Текст книги "Летящий с ангелом"

«А теперь идем к колодцу. Для этого надо немного пройтись», – сказал Ниссан. За барханом в загоне стояли пяток газелей, хлопали большими выразительными глазами и просили ласки. «Эти олени, – сказал гид, – основная пища бедуинов». Пошли дальше. За следующим барханом оказалось место, выложенное каменными плитами, ступени вели на площадку ниже метров на шесть. Там и находился колодец, вырытый воинами Александра Македонского, преследовавшего нас от самой Гагры. Ниссан поискал кто здесь покрепче, выбрал Президента и меня и предложил набрать воды. Я глянул в шахту и похолодел: вода плескалась на головокружительно-черной глубине. Стены выложены рядами камней. Глубина сооружения впечатляла – целых 35 метров. Пока мы вращали скрипучий ворот, гид сказал, что колодец построен для добытчиков камня: гранита и базальта, который очень ценился и использовался как для строительства дворцов, так и для их разрушения камнеметательными машинами. Минут через десять, когда мы, обливаясь горячим потом, подняли, наконец оцинкованное ведро с водой, нас мигом оттеснили от животворной влаги, и вода громко забулькала в иссохшие внутренности соотечественников. Когда очередь дошла до нас, я блаженно глотнул прохладную воду и удивился: она была соленой – будто разбавленная морская.

Дальше состоялось восхождение на вершину черной горы, высотой примерно метров 50. Солнце клонилось к горизонту, наступал прохладный вечер, тени удлинялись и чернели. Пока мы пыхтели и роптали, Ниссан, нимало не обращая на нас внимания, честно отрабатывал свой хлеб. Он рассказывал, что бедуины обычно не принимают туристов. Живут замкнуто, забираясь от благ цивилизации подальше в глубину пустыни. Их жизнь вне суеты и страстей среди песков и скал, под палящим солнцем способствует раскрытию у них необычных духовных качеств. Они, например, без всяких геологов отыскивают воду в пустыне, предсказывают погоду и разные природные катаклизмы. А каирская полиция иногда привлекает их для раскрытия преступлений. Бедуин, попав на место преступления, подробно рассказывает, как все произошло, а заодно указывает, где находится преступник.

Но вот мы и поднялись на вершину горы – и замолкли. Какими же мелкими показались нам все земные мелочи по сравнению с тем величием, которое открылось перед нашими взорами. Гряды темных гор тянулись до самого горизонта. Между базальтовыми громадами струился бело-розовый песок долин. Иногда казалось, будто это не песок, а облака, а мы уже где-то высоко в небе. Громадный золотой диск солнца садился в оранжевое марево. Мы часто застрочили фотоаппаратами – этой красотищи пропустить было никак нельзя.

В душе рождались слова молитвы: «Господи! как прекрасно творение рук Твоих! Как же велик и совершенен Ты, если перед творениями Твоими хочется пасть на землю в восторге и преклонении. Спасибо, что Ты есть, что мы идем к Тебе каждым шагом своим. Велик и славен Ты во веки веков!»

А ведь именно в этой пустыне скрывались от преследований царя Ирода Богородица Мария с младенцем Иисусом на руках и праведный Иосиф. Здесь Моисей первым из людей встретился со Всевышним и получил от Него скрижали Завета. Сколько людей с тех пор уверовали в Бога, отдалившись от звериного образа жизни, выбрав путь жизни вечной! Блаженны эти места. Блаженные мысли всколыхнули они в моей душе, с детства ищущей Бога.

…Солнце блеснуло последним багряным лучом, и на Великую Пустыню опустились уютные сумерки. Мы, очарованные и притихшие от прикосновения к вечности, спускались в песчаную долину. А там под навесами нас ожидали столы, уставленные снедью. Нет, не на стулья, – нас посадили на песок, подложив под наши чресла подушки. Перед каждым едоком поставили толстую свечу. Мы с тарелками сидели, разбросав ноги, и с аппетитом ужинали. Перед нами туземцы лихо отплясывали ритмический танец. Мы чувствовали себя гостями эмира бухарского.

После ужина Мохаммед предложил посоревноваться с бедуинской молодежью в ловкости и отваге. В песок втыкался свернутый в трубочку бумажный доллар, бедуин показывал головокружительный трюк, мы выражали бурный восторг и пытались повторить трюк во всей его чистоте. Кто решался повторить, присоединял свою купюру и в случае удачной попытки забирал деньги себе. Мальчик-бедуин принял стойку на голове и ногами поднял с песка платок. Президент сделал то же и забрал деньги. Группа ему аплодировала. Мохаммед не ожидал от европейцев такого искусства и погрустнел. Триумфатор сорвал бурные овации и отечески похлопал огорченного мальчика.

На прощанье мы все вместе исполнили танец бедуинско-российской дружбы. Туземцы шеренгой то приближались к нам, то отскакивали и пели что-то короткими фразами. Затем мы повторяли то же самое. Сначала путались, но вскоре выучили немудреное движение и фразу типа «хэй-я-хэй-оп», и в восторге танцевали и пели.

Горячо попрощавшись с жителями пустыни, мы сели в джипы и с включенными фарами понеслись в сторону суетной цивилизации. Наш водитель включил магнитолу, поставил кассету «Любэ», и по пустыне разнеслось: «Не рубите, мужики, не рубите…» Спереди огни фар вырывали из темноты мазки пустынного пейзажа. Рев мощного мотора смешивался с ревом Расторгуева. От скорости росло возбуждение и мы вместе кричали: «Не губите, мужики, не губите!» Эх! какой бедуин и какой русский не любит шальной гонки по ночной пустыне, когда к восторгу примешивается страх, а сердце летает в груди, как джип по ухабистой дороге!

Мохаммед не пожелал расставаться и предложил заехать к нему в гости. Мы согласились, и машина все на той же скорости с визгом тормозов подкатила к двухэтажному коттеджу на окраине Хургады. «Все дома на этой улице мои», – небрежно бросил Мохаммед. Кто бы сомневался.

Мы поднялись на второй этаж, сняли обувь и босиком по мраморному полу зашли в комнаты. Стены помещений были выкрашены в белый цвет, всюду вентиляторы. Нам показали интерьер, особенно гордо – хорошо оборудованную кухню. Потом сидели в просторной гостиной и ждали, когда его супруга, женщина молчаливая, но энергичная, заставит стол рыбно-овощными закусками. Хозяин под кальян на диванах рассказывал, как он пятнадцать лет работал в американской компании «Эссо» на Ближнем Востоке и в Индии, зарабатывал в среднем 5000 долларов в месяц, скопил капиталец и приехал сюда. Здесь начинающих бизнесменов освобождают от налогов, дают землю бесплатно, жилье здесь дешевое (его восьмикомнатный коттедж стоит всего 20 тысяч долларов), с кредитами нет проблем. Мы все это воспринимали с болью в сердце, вспоминая наши условия для малого бизнеса – наилучшие условия для его уничтожения. Президент, сжав зубы, ругался. Но вот хозяйка пригласила за стол, и мы опять заработали челюстями. Мохаммед поинтересовался нашим возрастом, ему ответили: Президенту – 40, брату – 47. Главный бедуин широко раскрыл от удивления наполненный рыбой рот, обнажив коричневые, стертые до половины зубы. Потом признался, что ему сорок один. Седой и морщинистый, он выглядел на 60, а мои спортивные спутники внешне годились ему в сыновья

Брат снова затронул любимую тему о подводной охоте. Мохаммед сказал, что отвезет нас на свое любимое место. Там можно стрелять кого угодно и сколько угодно. Мы обнялись и рассыпались в витиеватых благодарностях.

Вечером мы позвонили в «Орли». Халид сказал, что договорился насчет охоты и предложил отплыть завтра, потому что он свободен и составит нам компанию. Мы разыскали брата в бильярдной, где он играл с рыжим парнем. И надо отдать должное – играл виртуозно. Он только что вернулся из поездки в Луксор и, часто зевая от недосыпа (их разбудили на экскурсию в 4 утра), рассказал о храме, о жаре и сфинксах. Мы предложили ехать завтра на охоту, он с энтузиазмом согласился, и побрел в номер паковать подводное снаряжение.

Утром взяли такси и поехали в порт. Там ждал Халид в непривычных шортах и майке вместо белой пары с бабочкой. Мы прошли по пирсу и забрались на борт двухпалубного катера. Команда состояла из капитана и матроса. Сразу отплыли и направились в сторону дальних островов. Пока солнце не поднялось, мы загорали на верхней палубе.

По выцветшему небу в сереньких облаках летели неровным клином пернатые. Летели на север. И чего им в Африке не живется! Обязательно нужно в Россию. А ведь дело это не очень-то эстетичное. За время долгого перелета под крыльями вырастают мозоли с кулак, их пожирают паразиты до крови, они теряют в весе, обессиливают. Но ведь летят!

Капитан в мятой морской фуражке стоял за штурвалом и хищно посматривал на девиц. Мы занимались подготовкой своего снаряжения. Когда заплыли довольно далеко, капитан остановил катер посреди моря и сказал, что здесь самые рыбные коралловые скалы. Пока брат с Валерой надевали гидрокостюмы, обвешивались свинцовыми поясами от фрау Хэлен, я в маске нырнул в воду и обнаружил в нескольких метрах от катера на глубине меньше метра вершину подводной скалы, сплошь усеянную кустами кораллов. Подплыл ближе и увидел стаи голубых рыб-попугаев. Здесь же плавало множество других рыб и рыбешек. На глубине около трех метров солидно двигались большие тени серьезных рыбин. Я попробовал нырнуть к ним, но уже на глубине двух метров уши заболели, грудь сдавило, и мощная сила вытолкнула на поверхность. Рыбы меня сопровождали наверх торжественным эскортом, забавляясь человеческой беспомощностью. Кажется, обедом мы обеспечены.

Наши водолазы уже спускались под воду. Я забрался на нижнюю палубу, и вместе с Халидом мы надули маленькую лодочку для обслуживания охотников. Халид спустил ее на воду и поплыл к скале. Тут из воды показался брат, у него в руке на стреле била хвостом первая рыба. Халид снял ее со стрелы и передал мне на катер. Только я бросил ее в корзину, Халид подвез еще одну, такого же синего горбоносого «попугая». Капитан сказал, что это самая вкусная здесь рыба. Так за полчаса брат настрелял с десяток рыб и капитан закричал, чтобы он закруглялся. Брат с неохотой оторвался от любимого дела и влез на палубу.

Президент сказал, что в такой охоте нет никакого азарта и удовольствия. Брат уверял, что охота сия опасна и трудна, хоть порой она не очень-то видна. Там вся скала облеплена ужасными морскими ежами с длинными ядовитыми иглами. В укрытии сидят страшные мурены и бьющие на повал электроскаты.

Капитан дал команду матросу жарить рыбу, а сам встал за штурвал и направил катер в сторону ближнего острова. Он по местному обычаю был пустынен и песчанен, без единого кустика. Мы с братом опять погрузились в ностальгические черноморские воспоминания о тропических зарослях. При этом брат не забывал спускаться в камбуз и следить за качественным приготовлением рыбы и резкой овощей для салата. Девицы забрались на лодку и поплыли на остров. Президент сопровождал их.

Когда матрос выбрасывал за борт обрезки рыбы, из-за острова с ревом вынырнул сине-белый катер морской полиции. У нас появилась легкая настороженность, переходящая в нелегкий мандраж. Сразу забрезжила перспектива крупного штрафа и ускоренной ― в 24 часа ― репатриации. Но капитан помахал им рукой, что-то крикнул по-арабски, и они послушно унеслись прочь. «Это мои друзья, не волнуйтесь».

Я тоже спустился в недра катера. Там имелись две крохотные каюты, гальюн и камбуз. Матрос в жаре и дыму заворачивал куски разделанной рыбы в братскую фольгу, поливая соком лимона и посыпая солью. Завернутую рыбу он бросал на сковороду, стоявшую на маленькой газовой плите. Пока рыба жарилась, он резал овощи. Ну многостаночник!

Халид с матросом принесли на верхнюю палубу подносы с едой. Мы дружно сели за трапезу. На соленом морском воздухе мы нагуляли акулий аппетит. Мясо попугайной рыбы, белое и сочное, таяло во рту. Упругие помидоры и хрустящие огурцы со сладким тугим перцем взрывались на наших острых белых зубах, брызжа сладким соком. Булькал ледяной лимонад, шипела минералка, сухое вино струилось по зардевшимся устам и ланитам. Катер летел в сторону берега и весело брызгал бело-голубой пеной. Море меняло цвета от салатного до ультрамарина и обратно. Кричали чайки, прыгали перед нами лоцманы-дельфины, порхали над водой летучие рыбки. Солнце сыпало с небес ультрафиолетом. Ветер трепал волосы и просоленную легкую одежду. «Уставшими, но веселыми туристы возвращались из похода домой».

В номере меня ждал обгоревший храпун. Он нагишом ходил с банкой пива в руке и жаловался на свою болевую неприкосновенность. Я ему посоветовал лечь, но он сказал, что больно, может только ходить и стоять. Я спросил, где это он купил настоящее пиво в этом безалкогольном государстве. И он поведал, что обнаружил магазин для иностранцев под названием «фришоп», где можно купить по мировым ценам две бутылки спиртного или ящик пива с отметкой в паспорте. Вспомнив, что я непьющий, он попросил, чтобы я ему купил на свой паспорт алкоголя. Я намекнул о вреде пьянства, тогда он сказал, что он меня ужасно любит, поэтому присмотрел для меня нубуковую куртку и даже сбил цену с 250 до 85 долларов. Тут зашел Президент и сочувственно выслушал от Валеры причину вынужденного обнажения. Тот пожаловался на мою трезвость. Президент, услышав о куртке, решительно спросил, где эта лавка. Валера объяснил, и Президент потащил меня в машину. Я сказал, что не собирался покупать куртку себе, что хотел привезти ее маме. Президент сказал, что я своим ангельским поведением заслужил модную нубуковую куртку по смешной цене. Сказал, что за свою куртку производства города Парижа он отдал 560 долларов. Я смирился, и мы покатили в центр города.

Там нас ожидала темень: не горела ни одна лампочка. Лавка, куда мы вошли, освещалась свечой. Мы сразу увидели мою куртку, померили, отсчитали 85 долларов и спросили, есть ли что на даму. Тот показал бежевую куртку, явно дамского покроя и запросил 400 долларов. Мы назвали 90. После заламывания рук, причитаний и совместного распития кофе торговец согласился на 154 доллара. Причем последние полчаса битва проходила за эти самые 4 доллара. Пока мы «работали» с торговцем, его ассистент сидел в углу на коленях и творил намаз, не обращая внимания на наши драматические выкрики.

Пока мы ехали во «фришоп», Президент поведал о разговоре на острове с Олей. Оказывается, их послали на пару с условием, что они будут следить подруга за подругой, чтобы ни одна поднадзорная не имела связей, порочащих концерн «Вишь-Карасин». Вот почему они такие несчастные, заключил он.

Президент в магазине с низкими спиртными ценами купил Валере бутылку старого виски, а несчастным девицам дорогого джина, который они как-то похвалили. Нет, право же, Президент тоже любил человечество, только по-своему.

Торжественно вручили обожженному африканским солнцем голому ходячему больному виски и пошли в рецепшен. Там в бильярдной за одним столом брат «разделывал» пожилого немца, за другим играли девушки из нашей группы, Таня и Валя. Они так женственно обходились с тяжелым кием, что мы сели в кресла и залюбовались. Их движения отличались закругленностью и плавной мягкостью.

И вдруг в заведение ввалилась толпа пьяных немцев. Они направились к девушкам и стали что-то горланить, гаденько хихикая. «Эй, бойз, гэт аут, пли-и-из!»(«Эй, ребятки, пошли вон, пожалуйста!») – крикнул им Президент. А мне шепнул, что если они сейчас «прыгнут», он им напомнит, кто кому надрал задницу в 45-м. Немцы пьяно покачнулись, оценивающе глянули на решительную и спокойную физиономию Президента с чеканным профилем, на его тяжелые кулаки, на мои вздувшиеся буграми мышцы и брата с тяжелым кием в руке и, махнув рукой, пошли на выход. Сразу за дверью находился бассейн. Они туда рухнули всей толпой с криками и фонтанами брызг. Сколько же они просадили, учитывая, что пили они в баре отеля, где бутылка крепкого спиртного стоила 150–300 долларов, отчего этот бар не пользовался популярностью. Девушки ласково посмотрели на Президента, а он предложил сходить в ресторан, отметить победу над немецкими агрессорами. Но они тактично отклонили предложение, сославшись на то, что они ждут своих английских друзей. «И эти туда же!..»

«Давай позвоним Мохаммеду, напомним о поездке в пустыню», – предложил Президент. Мы набрали пятизначный номер, и Мохаммед сказал, что сейчас приедет. Через десять минут он подкатил на джипе и поинтересовался, как мы отдыхаем. Мы ему предложили отдохнуть вместе, по-нашенски, по-россиянски. Пошли в мой номер. Там лежал голый обожженный и выдавал органные рулады. На тумбочке выстроилась батарея пустых пивных банок и ополовиненная бутылка виски. Мохаммед уважительно закивал головой. Я достал из сумки бутылку «смирновской» и налил Мохаммеду целый стакан. Тот залпом выпил и от закуски отказался.

– Давай еще!

– Погоди. Давай поговорим о завтрашней поездке, – сказал деловой Президент.

– Утром выходите к отелю к 10 часам – и весь разговор. Наливай!

Я внутренне кричал ему: «Остановись, мусульманин!» Президент налил ему полстакана водки. Тот выпил залпом. Бананы и апельсины остались нетронутыми. Банку красной икры он подцепил двумя пальцами и сбросил в свой карман. Наконец, его разобрало, и он стал рассказывать, какой он сильный и богатый. Тут на запах спиртного заскочил брат, узнал, что был разговор о завтрашней поездке в пустыню на берег моря для подводной охоты, оживился и принес свою бутылку водки. Мохаммед протянул стакан. Брат налил до краев. Бедуин выпил залпом. «Могёт!» – уважительно произнес брат.

Я спросил бедуина, а станет ли ему лучше, если он выпьет еще. Тот сказал: «Станет». Я ему еще раз сказал, что он очень умный и практичный мужик и пусть подумает, прежде чем ответит. Он подумал, повращал глазами, пошевелил толстыми губами и уверенно рявкнул: «Йеа!»…Спустя пять минут мы с Президентом растаскивали их: одного в номер, другого в джип. Валера предложил Мохаммеду подвезти его до дома…квартала. Тот обиженно протянул: «А-а-ай э-э-м мэ-э-н!»(«Я мужик!»), завел своего железного верблюда и погнал его с бедуинским криком «Йо-хо-хо!» в сторону пустыни.

Утром в ресторане, пока брат пил чай – чашку за чашкой, мы изучали необычную компанию, занявшую соседний стол. В обществе черноликих арабов – двух мужчин и пожилой дамы – восседала светлокожая красавица с громадными восточного типа глазами, но не в парандже, а в мини-шортах и майке с глубоким вырезом. Из шорт лихо торчали длинные ноги, а в пальцах с ярким маникюром тлела сигарета. Девушка не прятала глаз, а с вызовом разглядывала окружающих.

Без пяти десять в ресторан ворвался мясистый Мохаммед и стал нас торопить. Он не маялся от выпитого вчера литра водки, брызгал энергией и шумным весельем. Решили мы ехать на двух машинах: на его джипе впереди и нашей «Хонде» сзади. Прикинули, что по колее, проложенной тяжелым джипом, японская капризница не забуксует, а если и сядет в песок, то джип ее вытащит. Погрузили в машины подводное снаряжение, спутниц и под грубоватые шуточки генерального бедуина тронулись в пустыню.

Проехав по шоссе километров двадцать, свернули в сторону моря и по берегу поехали дальше, пока не остановились у ворот с колючей проволокой. В воротах стоял военный в войлочной форме с «Калашниковым» наперевес. Мохаммед сказал пароль «эти со мной», и нас пропустили. Мы находились на территории бывшей советской военной базы, откуда коммунисты грозили Ближнему Востоку ядерной дубиной. Так же беспрепятственно мы проехали еще два кордона и оказались на берегу глубокой бухты с темно-фиолетовой водой.

Со стороны берега лагуну окружали крутые барханы с белым песком. В бухте кроме нас оказались еще двое рыбаков с удочками и с ведрами, наполненными рыбой. Пока брат надевал подводные доспехи, я в маске нырнул в воду и испытал чувство невольного страха: дно резко углублялось, и подо мной темнела бездна. Да еще этот громила в шутку заорал: «Ша-а-арк!» («Акула!»). Я на всякий случай поискал на поверхности треугольные плавники, знакомые по фильму «Челюсти». Плавать что-то расхотелось, и я забрался на берег. Взял «Зенит» и увековечил брата в гидрокостюме.

Потом почувствовал, скорее подсознательно, близкую опасность и увидел, что к моим ногам, погруженным в воду по щиколотку, подплывает мерзкая змееобразная мурена с наглыми глазками и разверстой пастью, усеянной ядовитыми зубами. Успев сделать кадр, я выскочил из воды. Холодный пот стекал между лопаток и струился на белый песок. Я крикнул брату, что имел свидание с муреной, но он только махнул рукой, и сия пучина поглотила его.

Президент в гидрокостюме тоже плавал и сообщал о размерах рыб, креветок и осьминогов, попавших в поле его зрения. Наконец, брат вынырнул и вознес над головой пронзенного попугая. Счет открыт.

Мохаммед показал пальцем на песчаную гору, подступившую к лагуне, и сказал, что с этого склона его дети любят съезжать по песку, как русские по снегу. Я понял намек и полез на гору. Мелкий белый песок сыпался под ногами, я скользил, но упорно полз наверх. За что получил в награду прекрасный вид, открывшийся с высоты. Вода залива отсюда казалась почти черной, лишь у самых берегов голубела. С обратной стороны до горизонта чередой катились волны песчаных холмов, меняя цвета от белого до серо-бурого. Не было ощущения статичности, нет! здесь все двигалось, пульсировало, парило. Песок долин казался манной кашей, вытекшей из сказочного горшка и заполнившей низины. Самые высокие и таинственные горы подпирали небо у горизонта и манили к себе. Я лег на спину и, глядя на небо, медленно поплыл вниз. Мелкий песок стекал вместе со мной. Скольженье и полет… Сколько продолжался спуск ― не помню, очнулся, когда мои ступни уперлись в армейские ботинки Мохаммеда. Он нагнулся надо мной и спросил, все ли у меня в порядке. «Хакей, – сказал, – маджестик» («Чувствую себя великолепно. Благодарю за трогательную заботу о моем здоровье и настроении, а так же за идею. Кажется, я понял твоих детей, которым это нравится. Действительно это было волшебно»).

Через пару часов мы обыскали весь берег в поисках ракушек, пообедали бутербродами и стали маяться от жары и безделья. Народ возроптал на увлекшегося подводным царством брата. Но тот не реагировал ни на наши крики, свист, ни на гудки джипа. Тогда мы приняли решение оставить брату Мохаммеда с джипом, а самим ехать домой на сиесту. Военные нас спокойно пропустили, и мы с ветерком вернулись в отель. И сразу разбежались по номерам под пресный душ: морская соль разъедала кожу.

В номере обожженный Валера уже смело лежал на спине и в обнимку с бутылкой виски смотрел телевизор. Я смыл соль, окатился холодной водой и, освеженный, вышел из душа. Мы с ним обменялись шутками, я выпил бутылку местной минералки из холодильника и взял в руки книгу.

Вечером в рецепшене ярославский Валера с братом возбужденно уговаривали наших туристов съездить завтра на катере на подводную охоту. Брат обещал им чудеса подводного мира и сытный обед из свежей рыбы. Рядом с ними сидел Халид и поедал глазами наших блондинок. «Однако ничего у них не получится, – напророчил Президент. – Все, что начинается по пьяному делу, обычно проваливается».

Последний день в Хургаде мы решили начать с пляжа. Там собралась почти вся наша группа. Мы загорали так, будто впитывали ультрафиолет про запас, купались с такой жадностью, как в последний раз в жизни. Играли в волейбол, ловя мяч руками и солнечных зайчиков – глазами. Мы играли в теннис мячиком, привязанным леской к трубе, вращая его со свистом. Официанты сбились с ног, угашая жажду напитками. Мы проживали его, как последний день своей жизни.

Президент подозвал официанта и затребовал спутниковый телефон – любимую игрушку деловых людей. Попивая сок, по колено в воде, он объяснял абоненту на том конце провода, что он не в Москве, а в Африке на пляже и дает наставления из бирюзовых вод Красного моря. Собеседнику в Москве это надо было еще переварить, и Валера пока уточнял, какая там погода. «Скока-скока? Пятнадцать мороза? А здесь – тридцать жары». И все в таком роде.

Он катал Олю на водном мотоцикле – до горизонта и обратно, поднимая каскады брызг до синего неба. Я нырял в пучину вод, прощаясь с флорой и фауной богатейшего моря планеты.

Потом мы реализовали мечту: взяли напрокат велосипеды и проехались на них до края Хургады. Автомобили нас уважительно объезжали. Ветерок трепал нам волосы. Приятно было ощущать скорость всем телом. В этот день я вспомнил, что такое мышечная радость! Эта радость по-детски безыскусна и естественна для нормальных людей, которые живут в гармонии с природой. Как нам не хватает этих человеческих ощущений в городах! Президент махнул рукой в сторону уличного кафе, и мы остановились выпить сока. Наши физиономии, наверное, излучали такую радость, что официант засмеялся и принес стаканы, ослепляя своей белозубой улыбкой. Мы, кажется, не только увеличивали их товарооборот, но и всемерно повышали настроение.

Объехали кругом строительство нового отеля. Рабочие, не особенно поспешая, таскали носилки с гравием. Тут же, на стройплощадке, паслись черные тощие козы. Они с аппетитом поедали бумагу, рубероид и лизали цемент. «Они, наверное, и доятся цементным молоком», – предположил Президент.

После освежающего душа мы оделись прилично и отправились с напарницами поужинать в каком-нибудь необычном заведении. Недалеко от «Шератона» мы нашли ресторан «Морской». Он занимал несколько террас на самом берегу моря. По ним каскадом журчала вода. Каждая терраса окаймлялась густым кустарником. На одной из них размещалась детская площадка с игрушками. В пяти метрах шуршала морская волна.

Президент заказал самого большого омара. Этого распластанного на подносе красного гиганта принес ему торжественно в белых перчатках официант в белом смокинге с прямой спиной. На салфетке он разложил штук пятнадцать никелированных инструментов для операции. Не хватало только аппарата искусственного дыхания и масок на лицах. Ассистировали хирургу наши спутницы. «Скальпель!» – скомандовал Президент, и операция началась. Большие куски розового сочного мяса хирург извлекал из-под жестяного панциря пожарного цвета и раскладывал по тарелкам. Народ их поглощал со стоном, закатывая глазки и щурясь. Спустя полчаса на подносе остались только выскобленные хитиновые пластинки разной формы.

Ниссан обещал нам вечером супер-шоу «танец живота», поэтому мы к назначенному часу поспешили в дискотеку отеля. Там уже грохотали арабо-европейские ритмы. Омар в серебряном костюме дирижировал музыкальными аппаратами. Зал быстро наполнился разноязычным народом. Официанты настойчиво предлагали напитки. Мы опрометчиво заняли столик поближе к дансингу. Рядом присели Таня с Валей. Бои с Туманного Альбиона, видимо, получили отставку. Взглядом они выразили готовность к продолжению знакомства, но тут появились наши штатные спутницы и заслонили нас от конкуренток своими телами, изысканно упакованными мсье Диором.

Но вот после бурного конферанса Омара на дансинг выскочила восточная красавица с обнаженным пупком и стала совершать им вращательные движения. У девушки была стройная фигура и длинная, как у Нефертити, шея. Показав гибкость талии и рук, она сорвала сдержанные аплодисменты русских и хулиганский свист иноязычных туристов. Следующий танец она стала разнообразить вызовом засидевшихся зрителей в свою компанию. Она пронеслась мимо нас, обдав ароматом дорогих духов. Сначала выбрала парочку толстых немцев, но они раза три дернулись и сошли с дистанции. Следующей жертвой она выбрала молодых американок. Эти не комплексовали, но выпадали из ритма и переходили на банальный рок-н-ролл. Когда девушка, наконец, подбежала к нам и за руки вытащила нас с Президентом в скрещение прожекторов, мы уже были готовы на все, лишь бы не уронить престиж милой родины.

Патриотизм вызвал из глубин нашего опорно-двигательного аппарата неведомые танцевальные таланты. Эх! как мы приударили! В нашем танце блистали грани комаринского и гопака, твиста и шейка, рок-н-ролла, рэпа и лезгинки. Сюда же мы ненавязчиво вплели восточную вязь и отполировали все это спортивной акробатикой. Глаза танцовщицы посылали в нас шаровые молнии, вокруг мелькали огни цветомузыки, блистал зеленый лазер и синие вспышки фотокамер. Немцы и янки, итальянцы и англичане, русские и украинцы вскочили с мест и бурно ликовали. Омар кричал в микрофон «Браво!», публика – «Русские идут!»

Девушка еще танцевала, а к нам подсел Ниссан и поздравил с триумфом. «Ты нас еще на танке с «Калашником» в руках не видел…» – небрежно бросил Президент. Мы спросили, с кем эта мастерица искусств. Он сказал, что это самая дорогая танцовщица в Хургаде. Ее приглашают только в престижные дискотеки. Час ее работы стоит 800 долларов. Она уже купила себе дом с бассейном и «Мерседес», а сейчас копит деньги на замужество. Дело в том, пояснил гид, что эта подозрительная профессия не позволит ей выйти замуж по-мусульмански, поэтому ей необходимо накопить много денег, чтобы какой-нибудь мужчина согласился пренебречь традицией и взять ее в жены. Бедная девушка…

Последний вечер в Хургаде подошел к концу. Завтра нам предстояло возвращаться в Каир для отлета домой. В президентском номере лежал печальный брат и пил виски на пару с сердобольным Валерой. Оказывается, он поехал с четырьмя согруппниками на подводную охоту, и там их арестовала туристическая полиция. Хорошо, в их криминальном коллективе оказался юрист с опытом международной работы. После длительных переговоров он отговорил полицию штрафовать, выгонять этих злостных браконьеров из страны и заставил даже вернуть брату его уникальное подводное ружье, изготовленное по спецзаказу на оборонном заводе. Валера с любовью смотрел на вышедшего из застенков и жалел его всей широтой ярославской души.

Они еще долго рассуждали о загадках Востока. Брат вспомнил, что в Москве египтяне ему обещали организовать подводную охоту, но ничего не сделали. И вообще, с обязательностью у них никак. Они ни разу ни в чем не отказали, но ничего сверх программы и не выполнили. Добавил, что и японцы, если отвечают «хай», то это не значит, что они говорят «да» и что-то для вас сделают. И вообще, мы для них «неверные», а значит, вроде, и не люди совсем, а так…

Утром после обильного шведского завтрака, растянувшегося до обеда, мы рассчитались с отелем и погрузились в автобусы. Провожать нас пришли Халид и Мохаммед с сыном. Они обещали помнить нас всю жизнь и в ближайшие дни нанести ответный визит. «Обязательно всей семьей, с детишками, да родичей не забудь, ну и соседей, конечно, тоже!» – радушно приглашал Президент, называя номер телефона, только что выдуманный. Последними в наш автобус взошла загадочная длинноногая арабка в джинсовой мини-юбке с сопровождающими мрачными лицами.