Текст книги "Рокировка с прошлым"

Резкие черты карандашного наброска складывались в подтянутую фигуру, облачением коей являлось: изысканный двубортный костюм с платочком в кармашке у сердца и фетровая шляпа по последней моде. Лицо скуластое, осунувшееся, с мешками под глазами, тонкой линией бескровных губ, плюс украшенное короткой стрижкой, легкой щетиной и гипертрофированно злым прищуром. Не сказать, будто портрет не отображал так страшившую меня действительность, но…

Проблематично опознать человека, у которого из примет: приятная внешность, изысканный вкус, безукоризненные манеры, изощренный ум, аура силы и запоминающаяся спутница. Еще сложнее, когда спутницы нет рядом, а вместе с ней потеряны безукоризненные манеры. Аура силы и изысканный вкус – под вопросом. Безусловно, остается лишь изощренный ум и приятная внешность. Хронометр – единственное, по чему можно однозначно опознать Рейма, не обнаружен. Возник вопрос: тот ли это человек?

С облегчением я выдал:

– Под представленный образ подходит десятая часть знакомых мне пространственников после ночного загула. Про аристократов говорить не приходится, почти все поголовно.

– Да… показания разнятся. Зато теперь хотя бы имеется ориентир, кого высматривать, – возбужденно вещал парень, махая руками и чуть ли не пританцовывая. – Представляете, во время шоу в центр манежа вышел молодой человек с улыбкой до ушей. Тех, кто пытался его остановить, оглушил всего парой движений. Пространственник до него вовсе не дошел! Проходимец сказал, мол, устраивает фокус, в котором «примут участие все присутствующие». В тот же момент прозвучали взрывы. Пламя за считаные минуты охватило помещение. В это время ненормальный стоял в центре и хохотал. Первый этаж оказался перекрыт. Людям пришлось прыгать из окон других этажей. Наши коллеги сработали оперативно, но все равно несколько десятков переломов, мелких травм без счета. На данный момент четверо разбившихся насмерть, но неизвестно, сколько сгорело заживо или задохнулось в дыму.

– Фокус с побегом из закрытой клетки. В нашем случае еще и горящей, – оценил я горькую иронию, и спокойная решимость окрепла. – Уже известно, это Иммунный? Он прихрамывает на правую ногу? Ранее за ним столь эксцентричных выходок не наблюдалось.

– Пока информации нет. Вероятно, Иммунный пользуется маскировкой. Сомнительно, чтобы по городу носилось несколько психов… да и окажись так – поймаем всех! При подозрении на нахождение цели приказано стрелять на поражение!

Как всегда, власть предержащим выгодно не искать корень проблемы, а привести все к единому знаменателю. Или как при выяснении личности Иммунного – свалить на представителя далекого врага. В нашем случае это почти везение. Но заговорил я о насущном:

– Занимательно, что в такой ситуации поручает нам господин Текарий?

– Изначально поработать со свидетелями. Вот только после происшествия… Мэтр приказывает разыскать сбежавших в кутерьме животных. Доподлинно известно о двух леопардах с Южных островов. О белом медведе с Глайсиса. И о полудюжине диких чурбей из Мраморных лесов. Возможно, удалось выбраться змеям и некоторым птицам. Животные напуганы и дезориентированы, поэтому могут быть опасны. Однако мэтр сказал: «У господина Юрия и иже с ним большой опыт в работе с разными тварями».

Мысленно я восхитился, как изящно нас послали… на задание. Вроде и под присмотром, но не мешаемся поблизости. Занимаемся делом, но настолько «важным», что не поймешь – для защиты временщицы или в качестве издевки над нами…

– Согласно воздушной разведке, именно здесь в последний раз замечен белый медведь. – Ундерк, не заморачиваясь тонкостями, увлек нас в Пробой. – Хотя не понимаю, как в такой темноте можно что-то увидеть… Тем более искать следы в подобной грязи! – под ногами действительно хлюпала смесь из нечистот и не до конца растаявшего снега, насколько можно судить в свете недалекого зарева пожара. Юный пространственник вздохнул: – Сейчас бы ультрафиолетовые лампы, о которых вы давеча вспоминали, пришлись бы как нельзя кстати.

– Конечно, не ультрафиолетовые, но все же… – Я извлек из пространственного кармана пару масляных ручных фонарей и принялся их разжигать извлеченной оттуда же зажигалкой. Затем, подумав, достал моток веревки и сеть… правда, рыболовную, но крепкую. – Держи фонарь и сеть.

Пригодится, если будем брать зверя живьем. Иначе на кой он нам?

– Откуда? Вы знали, что…

– Меня отправят охотиться за дикими хищниками в центре мегаполиса? Почему нет? – Десяток секунд я наслаждался спектром эмоций на лице юного пространственника. Затем я обозначил улыбку: – Шутка. Просто со временем обзаводишься кучей жизненно необходимых мелочей. Буквально. Так сказать, походный набор. Мой лимит пространственного кармана в пятьдесят килограммов наполовину забит подобным барахлом, и все равно чего-нибудь, самого элементарного, не оказывается под рукой в самый ответственный момент.

Свет фонаря вспугнул тени, обрисовав кусок крайне непрезентабельного переулка. Слух резанул дикий ор кошаков, серыми призраками исчезающих в темноте подвальных окошек, походя со звоном что-то опрокидывая.

Мефи у меня на шее напрягся, затем нырнул во мрак. Я проследил его траекторию лучом света. Взгляд выхватил следы когтей на кирпичной кладке и то, что кто-то массивный рылся в мусоре.

– Вот и решился вопрос – как идти по следу! Похоже, нюх Мефи достаточно острый, чтобы выделить в смраде нужные запахи. – Пусть я не жаловал ласку, но не мог не признать пользу от нее.

– Это просто восхитительно! – Парень не со страхом, но с уважением смотрел на меня. Непривычно и приятно.

Я решил его не разочаровывать:

– Теперь же, Ундерк, прошу, помогите нашей леди. Я обещал ей увлекательную прогулку, но пока начнется шоу, надеюсь, Дорн не откажется скоротать время в интересной компании.

Парень просиял. Через минуту он вещал о чем-то благородно-величественном, а девушка одобрительно улыбалась из-под надушенного платка, коим прикрывала носик. Я же… бешеным псом носился за неугомонным Мефи. Тот, кажется, специально пытался залезть в наиболее вонючие отдушины, дыры и щели.

Бархатный остров был довольно точным срезом с общества Агемо. На главных улицах – лучшие заведения для самой почтенной публики. В закоулках, куда попадешь, только если сильно не повезет или когда терять уже нечего, расположились притоны с опиумными курильнями, дешевой выпивкой, игральными домами, борделями, переполненными девками сомнительного качества, и, конечно, отдыхающими отморозками из Иванова семейства.

Мы же оказались вовсе на задворках жизни. Там, где свалена омертвевшая плоть города. Клоака, трущобы. Потому неудивительно спокойное продвижение, более того, полное отсутствие всякой разумной активности в обозримом пространстве. Вокруг обшарпанные здания, не знавшие рук мастера порой более столетия с момента постройки. Выщербленный камень стен. Частично разбитая кладка. Вонь испражнений. Строения без видимых причин поскрипывали и потрескивали. Что-то шуршало и хлопало. Промозглый ветер играл сонату разорванного сердца на водосточных трубах. Сквозь неплотно прикрытые ставни едва пробивались отголоски любовных сношений и ругань, в крайне непристойной форме.

Сложно было описать ощущения. Словно мы попали в челюсти ветхому, но матерому и еще сильному хищнику, так что трех– и четырехэтажные зубы перешептывались меж собой, обсуждая, как перемолоть пришельцев. Хотелось поскорее покинуть сию негостеприимную юдоль.

Города у меня ассоциировались с людьми. Если точнее, с аристократами. Внешний лоск и красота. Всегда приятное первое впечатление и интересные беседы. Стоит же шагнуть в глубину помыслов и подворотен… Гниль. Без нее никак. Без нее нет баланса. У каждого своя. Тщеславие. Зависть. Жадность. Даже у того маленького городка, название которого я благополучно забыл, имелся тщательно взлелеянный изъян – бесхребетность.

Хотя есть те, кого гниль не разрушала. Те, в ком гниль превращалась в яд. Жестокость. Беспринципность. Даже страх… о да! Ибо им пропитано затишье… а оно ведь часть бури? Воплощение Агемо я знал лично. На сей раз не кичащаяся дутым величием аристократия, но истинно обладающая силой. Разнообразие островов, представленное в дуэте… хотя, возможно, уже в трио?

Из созерцательной задумчивости меня вырвало показавшееся в границах света тело… хотя нет! Вновь термин не подходит – фарш из изломанных костей, растерзанного мяса и разорванных внутренних органов валялся на дороге. Когда вслед за Мефи свет открыл непотребство, от останков в стороны рванули волны крыс. Притом они порой останавливались и осматривали меня алыми бусинками глаз, словно оценивая в предвкушении.

Я обернулся к парочке… и заткнулся, забыв о словах, когда увидел, насколько отчаянно Ундерк подает знаки, чтобы я не выдавал обнаруженного. Парень честно отрабатывал программу «развлекать и уберегать». Да… точно. Я почти забыл, что Лорн слепа. Мне только и оставалось кивнуть, чтобы они проходили дальше, а самому, поставив фонарь на землю, встать на колено у тела, изучая.

«Однозначно работа зверя. – Мефи вновь вцепился в ухо, и в голове зазвучал ментальный голос Лорн. – Рваные раны от когтей, объеденное мясо… У вас нет статьи «о жестоком обращении с животными»? Зверя явно недокармливали».

«Я остановился, встал по другому поводу, причине. Тебе не кажется знакомым этот бездомный, нищий?»

«Прошу простить, но в мой круг общения… Хотя, постой. Обожженные пальцы. Вот рядом валяются на удивление белые зубы. На правой ноге отсутствует ступня… хотя в этой мешанине не понять, как давно. Зато сквозь смрад пробивается нотка корицы, Мефи ее очень не любит. Мы встречали этого попрошайку в парке в первый день в Агемо. Занимательное совпадение. Жаль, бесполезное».

«Не скажи. – Я относительно чистой щепой подцепил окровавленные лохмотья. – Мой отец – следователь в Свободном городе. Без лишней скромности скажу, отменный. Он постоянно твердил, внушал мне: „Мир – сложнейший роман, история с множеством сюжетных линий и мыслей, идей разной глубины. Проблема лишь одна-единственная – автор графоман“. Поэтому любые события связаны, нужно только обращать внимание, взгляд на связи».

Под одним из приподнятых мной лоскутов одеяния бродяги блеснул металл. Я очистил участок и увидел дорогой охотничий нож, на половину лезвия воткнутый в печень бездомного. Я хмыкнул и продолжил:

«Две встречи менее чем за неделю, которые запомнились, с непримечательным, невзрачным человеком, – то, на что стоит обратить внимание и задуматься, поразмыслить. Хотя ты права, не сейчас».

Глупо считать, что во всех сегодняшних бедах априори виноват один человек. Возможно, впрямь неудачная самозащита при встрече со зверем или отходы одного из споров в заведении неподалеку. Однако у Рейма имелся мотив: отомстить за нанесенное любимой оскорбление. Плюс подходящее эмоциональное состояние, чтобы ранить кого-то, запахом крови привлечь хищника и посмотреть бой.

Рассчитывать на свидетелей наивно, поможет лишь проверка отпечатков на ручке ножа… Подумав, я оставил его торчать. Если Ундерк расскажет об увиденном, то на месте преступления улики окажутся нетронутыми.

Отчаянный рык вырвался из пасти улиц. Следом донесся преисполненный ужаса вопль. Определить направление не составило труда – Мефи вновь указал путь, да и свет фонаря Ундерка отчетливо вел меня. То и дело приходилось маневрировать меж развалов мусора, перепрыгивать кучи всяческой дряни и оскальзываться на подгнившей мерзости.

Верность выбранного направления подтвердили двое мордоворотов в форме грузчиков, что буквально просочились между кусками перекрывшей проулок древней вывески магазина готового платья. Работники болидами скрылись у меня за спиной, а мне пришлось использовать Пробой.

Минуты мне хватило, чтобы добраться до парочки напарников, также устремившейся на крик. Юная леди тяжело дышала, а ее лоб покрывали бисеринки пота. Как бы Лорн ни старалась, ее физическая подготовка оставляла желать лучшего. Кроме того, полы платья не созданы для бега.

Вырваться далеко вперед мне не удалось. Распахнутый настежь зев черного хода магазинчика. Яркости светильников складского помещения хватило, чтобы различить, что замок на двери безнадежно сломан. В дополнение перевернутая телега с оборванными постромками в десятке метров. На земле валялись разломанные ящики, из которых вывалилась всякая бакалея. В числе прочего разбросана куча сухофруктов вперемешку с битыми бутылками, откуда разило сивухой. Контрабанда или самодельщина. Именно в подобном копался белый… хотя после злоключений дня скорее ало-серый медведь.

Я поднял раскрытую ладонь, призывая товарищей остановиться. Притушил фонарь, чтобы не выделяться и не нервировать зверя. Жестом приказал Ундерку не отсвечивать и обходить по правому флангу. Тот указал на револьвер. Я покачал головой и кивнул на сеть. После сам начал заходить слева. Замирал через каждую пару шагов, прислушиваясь, приглядываясь и даже принюхиваясь ко всему. Пожалел, что не удосужился вытребовать дротиков со снотворным. Следовало действовать крайне осторожно…

Дробно стуча каблучками, Лорн двинулась к зверю.

Вашу суть, конечно, она же «не видела» жестов! Ундерк что-то зашипел и поспешил наперехват.

Медведь учуял ее. Обернулся. Зарычал, оскалив редкие желтые клыки.

Юный пространственник являлся самым опасным фактором! Он мог все испортить… что бы под «всем» ни замышляла Лорн. Фонарь упал в открытый мной Пробой, а через секунду выпал над головой парня. Удар металла о кость оказался почти беззвучным. Зато погасший источник света откатился в сторону с тихим звоном. А торопливый герой осел, лишившись чувств.

Девушка шла, словно на прогулке. Шла, не сбавляя шага и не обращая ни на что внимания. Я скрутил излишне резвого паренька до того, как он очухался. На попытку вырваться, не церемонясь, врезал под дых, сопроводив тихим приказом: «Не мешай старшим!» И конечно же, заткнул рот.

Зверь отступил на пару шагов. Шерсть вздыбилась. Хищник сгруппировался, готовый броситься.

Застыл в напряжении и я, приготовившись в любой момент открыть Пробой и вытащить Лорн. Девушка сделала еще несколько шагов и остановилась на расстоянии вытянутой руки от зверя.

Они стояли. Просто стояли. Ничего не происходило. Прошла минута. Вторая. Шерсть на загривке твари улеглась. Поза зверя стала более расслабленной. Пять минут в полной тишине, даже Ундерк обмяк. Медведь сделал робкий шажок к девушке. Склонил голову, прижал уши к голове и приглушенно рыкнул. Девушка потрепала могучего хищника по свалявшейся шерсти на холке.

– Он готов вернуться, – с нежной улыбкой обернулась к нам храбрая барышня. – Только осторожнее, он еще очень напуган.

Только в этот момент я смог расслабиться и осесть на землю, не заботясь о грязи. Она сильна… вновь я недооценил ее силу духа и способности. Что же она эмпатию не показала, когда мы с Туманником дрались? Или иномировые сущности, изначально настроенные на разрушение, ей не по зубам?

А вот Ундерка я переоценил. Его явно раздосадовала сорвавшаяся охота. Кипящая кровь распаляла мысли, кои он смог выразить, освободившись:

– Мадемуазель Лорн, вы явили удивительное зрелище. Восхищаюсь вашей добродетелью, способной остановить даже дикого зверя. Только прошу, не стоит уподобляться этому нелепому движению суфражисток с СДО. Мы вполне могли все сделать сами! – Парень пригладил растрепавшиеся волосы и закончил спокойнее: – Кроме того, вы слишком добры. Зверь растерзал человека. Его необходимо убить!

– Животные ведомы инстинктами. Мы выше этого, поэтому должны по мере возможности помогать, пусть даже те оступились. Прошу, дайте ему жить… пусть его судьба решается не в этих трущобах.

– Тем более не нами, – поддержал я Лорн. – Животное – собственность цирка. Нам приказывали лишь доставить зверя. Поэтому, господин Ундерк, прошу, откройте Пробой к точке, куда необходимо привести зверя. Надеюсь, ее вам указали?

Парень лишь резко кивнул и молча открыл Пробой.

О! Непередаваемая картина! Эти лица… Отдельный вид искусства! Стоило видеть гамму чувств пространственников, когда сквозь Пробой с ревом проходил белый медведь, на нем восседала мадемуазель в легком платьице, с повязкой на глазах и улыбкой, заставляющей сердца биться чаще, а по сторонам шествовали хмурые мужчины в строгих костюмах с револьверами в руках.

В какой-то момент процессия остановилась, и юная девица приняла руку одного из спутников, спрыгивая с дикого зверя, который, порыкивая на не успевших отпрыгнуть пространственников, сам забрался в клетку. После чего лапой закрыл дверцу.

Для полноты картины в навалившейся ошалелой тишине оставалось сказать какую-нибудь пафосную чушь. С этой задачей справился появившийся из Пробоя Текарий Павлов:

– Хорошая работа, госпожа Лори, Светоч. Побольше бы таких исполнительных сотрудников, как вы! – Слова были тем слаще, чем более от них тянуло раздражением. – Ундерк, как освободишься, подойди, получишь наводку на следующую цель.

– Так точно! – встал по стойке смирно парень. Когда же грозный пространственник удалился, с неожиданной робостью он молвил: – Господин Юрий, простите за мою выходку. Просто я… погорячился.

Нас перенесло почти к самому каналу. Рядом было лишь несколько магазинчиков петушиной расцветки. Дальше – пристань и баржа огнеборцев. От воды веяло прохладой, что приятно контрастировало с жаром от не до конца догоревшего цирка. Пожарные расчеты вовсю работали, стараясь, чтобы пламя не перекинулось на соседние здания.

– Нужно уметь держать себя в руках и доверять партнерам, если работаешь в команде, от этого зависят жизни. Иначе рискуй только собой. – Я передернул плечами. – Не волнуйся, твой мэтр об этом не узнает.

– Вновь спасибо, – еще сильнее смутился практикант, казалось, веснушки захватили все лицо. – Если разрешите, господин Юрий, но почему мэтр Текарий называет вас Светочем?

– Хочет напомнить, что никто не идеален, потому не стоит зазнаваться, – бриз недовольства продул мою душу. – Это символ одной моей ошибки… – признаваться не хотелось.

Неподалеку было слышно, как ругались напыщенные снобы с пространственником. Судя по отголоскам, торговцы пытались выяснить, кто компенсирует простой заведений, занятых властями и ранеными из пожара. У каждого своя трагедия…

Я взглянул на хлопочущую у клетки с животными Лорн – символ того, что не существует неисправимых ошибок и неразрешимых проблем. Рассудительность взяла верх над чувствами, я задался вопросом: собственно, с чего такая бурная реакция? Что движет мной?

Провал выставляет меня в не лучшем свете? Да. Я ненавижу чувствовать себя оскорбленным и тем более униженным… Не передать словами сжигающую душу ярость, когда слабейший оспаривает твою силу. Мне хочется показать, насколько оппонент ошибается. Уничтожить. Именно поэтому я всегда вежлив и никогда не лезу в конфликт с более сильным противником. Это опасно, кроме того, бесполезно соваться в дело, которое прекрасно сделают без тебя. Пример тому затухающий пожар – нет вызова моим силам. Не сравнить с холодной решимостью, когда лишь от тебя зависит чья-то жизнь. Когда в твоих силах спасти и защитить.

Я застыл. Что общего у данных стремлений? Неужто Лорн оказалась снова права: у любого поступка, даже самого благородного, эгоистичное начало? Как бы сознание ни брыкалось, я нашел исток…

Сразу возник другой вопрос: что мне делать? Потакать своей сути? Осознал, считай, взял под контроль. Или попытаться исправить? Временщики говорят, у меня талант к самообману! Осталось понять, в чем я хочу себя убедить.

– Ундерк, семь лет назад, помнишь выпускной экзамен пространственников?

– Извините, господин Юрий, тогда я учился на втором курсе, а до пятого студенты не допускаются на бои выпускного экзамена. Хотя понимаю, о чем вы. Говорят, выпускник попытался применить самодельное плетение силы во время боя. Самонадеянно… Взрыв уничтожил чуть ли не треть Университета. Плюс погибли все приглашенные на экзамен гости. В том числе Властитель… Скандал вышел знатный. Временщики, конечно, устроили Рокировку, но поговаривают, что, несмотря на это, на месте взрыва образовалась новая, никем ранее не виданная аномалия. Виновника же выгнали с черным листом.

Относительно моего прозвища все просто. Той версии меня, что провалилась почти десяток лет назад, больше нет – я изменился. Хватит прятаться. Пора мне вынести урок из случившегося и идти дальше. Именно благодаря изменению и на основе вынесенного урока старый провал может обернуться для меня новой победой. Зато для кого-то другого – ловушкой… ведь приятно совершать то, что, по мнению других, ты не можешь.

– Образовалась аномалия Светоч. Пробой на Солнце… да, долго ее закрывали. Студента же не выгнали. Его экзамен приняли, пусть и с наименьшим баллом. После чего засунули в настоящую дыру… – Глаза юного простран – ственника расширились. Он все понял правильно. Я же небрежно закончил: – Теперь тебя ждет Текарий.

Я отметил, что получилась довольно забавная байка. По крайней мере, официальная и общеизвестная версия. То место, куда меня закинул неудачный эксперимент и случившееся там, куда более грустная история.

Тут открылся очередной Пробой, и, перекрывая рокот, разнесся крик:

– Происшествие в заведении «У Лилии». Крики с третьего этажа. Карл сражается с подозреваемым! Срочно нужна помощь.

Народ зашевелился, как амебы под микроскопом. Текарий Павлов разразился шквалом приказов. Послышалось эмоциональное: «Где это?», «Координаты и фото, быстро!», «Что за дыра…» и в том же духе.

Я не сдержал улыбки. Удача сегодня ветрена со мной. Неприятно признавать, но я знавал данное заведение. Публичный дом на другой стороне острова. Цены небольшие, и нет опасности получить что-нибудь, кроме того, ради чего приходят в столь злачные места.

– Оберегай мадемуазель Лорн, – походя бросил я практиканту.

Не дожидаясь провожатых или желающих последовать за мной, я, сопровождаемый разрядом боли, исчез в Пробое. Гул толпы сменился приглушенными звуками… любовных игр. Я вышел сразу в коридоре третьего этажа «У Лилии». Одна из дверей была открыта, у нее – группа размалеванных девочек во фривольных нарядах. Впереди Элиза-маман… хотя фигуристая дама предпочитала, чтобы ее называли экономкой.

Когда я пробился в комнату, для эмоций не осталось места. На полу с неестественно вывернутой шеей лежал мужчина лет тридцати, с железной серьгой пространственника и револьвером, но без рубахи и ботинок. Понятно, как они исследовали местность.

Рядом девушка, по рукам и ногам прикованная к кровати. Ее тело покрывали порезы. Десятки. Возможно, сотни. Разной глубины. Разной длины. Хирургически точные. В то же время хаотично беспорядочные. Кровь выплескивалась из них с каждым ударом сердца. Простыни пропитались и превратились в алый бутон, поглощающий жрицу любви.

Ее лицо… передо мной предстал образ с крыши «Садов Предтеч», только на сей раз сделанный гротескно грубо. Кожа срезана наспех с кусками мяса. Разрезы, расширяющие улыбку до невозможных размеров. На месте лишь глаза… Зрачки расширились настолько, что заполнили все пространство глаз. При этом казалось, куртизанка в сознании и полностью осознает происходящее. Даже обрубок языка дергался, с хрипами пытаясь что-то выдавить.

Следовало помочь. Доставить девушку врачам. Для начала хотя бы остановить кровь… Я не успел. Кровь остановилась сама. Тьма в глазах девушки начала тускнеть, а лицо… то, что осталось, стало разглаживаться.

Я выдохнул. Осмотрел помещение. Спокойно и внимательно. В когда-то скромной, но аккуратной комнатке полный разгром. Мой взгляд привлекло распахнутое окно. Я оказался рядом и сквозь переплетение прутьев голых крон небольшого парка увидел одинокую фигуру в аккуратном костюме, оправляющую забрызганные кровью лацканы.

Вышел я из Пробоя в десяти метрах перед целью. Ближе не получилось – активирован кристалл блокировки пространства. Зато своим появлением я перекрыл единственный выход из парка в лабиринт улиц. На лице противника – плотоядная гримаса, застывшая стеклянной маской. Глаз не видно в тени полей шляпы. В этот раз мне не пришлось гладить Мефи, зверек сам вцепился в измочаленное ухо.

– Лори, передо мной Рейм. Как мне поступить?

– Не знаю, – как показалось, с налетом недоумения отозвалась девушка. – Решать только тебе. Один приказ, и я приму любое твое решение. Верю, что ты поступишь по совести.

Вашу суть! Как же я ненавижу временщиков! С одной стороны, пострадавшие в метро и цирке. Возможно, погибшие там же. Вероятно, бездомный на его совести. Плюс тело на крыше. Гарантированные жертвы эти двое… между прочим, мой коллега и молодая девушка. Циничная жестокость. С другой стороны, Рейм помог более полудюжине людей только за последнюю неделю. Толпа спасенных ранее и, возможно, в будущем, после приступа.

Чаши весов застыли. Равновесие должен нарушить ответ на вопрос: успел Рейм для меня стать другом или остался франтом, с которым заставили работать обстоятельства?

– Рейм, сдавайся, – попросил я замершую фигуру. – Прошу.

– Они не хотели играть, – не то хрип, не то рык. – Поиграй со мной, друг мой.

В следующую секунду временщик устремился ко мне. Револьвер в моих руках грохнул. Рейм исчез с линии огня. Взяв разгон, он взмыл. В подскоке зацепился за ветвь ближайшего клена. Дерево затрещало, когда он закинул себя на него. Прыжком перепорхнул на ветвь следующего. Еще усилие, и он пролетел надо мной. По инерции пробежал пару шагов по стене. Ухватился за выступ окна второго этажа. Я вновь выстрелил. Стекло разлетелось сотней осколков, но ни один не задел Рейма. Он рывком перекинул себя к соседнему проему. Оттолкнулся и перелетел к окну на другой стороне улицы. Подтянулся и зацепился за край крыши трехэтажного здания. С влажным чмоканьем пуля впилась в камень. Временщик помахал мне с крыши рукой и продолжил движение прочь от борделя, где уже слышался шум подоспевших пространственников.

Мое сознание пронзил укол боли. Пробой. Небо разрезают лучи прожекторов. Рейм легкой походкой скользит по ночным крышам. Револьвер дважды дернулся в конвульсии выстрелов. Моя цель играючи маневрировала в частоколе печных труб, и пули не достигли цели.

Новая боль обрушилась на меня. Пробой, на сей раз на опережение. Дуплет. Напарника Лорн спасла разница высот между крышами. Пули разбили пару черепиц. Рейм, изменив направление, со смехом скатился по наклонной поверхности, лишь в последний момент перепрыгнув на строение через улицу.

Должен признать, в ловкости и скорости я уступал. Рейма окутывала едва различимая дымка Ускорения Биологического Времени. Пусть чисто теоретически, временщик мог разогнаться чуть ли не до скорости света, лишь бы ускорение не превышало физический предел человека, однако на практике у Ускорения Биологического Времени имеется предел – никто не разгонялся более 50 метров в секунду. На больших скоростях слишком велико сопротивление воздуха, да и маневрировать как-то надо, а ошибка реакции на подобной скорости фатальна. Потому мне необходимо стрелять! Скорость пули на порядок больше скорости Рейма. Я чувствовал, что немало сил, нервов и патронов уйдет на погоню. Вот только не настолько я пропащий, чтобы раз за разом промахиваться с десяти метров!

Основная задача – снять с Рейма перстень Господина и тем лишить способностей, а главное, возможности Рокировки. Из-за кристалла блокировки пространства мне не приблизиться. Требуется уменьшить пространство маневра. Значит, действо нужно перенести в помещение. Причем безлюдное. Я даже знаю куда.

Разряд боли от серьги. Снова Пробой. Чуть в стороне от курса временщика. Выстрел отозвался звяканьем. Откуда там взялся флюгер? Рейм вновь не захотел сближаться. Мне же послышалось: «Не осалишь! Не осалишь!» Что же, так даже лучше.

Итерация боли. Еще Пробой. За секунду до моего выстрела Рейм спугнул стаю голубей. Птичья тушка упала в провал улицы. Я поморщился, стряхивая со старенького пальто следы птичьего испуга.

Боль. Пробой. Выстрел. Противник повторно укрылся в неровностях застройки. Зато мне удалось его раззадорить, а заодно подправить траекторию – отогнать от одной из залитых светом главных улиц.

Пробой и боль слились… на выходе я покачнулся, и выстрел ушел в пустоту. Не важно. Мне можно перевести дух. Заодно перезарядить револьвер. Показалась черная с проблесками фонарей гладь канала. На ней старое, темное здание дебаркадера. Сразу дохнуло воспоминаниями о знакомстве со Старым и Карай.

Дабы попасть в здание, требовалось пересечь улицу в несколько раз шире расстояния, на которое способен прыгнуть человек. Рейм замер на краю крыши. Попытался побежать вдоль улицы. Трио моих выстрелов объяснило правила игры. Более временщик не мухлевал. Он прыгнул в пустоту… на одной ноге застыл на тускло мерцающем газовом фонаре. Кульбит – и он на крыше шального паровика. Я выстрелил. Под изумленные взгляды редких прохожих на набережной человек крутанулся на месте, и пуля срикошетила от крыши. Еще прыжок – и временщик изображает фламинго на фонаре с другой стороны улицы. Последнее усилие – и с грохотом разбитого стекла он протаранил окно третьего этажа дебаркадера.

«Что ж он так изгаляется? Выискался тут «бог из машины». Еще шею свернет. До того, как это сделаю я…» – только и смог подумать я под всполох боли, открывая Пробой.

Коридор. Разруха и запустение. Тьма пропитала саму плоть помещения, а вместе с ней и холод. Из живых лишь я и поднимающийся на ноги Рейм. По левую руку расположен ряд окон, выходящих на улицу. В дальнем конце прохода лестницы, ведущие на второй этаж и на крышу. Поставил у каждого из путей отступления по моей иллюзорной копии. По правую руку от меня находились помещения. В прошлом бывшие кабинеты служб и начальства, теперь не более чем пустые деревянные коробки с кучами истлевшего барахла. В ближайшие к Рейму дверные проемы также призвал свои иллюзорные образы.

– Рейм, остановись! – Я вновь попытался воззвать к разуму. – Тебе еще не поздно помочь.

– Ты меня не осалил! – Рейм скользнул взглядом по моим копиям и остановил взор на исходнике. – Игра продолжается! Играть! – В правой руке Рейма револьвер. В левой – окровавленный керне – клинок с волнистым лезвием в четверть метра, наследие диких племен Южных островов…

За окном раздалось хлопанье крыльев и неразборчивый крик. Наша прогулка по крышам привлекла внимание. Луч фонаря заглянул в окна, залив светом Рейма. Тот вскинул руку, чтобы защититься. В этот же миг я ринулся к нему и выстрелил. В сердце товарища.

В ответ грохнул револьвер Рейма. Звякнуло. Банально и невозможно две пули встретились в полете. Одна пробила пол, другая улетела под потолок.