Текст книги "Очерки всемирной истории страхования и перестрахования. Том 1. История страхования и перестрахования до 18-го века"

С развитием городов, ростом их самостоятельности и могущества, развитием ремесла и внедрением промышленных способов производства все актуальней становилась проблема сбыта. Поэтому купцы все чаще прибегали к заключению личных договоров между собой о взаимной поддержке на чужбине. Правда, в большинстве случаев они носили временный характер. Города нередко конфликтовали, разоряли друг друга, но дух предприимчивости и свободы никогда не покидал их жителей.

Ганзейские сообщества работали над тем, чтобы получать особые торговые привилегии для своих членов. К примеру, купцы из ганзы Кёльна смогли убедить короля Англии Генриха II даровать им в 1157 году особые торговые привилегии и рыночные права, которые их освободили от всех лондонских пошлин и позволили им торговать на ярмарках по всей Англии. В это же время появляется так называемая Великая Хартия английского короля Джона Безземельного (King John of England, 24 декабря 1166 г. – 18 октября 1216 г.) – лат. Magna Charta – от 15 июня 1215 года (ее часто называют «Великой хартией вольностей» – «Great Charter of Liberties»),

Иоанн (Джон) Безземельный

в которой записана следующая фраза: «Все купцы должны иметь свободу в безопасном отплытие из и прибытии в Англию, и находится в ней, а также перемещаться по земле и по морю, покупать и продавать в соответствии с древними и разрешенными обычаями без каких-либо тяжелых даней, кроме военного времени, либо, если они представляют народ, который находится с нами в состоянии войны»[175]175
   http://chestofbooks.com/reference/American-Cyclopaedia-7/Magnа-Charta.html#ixzz366y4NMmO.


[Закрыть].

Любек, где торговцы перегружали товары между Северным и Балтийским морями, получил статус Имперского вольного города в 1227 году, и это единственный город с таким статусом к востоку от Эльбы.

Немаловажную роль в объединении городов в Ганзу сыграли и внешние факторы. С одной стороны, моря были полны пиратов, и в одиночку противостоять им было практически невозможно. С другой, у Любека, как формирующегося центра «товарищества», имелись крупные конкуренты в лице Кёльна, Мюнстера и иных германских городов. Так, английский рынок был практически оккупирован кельнскими купцами. С разрешения Генриха III они в 1226 году основали в Лондоне собственную контору. Любекские купцы не остались в долгу. В следующем же году Любек добивается от германского императора привилегии именоваться имперским, а значит, становится обладателем статуса вольного города, что позволяло самостоятельно вести свои торговые дела. Постепенно он стал главным перевалочным портом на Балтике. Ни одно судно, идущее из Балтийского моря в Северное, не могло миновать его гавань. Влияние Любека еще больше усиливается после того, как местные купцы поставили под свой контроль люнебургские соляные копи, расположенные близ города. Соль в те времена считалась почти стратегическим товаром, монопольное владение которым позволяло диктовать свою волю целым княжествам.

На стороне Любека в противоборстве с Кёльном выступил Гамбург, но потребовались долгие годы, прежде чем в 1241 году эти города заключили между собой договор об охране своей торговли.

По решению съезда 1261 года к союзу присоединился Кёльн. В 1266 году английский король Генрих III даровал Любекской и Гамбургской ганзам право торговать в Англии. К 1267 году Любек уже накопил достаточно сил и средств, чтобы открыто заявить о своих претензиях на часть английского рынка.

С годами Ганзейский союз станет не только определять правила торговли, но зачастую и активно влиять на расстановку политических сил в пограничных странах от Северного до Балтийского морей. Могущество он собирал по крохам – иногда полюбовно, заключая с монархами сопредельных государств торговые соглашения, но порой и с помощью насильственных действий. Даже такой крупный по меркам Средневековья город как Кёльн, являвшийся монополистом в германо-английской торговле, был вынужден сдаться и в 1282 году подписать договор о присоединении к Ганзе, сформировав самую мощную Ганзейскую колонию в Лондоне. В 1293 году официальное членство в «товариществе» оформили 24 города. Укреплению Ганзы способствовало принятие в 1299 году соглашения, в соответствии с которым, представители портовых городов союза, а именно, Ростока, Гамбурга, Висмара, Люнебурга и Штральзунда постановили, что впредь не будут обслуживать парусник того купца, который не входит в Ганзу. Это был своеобразный ультиматум тем, кто до сих пор не присоединился к союзу, но одновременно и призыв к сотрудничеству.

С начала 14-го века Ганза становится коллективным монополистом торговли в северной Европе. Одно упоминание каким-либо купцом о своей причастности к ней служило лучшей рекомендацией для новых партнеров.

Союз сумел основать дополнительные конторы в Брюгге (во Фландрии, ныне на территории Бельгии), в Бергене (Норвегия) и в Лондоне (Англия). Эти фактории стали значительными анклавами. Лондонская контора, основанная в 1320 году, стояла к западу от Лондонского моста около Upper Thames Street. Она значительно выросла, став через некоторое время окружённой стенами общиной с собственными складами, домом весов, церковью, офисами и жилыми домами, отражая важность и масштаб производимой деятельности. Эта фактория называлась Стальной двор (англ. Steelyard, нем. der Stahlhof), первое упоминание под таким названием было в 1422 году.

С Ганзой тесные отношения поддерживал и Великий Новгород. В нём находился один из крупнейших филиалов («контор», нем. Kontor) Ганзы – Готский (Гётенхоф) и Немецкий (Петерхоф) «дворы» иноземных купцов.

Также известные конторы имелись в Стокгольме, Копенгагене, Каунасе (Ковно) и т. д. Эти города, как правило, имели с Ганзой свои собственные договоры, определявшие условия торговли, привилегии и порядок взаимоотношений между ними и Ганзейским союзом, сохраняя при этом независимость.

В 1356 году в Любеке состоялся общий съезд (нем. Hansetag), на котором были приняты учредительные документы и образована структура управления Ганзой.

К 1367 году число городов-участников Ганзейского союза возросло до восьмидесяти.

Расположение Любека на Балтике обеспечило доступ к торговле с Русью и Скандинавией, создавая прямую конкуренцию скандинавам, которые до этого контролировали большую часть балтийских торговых путей. Договор с Ганзой города Висби положил конец конкуренции: по этому договору любекские купцы получили ещё и доступ к внутреннему русскому порту Новгороду (центру Новгородской республики), где они построили факторию или контору.

Союз много раз испытывался на прочность. Ведь была в нем и определенная хрупкость. Города – а их число в период расцвета достигало 170 – находились далеко друг от друга, а редкие собрания их делегатов на общие ганзатаги (сеймы) не могли решить все периодически возникавшие между ними противоречия. За Ганзой не стояли ни государство, ни церковь, только население городов, ревниво относившееся к своим прерогативам и гордившееся ими.

Прочность же проистекала из общности интересов, из необходимости вести одну и ту же экономическую игру, из принадлежности к общей «цивилизации», замешанной на торговле в одном из самых многолюдных морских пространств Европы. Немаловажным элементом единения стал и общий язык, в основании которого лежал нижненемецкий, обогащенный латинскими, польскими, итальянскими словами. Купеческие семейства, превращавшиеся в кланы, можно было обнаружить и в Ревеле, и в Гданьске, и в Брюгге. Все эти узы рождали сплоченность, солидарность, общие привычки, общие для всех ограничения.

В богатых городах Средиземноморья каждый мог вести свою собственную игру и яростно драться с собратьями за влияние на морских путях и предоставление исключительных привилегий при торговле с другими странами. На Балтике и на Северном море это было делать значительно труднее. Доходы от тяжеловесных и занимающих значительный объем при низкой цене грузов оставались скромными, а затраты и риск – не в пример большими. В отличие от крупных торговых центров южной Европы, таких как Венеция или Генуя, у купцов-северян норма прибыли в лучшем случае составляла 5 %. В этих краях больше чем, где бы то ни было, требовалось все четко рассчитывать, делать сбережения, предвидеть.

Апогей Любека и связанных с ним городов пришелся на довольно позднее время – между 1370 и 1388 годами. В 1370 году Ганза взяла верх над королем Дании и заняла крепости на датских проливах, а в 1388 году в результате спора с Брюгге, после эффективной блокады, она заставила этот богатый город и правительство Нидерландов капитулировать. Однако уже тогда наметились первые признаки спада в экономической и политической мощи союза. Пройдет несколько десятилетий, они станут более очевидными. Во второй половине 14-го века в Европе после разразившейся на континенте эпидемии чумы разразился сильный экономический кризис. В анналы истории она вошла как Черный мор. Правда, несмотря на демографический спад, спрос на товары из бассейна Балтийского моря в Европе не снизился, а в Нидерландах, не сильно пострадавших от мора, даже возрос. Но именно движение цен сыграло с Ганзой злую шутку.

После 1370 года стали постепенно падать цены на зерновые, а затем, начиная с 1400 года, резко пошел вниз и спрос на пушнину. В то же время значительно увеличилась потребность в промышленных изделиях, на торговле которыми ганзейцы практически не специализировались. Говоря современным языком, основой их бизнеса были сырье и полуфабрикаты. К этому можно добавить начавшийся упадок далеких, но столь необходимых для экономики Ганзы золотых и серебряных рудников в Чехии и Венгрии. И, наконец, основной причиной начала заката Ганзы стали изменившиеся государственно-политические условия в Европе. В зоне торгово-экономических интересов Ганзы начинают возрождаться территориальные национальные государства: Дания, Англия, Нидерланды, Польша, Московское государство. Имея сильную поддержку власть имущих, купцы этих стран стали теснить Ганзу на всем пространстве Северного и Балтийского морей.

Правда, посягательства не оставались безнаказанными. Некоторые города ганзейского союза упорно защищались, как делал это Любек, который еще в 1470–1474 годах взял верх над Англией. Но это были скорее единичные случаи, большинство других городов союза предпочитало договориться с новыми торговцами, заново поделить сферы влияния и выработать новые правила взаимодействия. Союз вынужден был приспосабливаться.

Первое поражение Ганза получила от набиравшего силу Московского государства. Ее связи с новгородскими купцами насчитывали более трех столетий: первые торговые договоры между ними относятся к 12-му веку. За столь продолжительный срок Великий Новгород стал своеобразным форпостом Ганзы не только на северо-востоке Европы, но и на землях славянских народов. Политика Ивана III, стремившегося объединить раздробленные русские княжества, рано или поздно должна была прийти в противоречие с независимым положением Новгорода. Ганзейские купцы в этом противоборстве заняли внешне выжидательную позицию, но тайно активно помогали новгородской оппозиции в борьбе с Москвой. Здесь Ганза во главу угла ставила свои, прежде всего торговые, интересы. Получить для себя привилегии у новгородского боярства было значительно легче, нежели у мощного Московского государства, которое уже не желало иметь торговых посредников и терять прибыли при экспорте товаров на Запад.

С потерей независимости Новгородской республикой в 1478 году Иван III ликвидирует и ганзейскую слободу. После этого в состав Русского государства вместе с Новгородом вошла и значительная часть Карельских земель, находившихся во владениях новгородского боярства. С этого времени Ганзейский союз практически утрачивает контроль над экспортом из России. Впрочем, и сами русские не сумели воспользоваться всеми преимуществами самостоятельной торговли со странами северо-восточной Европы. По количеству и качеству кораблей новгородское купечество не могло соперничать с Ганзой. Поэтому объемы экспорта сократились, а сам Великий Новгород потерял значительную часть доходов. Но и Ганза не смогла компенсировать потерю русского рынка и, прежде всего, доступа к стратегическому сырью – строевому лесу, воску и меду.

Следующий сильный удар она получила от Англии. Укрепляя свою единоличную власть и помогая английским купцам освободиться от конкурентов, королева Елизавета I распорядилась ликвидировать ганзейский торговый двор «Стилярд». Вместе с этим были уничтожены и все привилегии, которыми обладали немецкие купцы в этой стране.

Историки объясняют упадок Ганзы политическим инфантилизмом Германии. Раздробленная страна поначалу сыграла положительную роль в судьбе ганзейских городов – им попросту никто не мешал объединяться. Радовавшиеся изначально своей свободе города так и остались предоставленными самим себе, но уже в совершенно иных условиях, когда их соперники в других странах заручились поддержкой своих государств. Важной причиной заката стало и очевидное уже к 15-му веку экономическое отставание северо-восточной Европы от западной. В отличие от экономических экспериментов Венеции и Брюгге, Ганза по-прежнему колебалась между натуральным обменом и деньгами. Города редко прибегали к кредитам, ориентируясь в основном на собственные средства и силы, мало доверяли вексельным системам расчета и искренне верили только в силу серебряной монеты.

Консерватизм немецких купцов, в конце концов, сыграл с ними злую шутку. Не сумев приспособиться к новым реалиям, средневековый «общий рынок» уступил свое место объединениям купцов исключительно по национальному принципу. С 1648 года свое влияние на расстановку сил в сфере морской торговли Ганза окончательно утрачивает. Последний ганзентаг (съезд) с трудом удается собрать только к 1669 году. После бурной дискуссии, так и не уладив накопившиеся противоречия, большинство делегатов разъезжается из Любека с твердым убеждением никогда больше не собираться. Впредь каждый город желал вести свои торговые дела самостоятельно. Название ганзейских городов сохранилось только за Любеком, Гамбургом и Бременом как напоминание о былой славе союза.

Как отмечал Д. Парк, «эта ассоциация сформировала первый систематичный план торговли в Европе: но, безотносительно этого, на протяжении длительного времени она не издавала какого-либо морского кодекса, а регулировалась исключительно нормами уже упоминавшихся Олеронских свитков и Законов Висби. Однако, на общем собрании, состоявшемся в Любеке в 1614 году, было принято решение извлечь из этих компиляций самое полезное, что в дальнейшем станет решающим правилом при рассмотрении каждого спорного вопроса»[176]176
   Park J. A. Introduction, XXX and David Hume, A History of England, 1778, Vol. IV. Р. 348, 349, reprint by Liberty Fund, London, 1985. Р. 38.


[Закрыть].

Законы Ганзы предусматривали, что в Ганзейских городах кораблями могли владеть сразу же несколько лиц, и что сам капитан должен был быть частичным совладельцем корабля. Потому в этих документах можно найти много любопытных положений. С другой стороны, законы Ганзы во всех своих положениях, как и Олеронские свитки и законы Висби, представляют собой законы мореплавания, что отличает их от чисто коммерческих положений. Да, в них упоминается морской займ (бодмерея), но эта бодмерея касается уже капитана судна, а не торговца; в этих законах нет упоминаний о страховании, и это «молчание» объясняется их общей направленностью по содержанию. Когда эти законы были составлены, купцы Ганзейского союза почти три столетия были грузоперевозчиками северной Европы, и в течение всего этого периода привыкли встречаться с купцами других стран. Нелогично поверить, что в 1597 году, когда эти законы впервые были опубликованы, и даже в 1614 году, (поскольку в этом году законы были пересмотрены и расширены, все еще опуская страхование), только эти законы не знали о практике страхования, которая существовала веками среди купцов остальной части Европы. Сегодня сложно установить причины того, что в этих законах не были урегулированы и даже просто упомянуты страховые договоры.

Среди Ганзейских купцов широко практиковались договоры морского займа, что в частности подтверждается и морскими кодексами, известными как «Recessus Hansæ» и «Recessus Civitatum Hanseaticarum». Это собрание ордонансов (указов), принятое на общих собраниях членов Ганзейского союза, упоминало бодмерею как важную часть морской торговли. Наиболее ранний кодекс «Recessus Hansæ» имел целую главу, посвященную морскому займу – «Bödemerey».

Среди прочего в ней есть очень показательное положение о том, что и в те ранние времена любая форма страхования рисков порождало страховое мошенничество. Параграф 1 шестой главы гласил: «В то время как каждый день возникает все больше жульничества касательно бодмереи, и нет даже желания раскрывать безнравственные преступления, настоящим приказано, что с этого момента капитаны судов не вправе занимать деньги по бодмерее в месте нахождения фрахтовщиков (владельцев грузовых кораблей) с тем, чтобы свободные части судна не могли быть загружены товаром, размещенным в надлежащих местах. А если капитаны хотят получить морской займ в отношении принадлежащего им груза, это должно осуществляться с уведомлением фрахтовщиков в месте их проживания и только при подтверждении их интереса. Если кто-либо даст взаймы больше этого, тот, кто дал деньги авансом, должен предъявить иск к имуществу капитана, а не к судну, а капитан судна, если это необходимо, должен быть наказан».

Исключение из данного правила сделано в § 2 той же главы, который позволяет капитанам судов брать при определенных обстоятельствах морские займы в других странах, если они сталкиваются с неблагоприятными ситуациями (например, повреждением судна и/или груза) и не имеют в распоряжении товары либо иные средства для займа денег, необходимые для исправления возникших повреждений. В этом случае они могли брать взаймы столько, сколько требуется, а не более. Параграф 3 той же главы предусматривал, что капитан судна, взявший займ в иностранном государстве с мошеннической целью, должен был отвечать за это не только всем своим имуществом, но и мог быть приговорен к тюремному заключению и даже смерти[177]177
   Цит. по кн. Martin Frederick. The History of Lloyd’s and of Marine Insurance in Great Britain, London: Macmillan and Co., 1876. Р. 4–5.


[Закрыть].

Использование термина «страхование» в современном смысле возникло впервые при ссылке на город Брюгге в упоминавшемся древнем историческом труде – «Chronyk van Vlaendern» («Хроника Фландрии»): «По требованию жителей Брюгге, граф Фландрии (тогда область Франции, сегодня провинция Бельгии) Роберт III издал в 1310 году хартию об учреждении в этом городе Страховой Палаты (Chamber of Assurance), благодаря чему, купцы могли застраховать свои грузы, подверженные опасностям моря, или где-либо еще, оплатив оговоренный процент. Но для того, чтобы такая организация, весьма полезная для торговли, не была распущена, только образовавшись, он распорядился издать несколько законов и положений, которые должны были соблюдать страховщики и также страхователи»[178]178
   Цит. по кн. Martin Frederick. The History of Lloyd’s and of Marine Insurance in Great Britain, London: Macmillan and Co., 1876. Р. 6.


[Закрыть].

При этом подробный ордонанс по данному вопросу был опубликован в Антверпене при правлении Филипа II в 1563 году, и более чем вероятно предположить, что правила этого ордонанса были приняты и считались важными всеми торговцами северной Европы.

Морское страхование. У истоков морского страхования в исследуемую эпоху стояли итальянские города-государства. Слово «insurance», или ранее употреблявшееся «assurance», имеет итальянское происхождение, то же относится и к слову «policy», производному от «polizza», т. е. «обещание, расписка», а слово «полис» происходит от латинского слова «pollicitatio» («обещание»). Правда, следует отметить, что В. Биве, признавая этот факт, упоминает и его испанское происхождение от слова «poliça»[179]179
   Beawes Wyndham. «Lex mercatoria rediviva or, The Merchant’s Directory, being a Compleat Guide to all Men in Business», Dublin: Peter Wilson, 1754. Р. 225.


[Закрыть].

Д. Дуер более категоричен в вопросе происхождения страхования: «О времени и месте происхождения [страхования] не осталось определенных свидетельств, но то, что своему изобретению [оно] обязано Италии, и то, что оно стало использоваться в конце 12 века или в начале 13 века, ставить под сомнение невозможно. Если не достает иных свидетельств, то его итальянское происхождение подтверждается тем фактом, что название письменных документов, содержащих договор страхования на других языках Европы, безусловно, происходит от итальянского. В других языках применение данного термина является произвольным и техническим. Лишь итальянский язык объясняет его значение и специфику. Слово «polizza» в итальянском означает какую-либо записку или договор в письменной форме либо свидетельство правового обязательства, и потому это название с той же спецификой применяется к векселю и даже к получению денег согласно письменному договору страхования. Похоже, что это надежное подтверждение того, что страхование происходит из страны, язык которой дал сторонам договора его четкое название»[180]180
   Duer John, The Law and Practice of Marine Insurance, Deduced from a Critical Examination of the Adjudged Cases, The Nature and Analogues of the Subject, and the General Usage of Commercial Nations, New-York: John S. Voorhies, 1845, Р. 28–29.


[Закрыть].

Страхование, схожее с современным таким институтом, судя по всему, было предложено евреями, которые, будучи изгнанными из Франции в 1182 году королем Филипом Августом, нашли убежище в Италии. Они прибегли к данному приему для того, чтобы обезопасить себя от убытков, сопровождавших транспортировку их имущества из страны, которая объявила их вне закона, а купцы северной Италии, которые были свидетелями успеха данного механизма, переняли его и стали достаточно активно развивать. Таким образом, начало практики страхования в Италии относится не позднее, чем к началу 13-го века, а скорее к концу 12-го века.

Правда, известный французский юрист 19-го века И. Алозе (Isidore Alauzet) выдвинул другую гипотезу. Он приписывает появление страхования указу Папы Григория IX (Pope Gregory IX), который впервые был обнародован в 1234 году и предусматривал полный запрет морских займов как ростовщических сделок. По его мнению, страхование было разработано с целью обойти данный запрет путем отделения принятия рисков от займа денег[181]181
   См., Alauzet Isidore. Traite General des Assurances. – Cosse, imprimeur-editeur: N. Delamotte, libraire, 1844, vol. 1, ch. 2, p. 48, a. 63.


[Закрыть]. И. Алозе подкрепляет свое мнение ссылками на позицию таким авторов, как Сантерна (Santerna)[182]182
   Сантерна – Pedro de Santarame, также известный как Petrus Santerna или Petro Santerna Lusitano, был португальским юристом и пионером теории страхования. Он был на вершине славы в конце 15-го века.


[Закрыть] и Стракка (Straccha)[183]183
   Бенвенуто Стракка (Straccha) – юрист, родившийся в итальянской Анконе, жил в середине 16-го столетия. Его «Tractatus de mercatura seu mercatore» (1553, 1556 и 1669 гг.) представляет собою первый памятник отдельного изложения торгового права.


[Закрыть].

Это тоже небесспорное мнение, т. к. для обхода запретов редко изобретают что-то принципиально новое, поскольку все это требует больших интеллектуальных усилий и значительного времени. Значительно проще обратиться к уже существующему опыту и доработать его с учетом новых вызовов.

Практика морских займов, похоже, и не прекращалась полностью, а вскоре снова возродилась и стала повсеместной. Мы уже писали, что эти займы явно разрешались законами Висби и ордонансом Барселоны, и их законность на протяжении прошедших веков признана в абсолютном большинстве стран.

После Италии страхование стало практиковаться в приморских городах Испании, причем намного раньше, чем в остальной части Европы, вместе с тем, самые ранние ордонансы касательно страхования происходили из Барселоны, начиная с 1436 года. Не вызывает сомнения, после прочтения его преамбулы, и тот факт, что практика страхования существовала в Барселоне по крайней мере за столетие до этого ордонанса. Не исключено, что страхование существовало там значительное время в форме обычая торговцев, а когда оно стало предметом позитивного права, прошел довольно большой период времени до того, как потребовались изменения в положениях, которые были прописаны еще с древних времен.

Наиболее древнюю коллекцию морского права представляет собой уже упоминавшийся «Il Consolato del Mare». Такого мнения, в частности, придерживаются Б. – М. Эмеригон и Азуни, и в целом их юристы-предшественники, но с ними не согласен известный французский ученый Ж. – М. Пардессю (Jean-Marie Pardessus), к которому мы еще обратимся далее. В своей работе «Collection de lois maritimes antérieures au XVIIIe siècle …: Consulat de la mer. Guidon de la mer. Droit maritime de la Ligue anséatique», 1831 года издания, он опубликовал несколько статутов и ордонансов, которые, как он убежден, имеют более раннее происхождение. Например, морской статут итальянского порта Трани – «Ordinamenta et consuetudo maris» — 1063 года, аналогичный статут города Пиза 1160 года и «Capitulare nauticum» Венеции 1256 года. Но, по мнению Д. Дуера, даже допуская, что эти местные ордонансы более древние по сравнению с «Il Consolato del Mare», они были всегда настолько неясными и малоизвестными, что их нельзя рассматривать в качестве источников коммерческого или торгового права Европы[184]184
   См., Duer John. The Law and Practice of Marine Insurance, Deduced from a Critical Examination of the Adjudged Cases, The Nature and Analogues of the Subject, and the General Usage of Commercial Nations, New-York: John S. Voorhies, 1845. Р. 39.


[Закрыть].

Первые полисы морского страхования. В памфлете по истории морского страхования Уильяма Д. Уинтера приводится копия самого раннего известного нам полиса морского страхования, датированного 23 октября 1347 года и подразумевающего страхование груза, перевозимого из Генуи в Мальорку на судне «Санта Клара». Эта копия хранится в Genoa Records Office (Городской архив Генуи). Мы приводим перевод текста этого древнего документа: «Во имя Бога, да будет так. Я, Георгий Лекавеллум, житель Генуи, подтверждаю Вам, Бартоломею Бассу, сыну Бартоломея, что я получил от Вас в Генуе сто семь фунтов (серебра) в качестве свободного и дружественного займа. Я отказываюсь от какого-либо преимущества по закону, требующего признания факта получения, принятия либо подсчета указанных денег. Эти сто семь фунтов либо их эквивалент в деньгах я обещаю в священной клятве вернуть в Генуе Вам либо Вашему уполномоченному посыльному лично или через моего представителя.

Будучи в здравии и в полном рассудке, утверждаю, что если Ваше судно, называемое «Санта Клара», которое сейчас готово в порту Генуи по Божьей воле выйти в плавание и направиться в Мальорку, … благополучно и без повреждений прибудет туда не позднее шести месяцев, тогда в этом случае настоящий договор будет считаться недействительным, как если бы он не заключался. Я персонально беру на себя все риски и ответственность за указанную сумму денег до момента, пока указанное судно не прибудет в Мальорку, следуя прямым рейсом из Генуи в Мальорку, как сказано выше. И, кроме того, если указанное судно в течение шести месяцев прибудет в какое-либо другое место, настоящий договор будет также считаться недействительным, как если бы он не заключался. И также, если указанное судно изменит свой маршрут, настоящий договор будет также считаться недействительным, как если бы он не заключался.

В известной степени и при таких условиях я обещаю заключить данное соглашение, в противном случае, я обещаю оплатить и возместить штраф в двойном размере оговоренной суммы указанных денег вместе с возвратом убытков и расходов, которые могут возникнуть в этой связи либо подвергнуться привлечению к суду, при этом вышеупомянутая сумма будет оставаться гарантированной под залог и защитой моего имущества, товаров и собственности.

Совершено в Генуе, в доме Карла и Бонифация, братьев Усусмаров, в 1347 году от рождества Христова, в соответствии с традициями Генуи, 23 октября около вечера.

Свидетелями сего являются Николаус Тациус, торговец мануфактурой, и Иоганн Рахус, сын Бонанатуса, жителя Генуи»³¹.

К. Гератеволь писал о том, что «мнение о том, что договор страхования не был самостоятельным инструментом права до последних нескольких десятилетий 14-го века, тем не менее, следует пересмотреть в связи с обнаружением страхового договора, датированного 1350 годом»[185]185
   ³¹ Winter William D. Short Sketch of the History and Principles of Marine Insurance, Insurance Society of New York, 1925. Р. 23.
  Gerathewohl Klaus. Reinsurance Principles and Practice, Verlag Versicherungswirtschaft e. Vol. II. Karlsruhe 1982. Р. 655.


[Закрыть].

Мы приводим наиболее интересный фрагмент данного договора страхования, заключенного в Палермо 15 марта 1350 года и который в латинском оригинале выглядит следующим образом:

«Eodem die. Leonardus Cattaneus, civis et mercator Ianue, sponte assecuravit Benedicto de Prothonotaro de Messina florenos auri trecentos boni auri, etc., super salmis frumenti trecentisquinquaginta, generalis mensure et slame terre Sacce, oneratis per eundem Benedictum, in panfilo Corrandini Bonelli de Cellis, vocato…, qui recessit de plagia terre Sacce, suscipiens dictus Leonardus ex causa assecurationis eirusdem, in se et super se omne risicum periculum et fortunam Dei maris et gentium, quod et quam de predictis salmis frumenti trecentisquinquaginta pervenire contigerit a dicta plagia terre Sacce, ab ea hora, qua dictus panfilus de plagia ipsa recessit usque ad portum Tunisii, eundo, navigando et exonerando pro rata. Ita quod si forte de predictis frumenti salmis trecentisquinquaginta in totum, quod absit, dampnum seu sinistrum pervenire contigerit, dictus Leonardus teneatur et debeat dicos florenos auri trecentos dare et solvere eidem Benedicto in urbe Panormi, infra mensem unum habitis certis novis de dampno et sinistro predicto; et si dictum dampnum in parte pervenire contigerit pro ea rata et parte qua dampnum et sinistrum ipsum pervaniat. Pro qua securitate predicta, predictus Leonardus presente et hoc petente dicto Benedicto sollemniter confessus est se habuisse et recepisse ab eodem Benedicto florenos auri quinquagintaquatuor…»[186]186
   Bensa Enrico/ Il Contratto D: Assicurazione Nel Medio Evo: Studi E Ricerche, 1884, PP. 192f and 194.


[Закрыть].

Текст замысловатый, но, по сути, в нем сказано следующее: «Леонардо Каттанео (страховщик) из Генуи застраховал Бенедикта де Протонотаро из Мессины на сумму в 300 золотых флоринов за 350 мер зерна, которое должно быть отправлено на корабле, принадлежавшем Коррадини Бонелли де Целли, из города Шакка (Италия, о-в Сицилия – прим. авторов) в Тунис. От страховщика требуется нести все риски безотносительно того, были ли они вызваны стихийными бедствиями, морскими опасностями или действиями человека, с момента отплытия судна из Шакки и до момента прибытия в порт Тунис. В случае убытка страховая сумма должна быть выплачена либо полностью, либо – в случае частной аварии – частично в течение одного месяца с момента, когда об убытке станет известно в Палермо. Премия составляет 54 золотых флоринов» (т. е. 18 % от страховой суммы).

Старейший договор страхования на итальянском языке был составлен 13 апреля 1379 года в Пизе на перевозку груза из пизанского порта или Ливорно в Марсель. Ф. Мелис пишет о том, что страховая сумма по данному договору составляла 220 фиоринтин, а ставка премии – 3 %. В случае убытка страховая сумма должна была выплачиваться в течение двух месяцев после извещения о страховом случае. Что касается характера груза, особенностей маршрута перевозки и застрахованных опасностей, то данный итальянский договор имел достаточное сходство с латинским полисом 1350 года[187]187
   См., Цит. по кн. Melis Federigo. Origini e sviluppi delle assicurazioni in Italia (secoli XIV–XVI), Vol. I, Le fonti, Roma, 1975. Р. 185.


[Закрыть].

Кроме того, договор содержал два интересных условия – правило о запрете незаконного обогащения и оговорку о порядке возврата и спасании груза. Очевидно, что оговорка, запрещавшая незаконное обогащение, применялась в связи с тем, что счета должны были оплачиваться в иностранной валюте: страховщики должны были выплачивать возмещение безотносительно места предъявления претензии со стороны страхователя. Однако, если платеж должен был быть произведен не в Пизе, а где-либо еще, т. е. в иностранной валюте, страхователь не имел право получать прибыль от курсовой разницы.