Текст книги "Капитан Удача"

– Забавы, – осуждающе заметил Акиа, сменив канал спутникового телефона. Вещунья проворным живым бугорком елозила под покрывалом.

– Здесь могут прилично накладывать маски? что-то не верится. По-моему, на Хатис гримируют только выродков.

– Мастер лиц должен быть, – откликнулся Гото, –

 
Почтителен, нелюбопытен,
Слеп к недостаткам, глух
К тому, что говорят при нём,
И нем, когда клиента покидает.
 

– Пока я принимаю омовение, Гото, присмотришь за Вещуньей.

– Нельзя ли назначить мне не столь мучительное наказание, господин эксперт? Согласен на сожжение живьём.

– Позаботься о ней, не противься.

– Она без вас так тоскует, так убивается... Харатин, твой палец уже зажил?

– Всеядное пустынное животное, – бормотал Харатин. – О... да! говорите! где?.. Господин эксперт, на узле Тотаива выявлены объекты со сходством 275/400. Какой поезд?.. дайте расписание. Благодарю. Группа шесть, поиск на линиях Тотаива—Оюла, Тотаива—Мите, Тотаива—Гал, интервал – за три часа до настоящего момента. Плохо, если они вышли в Мите, там полно нидэ.

– Всяких гадких, плоскорылых нидэ!.. – с художественным гневом вскричал Гото.

– И мало остролицых льешей, – удаляясь в сторону купальни, обронил Акиа. – Гото, лови Вещунью.

– Если хоть одна чешуйка упадёт с её хвоста... – прошептал Харатин; в его очках, проецируясь в глаза, переливалась карта, где версии перемещения Ф.Кермака вытягивались, изгибались и полыхали сочными цветами, пухли и истончались – вариатор исчислял вероятности, учитывая скорость транспорта, интенсивность движения на линиях и ещё целый ряд факторов.

Гото стал осторожно обходить софу, чтобы перехватить взволнованную крысу. Это совсем не просто!

Отлепив маску, Акиа протёр тампоном усталое лицо. Белый и гладкий... как Кермак. Оптимальное состояние разведчика. Время клонится к вечеру; что-то силы самообороны автономии медлят с визитом вежливости. Специально для них он предъявил при вселении титульную визитку. Кажется, нетрудно справиться в книге великих родов и определить, кто к вам пожаловал.

На время погружения в ласкающую пену и бархатно-тёплую воду он, казалось, забыл о делах. Потемневшее золото волос стекало по плечам, нежно выступающим из облаков колеблющейся, невесомой, едва слышно шипящей пенной массы. Глаза прикрыты, выражение лица отсутствующее. Порой Акиа и сам удивлялся, как в такой момент можно размышлять о чём-то – но он непрерывно думал, охватывая и удерживая мыслями ситуацию вокруг «Холтон Дрейга» со всеми её участниками.

Он обсыхал в горячих струях воздуха, обмотав голову высоким тюрбаном из полотенца, когда Гото осмелился постучать.

– Вели визажисту обождать.

– Пришёл полководец из самообороны.

– Сначала визажист.

В новой маске, в роскошно ниспадающем от горла до пят банном халате (белое с зелёным, золотая искорка), Акиа принял старшего офицера автономии.

– Для нас большая честь принимать в своём краю вашу персону, господин водоканала. Если бы вы предупредили о визите... Примите в знак нашего гостеприимства, – подтянутый адъютант поставил к ногам Акиа вазу, из которой взрывом выступал благоуханный, с большим вкусом подобранный букет.

– Благодарю вас, полководец. Я очень тронут вниманием сил самообороны. Но прошу вас, не придавайте моему визиту столь большого значения. Я нахожусь здесь как частное лицо; я в краткосрочном отпуске. Гото, покажи наши отпускные листы...

– Достаточно вашего слова, господин водоканала, – полководец жестом отклонил услуги Гото. – В любом случае базы отдыха сил самообороны открыты для вас.

Адъютант приложил к букету богато украшенный конверт с бантом – адреса и номера; звонок – и экипаж доставит к чистой речке, в горный домик. Акиа непритворно улыбнулся – местная оборонка неназойлива и глубоко корректна; умеют принимать высоких гостей.

– Весьма признателен. Полководец, вы любите крыс?

– Золотистых, господин водоканала, – уста чинного офицера тоже тронула улыбка. Ах, манаа, лукавец! Всё проведал, всё разнюхал!

– Сам я люблю жилеточных, – Акиа позволил Вещунье пробежать по рукаву к плечу. – Но я знаком с семьёй господ железных рудников, где разводят золотистых с синими глазами. Могу посодействовать вам в приобретении. Гото, передай мою визитку господину полководцу.

– Чем ещё могу быть полезен? – офицер с поклоном убрал полоску в нагрудный карман.

– Не мешайте мне, – голос Акиа изменился. Теперь в нём зазвучала власть. – Когда будет нужно, я обращусь к вам. До свидания.

По-птичьи глюкнул спутниковый телефон; Гото бросил его Акиа, и эксперт-лазутчик вслепую поймал вещицу – аккуратно, словно с полки взял, не желая встревожить крысу резким движением.

– Да. К токсикологу?.. Толе, душа моя, я вам приказываю – умрите, но выясните, что Луи Маколь хотел узнать у токсиколога. А потом прошу вас воскреснуть и доложить. За удачу обещаю три дня отдыха на чистой речке, в горном домике.

Ещё не разгорелся рассвет 4 бинна, а главстаршина милиции и полицейский следователь, занятые происшествием в Облачном Чертоге, уже нашли общий язык (оба льеши, из соседних пригородов Гигуэлэ, а следователь к тому же учился в одной школе с Уле) и заявили для прессы и телевещания, что, скорее всего, имела место расправа одного из проникших в храм бандитов над двумя другими на почве неприязни или мести – убийца хотел списать жертвы на стычку с милиционерами охраны. Разумеется, будут изучены и прочие версии.

Лье постарался, чтобы при отъезде из Чертога Уле, Чахлый Нию и он сам оказались в одной машине с перепуганной и от страха замкнутой до немоты умви – так удобнее присматривать за ней и понемногу, исподволь настраивать на дачу нужных показаний. Но Уле, по взглядам и телесным пятнам угадав, что попутчица смятенна и близка к панике, пересел с ней на заднее сиденье и завёл разговор о здоровье – это всегда ближе сердцу пациента. Он выслушивал её жалобы, вначале скупые и нерешительные, затем горячие и слёзные, хотя на уме у обоих были трупы в галерее.

– ...Я хотела бросить, – признавалась она (с олхами и бесполыми можно откровенничать). – Изжога пошла от таблеток, а на мазь стала сыпь выскакивать. «Давай, – сказала, – перервусь на четверть года, во внефазке отдохну» – а он как заорёт, как кинется... Озверел. Я в убежище. А как мне теперь?..

– Факт телесных повреждений зафиксирован? А длительное отравление гормонами? Отлично. Если не хочешь судиться с мууном, помогу составить заявление о переходе под руку белых. У тебя есть профессия?.. Извини, но «умви» – это не профессия, а несчастье. По всей Хатис есть белые училища, до ста сорока профессий на выбор. Будет работа – сможешь вступить в профсоюз, это защита... и поддержка Единства.

– О! – недоверчиво повела глазом мункэ. – Но ведь белые отнимают половину денег...

– Не путай промысел умви и честную работу. Это сутенёры отбирают половину, а когда и больше – тебе ли не знать? Белый же Двор возвращает затраты на учёбу, но с рассрочкой. Кто зарабатывает, тому выплатить легко.

– А мне сказали...

– Кто – твой муун? Он лгал, хотел запугать, чтобы ты осталась у него. Во что только он тебя превратил! У тебя кожа холодная.

– Это я боюсь, вот и холодная.

– А глаза красные отчего?

– Не знаю, просто болят. От морского ветра.

– От гормонов. Я ведь из Тапеа, сказочки про ветер мне с мальковых лет знакомы.

– Из Тапеа?! А я люпанская, знаешь, завод электролитов? меня звать Сихо Цветик.

– Ты уличную кличку лучше позабудь, у белых это не в почёте. Даст Небо, тебя назовут по-новому, красивее. А я – Уле Книгочей.

Лье слушал краем уха – а слух у него был чуткий – и дивился, до чего фазницы падки на бесполых, всё им выложат. Хотя понять можно – надёжней доверяться тем, кто к тебе не принюхивается.

С разговорами, немного взвинченные, они доехали с милицией до Файтау и сошли на дворе храма Лазурная Ограда. Как-то второпях поели, потом повалились досыпать – но не спалось, и, кроме «зонтиков», пришлось добавить по четыре «пшика». Поговорили негромко о том, насколько тресту Мал-Гаит дешевле нанять забойщиков, чтобы избавиться от Уле, чем выдержать судебный процесс против профсоюза металлургов, повышать зарплату и вкладывать средства в технику безопасности на заводах.

Сихо, узнав в Уле почти что земляка и смекнув, что страшный ночной стрелок слушается его как сынок, после сна перебежала к ним в келью и принялась истязать вопросами об учёбе и устройстве на работу. Скорее всего, то был нервозный интерес, но Уле счёл уместным поддерживать его, не давая остыть. Лье, чтобы присутствие Сихо не мутило мысли, бродил но храму, примечая, каким доступом сюда могут проникнуть нежеланные гости; охрана здесь была усилена, и это утешало безоружного Расстригу.

Казалось бы, взбаламученная река жизни стала возвращаться в берега – но не доверяйте обманчивому спокойствию её вод! С закатом начался день нэко, выходной 5 бинна, и Сихо удалось выпихать из кельи, а около 06.20 задремавшего Уле вдруг разбудили.

– Что? – моментально проснулся он.

– Телефон. Вас вызывает Облачный Чертог.

– Уле, – голос Олу Омании был ровен, но в нём ощущалось некоторое напряжение, – простите, что вас обеспокоили по моей просьбе. Здесь, в Гигуэлэ, вас разыскивает некий человек. Он утверждает, что вы его хорошо знаете.

– И кто этот Нии?

– Нидэ, неплод. Человек с грубой походкой, у него заметные костно-суставные деформации, – слова «выродок» Олу деликатно избегал. – Речь его очень неправильная. Он хочет, чтобы вы увидели его без маски.

Для незнакомца это довольно смело. Уле терялся в догадках, пытаясь вспомнить нидэ среди своих знакомых. Хинко – не нидский край; вот севернее по Хатис нидэ живёт больше...

– Пусть покажется в экране.

Едва появилось это лицо, Уле вспомнил всё. Ещё бы, такое забыть!

– Уле, я радуюсь, что у вас порядок, – жёстко и старательно выговорил Фольт.

– Нии, я взаимно рад за вас!.. – неискренне, со скрытой мукой отозвался Уле, которого словно из ведра окатили. О Небо, мало было пережить головокружительный побег и чудом избежать смерти в Облачном Чертоге -оказалось, суждено опять столкнуться со звёздным нелегалом и убийцей! В этом злополучном и по-своему несчастном выродке есть что-то неотвязное, как неоплаченный долг. Он умудрился сохранить свободу, с горем пополам выучить азы великой речи, найти его, Уле – но зачем? что ему надо?..

– Как ваши дела, Нии?

– Мне нужно вашу помощь. И убежище.

Конечно, он скрывается. Никто не простит ему стражника. Почему не связался со своей фирмой? Или те отказали в помощи?.. Да, хвалёное воровское братство звёздных – миф, сказочка для наивных юных крадунов. Продадут и сдадут, не раздумывая, если это даст хоть на тиот больше выгоды. Тем более какого-то наёмника из затерянных колоний, чужого в воровской семье.

«Долг. Отчего я вспомнил о долге? Я – ему – должен, вот почему. Забыть, что он для меня сделал?.. Нельзя. Долги следует возвращать».

– Олх Олу, я подтверждаю – это мой... – Уле долю секунды помедлил, подбирая слово, означающее степень близости, – ... мой настоящий друг. Помогите ему добраться до меня, пожалуйста.

– Уле, мы можем устроить его в Облачном Чертоге.

– Ему надо приехать сюда. Я должен встретиться с ним лично.

– Что ж, если таково ваше пожелание... Я уверен, вам известно, кого вы приглашаете в свою келью.

– Да, – ответил Уле, хотя по правде следовало сказать «Нет».

Блок 10

Прибыв экспрессом в 03.12, по-туански – поздним вечером, Форт посвятил часа полтора осмотру гигуэльского вокзала, резонно полагая, что раз его принимают за земледельца, ему простится чтение всех подряд вывесок, щитов, табло и схем. На его родине человек, занятый сельским хозяйством и производящий натуральные продукты, считался простаком, далёким от цивилизации. Когда приезжий косолапый фермер бродит ротозеем по гигантскому Сэнтрал-Сити – это нормально; значит, и здесь должен естественно выглядеть непонятливый бамиэ, тупо и сосредоточенно взирающий на всякие пояснительные плакаты.

Форт надеялся, что нужные сведения будут написаны в самой доступно-примитивной форме – и не ошибся. Как и в Сэнтрал-Сити, указания и рекомендации излагались в стиле «проще некуда».

Из услуг, которые оказывали на вокзале, ему особенно понравилась «почта багажа». Такое мог внедрить лишь Фонд поощрения терроризма. Плакат уверял, что если Форту лень тащить свой ручной груз, он может сдать его на упаковку, а затем получить на дом в любое время, в любой точке автономий Хатис, где действует багажная доставка. При здешнем беспечном отношении к идентификации личности любой централ из партизан-бомбистов немедля отослал бы адскую машинку «почтой багажа», указав адресатом выбранную жертву. У окошка «почты багажа» не было видно полисменов в бронежилетах, с натасканными на запах взрывчатки псами – там скучал один приёмщик.

Форт просмотрел правила «почты багажа», затем уединился в кабинке туалета, разобрал лайтинг на детали и завернул каждую отдельно в салфетку, чтобы сдать их приёмщику вместе с укладками инструментов (одну оставил себе) и кое-какими вещами из рюкзака. Ничто в багаже не напоминало оружия; приёмщик привычно запаковал всё в жёлтую оболочку с ручкой и выдал Форту ленточку-квитанцию.

– В Гигуэлэ и Хинко багаж вам привезут за час, а если дальше – в течение суток. Точнее скажет диспетчер доставки. Спасибо, что воспользовались нашей службой.

Хлыст он измельчил ладонями и ссыпал останки в мусорный контейнер; это оказалось верным решением – на входе в Облачный Чертог обыскивали, проводя вдоль тела детектором. То же повторилось и в Лазурной Ограде, в Файтау. Нахлынули воспоминания о милой родине – блокпосты, патрули...

– По какой причине вы просите убежища у Белого Двора?

– Конфликт с властями. Я опасаюсь преследований.

– Кто может удостоверить, что вы говорите правду и не совершали умышленных преступлений? У вас есть доверители?

– Да, я ручаюсь за него, – ответил вместо Форта Уле.

– Мы предоставляем убежище на две недели. Если за это время вы не объявите подробности конфликта и не прибегнете к процедуре самооправдания, Белый Двор не окажет вам юридической помощи, и вы лишитесь права убежища. Вы можете запросить помощь любого юриста по своему выбору. Покидая Лазурную Ограду по личной надобности, не связанной с конфликтом, вы теряете право убежища на всё время отсутствия. При отсутствии дольше суток или при аресте за новое преступление вы также лишаетесь убежища. Если вы покинете убежище, с доверителя снимается ответственность за поручительство... – быстро и монотонно отчитывал молодой олх пункты условий.

– Вы быстро выучили язык, – заметил Уле по пути к кельям.

– Я очень способный.

– Было бы куда лучше, потрать вы раньше те же восемь дней на овладение великой речью.

– Кто знал, что мне понадобится знание языка? я не предполагал, что...

– Тише. Не торопитесь объявлять свою вину. Фольт, я в самом деле чрезвычайно рад, что вы живы, целы и на воле, но ума не приложу, как вам помочь.

– Думаю, мне будет достаточно купить спутниковый телефон.

– Так вы ещё не связались с вашей фирмой?..

– Некогда было. Я по твоей наводке посещал восточный берег, а там телефоны под ногами не валяются.

– Зональная полиция? была ли польза от неё?

– Мы не сошлись в цене. Честно сказать, Уле, убежище мне требуется, чтобы отсидеться и осмыслить обстановку. Я слишком долго бегал без оглядки и совершал всякие безумства – пора их сосчитать и взвесить.

– Вы ещё кого-нибудь убили? – понизив голос, спросил Уле. На взгляд Форта, врач стал выглядеть куда свежее, чем при побеге. Кожа разгладилась, глаза блестели ярче, волосы ровно расчёсаны и тронуты гелем.

– Упаси меня Небо от убийств! Больше никого. На «никогда» замахиваться не хочу, в жизни всякое бывает, но оружие я разломал и выкинул, чтобы не было соблазна выстрелить.

– Похвально! – засиял Уле. – Каюсь, я думал... я полагал... между нами не должно быть недомолвок, верно?.. Мне казалось, что вы из звёздных воров, просто у вас характер мягче – ведь все люди разные... Теперь я вижу, что вы – честный.

– Слава Небу, хоть до одного это дошло, – Форт поднял капюшон. – Моя вина известна; то, что я собираюсь удрать и избежать суда – тоже не секрет. Но мы в неравном положении – я-то не знаю, за что ты оказался в Буолиа.

– Мне таить нечего, – легко улыбнулся Уле, показав голубовато-белые зубы, – Я состою в Единстве. Не слышали? Немудрено – на КонТуа информацию о нас стараются не пропускать. А вам, если вы работаете, а не крадёте, очень пригодились бы наши понятия.

– Политика? – Форт с детства, вместе с идеалами свободы, усвоил, что политика бывает двух родов: продажная и грязная (в конгрессе), или сомнительная и опасная (в подполье), причём самостоятельный и работящий человек должен сторониться обеих разновидностей, дабы не лишиться чести или жизни. Когда они летели к Гигуэлэ, Уле говорил: «Я жертва политических репрессий»; раз ютится по убежищам – скорей из реформаторов, что покушаются на Конституцию, чем из дельцов, что ею подтираются.

– Никоим образом. Мы – общественная организация по защите здоровья.

– И за это – в тюрьму? не смешно.

– Смотря как защищать здоровье. Если на словах – это политиканство и пустая болтовня, а если на деле – можно и в Буолиа съездить за казённый счёт, – должно быть, вопрос задел в Уле нечто любимое и важное, раз он остановился и заговорил так жарко. – Согласитесь, Фольт, что величие державы – в здоровье подданных. Могучее развитое государство не может состоять из полуживых дохляков и мутантов. Если мы позволим ухудшать здоровье населения, у нас не будет ни научного потенциала, ни сильной армии; мы не сможем противостоять другим мирам.

– Тем более странно, что тебя упекли. По-моему, ты мыслишь верно.

– Если бы все так мыслили, в Единстве не было бы надобности. Но вот – сейчас мы занимаемся конфликтом пилотов с транспортной компанией. Наниматели считают, что за те же деньги можно заставить космолётчиков работать дольше, и качество перевозок при этом не пострадает.

– Бред, – немедленно и искренне ответил Форт. – Люди – не машины; они будут уставать и совершать ошибки, а в технике ошибка равна катастрофе.

– А, вы тоже так считаете! замечательно. Вот против работы на износ мы и выступаем. Режим труда должен совпадать с возможностями человека – или оплата и отдых должны окупать расход нервных и физических сил, иначе работа станет агрессией против здоровья. Идёмте, я познакомлю вас со своими доверителями.

В белой комнате Форт нашёл разномастную и деятельную компанию, ничуть не походившую на людей, отягощенных ответственностью и ожиданием суда. Болезненно худой туанец в рыжем комбинезоне с надписью на рукаве «ПРАВА ПЕНСИОНЕРА ЗАВОДА ОРГАНИЧЕСКОГО СИНТЕЗА В НОКАЭТЕ – ПОЖИЗНЕННО» сидел, вперившись в экранчик и прислушиваясь к звукам в миниатюрных наушниках; поджарый малый стоял на руках у стены, опираясь на неё пятками вытянутых ног, и отжимался в этой неестественной позе, то сгибая, то выпрямляя руки, деревянно прямое тело сдвигалось вверх-вниз, шурша пятками по стене; существо в распушившейся грудой складок олокте, схожее с Эну пятнистой окраской лица, наблюдало за спортсменом, приговаривая: «Восемнадцать... девятнадцать...» и попутно скручивало из бумажных полос веночек – таких веночков рядом скопилась изрядная кучка.

– Лье, ты могуч, и все это знают. Ты уже установил рекорд, заканчивай.

– Нет, – побурев от натуги, выдавил упрямец, – ещё немного...

– Я привёл друга, его зовут Нии. Я стал его доверителем.

– О! – сильно оттолкнувшись руками, Лье ловким прыжком оказался на ногах. – Надо и ему за кого-нибудь довериться, и мы будем повязаны по кругу. Привет, Нии! Уле, откуда такие знакомства? Где ты сошёлся с р-народом?

– Он из колоний, живёт в Семиречье, – уверенно соврал Уле. – У него сложная история.

– Из Семиречья?.. – Лье недоверчиво прошёл полукругом, оглядывая новичка. Нидское Семиречье, отрезанное от материка горами по границе буолианских зон 8-7-18-19 – тот ещё региончик. Гордые – после Бури выкарабкивались сами, без чужой помощи. Пиратствовали по морям на запад и на север, Гигуэлэ жгли. ОЭС и отдел «режим товарооборота» стерегут трассы Ми, Хо и морские пути от нидэ к людям – много там ходит незаконного товара. И колонист вдобавок! Тёмный, сомнительный народишко стекается с дальних планет в державный мир... Не контрабандист ли? не с ним ли Уле выбрался из территории?..

– А из какого ты города? чем занимаешься?

– Хватит того, что это знаю я, – отрезал Уле. – Ты слишком любопытен.

– Извини, случайно вырвалось.

– Я земледелец, – выговорил Нии, откровенно изучая Лье. – Не городской.

– Верю. Сихо, а ты?

– По одёжке нашенский, – существо на низком седалище повозилось, подбирая складки. – А говор – северянский, что ли. На верховьях Хатис так болтают.

Тут голодный и хилый на вид, который казался отчуждённым от всего происходящего, неожиданно отклеился от экрана.

– Вы так шумите и топчетесь, что даже в наушниках слышно. Здравствуй, Нии. Уле, он состоит в профсоюзе?

– Хозяйствуешь или работаешь по найму? – Лье подступил ближе.

– По найму, – Нии был подчёркнуто немногословен.

– Полевой рабочий? агротехник? скотовод? – любознательность Лье отдавала допросом.

– Транспортировка. Возчик.

– Платишь взносы или как?

– Хотя бы страховые вычеты из заработка? – поспешил уточнить Уле, чтобы Фольту не стало неловко.

– Да. Застрахован, – Форт поднял из памяти контракт с «Филипсен» и пункты арендного договора, под которыми расписывался.

– А твой конфликт связан с работой? – чахлый туанец измерил Возчика тусклыми глазами.

– Да.

– Тогда Единство может им заняться, – чахлый взглянул на Уле. – Только я никак не соображу, от какой беды возчик может прятаться в убежище. Опрокинул фуру с овощами?..

– А может быть, «режим товарооборота» нашёл в ней что-то, кроме овощей, – как бы думая вслух, бросил Лье, подсаживаясь к Сихо и выбирая полоски для плетения. – Тогда дело усложнится. Придётся доказывать, что его заставили взять нелегальный груз. Спорю на триста тиот, Уле, что ты впервые встретил Нии недавно... дней восемь-девять назад. Ага?

– Сихо, почём думаешь сдать келарю колечки? – не ответил ему Уле.

– Пять тиот штука. Половину выручки храму пожертвую.

– Лье, сплетёшь колец двести, тогда и спорь.

Форт проследил за скоростью пальцев Сихо. Любой ручной механический процесс можно разложить на этапы и превратить в алгоритм.

– Я разве из-за денег?! – возмутился Лье. – Я – Сихо помочь.

Под смазкой лица Лье проступали такие же узоры, как у Шука. Форт, совсем по-туански раскосив глаза в стороны, сверился с лицами Уле и того, тщедушного – рисунки проще и бледнее. А, так вот зачем мы отжимались, стоя на руках. Показывали мункэ нашу мощь. Но есть и другие способы освоиться в компании.

– Я помогу лучше.

– Бамиэ купит нам обед из ресторана? – Лье насмешливо сощурился. – Храмовый харч небогатый...

– Лье, перестань. – Лицо Уле подёрнулось узорами суровости, если не гнева; нечто в том же роде полыхало на лице Муа, подравшегося с Шуком. – Ты забываешься. Ни рас, ни каст; ни белых, ни красных.

– Прости, – Лье потупился.

Положив рюкзак, Форт присел рядом с Сихо, взял пучок полосок, присмотрелся.

– У шоферюг не те пальцы, – заметила мункэ.

Массивный нидэ промолчал; руки его задвигались, повторяя движения Сихо. Вскоре все глядели на них – даже Нию, одним ухом прислушиваясь к конференции по правовой безопасности офисных служащих.

Пальцы нидэ мелькали, словно стремительная нескончаемая драка десяти червей; бумажки свивались, будто в станке, кольца отлетали в сторону в ритме минут на часах – Лье невольно сверился с цифрами браслета.

– Сорок три в час, – сквозь зубы отозвался он на вопросительный взгляд Уле.

– Вернемся к Единству, – нидэ поднял глаза, не замедляя темпа. – Как оно может мной заняться?

– Это ты мне плетёшь?.. – зачарованно молвила Сихо.

– Да. Отдохни пока. Уле, поясни мне...

– Великое Небо... Слу-ушай, Нии, ты в самом деле неплод? Вечные просто люди так не могут.

– Как раз могут. Нас ничто не отвлекает.

Лье издал носом неопределённый (возможно, обиженный) звук.

– А где так выучился? научи меня, а?

– Я с детства всё плёл и вязал, – заунывным голосом протянул нидэ, не глядя на рукоделие. – Верёвочки, шнурочки, проволочки. Превзошёл всех в своей деревне. Это от Неба, нельзя научиться. Сейчас заработаю обед.

– Э, мы так до завтра прождём! – встрепенулся Лье. – Сихо, нажимай! Втроём как раз к ужину управимся.

– Единство помогает разрешать трудовые споры, – промолвил Уле, с радостью убедившись, что рознь в коллективе улеглась и всех победила идея вкусно поужиначь в выходной. – Если ты уточнишь, юрист какого профиля тебя устроит, я переговорю со своими, и на неделе мы пригласим сюда специалиста.

– Любой узел распутают, – прибавил Лье. – Наши законники головастые, можешь смело на них рассчитывать.

– Мне тоже обещали бумаги оформить, – не удержалась Сихо от того, чтобы похвалиться, с какими верными людьми сошлась.

Общая работа сближает; Форт ощутил, что принят в эту небольшую компанию. Но в том, что узел его проблемы по силам юристам Единства, он тяжко сомневался. Была только надежда разузнать, сколько стоят его проделки в глазах туанской юстиции и есть ли какие-нибудь законные лазейки, чтобы если не уйти из-под удара, то хоть уклониться от него.

– А ваш человек меня не сдаст? – спросил он Уле напрямик.

– Как можно! вы же в убежище. Я буду свидетельствовать в вашу пользу.

И здесь Форт – может быть, впервые за все дни, проведённые на ТуаТоу – понял, что он не одиночка в пустыне.

– А ты не пробовал лечиться? – увивалась вокруг Форта Сихо. – Может, тебя не взаправду обесплодили? Я читала, так бывает. Живёт-живёт просто человек и – бамс! – фаза пришла! А ты на индекс генов проверялся, сколько у тебя? триста из четырёхсот есть?

Тараторить о нескромном Сихо развезло после того, как келарь засчитал сплетённое Возчиком Нии рекордное число колец как малый подвиг благочестия и вручил ему карманный цитатник Пятикнижия для мирян.

– Вам, нидэ, ведом священный язык. Читайте и благоговейте, да осияет вас заря безоблачного Неба.

При келаре Сихо, понятно, тоже не молчала – твердила, какой Возчик молодец. Лье не нравилось, как мункэ смотрит на плечистого выродка. Воистину, фаза так ум туманит, что в фонарный столб влюбиться можно. Тем более она столько травилась, аж глаза опухли. А ведь дело шло на лад, к «плоду единодушного согласия» – так нет же, Возчик появился!..

– Нет, со мной безнадёжно, – отпирался Форт, в задумчивом отупении изучая книжицу. Священная азбука, вот оно что. Ни бельмеса не понять, кроме пары строк: «Компьютерный перевод фрагментов Пяти Книг на моторный язык ЗАПРЕЩЁН, Наказание – штраф 3200 отов и 2 года ссылки в суровую обитель с тяжкой епитимьей. Публичное чтение ТОЛЬКО в храме при небослужениях». Крепко завинчено; это вам не экуменизм Вселенской церкви, а культ что надо.

Лье потеплел – ха, Возчику не по нутру ухлёстывания Сихо! За славным ужином, почти совсем простив ему рост, мясистую мощь, плоскорылость и четырёхкратно клятую приманчивость нидэ для остроносеньких, он принялся воспитывать Сихо.

– Да он пахнет, как бельё из прачечной! – нашёптывал он ей на ухо. – Стиральным порошком, понюхай! Его цветы не распустятся. Брось, не мечтай. Цветку нужен цветок... Гляди, у него руки не гнутся. И ноги как палки.

– Ты ешь, Нии, – советовал подобревший Нию. – Совсем ничего не скушал!

– И ест по крошке, – рассеянно вздохнула Сихо, любуясь строгим поведением Возчика. Какой он бескорыстный, какой здоровенный! Но с неплодами браки не заключают – разве что по контракту, понарошку...

Позже предстояло выдавить туанский корм из реактора и уминать свой брикет ночью под одеялом, как мамины гостинцы в общей спальне пансиона. Люди за трапезным столиком подобрались куда образованней льешей из Цементных выселок и могли заподозрить неладное при виде скользкой замазки, которой питался Форт.

– У нас в колонии забыта грамота, – с притворным сожалением поведал он Уле. – Кто бы мне почитал?

– Бедный ваш край! – Уле воздел руки, бегло утерев салфеткой рот. – Я готов почитать.

– Что за колония такая? – мгновенно придвинулся Лье, чуткий на слух, как голодная крыса.

– Очень-очень отдалённая, – ответил Уле скорбной миной, но бровями приказал: «Брысь!» – Идём к тебе в келью, душа моя Нии, поговорим о Небе.

– Я не отдарилась, – дёрнула локтем Сихо, чтобы Лье не удерживал. – За угощение следует вручить подарок! Вот, душенька Возчик, прими. Что успела захватить, не погнушайся.

«Уже и „душенька"!.. Вымрет р-народ, жди – через нас размножатся», – Лье вспомнил, сколько довелось ему видеть лиц, чья чистокровная острота сглажена смешением крови.

– Парень сердится, – заметил Форт, когда они с Уле уединились в комнатке, отведённой Возчику. – На лице написано.

– Это мой телохранитель. Не ссорьтесь с ним, пожалуйста.

– Что, серьёзный боец?

– При случае он может пробежать по потолку.

– Кажется, я ему путь не заступал...

– Сихо нездорова, её сердце мается. Ей надо стать просто человеком, а тело пропитано гормонами. Назначили семь сеансов перегонки лимфы, пока прошла всего один...

«Цветистость лика», – листал Форт подаренный блокнот, где пестрели рисованные лица и схематичные фигуры в узорах. «Цветистость корпуса и конечностей». «Фасоны конца дня», «фасон законченного хулигана», «фасон неприступной мужественности». Последние страницы были плоскими обоймами – в кармашки вложены полоски, оставлявшие на пальцах разноцветные следы. «Соответствуйте модной красе в любом состоянии!»

– Я вижу, вам неудобно, – сокрушался Уле. – Вы не просто так поспешили уйти от стола. Уверяю, вы всем здесь понравились.

– С моей-то походкой и физиономией?..

– В этом нет вины. Но те, кто пострадал до рождения, часто ведут себя иначе. Льготы развращают их. А у вас есть профессия, вы умелец. По сравнению с Сихо вы добились гораздо большего.

– Понравилось, что нидэ угощает туа? – Форт уже разобрался с разницей в тональности и долготе звука, отличавшей название расы от просто людей.

– Да, – Уле сел на коврик. – Мне горько, если вы столкнулись с расовыми предрассудками. Это трудно побороть. Боюсь, так будет всегда. Но вы сделали шаг навстречу, вызвались помочь – как мы в Единстве.

– Ваши могут спрятать человека? незаметно вывезти?

– Ах, не могу вам лгать! Мы действуем в рамках закона, легально.

– Всегда?

На лице Уле выступила слабая, но явственная маска стыдливости.

– Иногда дело решается на уровне дружеских связей, по личной договорённости. Как бы частным образом. Но ваш случай особый – вы открыто обратились к белым. Нельзя подставлять их.

– Ясно. Завтра пойду покупать телефон. Кстати, для подключения надо что-нибудь предъявить? водительские права, страховой полис?