Текст книги "Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии"

Выше говорилось, что при закладке фундамента театра следовало принести жертвенные дары (благовония, цветы, фрукты и некоторые виды ритуальной пищи) богам, покровительствующим различным странам света. Дары должны были быть соответствующего цвета: на восток приносились дары белого цвета, на юг – желтого, на запад – синего, на север – красного. При строительных работах в основание сцены предписывалось положить драгоценные камни и благородные металлы: на восток – алмаз, на юг – ляпис-лазурь, на запад – кварц, на север – коралл, в центре – золото.

Закладывая четыре важнейшие колонны будущего театра, ориентированные по промежуточным странам света, строители ассоциировали их, как уже отмечалось, с древнеиндийскими варнами – брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. Интересно, что при установлении каждой колонны все участники церемонии должны были носить одежды соответствующего цвета.

Так, первой ставилась брахманская колонна, и одежды участвующих в этой церемонии были белого цвета. Второй устанавливалась кшатрийская колонна, все жрецы при этом должны были носить одежды красного цвета. Колонну вайшьев ставили в желтых одеждах, а шудр – в темных. Цветовая символика стран света, проявившаяся при принесении даров богам стран света (см. выше), подсказывает, что брахманская «белая» колонна должна была находиться на юго-востоке, кшатрийская «красная» – на северо-востоке, «желтая» колонна вайшьев – на юго-западе, «темная» шудр – на северо-западе.

Это соответствовало бы и схеме расселения четырех варн в идеальном городе (см. ниже). Но Лидова указывает, ничего не говоря о расположении брахманского и кшатрийского столбов, что колонна вайшьев располагалась на северо-западе, а шудр – на северо-востоке (Лидова, 31). Что здесь, недосмотр автора, неясность текста, нестабильность цветовой символики или зеркальная ориентация каждой колонны? Этот вопрос нуждается в детальной проработке…

Любопытно, что после установления колонн их следовало почтить особыми подношениями: к брахманской колонне клали белые притирания, гирлянды из белых цветов и золото, к кшатрийской – медь, к колонне вайшьев – серебро, шудр – железо.

Говоря о символике стран света, имевших своих божественных патронов, следует отметить, что каждой стране света и каждому божеству, там пребывающему, приписывался какой-то легендарный город, хранитель этой части света; все они имели соответствующее расположение относительно горы Меру. Так, к востоку от Меру находился город Индры Амаравати, к югу – город Ямы Самьямана, к западу – город Варуны Сукха, к северу – город Сомы Вибха (см.: «Ваю-пурана», гл. 50, шл. 94–96; «Матсья-пурана», гл. 124, шл. 21–32; ср.: Бируни, 250).

Таким образом, мы можем выстроить следующие ряды древнеиндийской символической классификации, сопряженной со странами света:

Добавим сюда еще несколько символических рядов, приведенных Д. С. Раевским на основе данных «Чхандогья-упанишады» (II, 11–20; см.: Чхандогья-упанишада, 169; Раевский, Модель, 194); эта классификация отражает пятичленную систему коррелирующих между собой понятий (пятый член обязан своим происхождением центру):

Металлы, варны, боги и юги в первой схеме заняли свое место по аналогии с их упоминаниями в других источниках. Так, например, в «Матсья-пуране» (гл. 113, шл. 12–16) рассказывается, что «…Меру – четырехцветная гора из золота… стороны ее – различных цветов… С востока она белого цвета – по-брахмански; с юга – желтого цвета, означающего сословие вайшьев; с запада Меру подобна [цветом] листу фигового дерева, коим [цветом] обозначается сословие шудр; северная сторона ее – красного цвета от природы, этим [цветом] обозначают кшатриев…» (ср.: Бируни, 232; Kramrish, I, 42). Замечу в связи с этим, что страны света, соотносимые с кшатриями и брахманами, могут иногда меняться местами, но всегда это – или север или восток, так же как и запад и юг, всегда соответствующие вайшьям и шудрам, хотя и в разных сочетаниях.

Что касается драгоценных металлов и камней, то их соотношение со странами света противоречиво; в разных источниках называются разные их наборы. Так, арабский автор ал-Бируни (973 – ок. 1050 г.) в своем описании Индии цитирует «Адитья-пурану», где рассказывалось, что «восточная сторона Меру из золота, западная из серебра, южная из рубинов, а северная из различных драгоценных камней» (Бируни, 233). А в позднем комментарии «Йога-сиддханта-чандрика» Нараянатиртхи четыре грани Меру определяются еще иначе: восточная сторона Меру состоит из серебра, южная – из берилла, западная – из кристалла, северная – из золота (см.: Там же, 619). Здесь важно отметить, что золото и серебро в качестве важнейших драгоценных металлов приписываются всегда востоку или северу – двум наиболее сакральным для индийцев странам света.

Думаю, неслучайно при характеристике четырех юг – индийских мировых эпох, начинающихся с «золотого» века (Крита-юги) и кончающихся «преступным и развратным» современным веком (Кали-югой), Вишну в «Махабхарате» (III, 187, 26–38) называет своим цветом во времена Крита-юги белый цвет, во время Трета-юги – желтый, Двапара-юги – красный, а Кали-юги – черный, «потому что именно в этот период преобладает на три (четверти) беззаконие». Эти четыре цвета, несомненно, отражают символику как варн, так и стран света (ср.: Невелева, 23).

Примечательно, что по сравнению с китайской цветовой символикой стран света в Индии мы имеем прямо противоположные характеристики: восток и запад «поменялись» своими цветами, китайский юг отдал свою красноту индийскому северу, и лишь индийский юг сохранил свою оригинальность, он не черный, как китайский север, а желтый.

Основываясь на «Чхандогья-упанишаде», А. Е. Лукьянов считает, что цветовая характеристика стран света в Индии была смещена на один член влево, т. е. главная сторона китайцев – красный юг – коррелирует с главной стороной индийцев – красным востоком, соответственно юг у индийцев стал белым, запад – черным, а север – «очень черным», т. е., вероятно, цвета вороного крыла, что соответствует сине-зелено-черному цвету китайского востока (Лукьянов, Становление, 39–40).

Важно также отметить, что одно из значений слова «варна» – «цвет» (Бонгард-Левин/Ильин, 163). Что же касается отождествления различных цветов с варнами, то их закономерность, по мнению исследователей, вытекает из общеиндоевропейского отождествления белого цвета с нравственной чистотой, красного – с энергией и решительностью, черного – с порочностью и невежеством (см. подробнее: Там же, 164). Отсюда и в индийских источниках встречаются попытки объяснить, как и почему цвета соотносятся с тем или иным сословием: белый цвет брахманов должен олицетворять собой благость (sattva), красный цвет кшатриев – страсть (rajas), желтый цвет вайшьев – смесь этих двух качеств и, значит, цветов, черный же цвет шудр – самого низкого сословия – темноту (tamas) (см.: «Махабхарата», XIV, 36–39; «Бхагавадгита», XIV, 5–18; «Законы Ману», XII, 24–50; ср.: Бонгард-Левин/Ильин, 164, 638; Топоров, Варна, 216).

Отмечу также позицию человека в пятичленной классификации, приведенной выше. Включенный в зооморфный символический ряд, человек соответствует зиме, заходящему солнцу, и, вероятно, северу. Это место человека поразительно напоминает такие же классификационные зооантропоморфные ряды стран света в китайской, ближневосточной, скандинавской, североамериканской и других архаических культурах (см. подробнее ниже: Часть II, глава «Страны света в системе символической классификации»).

Существуют и более сложные символические классификации, основанные на движении семи планет и используемые в астрологии. Число членов этой классификации – семь, она включает в себя страны света (четыре основных, две промежуточных и одну «между востоком и западом» для Венеры), пять основных элементов мироздания – панчабхута (земля, вода, огонь, воздух, эфир – акаша), время суток, цвета, вкус, ископаемые, духовные сущности, касты и др. (см. трактат Варахамихиры «Лагху-джатака», гл. II, шл. 1–19; ср.: Бируни, 514–517).

Согласно архитектурным трактатам V–VII вв. (восходящим, однако, к I в. до н. э.) «Шилпа-шастрам» (Šilpa-šāstras, см. о них: Bedge, 233–234), древнеиндийское строительное искусство знало систему лимитации, которая была очень похожа на китайскую и древнеримскую и предусматривала строгое следование направлениям по странам света; при этом главным направлением было восточное (Müller W. Stadt, 115–127; ср.: Fischer/Jansen/Pieper, 8: «Von Patan im Himalaya bis Suchindram nahe der Südspitze des Landes scheint jeder Stadtraum nach der Formel “Quadratur” und „Orientation⁴” gebaut und nicht nur der Stadtraum, sondern alles Räumliche überhaupt. Das Haus selbst ist häufig orientiert…»).

В трактате «Артхашастра» («Наука политики»), приписываемом Каутилье и датируемом первыми веками до нашей эры – первыми веками нашей эры, рассказывается о государственном управлении и устройстве, при котором сакральный центр находится в столице, в рамках же столицы – в царском дворце (подробнее см.: Цыганков, 31–41). Сам город представляет собой квадрат, ориентированный по странам света (II, 22, 4), что аналогично требованиям к строительству столиц в Китае (Wheatley, 414). Возможно, уже планировка хараппского города Мохенджо-Даро, известная нам по раскопкам, отвечает этим требованиям (Piggot, 14). Таким образом, города Индии планировались в соответствии с канонами космического параллелизма. В планировании городов, дворцов и домов применялась та же мандала, что и при строительстве храмов, о чем речь шла выше (см.: Вертоградова, 302; ср.: Ray, passim).

Особенно это видно в храмовых городах, которые строились четырехугольными, с храмом в центре и несколькими расширяющимися квадратными дворами, центр которых находится в том же храме. На четыре страны света выходят четверо ворот. Войдя в восточные ворота города и пройдя через несколько других ворот, посетитель оказывался перед дверями целлы, у задней западной стороны которой находилось изображение божества (см. описание идеального индийского города-храма и его земных воплощений в: Fischer/Jansen/Pieper, 31).

Любопытно, что в идеальном городе северную часть должны были занимать брахманы, восточную – кшатрии, западную – вайшьи, южную – шудры. Соответственно и похоронная процессия должна была выносить тело покойника брахмана через «свои» ворота. В «Законах Ману» прямо рекомендуется (V, 92): «Выносить умершего шудру полагается через южные городские ворота, [тела] же дваждырожденных в соответствующем порядке – через западные [вайшьев], северные [кшатриев] и восточные [брахманов]». Характерно, что в том же памятнике (VI, 31) рекомендуется брахману, желающему в конце аскетической жизни избавиться от бренного тела, идти по направлению к северо-востоку «прямо до падения тела, имея пищу в виде воды и воздуха», а совершивший тяжкий грех (осквернивший ложе гуру) ученик должен был, нанеся себе смертельную рану, «идти в страну Ниррити (богини-владычицы юго-западной страны света. – А. П.), пока не упадет мертвым» (Там же, XI, 105).

План индийского храмового города

Здесь мы сталкиваемся с интереснейшим феноменом, когда ориентация по странам света имеет значение и в социальной сфере жизни общества: иерархия варн – социальных групп Древней Индии – соответствует иерархии стран света; высшие варны населяют наиболее благоприятные в сакральном отношении страны света (север и восток), низшие – наименее благоприятные (юг и запад) (о варнах в ведийскую эпоху см.: Бонгард-Левин/Ильин, 162–171). Возможно, впрочем, что расселение различных варн по различным кварталам представляет собой лишь утопические рекомендации авторов трактатов: ал-Бируни, в начале XI в. лично познакомившийся с реальной жизнью Индии, отмечал, что «в городах и селах дома и дворы всех четырех [варн] расположены смешанно» (Бируни, 124); к этому следует добавить, что в отличие от других памятников, «Артхашастра» (II, 22, 4) выделяет для жилья людей высшей касты южную часть города (Артхашастра, 61).

По мнению некоторых исследователей, археологические остатки древнеиндийских городов редко соответствуют предписаниям «Шилпа-шастр», которые представляли не столько действительное планирование города, сколько механическое соединение в городе различных групп, каст и классов с богами, царями и жрецами в качестве символического центра всей общественно-космической системы (см., например: Ray, 52). Другие считают, что такие города существовали (History of Cartography, II, 1, 320). Так, археологические раскопки городов Таксила III, Шишупалгарх, Джаугада и некоторых других выявили квадратный или прямоугольный план, лежавший в основе их застройки (Бонгард-Левин/Ильин, 457; см. там же археологическую литературу). Восточно-западная ось городов редко точно совпадала с астрономическими точками, но это объясняется разными точками восхода в день основания города (Pieper; Fischer/Jansen/Pieper, 24). Как бы то ни было, «Артхашастра» предписывает и царский дворец строить в северной от центра части идеального города с фасадом на восток или на север (Артхашастра, 60).

В этом же памятнике (II, 22, 4) сообщается, что в городе «должны быть сооружены (четверо) главных ворот, (из которых одни должны быть) посвящены Брахме, (а другие) Индре, Яме, Сенапати. Вовне на расстоянии 100 луков ото рва должны находиться памятники (чайтьи), священные места, рощи и оросительные сооружения; соответственно странам света (должны быть помещены) божества – хранители стран света» (Артхашастра, 61). По мнению комментаторов, ворота были посвящены локапалам в следующем порядке: Брахме – северные, Индре – восточные, Яме – южные, Сенапати (Сканде) – западные (Артхашастра, 587).

Что точная ориентация по астрономическим странам была в древней Индии возможна и употребительна, свидетельствуют письменные источники. О том, как определяли индийцы направления по странам света, рассказывает «Манасара-шилпашастра»: «Чтобы определить страны света, на поверхности воды устанавливается гномон с 12, 18 или 24 делениями, затем описывается круг с центром у основания гномона с радиусом вдвое больше его высоты. Отмечаются две точки, где тень гномона пересекается с линией круга до и после полудня. Линия, соединяющая эти две точки, есть линия восток – запад. От каждой из этих – восточной и западной – точек чертится круг размером в радиус. Две точки пересечения этих кругов, которые называются головой и хвостом рыбы, есть север и юг. Промежуточные страны света находятся тем же способом с помощью рыбы, получающейся между точками установленных четвертей» (см.: Mus, Barabuḍur, I, 131–132; Wheatley, 426–427).

По странам света должны были ориентироваться не только алтари, храмы и города, но и простые жилища (Вертоградова, 299–300).

 
С восточной стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
С южной стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
С западной стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
С северной стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
Со стороны основания поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
С обращенной кверху стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
С любой стороны поклон величию хижины!
Благо богам, достойным блага!
 

Так кончается один из заговоров «Атхарваведы» (IX, 3, 25–31), который следовало произносить, прощаясь с домом, который надо было разобрать и передать другому лицу (перевод см. в: История и культура древней Индии, 46).

В «Ашвалаяна-грихьясутре» (II, 7–9; перевод см.: Там же, 81–83) рассказывается, с помощью каких обрядов следует выбирать место для дома и его строить. Данью цветовой символике варн является, вероятно, утверждение, что «[подходящая] земля для брахмана – белая, сладкая, как мед, песчаная, для кшатрия – красная, для вайшья – желтая» (II, 8, 6–8). Далее следовало планирование будущей постройки: «Сделав на ней (на земле. – А. П.) тысячу борозд, пусть отмерит ровный квадрат по сторонам света. Или прямоугольник. Обойдя его трижды слева направо, пусть окропит веткой дерева шами или веткой удумбара, (читая гимн) “Шантатия”» (II, 8, 9–11). Гимн «Шантатия» содержится в «Ригведе» (VII, 35); стало быть, кроме ориентации дома по странам света и обходе вокруг него в священной прадакшине, дом надо было основывать, распевая гимны из главной книги ведической религии.

Та же прадакшина описана в «Артхашастре» (I, 17, 20: Предписания для царского жилища), где после строительства царского дворца рекомендуется трижды обойти внутренние покои, «имея их справа» и держа огонь; это должно было спасти царский дворец от пожара (Артхашастра, 47).

Любопытное упоминание возможного расположения двери жилища содержится в «Гобхила-грихьясутре» (IV, 7, 15–17): «Тот, кто жаждет славы и силы, должен строить дом с дверью на восток, тот, кто желает детей и скота, – с дверью на север; тот, кто желает всего, чего угодно, – с дверью на юг. Пусть он не строит дом с дверью на запад или с задней дверью» (цит. по: Вертоградова, 299–300).

О существовании в Древней Индии картографии мы почти ничего не знаем; до XVII в. карты очень редки, сохранились только космографические рисунки (старейший ок. 1200 г.) и ни одной топографической или морской карты или плана города (History of Cartography, II, 2, 504). По мнению индийского историка картографии, «отсутствие какого-нибудь специального санскритского слова для карты вызывает вопрос, а было ли рисование карт вообще известно древним индийцам» (Sircar, Cartography, 60). Предполагается, что такому отсутствию карт способствовал устный, в основном, характер древнеиндийской культуры, при котором даже древняя история не записывалась, а все сведения черпались из уст гуру, а также объясняемая этим малая грамотность населения; кроме того, в климате Индии – сыром и жарком, не могли сохраняться долго тексты, записанные на бумаге, ткани, пальмовых листьях, даже камни и металл здесь быстро разрушаются. Вот почему самые древние индийские рукописи дошли до нас лишь начиная с XI в. (History of Cartography, II, 1, 327–329).

«Карта пяти Индий», космологический рисунок XVII в.

То, что сохранилось, несет черты разнообразных влияний – с XI в. исламская культура оказывает существенное влияние на многие сферы жизни индийского общества, в том числе и на картографию, позже заметно воздействие китайской картографии, затем – европейской.

Тем не менее, следует отметить, что космологические рисунки, изображающие гору Меру и небесные сферы вокруг нее, ориентированы, как правило, на север, ибо там находилась сама гора, и Индия составляла лишь одну четверть мира, расположенную к югу от Меру (см. илл. в: Podossinov, Orientierung, 37). Мнение о том, что «древнеиндийские карты ориентированы в основном по востоку» (Постников, 58), необоснованно.

Из всех индоевропейских народов индийцы сохранили (или развили), пожалуй, одну из самых последовательных ориентационных систем, которая, кажется, пронизывала все сферы жизни (ср.: Gonda, Vedic Ritual, 52: «Orientation in the largest sense of the term is one of the most striking features of Vedic as well as post-Vedic ritual»). Вместе с тем изучение ее ставит больше вопросов, чем дает ответов. Многое представляется здесь загадочным и труднообъяснимым. Не в последнюю очередь это обусловлено необходимостью использования самых разнородных и разновременных источников, которые к тому же нередко описывают некие идеальные конструкции, явления и положения, не имеющие прямых практических воплощений (таковы многие шастры).

На фоне других древних культур Евразии понятна сакральная ориентация на восток и признание «задней» западной стороны неблагоприятной. Но почему север и юг полностью поменялись своими функциями, эта загадка вызывает много предположений и дискуссий.

Южная сторона имеет отрицательные ассоциации уже потому, что там расположено царство мертвых. Но почему царство Ямы имеет южную, а не западную или северную, как в большинстве других древних культур ориентацию? (Кстати, это представление о «плохом юге» – области смерти – в составе индуизма дожило в Индии до наших дней). Далее, почему северная сторона, обычно считавшаяся темной, холодной и неблагоприятной, обрела у индийцев такое большое положительное значение, прямо ассоциируясь с солнцем, с его движением?

Выше я приводил уже точку зрения Фротингема о значении северной Полярной звезды для культовой практики индийцев, а также о большой роли северных гор (и особенно горы Меру) в мифологической географии вед.

Некоторые исследователи считают, что представление о высоких горах на севере восходит к тем временам, когда индийцы еще не пришли на свое новое место жительства в долинах Инда и Ганга (см. подробнее: Бонгард-Левин/Грантовский, passim).

С другой стороны, высказывалось предположение, что как раз направление колонизационного движения индийских племен с севера на юг и обусловило возникновение оппозиции «благого» севера (страна предков, утраченный рай, связь с космосом в виде высочайшей горы Меру – резиденции богов) «зловещему» югу (страна врагов, источник бед, опасности и смерти) (так считает, например, Frothingham, 447; ср. также: Staal, I, 96).

Связь сакральности севера с движением солнца, зафиксированная у индийцев, представляется на первый взгляд абсурдной: любая из трех других стран света имеет больше оснований ассоциироваться с различными моментами прохождения солнца по горизонту (восход, зенит, заход), чем север. А ведь участники похоронного обряда, возвращаясь в обычную жизнь, проходят по борозде к северу, представляя это «цедилкой Савитара» – бога солнца, и считая, что они идут «вверх, к солнцу».

Думается, основой такой сакрализации севера было не ежедневное движение солнца по горизонту, как в большинстве других древних культур, а годичное странствие его из южного полушария в северное и наоборот. Ведь именно движение солнца на север с момента зимнего солнцестояния ассоциировалось с началом новой жизни, приближением тепла, света, весны и прочих благ, сущностно необходимых для жизни человека. Существуют многочисленные тексты, в которых «северный путь солнца» при различных обрядах связывается с началом, рождением, утром, в то время как «южный путь солнца» – с гибелью, вечером, концом (Пандей, 254). В «Законах Ману» (I, 67) говорится: «У богов день и ночь – [человеческий] год, опять разделенный надвое: день – период движения солнца к северу (udagayana), ночь – период движения к югу (dakṣiṇāyana)». Таким образом, северное движение солнца – это «день богов», а южное – «ночь богов». Естественно, что день всегда предпочтительнее ночи. В «Шатапатха-брахмане» (II, 1, 3, 1–4) прямо говорится, что «северный путь солнца принадлежит богам, и в это время солнце возрастая, уничтожает зло, южный же путь солнца принадлежит предкам и тогда солнце не уничтожает зла» (ср. толкование этих текстов как свидетельство знания индийцев о полярных днях и ночах по полугоду: Бонгард-Левин/Грантовский, 11–13).

Возникновение северной сакральной ориентации у индийцев стоит в резком контрасте с системой понятий, связанных с правой и левой стороной и унаследованных индийцами скорее всего от древних индоевропейских предков, для которых сакральной стороной был восток. Ведь «правое» – благоприятное, сильное, упорядоченное, светлое, разумное, – оказывается еще и южным, имеющим прямо противоположную характеристику! Характерно, что когда речь шла о ритуалах, напрямую связанных с погребальным обрядом и с царством мертвых на юге, правая рука переставала быть первой и главной, эту роль выполняла левая рука (Gonda, Significance, 10–11).

По всей видимости, благоприятное значение правой стороны, столь естественное с точки зрения физиологии и психологии человека, превалировало над представлением о неблагоприятности южной стороны и составляло не пересекающуюся с ним систему пространственных ориентиров.

Заслуживает внимания практика класть покойника головой на юг (как об этом говорит Пандей, см. выше: «Во время похорон покойника клали головой на юг, когда он лежал на погребальном костре и душа его была на пути в обитель Ямы»; ср. также Гринцер, 683: «труп при погребении кладут головой на юг, где находилось царство Ямы»), коль скоро царство мертвых находилось на юге. Ведь в большинстве культур древности предполагалось, что покойник, или вернее его душа, должен после погребения направиться в сторопу, где располагалось царство мертвых или культовый центр, а для этого покойника клали не головой в эту сторону, а ногами, чтобы лицо его было обращено в нужном направлении (ср. египтян, арабов, мандеев, греков, в иудаизме, христианстве и др.).

В одном из описаний похоронной церемонии в «Хираньякеши-питримедхасутре» (III) говорится, что «положенные на север поднимаются, ведь эта сторона света – умиротворенная у богов и людей, за ними они и поднимаются к ней – так известно (из вед)» (см.: Пандей, 282). Не означает ли это место, что душа погребенного таким образом человека направляется на север?

Недаром Фротингем отмечает в индийском эпосе представление о двух путях, по которым следует душа умершего. Один путь – на юг, в царство духов-отцов, среди которых главным был Арьяман. Этот путь ведет на луну и связан с южным движением солнца; он предназначен для людей действия, земной славы. Для тех же, кто стремился к созерцательной жизни, жил мирно и не имел житейских амбиций, предуготовлен путь на север, к свету, связанному с северным движением солнца (Frothingham, 444).

Так может быть, индийцы располагали своих покойников головой на юг (а значит, лицом на север), чтобы они обрели умиротворение на «райском» севере, который к тому же когда-то был землей предков (ср. похожую ситуацию у мандеев)?