Текст книги "Психотехнологии. (Базисное руководство)"

С нашей точки зрения, все процитированные рассуждения Ланге как раз и демонстрируют глубинный уровень понимания кризисных обстоятельств психологической науки, но также и акцентированную способность этого замечательного исследователя к разработке конструктивной стратегии развития психологии в непростых условиях методологического дефицита и откровенного доминирования естественно-научного подхода. И уж если говорить о каком-либо чувстве, ясно продемонстрированном Н. Н. Ланге в том числе и в процитированных фрагментах, то это, конечно, чувство научной интуиции. Ибо далеко не всякий ученый-психолог так настойчиво и последовательно возвращается к идее тесной взаимозависимости психического и феномена жизни как такового, к необходимости проведения системных исследований в сфере влияния психического на биологические (физиологические) структуры, к конструктивному и перспективному – с оглядкой на привносимые временем обстоятельства – пониманию идей витализма. При этом Ланге вполне определенно говорил и о предлагаемой им исследовательской программе: «То решение, которое в качестве гипотезы мы предложили… стремится именно сохранить и примирить ценные стороны наук о духе и наук о физической природе, истории и естествознания. Психическая жизнь не есть какая-нибудь метафизическая, мнимая сущность, но она есть реальный факт, и в этом смысле она может оказывать и реально воздействие. Но с другой стороны, она во многих отношениях, хотя и не во всех, обусловлена физиологически, и это должно быть признано в виде реального воздействия физиологических явлений на психику. То и другое в совокупности и составляет содержание изложенной гипотезы. Приняв эту гипотезу, мы открываем возможность цельному мировоззрению, реальному синтезу наук о природе с науками о духе, а также делаем понятным возможность прогресса как постепенно усиливающегося влияния психического фактора на судьбы мира вообще и в частности в истории человечества». Здесь же прослеживается и возможность разработки сущностной классификации наук о психике на основе теперь уже вполне понятного приоритета собственно психического с его генеративными и регулятивными виталистическими функциями. И заметим, что исследовательская программа такого рода была выдвинута более ста лет тому назад.

Следующий тезис Выготского, который с нашей точки зрения нуждается в коррекции, такой: «Ложная ориентировка Ланге в кризисе погубила его собственную работу: защищая принцип реалистической, биологической психологии, он бьет по Рибо и опирается на Гуссерля и других крайних идеалистов, отрицавших возможность психологии как естественной науки… Он пытался согласовать несогласуемое: Гуссерля и биологическую психологию; вместе с Джеймсом он нападал на Спенсера и с Дильтеем отказывался от биологии… Эббингауз вернее определяет кризис: по его мнению, сравнительное несовершенство психологии выражается в том, что относительно почти всех наиболее общих ее вопросов споры до сих пор не прекращаются. В других науках есть единодушие по всем последним принципам или основным воззрениям, которые должны быть положены в основу исследования, а если и происходит изменение, оно не носит характера кризиса: согласие скоро вновь восстанавливается» (Л. С Выготский, цит. по изд. 1982). То есть суть претензий – это эпистемологическая и, видимо, методологическая некомпетентность Ланге, с чем так же трудно согласиться. И дело здесь даже не в том, что Ланге изначально философ (эпистемология, как мы знаем, это раздел философии), а методологии научных исследований в сфере психологии он обучался в том числе и в самой лучшей лаборатории того времени у Вильгельма Максимилиана Вундта. Но в том, что по сути основная работа Ланге как раз с точки зрения эпистемологии и методологии выстроена абсолютно правильно. А вот сравнение психологии с «другими науками» было не совсем корректным, ибо в этих других науках (по смыслу – естественных, авт.) доминирующая эпистемологическая платформа как раз и выполняет функцию «общего знаменателя», необходимого для разработки сопоставимых исследовательских программ. В то время как для сектора наук о психике и прежде всего для психологии именно эта доминирующая эпистемологическая платформа вытесняет, а там где не вытесняет – деформирует истинную предметную сферу психологической науки, в силу чего достижение подлинного консенсуса между учеными-психологами, как и перспективы разработки базисной исследовательской программы по психологическому профилю, здесь встречают значительные затруднения. Н. Н. Ланге все это понимал и поэтому настаивал на том, что необходимо «…начать с разрешения и установления основных принципов этой науки». Параллельно с разработкой этих новых принципов (мы бы сказали – обновленной эпистемологической платформы) Ланге считал вполне уместным проведение критического «перекрестного» анализа различных конкурирующих точек зрения с тем, чтобы были понятны сильные и слабые аргументы противоборствующих сторон. Но поскольку такой обновленной эпистемологической платформы, или метапозиции, с использованием которой можно оценивать каждое отдельное направление психологии, в то время разработано еще не было, то вполне естественно, что Ланге ограничился лишь инвентаризацией аргументов-котраргументов «спорящих партий» и ясно показал, что каждая заявляемая здесь позиция уязвима. Что, с его точки зрения, являлось главным аргументов в пользу разработки обновленного научного базиса.

Что же касается замечания Л. С. Выготского относительного того, что Ланге «…нельзя доверять даже в исторических справках», то, во-первых, это замечание сделано относительно неверно истолкованной позиции Ланге по ассоцианизму. А во-вторых, данное замечание можно адресовать и самому Льву Семеновичу, который в своей оценочной реплике, касающейся отношения Н. Н. Ланге к попыткам «раздела» психологической науки (вот эта реплика: «Серьезность кризиса вызвана промежуточностью ее территории между социологией и биологией, между которыми Кант хотел разделить психологию»), перепутал Иммануила Канта с Огюстом Контом. Ибо именно об этом известном авторе социологической науки идет речь у Ланге в следующем фрагменте: «Уже Конт хотел поделить эту область без остатка, отдав часть ее биологии, а остальное – социологии».

Наряду со всем сказанным нельзя не отметить и позитивную оценку Л. С. Выготским достижений Ланге по выведению общей системы кризисных явлений в психологической науке. Такие достижения Выготский называет «верными тезисами» и пишет об этом так: «Вот верные тезисы:

• Отсутствие общепризнанной системы науки. Каждое изложение психологии у виднейших авторов построено по совершенно иной системе. Все основные понятия и категории толкуются по-разному. Кризис касается самых основ науки.

• Кризис разрушителен, но благотворен: в нем скрывается рост науки, обогащение ее, сила, а не бессилие или банкротство.

• Никакая психологическая работа невозможна без установления основных принципов этой науки. Прежде чем приступить к постройке, надо заложить фундамент.

• Наконец общая задача – выработка новой теории – «обновленной системы науки» (Л. С Выготский, цит. по изд. 1982).

И здесь же надо сказать о том, что все перечисленные тезисы «верные» как раз потому, что с эпистемологической точки зрения – и разумеется, с учетом времени написания – работа Ланге – это вполне очевидный и масштабный шаг вперед в развитии психологической науки.

Ланге как большой ученый ясно понимал необходимость выведения феномена психического в его полном объеме, в измеряемую и наблюдаемую систему координат (отсюда его нелестные эпитеты в адрес метафизики и подчеркивание приоритета «объективной» науки). Но идеи о том, как именно это следует сделать – а это и есть ключевая позиция обновленного научного подхода – в трудах Н. Н. Ланге мы не встречаем.

Далее самого пристального внимания и анализа заслуживает эпохальный труд выдающегося ученого-психолога Льва Семеновича Выготского «Исторический смысл психологического кризиса», впервые опубликованного в 1927 году. Хотя бы и потому, что на примере данного блистательного исследования можно попытаться осмыслить во всех отношениях такой знаковый факт, почему же вот эта «планка» исследовательского горизонта, заданная Л. С. Выготским столетие (без малого) тому назад, так и не была превзойдена до настоящего времени. Однако вначале обратим внимание на высказывание Выготского, в котором он прямо говорит о стержневой роли психологии, подкрепляемой только лишь многовековой историей ее развития, но не актуальными достижениями: «То, что психология играла и до сих пор отчасти продолжает играть роль какого-то обобщающего фактора, формирующего до известной степени строй и систему специальных дисциплин, снабжающего их основными понятиями, приводящего их в соответствие с собственной структурой, объясняется историей развития науки, но не логической необходимостью. Так на деле было, отчасти есть и сейчас, но так вовсе не должно быть и не будет, потому что это не вытекает из самой природы науки, а обусловлено внешними, посторонними обстоятельствами; стоит им измениться, как психология нормального человека утратит руководящую роль. На наших глазах это начинает отчасти сбываться». То есть профессиональное психологическое сообщество еще столетие тому назад, во-первых, предупреждали об опасности «скатывания» на периферию научного мейнстрима. А во-вторых – о необходимости глубокой и осмысленной ревизии методологических основ психологической науки как о единственном условии сохранения статуса системообразующей – для всего корпуса наук о психике – дисциплины. И здесь Выготским предлагается следующий общий рецепт преодоления очевидно кризисного состояния психологии в современный ему период: «Из такого методологического кризиса, из осознанной потребности отдельных дисциплин в руководстве, из необходимости – на известной ступени знания – критически согласовать разнородные данные, привести в систему разрозненные законы, осмыслить и проверить результаты, прочистить методы и основные понятия, заложить фундаментальные принципы, одним словом, свести начала и концы знания, – из всего этого и рождается общая наука» (Л. С. Выготский, цит. по изд. 1982).

Но, как известно, «дьявол» подлинных сложностей, торпедирующих любые, даже самые благие намерения, кроется в наиболее темном углу. Как раз в том углу, о котором Выготский весьма прозорливо написал в эпиграфе к своему эпохальному труду: «Камень, который презрели строители, стал в главу угла…». Собственно, обнаружению вот этого неясного «угла» и «камня-фундамента» обновленной психологической науки и посвящается основной текст проведенного Л. С. Выготским исторического исследования (хотя по сути и в первую очередь это реконструктивно-методологическое исследование, ибо даже подстрочное название цитируемого произведения Выготского формулируется как «методологическое исследование»). Только лишь за эту высочайшую планку и охватываемый исследовательский горизонт Л. С. Выготский заслуживает самых превосходных эпитетов.

И здесь мы бы хотели обратить внимание на главную эпистемологическую находку Выготского, проясняющую самую суть перманентной кризисной ситуации в психологической науке и, как мы считаем, в секторе наук о психике и корпусе науки в целом. Лев Семенович Выготский пришел к заключению, что имеют значение лишь «… две принципиально разные конструкции системы знания; все остальное есть различие в воззрениях, школах, гипотезах; частные, столь сложные, запутанные и перемешанные, слепые, хаотические соединения, в которых бывает подчас очень сложно разобраться. Но борьба действительно происходит только между двумя тенденциями, лежащими и действующими за спиной всех борющихся течений» (Л. С. Выготский, цит. по изд. 1982).

По материалам проведенного углубленного эпистемологического исследования мы можем уверенно полагать, что речь здесь идет о таких базисных способах познания, как «гнозис» – это в систематиках Ланге и Выготского «метафизическая» и «спиритуалистическая» психология – и «логос» (соответственно, «объективная» и «материалистическая» психология).

И далее еще одно подтверждение: «Итак, в понятии эмпирической психологии заключено неразрешимое противоречие – это естественная наука о неестественных вещах, это тенденция методом естественных наук развивать полярно противоположные им системы знания, т. е. исходящие их полярно противоположных предпосылок. Это и отразилось гибельно на методологической конструкции эмпирической психологии и перешибло ей хребет».

Собственно отсюда и выводится рецепт преодоления кризисной ситуации, сформулированный Л. С. Выготским, в котором содержатся рекомендации по разработке обновления фундаментальных принципов построения науки о психике и разработке новых исследовательских методов. То есть было сказано почти все, за исключением главного: собственно идеи, как это сделать.

Но вопрос тем не менее остается: а был ли найден этот сакраментальный «угол» и удалось ли обнаружить фундаментальный «камень» системообразующего стержня психологической науки и, следовательно, всего сектора наук о психике? Ответ на этот вопрос, который был получен с использованием методологии эпистемологического анализа, заключается в том, что, по всей видимости, обнаружить критические зоны, которые в то же время являются и зонами интенсивного роста в общем методологическом поле психологической науки Выготскому безусловно удалось – гений есть гений. Но вот «поднять» этот краеугольный камень с тем, чтобы водрузить его на место, удобное для следующих поколений «строителей» – это вряд ли. Уж слишком сложной и выходящей за все мыслимые пределы методологических границ оказалась эта задача – отсюда продолжающиеся «разброд и шатание» в сфере наук о психике, и, конечно же, в сфере психологии и психотехнологий.

Таким образом, приходится констатировать, что в гипотетических построениях новой психологической науки и у Ланге, и у Выготского важнейшая эпистемологическая задача сущностного объединения базисных способов познания психического и объемной реальности в целом – «гнозиса» и «логоса» – так и не была решена. У этих же авторов не отмечалось и каких-либо углубленных и последовательных попыток прояснения сути подхода, лежащего в основе метафизического понимания реальности, в результате чего гностическая (метафизическая) составляющая предметной сферы психологии из перспективной конструкции обновленной науки была ими решительно удалена, а оставшийся здесь «остров» предметности оказался бесплодным тупиком. Что, собственно, и подтверждается последующей столетней историей развития психологической науки.

И вероятно, поднять этот «камень» суждено именно авангардной науке о психике. И почему бы не такой науке как «Психотехнологии», которая, как выясняется, никогда и не выпускала его из рук, ибо это и был ее рабочий инструмент во все времена (но теперь это уже будет не «камень преткновения», а, безусловно, «философский камень» – к чему не прикоснись таким чудесным инструментом – все превращает в подлинное золото искомого результата). И далее этот камень, конечно, уже не будет отбрасываться разного рода интеллектуальными строителями, а наоборот, ляжет в основу фундамента сектора авангардных наук о психике.

В современной версии (А. В. Юревич, 1999, 2001, 2005, 2006; В. А. Мазилов, 2006; А. Н. Ждан, 2007; В. А. Кольцова, 2008) проявления системного кризиса в психологической науке выглядят следующем образом:

• отсутствие единой, разделяемой всеми теории;

• разделение на «психологические империи», такие как когнитивизм, психоанализ, бихевиоризм, каждая из которых живёт по своим собственным законам;

• отсутствие универсальных критериев добывания, верификации, адекватности знания;

• некумулятивность знания: объявление каждым новым психологическим направлением всей предшествующей ему психологии набором заблуждений и артефактов;

• раскол между исследовательской и практической психологией;

• расчленённость целостной личности и «недизъюнктивной» психики на самостоятельно существующие память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции;

• различные «параллелизмы» – психофизический, психофизиологический, психобиологический, психосоциальный, которые психология осознает как неразрешимые для неё головоломки.

К этому перечню следует добавить и еще одну весьма знаковую сентенцию: «Человек как предмет теоретического познания – крепкий орешек. И потому, что как таковой он – ещё не ставший объект, если вообще когда-нибудь в принципе он может стать таковым, не упраздняя самого себя. И потому, что этот развивающийся объект познает не что иное, но самого себя, включая свою собственную способность к познанию. И наконец, потому, что вместе с человеком становится, а значит, ещё не стал, сам способ его познания. То есть познавать приходится не только тот объект, который находится в непрерывном развитии, но и с помощью того, что ещё толком не сложилось. Надо ли говорить, что все эти антиномии, в которые неизбежно упирается теоретическая мысль, уже второе столетие приводят психологов в отчаяние и толкают их либо к полному отказу от попыток строить психологическую теорию и к уходу в чистый эмпиризм, либо, опять-таки, к отказу от рационального теоретического познания и к уходу в пустую спекуляцию» (А. В. Сурмава, 2003).

Здесь бы мы сказали, что вот этот классический объект познания – человек – не только находится в непрерывном развитии, но еще и каждый момент времени он не равен самому себе. И далее, если обращать внимание именно на эти темпоральные обстоятельства – каждый момент времени он не равен и тому, что вокруг (то есть объектному статусу реальности), и тому, что в классическом или обыденном мировоззрении вообще не контурируется как реальность – непроявленному статусу объемной реальности. И такая сложнейшая темпоральная динамика становления и развития субъекта может радовать разве что Гераклита, но, по-видимому, не современных исследователей сферы психического. Однако именно такая темпоральная динамика является сутью концепции объемной реальности и искомым ключом к формированию новой науки о психике.

И далее нам остается рассмотреть перечень основных проблемных вопросов психологической науки, наиболее актуальных на рубежах XIX – XX веков. Эти вопросы, сформулированные авторитетным историографом психологии Д. Н. Робинсоном при исследовании множества самых значительных источников охватываемого периода времени, следующие.

Допустимы ли в рамках психологии как общей науки о психике метафизические утверждения, или же ей следует ограничиваться только опытным наблюдением?

Должна ли психология включать в свой состав нормативные науки – логику, этику, эстетику, теорию познания – или же ей надлежит быть по существу ненормативной дисциплиной?

Как с позиции науки следует рассматривать соотношение между физическим и психическим?

Что для нас является непосредственно наблюдаемыми данными: состояния или процессы сознания?

Целостно ли сознание, или же его можно представить в виде структуры, составленной из отдельных элементов, подобных атомам?

Оправдывают ли психологические данные рассмотрение бессознательного как уровня, принципиально недоступного для обычного сознания индивидуума? (Д. Н. Робинсон, 2005).

И здесь наряду с перечнем хорошо знакомых проблемных вопросов обращает на себя внимание тот факт, что не все основатели современной психологической науки стремились наглухо закрыть дверь и запереть сферу психического исключительно в жестких форматах естественно-научного исследовательского архетипа. На этом чаще всего настаивали ортодоксальные последователи Пауля Генриха фон Го́льбаха – автора так называемой библии материализма – которые, возможно, даже и не всегда хорошо понимали, что такое вообще метафизика и в чем смысл предлагаемых метафизикой эпистемологических подходов. Но особенно важно в этих проблемных вопросах то, что: 1) понятие психики, легализованное в корпусе науки, увязывается здесь с феноменом сознания; 2) феномен сознания рассматривается в том числе и как дискретный процесс формирования неких первоэлементов, и этот процесс в принципе и по существу доступен наблюдению и исследованию; 3) все, что остается за рамками форматируемого таким образом феномена сознания – это сфера бессознательного. То есть именно та часть категории психического, которая в силу особой сложности для непосредственного наблюдения и измерения интерпретируется пока что слишком произвольно для того, чтобы соответствовать кодифицированным критериям научного знания. И здесь повестка эпистемологического анализа сразу же расширяется за счет легализации исследуемой пары понятий «психика» (или часть психического, форматируемая стандартными параметрами ФИАС) и «душа» (статус психического, не форматируемого стандартными параметрами ФИАС).

Однако и это еще не все. Последний вопрос в списке Робинсона можно понимать и так, что это и есть главный вызов, который предъявляется на сегодняшний день наукам о психике. По сути это вопрос о том, как вообще возможно репрезентировать нечто принципиально непроявляемое в стандартных форматах сознания-времени, нечто трансцендентное – в понятных нам мыслительных моделях (притом что все такие модели как раз и выстраиваются с использованием представлений, получаемых при пластической активности феномена сознания-времени). И с тем непременным условием, чтобы такая модель была настолько, насколько это вообще возможно, далека от упрощенной аналоговой кальки «объективной» реальности. Это вопрос, на который так и не нашли достойного ответа гениальные мыслители Гераклит, Аристотель, Лейбниц и Кант. И мы, конечно, помним, чем это обернулось для цивилизационного процесса в целом. В конце концов это и основной вопрос, который с самого начала задает метафизика: Как обстоит дело с Ничто? Почему вообще есть Сущее, а не наоборот Ничто? (М. Хайдеггер, цит. по изд. 2007). Как соотносятся дух и материя? И каким образом такая вещь, как дух, вообще может существовать? (У. Джеймс, цит. по изд. 2011). Что есть Непостижимое? Как соотносится Непостижимое с категориями души и духа? (Л. С. Франк, цит. по изд. 1990). В каких отношениях находятся Сущее и Ничто? (наше позднейшее добавление). Как найти такой язык, который должен показать истинную суть категорий проявленного и непроявленного? (цит. из беседы Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом «О самом важном», 1996). И во всех этих будто бы метафизических вопросах так или иначе присутствует допущение о том, что не проявляемый в стандартных форматах сознания-времени статус реальности (Ничто, Непостижимое, Трансцендентное) равнозначен или, правильнее сказать, имманентен неструктурированной стандартным временем «части» психического. Таким образом, основатели современной психологической науки, согласно Робинсону, были все же правы, допуская возможность метафизической постановки вопроса – разумеется, при наличии исходно правильного понимания, что есть метафизика – в отношении подлинной сути категории психического. Между тем «правильная» метафизика – это не только умение задавать сущностные вопросы, но и возможность давать исчерпывающие ответы на эти вопросы, принципиально переводимые на язык кодифицированной системы научных знаний. А именно такого философского обоснования в секторе наук о психике до настоящего времени разработано не было.

С учетом всего сказанного, структура системного кризиса в секторе наук о психике, выведенная по результатам углубленного эпистемологического анализа, может быть представлена в виде следующих тезисов:

• доминирование явно ущербной системы фундаментальных допущений, принятых для корпуса науки в целом, и являющейся обязательной эпистемологической базой для кодифицированной системы научных знаний (согласно принятым здесь фундаментальным допущениям научную ценность имеет лишь «объективно подтверждаемый», универсальный опыт);

• приоритет диссоциированной эпистемологической платформы с искаженными эпистемологическими установками и ограничениями (пространство и время – это не предмет психического; кондиции психического, не проявляемые в стандартных характеристиках «объективной реальности», не могут выступать в качестве предмета науки и проч.);

• непонимание сути и явные – в духе доминирующей эпистемологической платформы – перекосы в идентификации предметной сферы психического («выплескивание информационно-темпоральной сущности психического и замещение этой сущности объектной фактурой стандартно-форматируемых планов реальности);

• некритическое заимствование неадекватных для рассматриваемой категории психического методологических установок из полюса естественно-научных подходов (данный методологический кластер специализирован исключительно на исследовании объектных характеристик стандартно форматируемого плана реальности);

• отсутствие адекватного гипотетического кластера сущностных характеристик категории психического, являющегося обязательной стартовой позицией для формирования абсолютно необходимой в данном случае базисной исследовательской программы;

• отсутствие каких-либо признаков разработки масштабной исследовательской программы по профилю фундаментального изучения психического;

• отсутствие рабочей классификации наук о психике в соответствии с предметной сферой данной сложнейшей категории;

• несостоятельность психологии как «зонтичной» метанауки для общего кластера наук о психике;

• неадекватное и неконструктивное разделение наук о психике на «гуманитарный» и «естественно-научный» секторы с признаками явной стагнации – в смысле информационной ценности – и того, и другого сектора;

• отсутствие, в силу всего сказанного, дееспособной программы подготовки научных кадров по спецификациям исследования сферы психического;

• в целом невысокая эффективность специалистов психотехнического (психотерапевтического, психологического и проч.) профиля в отношении наиболее масштабных и значимых адаптационных проблем Новейшего времени.

Еще одним важным следствием проведенного эпистемологического анализа является возможность эффективного преодоления перманентного кризиса в секторе наук о психике за счет открывающейся перспективы разработки адекватной рабочей классификации наук о психике, а также реализации профильной научно-исследовательской программы, базирующейся теперь уже на обновленной эпистемологической платформе и, соответственно, адекватном методологическом оснащении.

Система фундаментальных допущений ассоциированной эпистемологической платформы, сформулированная по результатам эпистемологического анализа и прокладывающая «дорогу» к неконфликтному со-существованию и синергетическому взаимодействию полярных систем координат современного человека, кардинальным образом отличаются от своих «предшественников» и выглядят следующим образом:

• объектно-закономерные характеристики актуальных планов реальности зависят от характеристик импульсной активности феномена сознания-времени у человека;

• существуют принципиальные новые подходы и механизмы измерения активности потенциально-непроявленного полюса объемной реальности и его легализации в обновлённой системе научного знания;

• с формированием ассоциированной эпистемологической платформы возможно снятие неадекватных ограничений предметной сферы науки, восстановление ресурсной целостности человека с перспективой существенного расширения горизонтов его бытия.

Ассоциированная эпистемологическая платформа, выстраиваемая на основе вышеприведённых фундаментальных допущений и с помощью таких инструментов и концепций, как диалогизированный когнитивный стиль, кольцевой научный архетип, концепция информационной генетики, модель объёмной реальности (более подробное описание см. в следующих разделах), в связи со всем сказанным представляется наиболее адекватным способом преодоления эпистемологического разрыва в секторе наук о психике, общем корпусе науки, а также – в общем поле и в зоне кризисного напряжения которого человечество существует в последние десятилетия.

Чуть забегая вперед, скажем, что данный способ миропонимания не только элиминирует опасности расщеплённого бытия и снимает напряжение тупикового когнитивного диссонанса у мыслящих людей, способствует полноценному возвращению субъекта и таких категорий, как психическое целое в объёмную панораму реальности, а вместе с ними и возможностям «чудесных» преобразований картины мира, но утверждает человека в качестве активного со-участника, со-творца, возвышает его миссию в генерации всех мыслимых аспектах бытия-в-мире. То есть, обновленная система фундаментальных допущений – есть «большая» психотехнология, способствующая появлению столь важных в Новейшем времени, несущих параметров порядка.

Ассоциированная эпистемологическая платформа, кроме того, дает старт алгоритму разработки и реализации основополагающих компонентов Базисной НИП, а значит и отчетливой перспективе выведения направления «Психотехнологии» в статус самостоятельной и состоятельной авангардной науки.