Текст книги "Детектив с Лысой Горы"

Глава седьмая
Небольшое дело с Алисой

От любви до ненависти ровно столько шагов, сколько вы успели сделать от ненависти до любви.

География чувств

Хорошо! После того, как мы сменили колеса на полозья и наша повозка превратилась в сани, мы скользили по белоснежному полотну, останавливаясь лишь для того, чтобы дать отдых себе и лошадям. Ни ядовитых гадов, ни ловушек. расставленных троллями, ни плотоядных растений… Если знаешь, как согреться – самое безопасное место на свете – северный полюс. И почему так происходит – чем более щедра природа, тем опаснее звери и коварнее люди? Неужели всё дело в солнце?

Последние три недели нам довелось работать с усердием рабов на каменоломне. Главная опасность, которая угрожала нашей поездке, была лишена клыков и шипов. Их с успехом заменяли ямы, колдобины и непролазная грязь. Когда нам пришлось отбиваться от семейства гигантских кабанов, я почти с удовольствием взялся за меч. Если с кабанами Трыщ помог, то с мощением дороги ни он, ни Голубой Дракон не хотели иметь ничего общего. Кот вообще каждый раз, когда наша экскурсия по худшей дороге Евразии останавливалась для очередной порции низкоквалифицированного ручного труда, демонстративно прятался в повозке не желая даже смотреть на наши с Данилой усилия. Встречнику же отказывала его обычная понятливость, и, вместо того чтобы помогать нам, он направлялся на поиски пропитания.

Наше общение с Алисой протекало в почти незаметных промежутках между сном, толканием повозки и ремонтом дороги. С учетом того, что во время ночёвок мы с Данилой по очереди дежурили, главным слушателем Алисы стал, безусловно, Голубой Дракон. Правда, и на этом фронте Алису ждала неудача – не обращая внимания на всевозможные попытки расположить кота к себе – каждое утро Голубой Дракон являлся ни свет ни заря и неизменно оставлял свою ночную добычу у меня на подушке.

Когда он проделал это в первый раз, я был уверен, что это Алиса решила таким образом намекнуть: если я буду и дальше обращать на неё столь малую толику своего внимания, она со мной проделает то же, что с этой несчастной куницей.

Мне понадобилось определенное время, чтобы сообразить, кто в нашей компании способен эту самую куницу поймать – и убить методом сворачивания шеи.

Кот почтительно выжидал, пока я впитывал всю прелесть этой картины – очередной окровавленной тушки.

Убедившись, что я не пытаюсь тут же употребить это приношение в пищу он мявкал, обозначая, тот факт, что если я не голоден, то у него с аппетитом все хорошо, после чего вспрыгивал на постель, проходил мимо и спрыгивал на пол повозки – уже с добычей.

Впрочем, дважды я был рад этой своеобразной дани – оба раза Дракон притащил зайца.

Стоило пойти снегу, как дорога стала похожей на мечту любителей санного спорта. Казалось, разгонись мы достаточно – и сани сами довезут нас прямо до Невского проспекта. Правда, лошади явно не разделяли моего восторга, ведь теперь им доводилось отдыхать значительно меньше.

Данила только что сменил меня на козлах, и поэтому я еще не заснул, Алиса же только что проснулась и не торопилась покидать спальную часть повозки:

– Как твои пролежни? – спросил я.

– У меня нет пролежней!

– Алиса, обычно они появляются как раз в тех местах, которые трудно увидеть, если только твоя голова не поворачивается на сто восемьдесят градусов. – Если бы не сумрак повозки, я мог бы рассмотреть, как Алиса покраснела… Прошло еще какое-то время, пока Алиса пыталась незаметно для меня ощупать те самые трудно обозримые места, дабы убедиться, что пролежней там все же нет. Кажется, ей это удалось.

– Алекс, у меня нет пролежней, – на этот раз её голос звучал куда увереннее, – пролежни есть у тебя, где-то между ушами: единственное, о чем ты мог побеседовать с женщиной – это её здоровье, в котором ты усомнился. Просто удивляюсь, как я дала себя уговорить взять тебя в это путешествие…

– Уговорить? Ты просто воспользовалась моим положением!

– Что-то не припомню, чтобы мне пришлось чем-то воспользоваться…

Так, кажется я знаю, что должен сделать, чтобы меня перестала унижать женщина, которая вот уже три недели как превратила детектива в дорожного рабочего. Достаточно на несколько секунд вдавить ей глазные яблоки – и она либо потеряет сознание, либо умрет, даже не знаю, что выбрать: с одной стороны, убивать человека – плохо, а с другой – тогда я не услышу её голоса значительно дольше, нежели в случае с потерей сознания. Я повернулся к Алисе: хотел посмотреть ей в глаза. Наверное, она тоже хотела посмотреть мне в глаз. У меня очень красивые глаза (если верить моей маме). Алиса тоже так думает, раз, взглянув в них, она решила, что на этом не стоит останавливаться. Кажется, я понял, что имела в виду Алиса, когда говорила, что до сих пор ей не пришлось мною воспользоваться – теперь она заполнила этот пробел: я был использован от и до.

Признаться, в какой-то момент я даже подумал, что не зря отправился в это путешествие. Неужели надо непременно уехать за тысячу километров, чтобы преодолеть дистанцию в пятьдесят шагов? Ровно столько от моей квартиры до покоев Алисы. Я не знаю, сколько прошло времени, пока мы с Алисой вымещали всю ту взаимную ненависть, которая накопилась за время поездки. Что-то такое о вымещение я читал… Время мне подсказал Данила – его смена подошла к концу, и ему не терпелось насладиться теплом повозки. Он удивился достаточно, чтобы, забыв про мороз, снова занять место на козлах, дожидаясь, пока я сменю его сам. Возможно, я нехороший человек, но я вышел из повозки не сразу – у нас с Алисой оставалось еще одно небольшое дело.

Глава восьмая
Ворота

При выборе домашнего любимца самое главное точно знать, что на самом деле он предпочитает на обед.

Из плаката на витрине магазина экзотических животных

– Ворота! – наверное, так кричали моряки, завидев долгожданную землю. Эти ворота – нет не ворота, врата! – трудно было не заметить. Дни проходили, и постепенно мне начинало казаться, что эта дорога будет бесконечной – городки, придорожные трактиры, и снег, снег, снег…

Если величина этих ворот соответствует городу, то мы должны въехать в город великанов. Город за ними явно не угадывался. Странные ворота – вокруг лес, а они стоят, будто созданы не как въезд, а как памятник самим себе… Впрочем, от памятника отделилось несколько фигур, вооруженных достаточно хорошо, чтобы нам пришлось остановиться вне зависимости от того, были они бандитами или стражей …

Различий между гражданским и военным гораздо больше, чем между немцем и японцем. Эти люди не были военными – не важно, как называется армейское подразделение – «гвардия», «стража» – всё равно: ни один человек, прошедший службу, не может подходить к закрытой повозке так расхлябано. Конечно, лучники, занявшие позицию на крыше ворот контролировали ситуацию, это могло остановить нас, но вовсе не гарантировало безопасность бойцам, находящимся внизу.

– Все выходим из повозки!

Все – а именно я и Алиса покорно заняли место рядом с уже спущенным с козлов Данилой…

– Что случилось?

Почему не спросить – вдруг ответят?

У нас ничего, – отвечал тот же, что скомандовал выходить из повозки, пока еще четверо держались на расстоянии. Что ж, с учетом огневой поддержки, вполне разумно не затруднять своим стрельбу. – Случилось что-то у вас, – продолжал командовавший. – Есть два варианта: либо вы тихо и спокойно оставляете нам свою повозку и лошадей, либо пытаетесь нам помешать… Издалека добирались? – в его голосе будто даже проскользнуло сочувствие…

– Из Киева.

До меча – метра три, без меча шансов никаких, да и с ним тоже, натыкают стрел – моргнуть не успеешь

– А ведь до Питера рукой подать! – вожаку бандитов все же очень хотелось, чтобы мы попробовали.

А встречник оказался сообразительней, чем я думал – то ли лучников увидел, то ли интуиция сработала, но я его в упор не видел. Зато Голубой Дракон не захотел менять хозяев, и, когда я уже повернулся, чтобы начать отсчитывать два миллиона шагов, которые отделяли меня от Киева, кот почти привычно запрыгнул мне на плечи…

– Что это за тварь?!. – договаривать бандит не стал. А следующее, что я услышал, был непонятный булькающий звук, к которому добавился сдавленный крик одного из бойцов. За что меня всегда любили командиры, так это за скорость в критической ситуации. Передо мной стояло тело, начисто лишенное головы, и булькающий звук раздался, вероятно, в тот момент, когда из открывшихся сосудов начала литься кровь. К крику бойца добавился глухой стук – это Алиса приземлилась попой на снег. Мы с Данилой одновременно подняли головы – как раз вовремя, чтобы увидеть, как раскачивающаяся из стороны в сторону тень прошлась по верху ворот, что вызвало цепную реакцию падений. Снег – он, конечно, мягкий, но только если вы не падаете на него метров с десяти.

Времени, в течение которого обезглавленная шайка – никогда не думал, что это может быть так буквально – приходила в себя, нам с Данилой вполне хватило, чтобы запихнуть Алису под повозку и вытащить мечи. Уж не знаю, почему они смотрели на меня с таким ужасом, но поработать мечами нам не пришлось – четверо бандитов как ошпаренные бросились куда-то в сторону от дороги

– «Я прихвачу их?» Ну вот, я его ругал. Что бы мы делали без Трыща?!

– Конечно прихвати!

«Спасибо!» А спасибо-то за что? Похоже, «прихвачу их» – это на десерт…

Данила пошел собирать трофеи, то есть обирать сброшенных с верхотуры лучников, а я занялся Алисой, которая к этому моменту уже один раз пришла в себя, но, попытавшись встать, стукнулась головой о дно телеги – и снова отключилась. Надеюсь, этот обморок и шишка на голове не выбьет из неё тех достаточно нежных отношений, которые сложились между нами за последнюю неделю?

Есть женщины, общество которых ценишь тем больше, чем дольше с ними общаешься…

Бережно уложив Алису, я принял от Данилы порцию оружия, которая заметно увеличила нашу коллекцию, Данила вновь отправился на козлы, задав напоследок вопрос, который, вероятно, в силу эйфории, вызванной подвигами Трыща, никак не приходил мне в голову:

– Учитель, если встречник всё это время карабкался наверх – к лучником, то кто тогда снес голову их вожаку и куда она девалась?

Признаться, я как-то упустил тот факт, что быть в двух местах одновременно не под силу даже встречнику, но тогда… Мои мысли прервало мурчание Голубого Дракона, которым он предупредил собственный прыжок с моих плеч в сторону повозки. Я еще никогда не видел моего кота с таким раздувшимся животом, да еще и с башкой, полностью заляпанной кровью… Глядя, как он неторопливо умывается, роняя на снег кровавые капли, я мысленно представил себе, насколько должна была открыться его пасть, чтобы откусить и проглотить человеческую голову… Так, кажется, я почти готов отправиться по дорожке, проторенной Алисой – закрыть глаза и упасть на снег.

– Данила, у меня к тебе большая просьба. Никогда, запомни – ни-ко-гда – не забывай кормить нашего котика…

Глава девятая
Ева и Леонид

В самой счастливой любовной истории есть одна печаль – это всего лишь история.

Пессимистическая комедия

Настоящие ворота в город были маленькими и достаточно безопасными для всех, кроме кошелька Алисы. Стража, собирающая дань, была представлена мужчиной средних лет, больше похожим на учителя, нежели на военного.

Получив причитающееся, он строго осмотрел всех нас, вероятно, пытаясь определить, достойны ли мы оказаться в городе, после чего молвил:

– За красоту следует платить.

Боюсь разочаровать Алису, но речь шла не о ней, а о городе.

За воротами, как за чертой, начинался двухцветный город. Вот его не было – и вдруг он начался, исчерпав все краски своим серым и белым. Этот город был нарисован простым карандашом, но художник был гением. Свет, кажется, шел не сверху вниз, а снизу вверх, выхватывая случайные дома и редкие деревья. Небо, везде такое далекое, тут покоилось рядом – на расстоянии всего лишь длинной лестницы, надежно пришпиленное шпилями дворцов.

Данила остановил повозку у дома, который был даже мрачнее своих соседей. Дома жались вдоль покрытого почти черным льдом канала, чтобы время от времени расступиться, освободив место для очередного дворца. Наверное, главное слово этого города – сквозь. Где бы вы ни были – сквозь вас всегда проходит канал или проспект. Зачем? Наверное, чтобы побежать, вдоль любой избранной прямой этого города, все быстрее и быстрее… И взлететь. Город – взлетная площадка. Единственный способ остановиться – опрометью броситься во двор-колодец и спрятаться от чаек. Раньше мне казалось, что самые печальные птицы – это вороны. Я ошибался.

Повозка встала рядом с еще парой своих сестер во дворе дома, лошадей повели в конюшню, а мы всё еще стояли перед глазком в дверях. В тот момент, когда я уже готов был принять глазок за глаз языческого бога и лихорадочно пытался придумать, какой дар его удовлетворит, раздался долгожданный звук снимаемых запоров, и дверь распахнулась…

Я перестал слышать. Алиса что-то говорила, показывая на меня пальцем, Трыщ подбежал ко мне и упал, уткнувшись мне в сапоги, Данила хлопнул меня по плечу и, кажется, тоже что-то говорил… Что толку? Я видел лицо женщины, которую любил уже давно, быть может, всегда. Наверное, я знаю о ней всё, просто забыл. То, что у этого лица есть продолжение в виде стройного тела, я понял позже, когда вновь начал слышать…

– Алекс, ты здоров? Это моя сестра Ева.

Конечно, Ева, будто бы я не знал, просто нужно сильно встряхнуть головой, чтобы всё вспомнить. Может быть, слишком сильно, но дело не в этом – она мне улыбается, быть того не может, кажется, у меня остановилось сердце – это от счастья…

– Детектив, Алиса о вас много писала.

Неужели и вправду писала обо мне? Алиса успела отвернуться, мне было достаточно того, что она вообще отвернулась… Я прокашлялся. Когда я успел отведать блюдо из песка, да еще такое большое? Я все-таки попробую произнести несколько слов:

– Здравствуйте, Ева… Алиса мне о вас ничего не рассказывала.

Если бы брови Алисы взметнулись с такой же скоростью и амплитудой еще десяток раз, она вполне могла бы присоединиться к чайкам кружившим за окном… Я еще раз прокашлялся и продолжил:

– Это очень нехорошо с её стороны…

Она смотрела на меня… Какой я идиот. Вместо того, чтобы городить здесь всякую чушь, я должен был бы немедленно схватить эту женщину и бежать, бежать отсюда в любое место, где можно оставаться достаточно долго, чтобы прожить жизнь вдвоем и умереть в один день – я всё так же стоял. Ева, прихватив с собой Алису, ушла в глубь квартиры, а я, знай себе – изображаю столб, слушая бред какого-то симпатичного парня. Что-то о приготовлениях к свадьбе. Парня звали Леонид, и он был лично мне благодарен за то, что Алиса приехала на его свадьбу с её сестрой. Надо же – вероятно, он лучший из живущих, разве могла она выбрать другого?

Горячий душ, горячий чай, теплая постель. Я попросил постелить мне в гостевой комнате, где кроме меня расположилось еще несколько гостей мужского пола, в том числе Данила, который на время моего выпадения из реальности взял на себя заботу о Голубом Драконе и Трыще. Трыщ-то хоть в порядке? Столько народу вокруг…

«Хозяин, я в порядке и сыт.»

Какая жалость, что меня интересует не только еда…

«Понравившаяся хозяину женщина находится недалеко, могу принести.»

Прости, Трыщ, но так нельзя… В повозке осталась моя трубка, придется выйти за ней, сегодня я твердо намерен выкурить весь запас табака. Все-таки хорошо, когда холодно. Это только людей посредственно счастливых холод мучает. Людей несчастных он только отвлекает. Я вышел в одной рубахе и сразу за дверью холод набросился на меня, будто сам был до смерти замерзшим существом, высасывающим тепло из каждого встречного – просто, чтобы еще немного пожить.

Мои курительные принадлежности упорно не хотели находиться. Наверное, я разбросал весь наш нехитрый скарб по всей повозке, пока нашел кисет. С пятого раза табак занялся – обычную процедуру разборки-чистки-сборки на этот раз я пропустил. Я оперся на парапет канала, моментально прилипнув к нему локтями. По черному льду мело снегом, и было непонятно, то ли ветер гонит снег куда-то в сторону Невы, то ли громада набережной отчалила и поплыла навстречу ветру. Наверное, это всё объясняет. На самом деле, это не город, а корабль, давно сбросивший паруса и доверившийся воле течения. Какая разница куда плыть, если корабль сам себе порт приписки?

Лучший из живущих на этой земле мужчин, а заодно и самый счастливый накинул мне на плечи пальто и просто стоял рядом, будто для нас с ним вот так вот стоять, глядя на воду, разом превратившуюся в камень, было обычным и любимым делом.

– Смотрите, обожаю наблюдать за ними, – Леонид указал на пролет мостика, зависшего нелепой триумфальной аркой над гладью канала. За ним угадывались точки, которые медленно росли, пока не стало понятно, что по льду несется целая ватага ребятишек. Скорость впечатляла. Такого не увидишь на обычном катке, который заставляет, толком не разогнавшись, поворачивать, поворачивать и снова поворачивать. Лед был тоненький, но их это не смущало, они скользили всё быстрее, почти не прикладывая усилий, чтобы разогнаться. Будто кто-то невидимый толкал их в спину

– Тяга форта…

– Тяга чего?

Леонид поманил меня за собой к лестничке, которая вела с набережной вниз к воде. Как только я спустился ниже уровня набережной, я почувствовал – гигантская ладонь мягко толкает в ту же сторону, куда только что укатили конькобежцы. Забавная вещь…

– Что это?

Леонид лишь пожал плечами:

– Никто не знает – как только каналы покрываются льдом, появляется… Мы называем это «тяга», она держится до тех пор, пока не появится первая трещина на льду… Или наоборот – когда появляется тяга – лед окончательно устанавливается и стоит пока она не исчезнет. Тяга, если ей не сопротивляться, принесет вас прямо к старому форту. Зимой Петербург – самый чистый город, всё что нужно – опустить мусор на лед, дальше все сделает тяга…

Пойдемте в дом?

Я не испытывал к нему ни ревности, ни даже зависти. Где-то в глубине моего горя я даже радовался за Еву и Леонида. В этой истории была только одна неправильная деталь – в ней не было меня. Почему Алиса так непохожа на свою сестру – ни в чем?

– Леонид, многие так катаются?

– Только мужчины. – Добродушие Леонида кончилось, как гаснет зажатый пальцами фитиль – только намек на ожог, и больше никаких следов света и тепла

– Но там катались дети…

– Не важно, я имел в виду, только представители мужского пола. Женщинам лучше на лед не выходить, да и вообще лучше в одиночку в городе не появляться. – Мы были уже в дверях, и, разумеется, он пропустил меня вперед.

– Что у вас тут творится, Леонид?

Ему было холодно, он стоял передо мной, высокий, хорошо сложенный мужик, но я видел только ненависть, сожравшую всю ту теплоту, которая буквально обволакивала его еще секунду назад. Он ненавидел меня за этот вопрос, за то, что я вообще явился в его город… Что ж, я запомню его ненависть, я запомню его кисть, которая легла на рукоять изящного кинжала, и если когда-нибудь он будет стоять у меня на дороге – я это вспомню. Между прочим, ему совершенно не обязательно стоять у меня на пути. Если Ева мне просто подмигнет, это может стать достаточно веской причиной для смерти этого любителя бега на коньках.

Глава десятая
Дети тяги

Легенда – это вранье с правом на неприкосновенность.

Из вступительной лекции курса новейшей истории

Лучшее, что я смогу сделать на обратном пути, это всю дорогу провести на козлах, предоставив Алису заботам Данилы. Мой отказ разделить с ней выделенную для нас спальню, Алиса восприняла как личное оскорбление. Гаже всего было то, что я её прекрасно понимал и даже попытался смягчить удар серией многоэтажных комплиментов… Чем только ухудшил ситуацию. Ну не буду же я ей объяснять, что её сестра, которая в конце недели выходит замуж, произвела на меня такое впечатление, что я… Что – я? Что я предпочел бы спать один. Всегда. По крайней мере, пока мы здесь. Хотя бы для того, чтобы не опозориться, назвав её именем кого-нибудь другого в самый неподходящий момент…

В гостиной было жарко натоплено, и единственная женщина, нарушавшая монолит мужской компании, пожалуй, лишь способствовала её сплочению – она следила, чтобы перед каждым стояла кружка и она была полна.

Такие идеальные женщины живут только в чужих домах. Такие идеальные женщины получаются только из прислуги. Если кто-то совершит глупость и женится на ней – идеальность кончится в первое же утро после брачной ночи.

Разговор шел о банде троллей, оккупировавших городок на юге от Петербурга. Собравшиеся никак не могли сойтись в количестве троллей, называя цифры одну страшнее другой. Когда количество троллей дошло до тысячи, я не выдержал:

– Тролли селятся семьями, а в семье их обычно не больше десятка…Если когда-нибудь в одном месте окажется тысяча троллей, они просто умрут с голода… – Я заработал несколько секунд молчания, которые, вероятно, должны были означать уважение к словам нового участника беседы.

– Мужик, ты кто? – Насчет уважения я, кажется, ошибся. Задавший вопрос голубоглазый блондин задумчиво осматривал свою кружку, вероятно, расценивая её шансы остаться целой после столкновения с моей головы. Главное, правильно ответить – стать зачинщиком драки накануне свадьбы мне совсем не хотелось:

– Лейтенант гвардии киевского престола в отставке, Алекс Каховский. – По-моему, впечатляюще и в тоже время без пафоса.

Игорь Ганжин, брат Евы, я сам – китобой, приехал поздравить, так сказать…

– Так сказать?

– Да так, у нас в Мурманске.

Такие, как этот её Леонид, не выживают, слишком хитрый…

Надо же, нас уже двое

– Я думал, хитрость способствует выживанию…

– Только не в море. Когда кит-горбач звереет – нужна смекалка, а не хитрость. Да и какой-то он… ненадежный что ли? Если бы не его отец, этой свадьбе – не бывать.

– А кто у него отец? – Взгляд, которым меня удостоил Игорь, был… скажем так, удивленный – это если я не хочу себя обидеть.

– Его отец главный хранитель Эрмитажа. Ты знаешь. что такое Эрмитаж? Что такое Эрмитаж, я знал. Одним из сокровищ дедушкиной библиотеки был набор открыток с достопримечательностями города Ленинграда. Чего я не знал, так это того, что он до сих пор существует, да еще и, судя по наличию не просто хранителя, а главного – в себе что-то содержит… В Киеве от музеев сохранились стены, мраморные лестницы и замечательные лепные потолки. По слухам, в Печерском дворце да в особняках на Липках что-то сохранилось. Как только меня пригласят в гости в одно из этих мест – обязательно проверю!

– И многое сохранилось из коллекции?

– Всё… Ну, почти всё…

Даже если это «почти всё» подразумевает любую половину – это означало чудо из чудес. В смутные времена после Большого Баха силы, которая могла бы противостоять мародерам, просто не существовало. По-видимому, в Петербурге такая сила нашлась.

Как выяснилось, прадед Леонида, директор Эрмитажа, смог отстоять музей, создав маленькую армию хранителей. С тех пор титул главного хранителя передавался по наследству, а Эрмитаж стал одновременно и сокровищницей, и символом права и порядка. Насколько я понял, несмотря на то, что хранители формально занимались лишь охраной собственности Эрмитажа, на деле они частенько дублировали работу местной полиции. Ничего удивительного в этом не было, так как хранители старались наложить свою весомую лапу на всякий стоящий объект.

– А чем история с троллями-то кончилась?

– Хранители позаботились. Там захоронение какое-то, могила то ли колдуна, то ли мага, в общем Павел Андреевич – главный хранитель – решил, что троллям там делать нечего…

– За знакомство! – судя по размеру кружки, мой очередной знакомец её привез из дому. Удобная вещь – одна кружка на целый вечер, во всяком случае, для меня одной такой кружки хватило бы. Кружки сошлись, стукнувшись со звуком скорее дерева, чем стекла, и беседа снова потекла по кругу…

– Игорь, а кем вам приходится Алиса? – он мог не отвечать. По его взгляду я сразу понял, что она ему никем не приходится. В родственных связях вечно такая путаница!

Несмотря на то, что после представления я уже не чувствовал себя чужим в этой компании, принимать участие в беседе мне не хотелось. Да и обсуждались вопросы в основном местного значения – кто кого сватает, когда начнется навигация и сколько убытков приносит белая ночь владельцу свечного завода… Данила давно уснул, а встречник в углу играл с Голубым Драконом. Надеюсь, эта забава не закончится откушенной головой. Правда, трудно сказать, чья голова растет на более тонкой шее…. Компания, собравшаяся вокруг брата Евы, время от времени возвращались к обсуждению Леонида… Поневоле прислушиваясь, я начал понимать истоки нелюбви семьи Евы к будущему родственнику. Дом, в котором нас принимали, не был дворцом, но все же это был целый дом, причем это был лишь один из пунктов недвижимого имущества в списке семьи жениха. Как раз этим пунктом – домом на Фонтанке – Леониду и предстояло пожертвовать ради Евы. После свадьбы дом отходил её родне. Дальняя родня, которой ничего не отходило, считала, что родители Евы просто продали её за хорошие отступные. Не верю. А может, просто не привык оценивать женщин в такой валюте – в домах…

Подозрительно часто мелькало незнакомое мне словосочетание «дети тяги». Что такое «тяга форта», я, кажется, себе представлял, даже почувствовал, а вот то, что у этой странной силы могут еще быть и дети, было для меня откровением… Вежливо откашлявшись, я достаточно тихо, чтобы меня услышали только в компании брата Евы решился на вопрос:

– Кто такие «дети тяги»? – Я не рассчитал: в комнате повисло тяжелое молчание, лишь возня кота и встречника не дала воцариться полной тишине. – Я прошу прощения, но я впервые в Петербурге, если что не так…

Невысокий крепыш, занимавший место по правую руку от Игоря и представлявший собой его сильно сплющенную версию, прервал мои извинения ударом кружки по столу. Все-таки кружки здесь были не самые крепкие – по крайней мере в руках у прервавшего меня осталась только ручка. Смахнув осколки на пол, он продолжил свою мысль словами.

– Всё не так, Алекс, «дети тяги» – это худшая хрень, о какой ты когда-нибудь слышал. А наш почти что родственничек… – не договорив, крепыш махнул рукой и попытался за один присест влить в себя кружку, заботливо поднесенную взамен разбитой …

Насторожившийся было Игорь облегченно вздохнул, когда его сосед замолчал, так и не раскрыв связь между женихом Евы и «худшей хренью», о которой я слышал.

– Я все-таки хочу это услышать!

После того, как сосед Игоря разбил кружку, было бы странно, если бы наш разговор не сделался общим, поэтому я даже не удивился, когда голос подал старик, который сидел отдельно от всех и, единственный в комнате, игнорировал пиво, посасывая трубку, в которой, судя по отсутствию дыма, не было ничего, что могло бы гореть.

– Я расскажу тебе, киевский лейтенант.

– Лейтенант в отставке. – Зачем я его поправил?

– Пусть так… Дети тяги – единственные существа, которые могут выжить в форте – месте, куда направлена тяга. Они появляются лишь с появлением льда и тяги – и вместе с ними исчезают. Но самое печальное в том, зачем они появляются… – Старик достал кисет, содержимое которого тут же было разделено на всех присутствующих. К своему удивлению я обнаружил, что у каждого из получавших сейчас свою порцию просушенной травы есть трубка. В основном, глиняные, парочка деревянных, настоящая вересковая была, пожалуй, только у меня. Если и смесь так же похожа на табак, как глина на вереск, то придется угостить курильщиков настоящим продуктом. Трава занялась подозрительно быстро, а вкус… Мой табачок надо будет спрятать поглубже – дабы не оскорблять их чувство прекрасного, а ведь могу поспорить, что это местный продукт. У старика железная воля, если он смог расстаться с таким количеством драгоценного курева.

Тот между тем продолжал:

– Они появляются как воры, скользят вдоль каналов, как тени. Они вполне безобидны, им не нужна ни наша еда, ни золото, ни меха. Они трусливы и склонны убежать при малейшей опасности, но ровно до того момента, как они не находят то, что искали: женщину. Старуху или младенца, дворянку или последнюю нищую. Тогда их может остановить только силой, что, впрочем, сделать не так уж сложно – они не пользуются оружием. Но сделать это может только мужчина, любая женщина теряет волю, стоит одному из них просто прикоснуться к ней… Потом они уходят, они вновь скользят по каналам, по Неве, всё быстрее и быстрее, а та, которую они нашли – обречена. Обречена на то, чтобы через один лунный цикл умереть, но перед самой смертью исторгнуть из себя еще одно дитя тяги. Первое, что делает новорожденный – отправляется к каналу или реке и ступает на лед, остальное делает тяга…

Мужчины курили, мужчины молчали, внимая словам, которые произносились не впервые. То, что происходило, было рассказом лишь для меня, для остальных это было ритуалом.

– Вы сказали – «исторгнуть»? – Старик, рассказывающий историю детей тяги почти с религиозным пылом, кажется, был просто оскорблен моим вопросом. Еще бы – разве можно спрашивать о деталях, когда речь идет о мифе…

– Вы упомянули слово «исторгнуть», а я хотел бы уточнить. Не хотели ли вы сказать, что женщина через месяц после контакта с одним из детей тяги теряет кожу целыми кусками, под старой же кожей обнаруживается существо, уже не похожее на человека, но фактически идентичное тому, что вы именуете «дитя тяги» – серая кожа, отсутствие волос, половых органов и ороговевшие ступни. Я прав? – Я был прав, иначе откуда эти открытые рты?

За таинственным названием «дети тяги» скрывались даже не существа, а болезнь. Болезнь, которая распространялась исключительно среди женщин и не убивала человека, а лишь меняла до неузнаваемости Пораженных этой болезнью у нас называли кукушниками. Проблема заключалась в том, что поддерживалась численность кукушников исключительно за счет вновь зараженных. Григорян, считал, что заражали других кукушники под влиянием инстинкта, неосознанно. Наверное, он был прав, даже майор Яковлев считал, что Григорян прав…

Тишину, наступившую после моего рассказа, нарушил Игорь:

– И как у вас поступают с этими, кукушниками? – Мужикам явно нужен был пример для подражания, что ж получите.

– Сейчас никак не поступают. Где-то раз в пять лет болезнь возвращается, гвардия выслеживает каждого зараженного – и убивает. Тела сжигают… Последний раз кукушники объявлялись вообще давно – лет десять назад, я тогда в гвардии служил, но участвовать в операции не довелось, ребята рассказывали – резали как свиней, те даже не сопротивлялись… – Я не услышал одобрения или осуждения, лишь многозначительное молчание. Второй раз за день я задал всё тот же вопрос: