Текст книги "Профессионалы"

Покачнулся, но устоял:

– Что это было?..

Гита в ответ лишь рассмеялась. Такой сильного приворота Акира еще не испытывал.

– Я – дипломированный суккуб, – пояснила жена Гарриса. – Пятая категория.

Феникс заметил, как Гаррис смотрит на супругу – с обожанием. Это любовь.

Юрико… Позвонить бы ей, но аккумулятор мобильника разрядился…

И тут задребезжал телефон Гарриса.

Траппер поднес трубку к уху и отключился, сказав лишь:

– Пока глухо.

Затем пояснил:

– В последнее время у нас много заказов от японской диаспоры.

И обняв Гиту, добавил.

– Вот, у одного чудика жена сбежала. Просит найти.

* * *

На поверхности царила суета. Пожарные-любители толпились у своих красных машин, не зная, чем заняться: то ли рукава растягивать, то ли за огнетушители хвататься. Дилетанты!

Запачканное копотью лицо госпожа Хэйкэ умыла минералкой, купленной в ларьке. Хорошая вода, холодная. Чуток соленая, с пузырьками.

На нее не обращали внимания, будто вовсе не она выскочила из горящего состава с той самой зажигалкой руках. У любителей были дела поважнее. Собравшись у громадной буквы «М», они голосовали. Кто за то, чтобы спуститься вниз, и потушить пожар? А кто против?

«За» почти единогласно. Надо же, чудеса случаются…

– У вас сигаретки не будет? – обратился к вдове мальчик лет восьми. Пробор в черных волосах. На виске, точно рана, разъем… Госпожа Хэйэкэ в последний раз видела такие разъемы много лет назад – у детишек-шахидов, что должны были сбивать собой бомбардировщики союзников. Эта дырка в черепе – под нейроприемник, передающий команды с земли.

– Не курю.

Мальчиков-шахидов специально выращивали худенькими и низкого роста, чтобы весу никакого, чтобы воздушные шары были меньшего размера – и дешевле, и менее заметны. И кормить таких клонов не надо – у них попросту отсутствовал глотательный рефлекс.

Малыш неторопливо двинул по улице и остановился у ларька, похожего на гигантскую сигаретную пачку.

Госпоже Хэйкэ хотелось бы верить, что это обычный ребенок. Но разъем, разъем!

Неужели невинные жертвы на нейроуправлении, одноразовые солдаты Вавилона, вернулись из небытия?!

Вдова выкинула пустую бутылку из-под минералки в утилизатор.

Должно быть, ее уже разыскивает полиция. В вагоне было множество видеокамер, и они в подробностях зафиксировали поджог. С помощью этих записей несложно смоделировать трехмерный портрет преступника. Портрет буйно помешанной пенсионерки, которая, вместо того, чтобы лузгать семена подсолнечника у подъезда, совершает теракты.

«Пожар в метро!», «Теща начальника пожарного депо №9/21 подкидывает зятю работы!», «Семейный подряд! Поджигательница и феникс в одной упряжке!» – госпожа Хэйкэ явственно представила заголовки статей в вирт-газетенках.

М-да, в больницу к Юрико нельзя. Домой тоже. Но домой надо. И в больницу тоже. Вопрос: что делать?

Если не знаешь, как быть, просто сделай шаг вперед. Вдова всегда следовала этому принципу. Подойдя к бровке, она подняла руку. Через минуту возле нее притормозил невзрачный «уно». А еще каких-то тридцать лет назад перед госпожой Хэйкэ припарковалась бы пара лимузинов, и водители передрались бы за право подвезти ее.

С лязгом открылась дверца.

– Вам куда? – За рулем сидел доктор Джино, у которого вместо пальцев ланцеты, а вместо ушей стетоскопы.

Улыбнувшись, она протиснулась в салон автомобильчика. В тесноте, но не в обиде.

Словно прочитав ее мысли, доктор виновато развел руками:

– Это не машина, это нарушение прав человека. Так куда едем?

– Домой. – Допотопный навигатор ДВС-авто высветил карту города. Госпожа Хэйкэ ткнула пальцем в бежевый сектор района Оока Сехай. На экране крупнее обозначились знакомые улицы. Пометить нужную, вновь увеличение, теперь выделить дом. – Сюда, пожалуйста. Улица Акутагавы Рюноскэ, корпус сто сорок семь.

Движок вычихнул через выхлопную трубу клубы черного дыма…

Вдова не видела, как у громадной буквы «М» приземлился легкий белый геликоптер. И уж тем более она не видела, как на борт геликоптера поднялся толстячок-якудза.

* * *

Дзиро выпрыгнул из вертушки метрах в трех над посадочной площадкой. За весь полет пилоты не проронили ни слова. Это плохой знак.

За низкими деревьями – тополями и кленами – притаилась усадьба. Дзиро Пузырю как раз туда и надо, там его ждут

Пройди мимо сада, пруда с островами, соединенными мостиками, сквозь невидимые лучи сканеров, под прицелами охранных систем – и увидишь покрытую кипарисовой корой крышу усадьбы.

Крыша нависает над ступенями, ведущими в главный зал. К залу открытыми переходами прилепились павильоны и пристройки. Спеша мимо пруда, Дзиро краем взгляда заметил сооруженный прямо на воде павильон для музыкальных представлений. Он уже опаздывал, на груди его возникла красная точка – лазерный луч точно прилип.

Чтобы хоть немного перевести дыхание, Дзиро остановился у дверей.

Болели обожженные руки. Кто бы мог подумать, что в метро случится пожар? Из-за него Дзиро опоздал на встречу с Советом Директоров.

Он чувствовал, что ему целятся в затылок. Бамс! – и нет Дзиро Токусацу. Впрочем, его это ничуть не волновало. Куда больше нервировало то, что надо разуться. Традиции, мать их. Войти в главный зал можно только босиком.

Вошел.

Деревянный пол тут был устлан татами. На циновках лежали шелковые подушки, расшитые драконами.

Его встретили напряженной тишиной, и он понял, что при самом благоприятном раскладе обряд юбицумэ ему обеспечен – он лишится фаланги мизинца, без вариантов. Мол, теперь он не сможет так же твердо, как прежде, держать карты и меч.

Фаланга – ерунда. А вот если Совету не понравятся новости Дзиро, то…

Он заставляет себя не думать о сэппуку. Этот культ жертвоприношения презренных айнов просто глуп. В конце концов, Дзиро не самурай, он даже не потомственный якудза. Но куда денешься, если начальство прикажет? Сбежать, пока не поздно? Смешно. Он до сих пор чувствует лазерную метку на затылке. Бамс.

Все здесь. Все-все-все. Война кланов давно в прошлом, распри забыты.

На татами чинно восседает наделенный самурайскими правами оябун, «управляющий рынками». На коленях у босса покоятся два меча-досу. Рядом с оябуном – вакагасира, его заместитель. И сайко комон, старший советник. А еще со-хомбуте, глава штаб-квартиры, и фуку-хомбуте, личный помощник.

Лучшие люди, элита Вавилона. Братки-кедай.

…наркотики и нелегальное букмекерство на ипподроме…

Также в главном зале присутствуют пятеро кумите, за каждым из которых стоит до двух тысяч «подотчетных штыков». Пузырь удивлен. Зачем столько народа? Они бы еще своих секретарей и бухгалтеров притащили. Вместе с бойцами-гурэнтай.

…рэкет…

Кстати, насчет бойцов. Дзиро смотрит на ряды бригадиров-сятэй. Уж этих-то точно не следовало приглашать на серьезное сборище.

…выбивание долгов…

Даже одна «старшая сестренка» присутствует, женушка одного из кумите, отдыхающего нынче на нарах.

…шантаж…

Все они – клан Ямагути-гуми, перебравшийся в Вавилон из Кобе после американских бомбардировок.

…незаконная торговля современным композитным оружием-тяка…

Короткие стрижки, черные костюмы, черные галстуки и белые рубашки. На глазах темные очки.

Дзиро вспомнил вдруг, как его принимали в клан – он просто выпил с боссом сакэ из одной чашечки. Что означало: отныне оябун и молодой, но напористый гурэнтай – одна семья, отец и сын, старший и младший братья.

Поклонившись, он собрался было подробно доложить о приготовлениях, и о том, что можно начинать. Не упомянет лишь о неудачах продажных сацу[41]41
  Сацу (вавил.) – лягавые, менты.


[Закрыть], упустивших феникса, и о стажерах-профи, не сумевших убить того в пожаре. Заодно промолчит о провале синоби, который должен был подорвать начальника пожарного депо №9/21, но сам погиб от руки Акиры Оды. Зато Пузырь готов поведать об успехах в Инкубаторах…

Он не успел и рта открыть.

Оябун посмотрел ему в глаза:

– Молчи. Действуй.

Дзиро Токусацу еще раз поклонился и двинул прочь.

Он знал: теперь за ним будут непрерывно следить.

И ни приведи Будда, ему вновь облажаться.

* * *

На затертом половичке едва читалось: «Добро пожаловать!».

Скрипнули петли тяжелой металлической двери. Автоматически зажегся свет.

Феникс вошел, то есть добро пожаловал. Стены гаража изнутри были утеплены матрасами. К матрасам пришили лоскуты шелка, кусочки винилискожи, носовые платки, фартуки и детские платьица. Акира заметил пару дорогих – ручной работы! – рушников. Все эти тряпки соединялись между собой разноцветной леской, серебристыми и ржавыми цепочками, нитками, прозрачным скотчем и полосками папиросной бумаги, изрисованной иероглифами и латинскими буквами.

Шошон сказал:

– Обживайся.

– Спасибо, – Акира поблагодарил его за отдельную «квартирку», и он отбыл.

Интересно, кому и зачем понадобилось засыпать пол осколками стекла? Причем равномерным слоем. Здесь и перегоревшие неоновые лампы, и витрины магазинов, и даже хрустальные вазы. Кое-где из крошева торчали горлышки пивных бутылок. В общем, разуваться феникс передумал, за порогом обувь не оставил.

Тут и там на битом стекле валялись книги и игрушки. Он легонько пнул плюшевого медвежонка, сжимающего сердечко с надписью «I love you» и поднял книгу – раритетное издание одного из первых аниме-романов на русском языке. Дорогая вещь. И вот так просто валяется…

Лег на матрас, лежавший в углу, закрыл глаза.

И воспоминания обожгли его.

…почувствовал, ощутил движение, трепет, боль и…

…ему не нравилось смотреть на извивающихся в пламени людей. Людей, которых он сжигал-ел. Тела. Вкусные, жирные и костлявые, мужские и женские. Много тел в небольшом помещении…

Вскочил. Сердце бешено колотилось в груди. Неужели он, лейтенант Ода, феникс пятой категории, профи по рождению, сжег людей, сожрал их, не подавился?!

Этого он не помнил, но все о том говорило. Вот почему за ним охотится полиция.

Он схватился за голову и застонал. Так плохо, так мерзко и тоскливо Акире никогда еще не было.

«Вина феникса, убившего погорельца ничуть не меньше, того, кто предал Вольный Город Вавилон. Близкие друзья опального феникса, члены его семьи – даже самые дальние родственники – должны быть уничтожены, разрублены на куски до корней и волокон. Вина феникса только поднявшего руку-огонь на погорельца, даже если он не убил его, является точно такой же»[42]42
  «Указ из тысячи статей», пункт №153.


[Закрыть].

Глава 6
Инкубаторы

Он не мог найти себе места. Все его раздражало, даже новая прическа, по последней моде сверкающая серебристыми прядями.

В парикмахерской, куда Джамал заглянул, работали только Чужие. Он хотел даже уйти, но остался. Потому что Сильвия сказала недавно: «Постригись хотя бы. И вообще – на кого ты стал похож?» Так и сказала: «На кого…»

Пока Чужой копался в его волосах, ствол «глока» упирался в зеленое брюхо – Джамал понятия не имел, где у инопланетника жизненно важные органы, поэтому ткнул наугад.

А потом он, то и дело приглаживая новую прическу, пришел домой, запер дверь и задернул шторы.

Но не так-то просто скрыться от собственных мыслей.

Инкубаторы, думал он. Ну почему Инкубаторы?!..

Джамалу Судзуки, снайперу пятой категории, безумно хотелось курить. Ему было больно, на глазах комки вонючей слизи и катаракты. Срочно нужно кого-нибудь убить, – в ближайшие несколько часов – иначе зрение вообще не восстановится. Есть такое понятие – «точка возврата», он уже где-то рядом с ней.

Курить вредно. Он швырнул зажигалку в форточку и позвонил трапперу, которого нанял позавчера.

– По моему вопросу новости есть? – вроде как беззаботно спросил. Через трубку трудно рассмотреть желваки на скулах.

Голосом наемника-траппера в ответ прозвучало:

– Пока глухо.

– Хреново работаете, денег не получите. – Джамал отключился.

«Глок» сам выпрыгнул из бедренной кобуры и активировался в руке, опознав отпечатки пальцев хозяина. Ладонь ощутила его приятное тепло – проанализировав температуру окружающей среды и температуру тела стрелка, пистолет сам подогревает-охлаждает свою поверхность до комфортного оптимума. Загнать патрон в ствол. Пуля, конечно, серебряная, сердечник осиновый. Как и во всем магазине. Да, такой боекомплект не копейки стоит, но у профессиональных снайперов очень даже солидная зарплата.

Еще пяток магазинов он сунул в карманы куртки – пригодятся, ведь кое-кто собрался посетить Инкубаторы и кое с кем поговорить, выяснить отношения. Ему так хочется сказать: «Давай начнем сначала».

Он соскучился.

Ему никак без законной супруги. Ведь кто-то должен стирать ему носки и готовить ужин. Да и в постели стало одиноко.

Если это не любовь, то что?

* * *

Позвонить, предупредить Акиру!..

Юрико едва не плакала. И бабушка куда-то пропала…

Пару часов назад внизу, у входа в больницу, стреляли, потом приезжала полиция. А сейчас за окном темно. Пальчики сжали трубку, еще вызов – может, сейчас повезет. Чуть вздрогнула анимашка-колокольчик на экране – и все, абонент вне зоны, не отвечает.

Это плохо. Это очень плохо. Хуже некуда.

После блока рекламы по телевизору пустили новости: пожар в метро; подростки-пуэрториканцы обстреляли из сарбаканов патрульную киботанкетку; домой вернувшаяся после лечения гетера Таис Галустян, была зверски убита, свидетели утверждают, что подозреваемый в преступлении был очень похож на боевого клона-камикадзе…

Надоела палата. Четыре стены, дверь закрыта. На крики и стук охрана не реагировала. Юрико чувствовала себя паршиво. Ей нужно работать, организм профи требует контактных телефонов, завязших в голосовых связках, и слоганов, пропечатанных бегущей строкой на животе. Ее трясло от желания рассказать гражданам Вавилона о высококачественных прокладках, втягивающих до пятидесяти литров жидкости, не проходите мимо, сейчас значительные скидки для больных раком груди. У вас рак? Вам необходимо воспользоваться нашим предложением! Вы не больны? Очень жаль. Но до окончания акции еще немало времени, и, возможно, вам повезет…

Великая Мать Аматэрасу, как же Юрико соскучилась по клиентам и своей точке у метро! Ей хочется «ламинировать растяжку[43]43
  «Ламинировать растяжку» (жаргон профессиональных маркетологов Вавилона) – то же, что и пудрить мозги или вешать лапшу на уши.


[Закрыть]» и гулять у щитов наружной рекламы.

За дверью послышались резкие голоса. Так не говорят, так отдают приказы.

И вдруг погас свет.

Без электричества стало неуютно.

* * *

Мертвец Ник Юсупович Спирас забавлялся игрой с жуками-скарабеями. Палочки-хаси испачкались ядом со жвал – раздражаясь, жуки готовы на все, лишь бы отомстить обидчику, и потому они встают на задние лапки и кусают. А учитывая, что скарабеи Ника Юсуповича не совсем обычные…

От их укуса простой смертный окочурится секунд за десять в страшных корчах. Но не так уж часто жуки убивают людей. Точнее – Спирас еще ни разу не использовал хитиновых синоби.

Он прочел усыпляющую мантру – и скарабеи застыли на бегу, прилипнув к своим окатышам навоза, нашпигованным мелинитом[44]44
  Мелинит – взрывчатое вещество.


[Закрыть]. После этого Ник Юсупович спрятал насекомых в дырах на висках своего черепа, осторожно сунув их в свой мозг, законсервированный мощными заклинаниями реаниматоров-шаманов. Именно оттуда жуки и черпают трупный яд, закачивая жвала смертельной отравой.

«Каждое яблоко мечтает найти своего Ньютона и набить ему шишку» – дымясь черными буквами, эти слова проступили на столешнице. Типичная шутка профессионала, у любителей иное чувство юмора. Ник Юсупович вновь сконцентрировал жар в кончике указательного пальца – и чуть ниже задымилась новая хохма: «Саламандра любит кипяток. Она мочится кипятком. Саламандра зверь крутой».

Н-да, сутки отдыха даже для мертвого профи не проходят даром. Давно пора успокоиться, отдать тело огню, а душу – предкам. Давно…

В тишину кухни ворвался бравурный марш. Спирас всегда любил марши, вот и установил такую мелодию на мобильнике.

– Где он? Выходил на связь? Что с ним? – Трубка прилипла присоской к уху и повисла, требуя немедленного ответа, а потом, чуть помолчав, добавила: – Он сбежал. Ему было видение. – В телефонном голосе было полно страха вперемешку с раскаянием и готовностью понести любое наказание.

Ник Юсупович катнул палочки-хаси по столешнице, те упали на пол:

– Он вспомнил?

– Да. В том-то и дело, что да! – Голос в трубке принадлежал одному из шаманов, воскресивших Спираса.

– Я же просил…

Глупый старик-шошон в моноциклетной куртке слишком много пьет. Пожалуй, слишком много для того, чтобы ему доверять столь серьезные дела.

– Я виноват, я приму кару, я…

Ник Юсупович знал, что индеец ненавидит телефоны. В них вроде бы обитают духи, что захватывают в плен голоса людей, а то и полностью перевирают сказанное. Другое дело – Сеть…

– Не о том думаешь. Отправь Гарриса и Гиту на поиски Избранника. Пусть вернут его в Гаражи. Пусть даже спеленают, если будет брыкаться. Они это умеют.

– Да, Узбек, мальчишку уже ищут. – Голос замолк, ожидая дальнейших указаний.

Но вместо этого в сотый раз уже, наверное, Спирас спросил:

– Смуты точно не избежать? А, Мудрый Койот?

Нет ответа. Разговор прерван вызывающей стороной.

Ник Юсупович откинулся на стуле.

Где может быть Избранник? Куда выведет тропа его судьбы? Он достал из стола колоду засаленных карт. Пока тасовал ее и, закрыв глаза, бросал простенькую комбинацию, по всему его телу вспыхивали татуировки, усиленные шаманами «Белого Ульгена». Карты тоже от них. Лишь мертвец способен четко рассмотреть судьбу кого бы то ни было, а уж Избранника и подавно. Иногда Нику Юсуповичу кажется, что он жил и умер только для того, чтобы тасовать эту чертову колоду.

Он открыл глаза. Выпали три карты: яйцо, птенец и смерть.

Что бы это значило? Со смертью все понятно, этот знак всегда толкуется однозначно, а вот яйцо и птенец… Спирас задумался. Инкубаторы?!

Вещи – комбинезон, шлем, трубка с кисетом – догнали его уже в воздухе.

Позади остался звон разбитого оконного стекла.

Внизу ждали полста этажей и асфальт.

* * *

Пока «уно» крался мимо светофоров, госпожа Хэйкэ и доктор Джино беседовали о том, о сем: о непомерно возросших ценах на нефть и опий, о ресторанчиках в центре Вавилона и пандемиях в Юго-Восточной Азии… Вдова поймала себя на мысли о том, что ей хочется, чтобы дорога не кончалась и разговор длился если не вечно, то хотя бы подольше.

Она рассмеялась над очередной шуткой Джино и…

Страсть накатила внезапно, мощно, перекрыв дыхание, не давая ни малейшего шанса сдержаться. Госпожа Хэйкэ поцеловала своего спутника в губы. Прямо как в юности, много лет назад…

И тут машина остановилась у дома с указателем: «Улица имени Акутагавы Рюноскэ, 147». Приехали.

– Поднимемся ко мне? – Она положила ладонь Джино на грудь.

– Обязательно, – ответил он, мягко улыбнувшись. – Но не сегодня. Не будем спешить. Я подожду здесь.

Прежде чем выйти из «уно», вдова внимательно осмотрела окрестности. Копы, похоже, еще не успели ее вычислить. Что ж, им хуже. Надо спешить. Скоростной лифт швырнул ее на сорок восьмой этаж, дверь, квартира.

Надо взять кое-что необходимое. В больнице ее уже точно будут ждать. Да и кто навещает больных без пары-тройки единиц автоматического оружия и без десятка-другого противопехотных гранат? Госпожа Хэйкэ невесело усмехнулась. Огнемет тоже не помешает… Она обозревала содержимое кладовки, о существовании которой внучка не подозревала. Тут есть на что посмотреть. Огнестрельные игрушки и пневматические, яды для стрел и арбалетные болты, пластиковые сарбаканы и финские ножи, упаковки сюрикенов и длиннющий меч-нодати в чехле, веер-тэссэн… Госпожа Хэйкэ задумчиво взглянула на подвешенный на бамбуковых распорках доспех о-ерой. Может, переодеться?

Вдова – жена самурая! – сняла с ореховой подставки маслянисто-черный «узи» – это для Юрико. «Ингрем» себе. И патронов – обеим.

И не забыть зооморфа внучки.

* * *

После всего, что произошло, Акира понял: он больше не профессионал, он хуже любителя, он…

…Тела. Вкусные, жирные и костлявые, мужские и женские. Много тел в небольшом помещении…

Вырваться из Гаражей оказалось делом несложным. Акира, к тому же, подозревал, что Спитфайр не просто так определил его на постой к индейцу-шошону. Что задумал Ник Юсупович? Зачем ему надо было выручать опального феникса? Почему он спас убийцу от трибунала?

Метит в мэры?

Собирается подать заявку на вступление в Совет Сегунов?

А вместо вступительного взноса хочет преподнести свихнувшегося профессионала?!

Слишком много вопросов и совсем нет ответов.

Несомненно одно: Акира нужен шефу для каких-то темных делишек-махинаций. Или наоборот – не нужен? Ведь в подземелье феникса пытался убить демон глубин. Что если демона подослал Спитфайр?..

Акира покинул территорию Гаражей.

Доехать до ближайшей станции маршрутных дирижаблей – не проблема. Выстоять очередь в кассу, купить билет, долететь до Госпрома. Там подняться крышу, к пункту проката дельтапланов и…

И что?

Ему некуда идти-бежать. Везде отыщут.

А раз так, он решил вернуться домой.

* * *

Со времен войны здесь так ничего и не построили, а на пустующие помещения никто не позарился. Здесь не селились даже бомжи. Снести же «памятник истории» у Совета Сегунов руки не поднимались, реставрировать тоже как-то… стыдно, что ли? Опять же излишняя трата фондов… Да и лучше забыть вообще, как Вавилон добыл свободу.

Забыть – и никогда не вспоминать.

Ничего не видно. Из глаз приходится вычищать слизь, морщась от боли и прикладываясь к бутылке текилы, которую Джамал прихватил с собой.

А тут еще он споткнулся о кусок бетонной плиты и упал. Подниматься не хотелось. Он просто лежал и ждал. Чего? А с моря погоды, как говорят вавилонские гондольеры. Пора признать: он, снайпер пятой категории, напился так, что из М-16 в упор не попадет в ростовую мишень. Ха-ха, ну и пусть!

– Сильвия! Сильви-йа-й-а-а-а-а! Любимая!!!

Тишина в ответ. Только посвистывает ветер в проломах стен и переплетении силовых кабелей и дикого винограда. Тут обитают лишь крысы и гекконы.

Мрачное место эти Инкубаторы.

Не так уж давно тысячи суррогатных матерей жили здесь и плодили солдат в специальных камерах, оборудованных аппаратами жизнеобеспечения и ускорителями созревание плода. Это был круглосуточный конвейер по производству младенцев…

Последние глотки обожгли горло. Пустая бутылка врезалась в бетон, блеснули осколки.

– Сильвия! Сильви-йа-й-а-а-а-а! Любимая!!!

Ни хрена не видно. Джамал коснулся правого бедра, в руку скользнул теплый пластик «глока». Важно восстановить зрение. А значит, срочно надо кого-то убить. Все равно кого.

– Эй, кто-нибудь есть тут?! Эй!

В лабиринте заброшенных строений легко потеряться. Строители гарантировали, что корпусы устоят даже при попадании мегатонной бомбы, но при этом нагромождены они в полнейшем беспорядке – когда закладывали Инкубаторы, не было времени создавать архитектурные ансамбли, в те дни защитники Вавилона умирали на баррикадах по сотне тысяч за сутки…

Слишком мало выпивки, подумал лейтенанта Судзуки. И зажигалка не работает. Сюда бы Акиру-феникса, тот бы мигом костерок устроил… Холодно. Пар изо рта.

Пошарив рядом, он нашел пару ржавых гвоздей и пластиковую гильзу от газового снаряда. А вот спичек нет. Почему тут не положили для снайпера коробок со спичками? Безобразие!..

Сквозь пьяную дурь пробивалась тревога, заставила встать сначала на колени, а потом на ноги. Надо уходить отсюда, Джамала охватило дурное предчувствие.

Жаль, далеко уйти не удалось. Мощный удар – боль! – сшиб его на строительный мусор. Сверху навалилось нечто тяжелое. Лишь долю секунды спустя Джамал понял, что его свалила здоровенная бабища весом пару центнеров.

Она подмяла его под себя огромным животом и безразмерной грудью:

– Попался, голубок?! Девочки, я вам мужчину поймала!

* * *

После того, как в палате погасло электричество, ночь Юрико провела в темноте. Фонари за окном тоже не горели. В свете луны и звезд можно было рассмотреть только фары пневмокаров и ДВС-авто – к пропускнику поликлиники постоянно привозили больных. Или раненых?..

Потом Юрико заснула, а когда открыла глаза, у пропускника было пусто. И вообще никого не было на улице. Вавилон будто бы разом вымер.

С полчаса она простояла у окна – и не увидела в небе ни единого дирижабля или дельтаплана. Моноциклы не мчались по желобам над тротуарами. Погасли даже рекламные голограммы, а ведь напротив поликлиники висела громадная развертка «Нанотека», у которой автономный источник питания…

Что происходит?!

Телевизор не работал, дверь все еще была заперта.

Юрико сидела тихо. Интуиция подсказывала ей, что не стоит привлекать внимания.

В коридоре что-то непонятное творилось. Она слышала выстрелы. Потом кто-то громко хохотал. А когда заскрипел пол под чьими-то ногами у самой двери, Юрико спряталась под койку и едва не расплакалась. Но – обошлось, к ней никто не заглянул. И вообще она сильная, никаких слез!

Телефон Акиры не отвечал. И если б только он. Трубка будто умерла – ни звука, даже сигнала вызова нет.

И тут в коридоре опять послышались шаги, и хриплый голос… И что-то гулко упало…

Хрустнул ключ в допотопном замке, ручка двери медленно опустилась. Внутри у Юрико все обмерло, но она сжала кулаки, решив сражаться за свою жизнь до конца.

Дверь отворилась. На пороге возникла фигура, от которой шло странное свечение…

Да это же бабушка!

На руках и лице оба-сан пылали активированные татуировки. Юрико аж залюбовалась голубыми и желтыми линиями «когтя тигра» – с детства обожала смотреть на пульсирующие штрихи на ее щеках. Внучка частенько доводила бабушку до бешенства, чтобы лишний раз насладится зрелищем внезапно проступивших на лице рисунков.

Оба-сан поднесла палец к губам:

– Тс-с!..

Но Юрико все равно не удержалась от вопроса:

– Бабушка, что происходит?!

– Ничего особенного. Просто Смута. – Кряхтя, оба-сан затащила в палату труп пятнистого санитара. – Или военный переворот. Как тебе больше нравится.

Девушка с ужасом уставилась на алую лужу, что сразу натекла из-под тела.

– Ну что ты, внученька? Это всего лишь заговорщик. – Бабушка левой рукой погладила волосы Юрико, в правой она держала распахнутый веер-тэссэн, спицы которого были испачканы кровью. – Не волнуйся, мы все исправим, все будет хорошо.

– Мы, оба-сан?! Мы исправим?!..

– Да, мы. А кто ж еще? – искренне удивилась бабушка, будто внучка сморозила глупость, и вытерла веер о простыню.

А ведь она не шутит, поняла Юрико.

Но как две женщины могут помешать вооруженным заговорщикам?!

* * *

Акира разглядывал пассажиров трамвая, что вез его домой. Все зашли на предыдущей остановке.

Перед ним сел сухонький босой индус в тюрбане и набедренной повязке – вылитый йог.

Правее развалился на сидушке байкер в клепаной косухе с эмблемой «Hell’s Angel». С каких это пор мотоциклисты ездят в трамваях?

Еще дальше от феникса – буракумины-мусорщики в примечательных комбезах, двое, лет двадцати с небольшим. Спорят о чем-то, громко спорят. Судя по обрывкам фраз, девушку не поделили. Хм… Уже виделись недавно. Тесен Вавилон.

Позади покачивал дрэдами в такт вагону парнишка под кайфом. Обычный джанки-растаман. Он то смеялся, то ковырял грязным пальцем в приплюснутом африканском носу.

Вот с него-то, с джанки этого, все и началось.

Помянув Святого Боба Марли, он поднялся и, шатаясь, прошел мимо Акиры. Вновь сел джанки уже рядом с босым йогом.

– Это он. – Толстые губы растамана растянула улыбка. – Он!

– Разве? – Индус, похоже, знаком с ним. Или же поддержал беседу из вежливости. Лицо у индуса точно кусок мрамора. Он – сама невозмутимость.

– Верняк, брат. Это он сразился с демоном глубин и победил, – растаман махнул в сторону Акиры. Браслеты на его запястье хищно звякнули.

Что-то во всем этом было неправильное. Если йог и растаман знакомы, почему сразу не сели вместе? И почему теперь оба слишком уж внимательно разглядывают Акиру?! И вообще – откуда растаман знает о его приключениях в канализации?!

– Он убил, брат, говорю тебе, он!

– Такой невзрачный?

– Он, брат, точно говорю тебе. И братья подтвердят. Да, братья? – растаман повернулся к буракуминам-мусорщикам.

– Да, – прошелестели оранжевые комбинезоны неприкасаемых. – Он убил. Он – феникс, враг.

И тогда индус – ни одна мышца не дрогнула на лице – спросил у своей шайки (в том, что они заодно Акира уже ничуть не сомневался):

– Сразимся с ним?

В ответ ему дружно проревели:

– Сразимся!

Бред какой-то. О чем эти безумцы толкуют?! Что вообще… Акира оглянулся в поисках стоп-крана или еще чего подобного, ему срочно нужно сойти. Кататься в одном вагоне с пациентами психиатрической лечебницы – занятие слишком экстремальное даже для феникса.

Но разве бывают у психов такие глаза, что источают мертвый, ненатуральный свет? Акира замер. Лучи уперлись ему в грудь, он почувствовал толчок и резкую боль. Его зазнобило, затрясло всего.

Яркая, как взрыв сверхновой, вспышка ослепила. Тотчас активировались «кошачьи глаза», и он увидел, что полуголый индус – на самом деле не человек вовсе, а кумо, огромный паук-оборотень, головогрудь которого «затылком» упиралась в потолок вагона. А там, где сидели буракумины, что-то происходило, нечто аморфное шевелилось, пытаясь пронзить защиту реальности и войти в мир людей – и вот уже вместо двоих неприкасаемых в вагоне появилась троица приведений-юрэй.

Все вокруг стало каким-то нечетким, вязким, краски поблекли. Стало тяжело дышать. Место байкера занял внушительный мускулистый монстр с клыками-кинжалами, торчащими изо рта, и ветвистыми рогами на массивном черепе.

Растман? Нет его, есть второй рогатый демон-они. Его когти царапают пол вагона, трясется грива, набедренная повязка из тигровой шкуры едва держится на чреслах.

Вот, значит, как? Мало было подослать синоби и демона глубин?! Внезапно фениксу стало весело. Надо же, как его уважают и боятся.

– Добро пожаловать, жители Ада-Дзигоку! – рявкнул он во всю мощь своих легких. – Милости просим!

Восемь покрытых бурой шерстью лап с шипами-лезвиями хрустели сочленениями сегментов. Толстое брюхо кумо волочилось по вагону, марая пол слизью, которая тут же застывала, превращаясь в красную нить.

Вспыхнув, татуировки Акиры обожгли кожу. Жар наполнил собой его живот, в кишки будто засыпали углей.

Трамвая ускорился, и вагон теперь неимоверно трясло.

Цепляясь лапами за поручни и скаля косматую морду, демон-они неспешно двинул к Акире. От его спутанной шерсти несло тухлятиной.

Казалось, живот феникса вот-вот лопнет, и скопившийся жар выплеснется наружу, испепеляя все на своем пути.

Полупрозрачные лица юрэй, похожие на желе, постоянно меняли очертания. Мало того – на тех лицах собственной жизнью жили глаза, ресницы, нос, губы… Они вспухали нарывами на худых руках, на ногах, вскакивая чирьями на полупрозрачных подбородках.

Акира стиснул зубы. Тысячи тонн углей сгоревших зданий, расплавленного пластика и треснувшего бетона, километры рубероида и смрад паленой стекловаты, тома библиотек, переполненные холодильники и шкафы с одеждой… – все это и еще многое ощущал он в себе. Все это хранилось в нем до сего момента, ведь каждый феникс – аккумулятор, а каждый пожар, затушенный им, – это еще один рубец на его душе, еще одна свеча, которая там будет гореть до самого его последнего вздоха. Выплеснуть жар – все равно, что выдавить гной из свища.