Текст книги "Мания"

Только тут он понял, почему лучше реже смотреть на себя в зеркало: чтобы не травмировать психику слишком медленными результатами, томительным ожиданием. Поэтому, когда прошло семь недель, Борис Никитич взял себя в руки, накрыл зеркало ненужной уже мужской одеждой и спрятал его в кладовку. Он решил не глазеть на себя еще с месяц. Чуть позже он стал чувствовать, что лицо буквально за один-два дня вдруг совершенно очистилось от бороды и усов. Волосы просто выпали! Их можно было видеть на подушке, на одеяле, по всей комнате. После этого изменения в архитектуре тела господина Мегалова стали набирать скорость и объемность. Стала меняться форма ног, на всем теле исчезла мускулатура, расширились бедра. Еще через недельку он почувствовал, что лицо сузилось, приобрело овальную форму, подбородок подтянулся, обрел женские очертания. Всякая острота суставов на локтях, лодыжках, коленях, кистях сменилась округлостью, волосы на голове стали волнистыми, погустели, грудь налилась спелостью. Он все дальше отходил от всего мужского и все глубже погружался во все женское. Изменение чувств и сознания давалось ему легко, без мучительных стараний. Когда через четырнадцать недель он стал готовиться к операции по удалению двух ребер, то впервые за долгое время позволил себе взглянуть в зеркало.

Вначале он хотел открывать лицо, потом тело лишь частями, но в последний момент почему-то передумал. Полный отчаянной решимости, он выставил из кладовки большое зеркало, сбросил с него мужские одежды и, нетерпеливым взглядом окинув себя с ног до головы, чуть не лишился разума. Его охватило недоумение; растерянность мешала ему осмыслить, кого же он увидел перед собой в зеркале. Что за дама в спортивных брюках, с голой грудью и миловидным лицом удивленно смотрит на него? Но шок длился недолго. Ему на смену пришел истерический смех: эти две малюсенькие беленькие таблетки совершили такое невероятное превращение! Был мускулистый мужчина среднего роста, сознательно – под итальянский стиль – небритый, с резкими чертами лица, с короткой стрижкой. Но вот прошло чуть больше двух с половиной месяцев – и такое великое чудо! Он уже почти перевоплотился в даму, изменил свою природу – и сделал это без душевных и физических катаклизмов, без боли в суставах, читая книги, листая газеты, слушая «Эхо Москвы». «Как это все просто, – с горькой усмешкой подумал Борис Никитич. – Антиандроген разрушил, подавил мужской гормон, а андрокур обогатил женский. Мужские признаки исчезли, уступив свое законное место женским. Теперь они начнут расцветать, радуя мою новую сущность. Но с перелицовкой мускулистой, жесткой фигуры в нежное, соблазнительное женское тело будет меняться и моя ментальность». Он быстро подсчитал: за семьдесят пять дней он выпил семьдесят пять таблеток «Микрофоллина» и сто пять «Диане». Итого – сто восемьдесят таблеток. Каждая из них весит не больше полутора граммов. «Выходит, – стал размышлять он, – что какие-то двести пятьдесят граммов обладают такой невероятной силой, что способны вызвать потрясающие метаморфозы: мужчина стал женщиной! Чего стоит тогда сам пол? Мужская честь? Женская преданность? Человек? Что стоит сама жизнь? Мы знаем, что если сегодня для перевоплощения надо принять двести пятьдесят граммов в течение трех месяцев, то через пять лет и одного месяца будет достаточно, а через десять—пятнадцать лет на всю трансакцию уйдет всего лишь десять дней. Спустя двадцать пять лет эта сказочная трансмутация продолжится всего лишь пять—десять минут. Если нынче перевоплощение стоит десять—пятнадцать тысяч долларов, то через десять лет его стоимость сократится до тысячи, а через тридцать – до стоимости стакана вина или таблетки аспирина. Вот тогда карусель завертится! Понравился мужчина – стал женщиной, влюбилась в женщину – трансформируешься в мужчину. Фирма ищет сотрудника – женщина перерождается в мужчину и нанимается в работники, а в случае другого требования – наоборот! Пол при этом становится двухсторонней верхней одеждой. Как хочешь, так и носи. Разве человечество не само стремится через тотальную манию секса уничтожить себя, видоизмениться настолько, чтобы представитель двадцать третьего века совершенно не признавал бы в жителе века двадцатого своего сородича? Ведь не все считают, что неандерталец является нашим предком. Наш современник решительно утверждает: “Мы совершенно другие! Мы возникли по воле Божьей!” И что тут поделаешь, если сама материя человеческая меняется? Не станешь же воевать с природой, а ведь именно она толкает нас к этим превращениям. Ей, видимо, выгодно, чтобы на земле обитали многополые, поломеняющие существа. И чтобы менялись они не по указанию с небесной выси, а по собственной прихоти. Именно по ее, природы, наущению готовится новый материал, чтобы радикально изменить демографию на планете. Это ее кураж! Так покуражимся и мы в обнимку с природой!»

Он чувствовал, что расставание с собственным полом доставляет ему истинное наслаждение. Он еще не мог полностью ощущать себя женщиной, потому что главная хирургическая операция была впереди. Но если первые пару недель он принимал таблетки с долей скепсиса и еще до конца не верил, что все произойдет так успешно, то теперь, после осмотра себя в зеркале, вдруг заторопился. Нижние ребра были уже удалены, его талия могла вызвать зависть многих молодых женщин, черты лица приобрели ту мягкость и красоту, которая так нравится кавалерам. Он с замиранием сердца слушал слова доктора Захожего, который убеждал его, что через пару недель «он вообще станет красавицей». Одним словом, у него менялся не только внешний вид, – в нем рождалась и стремительно росла женская ментальность. Он стал смотреть на мир совершенно другими глазами, его начали занимать вещи, о которых он раньше не думал, он предавался фантазиям, о которых прежде не имел никакого понятия. Широкий мир заманчивых возможностей уже не вызывал у него никаких эмоций и желаний. Он поставил перед собой лишь одну главнейшую задачу: уйти из опостылевшего мира нашего замечательного мегаполиса, но не в кружок сомнительных диссидентов, а в пленительный женский образ, опьяняющий сознание сексом. Однако мотивировал он свое стремление к перевоплощению иначе: желанием познать человеческую природу обоих полов.

Он попросил врача купить ему морскую свинку. Это было первое животное, которое он держал в руках. Потом дал денег на покупку рыжего пекинеса и певчих щеглов, приобрел разноцветные бантики, чтобы украшать свою собачку с пушистым хвостиком. Господин Захожий по его просьбе приносил ему женские журналы и книжечки с женскими историями, доставил ему весь набор элитной женской косметики с четкими рекомендациями, как использовать этот арсенал по уходу за кожей. Борис Никитич уже тщательно следил за своими руками, красил ногти, делал педикюр, подводил брови, научился на спине застегивать лифчик, с удовольствием заплетал косички и накручивал волосы. С каждым днем он становился женственнее, его душа обретала мягкость, у него появилась брезгливость к неухоженности и неряшеству. Сам он никуда не выходил, поэтому просил своего доктора приобрести то пушистые комнатные шлепанцы, то шелковый халат, то колечко с сапфиром на безымянный палец, золотую цепочку с бриллиантовым кулоном на шею, серьги с жемчугом. Такой разброс ювелирных изделий говорил лишь о том, что он еще не выработал собственного стиля. Но Мегалов хотел иметь все больше украшений, все чаще пользоваться косметикой, все реже вспоминать о своем прошлом. Он уже практически не снимал женского платья. Мужская одежда и туалетные принадлежности давно отправились на помойку. Именно в это время он старался употреблять поменьше жидкости, чтобы сократить посещения уборной и как можно реже видеть собственный erecticus. Он для Бориса Никитича больше не существовал. Когда ненароком господин Мегалов его чувствовал, то краснел, как юная барышня. Поэтому считал часы, ожидая, когда произойдет самая важная трансакция.

Когда доктор Месроп Папазян принял его на операционный стол, то прежде всего спросил: «Как вас зовут, пациент?» – «Борис Мегалов!» – смущенно ответил он. «Как, вы еще не забыли об этом? Я не оперирую мужчин. Вы явно ошиблись адресом. Уберите ложного пациента! Мне женщину на стол!» – «Она оговорилась, – пришел на помощь Мегалову доктор Захожий, – ее имя – Наталья Никитична Мегалова». – «Это так?» – сердито посмотрел на пациента Месроп Гургенович. «Да! Да!» – уверенно прокричал Борис Никитич: он жутко испугался, что его не прооперируют. «Тогда возьмемся за благородное дело. Делайте даме анестезию!»

Чародей-хирург сделал все так мастерски, что в будущем, если бы Наталье Никитичне пришлось обратиться к гинекологу, тот никогда бы не догадался, что перед ним перевоплощенка. Вагина была так ювелирно, так предельно точно сотворена, ее анатомический рисунок так походил на оригинал, что заподозрить, предположить, что тут что-то не то или не так, было бы просто нелепо.

Конечно, хирургический профессионализм Месропа Гургеновича был безупречным, но и сама природа как будто предвидела эволюцию сознания человека. Если erecticus искусно ввернуть вовнутрь, удалить его ненужную для новых задач внутреннюю полость, облагородить ворота косметическими ухищрениями, сохранить эротические зоны, то он станет классической вагиной, способной к чудесам оргазма. Но известный в мегаполисе армянин был не только врачом, но и художником. Он поднял ягодицы пациента на необходимую высоту и округлил их так изящно, что дамская попа стала очень соблазнительной для охотников за эротическими удовольствиями. Так что после этой, уже последней, трансакции Бориса Никитича с легкой руки медика Захожего все стали называть Натальей Никитичной. И выглядела она самой сексуальной дамой в столичной клинике микрохирургии во Фруктовом переулке, 11.

Здесь она пробыла около трех недель, со многими перезнакомилась и узнала уйму интересного. Но что самое главное – у нее не возникало больше таких мыслей, что вот, дескать, если бы я оставалась мужчиной, то поступила бы так-то и так-то, но поскольку я теперь женщина, то поведу себя совершенно другим образом. Картины прошлого почти стерлись из памяти. Не сохранился в сознании и фантом эрекции, не осталось воспоминаний о влечении к женщине. Совершенно новые чувства и желания стали открываться для Натальи Никитичны. Если раньше, в другой жизни, Борис Никитич видел красивую женщину, то обязательно смотрел ей вслед. Теперь же Наталье Никитичне если и приходилось оборачиваться, то лишь для того, чтобы взглянуть, какое впечатление она производит на мужчин своей грациозной фигурой. Впрочем, для полного завершения женского образа у нее оставалась подытоживающая всю историю формальность: необходимо было получить новый, на женское имя, паспорт.

Паспортные столы в нашем замечательном мегаполисе загружены. Кого там только не встретишь: таджиков, переписавшихся в русских; отвергнутых отечеством месхетинцев, ожидающих идентификационных удостоверений, чтобы как можно быстрее отправиться на новую родину в США; молодоженов, меняющих фамилии; пенсионеров, пришедших за новыми паспортами – иначе пенсии не выдавались; демобилизованных, жаждущих документов; ожидающих регистрации зарубежных индивидуальных туристов – это чисто по-нашему: людей, приехавших на пять дней в Москву, заставить три дня простоять в очереди на столичную прописку!

Увидев такую пеструю, огромную очередь, Наталья Никитична охнула. Она эффектно выделялась в этой сутолоке: привлекательная, прекрасно одетая, с гордым взглядом независимой женщины, попавшей в бюрократическую западню. К ней подошел мужичок неопределенного возраста – что-то между тридцатью и пятьюдесятью – и прошептал: «Дамочка, продаю очередь. Третья стоит десять долларов, седьмая – пять долларов, одиннадцатая – два доллара. Что будете брать?» Тут же подошел другой – покрупнее, помоложе, в более приличной одежде, с деловой папкой в руках. «Отойди! – бросил он первому. – Это моя клиентка!.. С чем пожаловали, какие проблемы нужно решить?» – улыбаясь, обратился он к ней. «Я пришла поменять фамилию». – «Сто пятьдесят долларов – и через пять дней придете за паспортом. Подходит? Без моего участия у вас уйдет на это месяц-полтора, как, а? Если паспорт нужен завтра, придется раскошелиться на двести пятьдесят долларов», – без смущения, даже несколько задиристо сообщил он. «Пожалуй, придется согласиться…» – начала было госпожа Мегалова.

В этот момент мимо проходил майор милиции. Молодой человек с деловой папкой в руках сразу исчез, а милиционер, пристально оглядев Наталью Никитичну, сухо спросил: «Что за проблемы?» – «Вы это мне?» – удивилась она. «Да, а кому же еще?» – он говорил раздраженно, глядя в сторону. «Хочу поменять фамилию…» – «Через пять минут зайди ко мне, в кабинет начальника», – и, расталкивая очередников, он зашагал дальше.

Все произошло так неожиданно и быстро, что Наталья Никитична даже растерялась, а два типа, предлагавшие ей свои услуги, больше не показывались. Выждав чуть больше пяти минут, она стала протискиваться к кабинету начальника паспортного стола. Хорошо, что он не вел прием, иначе очередь не пропустила бы.

«Здравствуйте, это я, Наталья Мегалова». – «А, проходи, бедняга!» «Почему бедняга?» – недовольно подумала она. «Значит, фамилию меняешь, замуж вышла… Ну, как муж, довольна?» – «Да нет…» – она хотела продолжить, но он перебил ее: «В нашем округе на десять браков восемь разводов приходится. Так что не завидую тебе: сегодня фамилию поменяешь, через месяц опять придешь с просьбой вернуть прежнюю. Лучше меня эту ситуацию никто не знает. У меня есть молоденькие дамы, два-три раза в год меняющие фамилию, а потом возвращающие старую. Разводы мешают нормальной работе и ЗАГСов, и паспортных столов. Чтобы облегчить положение дам, я не возражаю заключать с ними устный договор на эксклюзивное обслуживание. Ха-ха-ха!» – тут он почему-то рассмеялся и уставился на нее, словно ждал какого-то вопроса. Молодая дама совершенно не представляла, о чем может идти речь, но, подозревая, что майор, как и те двое в приемной, намекает на гонорар, раскрыла сумочку, вытащила бумажник и хотела было достать пару сотен долларов. Однако он подошел к ней, взял за руки и шепнул на ухо: «У меня есть с кого брать, мне нужно нечто другое». Взглянув в ее недоумевающие глаза, он добавил: «Сама подумай, что. Паспорт будет готов немедленно!» Тут он поцеловал ей руку, видимо, давая понять, о чем идет речь.

Наступило молчание. Это было первое предложение, которое она получила от мужчины. Женщина несколько растерялась. Направляясь в паспортный стол, она и думать не могла, что тут ее могут ожидать такие сюрпризы. «Грустно, – мелькнуло у нее в голове, – первый кавалер – и такая пошлая история! Но он так, ничего, обычный столичный мздоимец. Что же мне, ждать принца? Да и встретится ли он? Пора становиться женщиной!»

«Где все это должно произойти?» – успокоившись, спросила она. «Что, согласна договор заключить?» – уставился он на нее. «Да!» – «Я тоже думаю, что тебе это выгодно будет… Да что тут мешкать? Сейчас закрою дверь – и прямо тут, на стуле». – «Как на стуле? Я так не могу! Да и светло у вас…»

Он не стал ее слушать: запер дверь и начал снимать форму. Она взглянула на него и ахнула: среднего роста, ничуть не выше, чем она сама, он был совершенно гладкий, без волос. Даже ноги были лишены растительности! Какая-то диковинного цвета майка, застиранные, потерявшие вид трусы почти до колен. Носки, смердящие прогнившей капустой, растрепанные, сальные волосы. «Боже мой, – подумала она, – и с этой мусорной кучей я должна это делать? Несчастные женщины! Ох, непроста, очень непроста их участь! Надо сойти с ума или быть маньячкой, чтобы получать от таких типов удовольствие. Неужели я смогу? Но ведь они все такие. Пора привыкать!»

«Можно на столе. Я сейчас мигом уберу документы! Ох, а сколько тут скрепок, – почему-то вздохнул он. – И документы некуда класть… Может, орально?» – «Вы когда мылись?» – «Пару дней назад, а что?» – «Вымойте свой… Иначе я не смогу». – «А у меня воды тут нет…» Он искренне удивился странному требованию молодой дамы, но про себя отметил: «Такой чистюли у меня еще не было. Вот это женщина!» Затем задумчиво произнес, словно рассуждая вслух: «Портвейном ополоснуть, что ли, или сухим вином? Это у меня есть. Бутылка водки тоже стоит. Но боюсь, жечь будет. “Московскую” лучше выпить. Хочешь? – извиняющимся тоном промямлил он, а сам подумал: – Надо кружку наполнить одним из напитков, в ней ополоснуть это самое, а когда она уйдет, содержимое кружки тоже можно выпить. Чего добру пропадать!» Мегалова бросила: «Спасибо. Я не пью. А вы мойте свое хозяйство портвейном! – Себе же сказала: – Надо пройти через все эти унижения, чтобы стать, наконец, женщиной! Иначе в Москве не получится!» И тут она окончательно решила отвергнуть всякие замысловатые доводы, благоразумие, логику, заставляющие ее противиться этой неожиданной, несуразной ситуации.

Наталья Никитична вряд ли смогла бы объяснить, что с ней произошло, но в ее ощущениях возникли какие-то невероятные перемены. Этот запах гнилой капусты, исходящий от ног майора, показался ей вдруг весьма эротичным и сильно возбуждающим ароматом. Чувство неприятия убогой обстановки кабинета мелкого милицейского чина мигом прошло, брезгливость и сомнения – принять ли предложение этого гнусного типа – улетучились, фиксация реальности исчезла. Появилась какая-то детская веселость – молодая дама даже рассмеялась и вскинула руки, демонстрируя восторженное состояние. Но буквально тут же мимика и выражение глаз стали скорбными и печальными, слепое, немотивируемое желание секса захватило ее сознание в удручающий плен. Ей предстояло впервые взять собственными руками, коснуться собственным glossa, ощутить ртом этот твердый, чувствительный, воспаляющий сознание, будоражащий либидо, хоть и опортвейненный, но манящий erecticus. Началось головокружение… Неумолимая неизбежность половой связи обрушилась на нее с таким ожесточением, что она набросилась на него, как в гневе бросаются на ненавистную жертву… Через какое-то время сперма текла по ее губам, словно мороженое у подростков.

Впоследствии Наталья Никитична старалась не вспоминать свой первый эротический опыт, а если и вспоминала, то исключительно его смешные детали, хотя, кроме портвейна, ей, в общем-то, ничего не приходило в голову.

Вернувшись с паспортом на имя Мегаловой Натальи Никитичны, она открыла интернет, чтобы изучить рынок вакансий. Сделав несколько записей, она начала натыкаться на провокационные сайты сексуального характера. По мере погружения в новый мир она постепенно, шаг за шагом, стала открывать в себе сумеречное желание раствориться в мире эротических грез. Ей показалось, что у нее поднялась температура. Измерение показало, что она была чуть выше нормальной, однако госпожа Мегалова ощущала настоящий жар – и почувствовала повышение Libido sexualis. (Сноска: повышенное половое влечение) Рот сделался сухим, участился пульс, ее начало захлестывать желание получать удовольствия не короткие и простые, а безмерные, непреходящие. В воображении молодой женщины стали возникать вереницы самых разных эротических сцен. Болезненное нетерпение разрушало ее волю и настоятельно толкало к мастурбации. Торопливо и беспорядочно молодая дама стала искать что-нибудь, похожее на erecticus. Вначале она схватила нож, но вовремя поняла, что он тут не помощник; потом нервным, лихорадочным движением вынула из кухонного шкафа деревянную скалку, с помощью которой раскатывают тесто, – но ее диаметр оказался чрезмерным, пугающим; вытащила из кармана связку ключей – они показались ей слишком короткими и острыми. Нарастающее желание толкнуло ее взять из ящика обычную порожнюю бутылку «Пепси-колы» и, не раздумывая, направить ее в вагину. Тут вспышка полового возбуждения возникла, словно по волшебству. Обманные чувства, искажающие реальность, полностью затмили сознание. Приоткрылся рот, задергался язычок, сузились, как от яркого света, глаза, пот выступил на крыльях носа, разум притаился, укрывшись в тени. Лихорадочные движения правой руки, таза и ног сопровождались судорогами всего вспотевшего тела. Рука дергалась, словно палочка барабанщика, отбивающая джазовые ритмы, в корчах оргазма наступала агония смертельного по силе неистовства секса. Стоны, обычно сопровождающие скорее истязания, чем эротические фантазии, долго звучали в ее апартаментах. Все случившееся походило на furor maniacalis. Наконец, страсть утихла, дурманящие судороги угасли, пот медленно, огибая спелые груди, потек к бедрам, светлые волосы прилипли к щекам и подушке. Воцарилась полная тишина, скрывающая уснувшую энергию эроса.

Когда Наталья Никитична пришла в себя, первым ее желанием было познать настоящий разгул страстей человеческих, в полной мере вкусить половое безумие, мистическую страсть, отторгающую человека от реальности. Глубочайшая озабоченность эросом позвала ее на улицу, открывающую возможность встретить мужчину, который был бы способен утолить горячечную возбужденность. Наталье Никитичне захотелось быть со всеми, кто взглянет на нее томными глазами, кто скажет комплимент, кто оглянется на нее и бросит себе под нос: «Ох, хороша девица!» Она натянула на голое тело платье, подхватила легкую кофточку и высочила на улицу.

Вечерело, было около восьми часов. Зоологическая улица не отличается многолюдностью, и найти кого-нибудь поблизости от дома было немыслимо. «Пежо» она еще не купила, а «Вольво» был оформлен на мужское имя. У нее не было пока никакой идеи, куда направиться. Ей мечталось встретить партнера, которому можно было бы предложить свою открытость, свою готовность отдаться. Госпожа Мегалова была убеждена, что каждый мужчина, взглянув на нее, влюбится немедленно. Эта мысль возбуждала ее не меньше, чем ожидаемое общение с кавалером. Казалось, молодой особе было все равно, окажется ли он принцем или нищим, старым или молодым. Она мечтала, наконец, предстать перед ним во всем своем великолепии: молоденькая, хорошенькая, сексуальная, с красивыми глазами, полуоткрытой грудью, тонкой талией, модной прической, готовая влюбиться в первого встречного. Но вокруг никого подходящего не было. Улица была почти пуста. Несколько женщин с авоськами медленной походкой возвращались домой, а автомобили появлялись редко и проносились мимо. Она прошла мимо католического собора, свернула налево, одолела еще сотню метров, но ничего не происходило. Ее пыл начинал остывать.

В этот момент Наталья Никитична увидела вереницу припаркованных дорогих машин. С обеих сторон улицы плотно стояли последние элитные марки. Все автомобили были черного цвета. В глаза бросилась скромная вывеска: ресторан «Марио». Она слышала об этом дорогом заведении, но не знала, что оно так близко. Сердце заколотилось с новой силой. «Возможно, здесь мне кто-нибудь встретится! Где же вы, мужчины? Куда в нашей Москве подевались кавалеры? Или для того, чтобы понять, что их осталось очень мало, надо стать женщиной? – с искренним удивлением подумала она. – Если остановиться у ресторана, ко мне никто не подойдет. Каждый будет думать, что я кого-то жду. Если стать дальше, то меня никто не увидит. Они подъезжают прямо ко входу. А если зайти? Может, кто подсядет? Попробую…» С этими мыслями она вошла в «Марио».

«Вы одна?» – спросил метрдотель. «Да!» – «Прошу прощения, вы кого-нибудь ждете?» – «Нет!» – «Вы сядете за столик одна?» – «Да! Что, у вас это не принято?» – «Нет, что вы! Пожалуйста, проходите». Он подвел ее к столику в центре зала, отодвинул для нее стул и щелкнул пальцами. Тут же подбежал официант и протянул молодой женщине меню. «Желаю вам приятного вечера!» – поклонился метрдотель. «Спасибо!» Ей хотелось добавить: «Мне нужен кавалер!» – но она сдержалась и лишь громко рассмеялась. На нее тут же оглянулись несколько из присутствующих в зале мужчин. «У вас так классно мужчины реагируют на женский смех! Хочется надеяться, что им импонируют не только дамские голоса, но и сами женщины!» – дерзко обратилась она к метрдотелю. «Эффектные дамы всегда интересуют мужчин, – дипломатично заметил тот. – Готов оказать вам любую помощь, а что касается меню, официант Геннадий к вашим услугам», – и метрдотель, поклонившись, отошел в сторону.

«Что-нибудь на аперитив?» – спросил официант. «Пожалуй, принесите-ка мне кампари со свежим апельсиновым соком, а я тем временем взгляну на ваше меню, – громко, чтобы на нее опять обратили внимание, сказала госпожа Мегалова. – Мне говорили, что в московском “Марио” прекрасный повар». Последнюю фразу она бросила для того, чтобы все поняли, что она не москвичка и пришла одна. «Может, кто-то клюнет?» – мелькнуло у нее в голове. Действительно, на нее опять стали посматривать со всех сторон. Впрочем, это продолжалось недолго. Гости ресторана опять уткнулись в свои тарелки и бокалы. Официант принес кампари, наклонился и тихо сказал: «Один мужчина просит вас пересесть за его стол. Это третий стол от колонны вправо. Вы можете взглянуть». – «И смотреть не буду. Сколько их сидит за столом?» – спросила она, стараясь справиться с волнением. «Четверо. Одна дама и трое мужчин». – «Если он желает со мной познакомиться, то скажите ему, что может сесть рядом. Я туда не пересяду». – «Спасибо. Я понял». «Можно открывать счет, – подумала молодая дама. – Но как он выглядит? Не могу же я его рассматривать!» – пронеслось в ее голове. Опять подошел официант: «Мужчина интересуется вашим именем и просит встретиться за нейтральным столом. Он предлагает второй от клумбы слева. Что ему передать?» – «Я – Наталья Мегалова. Передайте ему мое условие: первой за тот стол сажусь я. Сейчас поворчу, что, дескать, стол, за которым я оказалась, мне не очень нравится, а вы громко скажите, что есть возможность занять более комфортное место. О’кей?» – «Конечно». – «Здесь очень открытое место. Это создает неудобства», – громко бросила она. «Пожалуйста, вы можете пересесть за другой стол, например, за этот…» – сказал официант в полный голос и указал в сторону клумбы. «Совсем неплохо!» – опять-таки громко отозвалась Наталья Никитична. Она встала и грациозно прошла на новое место. Официант взял ее кампари и последовал за ней. «Здесь действительно намного лучше», – во всеуслышание закончила она свой сюжет.

Едва она выпила пару глотков, как из-за спины появился полноватый мужчина. Ему было около пятидесяти. Среднего роста, с несколько скошенным подбородком, редкими волосами и примятыми, как у борцов, ушами. «Если вы не против, я расположусь с вами. В нашем замечательном городе местные дамы остерегаются одни занимать столик в ресторане. Не возражаете продолжить общение?» – «Я не против, чтобы вы посидели за моим столиком, но возражаю против ваших московских шаблонов. Что это значит: женщина не имеет права сидеть в ресторане одна? Это же перверсия! Вы хотите меня убедить, что в столице России царит дух средневековья? Что за женщинами следит инквизиция? Мне думается, как раз наоборот: ваш замечательный мегаполис утрет нос любой исторической эпохе – шумеры и атланты, древние египтяне и греки, римляне и европейские империи не знали такого разгула нравов. Они могли бы позаимствовать у москвичей много совершенно нового. Впрочем, жаль, что не было тогда видеокассет, на которых могли бы сохраниться причуды их времяпрепровождения».

Мужчина совершенно не ожидал встретить такую разговорчивую молодую особу – в столице многословие считается дурным тоном. «А вы, значит, приезжая?» – «Нет, просто у меня привычка говорить о Москве отстраненно, чтобы абстрагироваться от местных шаблонов – например, от того, который вы недавно продемонстрировали». – «Забудем этот незначительный эпизод. Могу ли я вас чем-нибудь угостить?» – «Кроме красивой истории и смелого предложения, мне ничего не хочется».

В этот момент к столику подошел официант и, наклонившись к мужчине, сказал ему на ухо: «Здесь все места заказаны. Сейчас подойдут люди. Пожалуйста, освободите стул». – «Как это? Дама не возражает, а кто еще, кроме нее, может командовать? – удивился мужчина. Его лицо не выражало беспокойства, только некоторое недоумение. – Вы же не против, чтобы я общался с вами?» – обратился он к Наталье Никитичне. «Нет, оставайтесь. А в чем, собственно, дело?» – взглянула она на официанта. Теперь Геннадий наклонился к ее ушку: «К вам человек торопится. Мы же договорились! А это не тот человек, который сделал вам предложение пересесть, – тот, из-за третьего стола от колонны справа, рядом стоит, ждет, чтобы представиться». – «Ах, а я подумала, что это он и есть», – она глазами указала на мужчину, сидящего с ней за столом. «Нет, я его не знаю! Не о нем я с вами говорил, – еле слышно произнес Геннадий. – Что делать будем? Я передал ваши слова о согласии с ним познакомиться. Он был рад этому. Как же быть? Он очень влиятельный человек, это же сам Маниколопов, Петр Петрович Маниколопов!» – «Ну, зовите его. Пусть располагается рядом. Объясните ему, что я приняла одного за другого. Ошибка! Но мы все исправим. Конкуренция мешает только слабым и неуверенным! Пусть присаживается! – и обратилась уже к мужчине за столом: – Кстати, как ваше имя? Хочу представить вас нашему гостю Петру Петровичу». – «Наум Завада! Торгую элитными часами и антиквариатом». – «Прекрасно, – улыбнулась Мегалова. А сама подумала: – Этот тип так и смотрит на мои груди. С ним можно хоть здесь и сейчас начинать! Но взглянем на второго».

Прикрывшись ладонью, она быстро мазнула губы едва заметным блеском, заколола у висков волосы, открывая лицо, поправила грудь, которая упругими розовыми сосками просвечивала сквозь льняное платье.

В этот момент к столику подошел господин Маниколопов – высокий, около 185 сантиметров, элегантный, спортивного сложения мужчина лет сорока пяти. «Дорогая, у нас гости?» – спросил Маниколопов, давая понять, что он за столом хозяин. «Да, Петр Петрович, прошу познакомиться: Наум Завада, негоциант, эксперт по антиквариату». – «Весьма интересно, – мужчина поклонился, но на господина Заваду не взглянул. – Маниколопов!» – бросил он еле слышно и присел за стол. «Петр Петрович, расскажите нашему гостю, чем вы занимаетесь. Может, какой совместный бизнес получится? – сверкая глазами, предложила Мегалова, а сама подумала: – Скорее, скорее предлагайте амурные сюжеты! Я согласна! У меня квартира рядом! А этот, Петр Петрович, хорош! Да, впрочем, я и с Завадой тут же на все соглашусь. Быстрее, дядьки! Что-то вы долго подступаетесь к женщине, которая давно согласна!»