Текст книги "Территориальное развитие России как ведущего экспортера на глобальных сырьевых рынках"

1.4. Идеальная составляющая территориального развития

Ситуации территориального развития имеют выраженную «субъект-объектную» специфику. Субъектная сторона – воля, интересы, мотивы, представления, знания, оценки и цели ее участников, служащие основанием постановки и принятия решений, – являются частью ситуации и влияют на ее ход. Наличие этой идеальной составляющей, в том числе телеологических связей между событиями, размывает пространственно-временные границы ситуации. Их нельзя увидеть на фотоснимке и трудно положить на карту. Нельзя категорично сказать, что они существуют именно «в данном месте в данное время».

Так, ситуация территориального развития России под воздействием ее участия в глобальных сырьевых рынках парадоксальным образом начала складываться в XVI в. еще до прямого выхода на эти рынки. В 1525 г. посол Василия III Дмитрий Герасимов сообщил в Риме писателю и ученому Павлу Иовию о том, что из Европы в Китай можно пройти водным путем через Северные моря. Благодаря книге Иовия о посольстве Герасимова и о России идея Северо-Восточного прохода на Дальний Восток стала широко известной и популярной в Западной Европе. Особенно в Англии и Голландии, так как южный путь в Индию и Китай был монополизирован Португалией, западный (как тогда еще считалось) – Испанией, а Франция искала Северо-Западный проход в канадской Арктике. Для англичан и голландцев путь на северо-восток выглядел как шанс открыть свое направление торговли с Китаем. На деле поиски ими этого пути привели в последней трети XVI в. к установлению непосредственных морских торговых связей Западной Европы с Россией, в которых Россия выступала пассивной, принимающей стороной (Всемирная история, 1958, с. 98–99). Но для обслуживания этой торговли в дельте Северной Двины на месте Михайло-Архангельского монастыря в 1584 г. был заложен Архангельск, ставший на 120 лет главным морским портом Русского государства, базой дальнейших шагов территориального развития, в том числе освоения Сибири с моря.

Как показывает пример, движущие силы (основные факторы) динамики ситуации территориального развития можно разделить на операционные, или реальные: исторический фон, деятельностный контекст, структура, и ориентационные, или идеальные: содержание, смысл и значение. Совмещенный анализ пар факторов динамики ситуации, взятых из ориентационного и операционного блоков, позволяет ответить на базовые, квинтилиановские (по имени сформулировавшего их в I в. н. э. римского ритора) вопросы анализа ситуации территориального развития.

Такой совместный анализ контекста и исторического фона, с одной стороны, а также смысла и значения, с другой, позволяет ответить на вопросы «кто» и «зачем» сложил и двигает ситуацию, а совместный анализ содержания и структуры – на вопросы «как» и «чем» действуют и взаимодействуют участники ситуации. Тогда значительно облегчается поиск ответов на вопросы «что», «где» и «когда» в ситуации территориального развития – это происходит в ходе развертывания цепочки событий ее жизненного цикла.

Смысл ситуации – это характер и способ ее осознания участниками. Задачи анализа смысла ситуации сводятся к выявлению влияния многообразного человеческого фактора – т. е. интеллектуальных, волевых, ментальных, психологических, социально-психологических, морально-этических, эстетических, духовных и прочих подобных «идеальных» факторов, – на формирование цепи взаимосвязанных событий, составляющих ситуацию, на характер и динамику ее жизненного цикла. И обратно – к выявлению влияния развертывания жизненного цикла ситуации на трансформацию вовлеченного (прямо или косвенно) в нее человеческого фактора. Смысл ситуации определяет представления о ее содержании (основных противоречиях) и значении (последствиях): сложно отвечать на вопросы о противоречиях и последствиях, не разобравшись сначала с тем, что происходит и что делать. При этом вся эта триада должна анализироваться в едином понятийном поле – в связной совокупности понятий, представлений и мировоззренческих установок.

Характер и способ осознания ситуации ее участниками, используемые ими понятия, представления и мировоззренческие установки – это то «окно», «фильтр» или «призма», через которое они «усматривают», понимают смысл ситуации, т. е. осознают ее суть, выявляют важнейшие для организации своего действия характеристики ситуации. Это, в конечном счете, те способы, которыми они ставят для себя вопросы «что происходит» и «что делать», и способы, с помощью которых они на эти вопросы отвечают. Рамки представлений участников о конкретной ситуации территориального развития – это часть их картины мира, т. е. общего мировоззрения. Оно является производной культуры, приобретаемой через образование, род занятий, жизненные интересы, жизненный опыт, круг общения. Именно мировоззрением определяется подход к анализу ситуации, установки на поиск того, «что происходит» и «что делать» – основания построения модели ситуации, оценка важности и желательности тех или иных ее событий, движущих сил и факторов, выбор линии поведения.

В анализе смысла ситуаций территориального развития важнейшую роль играет анализ концепций территориальной организации – административно-управленческих, экономических, архитектурно-планировочных, научно-исследовательских и т. п. Такие концепции представляют собой сочетание установок, методов, традиций организации деятельности и управления, отраженные в соответствующих решениях и публикациях, либо непосредственно реализованные в соответствующих вариантах организационно-территориальной структуры мирового хозяйства, страны, региона, города. Организационно-территориальную структуру формируют процессы организации, руководства и управления, результаты которых фиксируются в сетках административно-территориального деления, экономического районирования, а также в территориальном распределении полномочий и прерогатив различных органов власти и управления, способов разработки, принятия, реализации и контроля реализации решений.

В качестве иллюстрации рассмотрим, как выбор мировоззренческих установок и представлений о том, какая общесоюзная специализация и, соответственно, ресурсы должны быть основой экономического развития Сибири, решающим образом влиял на подходы к ее экономическому районированию и выбору модели развития региона, в том числе территориального, в первые десятилетия советской власти.

Уже к августу 1920 г. был подготовлен проект районирования Западной Сибири комиссией при омском Институте сельского хозяйства и промышленности под руководством профессора Н. М. Огановского. В проекте предлагалось за основной районообразующий признак при выделении административных единиц принять уровень развития сельскохозяйственного производства, связанный с природно-климатическими особенностями территорий, и в соответствии с этим принципом «разделить Сибирь на шесть областей, примерно совпадающих с географическими поясами: тундры и северной тайги, лесистого урмана, лесостепи, горного леса, ковыльных и полынных степей с лучшим орошением, малоплодородных южный степей, переходящих в песчаную пустыню» (Тимошенко, 1993, с. 131).

В качестве докладной записки в правительство страны в январе 1921 г. свой проект экономического обустройства Сибири подготовил профессор Томского государственного университета Н.Я. Новомбергский. Как и в омском проекте, во главу угла экономического развития Сибири было положено сельское хозяйство: в первую очередь предлагалось рационально организовать программу переселения по образцу американской колонизации, основное внимание уделяя не количеству переселенцев, а качеству их жизни на новых местах. Проект был положен в архив (Тимошенко, 1993, с. 125–127).

Первый проект административно-территориального деления Сибири, одобренный Наркоматом внутренних дел, был выполнен в 1921 г. специалистами Сибревкома. Авторы стремились не нарушать низовое административно-территориальное деление, соблюдать «принцип неделимости волостей старого состава», подвергать перегруппировке только губернии, уезды и волости в целом. Но, тем не менее, по-новому были сгруппированы практически все губернии и была сформирована одна новая – Новониколаевская, с административным центром в одноименном городе (Тимошенко, 1993, с. 132–133).

Параллельно работы по созданию концепции экономического районирования страны в целом, и в том числе Сибири, велись в Госплане под руководством И. Г. Александрова. В отличие от дореволюционной России в основу административно-территориального деления страны предлагалось положить не только количественный состав населения и хозяйственные традиции, но также и «однородные по энергетически-производственному признаку территориально-хозяйственные комплексы», фактически – перспективы развития производительных сил. Энергетический метод районирования, созданный в Комиссии по электрификации России, заключался в определении энергетической базы экономического района для развития в первую очередь отраслей тяжелой промышленности – установка на развитие энергетики, крупной машинной индустрии была важнейшим звеном концепции социалистического строительства.

Поэтому, когда в особом Сибирском бюро Госплана под руководством И. А. Федоровича, профессор М. А. Великанов, бывший сибиряк, предложил разделить Сибирь на экономические районы по бассейнам крупнейших рек, аргументируя это тем, что при слабом развитии сухопутного транспорта «крупнейшие реки являются главными, а иногда и единственными магистралями, а их притоки – сплавными и подъездными путями к этим магистралям, т. е. бассейн реки является не только водосбором, но и грузосбором области» и отсюда «вытекает первый принцип районирования такой страны как Сибирь: нужно проводить границы районов по водоразделам рек <…> Далее следует выделять районы с преобладанием лесоводства, скотоводства, зернового хозяйства, принимая, конечно в расчет мелиоративные перспективы, затем районы с угольной и металлургической промышленностью и проч.» – выдвинутые им принципы не соответствовали общему замыслу, разрабатываемому в Госплане, и требовалось усиление промышленной направленности проекта. В связи с этим в октябре 1922 г. на III сессии ВЦИК XI созыва председатель секции районирования И. Г. Александров представил схему экономического районирования страны, в качестве основного принципа которой выступал принцип «экономической законченности», положивший начало организации территориального развития советской экономики через систему территориально-производственных комплексов. На территории Сибири, граничащей на востоке с Дальневосточной республикой, обозначалось пять областей: Западно-Сибирская с центром в Омске, Кузнецко-Алтайская – центр в Томске, Енисейская – центр в Красноярске, Ленско-Ангарская – центр в Иркутске и Якутская – центр в Якутске (Тимошенко, 1993, с. 135–137).

Проблемами развития хозяйства Сибири и Дальнего Востока в качестве руководителя Сибирской секции Госплана занимался далее близкий соратник И. Г. Александрова И. И. Колосовский. Он проводил в том числе большую организационную работу на местах по созыву съездов для обсуждения проблем экономического районирования и развития производительных сил Западной Сибири (Новонико-лаевск, 1923 г.) и Восточной Сибири и Дальнего Востока (Чита, 1924 г.). Результаты исследовательской работы Н.Н. Колосовского в 1925 г. были изложены в докладной записке на имя председателя Госплана СССР А. Д. Цюрупы. Они положили начало работам по Урало-Кузнецкому комбинату и Ангарской проблеме: в 1930 г. Колосовскому была поручена организация комиссии Госплана по Урало-Кузнецкому комбинату, а в 1931 г. он перешел в Управление по исследованию Ангары заместителем академика И. Г. Александрова (Калашникова, 1970, с. 7–8).

Концепция межрайонного комплекса металлургических заводов и всех сопутствующих производств юга Урала и юга Западной Сибири на базе встречных потоков магнитогорской руды и кузнецкого угля («урало-кузнецкий маятник») стала в первую пятилетку основополагающим инструментом территориального развития всей страны, направившим основной в то время шаг по сдвигу размещения производительных сил СССР на восток. В постановлении ЦК ВКП (б) «О работе Уралмета» от 15 мая 1930 г. отмечалось, что «индустриализация страны не может опираться в дальнейшем только на одну южную угольно-металлургическую базу» и указывалось на необходимость создания «на Востоке второго основного угольно-металлургического центра СССР, путем использования богатейших угольных и рудных месторождений Урала и Сибири». На базе этой концепции стали разрабатываться и реализовываться планы промышленного освоения соответствующих территорий. Так, в предвоенные годы добыча угля в Кузбассе возросла с 1,3 млн т в 1917 г. до 21,1 млн т в 1940 г. В этот период были построены Кузнецкий металлургический комбинат, Кемеровский химический комплекс, Новокузнецкая тепловая электростанция (Перцик, 1980, с. 81–82).

Н.Н. Колосовский развивает базовое представление Госплана 1921–1922 гг. об экономическом районе как о территориально-производственном комбинате с всесоюзной специализацией и дополняет его глубокой проработкой факторов районообразования: «Госплановский термин «районный комбинат», как не трудно заметить, может иметь значение энергетическое и транспортное. По отношению к остальным элементам производственных процессов районов он имеет весьма ограниченное толкование <…> Комбинат можно рассматривать как частный случай комплекса, а последний, в свою очередь, как частный случай группировки <…> Устойчиво повторяющийся, массовый тип производственного процесса и может быть положен при отыскании закономерностей районообразования <…> Представление о производственно-территориальных группировках и сочетаниях (комплексах) в одинаковой мере может быть использовано для изучения процесса формирования как госплановских районов, так и для более мелких экономических единиц внутреннего районирования, вплоть до анализа конкретных группировок производств вокруг небольшого городского поселка» (Колосовский, 1947, с. 6–17). Н.Н. Колосовский вводит в научный и практический оборот понятие производственного комплекса и определяет экономический район как территориально-производственный комплекс со специализацией во всесоюзном масштабе. Согласно его определению, производственный комплекс – это «…такое экономическое (взаимообусловленное) сочетание предприятий в одной промышленной точке или в целом районе, при котором достигается определенный экономический эффект за счет удачного (планового) подбора предприятий в соответствии с природными и экономическими условиями района, с его транспортным и экономико-географическим положением» (Колосовский, 1958, с. 138). Особое внимание обращалось на отбор сочетания и качества подлежащих освоению природных ресурсов: «Реализуемый здесь эффект может быть назван эффектом качества природных фондов. Он измеряется разницей производительности труда, при одинаковых условиях его вооружения, для районов с богатыми ресурсами по сравнению с районами, имеющими в этом отношении средние условия» (Колосовский, 1969, с. 297).

Таким образом, «…экономический эффект районирования заключается в том, чтобы путем рационального разделения труда между районами, путем внедрения комплексности в районное хозяйство и путем районирования сбыта достигнуть роста средней производительности общественного труда как по районам, так и по Советскому Союзу в целом. В итоге достигается повышение работоспособности всей системы. Далее необходимо отметить, что специализируя производства в экономических районах, мы не увеличиваем неравномерность в производительности труда в системе районов СССР, а сглаживаем эти различия, так как направляем труд в каждом районе в те производства, которые выгоднее в нем развивать» (Колосовский, 1969, с. 296).

Превращению концепции территориально-производственных комплексов в основной инструмент территориального развития СССР не только в годы первых пятилеток, но и во все последующие периоды, значительно способствовала разработка Н. Н. Колосовским метода энергопроизводственных циклов. «Типическую, устойчиво существующую совокупность производственных процессов, возникающих взаимообусловлено (соподчинено) вокруг основного производственного процесса, для данного вида энергии и сырья назовем энергопроизводственным циклом. Цикл зависит не только от исходного сырья, но и от вида энергии, используемого в процессе и влияющего на технологию процесса. Цикл надо понимать как историческую категорию, развертывающуюся во времени. Итак, под энергопроизводственным циклом понимается вся совокупность производственных процессов, последовательно развертывающаяся на основе данного вида сырья и энергии, от первичных форм – добычи и облагораживания сырья – до получения всех видов готовой продукции, которые можно произвести на месте, исходя из приближения производства к источникам сырья и энергии и рационального использования всех компонентов сырья и энергетических ресурсов» (Колосовский, 1947).

Точно так же, как в области собственно хозяйственного, экономического обустройства территории Сибири, выбор мировоззренческих установок и представлений решающим образом влиял и на подходы к развитию ее городов в первые десятилетия советской власти. Реализация возобладавшей к началу первой пятилетки установки на развитие крупной машинной индустрии как важнейшего звена концепции социалистического строительства привела к бурной урбанизации Сибири в предвоенные годы – темпы роста ее городского населения даже превысили общесоюзные: если в 1897 г. удельный вес городского населения составил 8 %, а в 1926-м – 12 %, то в 1939 г. – 29 % (Невзгодин, 1999, с. 6). В целом городское население Сибири и Дальнего Востока с 1,5 млн человек в 1926 г. возросло до 5,0 млн человек в 1939 г. (Перцик, 1980, с. 81). Вместе с тем жилищная политика в городах того времени базировалась на идеях псевдореволюционного аскетизма и принципах, в которых главенствовало производство, технологически организуемая деятельность, а жизнь людей рассматривалась в качестве средства, обслуживающего производство, – в качестве приоритетов строительства рассматривалось возведение промышленных предприятий, а строительство социальной инфраструктуры велось по остаточному принципу, что не могло не наложить свой отпечаток на характер застройки индустриальных городов Сибири в период первых пятилеток (Меерович, 1991, с. 152–153; Невзгодин, 1999). Эти, реализованные в первые пятилетки урбанистические концепции, также разительно отличались от идей сибирских профессоров-энтузиастов начала 1920-х гг., приведенных выше, как и возобладавшие и реализованные идеи развития собственно экономического, хозяйственного.

Ситуации территориального развития относятся к развивающимся объектам. Анализ содержания ситуации – это ее анализ в аспекте развития, это выявление противоречий, послуживших (или способных послужить) импульсом к ее запуску и реализации, противоречий, для и вокруг разрешения которых строится взаимодействие участников ситуации – противоречий, которые, трансформируясь в индивидуальные проблемы каждого участника ситуации, служат для каждого из них побудительным мотивом для взаимодействия. Содержание ситуации составляют основные противоречия, для и вокруг разрешения которых строится взаимодействие участников ситуации и которые являются поэтому внутренними движущими силами ее развития. Понять или описать ситуацию можно только через взаимодействие составляющих ее действий – собственное, особенное содержание ситуации не обнаруживается в каждом отдельном действии, оно заключено во всех них сразу: ситуации обладают функциональной, пространственной и временной целостностью.

Не всякое изменение ситуации является развитием. Развитие среди других изменений выделяет одновременное наличие трех свойств – необратимости, направленности и закономерности. Только при одновременном наличии всех трех указанных свойств изменение ситуации можно отнести к развитию. Поэтому содержание ситуации составляют такие противоречия, разрешение которых в ходе взаимодействия участников ситуации ведет к ее необратимым, направленным и закономерным изменениям. Обратимые изменения ситуации характеризуют процессы ее функционирования – воспроизведения системы функций, т. е. поддержания структуры ситуации в ходе ее реализации. При отсутствии направленности изменения не могут накапливаться, поэтому процесс лишается характерной для развития единой внутренне взаимосвязанной линии (графически выражаемой кривой жизненного цикла ситуации). Отсутствие закономерности изменений означает, что не раскрыты какие-то важные движущие силы развития ситуации, способы и характер их взаимодействия, а также отношения и связи участников ситуации в ходе их взаимодействия или характер влияния динамики ситуации, в том числе ожидаемой, – на проявление движущих сил ситуации и действия ее участников. «Закономерные изменения» применительно к развитию ситуации не значит, конечно, «неизбежные», – это такие изменения, для которых уяснены их причины и механизмы.

Результатом развития ситуации является разрешение противоречия в ходе ее реализации, выводящее взаимодействующие посредством нее системы деятельности (или какие-то их подсистемы) в качественно новое состояние. Развитие ситуации как ее необратимое, направленное и закономерное изменение приводит к изменению состава, структуры, характера активности этих систем деятельности (их подсистем), т. е. приводит к возникновению, трансформации или исчезновению каких-то их элементов, связей, отношений и линий поведения. Ситуации складываются и реализуются в ходе столкновения различных сил и тенденций, вокруг и ради разрешения противоречий, которое осуществляется (тем или иным способом – в виде компромисса или конфликта) в результате развития ситуации.

Анализ содержания ситуации дает возможность по-разному (в зависимости от конкретной ситуации и стоящих задач ее анализа) рассматривать стороны противоречия и их отношения – как полюсы, находящиеся в отношениях взаимной дополняемости, как чередующиеся и замещающие друг друга крайности, как «совпадающие противоположности», как непримиримые противоположности, как противоположности, возникающие одна из другой, взаимопроникающие и переходящие в нечто новое. Как восточная (от Лао-цзы и «Книги перемен»), так и западная (от Гераклита и Николая Кузанского) традиция дают здесь большое разнообразие подходов и решений. Фиксация базового противоречия ситуации и характера и способов его трансформации в индивидуальные проблемы участников ситуации, как и самих этих проблем, является важнейшим предметом анализа содержания ситуации. Разрешение такого противоречия или их набора в ходе развития ситуации будет представлять собой равнодействующую реализацию стратегий решения порожденных ими индивидуальных проблем каждым участником ситуации.

Анализ содержания ситуации предполагает выявление внутренних механизмов ее развития. Развитие ситуации как ее необратимое, направленное и закономерное изменение не является однородным – оно представляет собой цепь разнообразных и разнохарактерных событий, каждое из которых может иметь различное, в том числе противоречивое значение для различных участников ситуации. Механизм развития ситуации включает взаимодействие разнонаправленных, подчас – альтернативных, противоположных тенденций развития ситуации, а результат ее развития представляет собой их равнодействующую – достигнутый на момент исхода ситуации «баланс сил» ее участников. Способы реализации взаимодействия этих тенденций, точнее, их носителей, т. е. способы преодоления их разнонаправленности или противоположности – компромисс или конфликт – причем, с разбивкой по фазам жизненного цикла ситуации – также являются частью механизма развития ситуации. Однако в любом случае, в основе механизма развития ситуации лежит столкновение и борьба различных, часто – противоположных, тенденций разрешения основных сложивших ситуацию противоречий и стоящих за ними сил и участников ситуации, оказавшихся взаимозависимыми и взаимосвязанными в ходе своего взаимодействия в рамках ситуации.

Если смысл ситуации формируется характером сознания носителей действий и поведений, вовлеченных в ситуацию, влиянием его особенностей на структуру и содержание ситуации, на динамику ее жизненного цикла, воздействием на него исторического фона и деятельностного контекста ситуации, то значение ситуации определяется тем, какой именно «частью» механизма функционирования и развития системы деятельности, с позиций которой производится анализ, эта ситуация является. Значение ситуации определяется последствиями ее реализации – как для непосредственно вовлеченных в нее носителей действий и поведений, так и для взаимодействующих систем деятельности, сформировавших ситуацию и выступавших внешними движущими силами ее развития. Значение ситуации – это то влияние, которое реализация жизненного цикла ситуации оказала на функционирование и развитие объемлющих систем (сфер и видов) деятельности и тенденции их изменений, изначально сформировавших ее саму, а также те конечные результаты для каждого из участников ситуации, к которым привел ее исход. При этом исход ситуации будет для всех них один и тот же, а влияние и результаты, т. е. значение – разными.

Хотя представление о значении ситуации, т. е. ожидания и устремления по поводу ее исхода в будущем, оказывают решающее воздействие на действия вовлеченных в нее участников в настоящем – формируя их цели, влияя на восприятие и оценку обстановки и воздействуя на объемы выделяемых для задействования в ситуации ресурсов, – оно во многом, а подчас – преимущественно, строится ими на основе языка, знаковых систем, понятий, моделей, а также аналогий из опыта, норм и «рутин», привносимых из прошлого. Представление о значении ситуации всегда строится на основе частично неполного, недостоверного и недостаточного знания – как о возможном исходе ситуации, так и о его возможном влиянии и результатах, т. е. в условиях неопределенности, которая усугубляется неустойчивостью самих ситуаций и нарастающим темпом и масштабом изменений в объемлющих системах деятельности.

Отношения идеального и реального в ситуации интерактивны: налицо как прямые, так и обратные связи. Широта поля создания смыслов ситуации определяется тем, что их понимание (интерпретация) имеет субъективно-личностный, контекстуальный, т. е. именно ситуативный характер. При этом, в силу деятельностного характера ситуации – неопределенности обстановки, вариантности действий участников и неоднозначности ее исходов, то или иное понимание смысла приобретает онтологический характер и становится неотъемлемой составляющей ситуации, активно направляя ее развитие – «овладев массами, идея становится материальной силой».

Ситуации обладают свойством смыслопорождения. Слова, события, символы, тексты, действия, поступки, поведение, попав в ситуацию, часто приобретают новый особый смысл, которого не имели вне ситуации, т. е. воспринимаются и трактуются ее участниками иначе, чем вне ситуации. Смыслопорождающим «фильтром» служит цепь взаимосвязанных событий, происшедших или предполагаемых, образующих ситуацию.

Так два слова – «mortdo nuovo» (новый мир), написанные Америго Веспуччи без претензий на открытие в частном письме влиятельному родственнику, помогли Европе оценить масштаб содеянного Колумбом. Хотя, строго говоря, на вопрос «что произошло» в результате плавания Колумба однозначно ответили нюрнбергские и амстердамские картографы, показавшие, что открыт не путь в Индию, а новый материк.

Или одно событие – удар молнии ночью 9 мая 1421 г., вызвавший пожар в только недавно построенном Запретном городе Пекина, только недавно превращенного в столицу Китая, – стало поводом к свертыванию участия Китая в эпохе Великих географических открытий на море, которое началось для него лет на сто раньше, чем для Европы. В связи с важностью историко-географических и геополитических последствий (т. е. значения) этой ситуации остановимся на ней подробнее.

На протяжении столетий классический Китай постепенно втягивался в дальнюю морскую торговлю, накапливая необходимый опыт, знания, технологии. Уже к концу второго столетия новой эры, в эпоху Хань, китайские купеческие суда плавали в водах Малайского архипелага (Лёве, 2005, с. 176). В Кантоне (Гуанчжоу) эпохи Тан (618–907) уже имелась арабская община в несколько десятков тысяч человек. Она размещалась в отдельном квартале, у нее были свои обычая и мечети, а отношения с администрацией строились по той же модели, что и у представителей китайских торговых гильдий (Каменарович, 2006, с. 172). Арабские купцы, а не сами китайцы, занимались дальней торговлей с Западной Азией. Они вели также торговлю в Чжуанчжоу в провинции Фуцзянь, где в начале XII в. (эпоха Сун) пост инспектора внешней торговли занимал Чжао Юйгуй, обобщивший собранные у них довольно точные и полные сведения о Западной Азии (Персия и Ирак), Северной (Египет и Марокко) и Восточной (Мадагаскар) Африке и преимущественно Средиземноморской Европе в книге «Все иностранцы» (Фицджеральд, 2004, с. 302–303).

После смерти Хубилай-хана в 1294 г. и начала деградации монгольской империи (для Китая – это эпоха Юань, ее вторая часть), сухопутный путь на Запад (знаменитый Шелковый путь), части которого находились теперь в руках враждующих между собой ханов, теряет свою важность, уступая первенство морскому пути. Даже при жизни Хубилай-хана морской путь был приемлемой альтернативой сухопутному – Марко Поло пришел в Китай по суше, а вернулся в Венецию морем, через Индию и Персию. Как акт по обеспечению контроля над важнейшим участком этого пути можно рассматривать более или менее удачные походы Хубилай-хана на Яву. Легко победив неприятельские армии, монголы отводили войска из этих областей с тяжелым для них тропическим климатом, удовлетворившись данью и оставив страну ее собственным правителям. Хану удалось избежать в этом случае повторения своего японского фиаско на море (Фицджеральд, 2004, с. 307, 349, 350).

Когда монгольских правителей изгнали из Китая и династия Мин воцарилась на «троне драконов» (1368–1644), вопрос об обеспечении плавания по морскому пути через Индийский океан к Красному морю встал с новой силой в связи с возрастанием его опасности из-за пиратства. В первой трети XV в. при выдающемся императоре Чэн-ду (Юн-лэ) (1402–1424) империя организовала ряд морских экспедиций, уникальных для Китая как по целям, так и по способу организации. Эти экспедиции направлялись и проводились непосредственно двором, а не чиновниками гражданской службы, военными или каким-то правительственным органом. Во главе экспедиции стоял евнух – Чжэн Хэ, ставший адмиралом всего огромного флота. Экспедиции были очень крупномасштабными и комплексными – их целью фактически было установление влияния и контроля минского Китая в бассейне Индийского океана. Состоялись эти плавания в Индийском океане в период между 1405 и 1433 гг. Всего было отправлено семь экспедиций, в которых приняли участие десятки тысяч человек. Самые первые экспедиции, преследовавшие политические цели в большей мере, чем остальные, и установили господство над Малайзией, Явой, Суматрой, Цейлоном. В Малакке, главном тогда порте Малайзии, султан безоговорочно признал сувереном императора, и Китай сделал его своей главной заморской базой, контролирующей Малаккский пролив и обеспечивающей выход в Индийский океан (Фицджеральд, 2004, с. 308, 309).