а потом его же обвинили в отцеубийстве.

Цицерону пришлось вести дело очень тонко, о многом умалчивая и обходя острые углы. «Я знаю наверное, – оговаривался он, – что всё это было сделано без ведома Луция Суллы». Тем не менее адвокат сумел показать всю глубину царившего в Риме надругательства над справедливостью: «Обвиняют те, кто захватил имущество Секста Рос-ция; (…) отвечает перед судом тот, кому смерть отца принесла не только горе, но и нищету. Обвиняют те, кому непреодолимо захотелось убить присутствующего здесь Секста Росция; перед судом отвечает тот, кто даже на этот самый суд явился с охраной, дабы его не убили здесь же, у вас на глазах. Коротко говоря, обвиняют те, над кем народ требует суда; отвечает тот, кто один уцелел от злодеяния убийц».

Благодаря негласной поддержке влиятельных оптиматов и блестящей защите Цицерона Росций-младший был оправдан. О том же, чтобы наказать подлинных организаторов и исполнителей убийства, не могло быть и речи. Сам Цицерон после процесса счёл за благо покинуть Италию под предлогом нездоровья; он и в самом деле похудел, плохо ел и выглядел очень болезненным.

Любое выступление против Суллы грозило смертью, поэтому его врагам оставалось ждать вмешательства богов. И боги не подвели. Хотя полномочия Суллы были бессрочными, из-за тяжёлой болезни он уже через три года объявил перед Народным собранием, что слагает с себя диктаторство и готов дать отчёт в своей деятельности любому, кто этого пожелает. Желающих, понятно, не нашлось. Сулла сошёл с трибуны и спокойно удалился в своё имение. Умер он в следующем году, 60 лет от роду.

Гай Юлий Цезарь. Бюст, мрамор. Национальный археологический музей Неаполя.

На политической сцене остались три тяжеловеса.

Гней Помпей, известный полководец, которого Сулла одно время готовил себе в преемники, больше других подходил на роль народного любимца. Внешность он имел приятную, вёл себя скромно и обходительно, в быту был неприхотлив.

Марк Лициний Красс не обладал Помпеевой харизмой, зато богатством превосходил всех. Общительный и отзывчивый, Красс многим помогал и деньгами, и своим влиянием. К тому же в должности претора он разбил грозное восстание рабов под руководством Спартака.

Гай Юлий Цезарь был теснее других связан с популярами. Его тётка была замужем за Гаем Марием, сам он женился на дочери другого знаменитого популяра – Цинны. Сулла потребовал, чтобы он развёлся, однако Цезарь отказался подчиниться и был вынужден скрываться – ему пришлось уехать в провинцию. Сулла как-то обронил, что «в этом мальчишке – много Мариев». Когда Сулла умер, Цезарь вернулся в Рим и принялся набирать политические очки, выступая обвинителем на судебных процессах против вымогателей.

На 70-й год до Р. Х. Красс и Пом-пей были избраны консулами, хотя Помпей до этого не занимал ни одной гражданской должности и по закону мог получить права на консульство не раньше чем через семь лет. Консулы отменили все ограничения власти народных трибунов, а цензоры, составлявшие списки сенаторов, исключили из Сената ставленников Суллы. Демократия восторжествовала через нарушение законности, как потом в истории бывало не раз.

Гней Помпей. Бюст, мрамор. Новая глиптотека Карлсберга.

Марк Лициний Красс. Бюст, мрамор. Лувр, Париж.

Чезаре Маччари. Цицерон произносит речь против Катилины. Фреска в Палаццо Мадама, Рим. 1882–1888 годы.

Цицерон, как и Цезарь, после смерти Суллы вернулся в Рим, разом излечившись от многочисленных болезней. Несколько лет он выступал в судах, потом его избрали квестором и отправили управлять городом Лилибеем в Сицилии. Честный и справедливый, он завоевал у местного населения огромный авторитет. Когда с началом «оттепели» сицилийцы затеяли судебный процесс против бывшего наместника Гая Верреса, они обратились за помощью к Цицерону.

Сулла был первым в длинной череде римских диктаторов, утверждавших законность, порядок и высокую нравственность для всех – кроме их самих и их окружения. Неудивительно, что его закон против вымогательства лишь ухудшил положение провинциалов: раньше наместник грабил, руководствуясь собственным аппетитом, теперь же ему приходилось учитывать и аппетиты своих будущих судей.

Цицерон ко времени процесса над Верресом накопил большой опыт. Он сразу добился того, чтобы именно ему был поручен сбор данных по делу; то есть в этом процессе он выступал и как следователь, и как обвинитель. Два месяца он объезжал Сицилию, собирая свидетельства обид, причинённых Верресом, а вернувшись в Рим, начал давить на все рычаги, чтобы ускорить открытие процесса. Спешил он потому, что оба консула на 69-й год, а также претор, ведущий дела о вымогательстве, были избраны на деньги Верреса. Если бы защите удалось оттянуть процесс до следующего года, дело наверняка бы развалили.

Благодаря связям Цицерона судебные слушания начались 5 августа 70 года до Р. Х. Отказавшись для скорости от длинной речи, которую защитники не имели права прерывать, Цицерон выступил с четырьмя короткими речами. Он красочно описал, как порученцы Верреса рыскали по острову в поисках антиквариата. От алчности наместника не укрылось ни одной старинной вазы, ни одного драгоценного камня или жемчужины, ни одного предмета из золота, ни одного изображения из бронзы, мрамора или слоновой кости, ни одной картины. «И когда я говорю “ни одного”, – подчеркивал Цицерон, – то знайте, я употребляю слова в их подлинном значении».

Защита утверждала, что все вещи Веррес законным образом купил у их владельцев, а за сколько – неважно, потому что антиквариат точной цены не имеет. Цицерон парировал: стоимость старинных вещей определяет рынок, и она хорошо известна. И что могло, к примеру, заставить Гая Гея, богатейшего из жителей города Мессана, продать священные для его семьи статуи богов работы великих греческих скульпторов Праксителя, Мирона, Поликлета за шесть с половиной тысяч сестерциев, когда за небольшую бронзовую статую этих мастеров знатоки давали по 40 тыс. сестерциев?!

Сам Гей и другие мамертинцы (так называли жителей Мес-саны) находились в сложном положении. Мессана была единственным сицилийским полисом, который официально выступил в защиту Верреса, причём вести её было поручено как раз Гею. Цицерону приходилось, опровергая доводы Гея как защитника, одновременно показывать, что Гей сам явился жертвой жадности Верреса. И он блестяще справился с этой задачей. Благодаря его усилиям процесс был завершён в течение нескольких дней. Бывшего сицилийского претора признали виновным и приговорили к выплате 40 млн сестерциев. Для полноты картины следует добавить, что сам Цицерон, неоднократно обличавший вымогателей, по крайней мере один раз, чтобы не обидеть приятеля, использовал свои возможности для оправдания жуликов-финансистов, выжимавших соки из провинциалов.

Марк Антоний. Бюст, мрамор. Музей Кьярамонти, Ватикан.

Спустя несколько лет после суда над Верресом популяры предприняли попытку переворота. Душой заговора был промотавшийся аристократ-неврастеник Луций Сергий Катилина, женатый на родственнице Мария. Когда-то Катилина выступал против Суллы, а потом, чтобы вымолить прощение, принял участие в ритуальном умерщвлении пленных марианцев. Этих несчастных приставленные к ним палачи водили по городу, нанося страшные увечья, а потом отрубали им голову на Форуме, на глазах Суллы и толпы зевак. В роли палача Катилина убил не какого-то незнакомца, а брата своей жены, которая после этого покончила с собой. Также он добился включения в проскрипционные списки собственного брата, чтобы присвоить его имущество. Молва приписывала Катилине совращение малолетних, многочисленные подкупы и лжесвидетельства, а в 73 году его официально обвинили в святотатстве – сожительстве с весталкой Фабией, давшей священный обет безбрачия (кстати, Фабия была сестрой жены Цицерона). Катилина выгодно женился вторично, но промотал и награбленное ранее, и приданое жены, оказавшись по уши в долгах без всякой надежды расплатиться. Тогда он примкнул к популярам и принялся готовить государственный переворот. По слухам, в заговоре участвовали очень влиятельные люди, в том числе Цезарь. Выступление заговорщиков сорвалось по техническим причинам, а Сенат решил не поднимать шума и сделать вид, что ничего не случилось.

При поддержке Цезаря Катилина на пару со своим приверженцем Гаем Антонием выставил свою кандидатуру в консулы на 63-й год. Однако избраны были Антоний и Цицерон; при этом Цицерон перетянул Антония на свою сторону, пообещав ему в управление богатую Македонию.

Лоренцо А. Кастро. Сражение при Акциуме. 1672 год. Это последнее великое морское сражение между флотами Древнего Рима в период гражданских войн состоялось 2 сентября 31 года до Р. Х.

Тем временем Катилина с товарищами готовились повторить попытку переворота. В Этрурии Гай Манлий собирал войско, а в Риме претор Лентул Сура во время выборов должен был убить Цицерона и устроить резню среди оптиматов. Однако их план стал известен Цицерону, и Сенат по его просьбе предоставил консулам чрезвычайные полномочия с правом жизни и смерти. 28 октября, в день выборов, Цицерон явился на Марсово поле с охраной; замысел Катилины не удался. Покушение перенесли на 7 ноября, но оно снова сорвалось. Цицерон произнёс в Сенате несколько речей против Катилины, открыто обвиняя его в попытке государственного переворота. Первая из этих речей, начинавшаяся словами «Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением?», считается одним из лучших образцов латинского красноречия; на протяжении многих веков её заучивали наизусть школьники всех стран Европы. Сенат объявил Катилину и Манлия врагами отечества, заговорщики в Риме были арестованы. Сенаторы, вдохновляемые Цицероном, приговорили руководителей заговора к смерти без суда; Цезаря, защищавшего Катилину, на выходе из Сената чуть не растерзала толпа. Армия Катилины была разбита, сам он пал в битве, а Цицерон получил от Сената титул «Отца отечества». Его влияние и слава достигли апогея, но многих уже раздражали его постоянные ссылки на собственные заслуги.

Октавиан Август. Статуя из Прима-Порта, мрамор. Музей Кьярамонти, Ватикан.

Вскоре Цезарь помирил Помпея с Крассом и при их поддержке был выбран одним из консулов на 59-й год. Сенаторов-оптиматов запугали, на голову второго консула Бибула вывалили кучу навоза, Цицерона травили; ему пришлось уехать из Рима. Фактически Цезарь правил единолично, но его ещё не принимали всерьёз, считая ставленником Помпея.

Консульство Цезаря уже закончилось, когда народный трибун Публий Клодий Пульхр провёл закон, осуждающий всякого, кто без суда и расправы убил римского гражданина. Эта мера была направлена, прежде всего, против Цицерона, казнившего участников заговора Катилины. Встав во главе вооружённых шаек, Клодий сжёг дом Цицерона и принялся бесчинствовать, нападая даже на прежних своих защитников Помпея и Цезаря. В 57 году до Р. Х. Помпей добился возвращения Цицерона, который примкнул к нему, считая его меньшим злом в сравнении с Цезарем. Тем не менее Цезарь, разбив Помпея, Цицерона простил. Спустя несколько лет друг Цицерона Милон убил Клодия; политическая борьба достигла в это время такого накала, что на 52-й год не удалось выбрать ни консулов, ни преторов.