Текст книги "Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов"

– Ну хорошо, – выслушав историю американского успеха и виртуально прогулявшись по цеху сказал сидевший дома за своим компьютером Ковалев. – Вы научились добывать на этом оборудовании палладий. Вложили деньги. Заработали. Молодцы. А от меня-то что вам нужно? Я-то вам зачем?

Американцы, небольшой группкой сидевшие за столом на том конце провода, переглянулись:

– Понимаете, доктор Ковалев, у нас возникла проблема…

Глава 4. Люди со сложной судьбой

Проблема, возникшая у американцев, была следующего свойства – вложив более 90 миллионов долларов и потратив 5 лет на поиски, они так и не научились делать золото, поэтому гонят только палладий в относительно небольших количествах. Потому, собственно, и вышли на Ковалева.

– А на оборудовании Вачаева и нельзя сделать золото! Для золота нужна совсем другая схема и совсем другие токовые нагрузки, – сказал Ковалев.

После этого представители концерна еще раз переглянулись и позвали Владимира Дмитриевича в США, обещав уладить все формальности. Но у него тогда, к сожалению, случилось семейное несчастье, и выехать не представилось возможным.

Знаете, друзья, во всей этой истории меня бесконечно поражает тот ломоносовский энтузиазм мальчиков, идущих с рыбными обозами к свету знаний, который каждый раз выказывали наши ученые. Вачаев, как вы уже знаете, слепил свою установку из помоечных деталей и эмалированного таза, украденного из дома. Кривицкий, про которого я еще расскажу позже, вообще использовал скороварку жены (и запорол ее). Уруцкоев тоже брал то, что оказалось под рукой. Он, кстати, оказался самым богатым помоечником! В Курчатовском институте стояли бублики токомаков (токомак-6, токомак-8), и поскольку реакция термоядерного синтеза, которую в них хотели запустить, требовала гигантского разрядного импульса аж в мегаамперы, были построены огромные накопители. И Уруцкоев их не упустил, эти гигантские разрядники!

– Когда я в начале двухтысячных туда приезжал, институт представлял собой страшное зрелище – обваленные потолки, висят кабели, гниющая аппаратура, народу нет, – вспоминал Ковалев. – Но ребята Уруцкоева успели вытащить оттуда разрядные емкости размером с полвагона, заплатив какому-то трактористу, почистили, помыли, обезопасили и подали разряд на свою опытную установку. Удар был такой силы, что крыльцо у здания отошло. Потеряв шапку, прибежал Велихов[11]11
  Евгений Велихов – академик, директор Курчатовского института, большой энтузиаст термоядерной энергетики. Именно с его легкой руки человечество приступило к строительству ИТЭР, поскольку в свое время Велихов по личной инициативе подтолкнул Горбачева, тот раскачал президента Франции Миттерана, далее пошло по цепочке, и вскоре международное сообщество совместно уже приступило к проектированию и строительству первого опытного термоядерного реактора, о чем Велихов с некоторой гордостью рассказывал автору данной книги, когда в стенах Курчатника мы вели с ним долгие беседы о термоядерном будущем человечества.


[Закрыть], вылупив глаза! Я потом видел эту трещину в крыльце…

В конце концов, жители окрестных домов начали жаловаться на взрывы, и дирекция эти разрядные штуки у исследователей отняла. Пришлось спешно искать другие накопители, поменьше, уже не с полвагона, а с два стола. Но именно тогда, с первых опытов, потрясших взрывами окрестные кварталы, и начали наблюдаться самые сильные эффекты трансмутации:

– Они получали до 5–7 % золота из никеля!

Выделившихся новых элементов порой было столько, что их можно было даже взвесить, правда, на особо точных весах. Но все равно – счет шел уже не на атомы, товар производился в весовых количествах!

Это было поразительно. Но даже не появление новых элементов удивляло более всего. А полное исчезновение некоторых прежних элементов. Их буквально разобрало вчистую!

– В конце концов, насыпать чего угодно в образцы еще можно – хоть ложкой с пола. А вот обеднить образцы – это целая проблема! А у нас в результатах сплошняком шло исчезновение элементов! – демонстрировал мне Ковалев график за графиком.

Вторым поразительным и нарушающим устои современной физики явлением было уничтожение радиоактивности, о чем еще будет отдельный разговор.

– Вот смотрите, – на узком столике кафе Ковалев раскладывал передо мной бесчисленные результаты замеров. – Вот любимая наша картинка – взрыв никеля в перекиси водорода. Как читается запись: «никель, проба 463, масс-спектроскопический анализ». Взрывается и получается полпроцента серебра! А серебра в никеле не может быть просто по определению. Еще цирконий появился, ниобий и целая группа легких элементов, которых раньше не было. Никель вообще нам очень нравился: с ним много получалось.

Я снова потряс головой, чтобы лучше улеглось:

– Но вы же не могли не задаться вопросом, какова теория этого невероятного процесса?!

– Естественно. Всю голову сломали. Полной теории еще нет.

– Как же так? Вы ведь даже как-то составили компьютерную программу по просчету результата и подбору нужных элементов, чтобы получился ожидаемый результат!

– Да. Но в нашей программе нет физики.

– Не понял. А что же вы туда закладывали? Какие формулы? – Я даже подпрыгнул на стуле.

– Мы туда закладывали энергии связи нуклонов, массы исходных и конечных атомов, то есть массы всех частиц, которые туда входят. И при этом программа была построена так, словно кулоновского барьера нет. Физика туда не вкладывалась. Это так называемое монтекарлирование. Стохастическая программа. Машина работала в поте лица, и те спектры, которые я показывал, она получала за неделю-две расчетов, к компьютеру подойти было невозможно! То есть машина очень быстро перебирала все варианты конечных-начальных состояний атомов. До тех пор, пока конечное ядро не получалось стабильным. И она его вкладывала в ячейку памяти. Не хватит ведь никаких мозгов перебрать во всей таблице элементов, зная энергии связи и дефекты масс, все варианты таким образом, чтобы с огромной точностью в миллионные доли электронвольта все совпало так, чтобы конечное ядро оказалось стабильным. Для этого и требуется монтекарлирование. Гигантский объем подсчетов!.. Вот и выходит, что если даже не вкладывать физику в процесс, а просто предположить, что, во-первых, все законы сохранения соблюдаются и просто нет кулоновского барьера, а во-вторых, конечный результат должен состоять из стабильных ядер, то получается конечный результат, полностью подтверждающийся экспериментом.

– Хорошо, но вы же говорили, что в одинаковых экспериментах в восьми ячейках получались разные результаты?!

– Да-а! – Ковалев внимательно посмотрел на меня, словно решая, говорить мне или не говорить. Потом решился и сказал. – Потому что есть еще зависимость от ориентации магнитного поля Земли и зависимость от времени суток. Но в программе этого не было, там усреднение.

– Но потом-то вы нашли свою физику процесса трансмутации? – посмотрел я в глаза Владимиру Дмитриевичу. – Ту самую новую физику, о которой Жорж Лошак мечтал, хлопая вас по плечу? Помните, вы рассказывали, как он грустно говорил, мол, занимаемся сто лет электричеством, а ни хрена не знаем, что такое заряд.

– Да. Нашли. Оказывается, все это давным-давно было описано в восточной философии. И теперь я могу сказать, что такое заряд.

– И что же такое заряд?..

Ковалев устало махнул рукой:

– Это очень долго рассказывать. Давайте пока отложим заряд в сторону и закончим нашу линию повествования – долгий рассказ про других людей, которые неожиданно столкнулись с данным явлением. Вот, например, посмотрите, эту научную работу перед публикацией рецензировал я, опять же по просьбе Минпромнауки… Фамилия автора – Солин. Человек со сложной судьбой, он работал главным инженером на уральском гигантском комбинате, где шла очистка циркония до котельной чистоты, а котельная чистота – 10^-8 грамм на грамм, потому что цирконий является оболочкой ТВЭЛов[12]12
  ТВЭЛы – тепловыделяющие элементы атомных реакторов.


[Закрыть]… Солина, между прочем, уволили после этой публикации.

Небольшое отступление для особых любителей прекрасного

ТВЭЛы делают из циркония. У циркония очень низкое сечение реакции захвата, поэтому он, собственно, и был выбран для этой цели. А что такое сечение реакции? Это вероятность прохождения реакции, точнее, вероятность того, что летящая частица попадет в некую область пространства вокруг другой частицы, с которой она должна прореагировать. Этот круг может быть намного больше, чем диаметр самой бомбардируемой частицы! Почему? Потому что существуют квантовые эффекты: обе летящие друг к другу частицы на самом деле занимают гораздо большее пространство, чем их классический диаметр, они по пространству размазаны в полном соответствии со своими волновыми функциями, которые и описывают вероятность нахождения частицы в том или ином месте.

Сечение реакции измеряется в барнах. 1 барн равен максимальному сечению атомного ядра: 1 барн = 10^–28 м² = 10^–24 см² = 100 квадратных фемтометров (примерный размер атомного ядра).

На рисунке показано, как выглядит эффективное сечение протона с точки зрения налетающего на него протона, фотона и нейтрино

Пояснение к рисунку. Если к протону летит другой такой же, он «видит» перед собой то же самое, что представляет из себя и сам. И потому сечение их реакции равно геометрическому сечению протона… если летит фотон электромагнитного излучения, он «видит» только таких же, как сам, то есть заряженные кварки, из которых сделан протон. Поэтому фотону протон кажется полупрозрачным, эффективное сечение мало́… Если же налетает глупое нейтрино, являющееся результатом распадного, то есть слабого взаимодействия, оно «видит» не кварки, а передатчики слабого взаимодействия между кварками – векторные бозоны. И оттого для нейтрино протон практически прозрачен, эффективное сечение рассеяния нейтрино на протоне крайне мало́.

Вот еще отличный и удивительный вместе с тем пример: сечение захвата медленного нейтрона ядром атома бора-10 превышает геометрическое сечение ядра бора в десятки тысяч раз! То есть стоит нейтрону неспешно проехать в десяти тысячах барнах от ядра, как ядро бора-10 его схватит. Это как если бы Солнце было ядром, то оно поглотило бы Юпитер и все прочие планеты, причем с большим запасом.

А вот у циркония как раз очень низкое сечение захвата, поэтому он и не тормозит цепную реакцию, позволяя ТВЭЛам обмениваться нейтронами через циркониевую рубашку, а реактору работать…

За что же был уволен главный инженер Солин? За свою научную и производственную добросовестность.

Поэтому мысленно возвращаемся на тот самый средмашевский завод, где он ударно трудился, очищая цирконий от примесей. Очищать нужно было непременно, потому что если в циркониевой рубашке будут добавки, то нейтроны, захватываемые этими добавками, подплавят стенки циркониевой оболочки, и на ней образуется как бы ржавчина, порча, поэтому требования к чистоте очень высокие.

Передовой инженер Солин из соображений повышения производительности перестроил установку по очистке циркония таким образом, чтобы в нее можно было засовывать не полуторакилограммовые слитки циркония для доочистки, как раньше, а пятнадцатикилограммовые. Как позже выяснилось, именно масштабный фактор сыграл тут свою квантовую роль.

Обработка циркониевого слитка с помощью электронной пушки шла в газо-вакуумной камере. Пушка плавила металл. Цель – поэлементный и поочередный вывод примесей из кипящего циркония при разной подаче газовых сред в эту вакуумную камеру. Целая индустрия!

Однако, вместо очистки циркония вышло его загрязнение: Солин к своему потрясению получил в чушке кучу легких щелочных металлов. Причем эти конкреции в виде темных кристаллов и вкраплений были видны в циркониевом слитке невооруженным глазом и обнаруживались не в следовых, а в весовых количествах. Их были десятки грамм! Их можно было наковыривать пинцетом!

А это катастрофа! Потому что редкие земли (легкие металлы) являются убоем для любого ядерного реактора, поскольку обладают огромным сечением реакции к захвату медленных нейтронов. Солин не чистил, а портил дорогостоящие слитки!

Это было как с попыткой очистки воды у Вачаева, когда вместо очистки получилось загрязнение дистиллята двойной перегонки аж до черноты.

Сам же многочасовой процесс плавки в магнитном поле под электронной бомбардировкой представлял собой удивительное зрелище. Солин смотрел в окошко и поражался тому, что происходит. А происходило следующее – весь большой слиток, вся его поверхность покрывалась круглыми проталинами жидкого металла, расположенными почему-то в шахматном порядке, причем жидкий цирконий в этих лужицах крутился вихрями по часовой стрелке. Вот в этих вихрях и образовывались щелочные металлы.

– Этот Солин, – рассказывал Ковалев, – совершенно случайно попал в резонансное сечение трансмутационного процесса. Лодочка, где находился слиток циркония, который должен быть расплавляться, кипеть и выделять вот эту гадость, естественно имеет разность потенциалов с электронной пушкой, которая в него долбает, и создалась многослойная эквипотенциальная поверхность очень хитрой структуры. Как результат – трансмутация циркония. К сожалению, кончилось все это очень плохо, и я говорю не про увольнение с работы… А я ведь Солина специально предупредил: ни в коем случае, когда идет этот процесс, не находись рядом с печью, там фонит ТМ-излучение, и очень сильное, потому что у тебя мегаваттные мощности на установке выделяются! Он мне не поверил, и случилась неприятность: Солин увлекся… Дело в том, что в его печи стояло огнеупорное кварцевое стекло, он у окошка этого не только камеру поставил, но и сам глазом наблюдал, ему интересно было смотреть, как образовывались в шахматном порядке эти расплавленные «чечевицы», в которых концентрировались редкоземельные элементы, то есть получались вихри расплавленного циркония, которые ничем не инициировались. Они крутились так, как будто чай ложкой размешивали.

– А какого размера были эти вихри?

– От 2 до 5 сантиметров. Кстати, образовывались не только эти вихри, но и еще кое-что совершенно невозможное, я вам потом покажу… А вихри – это чисто квантовый эффект, только в макромасштабе, как сверхтекучесть или сверхпроводимость. Кстати! В смеси жидкого гелия-3 и гелия-4 на сверхмалых температурах в районе нанокельвина тоже наблюдаются вихри, и никто не знает, почему они образуются.

– Впервые слышу! Они образуются без всякого внешнего воздействия?

– Никакого воздействия, просто опускают температуру, и вихри начинают крутиться сами по себе. И крутиться они будут вечно, пока вокруг холодная среда, это известно и давно описано. Представляют они собой вороночки около сантиметра в диаметре в количестве от двух до восьми. Это давно описано, и на тот момент, когда я читал научную статью об этом странном явлении, никто не мог объяснить ни причину этих вихрей, ни размер, ни то, почему их количество всегда четное.

– Ладно, – я потер виски. – Так что же случилось с этим Солиным, который не внял вашим предупреждениям?

А случилось вот что. В один прекрасный день наблюдающий в окошко за процессом плавки главный инженер цеха Солин потерял сознание и рухнул на пол.

– Он упал прямо у этой печи, – рассказывал Ковалев, – и лаборантка, которая там была, сразу выключила майн свитч [главный рубильник. – А.Н.], вызвали оперативную бригаду скорой, которая всегда у них там дежурила, определили его в больницу, а из больницы он вышел полностью без волос. Причем волосы выпали на всем теле. Выжил. Но волосы так больше и не выросли.

– Вы уверены, что там не было ионизирующего излучения?

– Не было в классическом его варианте, – покачал головой Ковалев. – Но было ТМ-излучение в больших дозах.

– И что представляет собой это излучение?

– Давайте об этом позже как-нибудь, иначе я так и не закончу эти истории про других открывателей… Так вот, Солин отметил невозможную вещь – при трансмутации скорость плавления слитка циркония возрастает от 6 до 50 раз, в зависимости от режима разогрева! А это значит, что появляется дополнительная энергия, помимо подводимой. Спрашивается, откуда?.. Ну а теперь пару слов об экспериментах Кладова.

– А это еще кто такой?

– Это парень из какого-то украинского города, кажется, из Львова, который по заказу чехов проводил эксперименты, связанные с охраной окружающей среды – ставил опыты по уничтожению вредных отходов химического производства. Экспериментировал с солями лития, цезия. – Ковалев снова вытащил из дипломата какие-то бумаги и разложил на столе. – Вот видите, тут у него на графиках показан элементный состав раствора хлорида лития после 2-часовой, 8-часовой, 24-часовой активации. И элементный состав раствора хлорида цезия после 360-часовой активации. И чем дольше шла активация, тем больше накапливалось трансмутационных атомов.

Кипящие соли он помещал в комбинированную магнитную и токовую камеру – подавал ток для того, чтобы вытащить какие-то элементы. А магнитное поле у него там присутствовало, не помню уже по какой причине. Он мне когда-то присылал фотографии своего оборудования, но они у меня задевались куда-то со временем… Так вот, с Кладовым тоже случилась забавная история. Эксперименты свои он ставил на чешские деньги, и чехи купили ему за 6000 долларов полониево-бериллиевый источник нейтронного излучения с интенсивностью 10⁶ нейтронов в секунду на сантиметр квадратный. И я его тогда предупредил: вы у чана своего, где у вас все это варится, не ставьте рядом полониево-бериллиевый источник! Он поразился: «Почему?» – «Да потому что ТМ-излучение трансмутирует радиоактивные вещества в стабильные изотопы». Он не поверил: «Как это может быть?» Я говорю: «ну вы ж получили трансмутацию из исходных материалов, причем всегда получаются только стабильные изотопы. Этого тоже не может быть. Но таково уж свойство ТМ-излучения».

– О котором мы еще поговорим, я не забыл… И что Кладов?

– Загубил источник! Потом оправдывался перед чехами, которые никак не могли понять, что случилось с первым источником. Но выделили еще 6000 долларов на второй. И уже этот источник Кладов держал подальше от установки!

К любимому читателю обращаюсь. Друзья мои дорогие! Свет очей моих! Вы со школьной скамьи знаете, что ничем и никак нельзя повлиять на процесс распада радиоактивных изотопов. Это внутреннее дело ядра, как оно распадается! Период полураспада – характеристика самого вещества. Константа. И нет никаких методов, чтобы ускорить или замедлить распад. Иначе бы радиоактивные отходы не захоранивали на целую вечность в бетонных могильниках с многометровыми стенами. Однако вот вам – история Кладова с угробленным источником. И ведь не только его, если вспомнить аналогичную историю Шахпаронова, также загубившего нейтронный источник.

И знаете, что еще интересно? С точки зрения современной физики никаким способом, никаким электромагнитным воздействием нельзя изменить ни на полпроцентика, ни на капельку период полураспада, который свой у каждого радиоактивного изотопа. Однако! Совсем недавно было обнаружено поразительное явление, о котором даже не все физики знают. Я специально проверял. Задавал знакомым физикам нагло-провокационный вопрос:

– А что вы скажете, если я заявлю, что период полураспада можно ускорить не на доли процента и даже не в два раза, а на девять порядков, то есть в миллиард раз? И всего лишь с помощью чисто электромагнитных танцев с бубнами вокруг ядра!

В ответ мне крутили пальцем у виска. Дурак, мол… И когда я давал ссылку на статью в физическом журнале, удивлению крутильщиков не было предела. Потому что 22 августа 2005 года журнал Physical Review Letters опубликовал сообщение о том, что полная ионизация ядра рения-187, который имеет период полураспада 40 миллиардов лет, приводит к тому, что голое ядро распадается за 33 года. Это уже установленный наукой факт.

То есть если смахнуть веником все электроны, это произведет на ядро неизгладимое впечатление! А что означает смести электроны? Это значит изменить электромагнитную обстановку вокруг ядра. Вроде как мы не затрагиваем ядерные силы, действующие внутри ядра, а работаем нежной электромагнитной щекоткой, но ядро полностью меняет свое поведение!

А в 2014 году ученые из Института Общей физики РАН открыли, что двухчасовое лазерное облучение зеленого цвета ускоряет распад цезия-137 в 260 000 раз[13]13
  Barmina E. V., Simakin A. V., Shafeev G. A. Laser-induced caesium-137 decay // Kvantovaya Elektronika. 2014. Volume 44, Number 8. P. 791–792.


[Закрыть]. И если бы это было просто ускорение известного физикам процесса распада цезия-137, вся лаборатория была бы поражена жестким гамма-излучением. Но этого не происходило! То есть под воздействием лазера процесс распада шел каким-то иным способом, ранее неизвестным, без ионизирующего излучения, образовывались стабильные изотопы бария-137. И это как раз то самое ковалевское «сложение и вычитание», происходящее без радиации.

– Недаром Тесла заканчивал каждое свое выступление словами «Электромагнетизм – это ключ к воротам вселенной», – поднял палец Ковалев.

Внимательно рассмотрев его палец, я снова опустил взор на разложенные передо мной бумаги:

– Ладно. А это что у вас за бублик такой на фотографии?

– А это следующая трагическая человеческая история!.. Установка Грицкевича. Как дочь Вачаева мне после смерти отца предлагала забрать его оборудование, так и эту установку после смерти Грицкевича мне предлагали отдать: погрузи в грузовик и забирай на хрен. Но куда я ее положу?.. Кстати, Грицкевич и его сын даже оформили патент на эту установку. Их история совершенно замечательная!..

– Я весь внимание! Я ненасытен на такие истории.

– Тогда слушайте… Этот Грицкевич, еще молодым человеком работая в дальневосточном отделении АН СССР, придумал свою конструкцию. Вот этот вот тор, который вы видите на фотографии. Естественно, он делал его по-партизански, потом где-то в восьмидесятых годах перенес к себе в гараж, где установка у него создавала пиковую мощность в 1 мегаватт, после чего вскипала вода (она работала на воде). А стационарно тор выдавал 300–400 киловатт, и это уже нормальные параметры, близкие к нашим. У нашего тора 0,4 МВт, так что все правильно, физика есть физика… Грицкевич демонстрировал работу установки, заряжая аккумуляторы мужикам по соседним гаражам, а параллельно писал письма во все инстанции. В результате в самом конце восьмидесятых к нему приехал сам начальник Главатома Петросянц [Председатель Государственного комитета СССР по использованию атомной энергии. – А.Н.]. Вы, наверное, слышали про него, очень колоритная фигура, умный мужик, меня с ним познакомил Поликанов в 1976 году… Так вот, этот Петросянц приехал к Грицкевичу во Владивосток, оплатил всей его команде, – а у него было пять человек команды – инженеры, электрики, химики – переезд в Степанакерт, в свою родную Армению. Там было очень неплохое здание одного института, из которого поразбежались к тому моменту сотрудники. Вот в нем они свою установку и запустили, что снималось на кинокамеру. И Петросянц подписал два акта о том, что установка в течение 3 часов выдерживала выходную мощность в 400 киловатт мощности, раскаляя докрасна болванку из железа. Повторяю, этот протокол им лично был подписан и печатью пришлепнут… Петросянц сделал это, признавая чрезвычайную важность открытия. Ну а дальше на Кавказе началась войнушка, в здание влетел снаряд, разворотил все на хрен. Хорошо, люди все в тот момент были в подвале, на карачках они выбрались оттуда и разбежались – кто в Армению, кто в Россию, а сын Грицкевича уехал в Ригу. СССР развалился, команда тоже развалилась… Сам же Грицкевич в 1993 году приехал в Зеленоград, где у него были знакомые, они разрешили: да, пожалуйста, делай! Несмотря на большие проблемы с финансами, он упорно попытался восстановить свой тор, но в 2004 умер…

Небольшое пояснение для читателя. В реакторе, напоминающем бублик, у Грицкевича «горела» вода, поскольку трансмутационные реакции сопровождаются выходом энергии, что естественно: природное сито реакции перетряхивает атомы таким образом, чтобы результирующие стабильные ядра провалились поглубже в потенциальную яму, заняв более выгодное энергетические положение и высвободив при этом энергию перехода, о чем мы еще поговорим позже. А пока слушаем дальше тихий неспешный голос Ковалева:

– Их много было таких, как Кладов, Солин, Грицкевич, с годами я ими оброс… Помню, однажды я делал доклад в ФИАНе о трансмутации. Зал был полный, сидело примерно 300 человек. И вот после доклада ко мне подошел член президиума Академии наук Леонтьев, взял меня под микитки и повез к себе. И когда мы заперлись в его кабинете, он негромко рассказал свою историю.

История Леонтьева была очень похожа на вачаевскую! Леонтьев «подпольно подкармливал», как выразился Ковалев, небольшую группу молодых ребят, которые хотели сделать бытовой очиститель воды, чтобы потом наладить его производство для московских домохозяев и на этом разжиться деньжатами.

– У них был реакторный объем размером с пивную банку, они даже поначалу пивные банки и использовали, промыв их как следует, – говорил Ковалев. – В банке два электрода, сверху вливается вода, снизу выливается… Они просто-напросто хотели избавиться от Fe₂O₃, то есть убрать из очищаемой воды окись железа. И на каком-то этапе у них на выходе начало неожиданно получаться серебро. Оба стабильных изотопа. У серебра, если вы не в курсе, два стабильных изотопа, приблизительно равные по парциальному вкладу. Они делали анализ за анализом и медленно сходили с ума. Железа нету, а серебра – полно!

Надо ли говорить о том шоке, который испытали исследователи? У них «на улицу» выливалось серебро! Хоть и паршивенький, но драгметалл. И теперь чистить воду нужно было уже от него. Или не чистить, а продавать серебряную воду?.. Увы, идея торговать святой водой не только не сработала, но даже и не возникла в связи со встречей указанного Леонтьева с Ковалевым.

– Нет, вы не свихнулись, – успокоил тогда Леонтьева Ковалев. – Калькулятор давайте, я вам объясню…

Леонтьев взял калькулятор, перепроверил расчеты Ковалева, посчитал сам:

– Да все совпадает. Именно так у меня и было.

Он прошел к сейфу и достал оттуда бутылку коньяка:

– Вы не на машине?

– Нет, на электричке, – ответил Ковалев.

– Вот и хорошо, – Леонтьев быстро разлил коньяк. – Так что, неужели и вправду у нас в емкости идет ядерный процесс?

– Да, – просто сказал Ковалев и улыбнулся. – Только вы мне не все рассказали, когда рисовали схему вашей установки.

– А что я не рассказал? – насторожился Леонтьев.

Ковалев взял схемку Леонтьева, вытащил карандаш и пририсовал к установке пружинку:

– Вот здесь у вас стоит соленоид, а вы его не нарисовали.

– Правильно! Молодец! – мгновенно перешел на «ты» Леонтьев и хлопнул рюмку коньяка. – Вот теперь я тебе окончательно верю!

– Причем соленоид у вас не равномерный, а со скосом – «дэ аш по дэ икс», то есть градиент магнитного поля, да еще вы импульс синхронизировали с подачей стреков, – добил собеседника внутренне торжествующий Ковалев.

Стреки, поясню читателю, это электрические щелчки на научном жаргоне. А стрекалкой Ковалев называл зону в реакторе между электродами.

– И что же было дальше? – спросил я.

– А дальше было еще смешнее… Я сказал Леонтьеву: «вы только не увлекайтесь, есть разные примеси в воде, из-за которых рН может колебаться. И если рН воды в кране изменится, – а он колеблется все время! – то вы вместо серебра, идущего на выходе, будете поить людей стронцием. Он будет не радиоактивным, конечно, но это стронций!» Леонтьев не понял: «Как это?» Я опять посчитал ему по калькуляции. Он задумался: «А как это проверить?» – «Очень просто! Возьмите бак обычной воды и пипеткой добавьте туда кислоты, изменится рН раствора, и на выходе из реактора посмотрите, что выйдет…» Через две недели он мне звонит и говорит: «Это просто сказка, я первый раз в жизни изменял ядерные реакции с помощью пипетки!» В итоге Академия наук про его подпольные бизнес-опыты узнала, и с поста своего Леонтьев слетел. Он сам-то металлург по образованию, хороший дядька, досталось ему по шапке, кто-то настучал… Вот так вот… Правда интересно?

– Не то слово…

Итак, как вы уже поняли, после публикации во французском физическом журнале, Ковалев начал рассказывать об открытии в научном сообществе, делая доклады и у нас (тогда научные институты в России работали, поскольку не все советские ученые в них еще поумирали), и за границей. Прослышав об этом, к нему начали притягиваться те, кому когда-то удалось случайно поймать эффект, клубясь вокруг Ковалева, словно облако электронов вокруг тяжелого ядра – Солин, Кладов… Среди таких людей оказался и некто Кривицкий.

Он не был физиком. Он был геологом. И, кстати, говоря, он был вторым геологом, который случайно наткнулся на эффект. Про первого я вам уже рассказывал (эксперименты с наводороживанием никеля)…

– Геолог он был, судя по всему, неплохой, раз его взяли в аспирантуру науку делать, – рассуждал Ковалев. – Ну а раз геолог, стало быть, и химик. Так вот, что же он натворил, этот Кривицкий? Исследуя процессы рудообразования, он взял у жены скороварку, засунул туда образцы минералов, которые собрали «в поле», залил водой, провел через нее электричество, а всю скороварку окружил соленоидом. И варил несколько суток! Вода у него постепенно выкипала, он ее доливал. В итоге в минералах, в которых не было ни грамма серебра, появился этот металл. Очень много серебра!

– Просто варил?

– Ну не просто варил, конечно. Самое главное заключалось в проведении электрического тока в водной среде, и наложенного сверху магнитного поля. Я, помню, еще спросил, а зачем вы магнитное поле к кастрюле приложили? Кривицкий же не ядерщик, не мог знать, что магнитная «шуба» – ключевой момент… Он смеется и говорит: «У Земли же есть магнитное поле!» Неплохой аргумент, правда?

Я кивнул:

– Логичный во всяком случае.

– В общем, – продолжил Ковалев, – и давление у него там было, и температура, и поле, и токи. Кастрюлю он, конечно, испортил, в результате чего огреб нагоняй от жены. Но зато получил серебро в весовых количествах.

– Может, оно там было, серебро-то, может, он не проводил предварительный анализ? – уточнил я, как природный скептик, хотя уже знал ответ.

– Он, естественно, все проверил перед этим – классическими методами, принятыми в XX веке… А потом имел неосторожность доложить обо всем этом на кафедре. Его взяли и уволили. После много лет мытарств он опять вернулся к этой теме, только совсем уже иначе, сделал небольшую наколенную установку в местном университете, где у него был знакомый ректор, который выделил ему три квадратных метра площади. Кривицкий соорудил небольшую такую штуку со свинцовыми электродами, между ними подавалось напряжение в разных состояниях, присутствовала дистиллированная вода, и у него в губках свинцовых электродов образовывалось серебро. В итоге он за свой счет напечатал книжку тиражом в 500 экземпляров, и когда мне ее дарил, очень огорчался, что как не зайдет в книжный магазин, никто ее не покупает. Я ему говорю – чудак, в России сейчас наука вообще никому не нужна…

Ковалев отложил в сторону черную книгу Кривицкого и внимательно посмотрел мне в глаза:

– Ладно, переходим к очередному пункту нашей программы. Держитесь крепче за стул!