Текст книги "Сын архидемона"

Глава 26

Прошло еще несколько дней. Несколько дней, заполненных тяжелым трудом.

Начал я с того, что сделал себе резиновые перчатки. Тем же способом, что и башмаки – набрал жидкого латекса, намазал им руки, дал застыть. Потом еще раз, и еще, пока перчатки не стали достаточно толстыми и прочными. Было бы очень хорошо сделать целый костюм из резины… но где ж я столько каучука наберу? Тут все-таки джунгли, а не плантация.

Еще я сделал инструменты. Громко сказано, конечно. Я просто взял парочку камней подходящей формы и три дня обтачивал их со всех сторон, пока у меня не получился примитивный нож, такое же зубило и совсем уж никудышный молоток. Хорошо, что еще в бытность яцхеном я выстлал пол землянки и погреба галькой – есть из чего выбирать. А то по окрестностям можно бродить часами, да так и не найти ни единого булыжника. Это на морском дне их полно, но до моря отсюда километров пятнадцать. Пятнадцать километров по местным джунглям – это двое суток пути.

Ну да неважно. Нож, зубило и молоток у меня теперь есть – хреновые, но сойдут. Есть и иглы, сделанные из рыбьих костей. И нитки, скрученные из собственных волос. Дрянь материал, но мне же не выходной костюм шить.

Вот с тканью хуже. Единственное, что у меня есть – тога Джемулана, которую я временно переделал в мешок. В крайнем случае использую накидку, штаны, рубаху и трусы, принадлежавшие энгаху, чье тело я занял. Хотя этого не хотелось бы – не те здесь условия, чтобы каждый день без одежды ходить, совсем не те. Вчера вон дождь шел – настоящий тропический ливень. Всего пару часов, но я продрог до костей.

Однако сегодня погода хорошая, и я отправляюсь в долгий поход. На три, а то и на четыре дня – уж не знаю, как получится. С собой беру рогатку, удочку, инструменты, запас провизии… ну и Пазузу, конечно, куда ж я без него.

– Просто выпусти меня, – злобно проворчал Пазузу. – Мы же с тобой практически друзья.

– Иди ты в жопу, лэнгише швайн, – беззлобно ответил я.

В поход я отправляюсь за тем самым минералом, который добывал в этом мире Волдрес – кераинитом. Веществом, способным притягивать молнии. Я помню, что в десяти-двенадцати километрах на восток-северо-востоке есть одно небольшое месторождение – там всегда гроза, ни на минуту не прекращается. Мимо не пройдешь.

Да, это и есть мой план. Добыть кераинит и посадить яцхена на электрический стул. Не уверен, что получится, но попробовать стоит.

Шел я долго. Очень долго. Ориентироваться в джунглях трудно даже на коротких расстояниях, а на длинных – совсем пропадай. К счастью, у меня есть два верных ориентира. Первый – черная туча, постоянно висящая над местом назначения. Периодически я залезаю на дерево и проверяю, в ту ли сторону иду. Пока что видно плохо – так, пятнышко над горизонтом, – но понемногу я приближаюсь.

Вторым ориентиром я избрал яцхена. Сейчас он находится аккурат на западе и сидит неподвижно – наверное, дрыхнет. Вот я и использую его в качестве этакой Полярной звезды. Когда он проснется и начнет двигаться, станет сложнее, но к тому времени я надеюсь подойти к месторождению кераинита поближе.

А идти реально тяжело. Стараюсь придерживаться звериных троп, но их мало и они не намного проходимее полного бездорожья. Страшно не хватает мачете, чтобы прорубать путь. Вьющиеся стебли цепляются за ноги, за одежду, за мешок с припасами. За час я прохожу меньше километра. С земли поднимается удушающий жар, а ветер почти не пробивается через эти заросли.

К середине пути стало еще хуже. Началась болотистая местность – чтобы не провалиться в трясину, я вооружился длинной палкой и стал проверять почву. Скорость движения упала вдвое – а она и была-то ужасающе низкой. Я надеялся добраться к месторождению кераинита до заката, но вряд ли у меня это получится. Придется ночевать в джунглях.

Ненавижу джунгли.

Костра я разводить не стал. С одной стороны – найти в этой грязи хоть сколько-нибудь сухих дров мне так и не удалось. С другой – я ужасно боюсь лесного пожара. Такие вот взаимоисключающие причины. Я просто съел кусок холодной рыбы и несколько фруктов, выбрал местечко посуше, подложил под голову мешок с припасами, покрепче стиснул ковчежец с Пазузу, свернулся клубочком и задремал.

Спал я плохо. Мне снились кошмары, я ворочался с боку на бок, а под утро проснулся из-за того, что моего живота коснулось что-то холодное и липкое. Это оказалась здоровенная сороконожка, которая приняла меня за уютную теплую гостиницу. Я с омерзением отбросил ее подальше и неохотно начал подыматься. Выспаться толком не удалось, но вряд ли я теперь смогу уснуть снова.

Под мешком я тоже обнаружил всякую живность – двух унылого вида пауков и еще какую-то бяку, похожую на жирного клеща. Не знаю, может они просто устроили тут романтическое свидание на троих, но мне это почему-то не понравилось. На всякий случай я снял одежду и осмотрел себя целиком – не притаились ли еще где насекомые?

Завтракал я через силу, буквально впихивая в себя холодную рыбу. Вообще в последнее время я как-то хреново себя чувствую. То вялый, как сонная муха, а то бодрый, словно после ведра черного кофе. Невпопад проваливаюсь в сон, кошмары постоянно снятся. Подозреваю, что это все из-за укуса той проклятой мухи – болит, зараза, немилосердно болит.

Понятия не имею, чем я заболел и как лечиться. И Рабана больше нет, спросить совета не у кого. Не с Пазузу же консультироваться? Из него тот еще санитар…

Надеюсь, пройдет само.

Добравшись наконец до месторождения кераинита, я сначала долго стоял и смотрел на это удивительное зрелище. Огромная черная туча, нависшая так низко, что казалось, будто до нее можно добросить камнем. Молнии шарахают каждые две-три секунды – и все в одну и ту же точку, в один и тот же бесформенный черный валун. Без грома, вообще без звуков – стоит гробовая тишина, и от этого становится жутко. Вокруг на добрую сотню метров ничего не растет – ни травинки, ни былинки. Голая мертвая земля, наэлектризованная так, что страшно ступать. Если бы не мои резиновые башмаки, я бы не сумел даже подойти близко.

Теперь самое сложное. Подобраться вплотную, улучить момент между молниями и накрыть валун плотной материей. Рабан, упокой господи его душу, уверял, что это сработает.

Надеюсь, не врал.

Для работы я вооружился длинной жердью. Очень длинной жердью. На конце закрепил тогу Джемулана, сделав некое подобие сачка. А потом стал медленно… медленно… очень-очень медленно…

Блин, у меня духу не хватает. Я же теперь снова человек. Слабый, хлипкий, легко убиваемый человек. Один неверный шаг – и готовьте могилу. Яцхен, конечно, тоже боится электричества… но блин нагад, человек боится его еще сильнее!

– Всегда есть альтернативный вариант, – донеслось из ковчежца.

– Заткнись, – процедил я сквозь зубы.

Нет уж, мы легким путем не пойдем. И пусть даже не искушает, змий коварный. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь.

Тринадцать раз я подступал к кераинитовой жиле со своим «сачком» и тринадцать же раз отступал несолоно хлебавши. Меня бросало то в жар, то в холод, и я никак не мог решиться сделать последний шаг.

Это Волдресу было хорошо – он наверняка приспособил какую-нибудь технику… не знаю, какую именно, но что-нибудь он точно приспособил. В конце концов, у него был свободный доступ ко всей бесконечности миров.

А у меня ни хрена нет, кроме длинной жерди, большой тряпки и чувства собственного достоинства. Хоть плачь.

Но вечно топтаться на одном месте тоже нельзя. Я плюнул через левое плечо, трижды перекрестился и очертя голову бросился к черному камню. Замах!.. и тога Джемулана захлестывает кераинит.

А я споткнулся и хряпнулся о него челюстью. Рот сразу наполнился соленым, один из зубов ощутимо зашатался.

– Ой, [цензура], – только и смог проговорить я.

Но молнии бить перестали. Иначе я бы уже зажарился – моя голова лежит прямо на куске кераинита, накрытом тканью. Странно, я был уверен, что эта глыба раскалена до предела, а она холодная, как рыбье брюхо. Даже не хочется вставать – в такую жару это настоящее наслаждение.

Ощупав рот изнутри и снаружи, я решил, что дешево отделался. Язык прикушен, но не прокушен. Зубы тоже целы – один, правда, сильно шатается и кровоточит, но это пустяки, переживем.

Дальше я несколько часов возводил над кераинитовой глыбой навес. Несколько жердей подлиннее, целая куча лиан, огромные листья неизвестного растения – я задолбался таскать все это из джунглей и сколачивать примитивную беседку. Мне нужно, чтобы этот шалаш выдержал хотя бы пару дней – если кераинит окажется под открытым небом… интересно, насколько мучительна смерть от удара молнией?

Закончив с навесом, я до самого вечера раскалывал глыбу на куски. Каменный молоток, каменное зубило… хорошо, что кераинит относительно хрупок, а то бы я тут наработал.

Наутро мой каторжный труд продолжился с новой страницы. Теперь я шил. И кроил. Сначала кроил, а потом шил. Переделывал в мешок мой единственный запас материи – тогу Джемулана. Без этого кераинит нельзя выносить под открытое небо – сразу шваркнет.

Мешок получился ничего себе. Объемистый. Но все равно весь кераинит в него не влез. Только четверть. Но даже четверть я туда положить не мог – тяжелый он, зараза! Сами как-нибудь попробуйте набить мешок камнями, а потом потаскайте его на хребтине.

Путем долгих экспериментов я выделил максимальный вес, который мог поднять и не надорваться. А поскольку мне требовалось не только поднять его, но еще и тащить довольно далеко, я на всякий случай уменьшил его в полтора раза. Итого получилось четырнадцать частей. Четырнадцать кераинитовых кучек – от довольно крупных каменюк до мелкого щебня. Я тяжело вздохнул, загрузил в мешок первую партию и поволок ее домой.

– Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз… – процитировал я бессмертные строки Пушкина, с трудом переставляя ноги.

Я не буду описывать дальнейшее во всех подробностях. Сами представьте, каково мне пришлось. Я сделал четырнадцать ходок. Четырнадцать раз я прошел туда и обратно – в общем счете почти триста километров. Причем половину пути на горбу у меня болтался тяжеленный мешок.

В самый первый раз я затратил на дорогу целый день. Но первый раз – это первый раз. Уже во второй раз я, хоть и нагруженный, прошел почти вдвое быстрее – часов этак за шесть. Не могу сказать точно, часов у меня нету.

Потом дело пошло еще быстрее. Я протоптал настоящую тропку, так что с утра до вечера успевал сделать полторы полных ходки, а то и больше. Уставал, правда, чертовски. Суставы ломило, позвоночник немилосердно болел, натруженные ноги ныли, умоляя дать отдых.

По ночам я спал, как убитый – прямо на голой земле, маскируясь каким-нибудь кустиком. Ел что попало – в основном фрукты. Пару раз ловил рыбу, а однажды удалось подбить из рогатки небольшую птаху. Встретил как-то раз и местного дронта, но догнать проклятую тварь не удалось – она припустила так, словно нацелилась на олимпийское золото. Камень, выпущенный из рогатки, только прибавил ей скорости.

Я постоянно следил за тем, где сейчас находится яцхен. Мне совершенно не хотелось, чтобы он застукал меня за этим занятием. На мое счастье, шестирукий выродок большую часть времени летал где-то вдалеке – то ли пытался разыскать меня, то ли забил на все и вернулся в лоно природы. Может, решил подождать, пока я сам помру, от старости?

К вечеру двенадцатого дня я наконец приволок к своей поляне четырнадцатую партию кераинита. До самой поляны я его не доносил – закапывал за кустами, все в разных местах. Если верить энгахскому Направлению, яцхен за эти две недели наведывался к моей землянке шесть раз. Наверное, проверял, не вернулся ли я домой.

Самочувствие у меня к этому времени окончательно испортилось. Шея отказалась работать совсем – голова сидела неподвижно и поворачивалась только вместе с телом. Мне к этому не привыкать, конечно, но радости все же мало. Еще и спать постоянно хочется – целую ночь крепко сплю, а потом весь день хожу сонный, клюю носом. Теперь уже окончательно ясно, что я чем-то серьезно заболел, так что надо торопиться – не дай бог помру раньше, чем успею сделать дело…

Должен сказать, мысль о смерти меня как-то совсем не беспокоит. Полное равнодушие. Наверное, дело в том, что последние мои годы – они как бы добавочные. Я ведь уже умер – умер еще в тот день, когда меня сбил автобус… или это троллейбус был? Черт, ведь и не помню толком – а вроде только вчера случилось.

Так или иначе, вся дальнейшая моя жизнь – это уже бонус. Он почти исчерпан – и у меня по этому поводу нет особых сожалений. Уходить, конечно, не хочется – я бы еще побродил по земле, повалялся на свежей травке, покушал раков с холодным пивком… Но что же делать – любой спектакль когда-нибудь заканчивается.

И теперь все, чего я хочу – закончить свой красиво.

Выйдя на поляну, я понял, зачем яцхен сюда прилетал. Вместо любимой землянки моему взору предстала дыра в земле, полная щебня, изрубленных кусков дерева, дерна и сухой травы. Судя по внешнему виду, яцхен еще и полил все это кислотой.

– Цыгане шумною толпою пришли, насрали и ушли… – меланхолично процитировал я Пушкина.

Ну а что тут еще можно сказать?

Разглядывая мусорную яму, которая раньше была моим домом, я понял, что времени осталось мало. Точнее, его нет совсем.

Всю ночь и все утро я пахал, как проклятый. Сначала традиционно возводил навес, потом рыл яму, шил десятки мешочков, делал систему фитилей из туго скрученных высушенных стеблей, пропитывал их пальмовым маслом… как же я задолбался! Я так-то по жизни ленивый, работать не люблю, а тут на меня свалилось столько, что впору с кем-нибудь поделиться.

Когда я наконец закончил, солнце уже перевалило за полдень. Зеленоватый, пышущий жаром круг висел в чистом небе, заставляя меня обильно потеть. Сейчас бы полежать в теньке, пива холодного выпить…

За неимением пива пришлось обходиться водой. Теплой, мутной, скверно пахнущей, отвратительной на вкус… впрочем, я привык.

До самого вечера я следил за яцхеном, не в силах дождаться – когда же эта сволочь наконец заявится? Если он не нужен, так постоянно вертится поблизости, а если нужен, так не докличешься.

Наступила ночь, а там и следующее утро. Я все сидел возле разрушенной землянки и жадно смотрел на последнюю сигарету. Все остальные я уже давно выкурил, а эту решил приберечь. Может, и зря. Может, стоит выкурить ее прямо сейчас, пока есть такая возможность.

Хотя возможности уже нету. Яцхен наконец-то соизволил появиться. Он описал широкий круг над поляной и смачно харкнул в меня кислотой. Я этого ожидал, поэтому успел отскочить. Ядовито-зеленый сгусток врезался в землю чуть левее моей ступни, сжег траву и принялся проедать дерн.

После этого яцхен описал еще один круг и приземлился.

– Здравствуй, Ежик, – приветливо поздоровался я.

– Ну здравствуй, Медвежонок, – хмыкнул яцхен. – Как тебе бездомная жизнь?

– Так себе. Зачем ты это сделал?

– Ну надо же было что-то делать.

А он и правда похож на меня. Собственно, он ведь и есть я… моя темная половина. Мы единое целое.

Только я лучше.

– А где Пазузу? – вдруг спросил яцхен.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто обычно, когда я появляюсь, ты сразу тычешь им в меня и вопишь, что сейчас откроешь. А сейчас почему-то нет.

– Ну ты ведь уже знаешь, что я это сделаю, так зачем зря надрывать связки? – пожал плечами я.

– Логично. Но если он у тебя в кармане, ты можешь не успеть его выхватить до того, как я перережу тебе горло. Поэтому твое поведение странно.

– Тоже логично, – согласился я. – Ну и как же ты это объяснишь?

– Я думаю, при тебе его нет, – осклабился яцхен, сверля взглядом мои карманы. – Ты его… потерял. Ты потерял его, пока шлялся где-то там в джунглях.

– А вот и нет. Вот и не потерял.

– Тогда покажи.

– Не покажу.

– Тогда я тебя убью.

Я пару секунд помолчал, стараясь сдержать бешеное сердцебиение. Потом отступил назад. Еще шаг. Еще.

– Так ты его действительно потерял!!! – в лютом восторге взревел яцхен.

– Не подходи ко мне!!! – истошно завизжал я, бросаясь наутек. – Не трогай меня!!!

Донельзя счастливый, что я остался без единственной защиты, яцхен сделал именно то, на что я рассчитывал. Он медленно, даже лениво зашагал следом, явно растягивая удовольствие. Теперь, когда я в его полной власти, можно и не спешить, можно как следует насладиться моим страхом. Сполна отплатить за те недели, что я не давал себя сожрать.

Тем более, что я так забавно визжу. Прямо поросенок на заклании.

Пробежав полсотни шагов, я запнулся ногой о холмик и полетел носом в землю. Резко перевернулся на спину, лицом к приближающемуся яцхену. На его морде читалось неописуемое наслаждение.

– Не трогай меня!.. – взмолился я, кидая ему мешочек. – Вот, забери это, забери, только не убивай!..

Яцхен поймал мешочек и недоуменно уставился на него. Тот был совершенно не похож на ковчежец Пазузу – обычный клочок материи, кое-как стянутый скрученной из волос ниткой. Внутри что-то твердое.

– Что это за хрень?.. – открыл мешочек яцхен.

И тут в него ударила молния. Яцхен скорчился от боли и раззявил пасть в беззвучном крике. Его буквально припечатало к земле – припечатало, как раздавленного скорпиона.

– Обманули дебила, – криво усмехнулся я, чиркая зажигалкой.

Глава 27

Короткие фитили сгорели мгновенно. Пропитанные маслом тряпки вспыхнули и рассыпались пеплом, открывая куски кераинита, заботливо вкопанные вокруг. И вот тут-то началось световое шоу!

Молнии шарахали десятками. Небо, дотоле чистое, мгновенно заволокло тучами – удивительный минерал звал, тянул к себе электричество, и небеса с готовностью откликались на этот зов. Яцхен оказался в клетке из слепящих белых разрядов – и видели бы вы, в какую панику он впал!

Я обмяк. У меня до последнего момента не было уверенности, что этот безумный план сработает. Просто это был мой единственный шанс – либо это, либо ничего.

И у меня получилось. Молнии вокруг яцхена бьют с небольшими паузами, но я вкопал куски кераинита плотным частоколом – и яцхену просто не удается улучить хотя бы мгновение, чтобы прорваться. Он уже раз десять пытался проломиться, сигал то туда, то сюда – и каждый раз получал в харю миллион вольт.

Первое время яцхен только и делал, что метался туда-сюда, пытаясь найти хоть щелочку между молниями, вырваться на свободу. Потом он начал уставать, его движения замедлились. Сверхпрочный хитин пошел трещинами, на них выступили белесые пятна краевина.

Впрочем, я довольно плохо видел, что там с ним происходит. Какое-то невнятное мельтешение. Решетка из молний – не та штука, к которой можно спокойно подойти вплотную. Да и просто смотреть на нее – удовольствие то еще. Несколько секунд – и глаза начинают слезиться, перед ними плавают черные точки…

Тем не менее, взглядов урывками мне хватало, чтобы быть в курсе. Отчаявшись проломиться сквозь молнии, яцхен взмахнул крыльями и ринулся в небеса. Видимо, надеялся подняться выше молний.

Если бы он сделал это в самом начале, у него могло получиться. Но теперь над ним уже сгустилась плотная грозовая туча, воздух наэлектризовался так, что начал светиться – и очень скоро яцхена заколотило еще сильнее, чем внизу. Он какое-то время еще махал крыльями, превозмогая боль, рвался все выше и выше… но тут его шарахнуло особенно сильно. Перепонка на правом крыле с треском лопнула, и яцхен пошел книзу – обожженный, хрипло воющий…

Он со всего размаху впечатался в землю и следующие минуты две лежал неподвижно. Я подумал, что яцхен – чертовски живучая тварь. Электричество – его ахиллесова пята, но даже здесь он превосходит человека стократ.

– Идиот!.. – слабым голосом прохрипел яцхен. – Ты полный идиот!..

– Это я-то еще и идиот? – удивился я. – Может, это я сейчас сижу в электрической клетке?

– Вот именно поэтому ты и идиот! Зачем ты это делаешь?! Зачем?!!

– Э-э… – задумался я. – Даже не знаю… чтобы тебя замочить?

– Но разве ты не видел, какой невероятной силой мы обладали вместе?! – возопил яцхен. – Помнишь, когда я уже пробудился, но мы еще не разделились?! Тогда мы вместе, вдвоем были архидемоном!

– Угу. Минут десять.

– Но тебе что, не понравилось?! Вспомни, какая у нас была мощь!

– А нафига она мне, если ты меня сожрешь?

– Я предлагал оставить тебя в живых!

– Не припоминаю что-то. Или ты про то, чтобы я жил у тебя на задворках сознания? Типа стать твоей шизофренией?

– Да!!!

– Ну спасибо, благодетель…

Яцхен растерянно замолчал. Кажется, он всерьез думает, что проявил фантастическую щедрость. Должно быть, моя неблагодарность его задела.

– Не думай, что ты уже победил! – наконец прошипел он.

Я сдавленно хмыкнул – до такой степени глупо это прозвучало. Но в следующую секунду яцхен выпустил все когти разом и принялся бешено сверлить землю. До него наконец-то дошло, что если нельзя двигаться ни по горизонтали, ни вверх, остается только одно направление – туда он и ринулся.

Он рыл со страшной скоростью… секунды этак три. А потом его когти полоснули по чему-то твердому…

На мгновение яцхен замер. Буквально остолбенел, недоверчиво глядя на то, что откопал. Когда до него наконец доперло, он отчаянно взвыл… но было уже поздно.

Его шарахнуло молнией.

– Человек, сука, умный!.. – потер ладони я. – Человек, сука, хитрый!..

Вчера мне пришлось здорово попотеть. Я часа два закапывал этот кусок кераинита – самый крупный из всех, потребовавший на одного себя целую ходку. Но я его таки закопал. Закопал в окружении кусков поменьше и положил сверху дерн с нетронутой травой. Приглядевшись, нетрудно было заметить, что в этом месте уже копали, но яцхен особо не вглядывался.

Теперь эта кераинитовая глыба оказалась под открытым небом – и молнии принялись бить аккурат в яцхена. Ему больше некуда бежать. Вообще некуда.

– А-а, я умираю… – жалобно прохрипел яцхен.

– Заткнись! – рявкнул я. – Заткнись и умирай молча!

– Почему ты так со мной поступил?.. Мы же с тобой практически братья…

– Точно, братья. Ты Каин, а я Авель.

Хитин шестирукой твари начал крошиться. Потом рассыпаться. Обугленный до хрустящей корочки, яцхен буквально разваливался на части – все тело пошло трещинами, хвост скрутился тугим кольцом, крылья осыпались пеплом, зубы вываливались изо рта. Из глаз сочилась черная кровь.

А молнии все били и били…

– Ты… тебе придется меня съесть… – из последних сил проговорил яцхен, скребя когтями землю.

– И нафига мне эта радость? – не понял я.

– Снова объединиться… стать архидемоном… ты будешь всемогущ…

– Знаешь… я как-нибудь и без этого проживу.

Кажется, яцхен хотел сказать еще что-то, но уже не смог – у него отвалилась нижняя челюсть. А из глотки хлынула кислота – бурный поток кислоты, выплеснувшийся на землю и… куски кераинита. Молнии этот чудо-минерал полностью игнорировал, зато теперь принялся с шипением растворяться.

Кровоточащие глаза яцхена вспыхнули отчаянной надеждой. Превозмогая агонию, брызжа кислотой в последнем усилии, он уничтожил два куска кераинита и пополз, пополз в образовавшуюся брешь. Пополз, теряя куски обгорелой плоти, теряя отваливающиеся пальцы и цепляясь за землю изуродованными культями.

Нашел все-таки выход, сучья морда. Только поздно.

Когда яцхен наконец-то выполз из электрической клетки, перед ним стоял я. А в руках у меня был тяжеленный камень.

Изнемогая от тяжести, я поднял этот валун на вытянутых руках, замахнулся что есть сил… и ударил!

– Аутодафе!!! – взревел я, шарахая камнем по голове яцхена. По хрустящей от жара, прогоревшей насквозь голове. Она и без того уже практически рассыпалась – мой удар проломил хитиновый череп и разбрызгал в кашу мозг.

Все. Теперь совсем все. После такого не оживет даже яцхен.

Стараясь не глядеть в сторону полыхающих совсем рядом молний, я устало сел на корточки и закурил последнюю сигарету. Было довольно странно сидеть рядом со своим бывшим телом. Понимать, что вот этот обгоревший бесформенный кусок плоти еще совсем недавно был мной. Видеть свой собственный мозг у себя на ступнях.

Похоронить его, что ли?

На секунду мне пришло желание последовать совету покойного и схарчить его. Соблазн немалый, кто спорит. Стать архидемоном… свалить из этого мира… может быть, достать из коробочки Пазузу и набить ему морду…

Я тряхнул головой, прогоняя дурацкие мысли, взял плоский камень и принялся копать яму.

Прошло восемь дней. Я лежал на траве, глядел в небо и тихонько читал заупокойную молитву. Отпевал самого себя. Я еще не умер, но мне явно осталось недолго.

Я почти уверен, что это все из-за той чертовой мухи. Довольно обидно пройти через столь многое, победить в единоборстве непобедимое чудовище и отбросить коньки из-за какой-то тропической заразы. Быть побежденным ничтожным насекомым, которое может раздавить даже ребенок.

Но ничего не поделаешь – все так, как есть, и этого уже не изменить.

Последние два дня я ничего не ел. У меня уже просто не было сил подняться и добыть хоть чего-нибудь. Ноги онемели. Да и руки тоже не двигаются. Кожа стала смертельно бледной, шея чудовищно распухла, а изо рта течет мерзкого вида пена. Я с трудом могу пошевелить языком. И вообще хреново себя чувствую.

Зато в голове удивительно ясно и светло.

Ковчежец с Пазузу лежит рядышком. Запечатанный в нем архидемон не перестает браниться и поносить меня на чем свет стоит. Теперь я не смог бы освободить его, даже если б захотел.

– Сволочь ты, – озлобленно бурчал Пазузу. – Сволочь. Ну да ничего, рано или поздно сюда кто-нибудь явится. Рано или поздно я освобожусь.

– Луфе пона… – промямлил я едва ворочающимся языком.

Потом я погрузился в забытье. Уснул и видел сны.

Так, не приходя в сознание, я и умер.

Поднявшись в виде бесплотного духа, я некоторое время просто стоял неподвижно. Рассматривал тело безымянного энгаха, в котором провел последний месяц. Третье тело в моей жизни – и, похоже, последнее. Се ля ви.

Сожаления не было. Я не испытывал никакой печали, никакой тоски – всего лишь легкую грусть. Так грустят о старом костюме, прослужившем много лет, но теперь изношенном настолько, что пора менять его на другой.

Жаль разве что, похоронить меня некому.

– Ну вот и все… – вздохнул я, поворачиваясь к белому свету.

Этим светом была леди Инанна. В белоснежном платье, с цветами в волосах, она светилась совершенно неземным, благословенным светом, от которого не хотелось отрывать глаз.

– Вот мы и снова встретились, друг мой, – мягко произнесла богиня.

– Рад видеть вас, миледи, – ответил я. – Хотя мне почему-то казалось, что после смерти меня встретит… не знаю… скелет с косой?

– Это все очень индивидуально. На свете существует немало сущностей, исполняющих обязанности Смерти – и некоторые из них действительно выглядят так, как вы представляете. Но за вами явилась я… надеюсь, вы не против?

– Только за. И куда меня… теперь?

– Именно это вам и предстоит узнать.

За ее спиной распахнулось нечто вроде туннеля из чистого света. Богиня улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ. Похоже, смерть – это еще совсем не конец.

Это только начало.

– Кстати, место Ангела Любви все еще вакантно, – взяла меня под руку Инанна. – Не интересуетесь?

– Надо обмозговать, – ответил я. – Сколько у меня времени на раздумья?

– Все время мира.