Текст книги "Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии"

Древние евреи в основном хоронили умерших, кремация была очень редкой (Bennett, 497). Для доисторической эпохи Палестины (как для семитов, так и досемитов до II тыс. до н. э.) отмечают восточную ориентацию (с головой к западу) дольменных погребений на западном побережье Генисаретского озера и Палестины (Karge, 305–320; 379–415; 446–447; 450; 521). Анализ этих и других погребений, где ориентация не вполне определенна, привел П. Карге к выводу о том, что «die Orientierung ist noch schwankend, selbst innerhalb einer engbegrenzten Gruppe; doch hat man den Ausgang gem nach Osten oder Süden» (Ibid., 476).

Более чем 1100 раскопанных погребений кумранской общины ориентированы по оси север – юг, возможно, из-за строения местного рельефа (Kötting, 381–382; Hachlili/Killebrew, 116). Любопытно, что о такой же ориентации могил патриархов в Хевроне сообщает в VII в. христианский паломник Адамнан (Adamnanus, Loc. sanct. 2, 9–10, 3 [CCL 175, 209]: «1. Ab orientali vero plaga eiusdem Chebron ager ille occurrit speluncae duplicis respiciens Mambre quem emit Abraham ab Effron Aetheo in possessionem duplicis sepulchri. 2. In huius agelli valle sanctus ille Arculfus locum sepulchrorum Arbe visitavit, hoc est IIII patriarcharum, Abraham, Issac, Iacob et Adam primi hominis; 3. quorum plantas non sicut in aliis orbis regionibus ad orientem humatorum converti moris est, sed ad meridiem versae, et capita contra septemtrionalem plagam conversa»). О восточной ориентации дольменов около реки Иордан сообщает Дун (Duhn, 445–449).

Итоги археологических раскопок некрополя Иерихона периода Второго храма (I в. до н. э. – I в. н. э.) показали, что в это время были распространены захоронения в скальных могилах в деревянных гробах. При этом археологи не усматривают определенной ориентации погребений (Hachlili/Killebrew, 110–116).

В целом же исследователи считают, что какой-то единой, религиозно обусловленной ориентации погребений в Иудее не существовало (Hillers/Kashani, 1515–1523), тем более, что царство мертвых Шеол (šē’ōl) – «страна тьмы и сени смертной, страна мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Ніоb. 10, 21–22) – определенной географической локализации, кажется, не имело, за исключением указания, что оно находится глубоко под землей (Deut. 32, 22; ср.: Ringgren, 222–223).

Ниссен сообщает о сохранившемся до новейшего времени обычае евреев хоронить своих усопших с лицом, обращенным в сторону Иерусалима (Nissen, Orientation, 70).

Древнееврейских карт не сохранилось, и у нас нет никаких оснований считать, что они существовали. Г. Хёльшер в своей работе, названной «Три карты земли», пытался на основании библейских данных воссоздать возможные варианты карт. Их должно было быть три: по 4 рекам рая «Бытия» (2, 10–14), по списку народов в Gen. 10, 1–32 и по Jub. 8–9. Что же касается их возможной ориентации, то, по мнению Хёльшера, она должна была быть северной, так как север понимался в Израиле как «высокий», а юг – «низкий»; кроме того, вавилонская традиция картографической ориентации также северная; таковой же Хёльшер считает ориентацию арабов и западноевропейцев (Hölscher, 33–36). Мне казалось бы более правдоподобным предположение о восточной ориентации древнееврейских карт, если бы таковые были; впрочем, поскольку их нет, то подобные спекуляции излишни.

На территории Палестины найдена, правда, одна великолепная карта. Эта так называемая мозаичная карта из Мадабы VI в., представляющая часть территории Святой Земли с Иерусалимом. Ориентация этой карты – восточная. Вот только происхождение этой карты таково, что говорить об участии в ее генезисе еврейской составляющей трудно: по духу своему она христианская, по традициям изображения эллинистическая.

Итак, Древний Израиль знает несколько направлений по странам света, которые в разное время были в разной степени сакральными.

Почитание Востока и восходящего Солнца относится к числу древнейших, зафиксировано в Библии и сурово осуждалось с точки зрения иудаизма. Восточная ориентация отразилась в устройстве храма Соломона, в некоторых ритуалах и самих обозначениях стран света («передняя сторона» как «восточная»).

Вместе с тем древним евреям было знакомо представление о севере как месте пребывания Бога (богов), которые жили на высоких горах «высокого севера», – представление, широко распространенное у архаических народов Южной Евразии.

При ориентации храма Соломона на восток, направление молитвы в храме оказывалось прямо противоположным – на запад, в сторону дебира (святая святых); таким образом можно говорить о западной культовой ориентации в отличие от восточной храмовой.

Восприятие Иерусалима и его храма как «оси мира», пупа земли обусловило «киблическую» ориентацию в его сторону при молитве, где бы ни находился приверженец иудаизма. По этому же принципу ориентировались синагоги – сакральная сторона внутреннего интерьера должна была находится в направлении к Иерусалиму.

В Библии обнаруживаются также следы зооантропоморфной и цветовой символики стран света, близкой символике других ближневосточных и южноевразийских культур.

В настоящей главе рассматриваются ориентационные принципы двух эклектичных религиозных течений – манихейства и учения мандеев, возникших на Ближнем Востоке в первых веках нашей эры и вобравших в себя опыт различных западноазиатских и средиземноморских религий – зороастризма, иудаизма, гностических учений, христианства и даже буддизма (манихейство). Иногда их воспринимают как секты – иудаизма и христианства у мандеев, зороастризма у манихеев. Тем не менее, обе доктрины выработали четкую и ясную ориентационную систему в космологии и литургии, в рамках которой и там, и там сакральным направлением оказывается север. Поскольку сакрализация севера не была свойственна (по крайней мере в такой степени) религиям, от которых отталкивались манихеи и мандеи, напрашивается предположение о сознательной переориентации ими космической модели, чтобы подчеркнуть разрыв с «материнскими» космологиями (ср. аналогичное религиозно-политическое значение переноса киблы – священного направления с Иерусалима на Мекку, предпринятого основателем ислама Мухаммадом, см. главу «Ислам»).

Манихейство возникло в середине III в. в Западном Иране, откуда оно потом распространилось во многих областях Средней Азии, Дальнего и Ближнего Востока, Средиземноморья. В 763 г. манихейство стало даже почти на сто лет государственной религией Уйгурского ханства. Его влияние усматривают в христианстве, исламе, позднем зороастризме, буддизме и даосизме (об истории и доктрине манихейства см. работы: J. R. Asmussen, F. С. Burkitt, F. Cumont, S. N. С. Lieu, R. Merkelbach, Н.-Ch. Puech, H. H. Schaeder, M. Tardieu, O. G. von Wesendonk, G. Widengren, A. V. Williams Jackson, Woschitz/Hutter/Prenner, E. Б. Смагиной и др.).

Основные черты манихейства устанавливаются благодаря дошедшим до нас фрагментам священных книг манихеев на латинском, греческом, коптском, пехлевийском, согдийском, древнетюркском и даже китайском языках, ставшим доступными исследователям лишь с начала XX в., а также из полемики с манихейством христианских, исламских и зороастрийских писателей (Смагина, Манихейство, 85–86; Кефалайа, 9–15).

Основатель этой религии – перс Мани (215/216–273/274 гг.; подробнее о его жизни и учении см.: Кефалайа, 16–30) включил в свое эклектичное учение элементы различных религий, в том числе христианской и зороастрийской. Сам Мани своими предшественниками считал Заратустру, Будду и Иисуса (Williams Jackson, 7). Отчетливо видны в манихействе также черты гностических представлений (Смагина, Истоки, 40; Она же, Манихейство, 94–102) и иранской мифологии и космологии (Дрезден, 340). Среди последних – дуализм мировых сил Добра и Зла, имена богов (Ормизд – авест. Ахура-Мазда, Ахрмен – авест. Ахриман, Михрйазд – авест. Митра) и первопредков (Гехмурд – авест. Гайамарт и Мурдийанаг – авест. Мартйанаг), мифы о происхождении природы и человечества и т. д. Исследователи подчеркивают в учении Мани синкретизм гносиса, парсизма, религии магов с зурванитским фоном, иудейско-христианской традиции (Woschitz/Hutter/Prenner, 15).

Как известно, основное положение манихеев – постоянная борьба между царством Света и царством Тьмы (Мрака), которыми правят соответственно Отец Величия (abhā de rabbuthā; ὁ Πατὴρ τοῦ Μεγέθους) и Князь Тьмы. Дуалистические оппоненты Свет и Тьма изоморфны Разуму и Материи, Добру и Злу. Все в мире, в том числе и человек, являются смешением и полем боя этих двух субстанций (Дрезден, 344).

По некоторым источникам (в основном, коптским), царство Света находится в верхней части Вселенной, а царство Тьмы – в нижней (Widengren, Mesopotamian Elements, 39; Смагина, Манихейство, 90; Кефалайа, 38).

Другие источники располагают эти два царства в горизонтальной плоскости, т. е. в географическом пространстве. И здесь уже выступает ориентация по странам света (см. подробнее: Flügel, 187–192). Царство Добра и Света, согласно турфанской «Книге Гигантов», оказывается на севере (или на севере, востоке и западе, см.: Woschitz/Hutter/Prenner, 46; Смагина, Манихейство, 90), а царство Зла и Тьмы – на юге (см. комментарий М. Е. Сергеенко в: Августин, 430; см. также: Gordon, 219–220; Кефалайа, 461). Предпочтение севера проявляется и в том, что на севере манихеи помещали Древо Жизни, а на юге – Древо Смерти (Gordon, 220).

В средневековых манихейских текстах (дошедших из Турфана в Восточном Туркестане на китайском языке) говорится, что, когда появилось чудовище Мазан (Mazan), вышедшее из воды и принесшее в мир грехи, «тут послал бог Михр (Mihr) от каждого из пяти богов, им сотворенных, того одного четырехликого бога, который распростер Мазана в северной области мира с востока на запад через весь север, попрал его ногой, опрокинул его и встал на него, чтобы тот не мог в этом мире грешить. И этот бог был сделан распорядителем всего космоса неба и земли, севера и востока, юга и запада, чтобы защищать мир» (Turfan. III, 260 SW; ср.: Theodor. 316,27–317,2; Turfan. II, D121; Μ, 292, VII; см. публикацию текстов: Andreas/Hennig, 9–10).

Таким образом, мы обнаруживаем ориентационную систему, прямо противоположную той, какая была в зороастризме, и в то же время сходную с ориентационной системой мандеев (см. ниже). Не свидетельствует ли этот факт об общем (гностическом?) истоке этих представлений у мандеев и манихеев? По манихейской традиции, с 4 до 24 лет Мани жил и воспитывался в иудео-христианской общине элхасаитов; наследие последних усматривают во многих сторонах жизни манихейской общины, в обрядности и др. (Смагина, Манихейство, 87, 93; по мнению Х.-М. Шенке, «Mani ist es, der die Spätstufe und in gewisser Hinsicht die Krönung der Gnosis verkörpert und begründet hat», см.: Schenke, 411).

О сакральности северной стороны у манихеев может свидетельствовать обозначение в персидских манихейских текстах «севера» как «верха, верхней стороны» (ср. ср. – перс. ’br[abar] «сверху, над», ’brg[abarag] «север», ’brgyh’h [abaragīhā] «обращенный к северу, северный», ’br šhr [abaršahr] «вepxнue, т. e. северные области»), а «юга» – как «нижней» (ср. ср. – перс. ‘yr [ēr] «внизу», ‘yrg [ērag] «юг», ‘yrgyg [ēragīg] «южный», ‘yrgyh’h [ēragīhā] «обращенный к югу, южный»; см.: Boyce, A Word-List, 6, 20). А. В. Лушникова видит в этих лингвистических фактах сакральный статус северной стороны у иранцев вообще (Лушникова, 254–255). Представляется, однако, что такое языковое предпочтение севера свойственно больше манихейству, нежели всему иранскому миру (см. главу «Иран»).

Блаженный Августин, сам в молодости принадлежавший к манихейской общине, упоминает манихейский «рассказ о пяти элементах, по-разному раскрашенных в виде пяти „пещер мрака“» (Confess. III, 6, 11; пер. см.: Августин, 93). Известно, что манихеи делили царство мрака на пять областей (пещер); они назывались: пещера Мрака, Дыма, Бурного Ветра, Разрушительного Огня, Вредной Воды (Августин, 418). Во главе их стояли пять властителей (архонтов). Эти пять темных стихий царства Тьмы соответствуют пяти светлым стихиям – эманациям, произведенным Первочеловеком – творением Отца Величия: это воздух, огонь, вода, ветер и свет (Смагина, Манихейство, 90). Очевидно, здесь можно предполагать существование цветовой символики, которая могла коррелировать с четырьмя странами света и центром, а также с пятью элементами (стихиями), демонами, планетами, «членами души» и другими рядами символической классификации, так ярко обнаруживающимися в манихейских текстах.

Образец такой корреляции между элементами и странами света представлен в космогонии Вардесана, изложенной в конце IX – начале X в. сирийским автором Моисеем бар Кефой (PS, I, 2, 513–515; перев. Е. Б. Смагиной в: Кефалайа, 458): «…Вардесан полагал и говорил, что сей мир состоит из пяти сущностей; эти сущности – огонь, ветер, вода, свет и тьма. Каждая из них стояла на своей стороне: свет на востоке, а ветер на западе, огонь на юге, вода на севере, – в то время как Господь их стоял в высоте, а враг их, тьма, стояла в бездне». Это учение признается Смагиной лежащим в основе манихейского космогонического мифа (Там же). Чуть позже в тексте о взглядах Вардесана рассказывается, что по воле Всевышнего тьма была низвергнута, а «сущности» были расставлены «по порядку, по таинству креста» (Там же). По-видимому, знаменитый «Крест света» (Живая душа), часто упоминаемый в «Кефалайа», восходит к этому представлению о «крестообразному» расположению стихий (см. тексты и комментарии в: Там же, 185, 197, 418, 461).

Один тюркский манихейский текст также располагает пять «членов души», изоморфных пятичленной структуре мира, по центру и странам света: Разум – в центре, Разумение – на юге, Мысль – на востоке, Помысел – на западе, Суждение – на севере (Zieme, 186; Кефалайа, 461). Такая композиция укрепляет наше убеждение в том, что пятичленная классификация в манихействе (как и в других архаических религиях и идеологиях) имеет своей основой четыре страны света и центр.

Пятичастная структура мира в манихействе проявляется также в пяти формах самого Царя Тьмы (Мрака), описанных в манихейском трактате «Кефалайа» (коптская версия конца IV в.): «Что до [Царя] Мрака, то в нем есть пять форм: голова у него [как у льва], руки и ноги – как у демона [и дьявола], плечи – как у орла, сердцевина – [как у дракона], хвост – как у рыбы. Вот какие пять форм, печати его пяти миров, есть в Царе темных» (Kephalaia, 6; ср. 27; пер. Е. Б. Смагиной в: Кефалайа, 77; ср. 116). В этих образах просматриваются те же ближневосточные три зверя (небесный, земной и водяной; при этом дракон и рыба дублируют друг друга, символизируя водную стихию) и три человека, которые анализировались выше в главе «Иудея» (анализ этой традиции см.: Смагина, Истоки, 42–58; Кефалайа, 300–301). Есть также сведения о том, что манихейский Отец Величия изображался как «четырехликий» (τετραπρόσωπος) (см.: Топоров, О числовых моделях, 37; ср. также выше), что вводит его в ряд четырехликих богов китайцев, индийцев, славян и других культур.

В текстах Турфана VIII в., отразивших учение Мани, встречается перечисление стран света, начиная с востока, через юг на запад (текст см.: Williams Jackson, 33), что является обычной практикой в большинстве архаических культур Востока.

В сборник манихейских молитв входили молитвы солнцу и луне, которые были общими для верующих всех рангов (Смагина, Манихейство, 89). Однако в отличие от менее развитых языческих религий, солнце и луна воспринимались в манихействе не как самостоятельные божества, а как станции на пути восхождения праведной души к Свету (Там же, 92). О такой молитве рассказал Августин (Augustin. Contra Faustum, 14, И 1 [CSEL, 25, 411]): quia solem et lunam vetuit adorari, ad quorum circuitum vos per omnes angulos vertitis, ut eos adoretis). Из последнего текста явствует, что при молитве манихеи имели обыкновение следовать движению солнца (днем) и луны (ночью). В другом месте Августин, отмечая то же направление молитвы, упоминает также молитву к северу: «Orationes faciunt ad solem per diem, quaquaversum circuit, ad lunam per noctem, si apparet; si autem non apparet, ad aquiloniam partem, qua sol cum occiderit ad orientem revertitur, stant orantes» (Augustin. De haer. 46 [PL, 42, 38]). Перешедшие в христианство манихеи должны были в специальной формуле проклясть тех, «кто молится не на восток истинному Богу, а, двигаясь по кругу вместе с движением солнца, призывает его тысячи раз» (Ἀναθεματίζω…τοὺς τῇ τοῦ ἡλίου κινήσει συμπεριφερομένους; текст см.: Dölger, Sol salutis², 30).

Интересный образец последовательной ориентации по странам света с отчетливым предпочтением одной священной стороны дают мандеи – гностическая секта иудео-христианского происхождения с элементами иранских и вавилонских верований, которая возникла в сирийской Палестине ок. II в. С III в. мандеи мигрировали в междуречье Тигра и Евфрата, а затем, под давлением христианства и позже ислама, все больше оттеснялись к югу в болота Майсана, где живут и до сих пор, сохраняя свои верования (см. о них подробнее: Rudolph, 1–2; Schenke, 396–401).

Как показывает основная священная книга мандеев – «Великая книга» (Sidra Rabba), или «Сокровище» (Ginza) – написанная на восточно-арамейском (мандейском) диалекте и восходящая к III в., у них была ярко выраженная ориентация на север, на Полярную звезду, где, по их представлениям, за высокой горой находилось царство света и царь света («Царь света восседает на крайнем севере в мощи своей и славе»).

Царство зла, демонов и преисподняя находятся у мандеев в противоположной стороне – на юге, в горах Мрака и Южном море. Низменный, теплый, грешный юг противопоставляется высокому, чистому, светлому северу, источнику вечного света и воды жизни, которые зарождаются на крайнем севере. Оттуда дует северный ветер, прохладный и живительный воздух – дыхание Царя, без которого все живое умирает (Frothingham, 424). Я думаю, в этом утверждении мы можем видеть отзвуки ориентации по ветрам, столь свойственной ближневосточным народам, для которых одни ветра были губительны, другие благотворны.

Соответственно такой сакральной географии именно на север мандеи должны обращаться с молитвой, поскольку там находится вход в царство света – ворота Абатура (Frothingham, 423–425; Drawer, 18). Молитвенные дома мандеев (один из них сохранился до сих пор!) имеют единственную дверь посреди южной стороны, так что каждый входящий в храм (они четырехугольной формы) оказывается обращенным лицом к северу (Drawer, 126; Rudolph, 2, 19). Впрочем, почти все мандейские церемонии происходили перед храмом, обычно только жрец мог входить в него.

Святилище мандеев

Северная сторона является особо предпочтительной и при прочих ритуальных действиях, как, например, при крещении (во время помазания водой лица того, кто крестится, тот должен быть обращен к северу – «вратам молитвы»; подробнее о ритуале крещения см.: Segelberg), при ритуальном забое скота, освящении храма и т. д. (Rudolph, 2, 82, 224, 263, 297–298). Стройную систему единой ориентационной практики мандеев завершает погребальный обряд: тело умершего кладут в могилу, вырытую по оси север – юг головой на юг, так чтобы лицо было обращено к северу (Frothingham, 425; Drower, 185; Rudolph, 2, 263, 279).

Культ «живой» воды, составляющий важную часть веры мандеев, также связан с сакральной ориентацией на север. «Живая» вода берет свое начало в царстве света, источнике жизни для человека, течет с севера (земной Иордан имеет своим истоком Иордан небесный), в то время как юг – это царство «черной, мутной, вонючей» воды (Rudolph, 2, 61–66). Культ воды, особенно проточной, столь важной для обитателей Ближнего Востока, преломляется у мандеев, с одной стороны, в призме иудейского духовного толкования (небесный Иордан), с другой, – накладывается на реалии «водной географии» Междуречья (течение рек с севера и стоячая вода болот в низовьях этих рек на юге).

Ссылаясь на работу М. Элиаде о шаманизме, К. Рудольф видит в северной ориентации мандеев широко распространенную на Древнем Востоке сакральную практику приписывать северу функции религиозного центра (Ваал Цафон – гора богов в Северной Сирии, молитва сабийцев на север, царство света манихеев на севере и т. д.; см.: Rudolph, 1, 136).

Любопытно, что у мандеев совершенно отсутствуют какие-либо следы ориентации молитвы на восток. Фротингем считает, что это табу на восточное направление молитвы – сознательная реакция мандеев в их самоутверждении как секты на распространенные среди иранцев, евреев, римлян восточноориентационные привычки (Frothingham, 425).