Электронная библиотека » Александр Чернобровкин » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 6 мая 2014, 03:57


Автор книги: Александр Чернобровкин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Один чувак поддатый слушал меня не меньше часа и после каждой песни кидал по купюре. И не мелочевку, – продолжал балаболить Хмурый.

Рассказывал он той самой девушке из заветного окна. В ярком дневном свете она вдруг потеряла очертания, превратилась в подвижное марево с приятным запахом духов.

– Ты куда утром ушел?! – воскликнул Хмурый. – Там такое было! Я бомбу нашел! С часовым механизмом!

– Где?

– У магазина, на подоконнике за решеткой лежала. Смотрю, коробка какая-то. Думаю, посмотрю, может, что-нибудь ценное забыли. Открываю, а там часы, механизм от них. И тикают. До меня не сразу дошло, что бомба. Хотел посмотреть, что там еще, а внутренний голос говорит: «Не трогай!» Телефонная будка рядом, я набираю номер милиции, а сам думаю: «Если рванет, достанет до меня?» Как понаехало милиции, саперов! Оцепили все вокруг. Главный инженер собирался наши участки проверить, а его завернули. Мой так и остался неубранным! – рассказал Женя.

Девушка его не слушала. Она поставила на стол большую сковороду и положила рядом выпотрошенную курицу, жирную, без того синюшного оттенка, которым отличаются магазинные, удавленные из-за недостатка кормов. Осторожно, будто оперировала живую, разрезала тушку на несколько частей. На дно сковородки она высыпала и разровняла почти полпачки соли, крупной, серой. Девушка, высунув кончик языка, с детской старательностью разложила кусочки курицы в сковородке так, чтобы они касались соли только костями. Вдруг оторвалась от этого занятия и посмотрела зелеными глазами внимательно и с непонятным вопросом. Просто не успеваешь понять этот вопрос, потому что дольше мига ее взгляд не выдерживаешь, дыхание перехватывает от сладостного чувства.

– Допрашивали меня часа три. Отпечатки пальцев сняли, – показал Женя пальцы с остатками черной краски на подушечках. – Никак не отмою.

Девушка открыла духовку, поставила туда сковородку с курицей и, разгибаясь, еще раз стрельнула глазами. Насладившись мужским замешательством, резко повернулась, обдав воздушным вихрем, пропитанным сладковато-горькими духами, и выпорхнула из кухни, как-то сразу растворившись в полумраке коридора и озвучив свое передвижение лишь хлопком двери в комнату.

– …Ты слушаешь меня? – раздраженно спросил Хмурый.

– Да.

– А почему не отвечаешь? По три раза повторять?!

– Если сам не забыл.

– Чего не забыл? – не врубился Женя. – Странный ты сегодня. На голых баб пересмотрелся?

– Не без этого.

– А-а, – догадался он, – Инга понравилась?

– Кто ее привел?

– Макс. Пошел в магазин за куревом и вернулся с ней. Он девок с пол-оборота снимает, – сообщил Женя. – Что вы в ней нашли?! Симпатичная деваха, не больше.

– Разве Яся красивее?

– Сравнил! – Хмурый от возмущения забулькал ртом, будто под водой пускал пузыри, и после продолжительной паузы добавил: – Куда ей до Ярославы?!

Конечно, куда?! Ноги у Инги длиннее, плечи уже, лицо не мужественное и уж совсем не похожа на манерного гомика.

– Пойдем, посидишь с нами, – пригласил Женя в благодарность за то, что не услышал реплик по поводу внешности Яси.

– Неудобно.

– С Максом все удобно! Классный чувак! – похвалил Хмурый и потащил за собой.

Рука у него цепкая, не вырвешься.

– А кто к нам пришел?! – радостно закричал пьяненький Рамиль. – Налейте ему, пусть выпьет с нами, фалян-тугэн!

В комнате появилась вторая кровать. Женя отдал ее Олегу, утверждая, что, благодаря гостям, привык спать на полу, но все догадывались, что это был способ избавиться от непрошенных гостей, которые, пользуясь неумением Хмурого говорить «нет», постоянно у него ночевали. Обе кровати стояли у правой стены. Возле первой от окна находился письменный стол, который так и не обзавелся ящичками. Сейчас на нем выстроилась батарея бутылок с длинными узкими горлышками и яркими этикетками с надписями на иностранном языке, окруженных гранеными стаканами, наполненными на треть янтарным вином. Терпкий аромат вина заглушал духи Инги. Рамиль сидел на кровати у самого окна, рядом с ним – Олег, следующий – Макс, потом, на углу стола, не боясь, что семь лет не выйдет замуж, – Инга. Остальным места на той кровати не хватило, пришлось сидеть на Олеговой, сбоку от стола.

– Как это ты компьютер бросил?! – стебался Рамиль. – Смотри, прогул поставит! А три прогула набежит, компьютер обидится и перестанет работать!

– Он на дураков не обижается.

Рамиль заржал громче всех.

– Штрафную ему, фалян-тугэн! – скомандовал Рамиль и сам выполнил, вбулькав в него вина чуть ли не с верхом. – За нового обитателя нашей коммуны! За самого красивого! – провозгласил Рамиль тост, поглядев на Ингу блестящими глазами. Умел он влюбляться мгновенно и по десять раз на день.

Макс посмотрел на Ингу с недоумением: неужели это о ней идет речь? И улыбнулся: шучу!

– Мне есть, где жить! – весело ответила она высоким голосом, по которому легко можно было догадаться, что ей здесь нравится.

Наверное, она улыбается, но посмотреть боязно. Вдруг опять встретишься с ее взглядом – будто застукает за подсматриванием. Боковым зрением она воспринималась как темный силуэт в золотистом ореоле. Так бывает, когда смотришь против солнца. Иногда из ореола как бы выпадали части ее тела, вполне материальные, разве что очень красивые: нога с серебристым педикюром, обутая в белую босоножку, тонкий ремешок которой вдавился в загорелую, гладенькую кожу и по обе стороны его образовались более светлые полоски; узкая кисть с длинными пальцами и закругленными ногтями с бесцветным маникюром, на безымянном – серебряный перстенек; приоткрытые губы, припадающие к наклоненному граненому стакану и как бы впитывающие в себя янтарный цвет вина, становясь чуть темнее, приобретая багряный оттенок; прядь волос, загнутая внутрь, густая и с более светлыми, но не седыми, нитками; и очень редко – глаза, точнее, веки с подчерненными ресницами и частичка белка, потому что Инга все время смотрела вправо, на Макса.

– …Ну, не скажи! Это кому что на роду написано, – говорил он. – Когда я в стройбате служил, у нас случай был. Сдавали объект, высокий, с семиэтажный дом. Надо было леса разобрать – металлические клетки такие. Молодой зацепил страховочный карабин не за нижнюю клетку, а за верхнюю, откинулся, чтобы ею не зацепило, и показывает крановщику: вира! Тот поднял клетку, карабин соскочил, и салага спланировал на землю. Все кости переломал, его можно было, как ковер, в рулон свернуть. Думали, все, кранты пацану, а его даже не комиссовали, через полгода дослуживать вернулся. Буквально на следующий день черпак красил внутри здания оконные рамы, стоя на табуретке. Поскользнулся на разлитой краске, упал, ударился головой об угол табуретки – и завернул ласты!

– А у нас в Сибири… – начал было Хмурый.

– Да-да, знаем, – перебил Макс. – Вы с бульдозером откуда только не падали. Всё в дребезги, даже бульдозер, а тебе хоть бы хны!

Обычно после таких подковырок Женя нахмуривался больше обычного, молчал несколько минут, потом говорил какую-нибудь гадость, не в тему и не тому, кто обидел, и уходил, от души хлопнув дверью, а остатки злости вымещал на самодельном макеваре – метровом бревне, обернутым тонким поролоном и подвешенном на толстой витой веревке в комнате на крюк для люстры. На Макса не обиделся, даже заулыбался иронично, будто сам кого-то грамотно поддел.

– Рамиль, ты знаешь, что сказал губернатор штата Северная Каролина губернатору штата Южная Каролина? – задал вопрос Макс.

– Нет, – ответил Рамиль и напрягся, готовясь услышать откровение.

– «У нас слишком большие промежутки между тостами!» – процитировал Макс.

– Намек понял! – Рамиль налил всем по полстакана, а Инге – две трети. Он прямо светился любовью к ней, как бы компенсируя холодность Макса, кажущуюся или действительную, скорее, первое. – Выпьем за Ингу, самую красивую гостью этой квартиры! Это самое, к нам редко кто заходит, и такие все страшные, ну, разве что Ленка Андрюхина, – заметив набыченный взгляд Жени, добавил: – ну, еще Яся, но она уехала, давно уже, – он запнулся, вспоминая, просто так ли болтает или тост произносит: – Ага! Фалян-тугэн! Выпьем за Ингу, за то, что она такая, такая!.. – он так и не нашел подходящее прилагательное.

– Не врешь? – спросил его Макс и посмотрел на Ингу пытливо, точно хотел разглядеть что-то, что видят другие, а ему не удается.

Она спряталась от его взгляда за поднесенным ко рту стаканом. Пила долго, но когда поставила стакан на стол, оказалось, что вина в нем почти не убавилось. Узкая рука с округлыми ногтями плавно, будто воровала втихаря, скользнула над лакированной темно-коричневой поверхностью стола, отразившись в ней, к красно-белой, открытой пачке, оскалившейся желтыми зубами – фильтрами сигарет. Неумело вытянула одну, повертела. словно не знала, с какой стороны надо прикуривать, поискала взглядом зажигалку. Следом за ней потянулись к пачке Макс, Рамиль, Олег и даже некурящий Женя. Олег выхватил из кармана черную пластмассовую зажигалку, крутанул большим пальцем колесико и поднес вытянутый, похожий на острие копья, синеватый язычок пламени к сигарете девушке, потом дал прикурить Максу. Задув пламя, крутанул колесико еще раз, прикурил сам и дал Рамилю. Женя повертел сигарету у длинного носа, обнюхал и положил на место. Дым выпускали по очереди и против солнца, от Инги к Рамилю, словно соблюдали договор. Над серединой стола все увеличивался сизый сугроб, который напоминал подтаявшего снеговика с бутылками вместо ног. Вскоре Инга спряталась за дымом, не разглядишь. Силуэт ее потерял ореол, стала похожа на тень. Такой она иногда появлялась на экране монитора во время перезагрузок: на темно-сером фоне проступало более темное лицо, на котором почти не разглядишь глаза, нос и губы.

Ударили в плечо, не больно, однако от неожиданности в груди лопнул шарик страха и осколки стремительно разлетелись, затухая, по телу к похолодевшему темени и кончикам пальцев.

– Что молчишь, как коммунист на партсобрании?! Тебя спрашивают! – прокричал прямо в ухо Хмурый. – Или ты только о компьютерах можешь разговаривать?

– Было бы с кем.

– Можешь со мной! – азартно предложил Женя.

– Бисера жалко.

Пауза продолжалась несколько секунд, словно звуки вязли в клубах табачного дыма и надо было приготовиться, вдохнуть воздуха побольше и дунуть посильнее, чтобы разогнать его, а только потом смеяться. С Максовой кровати выдохнули почти разом и захохотали от души. Сизый снеговик качнулся, припал к столу, будто хотел лечь на горлышки бутылок.

Макс взвизгнул по-поросячьи и задрыгал под столом ногами, отчего создалось впечатление, будто небольшая чушка прорывается оттуда к двери. Новые выхлопы хохота окончательно разметали сугробы дыма, от снеговика не осталось и следа.

– Классная у нас тусовка! Макс, Олег, вы… ну, это!.. – здесь надо было уже рвать на груди рубаху, но на Рамиле была майка. Он схватился за бутылку: – Давайте выпьем за это, ну, в общем, чтоб у нас всегда было дружно, весело и это!.. – он захлебнулся от избытка чувств.

– Будут деньги, не соскучимся, – пообещал Макс, – а за ними далеко ходить не надо, – стукнул он каблуком по полу, под которым находился ювелирный магазин. – Вьетнамцы нам помогут!

Макс и Олег по утрам до открытия магазина занимали в него очередь, а потом продавали ее тем, кто спешил вложить обесценивающиеся «деревянные» в золото. В основном их клиентами были вьетнамцы. Эта несложная работенка приносила им больше дохода, чем уборка по вечерам Столешникова переулка. Впрочем, Макс уже забыл, с какой стороны берутся за метлу.

Вино хоть и пахло хорошо, а на самом деле – подкрашенная вода. Только у донышка появлялся привкус, напоминающий раствор марганцовки. Хотелось соскрести этот привкус зубами с языка и сплюнуть, а очистившись, дотронуться затвердевшими, будто сведенными судорогой губами до губ Инги, прорвать вкус помады и обжечься о них.

Она повернула голову и посмотрела потемневшими глазами, похожими на заросший зелеными водорослями волнолом, о который взгляд разбился и обсыпался мириадами брызг.

This program has performed an illegal
operation and will be shut down.
If the problem persists,
contact the program vendor.[7]7
  англ. – Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта. При ошибка повторится, обращайтесь к разработчику программы.


[Закрыть]

Русла подземных переходов

забиты

корягами плоти,

которые ловят

презренье и жалость

на крючки ладоней,

дрожащих с похмелья.


Зима наступала нерешительно, точно никак не могла поверить, что пришел ее черед. Позавчера шел снег, а сегодня всю ночь поливал дождь. Он посмывал с улиц и крыш домов серые пятна снега, освободил лужи от тонкого, хрусткого льда. Заодно и из людей вымыл остатки летней светлости. Они шагали по улицам ссутуленные и насупленные, обходя друг друга как можно дальше.

Впереди глухо отбивала такт каблуками черных ботинок с выпушкой поверху изящная девушка в длинной черной кожаной куртке, перетянутой поясом в тонкой талии. Из куртки выстреливались стройные ноги в колготках телесного цвета и более темным узором-змейкой сбоку. Плечи и голову скрывал красный зонт с черными пластмассовыми наконечниками на спицах. Наверное, и личико красивое, как ноги, а может, и нет, может, похоже на зонт – круглое и красное, с набрякшим простуженным носом. Она приостановилась, шаг пошире – и обгонишь, заглянешь в лицо. Правая нога быстро погрузилась в холодную воду, которая полилась в ботинок сверху.

– Осторожней! – отшатнувшись от брызг, возмущенно воскликнула девушка и показала из-под зонтика милое личико с искривленными обидой, тонкими губками, вишневыми, подведенными по контуру темным карандашом, увеличивающим миллиметра на три верхнюю и нижнюю. – Все колготки испачкал!

– Снимай, постираю.

Губки сразу разгладились, а затем приоткрылись в улыбке. Она посмотрела ожидающе. Одно слово – и завяжется знакомство, которое может закончиться как угодно. Поверх ее лица вдруг наложилось Ингино. Шаги девушки какое-то время еще слышались позади, а потом слились с топотом других прохожих.

В прихожей у телефона сидел Макс. Придерживая трубку левым плечом, он что-то записывал в тетрадь, которая лежала на коленях. Не переставая писать, махнул левой рукой: подожди, дело есть.

– Цена? – спросил он в трубку и повторил услышанное: – Сорок пять центов. Есть. Еще что?.. Тогда все, жди звонка.

Последние две недели Макс и Олег висели на телефоне с утра до поздней ночи. Даже Антонина Михайловна не могла позвонить. По вечерам она стояла у двери своей комнаты и со скорбным видом человека, у которого болят зубы, прислушивалась к чужим телефонным разговорам. Макс и Олег решили навариться на посредничестве. В Москве образовалась длиннющая цепочка телефонизированных халявщиков, которые передавали друг другу сведения о товаре, накручивая свою надбавку. Макс утверждал, что кто-то когда-то на этом сорвал солидный куш. Интересно, какой дурак будет переплачивать, если может послать всех посредников – что они ему сделают, даже не зная, кто он такой?! Макс и сам сомневался, но, по его словам, уж больно азартным был процесс. Да и других легких заработков не было. Столешников опять стал просто переулком, а в ювелирном золота теперь больше, чем покупателей, потому что инфляция сделала всех одинаково бедными.

Макс закрыл тетрадь, заложив страницу ручкой.

– Слушай, тут такое дело, – начал он, массируя левое плечо, – Рамиль позвонил, просит, чтоб подвезли товар, уже почти все продали, а я не могу, с Ингой договорился, скоро подъедет. – Он догадывался, что ему не верят и знал, что не откажут. – Нельзя, чтобы дама ждала.

Она почти каждый вечер томится в его комнате, ожидая, пока Макс наиграется в посредники. Но отказать ему – отказать ей.

– Груз не тяжелый, помазки бритвенные, – продолжил Макс. – Подожди, оденусь, сходим за товаром к вьетнамцам.

Несмотря на пьянки и любовь к красивым жестам, Макс обзавелся темно-коричневой курткой из тонкой кожи с массивной желтой молнией. Впрочем, куртка – тоже красивый жест. Олег, который до сих пор ходит в одолженной у Рамиля болоневой курточке, долго бухтел по поводу такой расточительности: деньги-то зарабатывал в основном он.

На улице повстречалась еще одна девушка в черной куртке и с красным зонтом. Казалось, что это та самая, ходит туда-сюда, ожидая, когда ей обрызгают колготки еще раз. Женщины с одинаковым усердием твердят о своей неповторимости и строго следуют моде, чтобы не отличаться от других. Нет, оказалась не та, поплоше личиком.

В переходе под Пушкинской площадью торговали цветами и газетами и журналами. Новых изданий в продаже появилось столько, что на каждого читателя хватит по одному. По обе стороны тоннеля стояли столики, на которых были разложены журналы, в основном зарубежные. Женщины интересовались модами, мужчины – голыми девицами. Цены на журналах были указаны двойные: купить и посмотреть. На смотрины кое-кто раскошеливался, а покупали редко. Примерно через каждые десять метров столики с печатной продукцией разрубали на отрезки торговцы цветами. Женщины обходили их как можно дальше, цепляя бедрами столики на противоположной стороне. Как бы уравновешивая красоту, неподалеку от цветов обязательно стоял или чаще сидел прямо на полу нищий, мужчина или женщина, с обязательной грязной картонкой, на которой четко, крупными буквами и на удивление безграмотно был нацарапан удар по состраданию: «Люди добрые помогите Христа ради…» Дальше сообщалось, из какой горячей точки сбежал нищий. Вспыхивал где-нибудь новый конфликт – и все московские нищие оказывались беженцами оттуда.

У входа в «Макдоналдс» выстроилась очередь. Все с головы до ног – от кепки до ботинок – в натуральной коже. Доперестроечное богатство пахло джинсовкой, нынешнее – натуральной кожей. Даже нищий здесь был в кожаной куртке, надетой поверх нового камуфляжного костюма нараспашку, чтобы видна была медаль «За боевые заслуги», – одноногий молодой парень. Он опирался на красновато-коричневые костыли и выставлял вперед холеную белую руку с голубым десантным беретом и уполовинненую ногу с подколотой булавкой пятнистой штаниной. Во взгляде была не просьба, а требованье. Выходящие из ресторана подавали ему щедро. Наверное, за то, что не раздражает взор лохмотьями и язвами. Неподалеку от нищего стояли мужчина и две женщины с плакатами, протестующими против повышения цен в американском ресторане. Судя по ухоженным лицам без отпечатка злобной совковости, все трое были иностранцами. Да и какой русский додумается до такой глупости?! В «Макдоналдс» ходят те, кому деньги некуда девать, а таким, чем дороже, тем престижнее.

Макс привел во двор старого дома. Здесь давно не убирали, бумажки успели посереть. У входа в подъезд валялся дырявый, с вмятиной, желто-зеленый, резиновый мяч. Во вмятине накопилась вода. Макс кинул в нее недокуренную сигарету. Она, пшикнув, выпрыгнула из впадинки и медленно поползла вниз по мокрому боку мяча.

– Подожди здесь, – сказал Макс.

На дереве, под которым стояли два серых мусорных контейнера, наполненных с верхом, закаркала ворона. Ее было трудно разглядеть – сливалась с потемневшим, мокрым стволом дерева. Птица слетела на землю, опустилась рядом с остатками песочницы, напоминающей пятно размытой, бледно-желтой краски. От песочницы к контейнерам перебегала толстая крыса с длинными розовыми сосками. Ворона догнала ее, схватила за хвост. Крыса обернулась, встала на задние лапы, согнув передние у груди, отчего стала похожа на каратеиста. Роста она оказалась почти такого же, как птица. Ворона отпустила хвост и отпрыгнула, а когда крыса побежала дальше, догнала и тормознула вновь. Крыса опять приняла боевую стойку и была отпущена. Так продолжалось до тех пор, пока крыса не спряталась под мусорный контейнер. Ворона села на контейнер сверху, на самый край, принялась рыться клювом в мусоре, но время от времени поглядывала вниз, поджидая крысу.

Макс вышел из подъезда с двумя большими сумками из синтетического волокна, сине-белой и красно-белой. Обе были натрамбованы от души.

– На, – протянул он красно-белую, которую нес в левой руке. – До метро помогу, а дальше сам потащишь. Схему не потерял?

Перед выходом из дома он дал лист бумаги, вырванный из тетрадки в косую линейку, таких сейчас и не найдешь уже, на которой была нарисована схема рынка в Лужниках и обозначены места, где торгуют Рамиль и Олег.

– Шустрые ребята – вьетнамцы. Такая мелкота, а дела заворачивают… – сказал Макс. – Жил у нас в соседнем дворе такой же мелкий, только кореец, кажется. Играли мы в футбол и выставили окно на первом этаже. Мяч разбил первое стекло вверху, упал между рамами. Подоконник был высоко, вот корейца, как самого мелкого, и подсадили, чтобы мяч достал. Залез он, переклонился через разбитое стекло – а оно посередине пикой торчало, – не достает. Он на цыпочки привстал, тянется – никак. Вдруг ноги соскользнули, и он накололся на пику. Орет, дергается и опускается все ниже. Кровища ручьем по стеклу. Пока взрослых позвали… – он присвистнул и перехватил сумку другой рукой.

Ноша была не очень тяжелой, но неудобной, об ногу билась. У входа в метро Макс отдал вторую сумку и сунул в карман деньги на входной билет на рынок.

– С рук не бери, в кассах сейчас очереди уже нет, – сказал он. – Передашь ребятам, что вьетнамцы подняли цену на червонец.

Макс швырнул несколько мелких купюр нищенке, одетой в рваный и грязный болоневый плащ и обутой в дырявые тапочки со стоптанными задниками. Голые ноги ее покрывали синие узлы вен.

С двумя сумками идти было удобнее, хоть и тяжелее. И постоянно стукаешься ими об такие же сумки в руках других людей. Такое впечатление, что вся страна кинулась в торговлю. Синтетические сумки стали символом эпохи «купи-продай».

В вагонах орудовали другие нищие – «говорящие». На «Чеховской» вошла цыганка с выводком мал-мала-меньше. С тем неповторимым цыганским произношением – акцент не акцент, а будто преднамеренное коверканье слов, – оттарабанила речь и пошла по вагону, собирая деньги и останавливаясь перед теми, кому надо было особое напоминание. Почти все ее остановки оправдывались. Обобранные люди, видимо, еле сводящие концы с концами, кривились, точно сами забрали у кого-то последнее. Дети терроризировали неохваченных мамашей: подойдут к женщине или мужчине и молча дергают за одежду, глядя прямо в глаза. Работали неспешно, но за перегон прочесали весь вагон.

В переходе с «Боровицкой» на «Библиотеку Ленина» трудились старушки. Одна, сухонькая, подвижная, шла навстречу потоку и требовательно протягивала руку. Получив купюру, быстро прятала внутрь своих черных одежек, которых было много, наверное, весь свой гардероб напялила. Другая, тоже худая, сидела на раскладном стульчике у стены и держала на коленях картонную коробку из-под обуви с двумя крошечными котятами и картонкой с довольно грамотной просьбой подать на корм животным. Котятам на неделю хватило бы пакета молока. Почти у эскалатора, мешая пройти, стояла толстая тетка с раздутой, сырой физиономией, будто всю ночь пила воду. Эта просила на лечение. Конечно, простоишь в такой толчее и духоте несколько часов – никакого здоровья не останется.

На «Спортивной» по центру зала стояли перекупщики, предлагали входные билеты на рынок «почти задаром и без очереди». Кое-кто покупал у них. Рынок, можно сказать, начинался прямо от выхода из метро. Слева и справа выстроились в изломанные шеренги сручники и чего только не предлагали. Нищих было столько, что перестаешь их замечать.

В кассах, действительно, не было очереди. Работало их несколько, обслуживали быстро. Билеты рвали мордовороты с синими выписками из уголовного кодекса на здоровых лапищах. От них несло свежим перегаром, но на ногах стояли твердо. Между высоченным забором из металлических прутьев и началом торговых рядов было свободное пространство шириной метров в десять, словно для разгона. Разбежался и вклинился в поток, который сдавливает со всех сторон и несет за собой, успевай только ноги переставлять, иначе затопчут.

Сначала глаза выхватывают товары, разложенные на прилавках и развешенные на веревках и шестах в несколько ярусов, а уши – зазывные крики продавцов, но вскоре предметы и звуки сливаются во что-то одно, не поддающееся описанию и обозначению, которое является частью потока. Вдруг видишь что-то яркое – кофточку, полотенце, мягкую детскую игрушку, – оно, гудя, приближается, как бы падает на тебя, потом резко отшатывается и исчезает, сменяясь другой вещью. У высокого круга стадиона толпа разделилась на несколько ручьев, выкинув на отмель прихваченный по пути мусор. Предметы и звуки разъединились и немного померкли. Теперь можно тряхнуть головой, возвращая ее в нормальное, дорынковое состояние и посмотреть на схему, нарисованную Максом. Картограф из него никудышный. Впрочем, здесь и по сверхточной военной карте не сориентируешься. Оставалось понадеяться на удачу.

В этой части рынка людей было меньше. Начинаешь замечать, что шмотки, новые, не растерявшие фабричные запахи, повторяются, что в их смене есть закономерность. Как бы в муфтах из товаров стояли продавцы, мужчины и женщины всех возрастов и национальностей, даже негр один попался. Какие-то они все были одинаково блеклые. Казалось, что лицо определяет товар, которым торгуют: женщина-майка, мужчина-джинсы, старуха-шампунь…

– Новое слово в чистке обуви! Всего одно движение – и ботинки новые! – прокричал над ухом парень, стоявший в проходе, наклонился и провел чем-то по ботинкам. Жест был удивительно холуйский. Ботинки действительно заблестели, как новые. Парень разогнулся и сунул под нос что-то в темно-коричневом пластмассовом футляре. – Понравилось? Покупай!

Ровесник и, может быть, студент. Хотя нет, интеллекта на лице не хватает даже на троечника из технического вуза. Здоровый, голодом явно не изнурен. Парень потупился и большие, оттопыренные уши полыхнули. Казалось. сейчас швырнет новое слово в чистке обуви на землю, выматерится и уйдет с рынка раз и навсегда, выбрав между деньгами и гордостью последнее.

– Всего одно движение!.. – послышался сзади голос парня, постепенно набирающий былую силу, звонкость.

Дальше посреди прохода играли в так называемую беспроигрышную лотерею. На столике были разложены картонки с номерами, стоял прибор, похожий на переносной телевизор, – мышеловка, а чуть в стороне – японская магнитола – кусок сыра. В газетах все время писали, что это мошенники, что еще никто никогда не выиграл, но народу возле лохотрона толпилось порядочно, и не разберешь, кто из них «свои», а кто будущие жертвы.

– Эй, парень, на билет, забесплатно, я выиграла, ухожу, – девица с толстым слоем черной туши на ресницах совала карточку с цифрой «7». – Счастливый номер, и ты выиграешь!

– Не смеши меня.

– Я что, похожа на клоуна?! – искренне возмутилась она.

Глаза ее, карие с желтыми стрелками, смотрели, не выражая ничего. Им было не до этого, пытались удержать тяжесть ресниц, на которых тушь лежала толстым слоем, как раствор на кирпичной кладке.

– А я – на лоха?

Девица в ответ моргнула, верхние ресницы рухнули на нижние, раствор на раствор, и на щеки полетели брызги – несколько черных тонких частичек.

Метрах в трех от лохотрона стоял голубой вагончик, рядом с которым переминались с ноги на ногу четверо качков с извилиной на лбу: пытались что-то вспомнить, а что – уже забыли. Они пили пиво из бутылок. Рядом с ними, но как бы сами по себе, пили такое же пиво два милиционера, похожие на качков как фигурами, так и тупыми ряхами, полными презрения и беспредела. И те, и другие следили за порядком, который был у них общий.

Сзади схватили за рукав, сильно дернули, и раздался веселый голос Рамиля:

– Эй, ты куда?!

– Не заметил тебя. Тут такая толкотня…

– Я сначала тоже не мог врубиться. Пока место свое найду, час проплутаю, фалян-тугэн, – признался Рамиль, забирая сумки.

Он хотел еще что-то сказать, но, как всегда, захлебнулся в чувствах, и молча протиснулся в узкий проход между фанерными столиками, на одном из которых стояли открытые коробки с помазками для бритья, а на другом лежали пляжные сумки – прямоугольные кусочки лета. За вторым столиком торговала женщина в возрасте немного за сорок с рыжими, крашеными хной, волосами и с тем выражением лица, которое между женщинами считается умным.

– Друган притащил еще две сумки, будет, чем торговать! – сообщил Рамиль рыжей соседке и сразу повернулся к ней спиной. – Одну сумку надо отнести Олегу. У него место получше, я ему свое уступил, он уже все распродал. Сам отнесу. Ты пока найдешь, рынок закроется. Поторгуешь вместо меня. Вот цены, – показал он картонку, на которой через кривую линию были написаны розничная и оптовая цена. – Будут покупать больше десяти коробок, можешь скинуть немного.

– Чуть не забыл, Макс передал, что вьетнамцы подняли цену на десятку.

– Чурки узкопленочные! – беззлобно ругнулся Рамиль, который, как и большинство нерусских, любил обзывать более нерусских. – Алла, дай ручку, – обратился он к соседке. Повысив цену на помазки, он вернул ручку и попросил женщину: – Поможешь ему, если что. За мной не заржавеет!

– Да?! – кокетливо молвила она и сразу помолодела лет на пять.

– Конечно, фалян-тугэн! – пообещал он и вклинился с сине-белой сумкой в толпу покупателей.

– Учитесь вместе? – спросила Алла, проводив Рамиля добрым, материнским взглядом.

– Да.

– Легкий человек. С таким хорошо преодолевать трудности, – сказала она.

– Но выбираем мы тех, с кем хорошо преодолевать радости.

Алла улыбнулась, но ничего не сказала, потому что к ее столику подошли две женщины, толстые и кургузые, казалось, при ходьбе цепляющие задницами землю. Они долго рассматривали сумки, мяли, дергали, терли, разве что не нюхали, а купили по помазку. Они уже собрались идти дальше, но появилась третья, такая же кургузая, коротко поторговалась, сбив цену, и забрала два десятка сумок. Первые две и сами купили по сумке.

– Интересно, зачем им зимой летние сумки?

– А вдруг до лета исчезнут?! – иронично произнесла Алла. – Привыкли про запас брать. Мало ли что? Вдруг завтра начнем в обратную сторону перестраиваться?! В нашей стране… – она не закончила, показала рукой на толпу неподалеку от лотерейщиков. – Последи за той цыганочкой.

Девочке был лет семь-восемь. Одета в грязную, длиной до земли, красную юбку в желтую косую полоску, сиреневую кофту до коленей и с закатанными рукавами, наверное, материнскую, и блестящую косынку, из-под которой торчали назад и вбок две короткие косички с серебристыми грязными ленточками. Она шла рядом с женщиной, которая тащила баул. Женщина остановилась, пережидая, когда впереди рассосется пробка. Цыганочка прилипла к ней на несколько мгновений и отошла, пряча под кофту что-то в прозрачном пакете, кажется, мужскую рубашку.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации