Текст книги "Русские и украинцы. Братья по вере и крови"

Польские войска вместо преследования отступающего противника увлеклись грабежом германского обоза. «Вражеские повозки, превышавшие количеством несколько тысяч, в течение четверти часа были разграблены королевскими войсками так, что от них не осталось даже и малейшего следа. Было, кроме того, в прусском стане и в обозе много бочек с вином, к которым королевское войско после разгрома врагов, утомленное сражением и летним зноем, сбежалось было, чтобы утолить жажду; некоторые рыцари для утоления жажды черпали вино шлемами, другие перчатками, иные даже сапогами. Но Владислав, король польский, из опасения, чтобы войско его, опьяненное вином, не стало бесполезным, так что в случае нападения его легко мог бы победить даже слабый враг, и чтобы от чрезмерного питья на него не напали болезнь и бессилие, велел разбить и уничтожить бочки с вином»[44]44
  Длугош Я. Грюнвальдская битва. С. 108.


[Закрыть].

Несмотря на этот приказ, который явно был не до конца выполнен, поляки и литовцы три дня отмечали победу и грабили убитых.

«Между тем, как одни королевские советники, рассудив, решили, чтобы Владислав, король польский, со всем своим войском провел на месте битвы три дня, как победитель, другие возражали и по весьма здравым соображениям и основаниям настоятельно требовали без всякого промедления, ночью и днем, быстрым походом двигаться на Мариенбург. Если бы король не отверг этот совет, как бесполезный, но, произведя отбор, послал бы лучшие войска и как можно скорее двинул их на осаду Мариенбургского замка, то легко завоевал бы главный замок»[45]45
  Там же. С. 112.


[Закрыть].

Одним из спорных моментов Грюнвальдской битвы является возвращение или невозвращение большей части войска Витовта, бежавшей в начальный период битвы. Кто и что говорит – понятно. Лично я считаю, что Витовт, хотя сам и остался на поле боя, но основная часть его войска не вернулась.

Зато современные литовские и белорусские историки утверждают, что именно полководческий талант Витовта решил исход сражения. Ну а Ягайло большую часть сражения молился у своего шатра.

Никакого смертельного удара Тевтонскому ордену Грюнвальдское сражение не нанесло. Рыцари избрали нового магистра и 1 февраля 1411 г. в городе Торпе заключили мир, отказавшись от Добжинской земли и уплатив контрибуцию. В 1523 г. последний магистр Тевтонского ордена Альбрехт Бранденбург перешел из католичества в лютеранство и в 1525 г. объявил себя наследственным герцогом.

Так, вместо относительно слабого Тевтонского ордена поляки заполучили соседом Пруссию, своего будущего могильщика.

Больше всего вреда Грюнвальдское сражение нанесло русским, украинцам и белорусам. Оно положило начало полонизации Великого княжества Литовского, которое до этого было фактически западнорусским государством, где доминировали русский язык, православная вера и русские обычаи. Именно с этого времени между русскими и поляками возникает антагонизм, не преодоленный до сих пор. Поляки и в XXI веке считают территории Беларуси и Украины Восточными Кресами – старыми польскими землями.

В XVI–XVIII веках Грюнвальдское сражение было почти забыто. Битва же за его лавры возобновилась во второй половине XIX века и до сих пор идет по нарастающей. Начали ее, естественно, польские националисты. Позже к этому присоединились русские, а затем советские историки. А в ХХ веке включились литовские, белорусские и украинские националисты. Кто-то утверждает, что победа под Жальгирисом чисто литовская. Кто-то считает, что рыцарей напугали щирые украинцы под жевто-блакитными знаменами. Белорусские националисты утверждают, что Грюнвальдская победа чисто литвинская. Замечу, не литовская, не всех воинов Великого княжества Литовского, а лишь литвинов – богом избранного народа, коренных жителей нынешней Беларуси.

Не остались в долгу и татары. Это, мол, и они. Вот информация из Интернета: «Благодаря проекту музея Грюнвальдской битвы "Татары в битве под Грюнвальдом. История. Наследие. Шансы", который получил субсидии на сумму более 40 тысяч евро из норвежского финансового механизма и госбюджета, стало возможным не только проводить широкомасштабные действа летом (ежегодно в июле музей собирает сотни тысяч зрителей на реконструкцию битвы под Грюнвальдом), но и зимой, когда музей обычно не посещают»[46]46
  Материалы сайта: http://etatar.ru/top/42212


[Закрыть].

Что-то похоже на анекдот – Норвегия дает крупную сумму на проект «Татары под Грюнвальдом». Да их там по разным оценкам насчитывалось от 2 тысяч до 300 человек.

По случаю празднования 600-летия Грюнвальдской битвы шли помпезные торжества. Участвовали президент Польши Бронислав Коморовский, президент Литвы Даля Грибаускайте – главные «виновники» торжества, а также другие зарубежные гости. «Когда два великих наших народа вышли на поле битвы под Грюнвальдом, единые как никогда, их единство сплотило и соседние народы, побудило их вступить в борьбу за победу, предопределившую дальнейшую судьбу не только наших стран, но и Европы», – сказала Даля Грибаускайте. А Бронислав Коморовский заявил: «Важно говорить не только о той победе, а о том, что она принесла нашим народам». И подчеркнул: эта битва положила начало тесным взаимоотношениям между двумя странами, которые продолжаются спустя столетия и способствуют интеграции Евросоюза[47]47
  Материалы сайта: http://svpressa.ru/t/27793


[Закрыть].

Как жаль, что Ягайло с Витовтом так и не узнали, что они «поспособствовали интеграции Евросоюза»!

Глава 4
Казаки запорожские и реестровые

Прежде чем начать рассказ о совместных походах запорожских и малороссийских казаков с донцами и московскими воеводами, надо бы выяснить, а кто такие казаки и откуда взялись. Иначе мы мало что поймем.

Начнем с запорожцев. Почти все дореволюционные и советские авторы утверждают, что запорожцы – потомки крестьян, бежавших от гнета польских помещиков. Так, один из самых авторитетных историков запорожского казачества Д.И. Яворницкий цитирует летопись: «Поляки, приняв в свою землю Киев и малороссийские страны в 1340 году, спустя некоторое время, всех живущих в ней людей обратили в рабство; но те из этих людей, которые издревле считали себя воинами, которые научились владеть мечом и не признавали над собой рабского ига, те, не вынеся гнета и порабощения, стали самовольно селиться около реки Днепра, ниже порогов, в пустых местах и диких полях, питаясь рыбными и звериными ловлями и морским разбоем на бусурман»[48]48
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Киев: Наукова думка, 1990. Т. 1. С. 27.


[Закрыть].

Первые упоминания о запорожских казаках относятся к концу XV – началу XVI века. Между тем Киевское княжество было передано полякам только Люблинской унией в 1569 г., а до этого никаких ляхов в среднем течении Днепра не было, как не было там и крепостного права. Так что теорию возникновения запорожских казаков из беглых крестьян придется оставить как несоответствующую реалиям того времени. Я же берусь утверждать, что запорожское казачество составляли… местные жители.

Сразу же оговорюсь, что документальных свидетельств этого нет, но, с другой стороны, нет никаких свидетельств, опровергающих мое утверждение.

Начнем по порядку. Вспомним о таинственных бродниках, трижды упомянутых в русских летописях. Первое упоминание о бродниках относится к 1147 году, когда они в очередной княжеской усобице вместе с половцами пришли на помощь Святославу Ольговичу.

По мнению академика В.В. Мавродина: «Бродники – это тюрки-кочевники. За это не говорит, во-первых, то, что они христиане (воевода их целует крест во время осады их лагеря у Калки татарами), а во-вторых, имя их воеводы – Плоскиня, звучащее по-русски». Далее Мавродин пишет: «Бродники были смешанным населением степей Причерноморья, занимавшим едва ли не весь огромный край от Приазовья и Тмутаракани до Побужья, где подобного рода люд носил уже иное название – берладников, выгонцев и т. д. Бродников было не так уж мало, ибо иначе нечем объяснить известность бродников в соседних землях и, в частности, в Венгрии, отразившуюся в документах»[49]49
  Мавродин В.В. Очерки истории левобережной Украины. СПб.: Наука, 2002. С. 348–349.


[Закрыть].

Бродники в своих землях не признавали власти ни князей Рюриковичей, ни половецких ханов.

После Батыева нашествия на Киев в 1240 г. и до конца XIV века история Киевской земли – сплошная черная дыра. Историк М.С. Грушевский писал: «Остается сказать еще об одном обстоятельстве – об отсутствии сведений о Киевской земле за вторую половину XIII в. и почти весь XIV в.»[50]50
  Грушевский М.С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 441.


[Закрыть].

Данных о существовании местного летописания у нас нет, а ни князей, ни летописцев Владимиро-Суздальской Руси Киев абсолютно не интересовал.

Как же управлялась Киевская земля? По косвенным источникам, в том числе по сообщениям итальянского путешественника Плано Карпини, проезжавшего через эти места в 1246 г., южнее и западнее Киева вообще не было князей, а местным населением управляли атаманы (ватманы)[51]51
  От германского слова «гаунтман» (начальник).


[Закрыть], выбираемые вечем. Периодически приезжали татарские баскаки, которым атаманы сдавали дань.

Итальянский путешественник Джованни дель Плано Карпини писал: «Мы прибыли к некоему селению, по имени Канов (Канев. – А.Ш.), которое было под непосредственной властью Татар. Начальник же селения дал нам лошадей и провожатых до другого селения, начальником коего был алан по имени Михей, человек, преисполненный всякой злобы и коварства»[52]52
  Плано Карпини Дж. История монгалов. М.: Государственное издательство географической литературы, 1957. С. 67–68.


[Закрыть].

Плано Карпини не очень разбирался в делах русских княжеств, поэтому потребуется расшифровка его записей. «Под непосредственной властью Татар», то есть там русские князья не имели никакой власти над местным населением. Ну а имя Михей мало похоже на татарское или аланское. Видимо, имя местного атамана городка, расположенного на Днепре ниже Канева, было Михаил, а провожатые итальянцев обзывали его Михеем.

Михей не понравился путешественником, так как требовал слишком много подношений за дальнейшее их сопровождение. «После этого мы выехали вместе с ним в понедельник Четыре-десятницы, и он проводил нас до первой заставы Татар. И когда в первую пятницу после для Пепла мы стали останавливаться на ночлег при закате солнца, на нас ужасным образом ринулись вооруженные Татары, спрашивая, что мы за люди»[53]53
  Там же. С. 68.


[Закрыть].

Таким образом, Плано Карпини и его спутники покинули Киев 4 февраля 1246 г., проехали Канев, 19 февраля выехали из городка, где атаманом был Михей, и, наконец, 23 февраля впервые встретились с заставой татар.

Судя по всему, путешественники ехали по льду Днепра. Если они двигались со скоростью 20–30 км в сутки, что не так уж много для того времени, то даже сделав 3–4 дневки (дневные остановки), они прошли бы 350–400 км до встречи с татарской заставой.

Таким образом, записки Плано Карпини свидетельствуют о том, что почти до нынешнего Запорожья берега Днепра были заселены местными жителями, то есть бродниками, платившими дань татарам.

Совсем недавно, в 2003–2005 гг., украинские археологи, производившие раскопки на острове Большая Хортица, обнаружили поселение Х – XIV веков. Археологи назвали его поселением бродников. Так это или нет, но это – местные жители, и факт обнаружения поселения неопровержимо доказывает, что жизнь в этом районе не прекращалась, начиная с IX века.

Длина всей реки, начинавшейся в Бельском уезде под Смоленском, составляла 2065 верст. Яворницкий писал: «В пределах вольностей запорожских казаков Днепр начинался с одной стороны выше речки Сухого Омельника, с другой – от устья речки Орели, и протекал пространство земли в 507 верст, имея здесь и наибольшую ширину, и наибольшую глубину, и наибольшую быстрину; в пределах же запорожских казаков он характеризовался и всеми особенностями своего течения – порогами, заборами, островами, плавнями и холуями. Всех порогов в нем при запорожских казаках считалось девять – Кодацкий, Сурской, Лоханский, Звонецкий, Ненасытецкий, иначе Дид-порог, Волниговский, иначе Внук-порог, Будиловский, Лишний и Вильный»[54]54
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 53.


[Закрыть].

Пороги тянулись на 68 км ниже Екатеринослава (с 1926 г. Днепропетровск). Лишь после постройки Днепрогэса Днепр стал полностью судоходным. А до этого времени, по утверждениям некоторых историков, эти пороги были непроходимы. На самом деле днепровские пороги следует считать условнопроходимыми.

Начну с того, что ладьи на пути «из варяг в греки» свободно проходили в оба конца. Да и дружины киевских князей в IX–XI веках проходили пороги на своих судах. Хотя, возможно, в то время уровень воды в Днепре был выше. Я видел в Киевском историческом музее огромные рыболовные крючки, а в Москве-реке последнего осетра изловили при Иване III.

В последующие века форсирование порогов происходило с переменным успехом. В 1696 г. во время второго азовского похода Петра I воевода Неплюев с 2500 солдат на 42 больших и 46 малых стругах прошел пороги, хотя и с трудом. В 1737 г. из 300 транспортных судов, отправленных из Брянска к армии Миниха, к Очакову дошли только 96. Связано это было не столько с порогами, сколько с общим разгильдяйством: множество судов было брошено за десятки верст не доходя порогов. В 1787 г. во время знаменитого путешествия Екатерины II из Киева до Херсона прошли без потерь семь галер и несколько транспортных судов.

Кроме порогов на Днепре было множество заборов. Заборы – те же гряды диких гранитных скал, разбросанных по руслу Днепра, как и гряды порогов, но не пересекавшие реку от одного берега до другого, а занимающие только ее часть, преимущественно с правого берега, и таким образом оставлявшие у другого берега свободный для судов проход. Всего на Днепре в запорожских пределах насчитывалось заборов 91.

Камни, в отличие от забора, торчали то там, то сям посреди реки или у ее берегов. Из множества камней, разбросанных по Днепру, самых известных было семь – Богатыри, Монастырько, Корабель, Гроза, Цапрыга, Гаджола и Разбойники.

Между порогами и заборами, далеко выше и ниже их, на всем Днепре в границах земли запорожских казаков насчитывалось 265 больших и малых островов.

Д.И. Яворницкий писал: «Почти все береговое пространство Днепра, исключая порожистого, одето было роскошными и едва проходимыми плавнями, доставлявшими запорожским казакам и лес, и сено, и множество дичи, и множество зверей. Плавни эти представляли собой низменность, покрытую травяною и древесною растительностью, изрезанную в разных направлениях речками, ветками, ериками, заливами, лиманами, заточинами, покрытую множеством больших и малых озер и поросшую густым, высоким и непроходимым камышом. Из всех плавен в особенности знаменита была плавня Великий Луг, начинавшаяся у левого берега Днепра, против острова Хортицы, и кончавшаяся, на протяжении около 100 верст, на том же берегу, вниз по Днепру, против урочища Палиивщины, выше Рога Микитина»[55]55
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 55–56.


[Закрыть].

Бытует мнение, что в Запорожской Сечи не было женщин. Насколько это верно – поговорим позже. А пока отвечу на другой вопрос: а откуда на Сечи брались запорожцы, поскольку там не было женщин? Главным источником пополнения казачьих рядов был приход добровольцев. Большинство их были уроженцами Малороссии и Великороссии. Но среди запорожцев встречались и поляки, болгары, волохи, татары, турки, евреи, немцы, французы и т. д.

Были ли среди них крестьяне? Да, были, но они составляли меньшинство. А большинство людей, приходивших в Сечь, хорошо умели владеть оружием. Это были дворяне (штяхтечи) в поисках приключений или бежавшие от суда и кредиторов, боевые холопы, солдаты-наемники всех мастей, военизированные мещане из городков на границе с Диким полем и т. д.

Среди казаков было множество выходцев с Востока, особенно турок. «Тюркские имена десятков киевлян, каневцев и черкащан, документально подтвержденные ревизией порубежных замков середины XVI в., косвенно свидетельствуют, что казацкая среда менее всего беспокоилась о "чистоте крови" своих членов. Вот, к примеру, эти характерные имена в главном казацком гнезде – Черкассах: Балиш, Бахта, Байдык, Брухан, Бут, Гусейн, Каранда, Кыптай, Кудаш, Махмедер, Малик-баша, Моксак, Ногай, Охмат, Теребердей, Толух, Чарлан, Челек, Чигас, Чурба и др.»[56]56
  Яковенко Н. Очерк истории Украины в Средние века и раннее Новое время. Авторизованный перевод с украинского В. Рыжковского. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 230.


[Закрыть].

Итак, в Сечь брали людей всех национальностей, но при выполнении следующих условий: быть вольным и неженатым человеком, говорить по-русски, исповедовать православие и пройти своеобразное «обучение» в Сечи. И, наконец, присягнуть на верность русскому царю. Когда установили последнее условие – не ясно, оно вполне могло появиться и до 1653 г.

Прошлые грехи кандидатов в казаки не имели никакого значения. Польский сейм в 1590 г. потребовал от Запорожского войска не принимать к себе лишь приговоренных польским судом к смертной казни. Казаки же попросту проигнорировали требование ляхов.

С Сечи выдачи не было ни при поляках, ни при русских царях. Так, к примеру, сохранился документ о дезертирстве в Сечь в 1735 г. пяти солдат Ревельского драгунского полка, на конях и с вооружением. Сечь их проглотила и «не нашла», когда этого потребовало русское правительство.

Казаки не требовали никаких подтверждений условий приема в Сечь. Заявит хлопец, что хочет – ему верят; правильно перекрестится – ему опять верят и т. д.

Крайне важным является вопрос, на каком же языке говорили запорожцы? Тот же Яворницкий в «Истории запорожских казаков» утверждает, что они говорили на «малорусской речи»[57]57
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 145.


[Закрыть]. Но, увы, ни в одном из трех томов обширной монографии не приведено подтверждение этому. Современные же украинские ученые вообще считают, что казаки говорили по-украински.

Истину каждый читатель может установить сам, прочитав грамоты запорожских казаков XVI–XVIII веков. Я сам читаю их свободно, но современный украинский «новояз» абсолютно не понимаю.

Образованная часть казацкой верхушки в XVI–XVIII веках училась по тем же грамматикам, что и Михайло Ломоносов в Москве. Все православные книги были написаны на одном и том же языке.

В XVI–XVII веках десятки тысяч малороссов бежали от ляхов на восток в Россию, и у них никогда не возникало проблем с языковым барьером.

Тысячи запорожских казаков периодически жили на Дону, и наоборот, донские казаки живали в Сечи, и тоже никому и никогда не требовалось толмача. Естественно, на Днепре и на Дону были свои сленги, но говорить о разности языков не приходится.

Формально Запорожская Сечь никогда не была независимым гособразованием. Это «государство» (а точнее – автономия) официально называлось «Войско Запорожское Его Королевской милости» при патронате польского короля или «Войско Их Царского Пресветлого Величества Запорожское» при московских царях, или «Войско Их Царского Пресветлого Величества Запорожское обеих сторон Днепра» при царе Петре I.

Фактически же запорожцы жили, вели дипломатические сношения с соседями, нападали на них и т. д. исключительно «по понятиям».

Так что земли Войска запорожского в XVI–XVIII веках в какой-то степени можно считать нейтральной территорией между Речью Посполитой или Россией и владениями татар и турок, а еще короче – неконтролируемой окраиной.

Сами запорожцы уже в XVI веке создали миф о равноправии и братстве всех запорожских казаков и старались поддерживать его в последующие века. Да, чисто формально все казаки были равны. Выборы атаманов и гетманов действительно были более демократичные, чем сейчас наши президентские и думские выборы. Однако реальная власть, большей частью скрытная, находилась в руках «знатных старых» казаков.

Древние мифы запорожского казачества крайне пригодились в ХХ веке как советским, так и националистическим историкам. Первые доказывали, что действия казаков были исключительно элементом классовой борьбы крестьян против феодалов, а вторые утверждали, что как запорожские, как и реестровые казаки представляли собой особый класс украинского народа, который боролся за национальную независимость «вильной Украины» в границах 1991 года. Как видим, цели у «совков» и националистов были разные, а мифологию они создавали примерно одинаковую.

Тот же Яворницкий противоречит своим же идеалистическим представлениям о запорожском казачестве: «…Как велико было у запорожских козаков количество лошадей, видно из того, что некоторые из них имели по 700 голов и более… Однажды кошевой атаман Петр Калнишевский продал разом до 14 000 голов лошадей, а у полковника Афанасия Колпака татары, при набеге, увели до 7000 коней…

…В одинаковой мере с коневодством и скотоводством развито было у запорожских козаков и овцеводство: у иного козака было до 4000 даже по 5000 голов овец: "рогатый скот и овцы довольно крупен содержат; шерсти с них снимают один раз и продают в Польшу"»[58]58
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 402, 403.


[Закрыть].

Может ли один человек без жены и детей, пусть даже не занятый походами и пьянством, обслуживать 700 лошадей или 5000 овец? Понятно, что нет. Кстати, и Яворницкий пишет: «… овечьи стада назывались у запорожеских казаков отарами, а пастухи – чабанами»[59]59
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 403.


[Закрыть].

То, что чабаны – не казаки, ясно из текста. А тогда кто? Тут может быть только два варианта: или рабы, или крепостные, принадлежавшие, скорей всего, богатым сечевикам, а в отдельных случаях работавшие на все Запорожское войско.

Нравится нам это или нет, но в сичевом «равноправном братстве» имела место… классовая борьба. Так, «1-го января 1749 г. при выборе должностных лиц "серома" (бедняки) изгнали из Сечи зажиточных казаков, которые разбежались по своим зимовникам, и выбрали свою старшину, из бедняков, с И. Водолагой во главе. Есаулом, по свидетельству производившего расследование секунд-майора Никифорова, был избран казак, "не имевший на себе одежды". Бунт был скоро усмирен, и засевшая в Сечи "серома" (бедняки) капитулировали.

Гораздо большие размеры имел бунт в 1768 г., во время которого взбунтовавшаяся "серома" несколько дней была господином положения и разграбила дома и имущество старшины и зажиточных казаков, бежавших за помощью в "паланки" и к русским, соседним с Запорожьем, гарнизонам. Сам кошевой атаман, как он описывает в своем показании, спасся только благодаря тому, что спрятался на чердак и бежал через дыру в крыше.

Казаками из "паланок" и сорганизовавшейся старшиной и этот бунт был подавлен, а его зачинщики жестоко наказаны. Посланные для усмирения Киевским генерал-губернатором Румянцевым 4 полка не понадобились. В архивах сохранились "описи" разграбленного имущества, поданные пострадавшей старшиной и казаками. "Опись" одного из высших старшин занимает несколько страниц перечислением разграбленного, например, 12 пар сапог новых, кожаных, 11 пар сапог сафьяновых, три шубы, серебряная посуда, 600 локтей полотна, 300 локтей сукна, 20 пудов риса, 10 пудов маслин, 4 пуда фиников, 2 бочки водки и т. д.

"Опись" не занимавшего никакой должности "заможнего" (зажиточного) казака значительно скромнее: одна шуба, два тулупа, 4 кафтана, разное оружие и наличными деньгами (которые не успел унести) 2500 руб. крупной монетой, 75 червонцев и 12 руб. 88 коп. медной монетой. Сумма огромная по тому времени.

Кроме этих двух бунтов немало было и более мелких бунтов в "паланках" и слободах, о чем сохранилось множество документов. Например: в Калмиусской "паланке" в 1754 г., в Великом Луге в 1764 г., в Кодаке в 1761 г. и во многих других местах»[60]60
  Яворницкий Д.И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 389–390.


[Закрыть].

Разумеется, тут не следует преувеличивать ни те, ни другие моменты – была и казацкая демократия, была и привилегированная старшина.

В ходе ликвидации Запорожской Сечи в июне 1775 г. у кошевого атамана Калнышевского оказалось «15 880 голов скота, в том числе 639 лошадей. Лошади Калнышевского славились своей породой и стоили от 25 рублей и выше. В этом же году Калнышевский продал татарам 14 000 овец по 2 рубля за штуку. Писарь Глоба имел 13 774 голов скота, старшина Гараджа – 2910 голов, Нагай – 2551»[61]61
  Полонська-Василенко Н. 1сторы Украши. Киев: Либ1дь, 1992. Т. 2. С. 608.


[Закрыть].

Риторический вопрос, о каком равенстве и братстве тут могла идти речь?

А теперь, разобравшись с запорожскими казаками, перейдем к казакам реестровым. Тут сразу возникают проблемы с терминологией, поскольку и польские короли, и русские цари часто именовали реестровых казаков запорожцами.

Чтобы избежать путаницы, еще в XVI–XVII веках запорожцев иногда называли «вольными казаками» или «низовым запорожским войском».

Я же предлагаю оставить запорожцев просто запорожцами, а казаков, живших вне Великого луга до 1648 г., – реестровыми, а позже казаков, подчинявшихся гетманам – подданным русского царя, – гетманскими. Так их удобнее называть в мирное время, а в военное целесообразнее называть малороссийскими, поскольку в боевых действиях принимало участие значительное число людей, не входивших в реестр.

5 июня 1572 г. польский король Сигизмунд II Август издал указ о формировании реестрового войска, а точнее, о принятии на королевскую службу 300 казаков, причем не из числа «вольных людей», а из зажиточных хуторян. Командовать над ними был назначен русский православный шляхтич из Белой Церкви Ян (Иван) Бадовский. После организации реестрового войска правительство стало признавать казаком только того, кто был вписан в реестр. За всеми другими поляки не признавали не только казацких прав, но и самого названия «казак».

Фактически указом 1572 г. было создано новое сословие в Речи Посполитой – казацкое. Казачество получило права и привилегии, и даже казаки, временно внесенные в реестр, пользовались этими привилегиями.

Но несмотря на то что реестровые казаки юридически считались сословной группой, за которой закон закреплял определенные права и преимущества, на самом деле так было не всегда. Старосты и местная шляхта не признавали за ними казацких прав, заставляли отбывать разные повинности, платить всевозможные сборы, отнимали имущество, подвергали их таким же притеснениям и унижениям, как и своих подданных. Права казацкой старшины нарушались повсеместно. Старосты и шляхта ущемляли экономические интересы старшины: ограничивали права в торговле, промыслах, корчме. Что же касается королевской власти, то она всегда придерживалась политики «двойного стандарта»: когда появлялась нужда в войске, король призывал крестьян вступать в реестр, а когда такая нужда пропадала, исключал новых казаков из списков.

Поляки терпели реестровые войска по двум причинам: во-первых, содержание реестровых казаков для королевской казны было выгоднее, чем наемных войск. Так, расходы на 6 тысяч казаков были меньше, чем на 600 наемных пехотинцев. А во-вторых, от казаков нельзя было избавиться. В 1577 г. король Стефан Баторий писал крымскому хану: «Мы их не любим и не собираемся беречь, даже наоборот, собираемся ликвидировать, но в то же самое время не может держать там (за порогами) постоянно войско, чтобы им противодействовать».

После прихода к власти в 1576 г. Стефана Батория реестровое войско было распущено. Стефан Баторий не доверял запорожцам и видел в них больше вреда, нежели пользы. Но уже в сентябре 1578 г. Стефан Баторий по универсалу «Соглашение с низовцами» увеличил состав реестра до 600 человек, а в 1583 г. – до 800 человек. Казаки получили во владение земли от Чигирина до городка Трахтемиров в Киевском воеводстве. В Трахтемирове размещались войсковая скарбница (казна), архивы, арсенал, госпиталь, приют для бессемейных инвалидов. Король также вручил казакам клейноды – хоругвь, бунчук, булаву и войсковую печать.

В 1589 г. количество реестровых казаков достигло уже трех тысяч. В основном это были оседлые, семейные, хорошо устроенные казаки, часто обладавшие значительной собственностью. К примеру, завещание некоего Тишки Воловича включало дом в Чигирине, два имения с рыбными прудами, леса и пастбища, 120 ульев и 3 тысячи золотых слитков (из них тысяча в закладе под большие проценты). Нереестровые городовые казаки были существенно беднее реестровых.

В ходе восстания Наливайко в 1591–1596 гг. реестровое казачество польским Сеймом было упразднено. Однако в 1600 г. казаки понадобились ляхам для похода на Молдавию, и ареестр был восстановлен.

В 1602 г. по случаю Ливонского похода (против шведов) реестр был увеличен до 4 тысяч человек. Начав осаду Смоленска в 1609 г., Сигизмунд III довел реестр до 50 тыс. человек, а к 1613 г. он сократился до 30 тысяч.

В 1617 г. Сейм утвердил реестр лишь в тысячу человек, но ради похода на Москву королевич Владислав временно разрешил гетману Сагайдачному увеличить реестр до 20 тысяч.

Далее опять по ситуации: 1621 г. – война с Оттоманской империей, битва при Хотине, и реестр взлетает до 40 тысяч, а в 1623 г. падает до 5 тысяч.

В 1632 г., вступив в войну с Россией, Владислав IV объявил неограниченный набор в реестр. И, наконец, к 1637 г. реестр составляет 6 тыс. человек.