Текст книги "Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии"

Сакральный характер ориентации

Следует подчеркнуть, что ориентация по странам света – по крайней мере, в том виде, как она дошла до нас, запечатленная в различных памятниках духовной и материальной культуры, имела для древнего человека прежде всего сакральное значение, будучи важным элементом религиозного действа, ритуала, культа. Именно о такого рода ориентации сохранилось наибольшее количество данных в древних источниках. Даже если мы рассматриваем ориентацию светской архитектуры, искусства, даже межевания полей, то те их элементы, которые отчетливо ориентированы, также, как правило, объясняются вторжением в эти сферы жизни сакрального элемента (ср. высказывание И. М. Дьяконова: «вплоть до поздней древности иных мировоззрений, кроме религиозных, практически не существовало», см.: Мифологии древнего мира, 29; ср.: Stephan, Ortung, 3).

В качестве примера можно привести римскую лимитацию земельных наделов, ориентация которой самими римлянами возводилась к жреческо-авгуральной практике этрусков. Даже ориентация карт часто имеет в основе сакральное значение, поскольку несет в себе элементы религиозного культа (ср. средневековые mаррае mundi, чья восточная ориентация выводится, объясняется и даже иллюстрируется из Библии, для понимания которой, собственно, и создавались эти карты).

Известный исследователь русского жилища и его символики А. К. Байбурин справедливо писал об ориентации жилища, что «это не столько соотнесенность сторон жилища со сторонами света, сколько включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космогонического, хозяйственно-бытового характера; включение в символику цвета и символику чисел» (Байбурин, Жилище, 77).

В. В. Евсюков, посвятивший много места в своем исследовании семантики росписей древнекитайской керамики именно проблеме четырех стран света, отмечал, что «ориентация по сторонам света играет роль столь существенную, что ее трудно переоценить, в разного рода ритуалах, обрядах и культовых действиях, т. е. именно там, где она абсолютно не выполняет никакой прикладной практической функции» (Евсюков, Мифология, 64).

Вот почему основную часть книги занимает исследование сакрального аспекта ориентации (ср. мнение М. Элиаде о том, что человек, предшествовавший нашему десакрализованному бытию, обществу и космосу, был homo religiosus, см.: Eliade, Das Heilige, 10; ср. 13–14). Тем не менее везде, где есть возможность проследить ориентацию и в светских сферах жизни общества, это обязательно делается.

К историографии вопроса

Проблема ориентации человека в пространстве в широком историко-антропологическом аспекте и на материале древних культур до сих пор серьезно не ставилась и не рассматривалась. Еще в 1918 г. Т. Д. Аткинсон жаловался на отсутствие серьезных исследований по ориентации (см.: Atkinson, 74; положение с тех пор едва ли сильно изменилось). Тем не менее, по крайней мере с середины прошлого века появляются работы, свидетельствующие о возникновении интереса к этим вопросам, аккумулирующие и классифицирующие разнообразный материал, относящийся к нашей теме. Написанные в позитивистском духе, они устарели как в методологическом, так и фактологическом плане.

Пионером в исследовании проблемы ориентации по странам света можно назвать немецкого исследователя конца XIX – начала XX века Г. Ниссена (H. Nissen). В двух фундаментальных работах («Храм. Исследование древностей», 1869 и «Ориентация. Штудии по истории религии», 1906) он впервые собрал обширный материал, связанный с ориентационной практикой народов Средиземноморья в античности, и поставил проблему как таковую.

В 1917 г. американский ученый A. Л. Фротингем (A. L. Frothingham) опубликовал оригинальный труд «Ancient Orientation Unveiled» (в русском переводе буквально «Древняя ориентация без покрова»). В этой большой работе, основанной на исследовании иконографии поздней античности и раннего средневековья, автор привлекает обширный материал из многих культур древности – от Китая до кельтов – и делает широкие обобщения.

Известный финский исследователь Кнут Таллквист (К. Tallqvist) опубликовал в 1928 г. монографию «Страны света и ветра. Семасиологическое исследование», в котором проанализировал лингвистический материал многих культур, относящийся к ориентационной практике человека. Это дало ему возможность выделить несколько систем ориентирования, разных по генезису и характеристикам.

В начале века над проблемой религиозной (христианской, но также и языческой) ориентации плодотворно работал немецкий историк культуры Франц-Юрген Дёльгер (F. J. Dölger). Его книги «Солнце спасения. Молитва и песнопение в раннем христианстве, особенно в связи с ориентацией на восток в молитве и литургии» (1920) и «Солнце справедливости и Черный. Историко-религиозное исследование обряда крещения» (1918) положили начало плодотворному исследованию генезиса ориентационных и прочих принципов и навыков в раннем христианстве в контексте древних культур Средиземноморья (см. работы: Peterson, Völkl, Nußbaum, Severus, Vogel, Savon, Hainman и др.).

Большой материал по сакральной ориентации по странам света у «примитивных» народов и в древних цивилизациях Евразии и Америки содержится в работе Пауля Штефана «Ortung in Völkerkunde und Vorgeschichte» (1956), в которой ставится также вопрос о палеоастрономическом фундаменте такой ориентации.

В отечественной историографии можно отметить ряд работ, посвященных некоторым аспектам ориентации по странам света в отдельных культурах (см. в Библиографии труды Е. В. Антоновой, А. К. Байбурина, Г. А. Левинтона, Г. М. Василевич, Л. Л. Викторовой, Р. М. Гаряева, Т. Н. Джаксон, Н. Л. Жуковской, Вяч. Вс. Иванова, А. Н. Кононова, Е. А. Крейновича, А. В. Лушниковой, Э. Л. Львовой, И. В. Октябрьской, Д. С. Раевского, А. М. Сагалаева, М. С. Усмановой, Э. М. Мурзаева, В. А. Никонова, П. А. Раппопорта, Б. А. Рыбакова, В. В. Седова, Л. И. Сема, Е. С. Семеки, Г. Ф. Соловьевой, В. Н. Топорова, Т. В. Топоровой, Т. В. Цивьян, С. М. Широкогорова, Г.В. Бондаренко и др.). Их наблюдения и разработки дают ценный материал для изучения ориентационной практики архаических народов Евразии, особенно северной ее части. Тем не менее следует с сожалением отметить полное отсутствие монографических исследований на эту тему (ср.: Никонов, 162: «О названиях стран света написано немало, описаны многие способы ориентировки, сделаны ценные наблюдения и некоторые обобщения. Но почти каждая из серьезных статей ограничена одной семьей языков. Нет попыток освоить становление системы в целом, что чрезвычайно важно для истории мировой культуры»).

Вообще надо заметить, что статьи по истории ориентации, в силу интердисциплинарного характера предмета, публикуются в самых разных по характеру (от краеведческих до философских, от лингвистических до археологических и т. д.) изданиях и часто остаются неизвестными другим исследователям. Я уже не говорю о работах, посвященных различным культурам – они оказываются совершенной terra incognita для специалистов в области «соседней» культуры, но, скажем, даже Фротингем в своем исследовании почти никак не учитывает результатов труда своего предшественника Ниссена, во многом проделавшего ту же работу.

Не в малой степени этим обстоятельством объясняется существование в научной литературе множества противоречащих друг другу оценок того, какие страны света были главными в той или иной культуре. Отмечу только обобщающие мнения на этот счет.

Так, К. Миллер, изучая географическую ориентацию в классической древности, считал, что восточная ориентация представлена у римлян, в то время как греки имели главной стороной север, а этруски – запад (Miller, Маррае mundi, 6, 145)

Ф. Кастаньоли, соглашаясь с выводами Миллера относительно этрусков и частично греков, настаивает на южной ориентации римской и частично греческой картографии (Castagnoli, L’orientamento, 59–69).

A. Л. Фротингем приходит к выводу, что основными странами света в ориентации большинства народов древности были юг (египтяне, китайцы, вавилоняне, ассирийцы, персы, этруски, италийские племена и римляне) и север (индийцы, греки, евреи, мандеи, кельты, готы и др.), при этом восточная сторона всегда сохраняла свое священное значение (Frothingham, 60).

К. Таллквист, основываясь на лингвистическом материале, утверждает, что южная сторона была главной в Египте, Месопотамии, Иране, Китае, у финно-угров; север был направлением молитвы у греков; на восток ориентировались древние евреи и арабы, индоевропейские племена и древние тюрки; возможна ориентация на запад у пифагорейцев, в определенных случаях у египтян, гренландцев и некоторых других народов (Tallqvist, 118–129).

Й. Зауэр считает, что направление на восток было главенствующим и универсальным для всех древних народов: индийцев, персов, фракийцев, египтян, греков (особенно пифагорейцев), римлян, мексиканцев (Sauer, Ostung, 826).

X. В. Велтен, полагая, что у индоевропейцев существовало три системы ориентации (на восток, юг и север), приписывает восточную как самую распространенную эгейским грекам, ранним грекам и римлянам (при этом в Риме восточная ориентация должна была смениться постепенно на южную), индийцам, последователям буддизма, вавилонянам, евреям и христианам; южная ориентация с самого начала была свойственна египтянам и древним критянам, у которых все святилища ориентированы на юг; эта южная ориентация должна была, по Велтену, вытеснить прежнюю восточную ориентацию эгейских народов и распространиться по всему Средиземноморью; только греки, сохранив восточную ориентацию храмов, трансформировали старую систему в северноориентированную (Velten, 447–448).

Т. Д. Аткинсон считал, что евреи ориентировались на восток, индоевропейцы – на север, этруски и римские авгуры – на юг (Atkinson, 74).

Наконец, если мы прочитаем несколько существующих на сегодня работ по ориентации в Древнем Вавилоне, то узнаем, что, по одной теории, вавилоняне ориентировались на юг, по другой – на север, по третьей – на юго-восток, по четвертой – на северо-восток или северо-запад (см. работы Kugler, Unger, Meek, Jastrow, Frothingham, Tallqvist, Velten).

Такая разноголосица в оценках дает повод для серьезных раздумий как о самом объекте исследования, так и о его методике и методологии.

Причины противоречий

Представляется, что указанные противоречия обусловлены тремя основными причинами – объективными и субъективными.

Во-первых, это разрозненность и недостаточность источников по ориентации в разных культурах древности. Для одних культур мы имеем подробные литературные свидетельства, описывающие ориентационную практику при различных культовых или иных действиях, для других, кроме смутных археологических или иконографических материалов, не сохранилось никаких иных свидетельств ориентации (кстати, такая неравномерность в освещении источниками во многом определила различный объем глав, посвященных разным культурам в данной книге).

Вторая причина заключается в условиях научного поиска. Наблюдаемые в историографии вопроса противоречия нередко объясняются выборочным использованием только одного или нескольких типов источников (например, лингвистических, или литературных, или картографических), отражающих обычно только одну какую-то ориентационную систему.

Третья, тесно связанная со второй и носящая методологический характер причина, – это абстрактно-спекулятивный подход к проблеме, не учитывающий, во‑первых, изменчивости исторического бытия, а во‑вторых, его многослойности. Я имею в виду стремление большинства исследователей, исходя из одного факта ориентации в одной сфере жизни, запечатленного в одном виде источников, приписать всей культуре на протяжении всей ее истории одну, единую, универсальную «национальную» ориентацию, будто бы пронизывающую собой все области астрономо-теоретической, геокартографической, религиозно-мифологической и бытовой ориентационной теории и практики (так, Фротингем говорит о «system of orientation, adopted by a nation» – Frothingham, 60 et passim).

На мой взгляд, такая точка зрения грешит недостатком историзма и метафизичностью. Уже априори следует предположить сосуществование разных и к тому же гетерогенных систем ориентации в разных сферах жизни общества. Трудно представить, чтобы составитель карты пользовался той же ориентацией, что и жрец, выполняющий определенные обряды в храме у алтаря, путешественник-купец ориентировался так же, как гадающий на печени маг, а хижина крестьянина планировалась и строилась в той же ориентационной системе, что и городской храм, да и, как выясняется, храмы, посвященные разным богам, часто имели различную ориентацию в рамках одной культуры.

Уже Таллквист различал в историко-лингвистическом материале по ориентации следы присутствия нескольких ориентационных систем, имеющих различное происхождение.

Разумеется, главной была ориентационная система, основанная на солярно-теологическом принципе, связанная с движением солнца и укорененная почти во всех древних культурах. Так, этимологический анализ названий стран света в различных языках показывает, что многие названия образованы от различных стадий движения солнца (см. например, «восток» и «запад» в русском, ἀνατολή, δυσμαί, μεσημβρία, Ἀπηλιώτης в греческом, oriens, occidens, occasus, subsolanus в латинском, восток как Morgenröte в немецком; ср. ἠώς и Aurora).

Солярная ориентация дополнялась астральной, которая изначально имела большое значение для тех, кто должен был ориентироваться ночью: номады южных пустынь предпочитали двигаться ночью во время прохлады, охотники должны были охотиться также и ночью, по звездам должны были ориентироваться мореплаватели во время ночного плавания и т. д. Ниссен вообще склонен приписывать большее распространение ориентации по звездам южным народам; по его мнению, по мере продвижения на север все сильнее заметно влияние солярной ориентации (Nissen, Orientation, 27–28; об астрономической ориентации у многих народов см.: Stephan, Ortung, 3–31).

Наряду с номинацией в соответствии с солярно-астральной ориентацией, многие названия стран света несут в себе следы иного, вероятно, для данного ландшафта и климата более характерного явления, служившего ориентиром для местного населения. Таким ориентиром могли быть берега морей и рек, горы, ветра, край тайги, пустыни, направление сезонных миграций птиц и т. д. Будучи первоначально самостоятельными, не связанными с солярным циклом ориентирами, они со временем интегрировались в него (ср. в греч. Βορέας – ветер горный = северный = север, Νότος – ветер влажный = южный = юг). Этнографические материалы также показывают, что во многих так называемых примитивных обществах астрономически-солярной системе ориентации предшествует конкретно-чувственная, основанная на приметах местной природно-ландшафтной среды обитания (Таллквист называет эту ориентацию «die lokal-geographische Orientierung» – Tallqvist, 109; ср. также: Шемякин, 44).

Уже а priori можно предположить, что описанные системы должны были сосуществовать друг с другом, накладываться одна на другую, переплетаться, взаимовлиять, вытеснять одна другую, а отсюда – мнимые противоречия в источниках. Их сосуществование могло осуществляться еще и в силу того, что они функционировали в разных сферах, одни, скажем, в сфере практической и географической, другие – в культовой, третьи – в астрономо-астрологической. М. Ястров различает, например, существование у многих народов одновременно восточной культовой ориентации и южной астрологической (Jastrow, Babylonian Orientation, 205–206).

При определении роли различных стран света в системе ориентации человека следует считаться и с антропогенным фактором, социально-психологической и культовой практикой человека, устанавливающего свою систему координат в зависимости от идеологических представлений своего времени. Такова, например, так называемая «ориентация киблы» у мусульман – священное и каждый раз изменяющееся направление молитвы, которая в любой точке земли должна быть обращена в сторону Мекки (ср. направление молитвы к Иерусалиму у иудеев). Нередко основной стороной считается оставшееся в памяти народа направление колонизационного или завоевательного движения (следы таким образом объясняемой ориентации находят у китайцев, индийцев, египтян, вавилонян, литовцев и др.).

Основываясь на лингвистическом материале, Таллквист выделяет «ориентацию киблы» (Qibla-Orientierung) как еще один специфический тип ориентации, свойственный многим народам и характеризуемый тем, что одна, предпочитаемая более других стран света, воспринимается как главное и основное направление при ориентации, как священное направление (известное в историографии как «Sacred Direction»), а остальные приведены в соответствующее отношение к главной. Отсюда обозначения стран света как «передняя», «правая», «левая» и «задняя». Следы такой ориентации Таллквист усматривает в семитских, хамитских, индоевропейских, финно-угорских и прочих языках (Tallqvist, 117–129).

Собственно говоря, именно вокруг такой «ориентации киблы» и ломали копья все упомянутые выше исследователи. Тем не менее, как признает и сам Таллквист (129), на выбор «киблы» часто влияют те же факторы, которые обусловили существование первых двух систем ориентации – солярно-астральной и природно-географической. В частности, восточная «кибла» многих народов, несомненно, связана с наблюдением над движением солнца и с солнечным культом, т. е., будучи солярной по происхождению, она закрепилась как священное направление.

Из дальнейшего конкретного анализа мы увидим немало примеров того, как различные ориентирующие факторы, сосуществуя в рамках одной культуры, создавали противоречащие, на первый взгляд, «ориентационные киблы». Так, представления о высоких горах на севере, где помещали основную резиденцию богов, в мифологиях многих народов (ср. гору Меру у индийцев, Олимп и Рипейские горы у греков, сходные представления у вавилонян, евреев, персов, этрусков, буддистов и др.) накладывались на сложившуюся у них солярную восточную ориентацию и иногда вытесняли ее. Течение главных рек (например, Нила в Египте или Евфрата и Тигра в Месопотамии) также являлось мощным фактором ориентации.

Таким образом, нельзя так однозначно, как это делает, например, Фротингем, приписывать целым народам какую-то одну универсальную ориентацию, охватывающую все сферы жизни. Фротингем считает, что всем народам была свойственна или северная, или южная ориентация, определяемая в зависимости от того, правую или левую сторону (руку) считали благоприятной, а такой благоприятной и сулящей удачу страной света оставался всегда восток. При этом Фротингем исходит из того, что правое и левое у древних народов было «объективными и постоянными факторами», твердо закрепленными в мире и не зависящими от сиюминутного положения человека (Frothingham, 56–63 et passim; см. резкую критику этой позиции: Weinstock, Templum, 114–115).

Как бы ответом на эту точку зрения Фротингема звучит замечание латинского христианского писателя IV в. Арнобия: «Ведь, прежде всего, мир сам по себе не имеет ни правых, ни левых, ни верхних, ни нижних, ни передних, ни задних сторон… Сама сторона, которую мы называем левой или правой, не остается по отношению к нам постоянной и неизменной, но соответствует нашему расположению, в зависимости от случая и момента времени» (Arnob. Adv. nat. IV, 5).

Терминологические проблемы

Отдельно следует сказать и еще об одной – уже терминологической – сложности нашего исследования. Дело в том, что говоря о южной, восточной или иной ориентации, разные исследователи вкладывают в эти определения разный смысл. Если, скажем, в констатации восточной ориентации молящегося все ясно (он обращен лицом к востоку), то уже слова «восточная ориентация погребенного» или «восточная ориентация храма» могут пониматься и часто понимаются различно.

Большинство археологов, описывая расположение костяка покойного, под «восточной ориентацией» подразумевают позицию головы на востоке, а ног – на западе (как, скажем, было у греков). В культурологической и исторической литературе, однако такую ориентацию погребенного называют западной, так как лицо покойника обращено на запад и душа его при переселении в царство мертвых, расположенное именно на западе, должна без промедления отправиться в этом направлении. Таким образом, ориентация погребенного здесь по сути – западная, а не восточная, что подкрепляется всем комплексом представлений о западе как стране света, где находится мир умерших.

Еще сложнее обстоит дело с понятием ориентации в описании храмов и культовых площадок, имеющих, как правило, входную, фасадную часть и противоположную входу, внутреннюю часть, где располагается сакральный объект – либо алтарь, либо изображение божества, либо скиния (святая святых). Что считать ориентацией храма – страну света, куда обращен фасад (вход) храма, или противоположное направление? В главе о Месопотамии мы столкнемся с полемикой двух ученых мужей, возникшей именно из-за терминологической несогласованности при определении ориентации вавилонских храмов, когда один описывал храм Мардука в Вавилоне как ориентированный на северо-восток, а оппонент доказывал, что тот ориентирован на юго-запад. На такую терминологическую путаницу в исторической и археологической литературе сетовал еще Аткинсон (Atkinson, 74: «Descriptions are often loose; to say that a church “faces east” may mean either an east door or an east altar; burial “to the east” is equally vague…»). Подробнее эта проблема рассматривается в гл. 4 ч. II.