Текст книги "Столешников переулок"

Рук

спасательный круг

замкнется иглой,

что укажет курс —

из прошлого в прошлое.

Макс, подложив под спину подушку, полулежал на бывшей Жениной кровати, небрежно застеленной общажным клетчатым одеялом, из-под которого кое-где выглядывала грязноватая простыня. Одет он был в мятую белую рубашку с закатанными по локоть рукавами и темно-серые брюки от костюма. Пиджак и галстук висели на гвозде, вбитом в стену. Справа от него полулежала Кристина. Худая и маленькая, метр с кепкой, со взъерошенными, коротко стриженными волосами, в свои двадцать лет она выглядела подростком, сбежавшим с уроков. Вот только грудь была непропорционально велика, за что, наверное, Кристина и была выбрана Максом. На левой щеке у носа имела две родинки. Как и большинство женщин с дефектом лица, она была очень женственна. Этому не могли помешать даже манера одеваться под мальчишку (утверждала, что у нее нет ни одного платья или юбки) и пацанячьи ухватки. Олег сидел у стола так же неуклюже, как костюм на нем. Он ослабил оранжево-салатный галстук, но пиджак снять не решился, чтобы не так заметно было, что рубашка из белой превратилась в серую. Макса обстирывали подружки, а Олегу приходилось самому. Но женщины стирают, чтобы стало чистым, а мужчины – чтобы не было грязным. Олег влюблено смотрел на Кристину.

Большой стол был передвинут к левой стене. На нем в углу у окна стоял большой серо-черный японский телевизор. Звук Макс делал такой, чтобы и сосед слышал, а когда передавали рекламу, добавлял громкости. Макс был, наверное, единственным в мире человеком, который любил смотреть рекламные ролики по многу раз, и следовал их рекомендациям, начиная от марки телевизора и заканчивая продуктами питания, загромождавшими остальное пространство стола: консервы, йогурты, кексы, чай, пиво, жвачка трех производителей. Исключение составляли желтые бананы с синими овальными лейблами фирмы-экспортера – любимое лакомство Кристины и копченые куры и белый хлеб – слабость Макса. Он никогда не ел черный хлеб, утверждая, что белый для белых людей, а черный для черных, но замечал, что все-таки лучше есть черный хлеб на Черном море, чем белый на Белом. На ближнем к кровати углу стояло глубокое блюдце, из которого выглядывал одноразовый желтоватый прозрачный шприц. Судя по легкой заторможенности, с которой троица повернула голову к двери, чтобы посмотреть на вошедшего, и по остеклененности взглядов, шприц недавно побывал в деле.

– Ширнуться не хочешь? – предложил Макс. – Там еще полкуба осталось.

– Я на виртуальной игле сижу, а два кайфа не смешивают. (:I

– Ты прав, – согласился Макс и тут же попросил Олега: – Плесни пивка, что-то сушняк палит.

Олег перевернул бутылку горлышком вниз над бокалом с названием пивного ресторана, недавно открывшегося на Большой Дмитровке. Пиво полилось, громко булькая и разбрызгиваясь по столу.

– Тетя Ася, хватит полстакана! – попробовал остановить его Макс слоганом из рекламы стирального порошка.

Пока Олег догнал, все пиво вылилось из бутылки, часть – на стол.

– Садись хавай, – предложил Макс, беря у Олега полный бокал. – Бери курицу, пиво – вместе клево идут.

Свободный стул был из Олеговой комнаты. После отъезда Жени и Рамиля, исчезли и стулья из их комнат.

Копченая курица под пиво, действительно, шла хорошо. Упругое мясо размягчалось плотной жидкостью, словно плавилось в ней, смешиваясь, образуя вкус, который приобретает пища, приготовленная на костре. Создавалось впечатление, что сидишь где-то на природе, светит солнце и все вокруг зелено, а не в душной комнате и за окном не падают лохматые комки снега, которые язык не поворачивается назвать снежинками.

– Что, намантулился? – задал вопрос Макс, заметив, с каким аппетитом едят.

– Угу… Я чего пришел. Снег уже неделю идет, я не успеваю убирать три участка. Придется вам выйти на свой. С=:-)[30]30
  – Инт.: Начальник.


[Закрыть]

– Не было печали, черти накачали! – сказал Макс и, опустив верхнюю губу в шапку пены, отпил пива из бокала.

– Мастерша наезжает. Я хотел отказаться от участка Рамиля, но там какое-то начальство живет. И в моем доме тоже. Приходится их в первую очередь убирать.

– Да пошла она! – беззлобно ругнулся Макс. – Пусть выгоняет. Бабки есть – что-нибудь снимем. Все равно дом скоро продадут.

– Не думаю, что продадут до конца лета.:-/[31]31
  – Инт.: Скепсис.


[Закрыть]

– Почему? – поинтересовался Макс.

– После победы коммунистов на парламентских выборах, капитализм затаил дыхание, ждет, чем закончатся президентские, которые будут летом. Обратил внимание, что дом на углу с Петровкой строили днем и ночью, а после выборов перестали, пара человек там бродит, охрана? А если и на следующих победят коммунисты, то четыре года нас никто не тронет. 8:-) Вчера стою в булочной в очереди, туда свежий хлеб подвезли, выгружали, а впереди два деда с пионерским задором и комсомольским ожесточением сначала искали русскую национальную идею, не понимая, что этот поиск и есть национальная идея, а затем повели предвыборные дебаты: один за Ельцина, другой за Зюгангова. Надоело им спорить, а уступать никто не хочет, вот они и спросили меня: «За кого молодежь – за Ельцина или Зюганова?» Я ответил: «За Клинтона». >; -> Больше деды не спорили.

– Я тоже заметил, что в последнее время всё начало притормаживать. – сказал Макс и отдал Олегу пустой бокал. – И Беслан – это наш подельник-чечен – мутит: обещал на той неделе кредит подогнать и до сих пор не сделал.

– Наверное, обиделся, что наши загнали их в горы и добивают там.

– Да нет! – возразил Макс. – Когда в Грозном бои шли, он частенько по нервному шел. Мы же с ним в одной школе учились, только я на три года старше. А сейчас я его подкалываю чеченами, которые за нас воюют, а он меня – правозащиниками и журналистами, которые на них работают.

– Предательство – это один из способов выживания нации.:-7

– Еще тот способ! – язвительно произнес Макс. – Я у Беслана спрашивал, как он относится к этому, нашему известному правозащитнику. «Хорошо, – говорит, – он же нам помогает». – «А вообще?» – «Пидор!» – отвечает Беслан. Чечены отблагодарят всем, кто им помогал. Они ведь людей делят на чеченов, трусливых братьев ингушей и прочий сброд. А на сброд никакие правила не распространяются. Особенно журналистов любят. При мне был там один случай. Журналист написал разгромную статью на председателя колхоза. Вырезали всю семью журналиста, даже грудному ребенку голову отрезали.

– Ужас, – лениво и без особых эмоций бросила Кристина и плавно, будто боялась расплескать жидкость в глазах, перевела взгляд с Макса на стол. После минутного размышления попросила: – Олежка, дай банан.

Выхватила его, точно с ветки сорвала. Очистив весь, швырнула желтую разлапистую кожуру с синим овальным лейблом на стол, но недокинула. Кожура шмякнулась на пол. Разломив мякоть, одну половину попыталась засунуть в рот Максу, который собирался что-то сказать.

Выплюнув банан на пол, Макс рыкнул:

– Отстань.

Кристина надкусила свою половину банана и ударила Макса кулаком в грудную клетку.

– Не бей в грудь: и так молоко пропало! – дурашливо взмолился он.

Девушка засмеялась, чуть не подавившись бананом.

Пришлось Максу хлопать ее по спине.

– Не боишься, что и тебя отблагодарят?

– Уверен! – весело сказал Макс. – Знаешь, почему чечены не за руку здороваются, а обнимаются двумя руками? Чтобы обе руки были заняты, кинжал не вогнал в живот. Они мастера на подлость! Когда в школе учился, подрался с одним, Майербеком. Я посильнее его, руки подлиннее, вешаю ему на дальней дистанции, близко подобраться и ударить в ответ не даю. Он понял, что будет битым, и начал переговоры. Я, как дурак, расслабился, подумал, что он сдался, а Майербек подобрался поближе и, когда я меньше всего ожидал, – в челюсть мне. Я устоял на ногах и так его отметелил, что он до конца школы лучшим другом меня называл. Друг с топором! Так что, на всякий случай, мы загранпаспорта смастерили. На следующей неделе проверим документы – смотаемся в Египет. Там сейчас лето. Заодно и покупаемся. Да, мала́я? – спросил он Кристину.

– Нет, – ответила она, вредничая.

Олег заулыбался, будто она сказала что-то остроумное.

Кристина улыбнулась в ответ, чтобы позлить Макса.

– Что это у тебя на плечах, Олег? – поинтересовался Макс. – Перхоть, что ли?

Олег испуганно повертел головой, пытаясь увидеть собственную спину, а затем подбежал к бывшему Ясиному зеркалу, висевшему на стене, и вывернул голову так, что позавидовал бы гусь. Сколько уже раз Макс подкалывал его подобным образом, и все время Олег принимал всерьез.

– Эх ты, братан! Я же купил тебе шампунь от перхоти, импортный, его по телику уже полгода рекламируют! – растягивая слова, назидательно произнес Макс.

Олег всхлипнул от огорчения и выбежал из комнаты.

– Куда он полетел? – задала вопрос Кристина.

– Вешаться с горя, – спокойно ответил Макс.

– Ты серьезно? – толкнула его Кристина локтем в бок.

– Серьезней не бывает, – подтвердил Макс. – В самоубийстве ведь что главное? Подойти к делу серьезно, чтобы с первого раза получилось. Со мной в восьмом классе училась одна прибацанная. Решила она застрелиться, потому что некрасивая и никто ее не любит. Нет бы расспросить опытных людей, узнать, как лучше сделать, а то приставила пистолет снизу к подбородку и нажала курок. Пуля прошила голову насквозь, но не убила. Только повредила язык и глазной нерв. И стала эта некрасивая дура еще и шепелявой и косоглазой – без смеха не глянешь, без слез не расскажешь! А на вторую попытку духу не хватило.

– Пойду посмотрю, что он делает, – решила Кристина, отнесясь к побасенке Макса слишком серьезно.

– Давай, – разрешил он. – Сейчас братан мимо пробежит, в ванную, с двумя флаконами шампуни. Выльет на голову оба. Проследи, чтобы не захлебнулся шампунем.

– Шутишь, да?! – произнесла девушка с улыбкой, с которой обычно била, но не ударила и к Олегу не пошла.

Ее улыбка наводила на мысль, что Кристина даже глупее, чем старается иногда показать. Она была бы хорошей парой Жене.

Угадав, наверное, чужую мысль, Макс вспомнил:

– Вчера Хмурого встретил, привет тебе передал, просил позвонить. Он у Камиля живет. Торгуют вместе, контейнер на рынке держат. Говорит, наш телефон не отвечал, вот Женя и решил, что нас выселили.

– Стас, бывший шеф его, просил позвонить.

– Хмурый уже покаялся перед ним. Грозится вернуть все до копейки, – рассказал Макс. – Зачем тогда воровал?!

– Мне кажется, что верующими становятся те, кто знает, что нагрешит, но хочет поделиться ответственностью. 8:-)

– Черт их знает! – весело сказал Макс и предложил: – Ешь еще, не стесняйся! Хочешь, жвачку бери, без сахара. Или тебе больше с крылышками нравится? – обыграл он рекламу гигиенических прокладок. – Мала́я без ума от них. Говорит, прямо улетает!

Девушка снова ударила его в грудную клетку и произнесла последний аргумент спора:

– Дурак!

Макс обхватил ее голову рукой и сдавил, прижав к себе. Кристина жалобно запищала, пытаясь вырваться.

– Я мстю и мстя моя ужасна! – озвучил свои действия Макс и отпустил девушку.

Кристина тут же набросилась на него, причем ей явно нравилось, что Макс так легко с ней справляется.

Наблюдать, как милые тешатся, еще скучнее, чем их ссору.

Восходящее солнце

приподнимет макушкой

одеяло облаков

и запалит розовым

холодные капли пота

на зеленой шерсти земли,

взопревшей

от ночных кошмаров.

Антонина Михайловна не стала заходить в комнату, лишь просунула в приоткрытую дверь сухую голову и с надеждой и в тоже время с готовностью выслушать отказ, попросила помочь. Русский человек уверен, что все человечество обязано помогать ему и что обязательно пошлет его подальше. Договариваться об этой помощи Антонина Михайловна начала недели две назад, когда ей наконец-то подобрали квартиру в старом доме в районе Нового Арбата и пообещали выделить машину для перевозки вещей. Случилось это после победы Ельцина на президентских выборах и после исполнения бравым генералом лебединой песни – подписание пакта о капитуляции в разборке с чеченцами. Макс шутил, что их дом отдают как контрибуцию.

В комнате Антонины Михайловны было всего два стула, деревянные, такие уже лет сто не делают. Да и остальной мебели всего-то платяной шкаф, темно-коричневый, наверное, из того же гарнитура, что и стол в Жениной комнате, овальный раздвижной стол, железная кровать и тумбочка для посуды, на которой стоял черно-белый телевизор с отломанным переключателем каналов. Вещи были упакованы в коробки, тюки и узлы. Скорее всего, Антонина Михайловна сделала это две недели назад и с тех пор спала на голой сетке. На посеревших от пыли, желтоватых в сине-красный цветочек обоях выделялись более светлые прямоугольные пятна, наверное, раньше там висели фотографии или картины. Пол выметен и вымыт, даже в углах за мебелью ни соринки. И окно вымыто. Березке на парапете дома напротив казалась отсюда чуть длиннее и тоньше.

Макс и Олег курили, рассматривая мебель. Рядом с ними стоял Ихтияр, на котором поверх одежды был длинный темно-синий фартук, что делало татарина похожим на дореволюционных дворников. Видимо, Антонина Михайловна наняла его – уж слишком суетился. Да и не тот он человек, чтобы бесплатно что-нибудь сделать.

– Начнем?

– Сейчас, докурим, – сказал Макс. – Каждая работа, большая или маленькая, начинается с большого перекура. – Добив сигарету, он хотел швырнуть окурок на пол, но заметил, как скривилась Антонина Михайловна. – Уже не ваша комната! – весело поддел он старушку.

– Ну, да, – согласилась она и сразу сникла, будто на произнесение этих слов ушли последние силы.

Шкаф оказался тяжелым. Он слабо пах апельсинами, что было странным, потому что пенсии Антонине Михайловне хватало только на хлеб, чай и картошку. Может быть, Макс угощал. Старушка шкандыбала рядом, то забегая вперед, то отставая, и охала, когда углом шкафа задевали стены, отковыривая штукатурку, причем жалела не свою, а чужую собственность, которую скоро будут ремонтировать, если не снесут и не построят новый дом.

У входа в подъезд ждала машина-фургон. Шофер, одетый в коричнево-желтую ковбойку и замазученные черные джинсы, стоял чуть в стороне и лениво наблюдал за погрузкой. Рядом с ним остановилась женщина с девочкой лет пяти. Такое впечатление, что им перегородили дорогу, ждут, когда освободится. Глазели молча. Ни одно из колес грузовика их не заинтересовало. У мамаши в руках два натрамбованных полиэтиленовых пакета, наверное, шопингуют. Столешников превратился в переулок ресторанов, баров, кафе, банков, турбюро и магазинов и позабыл, что такое очереди. А на углу с Петровкой достроили дом и отрыли часовенку, наверное, для замаливания грехов, обретенных во время строительства и при получении разрешения на него.

По мере того, как из комнаты выносили мебель и вещи, она становилась просторнее и светлее. Взяв последний узелок, Антонина Михайловна обвела комнату взглядом, то ли удивляясь, как она изменилась, то ли запоминая получше, затем перекрестилась незаметно, как привыкла при коммунистах. Хотела всплакнуть, но сдержалась. лишь потерла глаза кулачком.

Когда погрузили в машину все вещи, шофер захлопнул створки фургона. связал их черной запальческой проволокой и пошел в кабину. Ихтияр направился за ним, видимо, поедет помочь при разгрузке.

Антонина Михайловна протянула Максу зажатые в кулачке деньги, приготовленные заранее:

– Это вам, ребята, за помощь.

– Да вы что?! – обиделся Макс. – Мы – не государство, пенсионеров не грабим!

– Вы же помогли… – забормотала старушка.

– Удачи на новом месте и здоровья! – пожелал ей Макс и, направившись к подъезду, позвал: – Пошли, братва.

Женщина с девочкой двинулись дальше, в ювелирный магазин «Алмаз».

– И нас скоро выселят, – сказал Макс, когда поднимались по лестнице.

– Предлагают перебраться в квартиру на той стороне переулка.

– И что там? – поинтересовался Макс.

– Сарай загаженный и без телефона. Я отказался. Чтобы стал сговорчивее, пообещали отключить свет, газ и воду. Я решил, поживу, сколько можно, а потом, если ничего лучше не предложат, перейду в другое РЭУ или сниму комнату. Для меня главное – телефон, чтобы Интернетом можно было пользоваться.

– Что это такое? – спросил Макс.

– «Паутина», в которой гибнут слишком любопытные. Я мечтал попутешествовать по всему миру – и мечта исполнилась. Правда, мир этот – виртуальный. >:-> Зато и мечта осталась. >;->

– И нам пора попутешествовать, засиделись в Москве. Махнем в Голландию. Там, говорят, наркота прямо в магазинах продается! – сообщил Макс. – В России больше нечего делать. Кончился бандитский беспредел, начался ментовский: наглеют не по дням, а по часам.

– Государственный террор пытается отвоевать прежние позиции. Это агония имперской эпохи – эпохи фальшивых героев. Герой-пионер заложил родного папашу. Героиня-комсомолка заблудилась, тем самым засветив группу, и никого не выдала, потому что, как рядовой боец, ничего не знала. Герои-интернационалисты под дулами автоматов заставляли чужой народ жить так же плохо, как и они. Герои-защитники Белого дома обороняли его почему-то под стенами американского посольства и пытались остановить колонну, уходящую из города: мол, ребята, поворачивайте и нападайте, нечего лишать нас подвига! Герой-телеведущий в обычный рабочий день, возвращаясь в гнездышко, нес в клювике три пачки денег, каждая из которых превышала его годовую зарплату. У нас ведь прямых не убивают, таких можно по кривой объехать.

– Делиться не хотел, вот и прислали к нему пару адвокатов на «БМВ», – согласился Макс. – К нам тоже собирались.

– Наехали на вашу фирму?

– Не успели, – ответил Макс, остановившись у двери своей комнаты. – Мы разбежались: война в Чечне кончилась, разворовывать больше нечего.

– Найдете. В этой стране много чего плохо лежит.:->

– Постараемся. В любом случае на дорогу надо наскрести. Если сдать телики и другое барахло, хватит только на визы, а еще билеты и на первое время, пока осмотримся, – сказал Макс. – А не найдем, в Чечню мотанем. Там теперь закон – автомат.

– Не боишься, что убьют за то, что русский?

– Нет! – уверенно ответил Макс. – У победителей раны не болят. Уверен, что они благодарны Ельцину за эту войну: отомстили за репатриацию. А вот в рабстве можно очутиться. Они такое даже в советские времена проделывали, заставляли в горах овец пасти. Все-таки лучше в Европу ехать, в страны непуганных лохов, – закончил он и вошел в свою комнату.

Свет отключили после пяти вечера. Видимо, электрик из РЭУ, пьяница и склочник, которого держали только потому, что больше никто не соглашался, сделал это по пути с работы. Он отлично знал, кто живет в квартире, поэтому и сделал так, чтобы до утра его не нашли.

Компьютер отключился с тихим всхлипом, подмигнув на прощанье монитором.

В соседней комнате истошно завопил Макс. Наверное, по телевизору показывали новый рекламный ролик. Уже через минуту Макс влетел в комнату.

– Слушай, ты же в электрике рубишь? – спросил он с порога.

– Рублю, но распредщит закрыт на замок.

– Замок – это не проблема, – пообещал Макс и обернулся к Олегу, подошедшему следом. – Иди за инструментом.

В корыте с засохшим цементом в углу у входной двери моча была только на самом дне. В последнее время всё реже стали пользоваться подъездом, как туалетом. Ходят в кафе, открывшиеся по соседству. Замок на распредщите был влажен. Наверное, полили жидкостью от ржавчины. Олег дотрагивался до него брезгливо, словно замок был в моче. Сначала внимательно осмотрел, потом попробовал ключ из связки, где их было десятка два, плюс несколько отмычек. С первой попытки не получилось, и Олег попробовал второй ключ, третий…

– У меня неподалеку от дома подстанция стояла, – вспомнил Макс. – Пришли электрики ремонтировать ее, а сами с бодуна, похмелиться надо. Открыли ее, посмотрели, что без бутылки не разберешься, и пошли в магазин. А в это время пацаненок любопытный залез туда. Возвращаются электрики из магазина, а внутри подстанции стоят детские резиновые сапоги и дымок из них поднимается.

– Чушь.:-/ Придумал бы что-нибудь поправдоподобнее.

– Это ты зря! – с ухмылкой сказал Макс. – Недавно Хмурому такого понарассказывал! И он всему поверил. Что значит – умный парень! Обещал в газете опубликовать.

– В какой?

– В каком-то московском брехунце, он там внештатным сотрудником, – ответил Макс.

– А с торговлей – всё?

– Ага! – подтвердил Макс. – Они начали подниматься, на трех рынках по контейнеру держали. А потом одна фирма предложила им ну очень дешевый товар, но с предоплатой за две недели. Мол, из-за границы привезем. Пацаны и повелись на халяву. Сгубила жадность фраеров. Влетели на десять тысяч баксов – все, что к тому времени наварили плюс кредиты. И ведь догадывались, что дело нечистое.

– Национальная особенность – наступать на грабли до тех пор, пока не сломаются.:-7

Олег открыл замок, высунул из петель и, придерживая двумя пальцами, показал Максу.

Внутри распредщита все было под толстым слоем пыли, кроме тумблера, над которым белой краской написана единица, и одного из контактов, соединяющего его с сетью. Контакт был заведен за другой так, чтобы при неловком движении цепь закоротило.

– Я бы этого электрика!.. @=[32]32
  – Инт.: Сторонник ядерной войны.


[Закрыть]

– А мы его пару раз поили, – вспомнил Макс. – Божился, что будет другом до гроба.

– До вашего?

– Получается, что так, – согласился Макс. – А от ювелирного магазина тоже здесь тумблера?

– У них отдельный щит. Где-нибудь в коридоре неподалеку от входной двери, чтобы утром, как войдут, сразу отключить сигнализацию.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Макс.

– После армии друзья отца устроили во вневедомственную охрану электриком по сигнальным системам.

Контакт удалось вывести из-под другого и соединить с родной клемой.

– Так ты знаешь, какая сигнализация в нашем ювелирном и как ее отключить? – задал вопрос Макс.

– Довольно примитивная, я даже удивился. Думал, в Москве увижу что-нибудь супер. У нас такие же стояли. На окнах – противоударная, а в зале между прилавками два излучателя, когда пройдешь между ними, срабатывает. Я еще подумал, что если из нашей квартиры сделать дыру в магазин и спуститься сразу за прилавок – никакая сигнализация не поможет…

– Менты сразу вычислят, кто украл, – заметил Макс.

– Это я так, теоретически.

Тумблер был тугой, переключился с громким щелчком, от которого вздрогнул Олег. И сразу из открытой квартиры донеслась игривая музыка, а потом задорный женский голос предложил что-то там покупать.

– Завтра купим замок и поменяем, чтобы больше не отключали, – сразу отреагировал Макс.