Текст книги "Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии"

 
Когда всходит Солнце,
То данная Маздой
Светится земля,
Святятся все воды,
И те, что проточны,
Источников воды,
Стоячие воды
И воды морей.
Творенья святятся
Все Духа Святого.
 

Авеста, Гимн Солнцу

(«Хуршед-яшт», 6, 2) (пер. И. М. Стеблин-Каменского)

Примерно в последней четверти II тыс. до н. э. ираноязычные племена, родственные будущим индийцам, продвигаясь с севера или северо-востока, достигли Иранского нагорья. В IX–VIII вв. до н. э. они уже широко распространились на территории Западного Ирана. Это были мидийцы, иранцы, или персы, позже парфяне; они говорили на иранском языке, представлявшем одну из ветвей индоевропейских языков (см. подробнее: Грантовский, Ранняя история; История Ирана, 37–38). К иранцам относились также в древности скифо-сарматские (сакские) племена Северного Причерноморья, Предкавказья, Северного Каспия, Приаралья (их мировоззрению посвящены монографии Д. С. Раевского: Очерки; Модель); потомками иранцев являются современные таджики, персы, курды, осетины и некоторые другие народы.

Специфически иранской религией выступает зороастризм – учение, названное так по имени своего основателя – великого религиозного реформатора Зороастра (греч. форма), или Заратустры (авест. Заратуштра, среднеперс. Заратушт, фарси Зардушт). Годы жизни его неизвестны; разброс мнений исследователей простирается от 1200 г. до н. э. (Бойс, 12) до VI в. до н. э.; вероятнее всего, он жил в первые столетия I тыс. до н. э., возможно, в VII в. (см.: Дьяконов, Восточный Иран, 142). Заратустра реформировал культ верховного бога древних иранцев Ахура-Мазды, придав ему универсальный и монотеистический характер. Зороастризм нашел широкое распространение среди иранских племен; постепенно он трансформировался, вобрав в себя элементы народной дозороастрийской религии и уже в несколько измененном виде стал даже государственной религией персидских правителей от Ахеменидов до Сасанидов (о проблемах, связанных с историей развития зороастризма и его эволюцией, см: Дандамаев/Луконин, 305–343; см. там же литературу вопроса: Бойс, passim). Долгое время, от эпохи Ахеменидов и до принятия христианства, зороастризм был религией и армян, входивших в состав Ирана (Бойс, 104–105). В VII в. н. э. в результате арабского завоевания Ирана и исламизации общества зороастризм был сильно потеснен, но не вытеснен совсем; он дожил до наших дней (Там же, 173–264).

Древнеиранские мифология, религия и эпос известны нам не так хорошо, как у других народов, например, у индийцев. Северопричерноморские и среднеазиатские иранцы были бесписьменными народами, древнейшие иранские религиозные тексты (например, «Авеста», имевшая для иранцев то же значение, что «Веды» для индийцев) сохранились в неполном виде и зачастую в поздней записи, так как ислам, распространившийся в VII в. на всей территории иранского этноса, почти повсеместно вытеснил древние верования. В результате этого доисламские тексты были в большинстве своем утрачены. Несколько теологических зороастрийских произведений сохранилось на пехлевийском языке от IX в., в них содержится много важных сведений о зороастризме, каким он сложился в сасанидский период (III–VII вв.). Некоторые черты древнеиранского эпоса прослеживаются в осетинском национальном эпосе «Нарты», а также в персидском эпосе Фирдоуси «Шахнамэ» («Книга царей», ок. 1000 г.). Важные свидетельства об иранской религии сохранились в произведениях античных авторов – Геродота, Страбона, Ксенофонта, Цицерона, Плиния Старшего, Плутарха, Помпея Трога, Аммиана Марцеллина и др. (см. об этом специальное исследование Э. Бенвениста: Benveniste, Persian Religion).

Создание «Авесты», как и индийской «Ригведы», относят обычно к концу II – первой половине I тыс. до н. э. (Бонгард-Левин/Грантовский, 167), хотя письменная фиксация произошла значительно позже. «Авеста» – это сборник канонических священных текстов, состоящий из частей: «Ясна», «Вендидад» (или «Видевдат»), «Яшты» и «Висперед». Создание «Авесты» иранцы приписывали Заратустре (на самом деле ему принадлежали, вероятно, только 17 гимнов – «Гаты», входящие в «Ясну»). «Вендидад» содержит главным образом предписания ритуального порядка, поэтому особенно важен для нашей темы (подробнее о составе и особенностях «Авесты» см. работу И. С. Брагинского в: Авеста в русских переводах, 22–66).

Зороастризм выработал оригинальную сакральную географию и основывающуюся на ней культовую ориентацию.

Во II главе «Бундахишна» (букв. «Сотворение основы» – книги ортодоксального зороастризма, написанной на пехлевийском языке ок. IX в., но восходящей к IV в.), где передаются астрономическое и космологическое толкования авестийских текстов, содержится следующее описание картины мира: «Ормазд (верховный бог. – А. П.) создал светила и поместил их между небом и землей: неподвижные звезды, затем луну, потом солнце. Он создал сперва небесную сферу и разместил на ней неподвижные звезды в двенадцати частях (созвездиях)… Над неподвижными звездами Ормазд назначил четырех военачальников, по одному на каждое из четырех направлений, и над этими военачальниками он назначил верховного военачальника… Как говорит [Ормазд]: Тиштрйа (Сириус) – командующий на востоке, Садвес (Антарес) – командующий на юге, Вананд (Вега) – командующий на западе, Хафторенг (Большая Медведица) – командующий на севере, а Мех-и Гах (Полярная звезда), называемая также Мех-и мийан асман («Гвоздь в середине неба»), – командующий всеми военачальниками…» (см. текст в: Henning, Astronomical Chapter, 230–233; частично перевод дан по: Дрезден, 344; ср. также пер. О. М. Чунаковой в: Зороастрийские тексты, 268–269).

Итак, четыре страны света имеют в качестве своих патронов неподвижные звезды. Любопытно помещение в центр мира в качестве «главного руководителя» остальных четырех «начальников» стран света Полярной звезды, которая, как и у большинства народов Евразии, воспринимается как axis mundi («Гвоздь в середине неба»). Отмечу сразу еще два важных для нашей темы момента: во‑первых, перечисление стран света ведется от востока через юг и запад на север, что отражает солярный аспект ориентации; во‑вторых, наряду с четырьмя странами света присутствует пятый – Центр, главенствующий над прочими, что отражает пятичленную (4 + 1) пространственную систему, сходную с китайской и индийской (ср.: Wesendonc, 215 о заимствовании этой схемы из Китая; ср. сюжет о пяти стрелах, посланных скифским царем Дарию, в: Herod. IV, 131–132 и «пятичленную» космологическую интерпретацию этого сюжета в: Раевский, Модель мира, 64–67; ср.: Там же, 193–195 о пяти живых существах – человеке, лошади, корове, овце и козе – на верхнем фризе пекторали из кургана Толстая Могила как отражении пятичленной, сходной с древнеиндийской, классификационной схемы скифов).

Иранские корни имеет и культ Митры, широко распространившийся в римское время по всей территории Римской империи. Святилища Митры находят в городах на Евфрате (например, в Дура-Европос) и в далекой Британии. Ориентации некоторых изображении Митры посвящен ниже специальный параграф.

Согласно представлениям зороастризма (см.: «Ясна», 30, 3–5), в мире существовали, постоянно борясь друг с другом, две силы – добрая в лице верховного бога Ахура-Мазды (авест. ahuro mazda – «Господь Мудрость», в среднеперсидском и фарси – Ормазд, в греческой огласовке – Оромаз) и злая в лице его оппонента – бога Анхра-Майнью (авест. aṇhro mainyuš; варианты транскрипции: Ахра-Манйу, Ангхро-Манью, позже – Ахриман, греч. Ариман). Теплое и светлое царство добра и истины находится на юге, там расположен персидский рай, живут асуры – добрые божества, и наоборот, на крайнем севере – резиденция Ахримана и его злых демонов – дэвов (daevas), которые все свои козни против мира и человека осуществляют с севера (см.: «Ясна», 30 в: Авеста в русских переводах, 130–133; отсылки к другим текстам см.: Frothingham, 73; ср.: Williams Jackson, Zoroastrian Studies, 28–29; Campbell L. A., 80–81; С. H. Соколов в: Авеста в русских переводах, 15). Следует отметить, что первоначально имелось в виду распределение двух царств в вертикальной плоскости: царство света и добра – наверху, на небе, а царство мрака – внизу, под землей; лишь со временем вертикальная дистрибуция царств приобретает географическую, горизонтальную характеристику (Wesendonc, 235). С. Н. Соколов считает, что дэвы локализованы на севере, ибо там жили кочевники – почитатели дэвов, с которыми Заратустра вел борьбу (Авеста в русских переводах, 15). В «Бундахишне» (XV) один из первочеловеков по наущению злых дэвов, требовавших себе почитания, совершил жертвоприношение молока «в направлении севера, и от этого дэвы стали более сильными…» (Зороастрийские тексты, 286).

Как рассказывают священные тексты иранцев, когда Зороастр отправился на поиски мудрости, он пришел на юг и там был приобщен к божественной мудрости Воху-маной (Добрая мысль), который был воплощением Ахура-Мазды и явился с юга; со своей стороны, пытаясь погубить Зороастра, «от северной страны, от северных стран, примчался Анхра-Манью, полный смерти, дэв дэвов» (Вендид. 19, 1; перевод см.: Авеста в русских переводах, 120). С севера, из ада, посылается на умершего человека демон смерти (см. ниже).

В «Вендидаде» (2, 10; 14; 18) повествуется о первочеловеке Йиме, который для совершения магических действий поворачивался «к свету в полдень на пути Солнца», т. е. к югу, в сторону благостных ахуров.

Из сказанного очевидно, что древним иранцам (персам) была свойственна сакральная южная ориентация; поэтому и в ритуале жертвоприношения напитками (хаома, мед, молоко и др.) верховный жрец заотар (zaotar, см.: Wesendonc, 237) стоял на северной стороне церемониальной площадки, глядя на юг и выполняя ритуал и читая священные тексты, обернувшись в эту же сторону (Frothingham, 73–76); также в сторону юга молились все зороастрийцы, вплоть до наших дней (см.: Gordon, 213).

В знаменитой Антидэвовской надписи Ксеркса, в которой рассказывается о борьбе царя против почитания дэвов, исследователи усматривают пассаж, который прямо указывает на важность ориентации при обряде: «Ты, который впоследствии подумаешь: “Да буду я счастливым при жизни, а после смерти – [принадлежащим] арте”, следуй закону, который установлен Ахура-Маздой, почитай Ахура-Мазду и арту по бразманийскому [обряду]. Человек, который следует закону, который установлен Ахура-Маздой, и почитает Ахура-Мазду и арту по бразманийскому [обряду], он и при жизни будет счастлив, а после смерти будет [принадлежащим] арте» (текст цит. по: Дандамаев/Луконин, 336–337; ср. пер. В. В. Струве в: Струве, Этюды, 119–120). По мнению Ж. Дюшен-Гиймена, поскольку, в отличие от индийских жрецов, зороастрийцы предпочитали не смотреть на север, где была страна дэвов, Ксеркс предписывал им стоять во время молитвы спиной к дэвам (т. е. к северу), а лицом к арте (справедливости, истине, чье царство – на юге); это и был «бразманийский обряд» (Duchesne-Guillemin, Old Persian, 337).

Следует указать также на тот знаменательный факт, что авестийское слово fratara– означает одновременно «переднее» и «юг», а слова apāxtara– и pasčaįθya «заднее, обращенное назад» и «север» (Tallqvist, 121; Bartholomae, 79–80, 870–872, 884, 979–980). И. М. Дьяконов отмечает то же значение в авест. paurva («вперед; юг») и видит в этом направление миграции древнеиранских племен с севера из Средней Азии (Дьяконов, О прародине, 4, 21).

Можно, таким образом, констатировать, что ориентация персов была прямо противоположна тому, что мы видим в ведической Индии. Даже божественные существа асуры и дэвы, чьи географические координаты остались прежними, поменяли в связи с этической переоценкой стран света свои характеристики – арии-индийцы почитали «благих богов» дэвов на севере и были противниками «южных» асуров (Авеста в русских переводах, 8). О. Г. Везендонк указывает, что до «Ригведы» и у древних индийцев засвидетельствовано представление об asura как «мудрости», «духовной жизни» (ср.: «Ригведа», 5, 63, 7 о «божественной власти Асуры»), что близко древнеиранскому восприятию этого слова (asura = ahura); лишь со временем (и в той же «Ригведе») это слово становится названием злого, демонического божества. В свою очередь «Авеста» уже в «Гатах» перетолковала понятие daeva (= др. – инд. deva) в отрицательном смысле (Wesendonc, 69–70).

При этом отметим близость южной ориентации зороастрийцев ориентационным системам вавилоно-ассирийской и египетской культур.

Соответственно такой оценке стран света неудивительно, что «иранская традиция… различает два ветра – Вата, северный и южный, вредоносный и благотворный» (Бонгард-Левин/Грантовский, 78; так же: Авеста в русских переводах, 430). Эти два ветра (sart-vāt – холодный, северный и qarm-vāt – теплый, южный) были обожествлены и олицетворяли – в рамках религиозного дуализма зороастризма – две борющиеся в пространстве между севером и югом силы (Widengren, Hochgottglaube, 216–230). Согласно «Яшту» 22, 7 и 24, навстречу душе умершего праведника «является ветерок, веющий с южной стороны, с южных стран, благовонный, благовоннее иных ветров», а навстречу душе умершего грешника «является ветерок, веющий с северной стороны, из северных стран, зловонный, зловоннее иных ветров» (см.: Авеста в русских переводах, 409, 411).

Позже в зороастризм было включено почитание двух индоиранских божеств – солнечного бога Митры и Хаумы (ср. индийского бога Сому), а также чисто иранской богини Анахиты и некоторых других (Wesendonc, 143–148; Дрезден, 339).

Наряду с зороастрийским выделением юга как благотворной страны света, существуют тексты, указывающие на свойственную как иранцам, так и индийцам, сакральность северной стороны, связанную с почитанием мифической священной горы. В древнейших частях «Авесты» упоминается священная гора Хара Бэрэзайти («Высокая» или «Великая Хара»); она описывается как светящаяся гора, вокруг которой вращаются небесные светила и с которой начинаются все земные реки. Ее создал сам Ахура-Мазда, там находится дворец Митры – солнечного бога и резиденция многих других богов. Располагается гора, как и индийская мифическая гора Меру, на крайнем севере у моря Воурукаша (подробнее см.: Бонгард-Левин/Грантовский, 53–56; по мнению этих авторов, «индийские и иранские представления о священных северных горах очень древние… и существовали у арийских племен уже на заре их истории, в эпоху совместного обитания их предков»). Позже, уже после «Младшей Авесты» гора Хара была отождествлена с Албурсом (Эльбурсом), Воурукаша – с Каспийским морем, реки Рангха (Raηha) и Датйа (Datya) – с Оксом и Яксартом (Сырдарья и Амударья; есть также мнение, что Рангха должна быть отождествлена с Волгой-Pa, см.: Лушникова, 254; Подосинов, Еще раз о древнейшем названии Волги, 235–237). В свете теории хорезмского происхождения первоначального ядра «Авесты» и зороастризма вообще С. П. Толстов считает, что Воурукаша означала Аральское море, Датйа – Амударью, а семь островов, из которых состоит земля («каршвары», см. о них ниже), – это острова дельты Амударьи (Толстов, 87; ср.: Nyberg, 251, 402).

Почитание севера связано также с расположением там Большой Медведицы (Haptōiringa), которая воспринималась как «Гвоздь в середине неба» и главное созвездие неба (Campbell L. А., 80).

Во второй главе «Вендидада» («Видевдата») рассказывается о «блаженной обители», которую, по предложению Ахура-Мазды, создал недалеко от Высокой Хары древнеиранский герой Йима (родственный индийскому Яме). Описание обители показывает, что речь идет о рае, где избранные люди ведут прекрасную жизнь среди великолепной природы, без болезней и забот, где нет ни жары, ни холода, ни смерти, ни зависти (тексты см.: Авеста в русских переводах, 77; см. подробнее: Дрезден, 347, 360; Бонгард-Левин/Грантовский, 64).

Если учесть, что в Индии Яма был богом царства мертвых (предков), расположенного на юге, то его иранский «коллега» предстает также в роли правителя потустороннего мира, но в его «райской» северной ипостаси. Об этом свидетельствуют дозороастрийская традиция и поздняя авестийская литература: «Вендидад», «Бундахишн», пехлевийские тексты и Фирдоуси, в то время как сам Заратустра видел в Йиме отрицательного персонажа (Herzfeld, Zoroaster, I, 4–5, 31–32, 321, 324; Лелеков, Отражение, 11–13).

Напомню, что в Индии наряду с представлением о «пути к предкам» (в южное царство Ямы) существовало и другое – о «пути к богам» для особо отличившихся благочестием; этот путь в бессмертие, по-видимому, географически вел к северной горе Меру. Таким образом, Йима выполняет у иранцев ту же функцию, что и Яма у индийцев, только с противоположными коннотациями.

По учению зороастризма, после смерти человека его душа попадает к мосту Чинват (činvatperetu), переброшенному через какую-то мрачную реку, где Митра, Сраоша и Рашну взвешивают его поступки. Затем, если душа спасена, она «переходит по ту сторону недосягаемых гор Хара Бэрэзайти», попадает в рай, на небо, «в Гаронману, в обиталище Ахура-Мазды, в обиталище Бессмертных Святых, в обиталище других непорочных» в царстве Бесконечного Света; если душа проклята, демон уносит ее в преисподнюю (Дужахва), в царство Бесконечной Тьмы, где она оказывается перед лицом Ахримана (Видевдат, 19, 27–34; текст см.: Авеста в русских переводах, 124–125; ср. «Дадестан-и меног-и храд», 11–12 в: Зороастрийские тексты, 84–85; см. также: Zaehner, Teachings, 133–138).

Скифская модель мира, которую на основании данных античных авторов и иконографического материала восстанавливают Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский и Д. С. Раевский, в переводе на горизонтальный (географический) уровень также дает предпочтение северной стороне. Так, триады, описывающие строение вселенной у скифов, выглядят следующим образом (Раевский, Модель, 28; ср. с. 230):

Д. С. Раевский объясняет сакральность северной (верхней) стороны у скифов направлением рек в Восточной Европе, текущих с севера на юг (Раевский, Скифо-сарматская мифология, 448–449; Он же, Четырехугольная Скифия, 41–47).

Итак, получается, что у иранцев сосуществовали две системы сакральности стран света. Наиболее древняя (индоиранская) признавала сакральной север с горой Высокая Хара (Меру), вторая (зороастрийская) считала север средоточием зла.

Поэтому едва ли права А. В. Лушникова, когда она пытается приписать иранцам однозначную северную сакральную ориентацию, свойственную также и индийцам (Лушникова, 254–256). Из приведенных ею – в параллель к древнеиндийским – слов, которые должны были подтвердить восприятие иранцами севера как «верхней» стороны света, все оказались происходящими из среднеиранских языков, к тому же взятыми из манихейских текстов, которые дают противоположную зороастризму модель мира (см. в главе «Манихеи и мандеи»). Анализируя же лексику «Авесты», в которой «юг» и «перед» передаются одним словом, а также осетинское cægat (север, тыльная сторона), Лушникова объясняет это явление направлением миграции индоиранских племен из районов Восточной Европы, Южного Урала и Зауралья на юг, на их новую родину. Вывод исследовательницы оказывается довольно противоречивым: «Таким образом, следует полагать, что у индоиранцев север имел максимально высокий статус, соотносился с верхним уровнем вертикальной структуры пространства, определялся понятиями “верх”, “сторона, находящаяся сзади, в тылу”» (Лушникова, 255).

Интересно отметить, что север обычно обозначался в среднеперсидских языках как apāḫtar (пехлев.) или bāḫtar (перс.), но иногда встречается и форма Ᾱḏarbādakān (арабская форма названия Азербайджана – Ᾱḏarbaiğan), которая, по мнению К. Иностранцева, отражает почитание персами северной провинции Азербайджан как родины Зороастра и заменяла собой название севера (Inostrancev, 93–95).

Фротингем был очень удивлен отсутствием у иранцев каких-либо следов восточной ориентации, которую мы находим у других древних народов («What is most striking in the above material, is… the absence of any trace of a subordinate and coordinate eastern orientation such we find in other nations». – Frothingham, 76).

Тем не менее в иранских языках сохранились следы древней, восходящей, очевидно, еще к индоевропейской общности, солярной ориентации; так, зенд. pouru означает «перед» и «восток» (ср. санскр. pūrva), dašinā – «справа» и «юг» (ср. санскр. dakṣiṇa) (Geiger, Tallqvist, 121; это заметил позже и Фротингем: Frothingham, 422).

При всем разнообразии ориентации зороастрийских храмов, ориентация их фасадов, как мы увидим ниже, была преимущественно восточной.

В авестийском гимне к Митре («Яшт» 10, «Михр-яшт») присутствуют несомненные следы восточной ориентации в движении Митры по небу; Митра предстает в гимне летящим по небу сначала с востока на запад, затем с запада на восток, при втором движении правой стороной (dašinem – XXXV, 99) оказывается юг (англ. пер. см.: Gershevitch, 122–123, 125, 243–244; русский перевод см.: Авеста в русских переводах, 297). Там же встречается перечисление стран света в следующем порядке: восток – запад – север – юг, подтверждающее выделение восточной стороны как главной (Авеста в русских переводах, 274 и 288):

XVII, 67

 
«Мы почитаем Митру…
Он правит колесницей
С высокими колесами,
Небесной, пролетая,
Со стороны восточной
Над каршваром прекрасным
И светлым – Хванирата».
 

IV, 15

 
«Так, на Восток и Запад,
В две стороны на Север,
В две стороны на Юге,
И на каршвар прекрасный,
Обильный населеньем
Оседлым, – Хванирата —
Взирает Митра сильный».
 

В этих стихах отразилась геокосмологическая модель мира древних персов. Земля, по их представлениям, состояла из семи каршваров (karšvar – зона, или климат): Арэзахи (восток), Савахи (запад), Фрададавшу (северо-восток), Видадавшу (северо-запад), Ворубарэшти (юго-восток), Воруджарэшти (юго-запад) и срединной земли Хванирата (Xvaniratha-), которая заселена людьми и обильна всякими благами (ср.: «Яшт» 10, 15 и 133; Видевдат, 19, 39). Интересно, что в «Бундахишне» распределение каршваров (кешваров) зеркально противоположно вышеуказанному (см.: Зороастрийские тексты, 276). Шесть периферийных каршваров в виде кругов располагались вокруг срединной и были отделены от нее и друг от друга лесами и водами (Бойс, 18), т. е. выступали как острова. Напомню, что и у древних индийцев в пуранах земля представляется состоящей из семи «островов» (dvīpa), значит, здесь можно видеть общее индоевропейское наследие (Wesendonk, 67), тем более, что разделение на семь климатов было известно уже Заратустре (судя по «Ясне» 32, 3), где говорится о «седьмой части Земли». Есть также мнение, что представление о 7 каршварах в результате контактов иранских арийцев с Вавилоном позаимствовано из вавилонского учения о «семи ветрах» (см.: Авеста в русских переводах, 444–445). По-видимому, иранцы представляли себе землю вытянутой с востока на запад, коль скоро для этих двух направлений существует по одному каршвару, а для севера и юга – по два. Разделение на одну срединную и шесть периферийных областей отражает солярный принцип ориентации в пространстве. Так, согласно «Бундахишну», два северных каршвара расположены в стороне восхода и захода Солнца в день летнего солнцестояния, два южных каршвара – в стороне восхода и захода Солнца в день зимнего солнцестояния, восточный и западный – между точками восхода и захода Солнца в дни солнцестояний (подробнее см.: Авеста в русских переводах, 444–445; Зороастрийские тексты, 276).

Об обращении с молитвой на восток у персов, у которых солнечный культ, тесно связанный с почитанием огня, стоял в центре религиозной жизни, сообщают многие античные авторы (подробнее см.: Benveniste, The Persian Religion).

Так, Геродот сообщает, что кроме жертвоприношений верховному богу неба (Зевсу), персы совершают жертвоприношения также солнцу, луне, земле, огню, воде и ветрам (Herod. I, 131). Тот же Геродот рассказывает, как при переправе через Геллеспонт войск персидского царя Ксеркса персы «в ожидании восхода солнца, так как желали увидеть восход, возжигали на мостах различные жертвенные благовония и устилали путь миртовыми ветками. После восхода солнца Ксеркс совершил возлияние в море из золотой чаши, вознося молитвы солнцу (εὔχετο πρὸς τὸν ἥλιον), дабы не случилось несчастья, которое помешает ему покорить Европу, пока не достигнет ее пределов» (Herod. VII, 54).

Христианский апологет Тертуллиан, отвергая обвинения христиан в солнцепоклонничестве (поскольку они молились на восток), иронизирует: «Иные считают…, что Солнце – наш бог (Solem credunt deum nostrum). Эдак нас и к персам причислят, у которых солнце везде на щитах изображено…» (Tertull. Apol. 16,10).

Любопытные сведения о почитании солнца и его восхода иранцами в V в. н. э. приводит Прокопий Кесарийский в «Войне с персами» (Рrос. Bell. Pers. 17–22; пер. А. А. Чекаловой в: Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М., 1993. С. 13).

Во время неудачной войны персидского царя Пероза (Фируза I) против эфталитов, царь последних потребовал от Пероза «пасть перед ним ниц как перед своим владыкой и поклясться ему по древним отеческим обычаям, что никогда больше персы не пойдут войной на племя эфталитов. Услышав это, Пероз стал совещаться с сопровождавшими его магами (зороастрийскими жрецами – А. П.). Маги ответили ему, что в отношении клятв пусть он поступает, как ему угодно, что же касается второго требования, пусть он искусно обманет врага. Ибо есть у персов обычай каждый день приветствовать восход солнца земным поклоном (Εἶναι γὰρ αὐτοῖς [sc. Πέρσαις] νόμον τὰς τοῦ ἡλίου ἀνατολὰς προσκυνεῖν ἡμέρᾳ ἑκάστῃ). Поэтому для встречи с царем эфталитов нужно точно уловить момент начала дня и, повернувшись к восходящему солнцу, пасть ниц (τετραμμένον δέ που πρὸς ἀνίσχοντα ἥλιον προσκυνεῖν). Таким образом он может избежать грядущего позора от такого поступка. Пероз дал клятвы относительно мира, приветствовал врага согласно наставлению магов и, сохранив в целости мидийское войско, довольный, возвратился домой» (см. также: Dölger, Sol, 24–26).

Геродот (III, 84–87), а вслед за ним Помпей Трог (I, 10, 3–11) рассказывают о ритуале интронизации Дария, который в заговоре с шестью другими знатными персами в 522 г. до н. э. убил самозванца Лже-Смердиса и стал правителем Ирана. Когда встал вопрос, кому из семи заговорщиков занять персидский престол, они решили положиться на волю богов: на другой день все они должны были на заре выехать на конях за городские ворота, и чей конь заржет первым при восходе солнца, тому достанется и царство (так называемый ритуал гиппомансии). Помпей Трог замечает в связи с этим: «Ведь персы верят, что Солнце – единственный бог, и считают, что лошади посвящены этому же богу» (I, 10, 5: Nam et solem Persae unum deum esse credunt et equos eidem deo sacratos ferunt). Конь Дария благодаря хитрости его слуги заржал первым, и так Дарий стал царем. Как позже царь повелел написать в Бехистунской надписи, именно Ахура-мазда – небесный бог – вручил ему власть над Персией. Вселенский, космический характер интронизации Дария подчеркивается числом семи претендентов на престол – по числу семи каршваров иранской космологии.

Свидетельства почитания Солнца мы находим и в текстах христиан, которые столкнулись с зороастрийцами во время гонений Шапура II, начатых им в 322 г. Так, в беседе с двумя христианскими епископами, которых Шапур приказал затем умертвить, он восклицал: «Разве вы не знаете, что я из рода божеств-язата? И я поклоняюсь солнцу и почитаю огонь… Какой Бог лучше, чем Ормазд, и чей гнев более жесток, чем гнев Ахримана? Какой разумный человек не поклоняется солнцу?» (этот и подобные тексты см.: Бойс, 142).

В пехлевийском сочинении VI в. н. э. «Дадестан-и меног-и храд» («Суждение Духа мудрости») верующим предписывалось молиться трижды в день, «обратившись лицом к Солнцу и Михру, движущимся вместе» (LIII, 3; цит. по: Бойс, 162; ср. перевод О. М. Чунаковой в: Зороастрийские тексты, 114).

В то же время исследователи отмечают, что почитание Солнца как такового, являясь характерным для древних индоевропейцев, не было отчетливо зафиксировано самим Заратустрой; лишь позже – в «Младшей Авесте» и при Ахеменидах Солнце стало снова восприниматься как божество (Wesendonk, 68).

Интересно отметить, что в пехлевийском языке слово h^varāsān (ср. перс. ḫurāsān) означало «восток», которому придавалось особенно благостное, мистическое значение, так как оттуда дул благоприятный ветер. От этого слова произошло и название провинции Хорасан, которой правили Аббасиды (VIII–XIII вв.), что для авторов, представлявших персидскую сторону в борьбе арабских и персидских элементов в аббасидском халифате, имело особое значение (Хорасан – место славы и величия) (подробнее см.: Inostrancev, 91–92).

Д. С. Раевский склонен в маршруте похода Дария на Скифию (с запада по южной стороне на восток, затем через северные части Скифии на запад) видеть обратное общеиндоевропейской прадакшине движение справа налево, символизирующее действие «негативного» характера – в данном случае уничтожение врагов (Раевский, Модель, 219 со ссылкой на мнение Я. В. Василькова). При всей логичности получающейся космологической картины позволю себе все же усомниться в ее убедительности: направление движения войск Дария было продиктовано более географическим положением Скифии (вторгнуться в нее, как и уйти, удобнее всего было с запада) и тактикой скифов (они отступали в глубь страны, т. е. на восток, вдоль побережья Черного и Азовского морей, т. е. с запада, а отошли потом на север, заманив за собой врага), нежели соображениями космического порядка. Предположение Раевского можно принять, только если согласиться, что Геродот описывает маршрут войска Дария исключительно по эпическим рассказам скифов, в которых реальное движение Дария не играло никакой роли (оно могло быть в действительности несколько иным), а важным было осмысление движения в канонах мифопоэтического мировоззрения и творчества, что, на мой взгляд, маловероятно.