Текст книги "Психотехнологии. (Базисное руководство)"

Примеры актуальных психотехнологических классификаций

В данном случае следует иметь ввиду, в цитируемых источниках не всегда употребляется сам этот термин «классификация». Тем не менее, рассматривая номинацию неких психотехнических агрегаций, авторы прямо или косвенно указывали на используемые здесь принципы выведения и систематизации этих более или менее однородных групп.

Так, например, Гуго Мюнстерберг, выделяя основные – «культуральные» по его выражению – области применения психотехник, как раз и имел ввиду принцип распределения всей совокупности психотехник в соответствии с функциональной спецификой: прогностики (диагностики); непосредственного воздействия; общественного порядка; здоровья; хозяйства; права; воспитания; искусства; науки. И конечно, это есть предельно прагматический принцип классификации с опорой на области профессионального применения.

Известный ученый-психолог В. В. Козлов предлагал выделить три главных психотехнологических сектора, основываясь на «больших» целевых характеристиках: интегративные психотехнологии, оказывающие комплексное, интегральное воздействие; целевые психотехнологии, решающие определенные узкие задачи или формирующие конкретные качества; метапсихотехнологии, обучающие овладению ими.

Специалист в области психологической безопасности, инженерной психологии, доктор психологических наук Т. С Кабаченко, используя функциональный принцип, предлагала распределение психотехнологий на следующие основные группы: психодиагностические, образовательные, консультативные, коррекционные, рефлексивные.

Видный ученый-психолог, автор концепции психонетики и оригинального психотехнологического контента О. Д. Бахтияров позиционирует следующие характеристики, которые можно использовать и в классификации психотехник: функциональное предназначение; действующее начало приема, запускающего процесс; состояние, которое должно стать результатом психотехники.

Известные специалисты С. Хассен, Н. Д. Узлов выделяют секторы очевидно деструктивных, а также противодействующих им психотехнологий; номинируют и характеризуют отдельные психотехнологии этих важнейших секторов. В частности, авторами расписываются следующие психотехники с очевидно негативным спектром воздействия на человека, группу, общество: деструктивное социальное влияние (в том числе через интернет и массмедиа); манипулирование личностью; манипуляция сознанием; скрытое управление человеком; тайное принуждение личности; контроль сознания; промывание мозгов; рефлексивное управление; психоинжиниринг; психологическое кодирование; программирование; зомбирование; шизофренизация массового сознания; теневая психология, контроль поведения; информационный контроль; контроль мышления; эмоциональнй контроль; создание культовой личности. В числе противодействующих конструктивных психотехнологий С. Хассен описывает следующие: депрограммирование; консультирование о выходе; подход стратегического взаимодействия.

Авторами проекта Федерального закона «О психологической помощи в Российской Федерации» от 2014 г. по функциональному принципу выделяется: общий психотехнологический сектор «психологическая помощь»; включаемые сюда однородные функциональные группы (психологическая экспертиза, диагностика, профилактика, реабилитация, коррекция, просвещение, консультирование, психотерапия).

Авторы популярной психотехнической агрегации «Библиотека Пси-фактор» выделяют 7 психотехнических разделов, включающих описание свыше 270 психотехник. Основной принцип дифференциации по разделам – опора на достаточно произвольную систематику мишеней и собственно психотехнические характеристики. Особенно привлекательной в данном случае является возможность встроенного, моментального обращения к первоисточнику (полной цифровой версии). Что, надеемся, является прообразом будущей психотехнической энциклопедии.

Таким образом, само по себе многообразие вышеприведенных определений предметной сферы психотехнологий, предлагаемых принципов классификации свидетельствует об отсутствии необходимого методологического консенсуса (а значит и базиса), разобщенности научного и профессионального сообщества. То есть – о неготовности к полноценному процессу институционализации рассматриваемой сферы деятельности, имея ввиду состоятельные институты науки, образования, консолидированной и систематизированной практики, адекватного нормативного регулирования с акцентом на обеспечение психологической безопасности и повышение качества используемых психотехнологий.

Статус психотехнологической деятельности

В связи со всем сказанным, наблюдаемая в последние десятилетия динамика статуса психотехнологической деятельности – как в «ближних», так и в «дальних» регионах, где такую динамику в принципе возможно отследить – представляется, как минимум, диссоциированной, спорадической и неоднозначной.

По различным «большим» психотехнологическим группам, которые так и не сложились в системно-организованное психотехнологическое пространство (институциональный мейнстрим прикладной психотехнологии, конечно же, не смог вместить большую часть используемых психотехник и психотехнологий), и, тем более, – не трансформировались в общепризнаваемое научно-практическое направление, такая динамика может быть охарактеризована даже и как конфликтная, и разно-направленная.

Так например, наиболее респектабельные и проработанные психотехнологии с «хорошей» историей – психотерапия, психологическое консультирование, социально-психологические тренинги, с определенными оговорками коучинг – всеми силами стремятся дистанцироваться от о «серой», или даже «мусорной» психотехнической зоны, где действуют некие «инфо-цыгане» (данный уничижительный термин используется в масс-медиа для обозначения пара-профессионалов, т. е. лиц, без какой-либо профессиональной подготовки). При том, что четкие критерии принадлежности к той или иной респектабельной психотехнологической группе и соответствующая легализация этих норм приняты лишь в некоторых Европейских странах (Законы о психотерапии приняты в Австрии, Германии, Румынии, Финляндии, Франции) и в двух пост-советских Республиках (Законы о психологической помощи приняты в Республика Беларусь, Азербайджанская Республика).

Для носителей «больших» религиозных конфессий с их традиционным психотехнологическим оформлением, не говоря уже о более радикальных течениях – даже и респектабельные профессиональные психотехнологии, по преимуществу, вредная ересь.

Между тем, на стихийно складывающемся психотехническом рынке бурно развиваются и процветают именно «серые», и «теневые» психотехники с их такими же «теневыми» генераторами и носителями. Данное обстоятельство, требующее осмысления и анализа, интерпретируется нами как крайне неблагоприятное сочетание отсутствия внятных, конструктивных системообразующих факторов – с одной стороны (об этом уже достаточно сказано в предыдущих подразделах), и наличия множества сверх-активных драйверов, разгоняющих процесс распространения парапрофессиональных психотехник и психотехнологий – с другой стороны.

К последним – с полным основанием можно отнести непрерывные корпоративные, маркетинговые, информационные, политические войны; состояние тотальной неопределенности и сопутствующей деморализации у существенной части населения планеты (VUCA-мир, BANI-мир), стимулирующие запрос на «чудесное» супер-ресурсное воздействие сомнительных и неприемлемых – в более благоприятных социальных условиях – психотехнологий; инстинкт новизны и феномен технологической моды, искусно разгоняемые маркетинговыми психотехнологиями; агрессивное проникновение в медийное и виртуальное пространство с использованием передовых интернет-технологий многократного информационного усиления; продуманная эксплуатация нейроэкономических закономерностей поведения человека, находящегося в состоянии хронического ситуационного и, можно сказать, цивилизационного стресса.

Анти-драйверы здесь тоже хорошо известны – это противодействующие усилия организованного профессионального сообщества и все более растущий страх интеллектуальных, культурных и даже политических элит перед катастрофическим, неконтролируемым развитием ситуации (например, более чем вероятная инициация тотального, неуправляемого конфликта противоборствующих ИИ с понятными «горячими» последствиями для ныне живущих людей). Тем не менее, всего этого абсолютно недостаточно для разворота реалий в сфере взрывного распространения психотехнологий, в конструктивное русло.

То есть, противодействующие усилия уж точно не должны быть хаотичными, противоречивыми и спорадическими (а в существенной степени они как раз и являются таковыми), что, конечно же, предполагает оперативное решение обозначенных нами фундаментальных задач в сфере психотехнологий.

Сферы интенсивного (прорывного) психотехнологического развития

В самые последние годы можно отметить следующие конструктивные, а по отношению к некоторым событиям – и «прорывные» тенденции развития в мире психотехнологий.

Начиная с 2000-х годов отмечается отчетливая тенденция по адаптации имеющихся психотехнологических концепций и техник для заинтересованных групп населения, использования виртуального и информационного пространства для доведения такого адаптированного психотехнического контента до широких групп потребителей (например, А. Ю. Панасюк, 2011; Р. Янг. 2012, К. Свит, 2013; А. Л. Катков, 2018; П. А. Федоренко, 2022). Причем, речь здесь идет не о так называемой поп-психологии, но о проработанной навигации довольно сложного контента к его потенциальным потребителям с предсказуемым эффектом пользования. Словом, раскидистое «живое дерево» психотехнической практики, не дожидаясь появления «сухой» всеобъемлющей теории, расцветает и пышно зеленеет на наших глазах.

Проводится инвентаризация и психотехнологический «апгрейд» состояний измененного сознания с предсказуемым ресурсным-целебным эффектом (В. В. Козлов, 2016). В предлагаемом психотехническом контенте прорабатывается прочный и удобный – прежде всего для практикующих профессионалов (нельзя исключать, что и для парапрофессионалов, прежде всего в целях повышения безопасности и эффективности их соответствующей практики) – мост, по которому циркулирует полезная, обогащенная информация от полюса психотехнической традиции к полюсу инновационной психотехнологической практики.

Необходимо сказать и о проблесках реанимации «большого» психотехнического проекта усилиями энтузиастов-исследователей, и в первую очередь – психолога и методолога Юрия Васильевича Пахомова. В частности, он босновывает точку зрения того, что несмотря на разность взглядов и подходов энтузиастов, действующих в сфере психотехнологий, общая идея этого движения жива и актуальна как никогда (Ю. В. Пахомов, 2022).

Далее, безусловно, следует отметить тенденцию к выведению нового класса психотехнологий. связанных с форсированным развитием потенциальных возможностей психического, управления процессом дифференцированной активности сознания, приобретением дополнительных степеней индивидуальной свободы и соответствующего качества жизни. Автор данной инновационной психотехнологической концепции, О. Г. Бахтияров в отношении разработанного им контента употребляется термин «Психонетика», предложенный Кадзума Татэиси, японским теоретиком и философом в сфере менеджмента. «Психонетика» – по Татэиси – понимается как обозначение следующей техногенной эры, перенимающей эстафету у череды промышленных, и далее – информационных революций. Однако, до такого цивилизационного статуса надо еще дойти, а значит, и проложить к нему дорогу.

И какие же «рецепты» прокладывания вот этого эпохального маршрута нам предлагают вперед смотрящие специалисты в сфере философии и методологии психотехнологий, а также признанные интеллектуальные лидеры эпохи.

Здесь, в первую очередь, следует отметить фундаментальную работу доктора философских наук, кандидата технических наук, профессора Натальи Владимировны Попковой «Антропология техники». Особенно первую часть это труда, где рассматривается глубинная проблематика взаимоотношения человека и техники, в том числе – сверхсложной компьютерной техники. А также – третью часть работы, где рассматривается проблема «технического» разума и, главное, аксиология этой сложной проблематики, в том числе в аспекте своих неприемлемых крайностей. И здесь нам, по примеру Гаутамы Будды, предлагается определить некий срединный путь, который, собственно, и надо понимать как дорогу к заветной «психонетической» эре. Проблема здесь в том, что истинный срединный путь – это отнюдь не равноудаленный маршрут между двумя крайними аксиологическими полюсами, и одним только техническим разумом здесь не обойтись.

Пока же, перспектива тесного взаимодействия homo sapiens со сверхсложными техногенными имитаторами многократно усиленных интеллектуальных и иных сфер функциональной активности психики человека преподносится интеллектуальными лидерами эпохи – Рэем Курцвейлом, Югвалем Ноем Харири, Максом Тегмарком, Илоном Маском и другими – как абсолютно неизбежная реальность.

Так, например, весьма уважаемый ученый, эксперт-футуролог Югваль Ной Харири констатирует наличие следующих тенденций в сфере высоких технологий: «Биоинженеры теперь умеют выращивать новые органы и обновлять старые, вмешиваться в организм на генетическом уровне и т. д. Есть и более радикальные подходы, по сути, они предполагают слияние человека и компьютера. В кровеносную систему можно запускать нанороботов, чтобы те могли чистить сосуды и доставлять куда надо лекарства, а заодно уничтожать опухоли и вирусы. В США создан чип, который при вживлении в мозг пересылает сигналы из одной здоровой его клетки в другую, обходя при этом повреждённые участки. Есть мозговой имплант, который отправляет нервные импульсы на персональный компьютер, а тот, в свою очередь, отдаёт команды всевозможным электронным устройствам в доме» (Ю. Н. Харири, 2015).

А вот и другой, весьма показательный пример видения перспективы такого технологического усовершенствования человеческого организма. Известный новатор-футуролог современности Рэй Курцвейл комментирует ситуацию следующим образом. В 2030-х годах – когда, по прогнозу Курцвейла, нанороботы с сенсорным зарядом смогут проникнуть в нервную систему – виртуальная или дополненная реальность станет исключительно реалистичной, что позволит нам «быть кем-то другим и получить другой опыт». И далее – весьма показательная выдержка из высказываний Курцвейла относительно гуманитарного, ценностного и морального аспекта этого предлагаемого способа цивилизационного прогресса: «Люди говорят: „А хочу ли я стать частью машины?“ Но вы даже не заметите этого, – говорит Рэй Курцвейл, – потому что это будет естественная вещь с любой точки зрения». И здесь нелишне напомнить, что согласно футурологическим прогнозам цитируемого автора, имеющим отчетливую тенденцию сбываться, уже в следующем столетии известная нам Вселенная превратится в гигантский компьютер с возможностью подключения к этому мегакомпьютеру каждого живущего в ней человека. Ибо, как утверждает Курцвейл: «На базовом уровне технологии – это способ изменения окружающей среды и самих себя. И этот процесс будет продолжаться» (из интервью с Рэем Курцвейлом, 2015).

Наконец, необходимо обратить внимание на все более набирающий силу мейнстрим трансгуманизма, в частности на такую разновидность этого течения, как NBIC – конвергенция. Речь в данном случае идет о синергии нанотехнологий, биотехнологий, информационных технологий и когнитивных наук. Помимо прочего (а «прочее» это, к примеру, перспектива достижение физического бессмертия), здесь аргументируется возможность радикального расширения физических и интеллектуальных возможностей, перенос личности человека на новый («вечный») физический носитель, либо, как варианты – на искусственную нейронную сеть, или роботизированный супер-компьютер. Вот это и есть реальный – с точки зрения авторов данной версии цивилизационного развития – вариант спасения человечества от неминуемой гибели в прогнозируемых космических и техногенных катастрофах. Вопрос лишь в том, будет ли такой вариант искомым Спасением, либо это будет гарантированный конец истории заблудившегося человечества, так и не разобравшегося в сущностной идее того, что есть Время и какое отношение в этому удивительному феномену имеет психика человека. И здесь уже вообще не до «шуток» (т. е. не до облегченных – в духе доминирующей системы фундаментальных допущений – рецептов разворота цивилизационных процессов будто бы в спасительную сторону).

Отсюда понятно, что еще одним драйвером для форсированного развития сферы психотехнологий как авангардной науки с беспрецедентными разрешающими способностями, как раз и является опасный перекос в сторону техногенного полюса цивилизационного развития, куда брошены почти все имеющиеся ресурсы общего корпуса науки

В то время, как практически единственным реальным ресурсом развития авангардной психотехнологической науки является инициативная самоорганизованная активность профессионального сообщества.

Резюме по настоящему разделу

Общие характеристики предметной сферы психотехник и психотехнологий Нового и Новейшего времени в виде фрагментарности, разобщенности, отсутствия системообразующего стержня, как и сам факт более чем вековой задержки в формировании самостоятельного и состоятельного научно-практического направления «психотехнологии», несмотря на всемерную и очевидную необходимость такой акции, безусловно требует осмысления.

Проведенный нами эпистемологический анализ показывает, что начиная с XVII века, респектабельная наука прочно обосновалась в полюсе объективной реальности, в котором феномен времени понимался как такой же объективный атрибут этой «единственно возможной» модели реальности, не имеющей никакого отношения к феномену психического (человек в такой модели реальности, мягко говоря, необязателен).

В качестве аргумента своей правоты апологеты «объективного» естественно-научного подхода обычно приводят список действительно впечатляющих достижений фундаментальной и прикладной науки (например, в публикации В. В. Логвинова (2015), которая так и называется «Открытия и достижения науки и техники за последние 570 лет. Летопись: 1440—2010» перечисляется свыше двенадцати тысяч таких открытий).

Между тем, даже и в этой впечатляющей динамике поистине революционных преобразований технологической реальности, творимой на наших глазах, обращает на себя внимание нечто неизменное, присутствующее на каждом таком витке научно-технического прогресса. Речь здесь идет о сверхинтенсивной концентрации прежде всего интеллектуальных, а затем и технологических, информационных, финансовых и других ресурсов на взаимодействии только лишь с одним компонентом сложной категории объемной реальности – его пространственными характеристиками или, другими словами, объектным статусом. Который, разумеется, наиболее очевиден, т. е. доступен наблюдению, измерению, рациональному объяснению и, следовательно, предсказательной эвристике. Что, собственно, и требуется от корпуса науки согласно системе фундаментальных допущений доминирующей эпистемологической платформы. Те же направления деятельности, которые не могут представить «объективную» и четко измеряемую предметность, объявляются «умозрительными» и явно, или неявно изгоняются из пантеона респектабельной науки.

Такого рода установки чем дальше, тем больше сказываются в том числе и на концептуальном видении проблемы сохранения такого важного адаптационного качества, как популяционное здоровье и, в конце концов, феномена жизни человека в условиях прогрессирующей утраты адаптивных механизмов естественного отбора и возрастания степени агрессивности среды. Все, что здесь предлагается в последние десятилетия так или иначе представляет собой идею протезирования прогрессивно утрачиваемых компонентов «телесного» здоровья. А самые последние тенденции в виде разрабатываемых вариантов трансгуманизма безусловно требуют углубленной эпистемологической и этической экспертизы.

То есть, и в отношении идей, выдвигаемых представителями техногенного полюса современной науки, и в плане сущностных основ поднимающегося направления «психотехнологии» должен быть выполнен еще один завет проницательного ученого и философа Гуго Мюнстерберга, который на страницах своего фундаментального труда ясно говорил о том, что «…нет ни одной науки, которая при исследовании основных принципов в конце концов не наталкивалась бы на проблемы, которые в области специальной науки не могут получить никакой разработки и, значит, безмолвно предаются логике и гносеологии… Наше собственное исследование все снова приводило нас к порогу гносеологии» (Г. Мюнстерберг, цит. по изд. 1996).

Наше исследование, в свою очередь, приводит к тому, что только лишь за счет углубленной – т. е. с использованием специальной методологии эпистемологического анализа – проработки ключевого вектора дифференциации-интеграции психотехнологий с общим корпусом науки и, главным образом, с сектором наук о психике (данный сектор выстроен на заимствованной и явно неадекватной эпистемологической базе), проблема выведения психотехнологий в состоятельное, авангардное научное направление, во-первых, решится по существу, а во-вторых – будет иметь необходимый конструктивный резонанс в общем поле цивилизационных процессов.