Текст книги "Летящий с ангелом"

Наш водитель остановил машину у поворота на рынок, показал, куда идти дальше. Брат полез в сумку на ремне и достал деньги. Водитель замахал рукой: «Фу ты! Напугал! Я уж думал, ты за пистолетом полез… Что вы, какие деньги с гостей! Ничего не надо, только приезжайте». Мы удивленно поблагодарили и пожелали ему счастливого пути.

На пятачке у дороги стояли женщины. Перед ними на ящиках лежал товар: спиртное, сигареты, колбаса, печенье. Брат купил батон колбасы.

– Ну, что, красавица, поедешь со мной в Россию? – обратился он к молодой женщине лет тридцати.

– Поеду, если возьмешь, – грустно улыбаясь, ответила кареглазая красавица.

– Ты так лучше не шути, брат. Им здесь не сладко. Ты для них, как принц из сказки, – укорил я его, когда мы отошли.

Бетонное здание рынка переполнял торговый люд. Вот только покупателей почти не видно. К нам с мольбой обратились сотни взоров. «Брат, давай строго по списку», – предложил я. Нам хозяйка дала список, и мы, зажав его в руке, пошли по рядам. Соль, аджика, уксус, перец, спички – это все мы купили сразу. Но пляжных шлепанцев для меня не было. Веревки для нашего альпинизма и хорошего кофе тоже не нашли. Мяса для шашлыка не было. Русская старушка, узнавшая, что мы из России, сказала, что в одном санатории летом отдыхали человек сто русских, и их там местные периодически избивали. Я спросил брата, а готов ли он быть битым или застреленным? «На войне, как на войне, ― философски изрек он, ― никто не знает, где его ждет пуля: в Гагре или у двери собственной квартиры». Но мы пока были живы и здоровы. Поэтому брат предложил вкусить от радостей земных, и мы отправились на поиски шашлычной.

Прогулялись по центральной улице Гагры сквозь шеренгу высоких эвкалиптов. Брат сказал, что они с сыном ездили сюда за листьями для бани. По дороге изредка проносились частные машины, иногда пролетали белые джипы с черными буквами на бортах «UN» с трепещущими флажками ООН. Ни одного милиционера или гаишника за время поездки мы так и не увидели.

Большинство магазинов закрыты, в разбитые окна наблюдалась разруха. Но аптека и хлебный торговали. Пока брат покупал хлеб, я дышал у входа в магазин. Ко мне подошел старичок в потрепанном, но аккуратно отглаженном костюме и пожаловался, что ему не хватило денег на буханку хлеба, он просил продать в кредит, но ему отказали. Я достал из кармана купюру и протянул старику. Он взял и заплакал: «До чего нас довели, сынок! Всю жизнь работал, себя не жалел, а теперь на хлеб не хватает…» Вышел брат и тоже протянул старику деньги. Тот не верил глазам, только тихо плакал и шепотом благодарил.

В парикмахерской одиноко читала газету единственная мастерица. Мы остановили двух женщин и спросили, где тут ресторан грузинской кухни. Одна что-то возмущенно сказала на непонятном языке, но другая по-русски возразила, что они, мол, приезжие и еще не вполне разобрались в политической ситуации. А нам сказала, что больше ничего грузинского здесь нет и не будет. Спросили, где бы нам перекусить. Женщина махнула рукой в сторону набережной. Дошли до здания ресторана. Раньше он никогда не пустовал. Единственный мужчина в белом работал и официантом, и поваром. Он усадил нас за один из трех столов на веранде и через пять минут расторопно принес заказ. Брат похвалил вино, мы с аппетитом съели по порции люля-кебаб и запросили еще по одной. Хозяин радостно засуетился: видно, клиентами он не избалован.

На веранде появился подтянутый мужчина лет шестидесяти в костюме при галстуке и подошел к нам:

– Вы, я вижу, не здешние. Можно к вам присоединиться? – вежливо спросил он.

– Конечно! – гостеприимно развел руками брат. – А я думал, с кем бы мне выпить.

– Меня зовут Сергей Борисович.

Мы тоже представились. Официант принес наш люля и шашлык с вином соседу. По всему видно, он тут завсегдатай.

– Я сюда прихожу всякий раз, как приезжаю из Бзыби. У меня там свой дом.

– Давно здесь живете?

– С тех пор, как вышел на пенсию в девяностом. Раньше жил в Москве, лечил людей. Сюда меня звали на отдых, ну и кого из местного начальства подлечить. Я иридиодиагност. Ставлю диагноз по рисунку радужной оболочки глаза. А лечил я травами, которые сам собирал. Лечил практически все заболевания. Предлагаю тост за здоровье людей, и за наше тоже.

Они выпили, я отхлебнул кофе. Недалеко от нас в бухте на волнах качалась лодка, с борта которой свисали сети с пробковыми поплавками. Двое рыбаков устало вытаскивали сети, выбирая из них рыбу.

После паузы, занятой жеванием мяса, сосед заговорил о войне. Он работал в госпитале врачом, лечил раненых. Рассказал, как недалеко от берега в море затопили баржу с грузинскими беженцами. Смачно, с улыбочкой, описывал детали. Напоследок сказал, что своими руками передавил бы всех грузин. Мы смотрели на него с грустью. Как-то мы привыкли, что врачи в первую очередь гуманисты. А тут пожелание смерти людям!.. Да, кто бы они ни были и за что бы ни воевали, в этих войнах выигрывает горстка подлецов. Простым людям всегда нужен мир.

Брат наконец-то допил свое вино, доел мясо, и подозвал официанта. Тот принес счет с какой-то смешной цифрой. Сергей Борисович раздал нам свои визитные карточки и позвал в гости. Мы вежливо попрощались. Ехать к нему не хотелось.

– Давай прогуляемся по берегу бухты.

Некогда роскошный, заваленный бронзовыми телами отдыхающих пляж, был пуст и неухожен. Но! по-прежнему благоухали цветы и шелестели густой листвой тропические деревья. Море переливалось лазурной волной. А солнце заливало нас золотыми лучами. Жизнь продолжалась, и в своих божественных проявлениях была прекрасна!

На нас опускались тихие южные сумерки. Море серебрилось вдали, небо начинало темнеть. Я вспомнил наказ стариков и потащил брата с сумками домой. Когда мы поднимались от шоссе к дому, брат поднял палец.

– О! Здесь мы с Борисом жили у Рафика. Сейчас мы ему ка-а-ак нанесем визит. Он открыл калитку, и под звонкий лай собаки мы вошли во двор. Айвовые деревья и виноградные лозы обступали дорожку к двухэтажному каменному дому. Навстречу вышла полная смуглая женщина и громко приветствовала нас:

– Ой, кого мы видим! Наш дорогой гость, да еще с другом!

– Знакомься, это Ася, жена Рафика. А это мой брат. Мы к вам на минутку. Проведать.

– Так чего ж на минутку! Мы вас второй день ожидаем!

Нас посадили за традиционно длинный стол и окружили родней. Молчаливый Рафик сел напротив, рядом с ним юная дочь Аня, Асина сестра Мануш с дочкой, шустрый сын Рафика Гико и его скромница-жена Оля.

Брат солидно всех приветствовал и, купаясь в лучах всеобщего внимания и любви, погрузился в воспоминания из юных лет. Невестка тихо накрывала на стол: макароны, зелень, домашний сыр, фрукты. Гико разливал розовое вино. Я поймал на себе любопытный взгляд девушки и улыбнулся ей:

– Привет, Анечка. Ну как живешь, чем занимаешься?

– Учусь, – тихо, как положено горянке, ответила девушка, опустив глазки. – Вот в техникум поступила. А вы кем работаете?

– Пока грузчиком у брата. А что будет дальше, не знаю.

Тут брат вспомнил, что у нас грязные руки, а он как врач обязан показывать образец стерильности, и пригласил меня умыться. Вышли на кухню, умылись под краном. Когда вернулись обратно, все женщины дружно встали и стояли, пока мы не сели.

Мне это так понравилось!

Тут раздался далекий женский крик. Ася зычно ответила в темноту, а для нас перевела: это Валентина спрашивает нет ли здесь её гостей. «Главное, её! Да они наши гости!» – засмеялась Ася. Да, брат, видно, здесь нарасхват.

Снова разговор зашел о войне. Жаловались на мародерство, после грабежей они остались нищими. Сейчас живут тем, что родит земля. Каждый день Ася с Мануш ездят, увешанные сумками, через границу ― на рынок в Адлер и продают все что можно: фрукты, зелень, вино, чачу… Сейчас думают переехать в Голландию, их приглашает армянская община, но боязно ехать к чужим, а здесь все же земля, свой дом.

А тем временем!.. С веранды, где происходило застолье, открывался потрясающий вид. Широкая лунная дорожка плавилась в ультрафиолетовом бульоне моря жидким серебром. На антрацитовых небесах пульсировали неправдоподобно крупные звезды. Лунная дорожка будто отражалась в небе, осыпанном звездной пылью Млечного пути. Показалось вдруг, что среди этой беспредельности мое «я» умалилось до точки. Меня вполне устраивало подчиненное состояние, и все вокруг, и… покой сошел в сердце.

Утром Валентина разбудила нас и позвала на завтрак. За столом сидели Роберт и его племянник, мальчик лет десяти, приехавший из Еревана. Роберт шумно ликовал по поводу моего появления и сразу поинтересовался, жив ли брат. Я обещал проверить и снова нырнул в комнату. Там понуро сидел больной, обхватив голову руками, и стонал. Я бодро объявил о прибытии гостей, но он застонал еще громче: «Не хочу больше!» – «А кто тебя заставляет пить? Перетерпи. А я тебе сострадать стану».

Мы пили кофе, а я расспрашивал племянника о жизни в Ереване. Он сказал, что там работы нет, света нет, бензина нет. Я спросил, почему же он в конце сентября еще не учится.

– А зачем учиться?

– Чтобы потом работать, деньги зарабатывать.

– Я возьму у отца автомат и отниму деньги у любого.

Бедный мальчик, подумал я.

– Нас ереванские родичи не любят. Мы здесь трудимся в поте лица, а они привыкли только брать да отнимать, – сказал Роберт, прочитав мои мысли.

Тут после второй чашки кофе стал проявлять признаки жизни брат. Он объявил, что больше не пьет, что кается, а на своем примере самоотверженно показал, как губителен алкоголь для здоровья. «Смотрите на меня, друзья, и так не делайте!»

С трудом двигаясь, брат все же собрался, и мы потихоньку двинулись на пляж. Я предложил сделать зарядку на берегу моря и потом встать под водопад. И благотворная струя вольет в его безжизненное тело энергию.

На берегу моря я снял кроссовки и прямо по гальке бодро запрыгал, размахивая руками. Брат вяло шевелился рядом. Я поднял камень потяжелее и отжимал от груди, которая шумно наполнялась целебным морским воздухом. Затем приседал и отжимался, бросал камни и бегал. Когда почувствовал в теле приятную усталость, трусцой двинул в сторону водопада. Брат с кряхтением плелся за мной.

По звонкому ручью мы добрались до трубы с хлещущей водой. Я сбросил с тела оковы цивилизации и нырнул под ревущую струю. Сначала я ощутил удар по голове и по плечам, потом вибрацию всего тела, а только затем обжигающий холод. С воплем щенячьего восторга выпрыгнул из-под струи и замахал руками, разгоняя кровь по жилам. «А-а-атли-ична-а!»

Брат тоже разделся, иронично оглядел свое усохшее тело и вдруг с криком «За Родину! За трезвость!» бросился под канонаду хрустальных струй…Из радужного облака выскочил уже другой человек! Он сиял и гоготал от радости. Прыгал и швырял камни. Оглядел зеленые кудрявые склоны ущелья, голубое небо в легких перистых облаках – и снова увидел красоту.

И в тот день инжир кормил нас мясистыми сладкими плодами, гранаты обещали приправить рубиновым соком рыбу, родник напоил свежей водой, скала одарила прохладной тенью.

Брат облачился в подводные доспехи, вошел спиной в воду – и пучина поглотила его. Я собрал дровишки, приготовился к принятию даров моря и устроился в тени с Евангелием в руках. Мысленно перенесся на гору Блаженств близ Галилейского моря и вместе с тысячами израильтян слушал Нагорную проповедь. И удивлялся. Слова вроде бы простые, а смысл такой, что логика его не принимает. Разум вопит: все не так! А сердце говорит тихо, как мать младенцу: все хорошо, все правильно. Нет, такие слова мог сказать только Бог! Человек не способен любить врагов и все отдавать. Только Бог может. Или человек с помощью Божией.

Через пару часов водолаз выволок на берег трех больших рыбин и пару ставридок. Я обласкал его похвалой и принялся чистить рыбу. Брат предложил съесть ставридок и одну кефаль, а остальных подарить старикам. Мы так и сделали.

До заката мы успели домой. Брат вручил Валентине две прекрасные рыбины. Она многословно похвалила великого охотника и понесла их на кухню. За столом сидел уставший после командировки Андрей и разбирал добычу: груши и яблоки. Он принес два мешка. Неплохо для семидесятилетнего старика! Там в горах он упал в колючки и сильно расцарапал ноги. Наш доктор осмотрел загноившиеся ссадины и посоветовал обработать их йодом, а также принять антибиотики. Но тут вышла хозяйка и принесла с печи ведро с горячей водой. Туда она сунула пучок травы и накрыла крышкой, чтобы настоялось. Потом Андрей опустил в ведро ноги и с час держал их в отваре.

На следующее утро Андрей показал брату свои ноги. Ранки уже затянулись, опухоль спала. Доктор сказал, что если бы сам не увидел, ни за что не поверил бы. Мы спросили, что это за трава. Андрей пояснил, что зовется она яраути, растет здесь по обочинам дороги, а известна давно. Еще воины Александра Македонского использовали ее для заживления ран. Потом он отвел нас на дорогу и показал невысокие кусты по краю дороги у самого обрыва. Но вот собирать ее не очень-то приятно: кусты густо опутаны вездесущей колючей ежевикой. Но мы все же в брезентовых рукавицах Андрея набрали и повесили ее в тень для просушки. Трава эта залечила многим нашим друзьям и грибок на ногах и трещины на пятках и сыпь на коже.

Помогла она и мне. Еще в стройотряде, работая в сапогах, я подхватил грибок. Пользовал ступни мазями, он пропадал на время, но потом выступал снова. А с год назад на ступнях появились какие-то бородавки. Валентина два раза заварила мне траву, и я по сорок минут держал ноги в отваре. Через неделю на пляже, надевая носки перед уходом, осмотрел ступни и не обнаружил ни единой бородавки. Кожа стали гладкой и здоровой, как у младенца!

Однажды утром Валентина предупредила, чтобы мы пораньше вернулись с пляжа, потому что из Адлера приедет ее старшая дочь Аня и привезет мясо для шашлыка.

Мой брат вот уже несколько дней вел трезвый образ жизни. Он вернул себе великолепную для своих преклонных лет форму и часами охотился в морских пучинах, ни одного дня не оставляя нас без рыбы. От солнечных ванн тела наши приобретали бронзовый оттенок.

На пляже я не терял время втуне, при любом удобном случае открывал Евангелие и с карандашом в руке читал и делал множество пометок, как для Роберта, так и для себя. И еще заметил я вот что. Если даже какой-нибудь текст я уже проходил до этого несколько раз, возвращаясь к нему позже, все равно читал с интересом, снова и снова открывая новые глубины, новую потаенную мудрость. Я понял, что Библию можно читать всю жизнь, каждый раз все с большей пользой. Ни одна другая книга, прочитанная мной до сих пор, не имела такого свойства. Так я постепенно стал понимать, почему многие века эта святая книга привлекает внимание сотен миллионов совершенно разных людей, почему ее называют Вечной книгой. С каждым прочтением все больше менялся и я.

По пути с пляжа, где брат за час охоты все же подстрелил одного зубанчика, он сделал мне замечание. В разговоре с хозяевами я постоянно использую слова, которые даже для него, человека, без сомнения, интеллигентного, сложны своей витиеватостью. А ведь они из-за редкого общения с русскими подрастеряли разговорные навыки. Он попросил, чтобы я подбирал слова попроще. Тогда я спросил, почему же, когда мы сидим вместе с ним за общим столом и он говорит попроще, а я вычурно, в основном армяне обращаются ко мне. Даже Роберт, с которым они при этом выпивают. Он что-то проворчал тогда невразумительное, но я, кажется, понял!

Мы общаемся не словами, а душами. Основное действие при общении, основной обмен происходит на уровне подсознания. Существует даже такое выражение «нам есть о чем помолчать» – выражение духовной близости. И еще я понял, что это проявление еще одного свойства Евангелия: человек, читающий Его, становится глубже, притягательней для других людей, которые в общении ищут доброту и сочувствие.

Мы пришли вовремя. На пепелище розовели угли, а мясо в маринаде томилось в кастрюле. За столом Аня, разговаривая с отдыхающей матушкой, резала салаты. Я залюбовался этим: она, почти не глядя, резала овощи длинным ножом с такой быстротой, что глаз не поспевал за пулеметными движениями. Оказывается, Аня чуть ли не с детства работала поваром в лучших ресторанах Гагры. За ней даже присылали правительственные «Чайки», если готовился фуршет для большого начальства. Когда же она жарила шашлык, то руками трогала шипящие куски мяса прямо с жару. Видно, болевая чувствительность у нее сильно снижена.

Старики на этот пир пригласили Роберта. Всегда шумный и веселый, шутливый и мудрый, он занял почетное место и управлял застольем чинно и благородно. Валентина положила рядом с ним горку острого перца. Я однажды опрометчиво откусил небольшой кусочек его, и потом с час тушил пожар во рту. Роберт жевал его, как огурец, и только сообщал мне: сейчас горячая волна ударила ему в правую руку, а сейчас – в левую ногу. Кстати, здесь в этой «всесоюзной здравнице», я позволял себе постоянно вкушать острые блюда. И хоть бы что: в желудке наблюдались полнейшая гармония и спокойствие. А ведь на нашем столе постоянное место занимали аджика и ткемали, черный и красный перец; и я ими густо приправлял еду. Уже дома по рецепту Валентины я для родителей приготовил ткемали – так они за пару дней съели большую банку, которую готовил с расчетом как минимум на год.

На следующее утро заскочил Гико и предложил поехать в Гагру, куда он вез жену в больницу. За свою «новенькую» «Волгу» Гико отдал два «Жигуленка». Мы быстро собрались и сели в просторный салон с широкими диванами. Несмотря на свои мощные габариты, ГАЗ-21 довольно резво бегал по горному серпантину. Мы быстро доехали до больницы и вышли из машины. Здание совсем не пострадало от войны, корпуса утопали в зелени флоксов и платанов. На стоянке сверкали белые джипы с надписью на бортах «Врачи без границ». Мимо проходили чисто одетые люди, говорящие по-английски, с карточками на лацканах белых халатов. Лица у них выражали озабоченность. Да, серьезные ребята работают здесь. Под пулями.

Мы с Гико заехали на рынок, накупили продуктов и загрузили их в машину. А сами, свободные, с пустыми руками, отправились гулять по городу.

С центральной улицы мы свернули на набережную и пошли вдоль пляжа. Набережную подметали русские дворники, муж и жена. Мы спросили, сколько же им платят. Они ответили: нисколько, а метут по привычке, потому что любят порядок. На песке пляжа несколько человек с детьми загорали и купались, как раньше, в мирное время. Мы подошли к ним и поинтересовались, откуда они такие розовые. Из Питера, говорят, к прежним хозяевам приехали. Живут здесь только два дня, хозяева с них пылинки сдувают, до того рады возвращению отдыхающих.

Свернули на центральную улицу и рядом с горсоветом обнаружили маленький островок прежней жизни: здесь работали кафе, магазинчик и даже газетный киоск. Брат купил забытые уже газеты, с удовольствием вдохнул запах типографской краски. И прочел вслух: сегодня годовщина абхазской победы над грузинскими оккупантами. Ну, грохоту будет!

Вечером дома нас ожидал праздник. Хозяева накрыли богатый стол. С полчаса мы ждали гостей, и вот оно: в калитку входил вальяжный господин в светлом костюме с дамой. Спина его аристократически прямая, щеки чисто выбриты, волосы расчесаны на пробор и напомажены. Где же мы его видели? Может, по телевизору?.. «Роберт! Оля!» – первой опомнилась Валентина. Да! это был Роберт, только приведенный женской рукой в приличный вид. Ну министр – не меньше.

– Вы извините, мы тут по-простому, без фраков-с, так сказать и прочее… – начал было брат, но Роберт по-прежнему демократично рассмеялся и хлопнул брата по спине так, что гул и кашель брата еще долго стояли в наступившей тишине.

Роберт ораторствовал и шутил, заполняя собой все пространство, а Оля скромно перешептывалась с Валентиной. Она привезла сюда на неделю троих детей помочь мужу с виноградом и гранатами. Принесли они мне персональную бутылку виноградного сока нового урожая. Я сказал Роберту, что его заказ по изучению Евангелия и подчеркиванию близится к завершению. И рассказал о своих открытиях и наблюдениях. Роберту это очень понравилось. Давай, говорит, заканчивай, и мы проведем международный семинар.

Потом проводили супругов до дому и опять сели, уже за их стол. Оля быстро нажарила мяса, Роберт налил вина и – вдруг мы услышали выстрелы и грохот артиллерии.

– Что, уже началось? – спросил я, чувствуя закипание крови.

– А! Это салют в честь их победы. Давайте и мы постреляем, что ли.

И он повел нас в домашний арсенал. В кладовке лежали ящики с патронами, охотничье ружье, автомат Калашникова и пистолет ТТ. Мы разобрали оружие и вышли на огневую позицию. Щелкнули затворами и пальнули в воздух. Во всех дворах поселка мужчины занимались тем же. Со стороны Гагры в небо взлетали сигнальные ракеты и доносились приглушенные хлопки гаубиц.

Да, многовато здесь оружия. Попробуй, разоружи их теперь.

Однако, на море поднялся шторм. Брат на всякий случай погрузился в мутные воды, но вынырнул охотник с пустыми руками. В первый раз без добычи. Он переоделся, мы перекусили, и решили совершить экскурсию в санаторий «Гребешок».

Вскарабкались по нашему проходу на шоссе и прошли с километр в сторону Гагры. На шоссе в мозаике и стекле стояла проходная санатория. Прошли в распахнутые двери и стали искать кого-нибудь из служащих. Шоссе от санатория отгораживала бетонная стена и ряд деревьев. Мы попали словно в другой мир: тишина, цветы, деревья, три корпуса, пляж, парк с фонтанами. Только вот людей нет, а на прогулочных дорожках – коровьи лепешки. Фруктовые деревья облеплены созревающими плодами. Иногда хурма или мандарин падали, и в тишине раздавался гулкий чужой звук. Это было пострашней орудийного залпа. Райские плоды пропадают ввиду изгнания из рая человека. Мы попробовали апельсины и мандарины – они уже были сладкими.

Корпуса явно строились в разные времена. Один – самый старый – похож на замок с башней из розового известняка. Второй построен при «отце народов». Здесь тяжеловесность, солидность, колонны и высокие потолки. Третий строился после культа личности. Это бетонная коробка.

Мы открыли дверь и наткнулись на мужчину. Объяснили, что пришли посмотреть и поговорить о возможности поселения. Сторож, он же завхоз и механик, обрадовался и повел на экскурсию в замок. Он рассказал, что этот дом построил принц Ольденбургский еще в начале века для царственной сестры. Ее величество как-то принимали морские ванны и потеряли золотой гребешок. Вот по этому место и называется ― Гребешок. Мы поднялись на смотровую площадку. Сейчас там все растерзано, расхищено и загажено голубями.

Затем прошли в сталинский корпус. Здесь навели порядок, потому что с весны готовились к приезду гостей. Нам предложили занять за два доллара номер-люкс, в котором в тяжкие времена развитого социализма жили… И снова пошел список из-под некрологов самой «правдивой» газеты в мире.

Да, уважали себя слуги народа! Вот номер на двоих: 40-метровая спальня с двумя громадными кроватями, дубовым шифоньером, столом и креслами; 60-метровая гостиная с бильярдом, резным столом на двадцать персон, стульями и креслами, цветным телевизором; из комнат ― выход на веранду, увитую виноградом – 100 квадратных метров со столами, буфетом, шезлонгами и креслами; 30-метровая ванная комната с мраморной ванной, унитазом, биде, массажным столом, все в плитке-шелкографии. Причем, веранда выходит не на прогулочные дорожки, а в заросший сад, чтобы народ не мешал слугам народа от него отдыхать.

Потом он показал дореволюционную грязелечебницу с электростанцией и ушел по делам. Мы еще долго бродили по чудному парку, наслаждаясь густым целебным воздухом, настоянным на хвое и цитрусах. Потом подобрали старый путеводитель по Гагре, исписанный картежными очками, и прихватили с собой.

Вечером брат рассказал старикам о том, что рыба ушла на глубину, поэтому утром поедем в Пицунду. Скорее всего там останемся ночевать. Валентина посоветовала договориться с Гико, чтобы он отвез на своем «броневике». Коля уже сидел в столовой и смотрел телевизор. Показывали сериал, который он сопровождал своими «ге-е-е, бе-е-е, зе-е-е». Брат заскочил туда и сразу же выбежал, зажав нос рукой. «Да он сейчас досмотрит и уйдет», – успокоила его Валентина. Когда Коля вышел из столовой, брат открыл дверь и, размахивая тряпкой, проветрил помещение, потом сбегал наверх и взял дезодорант, попрыскал им, и только после этого сел к телевизору. Показывали рекламу. Брат отпускал комментарии: «Ага, вот щас все брошу и куплю! Ну вот, теперь «Хопер» попёр!»

Но вот он замолк и толкнул меня в бок локтем. В телевизоре резвились отдыхающие на катере с прозрачным дном. Под катером плавали тучные стада больших разноцветных рыбин в абсолютно прозрачной воде. Это показывали рекламу отдыха в Египте на Красном море. «Во! Мы теперь туда поедем! Вот уж там я поохо-о-очусь!» – «Поедем, что ж не съездить», – согласился я.

Утром у ворот гудел клаксоном Гико. Брат, допивая кофе, лениво махнул рукой: не отвлекай от серьезного дела. Гико с детства относился к брату как к большому авторитету, поэтому затих и терпеливо ждал завершения завтрака.

Но вот мы сели в «Волгу» и тронулись в сторону мыса Пицунда. Брат договорился с Гико с условием, что мы заправим машину. На АЗС брат распорядился залить полный бак и расплатился. Наш водитель засиял от счастья: они в поселке привыкли считать каждый литр бензина, а тут полный бак – это ж целое состояние!

За окнами проплывали безлюдные селения, руины домов, пепелища. Гико показывал рукой и обыденно говорил: «В этом доме сожгли всю семью», «Сюда загнали детей со стариками и взорвали», «В этом дворе дочь привязали к спине отца и насиловали ее всей бандой три дня, оба умерли от горя». Когда ужас и тоска наполнили грудь, я молча взмолился в Небеса: «Почему, Господи?» На память пришли строки из Предания о том, что Иверия ― это жребий Пресвятой Богородицы, который расцветет в последние времена. Здесь особая благодать и особая ответственность людей. Здесь, как в последнем уделе Пресвятой ― России ― кровь мучеников смывает грехи народа. Ведь по этой земле проходили апостолы Андрей и Симон Кананит, святитель Иоанн Златоуст, равноапостольная Нина… Это не Америка и не Африка, где можно объедаться мясом, упиваться вином и блудом безнаказанно. Здесь сама земля вопиет к Небесам кровью христианских мучеников. «Да будет Твоя воля, Господи», ― прошептал я и успокоился.

Ближе к Пицунде горы отступали все дальше от моря, долина расширялась, появлялись кукурузные поля, перелески. Вот среди густой тени самшитовых деревьев блеснул зеркальным фасадом санаторий «Самшитовая Роща». Построили его югославы перед самой войной для работников КГБ. Гико довез нас до Пицунды и высадил у автовокзала. Дальше мы пошли пешком в сторону моря.

Проходя мимо гостиницы, убедились, что она работает, и решили запомнить ее расположение. Нам не встретились видимые следы разрушений, но улицы были пустыми, и лишь редкие прохожие подсказывали нам дорогу. А вот и проходная пансионата «Пицунда». На берегу моря стояли семь высотных корпусов. Раньше здесь любили отдыхать немцы и поляки. Вокруг шумели кронами на ветру высоченные сосны. Мы встретили абхаза лет сорока, узнали, что сейчас здесь пусто, живут только две пары из Питера. Его зовут Руслан, он здесь начальник лодочной станции, живет рядом, в своем доме. Пригласил в гости.

У бассейна встретили русского мужчину. Это оказался один из приезжих. Мы спросили, не страшно ли ему тут. Он сказал, что здесь спокойно и никто ни разу даже не нагрубил. Напротив, их тут уважают, дали лучший номер-люкс, договорились в ресторане о питании. Все эти удовольствия им обходятся в пять долларов в сутки. А по ночам они купаются под шепот звезд, благо до моря пара шагов. Он советовал присоединиться, сказал, что лучшего отдыха и не придумать. Раньше он через ЦК за полгода пробивал сюда путевки, используя свои знакомства.

Потом он рассказал, что до войны здесь – вон за той бетонной стеной в правительственной зоне пансионата ― отдыхала Раиса Максимовна. Сюда пригоняли баржи с песком, который рассыпали по пляжу. А жила она в том дальнем доме, похожем на замок. Также здесь отдыхал какой-то важный кубинец, так он целыми днями нырял за мидиями и съедал их килограммами, почитая весьма вкусными.

Мы по пирсу прошли метров двадцать от берега. Под нами на глубине был виден каждый камешек. Здесь, в глубокой бухте, прикрытой с берега густой сосновой рощей, царило безветрие, а на горизонте в открытом море дыбились серые волны с белыми барашками. На деревянном настиле пирса сидел с удочками седой рыбак и молчаливо дергал ставридок из прозрачной воды. Брат вздохнул и, кажется, пожалел, что не захватил подводного снаряжения.

Мимо здания концертного зала по тропинке вошли в сосновый бор. Аромат от нагретой солнцем хвои пьянил голову. Здесь бродили старушки с детьми и собирали грибы. Невдалеке на газоне растянулась гладкая черная корова, она сыто жмурилась на солнце и жевала.

Через дыру в сетчатом заборе мимо сосен с табличками на толстых стволах мы дошли до дощатого домика. Во дворе у старенького «жигуленка» крутился Руслан. Он повел нас по лабиринтам своего бунгало. У меня появилось впечатление, что изнутри дом раза в три больше, чем снаружи: здесь уместились десять комнат с кроватями для отдыхающих, столовая, кухня, холодильник и жена Руслана – Людмила, светловолосая круглолицая женщина с добродушной улыбкой.

– Жэньщина, накрой на стол! – приказал хозяин. И повернулся к нам. – Я раньше по тридцать человек сразу пускал.

Я представил себе потно-обгорелую толпу в ячейках дома-улия. Это ж как надо любить эту сосновую тропическую красоту, чтобы до такой степени отречься от элементарной санитарии! Руслан размечтался о возвращении прежних времен. Я вспомнил, что отдых в чистеньких курортах Анталии, Египта, Кипра по ценам уже сопоставим с нашим сочинским, но сервис и безопасность там несравненно лучше. Когда сюда заманят отдыхающих, вряд ли они будут столь самоотверженны. Впрочем, мало ли чудаков на Руси, может, и к Руслану в этот улей кто залетит…

Но вот Люда позвала нас за стол. Брат снова профессорским жестом пригласил даму присесть. На столе в тарелках аккуратно лежали соленые и свежие огурцы, маринованный перец и фасоль в томате, все это украшала зелень и улыбка хозяйки. Брат поинтересовался, кто она и откуда. Люда сказала, что она русская, закончила Тимирязевскую академию, сюда приехала по распределению в сосновый заповедник. Собрала материал для кандидатской, защитилась, вышла замуж за Руслана, да и осталась здесь жить. Уже давно ничего ей не платят, но работать продолжает и ей здесь очень нравится. Брат, питавший слабость к людям ученым, расспросил о роще. Оказывается, она здесь уникальная, реликтовая, средний возраст деревьев около 300 лет. Люда наблюдает каждое дерево и о любом из них может рассказать целую историю.