Электронная библиотека » Александр Шакилов » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Пока драконы спят"


  • Текст добавлен: 15 января 2014, 00:43


Автор книги: Александр Шакилов


Жанр: Фэнтези про драконов, Фэнтези


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Шрифт:
- 100% +
16. Панцирь черепахи

В Замерзших Синичках была школа. Самая обычная. Весной и летом – пяток лавок у костра на закате; днем работать надо, а не россказни слушать. Зимой, в холода, мэр разрешал ребятишкам собираться в его огромной бане, полгарда за раз помыть можно. Но зимой – только днем, никаких закатов! Проткнутый упаси по темноте залезть в нечистое место! Вдруг встретишься с банником или русалкой, что спряталась от морозов за печью? Русалка ведь зимой свирепей палэсьмурта. С голодухи может черноволка загрызть. Русалка на снегу – страшилище грозное. И не верится, что летом острогой в камышах бил, не боялся. Летом она точно девушка-утопленница, что в иле отдыхала пару седмиц. Только чешуекожая. Острогой хрясь – и неси тушку домой, в горшках по кусочку запекай. Мама Эрика лучше всех умеет закоптить хвост русалки. Копченый жирный хвост с мясистым гребнем-плавником – ух и ах, объеденье!..

Так вот, школа была. А учительствовал в той школе отец Теодольф Заумник, мужчина серьезный и очень строгий. Малышам он пояснял Заповеди Проткнутого, внушал уважение к рунам и чтению, каллиграфии и арифметике. Эрик в той школе уму-разуму набирался вместе с Гель и остальной ребятней. Но гард Замерших Синичек остался далеко за морем. Здесь же, в Пэриме, детишкам предстояло учиться в Университете. В том самом! Самом известном!

Именно в Университет пригнал рабов новый хозяин, по пути сменивший странную личину на образ опрятного старикашки. Как выяснилось, холщовая рубаха до пят – единственная одежда, которую он носил зимой и летом. Он мылся в рубахе и спал в ней же. Обувь не признавал вообще. Говорил, надо чувствовать опору под ногами. Босиком ходил по снегу и льду, по раскаленным камням и мусору площадей – и ничего не липло к его мозолистым пяткам. Оказалось, старикашка – сам Ректор Университета, и звали его… Никто не знал, как его зовут, ибо тщательно скрывал он тайну имени своего. И студенты, и мастера называли старца просто и незатейливо – Ректор.

Эрик смутно помнил, как попал в огромное здание, где его отмыли и напоили, накормили и дали выспаться. Разговоры незнакомых людей были подобны полету ночной птицы над головой: шш-шш… ш-шш-ш. Ректор – негодяй изрядный, загнал талантливых детишек… шш-шш… да только иначе нельзя, инквизиторы в любой момент… ш-шш-ш…

С Эрика сняли рванину – подумаешь, без разницы. Он слишком устал, чтобы хоть как-то реагировать на происходящее. Одели в свежее – ну и что? Но стоило ему заметить миску с похлебкой да круг жареной колбасы, как в глазах его проснулся интерес. О, пища богов! Сам Проткнутый не испытал подобного удовольствия, когда из тела его вынули копья! Эрик с удовольствием засопел и зачавкал, жир капал с подбородка на обнову. Он сжевал колбасу и влил в глотку наваристую похлебку, а потом, забывшись, вылизал миску и даже маслянистые капли на столе промокнул языком.

И услышал:

– О Господи! Старик опять привел Свистун знает кого! Лучше б инквизиторам оставил!

* * *

Эрик быстро освоился. Утром он, отдохнувший в маленькой уютной келье, узнал, что в Университете студенты и профессора разделяются на четыре факультета: богословский, медицинский, профессиональный и словесный. Сухонькая, вечно согнутая карга, менявшая солому на лежаке в келье Эрика, по секрету сообщила, что разделение это такое древнее, что никто не помнит, до войны с песчаниками это придумали или значительно раньше. Поэтому априори считалось, что так было всегда. Мол, заведено так самим Проткнутым, одноглазым Господом-мудрецом, а попытки ввести иной уклад есть происки Свистуна-осквернителя.

Эрику очень понравилось словечко «априори». Он не знал, что оно означает, но понравилось, и все. Эрик запомнил: априори, априори, априори…

Двадцатью этажами здание Университета возвышалось над Пэримом. Ну ничего себе! Нет, не так. Вот так: НУ НИЧЕГО СЕБЕ!!! Эрик никогда не видел сооружений выше, чем в пять ярусов. Исключение – стены замков. И донжоны. Но чтобы светское строение… А ведь оно выдержит и стремительную атаку, и долгую осаду. Двадцать этажей! Кстати, вода в Университете своя, есть колодец, а то и не один. А в глубоких погребах небось полно вина и провианта.

А еще Эрика поразила роскошь убранства.

Особенно впечатлила мебель. Нет, не обычные табуреты и сундуки, коих предостаточно и в хижине распоследнего крестьянина, но настоящие шкафы! И не просто шкафы, а с мозаикой из пластинок эбенового дерева и сандала поверх досок из дуба, ели и березы. Шкафы, украшенные пластинами из панциря черепахи и медными прожилками, спаянными оловом. Собирая старую и укладывая свежую солому, бабка поведала Эрику, что изготовление такой мебели – настоящее искусство. Элементы орнамента не только обжигают и травят кислотами, но еще подкрашивают и гравируют. А эскизы отделки заказывают известным художникам. Например, над зарисовкой вот этого шкафа работал сам Боттичиус Безухий!

В голосе старухи звучало столько благоговения, что Эрик тут же проникся уважением к живописцу. Надо же! Сам Безносый! То есть этот, как его… Безухий!

Эрик бродил по этажам, плутал между колоннами и рассматривал оконные витражи: застывшие в осколках цветного стекла битвы героев с драконами, героев с гидрами, героев с героями, героев с негодяями…

Тут и там стояли простенькие сундуки, задвинутые в темные углы, сундуки, отделанные металлом и моржовой костью, – запертые, не открыть. Да и пытаться не стоит – старуха не столько уборкой занималась, сколько следила за Эриком. В который раз уже объявилась рядом и, шамкая, поведала, что в сундуках хранятся принадлежности для занятий. Щипчики-ногтедеры и тисочки под локтевые суставы – для лабораторных работ палачей-дознавателей. Наборы посуды – для лизоблюдской кафедры. Кувшинчики с медом поэзии – для рифмоплетов. И так далее, и тому подобное. Но кое-кому рановато совать свой нос куда не следует – запросто могут прищемить. Случайно, конечно.

Эрик вежливо поблагодарил каргу за совет, пожелал удачно снять паутину с гобеленов, а сам отправился дальше. Он заходил в помещения с рядами столов и ящиками для хранения берестяных свитков. В каждом зале стояло большое кресло, обтянутое воловьей кожей. В одном таком кресле Эрик даже устроился, дав отдых ногам. И сразу же старуха – откуда взялась?! – вытирая пыль в дальнем углу, сообщила, что там сидят только мастера-преподаватели.

Эрик поспешно вскочил:

– Госпожа, извините, но почему в этом огромном здании, кроме вас и меня, совсем нет людей? Никого нет! Я все утро хожу и никого не встретил!

– Ну почему же никого? – хитро прищурилась карга. – Есть люди. И студенты есть, и мастера. Просто… Просто ты их не видишь, Эрик. И они тебя не замечают. Но если хочешь…

– Хочу, госпожа, хочу!

Руки служки неимоверно тряслись, как это бывает у очень старых людей. Она притронулась мизинцами к вискам Эрика, а большими пальцами ткнула ему в подбородок – и он прозрел!

Сотни людей вокруг, в широких коридорах не протолкнуться. Юные девушки кокетничают с мускулистыми парнями. Почтенным мужам уступают дорогу, им кланяются при встрече. И звучат гомон, смех и степенные разговоры. А вместо карги-служки – старичок-хозяин. Ректор!

– Ну что, малыш? А ты говорил: нет никого. Иди, знакомься! Учись!

И Эрик пошел.

А что ему оставалось делать?

17. Мастер Заглот, или Год за три

Если б у Эрика спросили, куда подевалась Гель, он бы долго морщил лоб, вспоминая, о ком речь. Да так и не вспомнил бы. Гель… Какая Гель? У Эрика имелись дела поинтереснее, чем думать о прошлом. Эрик познавал секреты будущей профессии, у него ведь талант лизоблюда, а таким даром не размениваются по пустякам. Наградил Проткнутый от щедрот, не миновала чаша сия – вперед, действуй.

Рассказывая о наградах Господа, мастера почему-то морщились, как от зубной боли, и сплевывали куда ни попадя. Бывало, Рихард Заглот, уважаемый человек, преисполненный достоинств, читает лекцию по курсу «Введение в основные специальности», а как вспомнит о щедрости Господа, так и харкнет на паркет.

Студенты в растерянности. Чего это он? И зачем? Ведь талант. То есть дар. Проткнутый подарил! Не пожалел Боженька, осчастливил. Это ж замечательно!

А профессор что-то шепчет о бесплатном сыре в мышеловке. Да только студиозусы не любят ушки напрягать. Хочешь сказать – громче кашляй. Или молчи, не изнуряй намеками.

На лекциях Заглота собиралось много народу. Даже слишком много. Эрик и представить не мог, что в Мире Гардов обитает столько лизоблюдов. Да-да, он наивно думал, что все студенты – лизоблюды. Только через пару дней, познакомившись с Лантисом, нескладным, чересчур стеснительным мальчишкой, Эрик с удивлением узнал, что профессора Рихарда посещают все без исключения послушники Университета, вне зависимости от таланта и профессии. К примеру, Лантис приехал в Пэрим, чтобы обучиться ремеслу скальда. А он, Эрик, кто и что здесь делает? Какой у него талант?

Отпрыск Сохача не ответил на вопрос нового знакомца, отшутился. Уже тогда он начал понимать, что его талант не в почете в этом Мире. Лантис на него даже обиделся за шуточки и целую седмицу не здоровался. А потом они случайно нашли выход на крышу и завели обычай чуть ли не каждый вечер оттуда глазеть на дамочек-звересловов, объезжающих песчаных драконов. Дамочки все как на подбор были красивыми блондинками с распущенными по ветру волосами. Драконы степенно размахивали крыльями вблизи дракодрома, построенного по соседству с Университетом, на берегу реки Гангрены…

Так вот, если б на лекции мастера Заглота у Эрика спросили о Гель, что с ней и где она, он ни на мгновение не замешкался бы, ведь та сидела двумя рядами ниже, в окружении подружек, чернявых и смешливых. Да и как забыть красотку, с которой столько пережил?! Эрик пообещал себе, что, когда вырастет, женится на светловолоске. Если, конечно, прелести ее не увянут к тому времени. Но, покидая аудиторию, Эрик напрочь забывал о прошлом. И о Гель в том числе. И о матери. Не вспоминал брата и сестру. И отца будто не было никогда. Была только учеба. Эрику казалось, что важней всего на свете овладеть профессией. Пусть Эрика-умельца перепродадут втридорога, пусть так он отплатит кров и науку.

Но вернемся на лекцию профессора Заглота. Обратим внимание на этого достопочтенного мужчину, ибо человека семи локтей ростом нечасто встретишь в Мире Гардов. За спиной профессора поговаривали о том, что его матушка согрешила с троллем из Мира Снежных Великанов. Заглот никак не реагировал на пересуды. Ему было все равно. Он – настоящий профессионал. Это чувствовалось в каждом жесте Заглота, в каждом слове и взгляде.

Многие поколения студиозусов заключали пари на то, каково истинное призвание громадины Рихарда; ну не всегда же он преподавал, да? Кое-кто утверждал, что Рихард Заглот – настоящий палач, кат от бога, расходующий жизнь свою на стоны пленников. Иные с пеной у рта уверяли, что великан – скальд, в прошлом неудачно сложивший вису в честь… не будем называть имен. Или же он растреклятый лизоблюд, да укоротятся дни его. Обычный перевертень? Феникс-огнеборец? Чем Свистун не шутит, самый что ни на есть шут? Гороховый?! Или, прости Проткнутый, вльва? Хотя вльвами бывают только девушки, ха-ха, то есть девственницы.

Глядя на Заглота, тяжело было назвать его девушкой. И вдвойне тяжелее – девственницей.

– Вы все здесь под моим надзором. Я ваш тюремщик! Я сюзерен! Зовите меня мастер Рихард Заглот!

Говорил он неторопливо, будто тщательно пережевывал кусочек заморского деликатеса, достойного быть королевским завтраком.

– Многие знакомы со мной не понаслышке. Вряд ли им повезло, но все-таки! Иные не видали меня доселе, и это печально. Но теперь, уверен, радость переполняет их никчемные сердца, ибо я обязуюсь выбить из их вонючих комков плоти все дерьмо, взамен наполнив… чем?! Правильно, счастьем!

Заглот вещал долго, без перерыва, закрывая глаза и почесывая щетину на подбородке.

– Вновь прибывшие обманчиво уверены, что они и так счастливы. Я вынужден их разочаровать. Нет. Нет. И еще раз нет. Счастлив лишь человек свободный, ибо он имеет на счастье право. Вы же – все! – рабы! Вас так или иначе купил Ректор. Ты, вихрастый, – трэль. И ты. И вон та светловолосая красотка тоже. Как вас зовут, госпожа? Гель? Гель, вы – трэль. Вас могут продать, обменять, выпороть и выкинуть, как мусор, в выгребную яму!

Казалось, мастер Рихард наслаждается ничтожностью студентов. Особенно мастеру нравилась та часть лекции, где речь шла о выгребной яме.

– Жизнь многих из вас закончится в выгребной яме. За непослушание вас накажут согласно статутам Университета. Накажут сурово, но справедливо. И вы обязательно окажетесь в выгребной яме. Мухи, слепни, оводы и тарантулы будут жалить ваши лица, ваши носы и груди. Под веки забьется гниль, в ваши рты засыплют навоз. Вы будете умирать медленно, мучительно. Дерзких и глупых ждет выгребная яма, вы должны это четко уяснить!

Голос Заглота внушительно звучал в полумраке аудитории. Студенты молча внимали. Только мальчишки на галерке шептались о том, что Заглот наведет страху на новичков, а потом напьется в кабаке «Маму три раза», что в полуквартале от Университета. Еще говорили, что не помнят ни одного студиозуса, которого отправили бы в выгребную яму.

– Я открою вам тайну, чем вряд ли обрадую, но все же… Вы – лишние. Аномалия семени ваших родителей. Пережиток прошлых времен, когда Мидгард не знал Проткнутого. Когда не было ни Мидгарда, ни Мира Топей, никакого вообще иного Мира, но был лишь Мир Профессионалов. Вы – остатки того древнего начала. Излишки! Вас не должно быть. Но вы есть. И только под крышей Университета вы в безопасности! Еще раз: вы – излишки. Повторяйте за мной: я – излишек!

Сотни глоток исторгли:

– Я – излишек!!!

Заглот удовлетворенно кивнул:

– Меня никто не любит!

Многократное эхо:

– Меня никто не любит!!!

– Кроме Ректора и мастеров!

– Кроме Ректора и мастеров!!!

Эрик тщательно повторял со всеми, голос его вплетался в ткань хора. И с каждым словом, произнесенным вслух, он все больше и больше проникался уверенностью, что да, так оно и есть, ничего не изменить. Эрик – трэль, он должен, априори должен. Всем. Его жизнь – ничто.

– Есть Закон, согласно которому вас, излишков, умерщвляют при рождении. Или в утробе матери. Вместе с матерью. И отца заодно. Дабы исключить зачатие нового уродства. Всех! Всех ваших родственников, согласно Закону, должны посадить на кол и после смерти сжечь! Закон суров, мы бессильны что-либо изменить, мы – я и вы! – обязаны подчиняться.

Мастер Рихард закашлялся, вынул из складок плаща плоский, на десяток глотков, кувшинчик, изрядно отхлебнул. Эрик услышал сзади шепот: сдает потихоньку Заглот, уже на лекции рот полощет, при всех. Интересно, что на сей раз в кувшине, а? Красное вино, настоянное на бузине и шляпках мухомора? Или белое, смешанное с закваской оленьих рогов для поднятия мужской силы? Сзади хихикали: ежели Заглот желает отдаться страсти, ему придется опорожнить пяток таких сосудов. А то и больше, ха-ха.

Эрику было не до смеха. Он думал о маме, сестре и Хеде. О том, что родительский дом, наверное, сожгли, а на пепелище рыщет старший брат-мертвяк, и домовой воет по ночам печально и протяжно…

– Согласно Закону, дабы спастись от кары инквизиторов, родственники излишка должны продать его в рабство, тем самым лишив права на свободу и счастье, а также предупредив Ректора о пополнении рынка талантов. Ректор, как вам известно, покупает излишков и доставляет их в Университет.

Закон, отец, рабство… Эрик сдерживал слезы только потому, что Гель рядом, а она не плачет. На кого ни глянь, всех продали родители, или тетушки, или братья, или…

Ничего особенного. Всех предали. Дабы спастись от кары инквизиторов. Малой кровью отмыли большой позор.

Эрик вспомнил щукаря, который хвастал, что отправил к праотцам человека в сутане, и мысленно сказал ему спасибо.

– Ученики мои, вы не такие, как ваша родня. Вы отличаетесь от соседей по гарду. У вас есть талант. Да?!

– Да!!!

– А за талант надо платить.

– Но ведь это дар Проткнутого?! – крикнул кто-то с верхних рядов.

– Верно, дар. Но платить надо. – Мастер Рихард глотнул из кувшинчика.

– Чем?! – Тот же голос.

– Жизнью.

Больше не было вопросов. Все ждали продолжения, даже те, кто знал, о чем речь. И Заглот продолжил:

– Излишки многое умеют, они сильнее обычных людей. Я скажу больше, я скажу то, что говорить запрещено, о чем даже думать нельзя. Я скажу: излишки лучше обычных людей!

Хихиканье за спиной Эрика: напился Заглот. Хоть и громадина, а потреблять не умеет, чуток на язычок – и поплыл мастер, ерунду несет, байки травит.

– Да, лучше! Лучше! Излишки достойней! Но ведь и плата… Излишек живет год за три – после введения в специальность. Если кто не понял, я поясню. С сего момента вы – лучшее, что есть в Мидгарде! Вы непременно овладеете навыками профессий, но за науку заплатите собственной жизнью! Ваша молодость быстро закончится! Ваша старость не за горами! Я!.. – Мастер Рихард сорвал голос, закашлялся. – Я беру ваши годы в оплату за грядущую науку! Кто не желает, кто против, покиньте аудиторию!

Тишина, все застыли.

– Я против! – послышалось сверху.

– Вы можете покинуть аудиторию, – улыбнулся Заглот, – но путь отсюда только один: в выгребную яму.

Эрик пристально смотрел на дверь. Никто не вышел.

18. Гончая

Обернуться гончей легко. Надо просто захотеть – и нет проблем: длинные лапы, поджарый торс, вытянутая морда. Беги-спеши, кусай-хватай, ведь мастер устроил охоту на зайца – начать велел от рынка в центре Пэрима и, если что, через ворота выскользнуть из гарда на своих четырех. Пора вам, милочка, привыкнуть к чужому вниманию.

Гель это внимание костью поперек горла.

За два года учебы в Университете она так и не научилась игнорировать обычных людей. Все казалось, что на нее поглядывают искоса, что вот-вот из-за угла выскочит злобный инквизитор, схватит за локоть и потащит на костер. Дабы сжечь. Или предать огню. Или то и другое сразу. Уважаемые жители Пэрима, Святая Церковь схватила излишка, свободно разгуливающего по гарду, а ведь Закон категорически возбраняет…

Сколько раз она вопрошала мастера Сиддина о Законе? Ох, не сосчитать. Все мимо и без толку. Мастер Сиддин, любимый наставник Гель, улыбался в ответ и говорил. Что-то говорил, Гель никогда не запоминала, что именно. Однако после этих бесед она частенько нарушала Закон, выбираясь на улицы гарда и пугая торговок рыбой перевоплощениями. Уж скопой-то Гель побывала не единожды, пока не научилась подхватывать с прилавка самую крупную щуку.

Тогда, давно, мастер Сиддин довольно кивнул: «Вот теперь, деточка, я уверен: от голода ты не умрешь».

Другое дело – гончая. Не крылья, а лапы и хвост. Да посреди рынка, где яблоку не упасть, надо присесть как бы по нужде. Только напыжишься, предвкушая боль трансформации, как все начинают на тебя пялиться, будто смотреть больше не на кого. Мастер Сиддин постоянно твердил, что надо оборачиваться так, чтобы народ не замечал твоих движений. Он показывал, как это делается. Но, похоже, для Гель Проткнутый пожалел таланта, отмерил самую малость – она всегда привлекает внимание.

Короче говоря, на рынке сегодня такое завертелось, такое! Люди, пахари, бряцанье металла… А всего-то Гель присела на корточки и принялась ждать. Долго ждать. Два-три вздоха. Или даже четыре. Пахари шарахались от нее, чуя опасного зверя. Люди обходили, признав… кого? Перевертня-ученицу, студиозуса Университета? Ха-ха, не смешно!

Однажды при подобных обстоятельствах на Гель напали. Меч залетного риттера рассек воздух у самых золотистых кос, чудом не зацепив череп. Наемник-гуляка с похмелья за побирушку принял, решил уважить острием в висок, чтоб не плодилась нищета. Из добрых побуждений парень действовал. Подскочил, размахнулся двуручником – и себя же по темечку приложил. Знатно приложил, от души. Если б не шишак, к праотцам отправился бы. На ногах-то он устоял, да намека не понял – опять на Гель замахнулся. Вот тогда она и вцепилась ему клыками в глотку.

После того случая с Гель вообще перестали разговаривать коллеги. То есть студенты. Ее и раньше сторонились, отвечали на приветствия скупо, не поднимая глаз. Ни один парень ни разу не оказал ей знака внимания. Будто в Университете не излишки учились, а баронство голубых кровей на лекциях зевало. И потому Гель до сих пор девственница, как уродина какая. А ведь это не так! И годы идут… Год за три по Закону…

Эх!

Обернуться гончей легко. В одно движение: раз – и готово. В мастифа превратиться сложнее. Без особых штучек – ножей – не обойтись. Настоящему перевертню приспособы не нужны, это просто Гель такая неумеха. Правда, мастер Сиддин говорил, что плотнику и кузнецу без инструмента никак, а чем перевертень хуже? Но почему-то единственные подруги Гель, пышногрудые южанки-хохотушки, запросто обходятся без ножей. Оп-па! – и хвостами виляют. А Гель…

А что Гель? Смирилась уже, талант-то не обменяешь. Было бы забавно махнуться, к примеру, с шутом. Он – колпак и улыбку, а Гель ему – неумение без железа мастифом обернуться. Швырни на землю три ножа, кувыркнись через них – и потихонечку обрастешь шерстью. А вот если девять ножей остриями кверху воткнешь, почти сразу обернешься, но заскулишь и взвоешь – потому как слишком быстро, а значит, больно. Так мастер Сиддин говорит, а Гель верит ему как себе.

Она – светловолосая девушка, тело которой достойно восхищения. У нее есть особый талант, не самый уважаемый в Университете, презираемый в Миру, но все-таки.

Гель – охотница.

Она умеет превращаться в собаку. В мастифа, если хозяин пойдет на черноволка. Или в лайку – на палэсьмурта. А может и гончей обернуться, если надо догнать косулю или поймать песца. А коль угодно уток набить, Гель взмоет в поднебесье соколом. При охоте на дракона барсом зарычит страшным-страшным.

Гель еще не пробовала стать барсом, но теорию вызубрила четко: подкрадываешься к дракону сзади – осторожно подползаешь на мягких пушистых лапах и, запрыгнув на спинные гребни ящера, перекусываешь хребет в трех точках.

Почему именно в трех, а не в четырех или в пяти? Гель не спрашивала, Гель осваивала науку. И если б у нее поинтересовались насчет рыжего мальца, с которым прошла она бок о бок Долину Драконов, вкушая кровь отца его, Гель не ответила бы, не вспомнила о ком речь. В голове ее нет места для прошлого, там и так с трудом поместились тысячи правил и указаний, считанных с бересты и папирусов. От витиеватых букв, закапанных огарками переписчиков, до сих пор рябит в глазах.

Мальчишка? Рыжий?

Гель не знает такого.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации