Текст книги "Нет покоя голове в венце"

Другой подход – найти жениха за границей. Это обеспечит поддержку не какой-то одной семьи, а целого государства. Также можно серьезно пополнить казну за счет такого мероприятия. Недовольными останутся все боярские семьи Гардарики, зато хоть не перегрызутся между собой.

Размышляя об этом, Борис ощутил невероятную усталость. Жизнь царя – не дурака на троне, а настоящего – сродни какому-то сложному мысленному эксперименту, которым развлекаются ученые на западе. Нужно держать в голове тысячи маленьких деталей, помнить самые разные мелочи, на много-много шагов вперед предугадывать последствия собственных поступков. В воображении рисовалось грандиозное перевернутое здание, которое приходилось строить от узкого шпиля, воткнутого в землю, к массивному основанию, парящему в воздухе, то и дело опасаясь, что все вот-вот рухнет.

Годы правления Бориса можно было назвать спокойными, но сам он себя не чувствовал ни спокойным, ни уверенным в завтрашнем дне. Венец уже стоил ему семьи и чистой совести. Чем ему еще придется пожертвовать? Для начала, видимо, дочерью. Потому что негоже, прав Владимир, чтобы дочь царя засиживалась в девицах.

Второй вариант, с иностранным женихом, Борису нравился куда больше, чем женитьба дочери на гардаре. Одно только его останавливало: он не верил, что Ксюша сможет жить счастливо с иноплеменником. Другой язык, другая культура, другие обычаи – тут не «стерпится-слюбится», что возможно в союзе с соотечественником. Но Борис вспомнил, какие наследники растут в боярских семьях, промотал их лица перед внутренним взором, вздрогнул, позвал писаря и начал диктовать ему письма заграничным государям.

Первым он хотел написать Казимиру, Полынскому королю, но давняя обида за былые козни разубедила Бориса. Поэтому письма о том, что в богатой стране Гардарики, где правит мудрый царь Борис и нет бедных людей, есть царевна на выданье, желающая выйти замуж, отправились во Фрязь, Алеманию, Гишпанию, Нордланд и даже могущественной королеве Альбине на ее туманный остров.

Надо понимать, что Гардарики в те времена считалась варварской страной с царем-деспотом и каким-то сомнительным вероисповеданием. А поскольку одно из требований Бориса к будущему жениху заключалось в переходе в гардарскую веру, иностранные дворы изрядно повеселились над такими письмами.

Заинтересовалась только Гишпания.

Продолжительная война с соседями опустошила ее казну, и указанное в письмо богатство Гардарики с невероятной силой воодушевило гишпанского короля. Поэтому он с большой охотой отправил своего пятнадцатилетнего сына в далекую сказочную страну, потратив последние деньги на пышное сопровождение.

Поездка из Гишпании в Гардарики заняла почти полгода. Ксения успела обидеться на Бориса, когда он объявил ей о своем намерении, и оттаять, потому что любила отца. К тому же, время шло, а жених все не приезжал. Казалось, он уже никогда не приедет.

И вот он явился. Упал как снег на голову. Сравнение верное, потому что к Гардарики подступала зима. Принца звали чудным именем Роберто, он был на удивление хорош собой, очень вежлив и расположил всех при дворе. Пока он ехал через земли Мурании и Полыни, где много гардаров и хорошо понимают по-гардарски, он выучился кое-как изъясняться на чужом языке. Роберто поспешил воспользоваться этим умением, когда предстал перед Борисом и Ксенией. Он говорил с таким смешным выговором, так хитро коверкая слова, что рассмешил Бориса до слез. Разулыбалась и Ксения: принц ей пришелся по нраву. Удивляться тут нечему: Гардарики, в прошлом страна очень бедная, разоренная произволом Волка, часто голодавшая, теперь мало-помалу отъедалась. Понемногу раздобрел и сам Борис, раздобрели бояре, а дети их раздобрели втройне. Не уплотнились только крестьяне: им по-прежнему приходилось время от времени утягивать пояса. Все возможные гардарские женихи для Ксении выглядели как один: огромное тело с большой круглой головой, на которой едва-едва из-за пухлых щек проглядываются глазки.

В Гишпании никогда не было Волка, поэтому перегибы если и случались, то весьма умеренные. Гишпанская знать много времени уделяла воспитанию потомства, поэтому при хороших природных данных и замечательном воспитании Роберто являл собой отменный образчик человеческой природы. Это был высокий хорошо сложенный юноша с тонкой талией, величественной осанкой и прекрасными белокурыми волосами до плеч. Его можно было бы принять за девушку, если бы не волевой подбородок, придающий мужественности его миловидному облику.

Борис скоро понял, что за душой у юноши ни гроша, но, разглядев симпатию дочери к принцу, порадовался и поздравил себя: наконец-то он сделает нечто, чего не будет стыдиться. Наметилось даже некоторое улучшение в отношениях с Марфой: она пару раз приехала в Маки, чтобы посмотреть на жениха, и кинула несколько сдержанных взоров в сторону мужа.

Роберто обладал таким удивительным обаянием, что очаровал решительно всех. Казалось, во всей стране не сыщется человека, которому бы он пришелся не по сердцу. Принц очень старался выучить сложный язык своей новой Родины. Его все восхищало и всем ему нравилось, а больше всего – сама Ксения. С лица невесты не сходила улыбка, и этому не мешала даже некоторые трудности, с которыми приходилось сталкиваться в попытках изъясниться с женихом.

Борис решил не тянуть со свадьбой, коли все так удачно складывалось. Он начал масштабные приготовления, торопил всех, чтобы женить дочь до того, как ударят сильные морозы.

Но тут случилось непредвиденное. Роберто заболел. Юноше нравилось, как гардары реагируют на его необычный легкий наряд, и он бравировал, отказываясь от теплого гардарского платья, щеголяя в своем пестром заграничном наряде, несмотря на подступающие холода. Сначала у него пропал голос, на это Роберто отреагировал переменой общения: теперь он смешил всех очаровательными пантомимами, которые вполне заменяли беседу. Затем голос у него прорезался, но он стал сильно басить. И это юноша тоже обратил в шутку: теперь он говорил только по-гардарски, выбирая слова с раскатистой «Р», чем всех очень веселил.

Накануне свадьбы он вдруг слег. Его била лихорадка. Он бредил, перемежая иностранные слова гардарскими. Свадьбу пришлось отложить. Ксения была безутешна. Она проводила все время у постели Роберто. Она держала его за руку и звала его, но жених не узнавал ее.

У Бориса разрывалось сердце от всего этого. Он послал за Шпильбергом, но тот приехать не успел. Роберто скончался. Как цветок, вырванный из родной земли, он стремительно угас на чужбине.

Борис испытал странное чувство узнавания. Как будто такое уже случалось и еще не раз случится. Он заперся в своей старой комнате, где вел дела при Прокле. Там он увидел Глашу, которая указывала на него пальцем и улыбалась. Он вышел из себя и бросился на нее. Он крушил все на своем пути, но Глаше всякий раз удавалось ускользнуть. Обессиленный, он повалился на пол. Когда немного отдышался, понял, что сил идти к дочери у него нет. Тогда он поплелся в тронный зал, туда, где его никто не решится потревожить.

На входе его поджидал Владимир. На нем лица не было.

– Я понимаю, сейчас не время, – дрожащим голосом начал Владимир. – Но только что доставили письмо. Я не хотел тебя потревожить и прочитал сам. Это важно. Ты должен посмотреть.

Борис издал невнятный звук: не то рык, не то вздох – и выхватил грамотку из рук распорядителя. Первое, что он заметил: полынская печать.

Борис раскрыл грамотку.

Там красивым наклонным почерком было написано:

«Борис, я слышал, ты выдаешь свою дочь замуж. Сделай это поскорее, потому что наша встреча случится раньше, чем ты ожидаешь. Если я войду в Маки до ее замужества, то сделаю с ней кое-что, после чего она уже не будет такой привлекательной невестой. Впрочем, я все равно сделаю с ней то, что ты сделал с моей семьей. * * * До скорой встречи!

Алексей Волк, законный царь Гардарики».

* * *

В народной памяти сохранился плач царевны Ксении Борисовны. Обратите внимание, что народная фантазия с глубоким эстетическим тактом щадит свою героиню и избегает скабрезностей:

 
Ох-те мне молоды горевати,
что едет в Маки изменник,
лютый Волчок-Волчонок,
что хочет меня полонити,
а полонив меня, хочет постритчи,
чернеческой чин наложити!
 

Глава 16. Царица-мать

Стрельцы бросили Анастасию на пол. Женщина так и осталась лежать, даже не попытавшись встать. Дело было в доме старосты. Он предоставил Борису свое жилище на время его приезда в Глухов.

Борис был в гневе. Он подошел к Анастасии, наклонился и поднял ее за волосы. Посмотрел в лицо.

– Вставай, сука! – гаркнул Борис.

Анастасия вся тряслась от страха. Она не могла выдавить из себя ни слова.

– Вон! – крикнул он стрельцам. Те переглянулись и поспешно скрылись за дверью.

Борис грубо поднял Анастасию и усадил на стул. Рядом на столе стояла бутылка водки и стакан. Борис налил полный стакан прозрачной жидкости и махом выпил. Налил еще и пододвинул стакан к Анастасии.

– Пей.

Анастасия жалобно посмотрела на Бориса, и от этого тот разозлился еще сильнее.

– Пей! – ударил он кулаком по столу.

Анастасия послушно взяла стакан и, скривившись, чуть-чуть пригубила.

– Еще! – рявкнул Борис.

Она сделала более серьезный глоток и запуганно покосилась на Бориса.

– Да не держи ты во рту, пей! – ярился Борис.

Анастасия проглотила выпитое. Подышала, тряхнула головой и тоже махом допила все остальное.

– Ну? Так получше? – громыхнул Борис.

– Да, получше, – кивнула Анастасия, вытирая губы рукавом.

– Говорить можешь?

Анастасия кивнула.

Борис чудовищным усилием воли попытался вернуть самообладание.

Он заговорил нарочито медленно:

– До меня тут дошли слухи, что в Полыни объявился один человек. Он говорит, что зовут его Алексей, что он сын Василия Волка. Скажи-ка на милость, Настя, как это понимать? Что за чудеса происходят? Может, я чего-то не знаю? Может, ты мне что-то не рассказала в нашу прошлую встречу? – Борис замолчал, глядя куда-то в сторону, а потом вдруг махнул рукой и крикнул: – Да прекрати ты! Сгинь!

Анастасия подумала, что Борис пьян. Тянуть с ответом не стала.

– Борис, я же тебе рассказала, как все было. Я ничего от тебя не скрывала. Алешка играл с другими детьми и напоролся на вилы. Он умер, его больше нет.

– А кто тогда сидит в Полыни? – голос Бориса дрожал от едва сдерживаемого бешенства.

– Не знаю, Царицей клянусь, – взмолилась Анастасия, прижимая руку к сердцу.

– Тело! – рявкнул Борис. – Ты можешь показать мне тело?

– Конечно, у нас на кладбище за церковью. Там и лежит Алешка, – сказала Анастасия, всхлипнула и горько заплакала.

Борис налил ей еще водки и чуть смягчился:

– Ну, не плачь! Выпей еще, а потом пойдем, посмотрим.

* * *

Земля промерзла и поддавалась плохо. Стрельцы долго возились, пытаясь выкопать гроб. В конце концов Борис не выдержал, взял у одного из незадачливых помощников лопату и в несколько мощных движений добрался до деревянной крышки.

Скоро они со вторым стрельцом выкопали приличную яму. Теперь гроб можно было вытащить и открыть.

Борис остро почувствовал, что наступил один из тех моментов, когда решается, каким путем двинется история. Если в гробу окажется истлевшее тело маленького Алексея, то он предъявит его народу здесь, в Глухове, и там, в Маках. Успокоит это народ или нет – дело десятое. Главное – это успокоит Бориса. От его рассудительности теперь зависит многое. Он уже, по своему обыкновению, сделал много резких движений: казнил верхушку своего «воробьиного» ведомства – за то, что проморгали такую угрозу; оставил Маки без присмотра, примчался сюда…

Стрелец достал лом. Борис знаком дал ему понять, что хочет открыть гроб сам.

Затаив дыхание, Борис навалился на крышку. Дерево хрустнуло, гвозди выскользнули из пробоин…

Ну, Царица, что ты готовишь мне? Высшие силы, какой путь вы измыслили для меня?..

Гроб был пуст.

Борис запустил руку в бороду, дернул со всей силы и выдрал клок волос.

* * *

В Глуховском остроге, обычно малолюдном, теперь шумела целая толпа народу. Сюда набились, кажется, все жители Глухова, включая детей и стариков. Толпу кое-как сдерживали стрельцы, приехавшие с Борисом. Они отрезали любопытным путь к лестнице в подвал, где Борис допрашивал Анастасию.

Анастасия представляла собой избитый и изуродованный кусок человеческой плоти. Ногти и зубы ей вырвали во время страшных пыток. От ее немытого тела пахло потом, мочой и калом.

Борис возвышался над ней, в руках у него сверкал большой охотничий нож.

– Настя, ты понимаешь, что на этом все? Конец пути? – устало сказал ей Борис, трогая указательным пальцем левой руки острие ножа. – Если ты сейчас не признаешься, я убью тебя. Твоя жизнь оборвется здесь и сейчас, ты понимаешь это?

– Что ты хочешь услышать? – прошамкала измученная женщина. – Я скажу все, что тебе надо.

– Я отвезу тебя в Маки. Там я покажу останки ребенка. Ты признаешь, что это твой сын. Выглядишь ты, конечно, не очень, но ничего: платок наденешь – и сойдет. Издалека не видно.

– Да! Да! Я все сделаю! Что это тебе даст? Зачем тебе это все?.. Зачем ты это делаешь? Люди и так поверят во все, что скажешь! Ты царь! Ты же царь! – простонала Анастасия.

– Хороший вопрос, Настя, – усмехнулся Борис. – Я сам себе не раз задавал его. Поверь, я не чудовище. Я самый обыкновенный человек. Я не должен был стать царем. Моя родословная – самая скромная. Говорят, кто-то из моих предков – из Ханства, но я в это не верю. Я просто выскочка. Мне удалось забраться на самый верх, но это случайность. Малейший ветерок сдует меня и развеет как дым. Я много сделал для народа, но народ неблагодарен. Если по свету бродит наследник Волка, они с радостью присягнут ему, а меня предадут. И они будут думать, что в своем праве и поступают как должно. Потому что мое царствование началось с солнечного затмения, или потому что я одержим Лукавым, или придумают еще какую-нибудь чушь. Несмотря на то, что я для них сделал, они все равно называют меня «рабоцарь». Воробьята донесли мне. Вот черти! Напели о малом, а большое проморгали. ***! Да перестань ты! Хватит! Надоела! – Борис хлопнул себя по лбу.

– Борис, – прошепелявила женщина, – думаешь, мне есть до тебя дело? До твоего венца? До твоего трона? Тьфу! Я бы хотела, чтоб сын мой остался жив. Но я знаю, что он умер. Я видела это собственными глазами. Я тебе и твоим извергам уже много раз это сказала. Я сделаю все, что прикажешь. Чего ты еще хочешь от меня? Я согласилась на все с самого начала.

Слова Анастасии отозвались в нем болью. Он ведь не собирался ее уродовать и мучить. Но сделал это. Зачем? Может быть, он хотел, чтобы Алексей оказался настоящим? Он чувствовал себя виноватым и жаждал получить наказание за содеянное? А, может быть, именно смерть мнимого Алексея навсегда избавит его от чувства вины?

– Ладно, Настя, – сказал он тихо. – Поедем в Маки, сделаешь, как я сказал, и все наконец кончится.

* * *

Бориса не было несколько дней, и Маки заполнили тревожные слухи.

Говорили, новоявленный Алексей Волк собрал большое войско и ждет только подходящей погоды, чтобы пойти на Гардарики войной. Природа благоволила гардарам: зимой намело много снегу, а когда он весной растает, тракты все равно останутся непроходимыми для войска.

На допросах воробьята признались, что их подкупили. Поэтому-то Борис и проморгал появление такого грозного врага. Выбитые из них наводки ничего не дали: подстрекатели как в воду канули.

Из Ханства летели тревожные вести. Там вспыхнула настоящая междоусобная война. Влиятельные семьи напали на Тимура, ставленника Бориса, и тот с большим трудом сдерживал натиск. Он прислал гонцов к гардарам с просьбой о помощи, но получил отказ. В Гардарики разгорался большой пожар, который необходимо было погасить, а что до Ханства – пусть хоть поубивают друг друга, всем от этого только лучше станется. Что делать с победителями – решим после, как разберемся с самозванцем.

Борис расхаживал по портретной галерее в глубокой задумчивости, заложив руки за спину. Через несколько часов он собирался выступить перед народом, показать мертвого Алексея и его безутешную мать, чтобы пресечь слухи о живом наследнике из рода Синеусов. Роль трупа должен был сыграть другой мальчик примерно тех же лет, которого Борис приказал выкопать на соседнем кладбище.

Перед изображением Василия Волка Борис невольно остановился. Глаша тоже была на этой картине и улыбалась – так же паскудно, как и сам Волк.

«Неужели я снова сражаюсь с тобой? – подумал Борис. – Почему ты пытаешься добраться до меня даже из могилы? Неужели вся моя жизнь так и пройдет в твоей тени? Вот она какая, моя великая судьба?»

* * *

Скрипнула тяжелая тюремная дверь, и в клетку кто-то вошел. Анастасия сжалась в углу клубком. Ей стало очень страшно. Она не хотела, чтобы ее снова били и пытали. Она не хотела никуда идти и ничего говорить. Единственное, чего она действительно хотела, – так это того, чтобы ее наконец оставили в покое.

– Настя, – позвал ее незнакомый голос.

Она подняла к гостю разбитое лицо, на котором с трудом можно было прочесть удивление. Пришедший оказался пожилым мужчиной, почти стариком, невысоким, но крепким. На голове почти не осталось волос, зато белые усы и борода поражали пышностью. Манера держаться, осанка и черты лица кого-то ей напомнили.

– Меня зовут Амвросий Шуйца. Ты видела моего сына перед тем, как Борис убил его. Когда-то и я был в таком же положении, как и ты, но царь меня пощадил. Царь, хе, – усмехнулся Шуйца, – мы его Борис Без Яиц звали, а ты погляди, оказалось, что у него яйца-то побольше всех наших вместе взятых. Скрутил страну в бараний рог, а вместе с ней и нас… – Старый Шуйца присел на корточки перед Анастасией. – Ты же у нас царица-мать, хе! – Шуйца заглянул ей в глаза. – Вон они тебя как… Черти, никакого уважения к женщине. Представляешь, каково его жене приходится? То-то она от него сбежала. В этом весь Борис, бешеный он. Я служил ему, потому что у меня выбора не было, но… – Шуйца протянул руку и погладил пленницу по щеке; Анастасия вздрогнула и отдернулась. – Не бойся, не обижу! Ходят разные слухи… Например, что Алексей жив… А ведь живой Алексей – это же совсем другая жизнь. При таком раскладе Борис – не законный царь, а убийца и узурпатор…

Глаза Анастасии округлились, она посмотрела куда-то за плечо Шуйце. Тот только рукой махнул:

– Не переживай из-за стрельцов. Я им позолотил ручку, и они отправились подышать свежим воздухом. Нам никто не помешает спокойно поговорить.

Анастасия посмотрела на гостя более осмысленно. В глазах начало зажигаться понимание.

– Настя, я – старый вояка. Меня уважают. Своей многолетней преданностью я заслужил доверие царя. Я тоже по-своему уважаю Бориса. При нем началось много хорошего. Но с Борисом штука в том, что нам просто не с чем сравнивать. Все мы помним Волка, а хуже Волка нет никого. На его фоне легко показаться хорошим. Просто казни в два раза меньше – все равно будешь лучше. Но скажу тебе одну вещь, которую я никому еще не говорил. Для меня Борис никогда не будет хорошим. Как, полагаю, и для тебя. Борис убил моего сына. Что бы он ни сделал, хоть бы он мне свой венец отдал, я все равно не смог бы простить его. Я знаю, Царица учит прощать своих врагов. Пусть я сгорю в аду, но Бориса я не прощу никогда.

Анастасия горячо закивала.

– Я чую, что обстановка накаляется. И, как ни странно, многое из того, что произойдет в будущем, зависит от того, что ты мне скажешь прямо сейчас. Но для того, чтобы твой ответ был наиболее правдивым, я должен лучше обрисовать тебе положение дел.

Шуйца встал, хрустнув коленями, и принялся расхаживать по камере, чтобы размять затекшие ноги.

– Тебя охраняли двое стрельцов, – продолжил он деловым тоном. – Я дал каждому из них по сто кун на карманные расходы, чтобы они оставили нас наедине и не мешали беседе. Еще по сто кун получили два других стрельца, которые теперь могут со спокойной совестью вздремнуть: я оплатил им их время. Эти двое сторожат выход из темницы. Итого я заплатил четыреста кун, чтобы сделать солдатиков счастливее. Никто никогда не упрекал меня в жадности, ха! Прямо на выходе стоят сани, запряженные тройкой самых быстрых лошадей из моей конюшни. На санях сидит троюродный племянник моего кучера, у которого какие-то срочные дела в Полыни. Он отлично знает дорогу. К тому же на одной из застав служит его приятель. Он поможет выехать из Гардарики, не теряя времени. Если говорить кратко, то вот так и обстоят дела. Что скажешь? Все понятно?

Анастасия кивнула. Глаза ее заблестели.

– Хорошо! Теперь к главному, – Шуйца потер руки. – Я прошу ответить честно на один простой вопрос. Ты готова?

Анастасия часто закивала.

Шуйца подошел к ней, наклонился и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Там, в Полыни, – твой сын Алексей или какой-то жалкий самозванец? Если в Луках твой сын обретается, то нужно быть чудовищем, чтобы встать между матерью и ее дитятей. Все готово к отъезду, как я тебе описал. Ты можешь выйти из этой камеры прямо сейчас – и через несколько дней пути окажешься в Полыни живая и невредимая. Сможешь обнять сына, ха! Я могу тебе только позавидовать. Хотел бы я, чтобы мой сын где-нибудь вот так вдруг объявился. Хоть бы и при дворе императора Хань. Я бы тотчас примчался к нему как на крыльях. Так что ты можешь быть свободна. Лети! Беги! Но только если там и правда твой сын. Если там сидит самозванец, нет никакой нужды обманывать ожидания Бориса. Разумнее остаться здесь и сделать то, что он попросит тебя сделать.

Шуйца сложил руки на груди и после паузы спросил:

– Ну так что? Жив твой сын или нет?

Анастасия пронзительно, насколько это позволяли заплывшие от побоев глаза, посмотрела на Шуйцу и уронила:

– Жив.

Шуйца улыбнулся и демонстративно отошел в сторону, освобождая проход. Он учтиво поклонился и приложил руку к груди.

– Ну так беги же к нему, о счастливейшая из женщин! Я даже представить себе не могу, что ты чувствуешь сейчас! Беги к нему, сожми в своих объятиях и больше не отпускай! Грядут великие события, и кто, как не мать, должна восседать одесную сына, с улыбкой созерцая его триумф? Лети же, беги! Не будем прощаться, потому что мне что-то подсказывает: мы еще обязательно встретимся!

* * *

Проблема самозванства – один из любопытнейших психологических феноменов.

Что заставляет людей выдавать себя за кого-то другого? Почему они готовы отказаться от своей личности и все силы положить на то, чтобы доказать всем окружающим, что они – это не они?

Не так давно в Алемании случилось любопытное событие: на пороге одной несчастливой семейной четы появился человек, называющий себя их сыном Герхардом, пропавшим более пятнадцати лет назад. Мужчина имел с пропавшим мальчиком весьма отдаленное сходство. Ответить на вопросы о прошлом не мог или отвечал невразумительно, ссылаясь на потерю памяти. Растерянные родители пропавшего Герхарда обратились в полицию. После непродолжительного расследования выяснилось, что мнимый Герхард сменил уже три семьи. Прошлые родители оказались более доверчивыми и приняли новоявленного сына под свою крышу. Далее он жил с ними несколько месяцев, а потом исчезал – чтобы найти себе новых родителей.

У мнимого Герхарда не было при себе никаких документов, и его личность так и не удалось идентифицировать. В прошлых семьях, где он появлялся, он проявил себя как человек очень тихий и доброжелательный. Он никого не обидел и ничего не украл. Как он находил семьи, в которых собирался жить, – неясно. Возможно, он использовал интернет. Возможно, искал «жертв» в старых газетах, хранившихся в библиотеках.

Что побуждало его на такие поступки? Психологи утверждают, что в детстве мнимый Герхард пережил какую-то серьезную психологическую травму, связанную с родителями. Возможно, они его бросили, или он потерялся, или что-то похожее, после чего его личность замкнулась на непрерывном поиске родителей.

<…>

С политическими самозванцами все достаточно просто: их выгода ясна. Уместно будет вспомнить, что в течение долгого времени ходили слухи о том, что Алексей, сын Василия Волка, объявившийся на политической арене после смерти родителя, – самозванец. В последнее время эта версия отвергнута рядом историков в связи с обнаруженными при раскопках в Луках анонимными записями, содержащими пересказ признания последней жены Волка Анастасии. Согласно этому документу Анастасия якобы утверждает, что тайно вывезла Алексея из Глухова, спасая от убийц, подосланных Борисом Воробьевым. Источник трудно назвать надежным, потому что это список трехвековой давности, содержащий нехарактерные для Бунташного века речевые обороты. Однако пока не установлено точно, подделка это или нет.

* * *

Марфа, жена Бориса, присутствовала на допросе. Царица оказалась так недовольна ответами Анастасии, матери Алексея Волка, что схватила со стола свечу и со страшной бранью бросила ее в лицо допрашиваемой. Этот сюжет нашел отражение в известной картине Николая Ге, которую можно отыскать в галерее Тредиаковского.