Текст книги "Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика"

Сцена четвёртая

Ночь, в комнате темно, за окном светит луна. Витя, Катя, Саша спят. Входит Люся. Задевает что-то звонкое ногой, ударяется обо что-то.

Александр (шёпотом). Какая-то ты неуклюжая, Люся.

Люся (тоже шёпотом). Какая есть. Если я буду стараться не шуметь, еще хуже будет. (Ложится рядом с Александром.)

Александр. Пришла? (Целует её.) Люся, у тебя СПИД. У меня было сегодня прозрение.

Люся. Чего?

Александр. У тебя СПИД. Значит, покончишь с собой?

Люся. Откуда?

Александр. Заразилась от кого-то.

Люся. Если только от тебя. У меня за последнее время было только с тобой, и только с тобой я не предохранялась.

Александр. Правда, только со мной было, а с Гусевым?

Люся. А, да.

Александр. Я шучу. Эх, Люся была бы ты девушкой поприличней, я бы в тебя влюбился.

Люся. Ты думаешь, у меня так много было?

Александр. Мало?

Люся. Человек шесть-семь. Может быть десять. У меня просто в характере есть такая вещь, что лучше один раз получить парня, и быть очень счастливой этот день, чем вообще ничего не иметь. Поэтому если мне кто-то нравится, я его беру.

Александр. А еще ты за подругами поведение копируешь.

Люся. Вот такая я повторюшка.

Александр. Я бы сказал вторюшка.

Люся. А ты мне обещал, когда со мной переспал, что будешь меня любить. И соврал.

Александр. А тебе так моя любовь нужна?

Люся. У меня еще никогда ничего серьезного не было. Хочется. Чтобы меня любили. На руках носили.

Александр. Ты добрая, Люся, естественная. Таких мало.

Люся. Правда? Правда? (Целуются.) Ты хочешь со мной переспать?

Александр. Нет, я тебя люблю. Не хочу опошлять отношения.

Люся. Правда?

Александр. Только тебе любовь нужна для коллекции. Так попробовать.

Люся. Не знаю. Может быть, я изменюсь. Я же не смогу всю жизнь гулять.

Александр. Как изменишься, позвони. Я буду ждать этой минуты. Люся, я тебе очень доверяю. Кате о том, что я тебе скажу, пока не говори… Ты заметила Гусев какой?

Люся. Заметила. А что с ним?

Александр. У него ВИЧ. СПИД. И тебе нужно тоже провериться. А теперь, если хочешь, давай «переспим» с презервативом.

Сцена пятая

Витя набирает за компьютером. Входит Александр. Немного пьян.

Витя. Всё по девочкам?

Александр. Ну не по мальчикам же. (Пауза.) Я тебе звонил, мы в Измайловский парк ходили, хотел тебя с собой взять. Вот видишь (показывает мобильный), последний вызов: Гусев.

Витя. Как-как я у тебя записан?

Александр. Гусев.

Витя. Я думал – Витя.

Звонит мобильный Александра.

Александр. О, Люся. Ты с кем? Понятно. Да ладно. Пришла в клуб в стельку трезвая. Смотри у меня. Обещала не изменять. С кем? Антон, значит… Только честь ему не отдавай. Честь моя, моя лишь честь. До завтра.

Витя. Вы с Люсей подходите друг другу. Типа две шлюхи.

Александр. Ты чего нервничаешь? Я, считай, от тебя удар отвёл: всё ей сказал, утешил, у нас теперь любовь, пока платоническая, как кончится скрытый период, я её сам отведу в больницу.

Витя. Ты сам провериться не забудь.

Александр. А представляешь, вы все заражены, а у меня ничего нет.

Витя. Свяжем и изнасилуем, понял?

Александр. Да, я сам отдамся. Как же я друзей-то оставлю. Я вот знаешь, что грешным делом подумал: что страшнее – ВИЧ или зубная боль? Если зубы сильно болят, то хочется выброситься. А смертельно больной человек живёт себе до поры до времени, ничего не чувствует. На каком-то отрезке времени ты счастливей меня.

Витя. Дурак ты, блин! Да я бы любую зубную боль пережил, без денег, без дома, на улице бы жил, только бы не умирать! Мне ничего не надо!

Александр. Нет, что-то в этой мысли есть. Я рассказ про это пишу.

Витя. Чего??! Ты про меня пишешь?!!

Александр. Пишу, я же писатель.

Витя. Главным редактором каким-нибудь хочешь стать?! Или секретарём Союза писателей?! Станешь! Будешь таким же, как они, ссутуленным мудаком! Будешь!

Александр. Да ладно, я пошутил.

Входит Катя.

Катя. Витя, ты мне очки сделал.

Витя. Пошла ты! (Бросает ей мобильный.) Тебе опять Ваня звонил. Ты хоть бы телефон не оставляла свой в комнате.

Катя. Да? Что сказал?

Витя. Тебя хочет. (Собирает её вещи.)

Катя. Да, да, давай. «Пошла вон отсюда» скажи.

Витя отдает ей вещи.

Катя. Я отсюда никуда не уйду, я здесь убиралась. Витя, хватит!

Садится на пол, ревёт.

Александр (совсем пьяным голосом). Сумасшедший дом. Если я сам труп, то я все равно не хочу находиться среди трупов. (Шатаясь, выходит.)

Сцена шестая

Александр пьёт пиво. Входит Люся.

Александр. О, любимая моя.

Люся. Любимый. Заметь, я это ещё никому не говорила.

Александр. Детка.

Люся. Деточка.

Александр. Завтра поведу тебя в больницу. У тебя срок вышел, теперь всё, покажет, если больная. Ты как поступишь с Гусевым, если вдруг?

Люся. Я ему закачу истерику! Или просто разговаривать не буду. Я ему это вообще не прощу никогда, он ведь меня во сне, я ничего не помню. А Катьку вообще изнасиловал.

Александр. Я знаю.

Люся. Странно. Ты читаешь об этом в журналах, но никогда не думаешь, что это произойдёт с тобой. Ты думаешь – это страшная сказка, которая навсегда останется сказкой.

Александр. Мы не верим в смерть. Витя, например, всё равно верит, что всё будет хорошо. Что изобретут лекарство и его вылечат. Он об этом много говорит. А ещё он верит, что те лекарства, которые сейчас есть – продлят его жизнь лет на пятнадцать. Хотя, когда он мне рассказывает, что умер такой-то ВИЧ-инфицированный (он сейчас ходит в клуб ВИЧ-инфицированных), я у него всегда спрашиваю: «И сколько он прожил?» Обычно три-четыре года. А иногда ему кажется, что он завтра умрёт. В общем, непонятная штука. Я, кстати, тебе точно скажу, мне иногда страшно здесь пить, есть, я знаю, что СПИД в быту не передаётся, но все равно боюсь. Ем, пью, здороваюсь только потому, что боюсь его обидеть.

Люся. Я вообще, наверно, не буду с ним общаться.

Александр. Если мы здоровые, то это будет выглядеть некрасиво.

Люся. Ну, он непредсказуемый какой-то, он нас убьёт так.

Александр. Больше всего он злится от одиночества, от того, что некому сказать. Я сегодня вечером всё расскажу Кате, завтра втроём пойдём в больницу. Наконец всё узнаем.

Люся. Вот так, детка.

Александр. Над ним врачи знаешь как издеваются. Ему сказали, что, так как он студент, ему можно полис сделать и лечиться здесь. Он месяц ходил, его на хрен везде посылали. Такие деньги на него тратить никто не хочет. А он думает же, раз заболел смертельно, теперь ему все обязаны. Кому это надо.

Люся. Твоя Яна меня замучила. Она, оказывается, ревнует тебя ко мне.

Александр. Ну, у неё есть перед тобой явное преимущество. Она в восемнадцать лет девственница притом, что очень красивая. Не утратила чистоту и духовную глубину.

Люся. Глубину? Мне Даша Полевая сказала, что она просто так себя ставит, а сама с шестнадцати лет уже шалавит.

Александр. Откуда Полевая-то знает – крыса?

Люся. Они обе из Краснодара.

Александр. Я этой крысе не верю.

Люся. Яна меня бесит!

Входит Катя, в руках у неё букет роз.

Люся. Кто тебе это подарил?

Катя. Ваня.

Александр. А как же Гусев?

Катя. Я просто цветы взяла. Не выкидывать же букет? Саша, вы опять намусорили. За вами уже Витя стал убираться. Если он добрый, то это не значит, что на нём можно ездить.

Александр. Ну вот, пристыдили.

Катя. Нет, я серьёзно.

Александр. Люся, давай посуду помоем.

Берут грязную посуду в тазике. Входит Витя.

Витя. Цветы. Мне?

Катя. Нет, это мне подарили.

Витя берёт букет, выбрасывает его в окно.

Катя. Витя, ты чего делаешь?!

Витя берёт её за руку, вытаскивает из комнаты.

Александр. Вот ведь любовь. У нас так же будет?

Люся. Не дай Бог!

Александр. Ты мне ребёнка родишь?

Люся. Потом. Если всё будет нормально.

Александр. Детка.

Сцена седьмая

Александр, Люся, Катя сидят на одной кровати.

Александр. Это вообще, за что на него столько несчастья навалилось?

Люся. Судьба.

Александр. Да, уж. Судьба. Она действительно существует. Только в этом нет ничего мистического. Судьба – это наше прошлое. Как бы там ни было, а прошлое должно быть у всех – это и есть судьба.

Люся. Я ничего не поняла, но это, видимо, что-то умное.

Катя. Я его боюсь теперь.

Александр. Учитель в Воронеже был его самым близким человеком. Всё одно к одному. Здоровый такой мужик был, бывший лётчик. Голос громовой. И умер в сорок четыре года. Инсульт. Странно. Теперь у Гусева нет ни одного близкого человека. Мы ему неблизкие.

Входит Витя.

Витя (мрачно). К вам покойник пришёл.

Александр. Ты пьяный, что ли? Ты же не пьёшь?

Витя. Я к врачу когда ходил, она мне говорила: «Я не понимаю, как вы здесь сидите такой спокойный, трезвый». Она очень меня жалеет.

Александр. Витя, успокойся.

Витя. Учителя моего убили. Он давно говорил, что его убить хотят. Отец меня на хрен послал, как узнал, что я больной. Он сказал, чтобы я вообще дома не показывался. Осёл! Наверно, боится за молодую жену. Я никому не нужен. Все на своей волне, все на своей волне. Никому ты, Витя, не нужен.

Александр. Хватит ныть! Достал уже! Ты что думаешь, тебе теперь все обязаны?!

Витя. Ты мне так не говори, Санёк. Ясно?!

Александр. Хватит ныть. Витя, я понимаю, что тебе сложно.

Витя. Ничего ты не понимаешь – это понять нельзя. Надо быть на моём месте. А вы ведь здоровые почему-то. Ладно, когда наркоманы заражаются, им жизнь всё равно не нужна…

Александр. Ты хотел, чтобы мы были больные?

Витя. Хотя бы не так грустно было бы. Я вот думаю, если даже изобретут эти лекарства, вылечат меня. Всё равно ничего не изменится. Я таким же останусь одиноким, каким был.

Катя и Люся сидят на кровати, опустив головы.

Александр. Мы ведь у тебя есть.

Витя. Вы на своей волне. Теперь между нами… (делает жест.) Я больной, вы здоровые. Учителя убили ещё…

Александр. Ты сам себя делаешь одиноким.

Витя. Детей у меня никогда не будет. Санёк, я слепну. Оказывается, у меня была врождённая болезнь глаз. Теперь из-за ВИЧ она прогрессирует. Окулист сказал, что я, скорее всего, через год ослепну совсем. А заразила меня эта сука специально.

Александр. Ты об этом не рассказывал.

Витя. И не надо тебе об этом знать, а то рассказ побежишь писать. Куплю пистолет и пристрелю ректора и Дашу Полевую. И эту суку. Все равно уже. А если ты рассказ напишешь, я и тебя пристрелю… Нет, не буду: слишком многих придётся убить. (Подходит к кастрюле, накладывает пельмени.) Надо поесть, а то я, может быть, пять дней есть не буду. Меня выселяют из общежития и отчисляют. Я ведь на занятия почти не ходил. Сегодня к ректору пошёл, рассказал, что болею, поэтому не ходил, попросил сдать зачёты сейчас. Он как узнал, что я больной, руками замахал, сказал: «Нам такие не нужны, сейчас же забирай документы». Так что всё.

Александр. Тебя что, выгоняют даже после того, как ты сказал об этом?

Витя. Да.

Александр. Я не думал, что ректор поступит так непорядочно.

Витя. А что непорядочно, его молено понять. Он старой закалки. Боится. Я теперь для него чумной. Это жизнь, сам виноват. Она просто влезла ко мне в постель. Я всего с ней три дня спал. На третий уже не хотел – надоела. Она пришла, сказала, что в комнате никого нет, попросилась переночевать. Естественно, мы с ней опять. Она сухая была, я себе всё натер об неё. А наутро пришла соседка, попросила её ключ от комнаты. Он, оказывается, у неё был. Я тогда думал, она просто хотела со мной. Оказывается, нет. Зачем-то специально заражала. Я понял, почему. Такое одиночество давит, что за непонимание хочется всем мстить. Будьте такими же, посмотрите, как это изнутри. Если бы не был таким дураком, то уже тогда бы понял, что она больная. Она говорила, что ей жить осталось пару лет, что её уже два раза из петли вытаскивали. Когда она уехала, выяснилось, что у меня гонорея. Но это выяснилось, а она уже уехала. Месяц назад она объявилась на сессию, и я ей предъявил. Она сказала: «У меня ничего не было. Это ты. А ты, может быть, меня ещё и СПИДом заразил? У тебя какие-то прыщи на лице. Ты проверься». И ушла. Меня после её слов как парализовало. Она ещё пьесу написала, где главная героиня болеет ВИЧ. Она, кстати, учится у того же мастера, что и ты учился. Я её убить сначала хотел, теперь нет. Пусть живёт и мучается. Умереть – это… Я и сам уже хочу умереть. Пусть у неё ноги откажут, руки, глаза.

Александр. Сколько ей лет?

Витя. Двадцать шесть. Представляешь, в Воронеж позвонил – отец запретил домой приезжать, потом другу – друг что-то промямлил и трубку повесил, я перезвонил, он не поднял. Ректор узнал и из института выгнал. Катя, пошли, поговорим в коридоре?

Катя. Я тебя боюсь.

Пауза.

Витя. Я хотел тебе сказать – уходи отсюда теперь. Гусь свинье не товарищ.

Снимает со стены перчатки. Выходит.

Александр. Ты уйдёшь?

Катя. Да, я боюсь.

Александр. Я тоже, я комнату нашёл в коммуналке, сегодня переезжаю. Вместе с Люсей.

Начинают собирать вещи.

Александр. Моя однокурсница из Питера любит петь песню «Как молоды мы были…» Первый тайм мы уже отыграли. Она считает себя старой в тридцать лет. Постоянно говорит: «Мне бы твои двадцать пять». Какая она глупая. Вот она, старость. В девятнадцать. Люся, ты понимаешь?

Люся. Я стараюсь не грустить.

Шум за дверью. Крики. Входят люди, несут Гусева.

Александр. Что?

Незнакомец. Он избил Дашу Полевую. Это его охрана. Сейчас «Скорая» приедет.

Кладут Витю на пол, тихо выходят. Александр, Катя, Люся стоят вокруг Вити, низко опустив головы. Медленная музыка.

Занавес

Мухи
Новелла

Вторая эриния. Как они красивы!

Первая эриния. Возрадуйтесь: преступники так часто стары и уродливы;

нам редко выпадает изысканная радость – разрушать то, что прекрасно.

Эринии. Эйа-а! Эйа-а!

Третья эриния. Орест – почти ребенок. Моя ненависть будет нежна, как мать. Я положу его бледную голову к себе на колени, я буду гладить его по волосам.

Первая эриния. А потом?

Третья эриния. А потом как проткну ему глаза – вот этими двумя пальцами! Эринии хохочут.

Первая эриния. Они вздыхают, шевелятся, скоро они проснутся.

Давайте, сестры, сёстры-мухи, разбудим преступных нашей песней.

Жан Поль Сартр. Мухи

Мать – 70 лет

Дочери:

Анна – 45 лет

Вера – 42 года

Люба – 25 лет

Андрей, сын Анны – 23 года

Эпизод первый

Русская изба. Темно. Свет исходит лишь от лампадки, которая висит у иконы. Женщина стоит на коленях, она молится. Её лицо светлое, безмятежное. Одета она в чёрное, на голове чёрный платок. Пламя от лампадки отражается в её глазах, бликует на ее лице. Это Вера.

Вера. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Ныне и присно, во веки веков. Аминь.

Едва она успела сказать «аминь», как дверь в комнату распахивается. Вперевалку входит мать. Она с трудом несёт свое грузное тело во время ходьбы, а, когда произносит слова, тяжело дышит. Следом за ней в комнату просочилась худая с морщинистым лицом женщина. Это Анна. Обе они одеты в чёрные платья. На матери чёрный платок, Анна – с непокрытой головой.

Мать. Беда случилась, Верочка!

Лицо Веры мгновенно утратило благолепие и безмятежность. Теперь мы видим, что женщина старше, чем нам показалось.

Вера. Мама, что случилось?

Анна (в слезах). Твоя сестра сошла с ума! У неё точно с головой не в порядке!

Мать. Может быть, правы были Кузнецовы, когда говорили, что как только человек денех много зарабатывать начинает – это не к добру… А мы думали, что завидують.

Вера поднимается с колен, садится на стул и молча смотрит на женщин.

Анна (плачет). Да как же это так Антошу убили, Андрюшу без ног оставили, а тётка с ними путается…

Вера медленно крестится. Мать сажает своё грузное тело на стул.

Вера. С чуркой с каким-то спуталась?..

Анна. Не просто с чуркой. С чеченом.

Вера. Хосподи! (Вера произносит это слово, будто захлёбывается. Крестится.)

Мать. Бедные вы у меня дочки, несчастные… Что ты, Аня, что ты, Вера… Только бы Андрюша не узнал!

На окне плотная занавеска. От этого темно в избе.

Эпизод второй

А на улице в это время день. Осень. С деревьев падают листья.

Много листьев. Весна красивая пора, но мудрее поздняя осень…

Когда живая природа уже осознала свой конец, но, несмотря на это, устраивает последний праздник.

Эпизод третий

Внутри двора. Деревья, под ними огромные кучи листьев. Сарай, около которого ходят курицы и утки, собачья будка – около неё на цепи сидит огромный пёс… Он кажется грозным. Неожиданный порыв ветра разметал по двору ворох жёлто-красных листьев.

Эпизод четвертый

На небе рваные облака. Полнеба занимают дикие птицы – они улетают. Слышен их крик.

Эпизод пятый

В конце двора стоит баня. В ней, на лавке, закутавшись в фуфайку, спит Андрей. Во сне его мучают кошмары. Он стонет, тяжело дышит, как будто пытается от кого-то убежать. У него нет ног. Протезы стоят рядом у лавки. Это превосходного качества импортные протезы.

Эпизод шестой

Мать. Ведь узнает – убьёт!

Анна. И пусть убьёт! Она мне деньги на протезы ему дала! Наверно, чечен ей дал! Ох, узнает и меня убьёт!

Вера. Господи благослови!

Мать. Я её сюда вызвала поэтому… (Из кармана платья достаёт мобильный телефон.) Тоже она подарила.

Мать кладёт мобильный на стол. Вера косится на телефон и крестится: «Господи благослови!»

Вера. Дьявольское творение!

Анна. У меня больше нет сестры! И деньги займу, но отдам. А ее… Чтобы ноги ее здесь не было!

Мать. Дочь моя всё же.

Анна. А о наших с Верой детях ты подумала?! Нет у меня сестры!!!

Эпизод седьмой

Через окно в баню мы видим спящего Андрея. Он сжал зубы, весь вытянулся. Он начинает отмахиваться от кого-то. Как будто кто-то летает около него… Через некоторое время он тяжко вздыхает и отворачивается к стене.

Эпизод восьмой

По просёлочной дороге едет автомобиль. Он приближается. Через лобовое стекло мы видим, что за рулём – молодая беловолосая девушка. Её лицо красиво накрашено и имеет серьёзное выражение.

Эпизод девятый

Мать. Может быть, она там в городе наркотики употребляет? От этого что-то с головой её случилось?

Анна. Да уж конечно – колется, наверное. А этот чечен её на иглу и посадил.

Вера. Нечего ее было в город отпускать. Мы сами виноваты.

Мать. Думала, хоть она поживёт как человек…

Слышно, что за окном подъехала машина. Залаяла собака.

Вера. Она! (Крестится.)

Мать. Сидите здесь. Сама ее встречу. (Поднимается. Идёт к двери, переваливаясь. Причитает.) Хоть бы Андрюша не узнал…

Эпизод десятый

Во дворе.

Люба идёт к дому. Она одета в топики короткую юбку. У Любы очень красивое лицо, стройная гибкая фигура, красивые ноги.

Огромная собака лает, но не грозно, а приветливо.

Мать выходит во двор, сделав пару шагов, останавливается.

Когда Люба подошла, то мать со слезами обнимает ее, целует в обе щеки.

Мать. Дочка моя родная…

И снова обнимает и целует.

Эпизод одиннадцатый

В избе Анна и Вера.

Вера. Как смотреть на нее буду…

Анна. А нечего на неё смотреть, на бесстыдницу!

В избу заходят мать и Люба.

Анна. Явилась! Как….ь размулёванная, почти голая! Страм!

Люба. В чём дело? Ты как разговариваешь со мной?

Анна. Она еще будет спрашивать! Щас волосы все напомаженные повыдергаю, будешь знать!

Мать (с тяжёлой отдышкой). Не кричите вы, дочки. Сядьте. Поговорить нада.

Люба тут же садится. Села и Анна. Молчат. Долго молчат. Вдруг:

Мать. Ты, правда, встречаешься с чеченом?

Люба не отвечает, она смотрит в пол. Пауза.

Мать. Замуж собираешься или просто любишься?

Люба. Он мне предложение сделал.

Вера. Хосподи!

Анна. Чеченят, бабка, будешь нянчить!

Мать. Дочка… Люба… Как же ты так с нами…

Анна. Андрюше они ноги оторвали, Антона убили, а ты!

Мать. Так по нам война эта прошлась… Как ты можешь? (Пауза.) Родила я тебя поздно… Говорил мне гинеколог, что ребёнок может быть с отклонениями разными.

Люба. Да сами вы с отклонениями! (Плачет.)

Вера. Любаша, ты ведь мне не просто сестра, ты мне и как дочка была. С нашими детьми – с моим и с Анькиным – вместе росла. Ты Антона не помнишь? Как его в гробу привезли?

Люба рыдает.

Мать. От Веры племянника твоего они убили, другого, от Ани, калекой оставили. А ты с ними путаешься!

Люба. Да ни с кем я не путаюсь! Он то не воевал!

Анна. И что? Звери они! Нелюди!

Люба. Ты хочешь, чтобы я так же, как вы, без мужа жила?! Чтобы вся жизнь наперекосяк? Я хочу мужа любимого! Хочу от него детей! Её лицо в потёках туши ужасно. Она похожа на бесноватую. На фурию. Огонь лампадки отражается в глазах. И кажется, будто глаза горят каким-то неземным – дьявольским – огнём.

Анна. Как ты от него детей рожать собираешься?! Если ты понесёшь, я этого волчонка сама выдавлю из тебя!

Люба вскакивает, хватает первое, что попадается под руку (мобильный телефон) и бросает в Анну. Промахивается. Телефон разбивается. Анна встаёт. Кажется, что она хочет ударить Любу.

Мать. Я сама с ней поговорю! Отнесите Андрею поесть.

Вера послушно встаёт. Она вытаскивает что-то из буфета, берёт что-то со стола. Анна садится на место. У нее каменное лицо. Все молчат.

Вера. Пойду я к касатику нашему. (Выходит.)

Эпизод двенадцатый

Вера идёт через двор. Ветер плюется в неё листьями. Походка у неё угловатая, поспешная. Она о чём-то думает. О чём-то серьёзном. Собака залаяла и осеклась, будто ей заткнули пасть.

Эпизод тринадцатый

Вера стучит в баню. Раздается голос: «Да входи!»

Эпизод четырнадцатый

В бане.

Вера. Благослови тебя Бог!

Андрей. И тебя так же, тётя Вера.

Вера. Я поесть принесла.

Андрей. О о о! Давай! Жрать хочу! Хавать! (Смеётся.) Чё грустная?

Вера. Может, вернёшься в дом? Что ты тут, как… прости Господи!., собака…

Андрей. Нее, тетя Вера, я, пока не очень холодно, здесь поживу. Не могу с вами… И так тоска. А тут ещё вы.

Вера. Ну Бог с тобой. Сам знаешь.

Андрей. Отвернись, тётя Вера. (Вера отворачивается. Андрей пристегивает протезы.) Все, тётя Вера, можешь поворачиваться. (Встаёт, делает пару неуверенных шагов, потом идёт ловко, будто и не на протезах, а на своих ногах, подходит к окну.) О! Любка приехала! Сестрёнка моя! Что же ты мне не сказала?!

Вера. Тётка она тебе, бестолковый.

Андрей. Для меня сестрёнка.

Вера. Любишь ее?

Андрей. Кто мне ближе может быть, тетя Вера?

Вера. Ну да. Вместе воспитывались.

Вера тяжко вздыхает. Андрей выходит.

Вера. Ты хоть поешь!

Андрей. Потом! Дай я к сестрёнке схожу!

Вера (шепотом). Благослови тебя Бог.

Дверь бани захлопывается за Андреем с громким звуком, от которого кровь стынет в жилах.

Эпизод пятнадцатый

В избе мать, Анна, Люба. Врывается Андрей. Совсем незаметно, что он на протезах.

Андрей. Любочка, привет!

Люба. Привет, Андрюша.

Анна встаёт с каменным лицом. Она хочет что-то сказать.

Мать. Молчи уж, ненормальная!

Люба со слезами выбегает из избы.

Андрей. Так! Что тут произошло?! Я за Любку в деревне любому горло перегрызу… А вам вот что скажу. Что вы до неё докапываетесь всё? От вас мужья ушли. От всех! Я жить в доме не могу – в бане всё лето жил. Не знаю, куда на зиму пойти теперь… Что вы к ней пристали?! Всё вам не нравится! Пусть живёт, как знает!

Анна. Да ты не знаешь просто.

Мать (Анне). Молчи!

Андрей. И знать не хочу! (Выходит из избы.)

Эпизод шестнадцатый

Люба бежит по полю. Под ногами пожухлая трава, ворохи листьев. Она бежит сломя голову в никуда.

Эпизод семнадцатый

По тому же полю быстро-быстро идёт Андрей.

Эпизод восемнадцатый

Люба падает на траву, на листья. У неё истерика.

Эпизод девятнадцатый

Андрей идёт по полю.

Эпизод двадцатый

По полю идут мать, Анна и Вера. Дочери поддерживают мать.

Эпизод двадцать первый

Андрей доходит до Любы. Он обнимает ее за плечи, что-то говорит ей.

Эпизод двадцать второй

Мать, Анна и Вера доходят до Андрея и Любы. Мать отталкивает поддерживающих её дочерей и садится прямо на землю.

Андрей. Что увязались?

Анна. Андрюша, ты просто ничего не знаешь!

Мать (Анне). Молчи!

Вера. Господи благослови!

Андрей. Баба, уведи этих фурий! Я тебя Христом Богом прошу!

Мать. Не уйдут они…

Анна. Она с чеченцем живёт! А ты её защищаешь!

Листья гоняет ветер. Все молчат. У Любы трясутся руки… губы. Глаза ее широко открыты.

Андрей. Люба, это правда?

Люба (плачет, кричит). Он никогда не воевал! Он в России родился! Я его люблю! Убей меня за это!

Анна начинает плакать.

Андрей (спокойно). Дура, что ли?

Анна. Он Антона уби-и-ил!!!

Андрей. Он?.. Ты с ума сошла? Антона убил другой. И «чеха» этого тоже убили… Почти сразу.

Вера. Благослови Антона, Господи!

Анна. Антошу убили, тебя без ног оставили, а тётка с ними путается… Мразь!

Андрей. Брата убили, меня покалечили… А вынес меня «чех». Меня гантимировец на себе три километра нёс, когда я истекал кровью и без ног был. И нёс он меня по минному полю. Я сейчас письма от него получаю, и сам ему пишу, и, по-моему, роднее человека у меня нет и не было, и не будет. Убейте тогда и меня, раз Любу хотите убить!

Мать. Ты не рассказывал…

Андрей (орёт). Да…..ь, зачем это рассказывать!!! (Садится на траву. Бьёт землю.) Не трогайте её! Любит – хорошо! Любит – в этом мире это очень много! Не трогайте её!

Плачет, обнимает свою мать и тётку Любу. Плачут все вместе.

Эпизод двадцать третий

Всей семьёй идут по полю.

Вера (тихо матери). Может, не так уж и плохо, что он чечен. Пусть живут. Андрюшу вот спасли, оказывается. Мать. Пусть. Ну их.

Эпизод двадцать четвертый

Снова в избе. Уже ночь. Темно, свет исходит лишь от лампадки, которая висит у иконы. Вера снова стоит на коленях и молится.

Пламя от лампадки отражается в её глазах…

Вера. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Ныне и присно, во веки веков. Аминь.

Встаёт, зевает. Подходит к своей кровати. Мать и Анна сидят за столом. Люба спит на кровати.

Вера. Нельзя все вот так оставлять. Вынесли они Андрюшу, а моего убили… А родит ребёнка, и в какую веру его? Нет, нельзя так.

Анна (жестко). Уговорим её.

Мать. Я с ней завтра поговорю. Спи.

В комнате откуда-то подул ветер. Мать, Анна и Вера выглядят обескураженно. Ветер задул лампадку. Темнота.

Эпизод двадцать пятый

В полумраке кровать. На ней спит Люба. Она спит, укутавшись в старое одеяло. Она улыбается во сне. На её красивом лице ангельская улыбка.

Эпизод двадцать шестой

Баня. Спит Андрей. Он стонет во сне. Ему снится что-то страшное. Он отмахивается от этого руками.