Текст книги "Вовка – брат волшебника"

Глава 5. Кошмар в Мире Снов

Мама долго смотрела дневник и все еще не верила в такое невозможное чудо. Это чтобы я, да по математике, да пятерку? Это где ж такое видано? Но с фактами не поспоришь.

Не знала еще она, какие задачки мы решаем. А я как раз сел домашнее задание делать. Ну а задачку ту я уже в уме решил – я уже говорил. Ну, его, то есть решение, я стал просто писать в тетрадь. А мама, ну никогда не интересовалась, какие задачки мы решаем, а в этот раз читать стала.

В общем, я пишу – мама читает. Прочитала, позвала папу. Папа тоже прочитал и тоже начал возмущаться. Ну, наконец-то! А то все я виноват, что двойки получаю. Потом они долго спорили, кому из них идти в школу ругаться с Вероникой Ивановной. А чего с ней ругаться-то? Я ту книжку видел. Там ясно написано: «рекомендовано министерством образования…», ну, и все такое. Это надо с министерством образования идти ругаться.

Я, пока они спорили, успел не только математику – все уроки успел сделать. Пошел мультик по телеку смотреть, который скоро начаться должен. Не только, правда, мультик, а всю ту передачу. Папа с мамой всегда надо мной подсмеиваются, из-за того, что я эту передачу смотрю. Говорят, что я давно из малышового возраста вырос, а все смотрю это. А что я могу поделать, если нравится мне эта передача? Ну, показывают там глупые мультики, и чего? Я привык эту передачу смотреть. У меня от этого настроение улучшается и засыпается легко.

Включаю я телек, а там… В общем, новости, – программа «Вечер трудного дня». А новости-то… про нас, про то происшествие около парка. Только вранье все: бандитов называют пострадавшими, а нас бандой. В общем, ведущая так подробно все рассказывала, что можно было подумать, будто она сама там была и все «видела».

Ведущая рассказала, как на проспекте Гагарина банда подростков (это про нас) напала на прохожих. «Прохожих», оказывается, «зверски избили». Представляете? Это, получается, два раза ударить, защищаясь, – называется избить, да еще зверски.

А вот дальше была хохма. Дикторша рассказала следующее: «Хулиганов доставили в отделение милиции, но туда ворвался африканский террорист. Террорист похитил милиционера и помог хулиганам скрыться. Чтобы отвести от себя подозрения, террорист присвоил себе милицейскую форму и документы похищенного милиционера. Террорист арестован и уже дал признательные показания».

«Вот это да! – думаю. – Это они, выходит, своего же арестовали. Интересно, как это они от него добились «признательных показаний»? Били что ли?». Мне стало смешно, ну не смог я удержаться и рассмеялся. А родители тоже эти новости смотрели. Мама и говорит:

– Ну и чего ты ржешь? Что тут смешного? Твои сверстники совсем распоясались: прохожих избивают, с африканским террористом связались. Ужас просто, а тебе смешно. Не удивлюсь, если и ты с этой шпаной свяжешься.

Ох, не знала она, кто «та шпана». А тут как раз «пострадавших» показали. Ну, я их сразу узнал. Родители «ах», да «ох», да «какая жестокость». И точно, их так вырядили! В общем, у одного голова забинтована, у другого пластырь на носу, третий в инвалидном кресле стонет, за спину держится.

Интересно получается. Вроде башку Тимка никому не разбил. Разве что, легкое сотрясение тому бандиту сделал, так зачем башку бинтовать? И второму всмятку нос никто не разбивал – в милиции у него кровь из носа уже не шла. Зачем тогда ему на нос такой здоровый пластырь клеить – в полморды? Вовчик, правда, того, третьего, здорово трубой огрел. Тот скинхед даже не сразу поднялся. Только он его не по спине, а по мягкому месту огрел. А потом тот бандит нормально ходил, а тут прямо инвалида показали.

Ясно все, для репортажа их вырядили. Хотя, правильно, надо же показать, какие мы жестокие.

Хорошо, что родители не догадываются, кто те «хулиганы». Кстати, а я-то, получается, совсем и ни при чем. Я ведь вообще никого пальцем не тронул. Двоих Тимка «урыл», третьего – Вовка. Хотя… какая разница? Если бы не Кирилл, все бы мы в колонию попали. Кто бы разбираться стал? Если бы разобраться захотели, так это не мы в колонию, а те трое в тюрьму попали бы.

Новости закончились. Показали идиотскую рекламу про «сникерсующихся дегенератов» – это их папа так называет. После этого показали еще каких-то рекламных уродов, которые за бутылку спрайта друг друга убить готовы. Этот спрайт в любом закутке продается, а они, психи, его друг у друга воруют.

Наконец, началась передача «Спокойной ночи, малыши», которую я ждал. Но в этот раз что-то мешало смотреть. На душе было неспокойно. Какая-то неясная тревога отвлекала от экрана. Даже мультик я просмотрел так, не вникая в суть. Хотя, какая суть может быть в этих мультиках для малявок. Когда передача закончилась, на экране, неожиданно, снова появился Хрюша. Он как бы вылез откуда-то из угла экрана. Хрюша, сказал голосом Кирилла:

– Саша, немедленно ложись спать! Ты нам сейчас очень нужен! Скорее! Ситуация вышла из-под контроля! Скорее, мы без тебя не справимся! И все, экран погас. Телек выключился сам по себе, а мне ужасно захотелось спать. Я еле добрел до кровати, свалился в постель прямо в одежде и сразу провалился в сон…

…Я снова летел над ночным городом, над улицей Комсомольской, над проспектом Бусыгина. Сверху рассмотреть ту арку, в которую мы забежали в прошлый раз, было невозможно. Мне пришлось приземлиться внутри двора и дальше идти пешком. Во дворе серого бусыгинского не было ни души.

Я побежал вглубь двора. Я бежал и никак не мог отыскать вход в штаб. В доме были только обычные подъезды. Где же та арка? Наконец я ее увидел.

Мне вдруг стало до невозможности страшно. Казалось, что страх подбирается ко мне с тыла, сзади. Я в ужасе бросился к арке. Когда я добежал до нее, увидел, что дверь внутри арки разбита вдребезги.

Там, внутри, был тот же широкий и высоченный сводчатый коридор, но в нем стоял полумрак. Я побежал по коридору, а страх продолжал гнаться за мной. Вот те ворота. Они закрыты и часовых около них нет.

Я стал что есть силы колотить по воротам – без толку. «Стоп, – вспомнил я, – в прошлый раз часовой нажал на какую-то кнопку, там, в углу». А вот и кнопка, точнее, две кнопки. Я бросился туда и стал лихорадочно жать то на одну, то на другую – ворота не открывались.

А страх был все ближе, он мерцающими тенями плясал на стенах, он невидимыми щупальцами тянулся ко мне. Я сел на пол и прислонился спиной к створке ворот. «Будь что будет», – мне все стало безразлично…

Вдруг я почувствовал, что створка чуть сдвинулась с места. Я вскочил с пола и попытался отодвинуть створку руками – получилось. Ворота поддались, створка медленно отъехала в сторону… внутри зала было пусто и темно.

Я закричал, но не услышал своего голоса. Мой крик утонул в этом липком холодном ужасе, окружавшем меня со всех сторон. А они уже бежали ко мне, держа наготове ружья.

Я прыгнул вверх и пролетел над их головами, под самым сводом коридора. Сзади прогремели выстрелы. Было темно, поэтому они не попали. Я вылетел наружу. Смотрю, а это уже не серый бусыгинский.

Серая стена башни с пустыми глазницами окон уходила вверх и терялась в облаках. Я поднимался все выше и выше. Внизу, вглядываясь в небо, суетились слуги Тьмы. Два страха боролись во мне: страх перед слугами Тьмы и боязнь высоты. Раньше я высоты не боялся, по крайней мере, во сне. Теперь высота была такая, что слуги Тьмы становились похожи на мелких букашек. А стена все не кончалась. Я полетел подальше от этой серой башни, дальше, как можно дальше от слуг Тьмы.

Я летел, а страх продолжал гнаться за мной. Это был непонятный, необъяснимый страх. Я снизился. Стали видны крыши домов, деревья, дороги. Не знаю, сколько прошло времени. Казалось, я летел очень долго. Так долго, что должен был наступить рассвет. Но вокруг была все та же серая мгла. Шевелящиеся, как живые, тени, мчались за мной.

Я устал от полета, поэтому спуститься вниз, на землю. Когда я оказался на земле, я понял, что попал на нашу улицу. Вот дом, в котором я живу. Вон в том, соседнем доме, живут Муравкины, а еще через дом Тимка Арчибасов. Стало вдруг очень спокойно на душе. Страх куда-то ушел – ненадолго. Над головой шумели листьями густые кроны знакомых тополей. Рядом росли клены. На земле кое-где лежали опавшие желтые листья. Сентябрь, но было тепло, несмотря на ночь.

Я вошел в подъезд и на меня снова навалился страх. Я быстро взбежал на второй этаж и бросился к спасительной двери нашей квартиры. Я бешено заколотил по двери руками и ногами. Я кричал: «Мама, папа, откройте скорее!» – за дверью была тишина. А снизу шевелящимися серыми тенями ко мне снова приближался страх.

Я разбежался и со всей силой ударил в дверь. Дверь открылась – она почему-то оказалась незапертой. Я рванул внутрь и захлопнул за собой дверь, а по ней уже что-то скребло, как будто хотело процарапать ее насквозь.

Я открыл дверь в комнату, и… О, ужас! Что это?! Во мраке комнаты что-то шевелилось. Шевелилась страшная серая, бесформенная масса, заполнившая всю комнату. Из этой серой массы ко мне потянулись извивающиеся серые щупальца.

Я в ужасе рванулся назад к входной двери, но, прямо сквозь дверь, просунулась рука. Она была длинная и, наверное, без суставов. Я бросился на кухню. Рука, удлиняясь, обогнула угол коридора и стремительно понеслась за мной. А в кухонное окно смотрел… гиперпегон. Я почувствовал, что каменею… и в этот миг зазвенел будильник…

Я проснулся, весь в холодном поту. Страх постепенно отступил. Я встал и прошел на кухню, налил из чайника стакан воды, выпил. Есть не хотелось. До школы был еще целый час, и я не знал чем его занять. Я подошел к окну и стал смотреть на улицу. Там шел дождь. Небо заволокли серые тучи. А ведь Гидрометцентр обещал ясную погоду без осадков.

Глава 6. Полет наяву

Вовка и Тимка в школу не пришли.

– Ну вот, и эти опаздывают, – сказала Вероника Ивановна. – Насчет Арчибасова не знаю, а вот от Муравкина я не ожидала.

Я сразу почуял что-то неладное. И точно. В середине урока в класс вошла Анна Васильевна – директор школы. С ней была мама Вовки и Кирилла и еще незнакомая нам женщина. Незнакомая женщина оказалась мамой Тимки.

Анна Васильевна сообщила, что куда-то пропали Вовка, Кирилл и Тимур.

– Ребята, может, кто-нибудь знает, где они могут быть? Рябинин, вы, говорят, вчера вместе из школы выходили. Они ничего не говорили о своих планах? Может, они вчера еще договорились прогулять уроки?

– Нет, – говорю, – не собирались они ничего прогуливать. Мы после школы в парк ходили, а потом все вместе пошли домой.

– Вчера они домой не пришли. Саша, вспомни, может, все-таки, они что-нибудь говорили о своих планах?

– Не знаю, ничего они такого мне не говорили. И вообще, они в школу собирались. Говорили, что надо успеть уроки сделать.

– Да, неважные дела, – сказала Анна Васильевна.

– А в милицию заявили? – спросила Вероника Ивановна.

– Да, конечно, – говорит мама Муравкиных, – и муж к этому делу подключился.

Муж – это отец Муравкиных. Он, как и их мама, работает следователем.

– И фотографии мы в милицию отнесли, чтобы по ним искали, – добавила Тимкина мама.

– Даже не знаю, что и думать, – сказала мама Муравкиных.

– Вы не волнуйтесь, – пыталась успокоить ее Анна Васильевна. – Может, просто прогулять школу решили. Тем более, что завтра выходной. Может, куда поехали. Это бывает, были уже такие случаи.

– Мои так никогда не поступили бы, – ответила мама Муравкиных.

– Давайте подождем немного. Милиция работает, надеюсь, все обойдется.

Прозвенел звонок с урока. Вероника Ивановна, директор и обе мамы пошли в учительскую. Класс стал обсуждать случившееся. Я вышел из класса в коридор. Мне было не по себе. Даже не просто не по себе – мне было очень плохо.

Тот сон. «А если мне не наврали про Мир Снов? – подумал я. – Нет, точно не наврали. Значит, это правда. И штаб был разгромлен и я… сбежал, как предатель. Хотя… почему сбежал? Я же их найти пытался, а потом проснулся – из-за будильника».

Прозвенел звонок на урок. Вероники Ивановны в классе почему-то не было. Она пришла минут через пять… с милиционерами. Один из милиционеров был тот, вчерашний, из того отделения, где мы побывали. Нет, не капитан, а другой – нормальный милиционер, которого Кирилл «погулять» отправил. Он осмотрел класс, увидел меня и говорит:

– Вот он, голубчик. Это тот, третий.

– Рябинин?! Не может быть! – воскликнула Вероника Ивановна.

– Вот теперь все понятно, – сказал милиционер. – Совершили правонарушение и скрываются, – а Вероника Ивановна:

– Ну, так скажи, Рябинин, куда Арчибасов и Муравкины спрятаться могли от правосудия?

– Никуда они не прятались! – сказал я, со злостью. – И ничего мы не совершали! Это те бритоголовые совершали, только им Тимка и Вовка до конца совершить не дали. Они нас убить хотели! У них даже нож был! Они сначала к Тимке пристали, обозвали его черноза… ну сами знаете, как скинхеды всех, кто «не их породы», обзывают!

– А ты не кричи, – говорит милиционер. – Свидетели были, которые все видели.

– Чего они видели?! Когда к нам те трое пристали, так они мимо шли и притворялись, что ничего не видят! А как Тимка и Вовка их на землю уложили, так сразу и свидетели нашлись!

– Так! Хватит кричать! – сказал милиционер. – Ты сейчас отправишься в отделение, пригласим твоих родителей. Ты все нам честно расскажешь. Расскажешь, где твои подельники скрываются, как вы с африканским террористом связались. В общем, все расскажешь.

– Это Вы про того террориста, который капитан милиции? Ну, того, которого Кирилл превратил в негра?

– Кого превратил? Ты чего выдумываешь? – сказал второй милиционер.

– А что, забыли, как ловко он вас двоих из кабинета «гулять» отправил?

Милиционер, тот который был тогда в кабинете, притих – значит, он помнил. А другой милиционер говорит мне:

– Собирайся. Там в отделении разбираться будем, вместе с родителями. Вот там и узнаем, кто кого превратил, кто кого и куда отправил.

– А вы, случайно, не слуги Тьмы? – спросил я. И кто меня за язык тянул? – А как здоровье Самохвалова? Того, которого я с воздуха гранатой укокошил в Мире Снов?

– Рябинин, что ты за чушь несешь?! – закричала Вероника Ивановна. – Перестань паясничать! Вставай и иди, куда говорят!

А милиционеры смотрели на меня, как на ненормального. Они ничего не понимали. Значит, точно – не слуги Тьмы.

«Чтобы летать, надо поверить в себя, поверить, что ты можешь летать», – вспомнил я слова Кирилла. И я поверил. Я встал из-за парты.

– Идемте, – говорю. Ну, и мы пошли.

Ну, короче, вышли мы на улицу. Один милиционер справа, другой слева. Вышли со двора, и… я побежал. Они за мной, а я подпрыгнул и... Нет, сразу я не полетел, но и не упал. Я чуть приподнялся над тротуаром, но и это придало уверенности, что я могу полететь. Приподнялся, значит, и несусь над ним со скоростью велосипедиста. Потом, с огромным трудом, я, все-таки, стал медленно подниматься выше. Вы не представляете, какое это чувство, когда летишь, даже так, около земли.

Милиционеры несутся за мной, но отстают все больше и больше. Еще немного и я стремительно полетел вверх. Чувство дикого восторга – только так можно назвать то, что я почувствовал в этот момент. Смотрю сверху и вижу: милиционеры стоят, рты разинули от удивления; прохожие тоже останавливаются, смотрят…

Я поднимался все выше и выше. Страха не было, но было холодно. Дождь уже прошел, но тучи кое-где еще закрывали небо. В общем, лечу и чувствую, что стало темно, а я весь промок. Оказывается, я уже в туче. Снижаюсь, вылетаю из тучи, смотрю вниз. Вы когда-нибудь летали на самолете? Если летали, то можете представить себе открывшийся мне вид. Эх, если бы только не холод и не сырость.

В общем, лечу и… слышу Вовкин голос:

– Стой, летун! Притормози! Мы за тобой не угонимся!

Я думал, померещилось. Сделал разворот и увидел… Вовку и его брата. Это, получается, что и Вовка умеет летать! Они подлетают и останавливаются в воздухе. Я тоже зависаю на месте.

– Вы живы?! – удивился я.

– Естественно, – ответил Кирилл, удивленно.

– А, что ли, помереть должны? – спросил Вовка.

– Давайте на посадку, – говорит Кирилл. – А то тут «не очень жарко». Спустимся на землю, обо всем и поговорим.

– Где Тимка, – спросил я, как только мы приземлились около каменного кольца в парке «Швейцария».

– Сейчас придет, – ответил Вовка, а потом говорит:

– Сань, ты нас прости, что мы не смогли тебя предупредить. Все так быстро произошло. Мы просто не успели. А тебе надо было сразу проснуться. Что ли, ты сам не мог догадаться?

– А что там случилось? – спрашиваю.

– Плохо там все. Гиперпегон вернулся, несмотря на ранения. В общем, штаба больше нет. Но почему ты не проснулся? Это же так просто.

– Ничего, – сказал Кирилл, – он отлично справился. Он смелый, как Тимка.

Это я-то смелый? Знал бы он, как я боялся, и вообще, какой я трус. Кирилл будто прочитал мои мысли:

– Сань, смелый, это не тот, кто не знает страха, а тот, кто, несмотря на страх, делает то, что ему предназначено. А ничего не боится только полный идиот.

– А я-то что сделал, предназначенного? – спросил я.

– Как это что?! Ты отнял у гиперпегона все силы. Понимаешь? ВСЕ! Он сейчас ничего не может нам сделать. У нас есть немного времени, чтобы подготовиться. Эх, если бы мы в тот момент были там… Ты представляешь? Гиперпегон был бы уже пленен.

Я удивился:

– Когда это я у него силы отнимал?

– Что ли, забыл? – говорит Вовка. – Там, на кухне. Он тебя хотел в камень превратить. Он всегда силы теряет… ну, когда у него не получается. А у него не получилось. Вот он все силы на тебя и потратил.

– Это у него из-за будильника не получилось. Будильник зазвенел, и я проснулся.

– Нет, дело не в том, что ты проснулся, – сказал Кирилл. – Ты не успел бы проснуться, ты превратился бы в камень моментально.

– Почему же я не превратился?

– А вот этого я не знаю. Видишь ли, Саня, видимо, есть в тебе какая-то скрытая сила, которая ему помешала. Она ему не просто помешала. Эта сила сама вытянула из монстра почти весь запас энергии. Просто, от неудачи эта тварь все силы не потеряет, тут что-то другое.

– А что же это за сила такая?!

– Если бы знать. Понимаешь, даже то, что ты можешь летать, не владея магическими знаниями, уже само по себе странно.

– А почему, – спрашиваю, – прямо сейчас нельзя его убить, пока у него сил нет?

– Его нельзя убить, – говорит Кирилл. – Хотя нет, я не совсем правильно сказал. Убить-то его можно, но убивать нельзя. Его нужно только пленить. Понимаешь, он посеял на Земле зло. Это зло просто так не исчезнет – его необходимо по крупицам возвращать гиперпегону. Если гиперпегон исчезнет, то и зло, посеянное им в душах людей, никогда не искоренить. Но, главное, мы не знаем, где он прячется. Придется ждать, когда он объявится снова.

К нам подошел Тимка.

– Привет, Сань, – сказал он.

– Ну что, – спросил его Кирилл, – все готово?

– Ага, готово. Твоему отцу выписали ордер на арест тех троих.

– Каких троих? – не понял я.

– Как это, каких? – удивился Тимка. – Ясное дело, тех скинхедов из «Славянского Союза». Ну, тех, которые вчера напали на нас.

– А что это за Славянский Союз такой?

– Что ли ты не знаешь? – удивился Вовка. – Я же тебе говорил. Это партия русских нацистов, ну, фашистов, короче. Она запрещенная. Эти трое оттуда, и тот капитан милиции тоже. Только на капитана компромата нет, а этих троих посадят в тюрьму.

– И что, они настоящие фашисты?! – спрашиваю.

– Куда уж, настоящее.

– Ладно, – сказал Кирилл, – Леший с ними, с нацистами, фашистами... У нас теперь задача покруче будет. Мы должны остановить гиперпегона.

– Ага, – сказал я, – хорошо, если нас милиция раньше не остановит.

– Не остановит, – сказал Тимка, – не бери в голову.

А Вовка: Что ли, ты не понял? Проблемы с милицией нет. И вообще, нашли настоящих свидетелей, которые видели, как все на самом деле было.

– Как это? Они же все делали вид, что ничего не замечают.

– Делать вид – это одно, а не замечать – совсем другое, – сказал Кирилл.

– Слушайте, а где вы были-то? – спросил я Кирилла, а он говорит:

– В другом пространстве – там, где живет Главный Хранитель. Ладно, идемте в школу, уроки-то еще не закончились…

Глава 7. Марфуфочка докатилась

…Когда мы вернулись в школу, там как раз началась перемена. Кирилл пошел в свой пятый «А», а мы к себе, в четвертый «Б». У нас оставался один урок: математика, а в пятом «А» – два урока.

В коридоре, несмотря на перемену, наших никого не было. Они все были в классе и обсуждали произошедшие события. Когда мы – я, Вовка и Тимка – вошли в класс, там такое началось! Стали наперебой расспрашивать – о том, о сем. Тимура девчонки наши окружили, и тоже все «как», да «чего», ахи, вздохи и все такое. А Сапрыкина:

– Ой, Тимурчик, я так за тебя волнова-а-алась, так волнова-а-алась, – влюбилась она в него, что ли? А Смолина:

– Это правда, что ты вчера прохожих избил?

Ну, Тимка, молодец, нашелся, что ответить:

– Ага, – говорит, – правда. Одного до полусмерти, двух насмерть забил, а потом пятерых милиционеров из автомата и еще двух прохожих из пистолета.

– Какой у-у-жа-а-с! – восклицает Смолина.

А Сапрыкина:

– Ой, Тимурчик, тебя теперь в тюрьму посадят, да?

А он:

– Ага, – говорит, – сегодня после школы заберут. Слушай, а ты мне передачки в тюрьму носить будешь?

Тут до этих дур дошло, что Тимка над ними издевается. Они надулись, ушли и сели за свои парты. Как раз звонок на урок прозвенел.

Вероника Ивановна вошла в класс и увидела, что мы все на месте. Мне она ничего не сказала, посмотрела, только, как-то странно. А им:

– Так-так, появились, прогульщики. Зачем же вы прятались? Вова, Тимур, я к вам обращаюсь. Что, нельзя было в милиции все объяснить? Вова, встань и ответь, почему вы сбежали вместо того, чтоб рассказать, как все было?

Вовка встал и говорит:

– А, что ли, они слушали, что мы им говорили? Они только тех, которые за фашистов заступались, слушали.

– Все равно, дома-то вы могли все рассказать? Ладно бы Тимур, а у тебя и мама, и папа следователи, в прокуратуре работают. Ты почему молчал? Вместо того, чтобы все рассказать, вы с братом сбежали, и товарища своего на это подбили.

– Да? А если бы не следователи? Если бы не в прокуратуре? Что ли, тогда не должно по справедливости быть? И никого мы не подбивали и не сбегали никуда. Тут совсем другое было, – и Вовка замолчал.

– Ну, и что же – за другое?

– Не скажу, это тайна. И Вы все равно не поверите.

– Да, трудно с вами. Какие-то тайны придумываете. Вы должны понять, что случившееся – это уже не игра.

– Ага, точно, не игра.

– Садись, Муравкин. Ну, кто решил задачку про учеников?

Я поднял руку. А еще руки подняли Вовка и Тимка – больше никто.

– Что, только трое? – удивилась Вероника Ивановна. А потом, обращаясь к классу:

– Вот смотрите, и берите пример с Рябинина, Муравкина и Арчибасова. Они успели: и на бандитов нарваться, и в милиции побывать, и уроки приготовить.

А Мишка Сердюков с места:

– Вероника Ивановна, а где же мы бандитов найдем, чтобы на них нарваться? И как нам в милицию попасть, самим туда сдаться, что ли?

Вероника Ивановна поняла, что сказала что-то не очень умное, поэтому на Мишкин вопрос не ответила, а мне говорит:

– Рябинин, иди к доске и пиши решение. Тебе надо вторую двойку исправить.

В общем, получил я вторую пятерку по матеше.

Потом Вероника Ивановна продиктовала следующую дурацкую задачу. Нет, не просто дурацкую, а вообще… Короче, вот:

«Марфуфочка решила купить авто, но денег на авто у нее не было. Тогда она пошла и ограбила сберкассу. Угрожая оружием, она отобрала у кассирши два мешка с деньгами. В одном мешке оказалось 50000 рублей, а во втором в два раза больше. Марфуфочка пересчитала деньги и заплакала, потому что на авто денег все равно не хватало. Тогда сердобольные посетители, стоящие в очереди к окошку кассирши, добавили Марфуфочке еще по 10000 рублей каждый, а недостающие 5000 рублей ей добавила из своего кошелька добрая кассирша, у которой Марфуфочка отобрала два мешка с деньгами. Сколько в сберкассе было сердобольных посетителей, если авто, которое купила Марфуфочка, стоит 275000 рублей?».

Короче, класс просто «припух», пытаясь вникнуть в «морально-этическую сторону» этой задачи. Я представил себе ту «добрую кассиршу» и тех тринадцать «сердобольных посетителей», и мне стало противно. А Вероника Ивановна вызывает к доске Вовку. Но Вовка вдруг говорит:

– Вероника Ивановна, Вы, пожалуйста, не обижайтесь, но я задачу про эту уголовницу решать не буду – это уже слишком.

Вероника Ивановна просто обалдела от такого заявления. А потом говорит:

– Муравкин! Тебя же всегда в пример ставили! Ты же почти отличник. Что на тебя нашло?

– Я эту задачу решать не буду, – очень твердо ответил Вовка, – потому что она увеличивает зло.

– Муравкин, садись. Два! Арчибасов, ты, надеюсь, не последуешь дурному примеру Муравкина?

Тимка встал:

– Вероника Ивановна, я эту задачу тоже решать не буду.

– Ладно, Арчибасов. Двойка!

– Рябинин, ты-то, надеюсь, не откажешься решить эту остроумную задачу? Ты уже получил две пятерки. Еще одна пятерка – и ты сможешь получить отличную оценку за четверть.

Два противоположных чувства боролись во мне. С одной стороны, я уже знал ответ и очень хотел получить еще одну пятерку. С другой стороны, я понимал, что это будет предательством. «Что же делать, – думал я, – согласиться, или отказаться решать задачу?».

Я видел, как выжидающе и настороженно смотрят на меня Вовка и Тимка, да вообще, весь класс. Я понимал, что Вовка и Тимка правы, что нельзя больше терпеть такой беспредел. Ладно бы еще те задачи, в которых Марфуфочка просто хулиганила, но такое! Ведь эта Марфуфочка из обычной дуры и хулиганки уже превратилась в преступницу. Докатилась, короче, Марфуфочка. Чему же учит эта задача? Что хорошо быть грабителем? Нет, надо с этим что-то делать…

Неожиданно, будто внутри себя, я услышал слащавый, завораживающий голосок:

– Сашенька, ты ведь умненький мальчик, скажи «да». Ты получишь еще одну пятерку и возвысишься над этими дураками Тимкой и Вовкой. И мама будет довольна, – и тут же зловещим голосом:

– А если скажешь «нет», позавидуешь мертвым!

Теперь мне было до смерти страшно сказать «нет», но сказать «да» значило предать. Как сквозь сон, я услышал голос Вероники Ивановны:

– Ну, долго я буду ждать, Рябинин? Встань и ответь, будешь ты решать эту задачу, или нет?

Я встал. Язык сам, против моей Воли, начал пытаться произнести «да». Я не дал языку сделать это. Я стиснул зубы, я запихал это предательское «да» назад, и ужас, леденящий, пронизывающий насквозь ужас обуял меня. Наступила та гулкая тишина, которая была в первом сне. Я как будто окаменел.

Я почувствовал, что какая-то злая сила пытается завладеть моей волей. Я увидел, как за окном начала сгущаться мгла. Какие-то извивающиеся тени, как в последнем сне, стали накрывать наш Мир. А на языке крутилось это предательское «да»...

– Ну, Рябинин, – услышал я голос Вероники Ивановны, – ты долго еще будешь раздумывать? Ты пойдешь решать задачу?

Я со злостью вышвырнул из головы вертящееся на языке «да». Небывалым усилием я выдавил из себя то, что пыталось завладеть моей волей. Я, будто, даже услышал мучительный стон той злобной силы, которая утратила контроль надо мной. Тени отступили, за окном стало светлее. Я ответил:

– Я тоже не буду решать эту задачу. Эта задача никакая не остроумная, а тупая и аморальная.

Что-то ухнуло за окном – это лопнул и исчез стоявший в пространстве неслышимый гул. Я услышал удаляющийся стон. Это был стон неведомого зверя, злого и беспощадного, но, будто смертельно раненого. На улице из-за туч выглянуло солнце. Я услышал приговор, произнесенный Вероникой Ивановной:

– Рябинин, два!

Но мне уже было все равно. Главное, я не предал, не сломался, не подчинился тому темному, что пыталось завладеть мной.

– Ну, поднимите руки, кто еще считает эту задачу, как выразился Рябинин, тупой и аморальной? – обратилась Вероника Ивановна к классу.

Весь класс дружно поднял руки.

– Рябинин, Муравкин и Арчибасов, – сказала Вероника Ивановна, – вы, как зачинщики, в понедельник придете с родителями! Вы ответите за сорванный урок!

Вероника Ивановна схватила журнал и, быстро выйдя из класса, со злостью хлопнула дверью. Она ею так хлопнула, что со стены посыпались куски штукатурки. Вовка повернулся ко мне и сказал:

– Саня, ты молодец, что не стал решать задачу. Если бы ты ее решил, случилась бы беда.

А я и сам уже знал, чувствовал, что могло случиться что-то ужасное.

Мы честно досидели до звонка. Вероника Ивановна в класс так и не вернулась. Как только прозвенел звонок, мы собрали учебники, тетради, и помчались домой. Вовка вдруг вспомнил, что забыл в классе ручку и вернулся, а мы с Тимкой выбежали во двор и… нарвались на Самосвала с компанией. Их было пятеро.

– Ну че, герои, – сквозь зубы процедил Самосвал, – вот вы и попались.

– Отвали, – сказал Тимка.

– Чево-о-о?!

– А то, – сказал я (и откуда только смелость взялась), – сказано отвали, значит отвали.

– Не, вы слыхали, че эти малявки вякают? – обратился Самосвал к компании. – Во, обнаглели! А этот (это про меня) две штуки уже задолжал, а еще вякает. Ты когда платить будешь, гнида?!

– За что это он тебе платить должен? – спокойно спросил Тимка.

– А ты, чернозадый, не встревай. Я че, не знаю что ли, что там, в драке, вам «мураши» помогли? Вы че без них сделать-то сможете.

– А вот «че» – передразнил его Тимка. Он сделал какое-то неуловимое движение. Я даже и не понял, что он сделал, но Самосвал отлетел метра на два и треснулся башкой об асфальт. Он сел, потряс головой, ничего не соображая. Ну а дружки-то у Самосвала тоже тупые, как и он сам. Ну, и поперли, было, на нас вчетвером. В это время Вовка из школы выбежал. Увидев происходящее, он подбежал и сказал:

– Слышь, ты, самосвал ржавый, что ли, тебя Кирилл не предупреждал?

Те четверо, что с самосвалом были, остановились, даже отбежали подальше. Самосвал встал, отряхнулся.

– Ну, ты че, Вован? Замяли, да? Ну, пошутили мы. Че из-за этого пургу гнать?

– Не, Самосвал, не замяли. Что ли, ты не понял? Быстро все легли на землю и поползли отсюда по домам, по-пластунски. Да, и не вздумайте подняться, пока до подъездов не доползете.

– Вов, ну, ты че, друган? Ну, мы поняли. Все, заметано. Больше ни-ни.

– Я тебе не «друган» Что ли, не понял, чего сказано? Быстро на животы и вперед по-пластунски. Считаю до трех.

Короче, на счет раз, вся шайка грохнулась на землю и поползла со школьного двора. Прохожие с недоумением смотрели на то, как по мокрой от утреннего дождя земле ползут пять здоровенных парней. Я решился и спросил:

– Вов, а что они тебя так боятся? Тебя и Кирилла?