Текст книги "Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока"

Наступили трудовые будни. Настя сменила девичью фамилию и стала Курёхиной. Сергей переехал жить к ней и ее родителям.

Новую жизнь молодожены начали с того, что выбросили два огромных мешка с Настиными бумажками, ленточками и конвертиками. Себе Капитан оставил самое необходимое – в частности, избавился от ненужных книг, отдав их на продажу в букинистический магазин. Лаконичность и аскетизм были основными требованиями в быту: кроме пианино, дивана, магнитофона и книжной полки в его комнате с уютным красным абажуром и циновками на полу вещей практически не было.

В этой квартире Сергей с Настей прожили несколько счастливых лет.

«Пару раз мы с Курёхиным, Настей, Гребенщиковым и моей женой Зиной собирались в двухэтажном, к тому времени почти расселенном особняке, где жил Саша Кобак, ныне директор Фонда имени Лихачева, – рассказывал мне в 2010 году Аркадий Драгомощенко. – Поводом для встреч была, например, телепремьера „Шерлока Холмса“. Раскрытые настежь окна первого этажа в сирень, черно-белый телевизор. Все живут недалеко друг от друга; венгерское шампанское, жареный цыпленок и странное веселье от того, что Сьюзен Сонтаг называла словом „кэмп“».

Но так продолжалось не слишком долго. Как-то приятели из американского консульства пригласили Сергея с Настей посмотреть новый фильм Милоша Формана «Амадеус». Молодожены пошли на предпремьерный показ в отличном настроении, и, казалось, ничто не предвещало беды. Сеанс подходил к концу, на экране умирал отравленный завистником Моцарт, и вдруг Курёхин вскрикнул и схватился за сердце. Просмотр фильма пришлось срочно прервать. Кто-то побежал за врачом, а дюжие морские пехотинцы отнесли потерявшего сознание музыканта в спальню к консулу.

«В тот вечер Сергей выпил немного виски, а в помещении было безумно душно, – вспоминает Настя. – И вдруг он мне говорит: „Ты знаешь, я теряю сознание. Лови меня“. Сережа упал ко мне на руки, а скорая помощь ехала к нам сорок минут. Все это время он лежал без сознания. Мы пытались привести его в чувство, и он очнулся еще до приезда скорой. Оказалось, что у него были какие-то проблемы с сердцем. На самом деле то заболевание, которое у него оказалось впоследствии, встречается крайне редко. И предположить этого тогда, конечно, никто не мог».

Поиски стиля

Искусства должно быть мало.

Сергей Курёхин

Изменение семейного статуса добавило Капитану уверенности.

В лице Насти он обрел настоящий тыл. У него появился собственный дом, где его, вечного пилигрима, всегда любили и ждали.

7 января 1984 года в семье Курёхиных родилась дочка Лиза. Но буквально через три недели молодой папаша укатил в Москву на первый концерт группы «Звуки Му». Это было эпохальное событие, важное для истории как московского, так и ленинградского рока.

На страну упрямо надвигался черненковско-оруэлловский 1984 год – период самых жестких репрессий против рок-музыки. Это было довольно смутное время «запретительных списков» и «свинченных» концертов, когда старый добрый брежневский маразм закончился, а горбачевская перестройка еще не началась. Рок-музыка ушла в глухое подполье, где находилась долгих полтора года, до появления Горбачева и наступления более свободных времен.

В ситуации тотального прессинга Петр Мамонов и Саша Липницкий замаскировали дебютное выступление «Звуков Му» под «встречу выпускников» одной из московских школ, где они когда-то учились. Для администрации все это действо называлось «вечер художественной самодеятельности». При входе в актовый зал 30-й московской средней школы стоял стол с табличкой «10-й класс 1974 года выпуска». Среди выпускников внезапно оказались Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков, Артемий Троицкий, Василий Шумов, Владимир Чекасин, Валентина Пономарёва, Саша Титов, Дюша Романов, Леша Вишня, Сева Гаккель, Владимир Болучевский, Женя Губерман и Петя Трощенков.

В эти заповедные «списки одноклассников» был включен и бывший москвич Сергей Курёхин. Войдя в небольшой актовый зал, молодой папа увидел, как выпускники с неподдельным энтузиазмом читают стихотворения о Родине, а техник «Звуков Му» пытается отстроить аппаратуру. К тому моменту, когда на сцене показалась юная Жанна Агузарова, школьные дрова загудели и закряхтели, а затем стали издавать вменяемые звуки. И начался рок-н-ролл…

Вслед за «Браво» к микрофону подошел высокий, похожий на супергероя кореец. Он выдвинул челюсть вперед и под аккомпанемент акустической гитары спел нечто психоделическое. Песня называлась «Транквилизатор». «Это тот самый Цой, который из „Кино“», – пронесся шепот «одноклассников».

Курёхин пересел поближе к сцене – зрелище становилось захватывающим. На помосте появились «Звуки Му» с Липницким на басу, Лёликом на гитаре, Хотиным за клавишами и Африкой на барабанах. Петя Мамонов криво улыбнулся, рыгнул в микрофон, и начались «русские народные галлюцинации». Лидер «Звуков Му» шизофренически дрыгал руками и ногами, падал, кривлялся и извивался в апокалипсических судорогах. «Какой артист!» – с улыбкой сказал Капитан друзьям и погрузился в мысли о собственных «народных галлюцинациях».

Незадолго до этого Курёхин выступил в джазовой мекке столицы – ДК «Москворечье». Вместе с Вапировым и Пономарёвой он исполнял фолк-джазовую программу «Дух Огдну», с которой исколесил тогда всю страну. В ноябре 1983 года в Москве состоялся финальный концерт тура.

«Курёхин играл сразу на двух роялях, – вспоминает Сергей Летов. – Один был препарированный в стиле Джона Кейджа, второй – натуральный. Мне бросилась в глаза невероятная виртуозность Сергея. Он сидел между роялями на стуле и играл одно и то же. Удивительный цирк для тех, кто понимает».

После концерта в кулуарах ДК «Москворечье» начался алкогольный джем. За кулисами встретились знакомые музыканты, критики, московские друзья и родственники Курёхина. Настроение у Сергея было приподнятое – тяжелый тур завершился, и у Капитана появилось время заняться собственными проектами.

В разгар дегустации неожиданно выяснилось, что вся Москва погрузилась в сугробы. Причем так мощно, что были отменены все пригородные электрички и поезда. Запертый непогодой в столице, Курёхин решил сыграть небольшой концерт в общежитии близлежащего МИФИ. В недрах этого заведения располагался «Клуб имени Рокуэлла Кента» – одна из самых статусных андеграундных рок-тусовок Москвы. С начала 1980-х тут издавали подпольные журналы «Лицей» и «Зеркало», проводили акустические концерты Гребенщикова, Цоя и Майка, устраивались джазовые вечера для артистов, которые выступали в ДК «Москворечье», – от Владимира Чекасина до Михаила Альперина.

Курёхин собрал в общаге МИФИ мощный импровизированный состав: Сергей Летов и его брат Егор, Африка, саксофонист Сергей Луканов, гитарист Александр Костарев, кто-то еще.

«Мне посчастливилось принять участие в этой акции, – вспоминает джазовый критик и трубач Андрей Соловьев. – После концерта, который Сергей накануне играл с Вапировым, Курёхин был в страшном похмелье. Он постоянно жаловался на сердечную боль и был вынужден принимать валидол. Несмотря на это, перфоманс получился потрясающим. Даже сейчас я часто пытаюсь вспомнить тот концерт, как бы обратиться к внутреннему опыту, который я получил тогда в поисках особой атмосферы».

По воспоминаниям очевидцев, Курёхин начал действо с камерных мелодий на фортепиано. Затем чуть заметно кивнул головой – и… понеслось. Сергей Летов разрывал воздух атональными проигрышами, выли иерихонские трубы, и на басу ковырял струны Егор Летов. Это был первый концерт будущего идеолога «Гражданской обороны». Он не знал курёхинских фишек, но ритм не терял, интуитивно выбирая самые простые ходы.

«Курёхин спросил меня: „Слышал ли ты какой-нибудь панк?“ – вспоминал позднее Егор. – Я сказал: „Слышал Sex Pistols и Ramones“. На что Курёхин предложил: „Вот и играй как Ramones весь концерт“. Так я и сделал. Гитарист поливал что-то вроде хард-рока, Африка играл на барабанах, а Курёхин всем дирижировал и прыгал на фоно. Потом был антракт, где Курёхину на моих глазах стало реально плохо. Он зашел в гримерку, упал прямо на пол, схватился за сердце. Я решил, что это часть шоу. Думал – занятно. Потом смотрю – он лицом стал синий, серый… Хотели вызвать скорую помощь, а он говорит: „Все в порядке, ребята. Сейчас пройдет“».

«Совместное выступление с Капитаном послужило для нас сильным порывом сделать что-то похожее, – вспоминает Андрей Соловьев. – Вездесущий Сергей Летов перехватил инициативу: он объединил нас в небольшой оркестр Afasia, и мы дали несколько концертов. Но без Курёхина не обошлось – его тень словно витала над нами. Проживавший в Москве двоюродный брат Курёхина Артем Блох (младший брат Максима Блоха. – Примеч. автора) играл у нас на рояле. Я помню его бешенство во время одного из концертов, когда он отшвырнул стул, стал в позу боксера и несколькими ударами разгромил рояль. Вокруг летали выбитые клавиши».

Первые концерты показали, что брат Сергея, впоследствии сотрудничавший с группой «ДК», оказался незаурядным пианистом, и, по свидетельствам очевидцев, еще более радикальным, чем сам Капитан. «Артем Блох играл в стиле, очень похожем на раннего Курёхина, – рассказывает Сергей Летов. – Я такого Курёхина даже и не застал, только слышал записи The Ways Of Freedom. Разница была в том, что Артем постоянно находился на допинге. Он перед выступлением регулярно жрал колеса, после чего играл намного энергичнее…»

А тем временем Сергей Курёхин шел дальше – своим, одному ему известным путем. Вскоре в Ленинграде состоялась крупная научная конференция под названием «Импровизация в современной музыкальной культуре». Казалось, что может звучать безобиднее? В здании одного из институтов собралось небывалое количество членов Союза композиторов, джазовые критики, профессора и преподаватели тех учебных заведений, откуда Курёхина неоднократно выгоняли. Как вы понимаете, пропустить такое концептуальное мероприятие Сергей попросту не мог. Что называется, не имел морального права.

Как лауреат многочисленных джазовых фестивалей, Курёхин загодя записался в докладчики и с нетерпением ждал, когда же пробьет его час. Дождавшись, подошел к роялю, достал несколько листиков бумаги и больше к ним не притрагивался. Поклонился публике, затем подошел к пожилому академику в первом ряду и вежливо попросил у него тросточку. Смею вас уверить, что никто в зале не понимал, что же произойдет через несколько секунд на солидной и в меру научной конференции.

Но Курёхин кожей чувствовал будущее. Он приподнял крышку рояля, повозился со струнами, положил на них трость и начал творить какофонию из звуков, напоминавшую самые дикие, самые невероятные творения Штокхаузена. Минут через десять Курёхин все-таки прекратил издевательства над публикой и инструментом. Встал из-за рояля, вернул палочку академику и с достоинством покинул зал. И когда ему в спину прозвучали аплодисменты, он даже не повернулся.

«Поп-механика»: обстрел ракетами
1984–1991

Теория языка

Я сторонник теории, что увлечение начинается с удивления.

Сергей Курёхин

После выхода в Англии альбома The Ways of Freedom в недрах корпорации Би-би-си зародилась идея снять о Курёхине некую видеозарисовку. Тут волею судеб случились плановые съемки 12-серийного документального фильма про СССР, и одну из серий решено было отдать творческой оппозиции. Понятно, что лучшую кандидатуру, чем Курёхин, подобрать было сложно. Дело оставалось за малым – договориться о съёмках с представителями советской власти.

Долгие месяцы сотрудники английского консульства обивали пороги Министерства культуры. Но на просьбу снять фильм о питерском пианисте они постоянно слышали от чиновников: «Композитор Сергей Курёхин? Какой Курёхин? У нас в СССР существует Союз композиторов, и никакого Курёхина там нет».

Так прошло полтора года. Разумеется, снимать фильм англичанам никто не разрешил. Поэтому продюсер, 24-летняя Оливия Лихтенстайн, справедливо решила, что фильм про андеграундного музыканта нужно делать партизанскими методами. В начале 1984 года она привезла в Питер небольшую VHS-камеру, чудом прошла таможню, и под носом у КГБ режиссер Ричард Дентон начал снимать фильм.

В киноопус Comrades: All That Jazz вошли сцены, снятые в мастерской художника Толи Белкина, на квартире у битломана Коли Васина и в деревянной избе эмигрировавшего в США переводчика Андрея Фалалеева.

«Я придумал новый способ дирижирования, – изгалялся перед камерой Сергей. – Я акцентирую все внимание на себе, придумав целую систему жестов, которые мои музыканты очень хорошо знают. Если я подпрыгнул левой ногой вверх, то надо играть Шостаковича. Если подпрыгнул правой ногой, надо играть немного джаза. Или би-боп».

Кульминационный фрагмент картины представлял собой репетицию нового курёхинского проекта. В одном из сквотов, где базировался непотопляемый театр Горошевского, Сергей собрал человек двадцать друзей для музыкального перфоманса special for ВВС. Также туда были приглашены возглавляемые Тимуром Новиковым «Новые художники», которые устроили фиесту «индустриальной секции»: Африка, Олег Котельников, Гарик «Асса» и еще несколько человек колотили по железкам, разрисовывали стены, обливали друг друга водой и танцевали танго. Барабанщик «Странных игр» Саша Кондрашкин держал ритм, а барабанщик «Кино» Густав Гурьянов исполнял нетвердым фальцетом песню из репертуара Робертино Лоретти.

Замаскированный под шпиона будущий музыкант «ДДТ» Михаил Чернов играл саксофонное соло, Гребенщиков водил электробритвой по струнам и истошно орал, а молодые Виктор Цой и Юрий Каспарян, сидя на подоконнике, мочили жесткий рок. В «латинском» финале к ним присоединились басист Саша Титов, виолончелисты Сева Гаккель и Борис Райскин, а также скрипач Володя Диканский. Стройный, с оголенным торсом Курёхин энергично весь этот хаос направлял, до тех пор пока, войдя в раж, Гребенщиков лишь чудом не покусал Оливию Лихтенстайн.

«В музыкальном мире у меня есть огромное количество друзей, которые играют совершенно разную музыку, – комментировал эту акцию Капитан в фильме Comrades: All That Jazz. – И однажды мы сыграли с ними концерт, в котором каждый человек играл именно ту музыку, которую он исполняет всегда. А потом мне так понравилось, что я стал привлекать всех своих друзей выступать вместе. Так автоматически появилась „Поп-механика“».

Подразумевалось, что новый оркестр будет реализовывать идеи, о которых Маэстро мечтал еще со времен Crazy Music Orchestra. Джазовый критик Ефим Барбан придумал название «Поп-механика», позвонил Сергею, и тому это словосочетание понравилось. По одним данным, это произошло зимой 1984 года, по другим – осенью 1983 года.

Пытаться перечислить источники вдохновения 30-летнего Курёхина – дело безнадежное. К примеру, сильное впечатление на Капитана произвела встреча с Анастасией Ивановной Цветаевой. Сейчас повествование прыгнет в сторону, но эта история заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее.

Как-то летом друзья пригласили Курёхина посетить коктебельский Дом творчества писателей, где родная сестра Марины Цветаевой любила проводить отпуск. Анастасия Ивановна была нелюдима, жила на отшибе и периодически тырила булочки в писательской столовой для вечно голодных знакомых музыкантов.

«Старуха Анастасия Цветаева музыки Курёхина не слышала и концертов его не видела, – вспоминает Борис Румшицкий. – Рассмотрев Сергея с головы до ног, она пришла к мысли, что этот молодой человек похож на ее давнего знакомого Яшу Богорада, флейтиста из Симферополя, который всех постоянно разыгрывал. Более полувека назад Яша разбрасывался идеями и мелодиями, а своих сочинений стеснялся и всем говорил, что он – составитель нотных сборников. А на самом деле был гениальным композитором, и в частности автором популярного марша „Тоска по Родине“. Также он оркестровал вальс „Амурские волны“ и марш „Прощание славянки“. Яша дружил с Мариной Цветаевой, и она в эмиграции посвятила ему знаменитое стихотворение „Тоска по родине!“».

Курёхин настолько вдохновился воспоминаниями Анастасии Ивановны, что начал с энтузиазмом копать эту тему дальше. И тут на Сергея обрушился целый шквал информации. Роясь в архивах, Капитан выяснил, что капельмейстер Яков Иосифович Богорад после армейской службы дирижировал оркестром в симферопольском цирке, где часто звучали произведения «короля маршей» Джона Филипа Сузы, и в частности знаменитый «Гладиатор».

«У Курёхина ничего не пропадало в голове, все имело свое развитие и продолжение, – считает Румшицкий. – После встречи с Цветаевой он нарыл, что Богорад в своем творчестве связан с Сузой, написавшим, к слову, знаменитую оперетту „Капитан“».

Так Курёхин вышел на изобретателя сузафона и автора национального марша США The Stars and Stripes Forever, а заодно и на одного из самых новаторских дирижеров первой половины ХХ века. Как оказалось, Суза создал гастролирующий оркестр нового типа, который затем в воспаленном мозгу Пола Маккартни послужил прообразом обложки Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band.

Исследуя наследие американского композитора, Курёхин обнаружил много полезного. К примеру, Суза, музыканты которого в начале ХХ века привезли в Европу регтайм, превратил свой оркестр в самостоятельный концертный коллектив. Кроме того, он создал новый тип звучания духового ансамбля, приближавшийся к симфоническому. Плюс масса других музыкальных нюансов.

При этом Курёхин не зацикливался исключительно на музыкальных находках Сузы. В рамках «Поп-механики» Капитан мечтал реализовать идеи, почерпнутые им из трудов по социологии и русской философии XIX–XX веков. К примеру, его настольными учебниками были «Морфология сказки», «Курс общей лингвистики», «Алхимия как феномен средневековой культуры» и «Избранные труды по методологии науки». Сергей зачитывался этими книгами, он находил в них ответы на вопросы о «психологии успеха» и разработке всевозможных формул популярности.

Позднее Капитан признавался, что на его мышление тогда повлияло и знакомство с московскими авангардистами, от Дмитрия Пригова и Льва Рубинштейна до Николы Овчинникова, от Гарика «Ассы» до концептуалистов из арт-группировки «Мухоморы». Увидев в столичном кафе «Метелица» несколько радикальных хеппенингов, Капитан не на шутку призадумался, а потом сказал: «В принципе все понятно. Кадры решают все!»

И вскоре он эти «кадры» нашел.

Обратимся в недалекое прошлое. В 1983–1984 годах ленинградский рок-андеграунд разделился на два условных лагеря: поклонников «Аквариума» и фанов новой группы «Странные игры». Команда братьев Сологубов играла модный new wave с элементами ска и смотрелась на концертах словно банда конченых фриков. Выглядело это действительно залихватски. К примеру, гитарист Гриша Сологуб выходил на сцену в драных черных колготках, натянутых на тонкие ножки. Поверх рубашки болталась цветная жилетка, а на голове красовалась матросская бескозырка с надписью «Забияка». К спине Гриши была прикреплена милицейская мигалка, которая вращалась, подключенная к карманным аккумуляторам. Саксофонист Леша Рахов надевал строгий костюм, черные туфли, галстук-селедку и напоминал музыканта Madness. Барабанщик Саша Кондрашкин был техничен, решителен и косоглаз. Басист Витя Сологуб носил непроницаемое лицо, кожаную кепку, черные очки и винтажную одежду в духе 1950-х.

«У нас были такие фирменные движения, когда тело стоит на месте, а гитара передвигается слева направо, такой полу-Kraftwerk-полуавтоматчик, – вспоминает Виктор Сологуб. – Я думаю, что Капитан обратил на нас внимание, потому что мы все время что-то придумывали на сцене».

Это действительно было свежо и весело.

Призвав под свои знамена музыкантов «Странных игр», Курёхин начал готовить первое выступление «Поп-механики». Официальный дебют курёхинского оркестра состоялся в столичном ДК «Москворечье». Чувствуя, что намечается нечто необычное, за организацию акции взялись директор местной джазовой студии Юрий Козырев и барабанщик Михаил Жуков, который утром 14 апреля 1984 года встречал Курёхина на Ленинградском вокзале.

Жукова удивили две вещи. Во-первых, Сергей отказался от зафрахтованного автобуса и поехал с музыкантами на метро. Во-вторых, все время Капитан провел исключительно на сцене, репетируя и в спешке доделывая дебютную программу. Похоже, перфоманс обещал быть неординарным. Так, собственно говоря, и случилось.

В этот вечер вход в ДК «Москворечье» зрители брали штурмом. По городу разлетелся слух, что приехали «запрещенные питерские рокеры», и несколько растерянных милиционеров пытались натиск поклонников сдержать. Когда концерт наконец-то начался, к микрофону подплыла колоритная дама, которая прочитала по бумажке: «А сейчас перед вами выступит „Оркестр Сергея Курёхина“ с новой программой „Поп-механика № 2“!»

Это была очередная мифологическая задумка Маэстро – представить новый проект таким образом, как будто некая «Поп-механика № 1» уже состоялась. И неважно, когда и где – то ли в Питере, то ли в каком-то другом городе. Курёхин был верен себе и, как всегда, оставлял зрителям пространство для игры воображения.

В этот вечер Сергей, который играл на фортепиано и тенор-саксофоне, усилил биг-бенд Валентиной Пономарёвой, Александром «Фаготом» Александровым, саксофонистами Сергеем Летовым и Игорем Бутманом, скрипачом Володей Диканским, тромбонистом Николаем Ольшевским, немецким кларнетистом Хансом Кумпфом и ритм-секцией «Звуков Му» – Сашей Липницким и Михаилом Жуковым.

Как только погас свет, к центру сцены с разных сторон начали двигаться два джазовых мутанта-киборга в черных очках и с саксофонами в руках. Это были Курёхин и Бутман. Затем на сцене появились остальные музыканты. В первом отделении «Поп-механика» напоминала карнавальное шествие, где попурри из Паганини и похоронных маршей чередовались с саксофонными проигрышами в духе Фаусто Папетти, а в обрывки цыганских мелодий вплетались остинатные гитарные риффы «Поп-механики».

Полный фурор своими шаманскими заклинаниями вызвала Пономарёва – «то как зверь она завоет, то заплачет, как дитя». Носясь по сцене в брючном костюме и с белой розой в распущенных волосах, она имитировала голосом взбесившийся синтезатор, а потом уносила мелодию куда-то вверх, в кратер «неведомых Фудзиям». С момента выступления Курёхина и Пономарёвой на фестивале в Ярославле прошло всего три года, но насколько сильно выросло их взаимопонимание!

После антракта Капитан вывел на сцену биг-бенд Виктора Мельникова, состоявший из музыкантов студии ДК «Москворечье», исполнявших джаз с элементами свинга. Сергея подобная приверженность традиции умиляла, поэтому второе отделение представляло собой соревнование «новой музыки» и джазовой классики. К этому моменту в перфомансе были задействованы около сорока человек – такой внушительной массовки ДК «Москворечье» еще не видел.

Все действо закончилось исполнением старинного цыганского романса «Разлука», который Пономарёва пела с огромной внутренней силой, а на аудиозаписи слышны возгласы «браво!», «шизгару давай!» и хаотичные аплодисменты.

«Перед московским выступлением „Поп-механики“ у нас было две репетиции, одна из которых состоялась непосредственно на саундчеке, – вспоминает Витя Сологуб. – Поэтому на концерте происходила полная дурка. Никто не знал, что будет дальше – постоянно игралась целотонная гамма, потом фрагменты из Matt Bianco. Я на всю жизнь запомнил, как нервничал Курёхин, топал ногами и орал: „Ля бемоль, дураки! Блядь, ля бемоль… Ты играй, а ты молчи!“ Вот такой у нас был дебют».