Текст книги "Психотехнологии. (Базисное руководство)"

Обновленная теория адаптации

Основные положения данной теории разработаны на основании концепта генеративных функций психического. Таким образом, в настоящем подразделе мы сосредоточимся на описании именно тех инновационных подходов к пониманию сути адаптации и адаптационных процессов, которые предлагаются вышеприведенным концептом.

Начнем с традиционного определения адаптации как процесса приспособления. Обычно здесь имеется в виду – и нас интересует именно данный аспект – процесс приспособления человека к меняющимся внешним, либо внутренним условиям.

В нашем случае адаптация понимается еще и как существенная характеристика степени пластичности, а следовательно, и устойчивости сферы психического и всего организма человека (индивидуальная адаптация) и общества (социальная адаптация), особенно востребованная в реалиях Новейшего времени. При полном понимании того обстоятельства, что степень агрессивности среды постоянно возрастает и эти изменения – по мнению многих авторитетных экспертов – в ближайшие годы будут иметь или уже принимают необратимый катастрофический характер, в то время как традиционные способы, ресурсы и темпы адаптивных процессов явно не соответствуют вызовам эпохи. А то, что предлагается в качестве альтернативы прогрессивно утрачиваемым компонентам индивидуального и социального здоровья (протезирование органов, трансгуманизм с возможностью трансляции феномена сознания на неорганические носители и проч.) – просто опасно в связи с абсолютно реальной в этом случае перспективой завершения истории человечества. Однако при отсутствии других проработанных, заведомо более эффективных и экологичных альтернатив, никакие предупреждения даже и от таких авторитетнейших ученых как Макс Тегмарк – а он абсолютно однозначно заявлял о том, что «на нынешней стадии нам негоже заноситься и следует признать, как мало мы знаем» (М. Тегмарк, 2019) – здесь не помогут. Следовательно, сверхактуальной сейчас является форсированная разработка теории адаптации и всего, что с ней связано. И тем более важными являются инновационные идеи в отношении способов, ресурсов и темпов адаптационных процессов. Что, собственно и предлагается в настоящем подразделе общей теории психотерапии.

Традиционные подходы в исследовании феномена адаптации, так или иначе ориентированные по трем направлениям адаптационной активности человека – биологической, психологической и социальной – по результатам проведенного нами эпистемологического анализа, изначально обнаруживали две отчетливые тенденции. Во-первых, еще в стартовых исследованиях с углубленным изучением процессов биологической адаптации, и, соответственно, в результирующих трудах (например, «Происхождение видов», «Патогенезис» Чарльза Дарвина; «Философия зоологии» Жана Батиста Ламарка) прослеживается понимание всей условности такого разграничения и, наоборот, – тесной взаимозависимости процессов психологической, биологической и социальной адаптации. Особенно отчетливо эти интегративные тенденции прослеживались в жизнедеятельности высокоорганизованных биологических видов и, безусловно, такого вида, как Homo sapiens. И если в трудах Дарвина упор делался на филогенетические – т. е. растянутые по времени и выходящие за пределы жизни особи – адаптивные механизмы естественного отбора, то в трудах Ламарка основной акцент делался уже на онтогенетические адаптивные механизмы с очевидным акцентом на область витальной мотивации и, соответственно, сферу психического и социальную среду. Так, например, современные интерпретаторы эволюционной теории Ламарка считают, что его главная идея – это «Жизнь в ее высших проявлениях, где психическое сливается с физическим в одно стройное целое. Принцип активности, принцип борьбы и победы над средой не только объясняет нам окружающую нас природу, но и ставит перед нами с динамической точки зрения ряд социальных задач. Раз повышение типа организации возможно только при условии повышения активности организма, то ясно, что все наши усилия должны быть направлены на повышение активности тех наших органов, которые наиболее связаны с нашими специфическими чертами. Человек, как животное социальное, должен больше всего стремиться к усовершенствованию социальной среды и к гармоническому развитию своих человеческих черт» (В, Л. Комаров, 2020).

Здесь же стоит обратиться и к трудам великого ученого-патофизиолога Ганса Селье, в частности к тезисам наиболее известного широкой публике произведения «Стресс без дистресса», впервые опубликованного в начале 70-х годов прошлого столетия. На страницах этого труда Селье прямо утверждает, что некоторые почерпнутые из патофизиологических закономерностей и соответствующим образом усовершенствованные жизненные и социальные установки способны трансформировать негативные проявления стрессовых реакций в позитивный «эустресс», повышающий адаптивные кондиции субъекта (Г. Селье, 1982). И далее в блистательных работах Роберта Сапольски – одного из ведущих нейробиологов мира, профессора Стэнфордского университета – прямо говорится о том, что «Как правило, биологические факторы (к примеру, гормоны) не являются непосредственной причиной поведения, они в основном настраивают чувствительность к внешним стимулам, которые лежат в основе поведенческого акта… На нас постоянно влияют те или иные, на первый взгляд, ничтожные обстоятельства, неосознанная информация, внутренние силы, о которых мы не знаем ровным счетом ничего» (Р. Сапольски, 2019).

И уж тем более эти границы размываются в соответствующих построениях авангардного ареала науки, где приоритетное значение имеют принципы системности (например, В. Г. Афанасьев, 2019; Ф. Капра, П. Л. Луизи, 2020) и собственно информационные процессы (например, М. Ридли, 2017; Н. А. Заренков, 2019). В данной связи особенно интересными представляются тезисы, изложенные в работе Николая Алексеевича Заренкова «Понятие жизни в натуралистической биологии», согласно которым семиотика (т. е. информационно-знаковая специфика) содержания процесса жизни «открывается» в определенном хронотопе (т. е. в определенном темпоральном «пространстве»), что в какой-то степени созвучно идее информационной (темпоральной) генетики. Это же самое можно сказать и в отношении труда Мэтта Ридли «Эволюция всего», который аргументирует такую позицию, что биологическая эволюция и теория естественного отбора – это лишь некий фрагмент гораздо более масштабного процесса информационной эволюции.

Вторая, достаточно отчетливая тенденция – это интенсивные поиски и более или менее аргументированные попытки обоснования расширения адаптационных возможностей человека, исходя из понимания специфики имеющихся биологических, психологических и социальных ресурсов. На основе данной тенденции, к примеру, выстраивается современная концепции здоровья, болезни и комплексной помощи при различных заболеваниях (G. Engel, 1977). Что же касается более радикальных – в духе технологических веяний Четвертой промышленной революции – предложений по «апгрейду» биологических возможностей человека (например, Р. Курцвейл, 2015; А. В. Мищенко, 2019), то, как мы уже говорили, дальше идей трансгуманизма, протезирования и попутного усовершенствования определенных витальных, органных и нейробиологических функций футурологические идеи авторов здесь, как правило, не идут.

Между тем проблема психической (психологической) адаптации чаще всего рассматривается именно в плоскости поиска дополнительных адаптивных возможностей, исходя из ресурсов психики человека. Эти тенденции отчетливо прослеживаются уже в первых тематических работах Анны Фрейд «Психология Я и защитные механизмы» (1936), Хайнца Хартмана «Эго-психология и проблема адаптации» (1958). И далее приоритетная тема разработки и поиска дополнительных адаптационных ресурсов психики человека представлялась либо как фундаментальная проблема психологической науки (например, А. А. Реан, А. Р. Кудашев, А. А. Баранов, 2008; А. А. Налчаджян, 2010; Д. А. Леонтьев, 2011), либо как важнейшая прикладная проблема психологии (В. Квин, 2000) – например, такая прикладная проблема, как сохранение и укрепление общего (интегрального) здоровья человека за счет использования адаптационных ресурсов психики (Г. С Никифоров, 2003; В. М. Розин, 2018).

В теории и практике оказания психологической помощи тема обращения к адаптационным ресурсам личности так или иначе присутствует в многочисленных концепциях психологического здоровья (А. Л. Катков, 2015). А также – в исследованиях, проводимых в сфере адаптивных и неадаптивных психологических защит (например, Ф. В. Бассин, 1969; Э Фромм, 1990: Г. Блюм, 1996; Ж. Лапланш, Ж. Понталис, 1996; Г. Тарт, 1997; В. Менинжер, М. Лиф, 1998) и соответствующих практических работах, где рассматриваются возможности переформатирования неадаптивных защитных психологических реакций и состояний в адаптивные (например, Г. В. Маликова, А. А. Михайлов, В. П. Соломин, О. В. Шатрова, 2008; Э. Криттон, 2011).

Безусловно, данная темя является центральной в психологической теории стресса (Дж. С. Эверли, Р. Розерфельд, 1981; Л. А. Китаев-Смык, 1983; Ю. В. Щербатых, 2006), а также в психологической и психотерапевтической практике преодоления различных стрессовых состояний доклинического уровня и посттравматических стрессовых расстройств разной степени тяжести (Н. В. Тарабрина, 2001; С. Гремлинг, С. Ауэрбах, 2002; Э. Б. Фоа, Т. М. Кин, М. Дж. Фридман, 2005; Г. Б. Монина, Н. В. Раннала, 2009; Р. В. Кадыров, 2020). Между тем ресурсы психического вышеприведенными и многими другими авторами понимаются в основном исходя из традиционных представлений о функциях психики человека, включая возможность самоактулизации, самоорганизации, самоопределения, саморегуляции, или даже «сверхадаптации» (Б. В. Овчинников, 2012), в то время как перспективы грядущего нейробиологического «апгрейда» рассматриваются в этическом и экологическом (ментальная экология) аспектах (Х. Херц, Г. Херц, 2016; А. Ш. Тхостов, 2016).

В нашем случае проблематика расширения адаптивных возможностей человека с использованием ресурсов психического рассматривается через призму генеративных функций психики и главным образом – генерации феномена психопластичности (включая пластичность категорий времени, пространства, рефлективных характеристик субъекта, обеспечивающих возможность эффективного взаимодействия и ресурсной трансформации статусов и полюсов объемной реальности), а также через возможность функционирования субъекта в режиме диалогизированного сознания, сочетающего такие базисные способы репрезентации объемной реальности, как «гнозис» и «логос», и обеспечивающего доступ к суперресурсам категории объемной реальности и эффективное управления процессом информационного кругооборота.

То есть наш подход к проблемам адаптации и сверхадаптации человека, стоящего перед лицом непростых вызовов эпохи Новейшего времени, заключается в первую очередь в продуманной «эксплуатации» темпоральной природы психического, притом что, как мы уже говорили, практически все традиционные функции психики человека, систематизированные Уильямом Джеймсом и его многочисленными последователями, получают в этом случае более чем существенный бонус. Но главный приз, безусловно, получают регулятивная (по существу – адаптивная) и креативная функции психики. Ибо перспектива адаптивного само-творчества с возможностью осмысленного манипулирования структурами темпоральной генетики на много порядков превосходит унылые горизонты роботизированного «апгрейда» человека. В данной связи способность к эффективной самоорганизации рассматривается нами как стержневая составляющая важнейшей генеративной функции психики. И об этой характеристике психического мы более подробно поговорим в следующем подразделе.

Пока же сосредоточимся на следующем важнейшем тезисе о том, что процесс эффективной адаптации, а следовательно и самоорганизации с использованием суперресурсов психического, в общей теории психотерапии предполагает, во-первых, понимание сути разграничения инстанций психического по темпоральному принципу. Такое в большей степени интуитивное, чем осознанно предпринятое разграничение фрагментов психического традиционно представлено в следующих дуальных определениях: психика – душа; сознательное – бессознательное. И с тем, чтобы не умножать сущности в развиваемом нами научном направлении без крайней необходимости, мы используем именно эти определения, с полным пониманием того, что термином «бессознательное» здесь обозначается инстанция психического-целого, не структурируемая стандартными параметрами ФИАС (именно поэтому что-либо фиксировать и измерять с использованием кальки стандартных параметров ФИАС здесь во все времена было затруднительно). Понятно и то, что данная инстанция – отнюдь не реликтовый «склад» витальных программ, но полномочный представитель грандиозного по своим возможностям потенциального-непроявленного статуса объемной реальности со всеми выводимыми отсюда адаптационными перспективами.

Что же касается осознаваемой инстанции психического-целого, то речь в данном случае следует вести о секторе активности психики в части репрезентации актуального плана «объективной» реальности (где как раз возможна дифференциация и измерение такого рода активности с использованием кальки стандартных параметров ФИАС).

Во-вторых, процесс эффективной адаптации и самоорганизации подразумевает особый тип конструктивного взаимодействие этих дифференцируемых по темпоральному принципу инстанций психического, притом что «верхней планкой» адаптивного взаимодействия данного типа как раз и является аргументируемая возможность осмысленного управления таким пластическим параметром объемной реальности, как время.

Здесь же необходимо ясно обозначить наиболее существенные отличия предлагаемого нами варианта от того, что уже имеется в адаптивном опыте человечества. В культурной и научной традиции становления и эволюции Homo sapiens проблема взаимодействия обсуждаемых здесь инстанций психического (понимаемых в полном соответствии с доминирующими цивилизационными установками) решалась по-разному. И мы сделаем лишь самое короткое отступление с тем, чтобы по результатам проведенного эпистемологического анализа эти кардинальные отличия стали понятны.

В русле научных теорий, выстраиваемых в духе доминирующего естественно-научного подхода, категория бессознательного выступает, по выражению Конрада Лоренца, «как некий парламент инстинктов». В общем контексте традиционной психологической науки внутренняя адаптационная проблема субъекта «может, таким образом, быть адаптацией к бессознательному» (Карл Густав Юнг в «Эссе по аналитической психологии», цит. по изд. 2010). Что, собственно, и представляет основную идею метода психоанализа Зигмунда Фрейда. То есть нам говорят о наличии цивилизационного конфликта между базисными или витальными адаптационными программами бессознательного и доминирующими социальными установками (которые безусловно сродни адаптационным программам, либо прямо обозначаются как таковые – т. е. термином «социальная адаптация»). И здесь же нам предлагают варианты некоего неконфликтного со-существования данных адаптационных программ. Что в какой-то степени может устроить современного человека за неимением лучшего, но не решает проблему адаптации к вызовам эпохи по существу.

В культурной традиции – и мы уже обращали внимание на эти способы взаимодействия рассматриваемых инстанций психического-целого – речь, во-первых, идет о так называемых духовных практиках, предлагающих путь рафинированного «гнозиса», доступного, безусловно, лишь немногим. А во-вторых – о тех или иных религиозных доктринах, выстраивающихся вокруг феномена веры, в какой-то степени подкрепляемого религиозным опытом, между тем как приобретение именно такого далеко выходящего за пределы обыденного опыта в религиозной традиции, в отличие от традиции духовных практик, возможно лишь в спонтанно возникающих переживаниях, в какой-то степени стимулируемых молитвенными или иными ритуальными практиками. Что же касается современного образованного человека – вспоминаем сентенции Карла Сагана, – то у него этот опыт надежно блокируется доминирующим «логосом», и если и переживается, то в качестве смутных интуитивных ощущений неоднозначности процесса бытия.

Здесь же стоит обратить внимание и на отчетливую, и весьма тревожную тенденцию того, что ситуация с обсуждаемыми адаптационными моделями – научными (выстраиваемых в духе традиционных научных доктрин), духовными, религиозными – отнюдь не «стоит на месте», а наоборот, стагнирует по каждому из них. Что, в частности, проявляется признаками нарастающего перманентного кризиса, прослеживающегося буквально во всех важнейших сферах жизнедеятельности современного человека.

Идентифицированный нами темпоральный ключ взаимодействия рассматриваемых инстанций психического в общем контексте теперь уже объемной реальности – т. е. конструкции, которая самым радикальным образом отличается от уплощенного представления о единственно возможной «объективной» реальности – таким же радикальным образом отличается от всего вышеперечисленного. И если фундаментальная проблема расколотого, антиресусрного бытия решается здесь за счет абсолютно необходимой замены диссоциированной эпистемологической платформы на кардинально новую концепцию ассоциированной эпистемологической платформы, то собственно проблематика искомого адаптивного взаимодействия рассматриваемых инстанций психического решается именно за счет использования специальных психотехнологий.

Ресурсный аспект регуляции взаимодействия инстанций психического в ходе психотехнологического процесса рассматривается в содержании концепций и концептов третьего матричного уровня теоретического базиса НПН «Психотехнологии». Здесь же мы обратим внимание только лишь на выявленные в ходе реализации профильной исследовательской программы универсальные адаптационные стратегии бессознательного, практически моментально «переключающие» адаптационные режимы всех системных уровней функционирования организма, включая и нейрогормональный уровень. В частности нами было установлено, что инстанция психического, обозначаемая как «бессознательное», постоянно и ежемоментно выполняет базисную миссию по жизнеобеспечению субъекта, и в том числе следующие адаптивные функции: непрерывное тестирование среды на предмет определения базисной адаптационной стратегии (такое тестирование обычно происходит с использованием понятных дуальных критериев – опасно-безопасно, интересно-неинтересно и пр.); практически моментальный, отточенный тысячелетиями эволюции, выбор оптимальной по отношению к существующим условиям адаптационной стратегии; генерация соответствующих параметров психической активности субъекта, имеющих отношение к адаптивным режимам «жесткости-пластики»; оперативная мобилизация индивидуальных ресурсов – биологических, психологических, креативно-пластических – на эффективное достижение стратегических адаптационных целей.

Сюда же, вспоминая Канта и Витгенштейна, можно было бы добавить – или по крайней мере внятно сказать об этом – и такую миссию внесознательных инстанций, как форматирование и самого жизненного пространства (т. е. пространственно-временного континуума), в котором осуществляет свой жизненный путь субъект. И вот эта грандиозная миссия, в некотором глубинном смысле, также имеет отношение к процессу адаптации человека, особенно если учитывать перспективу осмысленного путешествия по множеству актуальных планов реальности.

По результатам проведенного исследования базисными адаптационными стратегиями бессознательного, обеспечивающими воспроизводство, сохранение и адаптивную трансформацию феномена жизни, являются: репродуктивная адаптационная стратегия, направленная на продолжение рода и генерацию соответствующей физиологической и поведенческой активности; защитно-конфронтационная адаптационная стратегия, направленная на сохранение рода – ресурсы организма в этом случае мобилизуются на сопротивление, агрессию или бегство, обеспечивающих сохранение статус-кво (Я остаюсь тем, кем Я был); синергетическая адаптационная стратегия, направленная на развитие индивида, достижение эффективных изменений (Я становлюсь тем, кем Я хочу быть), с мобилизацией ресурсов на достижение состояний гиперпластики.

При этом было установлено, что скорость и качество усвоения субъектом актуальной информации находятся в прямой зависимости от адаптационных режимов, в которых действуют внесознательные инстанции психического-целого. Так, например, последняя – синергетическая адаптационная стратегия и соответствующий гиперпластический режим, генерируемый внесознательными инстанциями, представляются наиболее интересными и перспективными с позиции достижения наиболее востребованного эффекта конструктивной психотехнологической практики – достижения значительных, устойчивых и продолжающихся конструктивных изменений в ограниченные временные периоды.

Здесь же необходимо сказать и о такой специфике проявления синергетической адаптационной стратегии, как актуализация «инстинкта новизны» и механизма оперативного включения глубоко укорененной программы форсированного научения по типу своеобразного импринтинга, которая в «случае человека» не ограничивается коррекцией каких-то врожденных поведенческих актов и не привязывается к определенному сенситивному периоду раннего возраста, но касается любой новой информации, важной с точки зрения базисных адаптивных стратегий психического. Такая биологическая программа сопровождает человека большую часть его жизни.

В настоящем фрагменте уместно вспомнить прозорливое замечание Норберта Виннера (1950) и о растянутом периоде взросления человека, и о том, что человек во все своих проявлениях – психических, физиологических и даже анатомических – как никакое другое живое существо приспособлен к усвоению и переработке существенных, практически безразмерных объемов информации. А также и о том, что субъект в этом наиболее «человеческом», функциональном смысле, напоминает «стрелу, устремленную в будущее» (Н. Виннер, цит. по изд. 2001). То есть речь идет о самом что ни на есть «человеческом» механизме адаптации Homo sapiens, который актуализируется в том числе и с использованием психотехнологий. Но также речь идет и о том, что психотерапия, в свете всего здесь сказанного, является наиболее соответствующим сущности человека способом повышения адаптивных кондиций субъекта. И в самом общем виде психотерапия, таким образом, может быть определена как практика эффективной адаптации (самоорганизации) – индивидуальной, дуальной, групповой, социальной, – осуществляемая с использованием ресурсов психического. Разумеется, с учетом того обстоятельства, что эффективная самоорганизация в нашем случае предполагает особый и понятный для специалистов психотехнического профиля тип темпорального взаимодействия базисных инстанций психического. А под ресурсами психического-целого здесь, помимо прочего, подразумевается еще и неограниченный потенциал непроявленного статуса объемной реальности.

В итоге полученные в ходе проведенных исследований результаты позволили расширить функциональные характеристики феномена адаптации человека – с учетом ситуации прогрессирующего нарастания степени агрессивности среды и стагнации традиционных механизмов биологической адаптации – следующим образом.

По параметру степеней свободы и скорости конструктивных изменений в «коридоре» гомеореза

Общепризнанным на сегодняшний день является тот факт, что для каждого биологического вида существует своя определённая амплитуда приспособительных возможностей, выход за пределы которых губителен для его существования. Основная идея модификации адаптационных процессов в нашем случае состоит в том, что степени свободы и скорость конструктивных изменений субъекта и далее – итоговые «размеры» адаптивных параметров гомеореза, могут существенно возрасти за счёт форсированного развития определенных качественных характеристик психического здоровья, которые как раз и являются универсальными мишенями психотехнологической практики.

По параметру синхронизации темпов развития человека и среды

Важность данного параметра определяется общепринятым тезисом о том, что природа человека и его биологические свойства, формировавшиеся в течение многих тысячелетий, не могут меняться с такой же быстротой и такими же темпами, как и новые физические, экологические и социальные реалии. Тем более они не могут поменяться в условиях фактической «отмены» основного эволюционного регулятивного механизма естественного отбора. Выдвигаемый нами контртезис состоит в том, что за счёт качественного скачка в характеристиках индивидуального и социального психического здоровья, ключевых характеристиках «стволового» параметра порядка – адаптивно-креативного цикла – удовлетворительная синхронизация этих двух важнейших составляющих модели объёмной реальности может быть достигнута и далее поддерживаться на приемлемом уровне (т.е. без перенапряжения адаптационных ресурсов, неадекватного расширения практики протезирования утрачиваемых компонентов здоровья или употребления патологических адаптогенов ультрабыстрого действия).

По параметру направления адаптационной активности

Общепризнанным является тот факт, что человек – адаптивно-адаптирующееся существо. Соответственно, адаптация человека – процесс двусторонний. Человек не только приспосабливается к новым условиям, но и приспосабливает условия к своим нуждам и потребностям, создаёт такую систему жизнеобеспечения, которая обеспечивает ему конкурентный выигрыш. Так, например, термин «социальная адаптация» расшифровывается в том числе и как «изменение, преобразование среды в соответствие с новыми условиями и целями деятельности» (Большой энциклопедический словарь, М., 2012). Высокий уровень развития определенных способностей человека и новый тип эффективной самоорганизации, соответственно, создает и новые возможности адаптационной деятельности в двух рассматриваемых направлениях – конструктивного преобразования среды и существенного расширения собственных адаптивных способностей.

По параметру векторов адаптивных изменений и уровней адаптации

Здесь традиционно выделяются: прогрессивный вектор адаптивных изменений, связанный с совершенствованием и саморазвитием системы в целом, либо отдельных её компонентов; регрессивный вектор, связанный с процессами деградации и распада системы. Соответственно, при исследовании биологических и медицинских аспектов адаптации различают уровни нормативной адаптации (т.е. уровень здоровья), напряжённой адаптации (уровень предболезни), патологической адаптации и дезадаптации (уровень болезни, с последующим распределением по тяжести заболевания и состояния пациентов), распада системы (смерть).

В общем контексте идентифицированной нами адаптивной динамики форсированного развития определенных характеристик качества психического здоровья – уровни напряжённой, патологической адаптации и дезадаптации с предсказуемой высокой вероятностью могут быть трансформированы в прогрессивный вектор адаптивных изменений, в перспективе обеспечивающий стабильно высокие уровни индивидуального и социального здоровья.

По параметру анализируемых уровней адаптационного процесса

В дополнение к традиционно дифференцируемым уровням адаптационного процесса – видовому, организмическому, клеточному, неврологическому, иммунологическому, эндокринологическому, эпигенетическому – в нашей модели стержневым уровнем, на котором рассматривается процесс адаптации и от которого прямым или косвенным образом зависят все поименованные иерархические срезы, является системно-информационный уровень. Именно на данном уровне развертывается процесс эффективной самоорганизации субъекта и в полной мере реализуется функциональная активность качественных характеристик психического здоровья, в совокупности обеспечивающих существенное расширение адаптационных возможностей человека.

По параметру используемых ресурсов

Указываемые в традиционных научных дискурсах адаптационные ресурсы – в основном это биологически запрограммированная амплитуда приспособительных возможностей и стандартные психологические ресурсы – в нашем случае дополняется группой ресурсных характеристик качества психического здоровья. В частности – группой креативно-пластических ресурсов, актуализирующихся в полной мере при условии доминирования синергетической адаптационной стратегии внесознательных инстанций психики человека. Такого рода активность имеет специфические признаки, весьма отличные от «стандартного» усвоения адаптивных знаний– умений– навыков или более сложных форм поведения, повышающего уровень социализации и качество жизни субъекта.

По параметру множественных прямых и обратных связей, формируемых между агрессивной средой и человеком, системно-информационным и другими дифференцируемыми уровнями адаптационного процесса

В дополнение к традиционному пониманию прямых и обратных связей в общем контексте адаптационного взаимодействия «внешняя среда – человек – внутренняя среда» в нашем случае повышенное внимание уделяется конструктивному характеру обратных связей, имеющих место в данной системе. Специфика активности таких обратных связей приводит в итоге к искомой динамике развития как человека – в смысле эффективной компенсации утрачиваемых биологических способностей, так и среды – в смысле снижения степени агрессивности. Что, собственно, и является содержанием процесса эффективной адаптации.

Далее следует отметить, что сам по себе адаптивно-креативный цикл со всеми его дифференцированными этапами есть расширенное описание порядка «отыгрывания» прямых и обратных связей в сложной динамике развития системы: среда – человек – феномен самоорганизованного поведения – среда.

По параметру этапов адаптивно-креативного цикла

В нашем случае такого рода цикл, в отличие от упрощенных классических схем, оформляемых в духе био-психо-социального подхода, представлен максимально полным набором этапов и фаз, имеющих значение при исследовании сложного процесса адаптации, а также при оказании психотехнологической помощи субъекту, находящемуся в кризисном периоде своего развития. Проспективный вектор разворота данного цикла, в свете всего сказанного, безусловно ориентирован на доминирование внутреннего локуса контроля (Д. Роттер, 1966), т. е. на реализацию обновленной формулы: «человек – начало всех вещей».