Текст книги "Давний спор славян. Россия. Польша. Литва"

В Полоцком воеводстве действовал Подлевский – бывший русский офицер из кружка Сераковского. После неудачных нападений 10 января его повстанцы разошлись по домам, но затем ему удалось вновь собрать значительный отряд. 16 января полковник Сержпутовский нанес отряду Подлевского сильный удар при Упецке. Подлевский пал духом, но благодаря энергичным помощникам (Ходзынскому, Кольбе, Цихорскому и др.) численность отряда возросла до 2500 человек.

27 января подполковник Горлов (из Прасныша) разбил отряд Подлевского, сам главарь спасся бегством и вскоре собрал новый отряд. Горлов 3 марта опять разбил его у деревни Жомбок. Подполковник Жевахов 9 марта под Родзановом нанес новый удар отряду Подлевского. 10 марта Подлевский, уже окончательно павший духом, объявил в деревне Горжень частным начальникам, что надо расходиться по домам. С 250 всадниками он бежал в Млавский уезд, где встретил на пути русский летучий отряд из Лепно и был арестован.

После исчезновения Лангевича у одного из его помощников, Чаховского, осталось не более 270 человек, составлявших ядро отряда, с которым он держался в Радомском отделе почти три месяца. 24 марта к Чаховскому присоединился отряд Кононовича (546 человек). 25 марта Чаховский заставил присоединиться к себе Грелинского (450 человек). 3 апреля подошел Лопацкий (250 человек), потом отряд еще усилился до двух тысяч человек.

Между тем 4 апреля майор Ридигер из Илжи начал преследование Чаховского. Вечером Грелинский под прикрытием темноты ушел от Чаховского и оказался между отрядами генерала Ченгери и подполковника Эрнрота. 6 апреля он был разбит у деревни Брод. 10 апреля в лесу у деревни Стефанково на Чаховского напал отряд майора Донец-Хмельницкого. Майор Клевцов с двумя ротами и одним эскадроном выступил из Опатова 20 апреля, а 22-го около деревни Бория имел стычку с Чаховским, но в густом лесу попал в засаду и был убит. 24 апреля Чаховского настиг подполковник Несекин и начал у деревни Ржечнев теснить его арьергард. Когда несколько пуль попало в главные силы повстанцев, возникла паника и все бросились в Илжецкий лес.

Однако к 1 мая Чаховскому удалось вновь собрать и организовать большой отряд. Подчиненные ему паны Янковский и Кононович, не желая быть под его началом, после боя 2 мая с отрядом полковника Эрнрота в Рознишевских лесах ушли со своими людьми: Янковский – за Вислу, а Кононович – за Пилицу в Варшавском отделе.

Чаховский 14 мая имел стычку в Хрусцеховском лесу с отрядом полковника Булатовича из Радома, после чего ушел в Козеницкие леса. Его начал преследовать отряд полковника Суханина (три с половиной роты пехоты и один эскадрон конницы) и 30 мая настиг в лесах у деревни Ратай близ Вонхоцка. Но отряд Чаховского разбрелся по лесу, а сам предводитель, раненный пулей в руку, уехал в Краков.

После этого в Радомском отделе целый месяц не было ни одного повстанческого отряда, но летом они вновь появились. 27 июля Крук со своим отрядом напал на русский отряд в Жиржинском лесу. Пушечную пальбу из леса услышали в Казимерже, откуда немедленно выступил полковник Цвецинский. Но в Жиржинский лес он прибыл только после полудня, когда повстанцы уже ушли к Баранову и сожгли за собой мост на реке Вепрж. На следующий день Цвецинский сумел переправиться через реку и преследовал поляков Крука до деревни Радорицы, где повстанческий отряд разделился на группы, которые разошлись частью в Седлецкий уезд, частью – в Любартовские леса.

Зато полковники Еманов и Сологуб в Файславицком лесу 12 августа нанесли полякам сильное поражение. Повстанцы, попавшие между двух огней, после боя, продолжавшегося несколько часов, потеряли более двух третей убитыми и ранеными и 680 человек пленными.

В юго-западном крае, в Волынской губернии, в конце апреля появились шайки, перешедшие из Галиции. Затем они обнаружились в Киевской губернии, особенно в Васильковском уезде, в имении графов Браницких. В Подольской губернии восстания не было, главным образом из-за ее безлесья. В Киевском военном округе насчитывалось около 45 тысяч русских войск, и этого оказалось достаточно не только для подавления восстания в пределах округа, но и для помощи в сопредельных частях Люблинской и Гродненской губерний (отряды генерал-лейтенанта Рудановского и генерал-адъютанта графа Ржевуского на Волыни).

Местное население (украинцы) активно участвовало в истреблении шаек. Главным и наиболее многочисленным скоплением мятежников был отряд Ружицкого, сосредоточившийся близ местечка Полоннаго в Волынской губернии. После поражения у сел Мирополь (5 мая) и Миньковцы (10 мая) остатки этого отряда в ночь на 17 мая перешли в Галицию, где сдались австрийцам.

Последующие попытки крупных галицких отрядов вторгнуться в Волынскую губернию у местечка Радзивиллов (19 июня) и села Жджар (20 октября) закончились неудачно для мятежников. Вообще восстание было подавлено здесь быстро: со времени первого появления шаек (26 и 27 апреля) в Киевской губернии через восемь дней, а в Волынской – через двадцать дней не осталось ни одного вооруженного повстанца.

Одновременно с появлением вооруженных отрядов в Привислинском крае начали формироваться отряды и в соседней Гродненской губернии. У местечка Семятичи Вельского уезда образовался отряд Рогинского численностью до пяти тысяч человек. После боев 25 и 26 января с отрядом генерал-лейтенанта Манюкина (7 рот, 1 сотня, 4 пушки) отряд ушел, а отдельные его группы вернулись в Люблинский отдел.

В феврале появились повстанцы в Виленской губернии, а в первой половине марта – и в Ковенской. В Вильно из Петербурга приехал Сераковский, назвал себя Доленгом и сам себя провозгласил литовским и киевским воеводой. Он сформировал отряд, насчитывавший около трех тысяч человек, и направился встречать высадку на берегах Курляндии, которую затеял Центральный комитет, чтобы придать значение восстанию. Однако пароход, вышедший с польскими эмигрантами из Лондона, добрался только до порта Мальме в Швеции, где на него наложили секвестр. Сераковский так и не дождался высадки. Его отряд стоял в форте Кнебе среди большого густого леса к северу от местечка Оникшты Вилькомирского уезда.

Узнав о движении русских со стороны Вилькомира, повстанцы 21 апреля двинулись к местечку Биржи, на пути присоединив отряды Поневежского и Ново-Александрийского уездов.

22 апреля в Оникшты прибыл генерал-майор Гонецкий (пять с половиной рот, один эскадрон, 120 казаков). Чтобы отрезать повстанцев от Поневежских лесов, он направил майора Мерлина (полторы роты, 70 казаков) на деревню Шиманцы, а майора Гильцбаха (две роты, один взвод улан) в местечко Собоч. Остальные части Гонецкого 23 апреля перешли в Шиманцы. 25 апреля Мерлин настиг Сераковского (800 человек) у местечка Медейки, опрокинул его и начал преследование. Гонецкий соединился с Мерлином у Медеек.

26 апреля русский отряд обнаружил повстанцев у деревни Гудишки на хорошей лесной позиции. Гонецкий атаковал и быстро рассеял поляков, однако около трехсот человек успели присоединиться к находившейся невдалеке шайке ксендза Мацкевича. 27 апреля у деревни Ворсконишки шайка Мацкевича была разбита, ее остатки разбежались. Гонецкий возвратился в Медейки и в тот же вечер выслал конницу в Попель и Понедели. Кавалеристы захватили до 150 поляков пленными и ранеными, в их числе и самого Сераковского с его помощником Колышко.

Между тем Гильцбах 25 апреля настиг отряд в 500 человек у местечка Говенишки и рассеял его. 28 апреля Гонецкий двинулся обратно в Оникшты. На пути по Вилькомирскому уезду он очистил все окрестности от повстанцев.

В Ковенской губернии в апреле и мае 1863 г. восстание, поддержанное католическим духовенством и польскими помещиками, приняло большой размах.

В первой половине апреля появились первые небольшие отряды в Минской губернии (Траугута и Свенторжецкого), а затем в Витебской и Могилевской. 13 апреля у местечка Креславка близ Двинска шайка из местных помещиков под командованием графов Плятера и Миля напала на русский транспорт с оружием, но была разбита. В конце апреля повстанцы напали на местечко Горки Могилевской губернии и сожгли часть домов.

В Виленском военном округе находилось около 60 тысяч русских войск, но с февраля 1863 г. начали подходить подкрепления: восемь пехотных полков, два стрелковых батальона, восемь казачьих полков. Основная масса подошла в апреле и мае, а в августе были сформированы из резервных батальонов шесть пехотных дивизий (26-, 27-, 28-, 29-, 30– и 31-я). Назначенный в Вильно генерал-губернатором вместо Назимова М.Н. Муравьев прибыл 14 мая, а 24 мая вышла его «Инструкция для устройства военно-гражданского управления». Войска стали преследовать шайки до полного их истребления и водворения в данной местности спокойствия и порядка. Принятые энергичные, последовательные и хорошо продуманные меры быстро усмирили восстание. В конце июня действия войск Виленского округа ограничились поисками незначительных групп мятежников, скрывавшихся от преследования.

Из Галиции в разное время прибывали отряды мятежников общей численностью до 10 тысяч человек. Ржонд выделил на эти цели за три месяца до миллиона рублей. 3 марта перешел границу у Люхова и двинулся на Наклин отряд Чаховского (800 человек). Начальник Яновского уезда полковник Медников выслал две колонны: майора Штернберга (2 роты пехоты и 37 казаков) и капитана Завадского (полурота и взвод улан). После нескольких стычек русские войска 9 марта около города Гута-Кржешовского нанесли Чаховскому поражение. Часть отряда ушла обратно в Галицию, а остальные разбежались. Медников вернулся в Янов.

В Люблинскую губернию из Галиции перешел 14 апреля отряд Езиоранского (до 800 человек) и 16 апреля на границе, в Кобелянске, укрепил позицию. 19 апреля Штернберг, вышедший из Янова с отрядом в 800 человек при двух пушках, атаковал Езиоранского в болотистом лесу. Мятежники контратаковали и охватили оба фланга русских. Бой длился с 11 часов утра до 3 часов дня. Теснимый с флангов и поражаемый с тыла, Штернберг, отбиваясь, отступил к Боровым Млынам. Туда же перешел из Томашева и отряд майора Оголина. 24 апреля Медников (5 рот, 1 сотня, 2 пушки), принявший начальство над обоими отрядами, двинулся на Езиоранского, через деревню Глухе вступил в лес и в 8 часов утра 17 апреля начал бой в болотистой чаще. Скоро русские части овладели первой линией завалов, но Езиоранский перешел по всей линии в наступление, русские начали отступать, повстанцы наседали со всех сторон. К 11 часам подошло подкрепление под командованием майора Чернявского. Медников направил его на свой левый фланг. При возобновлении боя русские овладели лагерем повстанцев, которые толпами побежали в Галицию. Медников отошел к Боровым Млынам.

Эта неудача, а также неудачные действия других более мелких повстанческих отрядов парализовали их организацию в Восточной Галиции.

Повстанческие отряды в Западной Галиции формировались тяжело, с трудом подыскивались желающие даже на командирские должности. Первый отряд Грековича (600 человек) 24 марта 1863 г. перешел границу, а на следующий день у местечка Шкляры был рассеян отрядом майора Гермалинского, а потом разоружен австрийцами.

Другой отряд (300 человек) под командованием Мусаковского появился 9 апреля около Олькуша. Сначала мятежники у деревни Гольчовицы имели некоторый успех в стычке с русской ротой, но, когда на помощь подошел отряд князя Шаховского, они отступили. Их нагнали у деревни Мышков и уничтожили.

22 апреля майор Гаврилов у деревни Иголомия на Висле рассеял отряд Румоцкого (560 человек при двух пушках). Примерно в то же время были рассеяны еще два отряда, Маневского (600 человек) и Иордана (1200 человек).

С открытием бродов на верхней Висле оборонять границу стало труднее. Начальник Стопнинского и Сандомирского уездов полковник Зверев разделил свой стоверстный участок на четыре части. На местах, удобных для переправы, он выставил посты пограничной стражи, усиленные преданными крестьянами, позади стояли резервы. Несмотря на принятые меры, 7 апреля Вислу перешли два отряда: Иордана (427 человек) у Слунец и Жанковского (300 человек) у Жабеп. Отряд Жанковского был сразу же атакован пограничниками и быстро ретировался в Галицию, причем при переправе многие утонули, в том числе и сам предводитель.

А Иордан у деревни Комаров атаковал 9-ю роту Галицкого полка. Бой длился более трех часов, русские солдаты, расстреляв почти все патроны, оказались на грани полного истребления. В это время к ним на помощь подошли три взвода новороссийских драгун и заставили поляков отступить. Тогда рота перешла в наступление и отбросила мятежников к Висле, а у речки Струг они были окончательно разбиты.

В июне – июле 1863 г. границу перешли несколько мелких конных отрядов, но вскоре были рассеяны и оттеснены обратно. Вообще же отряды повстанцев, формируемые в Галиции, действовали без общего плана, без связи между собой и с руководством восстания.

Войскам Калишского отдела, пограничного с Познанью, приходилось, кроме борьбы с внутренними повстанческими отрядами, охранять границу от познанских выходцев и военной контрабанды. Между тем генерал-лейтенант Бруннер, собрав войска в крупные отряды, на кордоне оставил всего одну роту пограничной стражи. Познань дала повстанцам три тысячи настоящих солдат, прошедших военную службу в прусских войсках.

В конце марта 1863 г. около самой границы сформировались отряды Оборского (до тысячи человек) и Зейфрида. 28 марта князь В итгенштейн атаковал повстанцев у деревни Садльно, опрокинул их, но усталость отряда и разрушенный мост помешали преследованию.

В это время в Познани сформировалось еще три отряда под командованием молодого деятельного французского офицера Юнка фон Бланкештейна, служившего ранее у Гарибальди. В этих отрядах было много хорошо обученных офицеров. Вооружение и снабжение повстанцев были отличные.

13 апреля отряд майора Нелидова (две роты, 40 казаков) был выслан из Влоцлавска на разведку окрестностей города Петрокова. На следующий день, пройдя Новавес, Нелидов наткнулся на отряд Юнка, объединившийся с другими мелкими шайками. Окруженный превосходящими силами, Нелидов успел пробиться к прусской границе и, сохранив весь обоз, раненых и пленных, вступил близ Марианова в пределы Пруссии. Пробыв там три дня, отряд вернулся во Влоцлавск.

А в это время отряд Юнка, объединенный с отрядами Зейфрида, Сальницкого и Оборского и насчитывавший около трех тысяч человек, сосредоточивался в окрестностях Брдува. Против Юнка из города Коло 17 апреля выступил генерал-майор Костанда (5 рот, 40 гусар, 35 казаков, две конные пушки). У деревни Вржонцы-Вельки две роты и пятнадцать казаков, составив правую колонну майора Дыммана, двинулись к деревне Оссове. Остальные разделились надве части: одна (средняя, полковника Гагемейстера) направилась в лес правее деревни Кейше, другая (левая, полковника Рейнталя) двинулась влево для обхода правого фланга. Отряды Сальницкого и Оборского стояли в лесу ближе к Оссове, а отряд Юнка и Зейфрида – правее и сзади них, около деревни Бугай. Когда наша правая колонна завязала перестрелку, средняя и левая вошли в лес без выстрелов. Артиллерия карьером заняла позицию в 200 саженях (427 м) от опушки и открыла пальбу. Повстанцы, теснимые с фронта и слева пехотой и осыпаемые картечью, дрались отчаянно, однако, не выдержав натиска, были выбиты из леса. Сначала они бросились к Брдуву, но, встреченные там гусарами и казаками, бежали в деревню Модзерово, разрушив за собой мост, что и спасло их от преследования. Бой этот закончился около полудня. Русский отряд, сильно уставший, растянулся и только к 8 вечера вернулся в Коло.

Против отряда Точановского (2500 человек), направлявшегося к Слесинскому лесу, 26 апреля из Коло выступил генерал-майор Краснокутский (3 роты, 60 саперов, дивизион гусар, 27 казаков, 2 пушки). Разведка показала, что окопы вдоль деревни Иганацево и опушка леса заняты густой цепью повстанцев, а на правом их фланге замечена конница. Отряд Точановского открыл огонь и пошел в атаку. Часть деревни уже была взята, но скрытая в лесу колонна косиньеров стремительно атаковала и вынудила наши войска оставить деревню. Другая колонна косиньеров начала обходить наш правый фланг. Дивизион гродненских гусар выскочил из-за правого фланга и бросился на косиньеров. Те побежали, подавая пример остальным к беспорядочному отступлению. В это время к Сампольно прибыл генерал-лейтенант Бруннер и подкрепил отряд Краснокутского тремя ротами. После этого деревня, окопы и опушка леса были очищены от повстанцев. В деревне Петроковицы двести повстанцев пытались удержаться в домах, но вскоре были выбиты. Затем весь русский отряд собрался в местечке Слесин, где и остановился на ночлег. В этом бою повстанцы понесли большие потери и были рассеяны.

Изданный Александром 31 марта 1863 г. под давлением европейских государств манифест об амнистии всем повстанцам, которые вернутся домой до 1 мая, пользы не принес. Повстанческие отряды в июне, июле и августе 1863 г. заполонили весь Привислинский край. За эти три месяца русские войска в Люблинской губернии имели 31 стычку с повстанцами, в Радомской губернии за то же время произошло 30 стычек, в Варшавской – 39, в Плоцкой – 24, в Августовской – 24. Террор усиливался. Ржонд требовал, чтобы командиры повстанческих отрядов не только оборонялись, но и нападали на русских.

Быстрое подавление восстания в северо-западном крае указывало на необходимость применения энергичных мер и в Варшавском округе. В начале августа для скорейшего раскрытия революционных организаций была преобразована полиция. Новые полицмейстеры и приставы назначались только из русских офицеров, полицейская стража была усилена нижними чинами, городская и земская полиция подчинялась теперь военным властям.

29 марта 1864 г. полиции удалось арестовать весь «ржонд Народовый» с его председателем Траунутом (бывшим русским подполковником). Официально признано считать военные действия оконченными 1 мая 1864 г.

В ходе боев русские войска потеряли около 4500 человек, из них собственно в Польше – 3343 (826 убито, 2169 ранено, 348 пропало без вести). Потери польских повстанцев русские генералы оценивали в 30 тысяч человек. Сотни поляков были приговорены военно-полевым судом к смерти, тысячи сосланы в отдаленные губернии Российской империи. Среди последних был и мой прадед – дворянин Сильвестр Антонович Домброва, сосланный на Кавказ.

Действия царских властей современные интеллигенты могут считать жестокими. Но Александр II не менее жестоко обращался и с русскими нигилистами. А сравнение его действий с карательной политикой британских властей в ходе подавления восстания сипаев в 1857 г. в Индии делает Александра II чуть ли не либералом.

А мог ли Александр II действовать иначе? Ведь повстанцам не нужны были какие-либо реформы, с ними невозможно пойти на компромисс, а уж предоставить независимость на территориях в пределах Царства Польского тем более было нельзя. Панам же нужно было или все, или ничего! Создание же Польши в границах 1772 г. было бы катастрофой для России.

Глава 5
КАК ЕВРОПА В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ПОДВЕЛА ПАНСТВО

Восстание в Польше вызвало серьезный международный кризис. Европа оказалась на грани большой войны.

Первой однозначную позицию в польском вопросе заняла Пруссия. В ее составе исконно польских земель было куда больше, чем в Российской империи, а целью повстанцев было присоединение и этих земель к Великой Польше в границах 1772 г. Отдавать их прусское руководство, естественно, не собиралось. Мало того, немцы ни до 1863 г., ни после не собирались давать полякам какую-то автономию, пусть даже культурную. Считалось, что поляки – обычные подданные прусского короля, и принимались все меры к их добровольно-принудительной германизации. Таким образом, поляки в России имели куда больше прав и привилегий, чем в Пруссии.

По поводу польского восстания прусский министр-президент Бисмарк заявил в палате депутатов: «Во всем этом деле речь идет вовсе не о русской политике и не о наших отношениях к России, а единственно об отношениях Пруссии к польскому восстанию и о защите прусских подданных от вреда, который может произойти для них от этого восстания. Что Россия ведет не прусскую политику, знаю я, знает всякий. Она к тому же и не призвана. Напротив, долг ее – вести русскую политику. Но будет ли независимая Польша в случае, если бы ей удалось утвердиться в Варшаве на месте России, вести прусскую политику? Будет ли она страстной союзницей Пруссии против иностранных держав? Озаботится ли тем, чтобы Познань и Данциг остались в прусских руках? Все это я предоставляю вам взвешивать и соображать самим».

А вот в кулуарной беседе с вице-президентом палаты депутатов Бисмарк выразился более откровенно: «Польский вопрос может быть разрешен только двумя способами: или надо быстро подавить восстание в согласии с Россией и предупредить западные державы совершившимся фактом, или же дать положению развиться и ухудшиться, ждать, покуда русские будут выгнаны из Царства или вынуждены просить помощи, и тогда смело действовать и занять Царство за счет Пруссии. Через три года все там было бы германизировано». На что собеседник возразил: «Но ведь то, что вы говорите, не более как бальный разговор». «Нисколько, – отвечал Бисмарк, – я говорю серьезно о серьезном деле. Русским Польша в тягость, сам император Александр признавался мне в этом в Петербурге».

В Берлине, очевидно, помнили, что с 1795 по 1807 г. Варшава была прусским городом, а Царство Польское – прусской областью, носившей даже название «Южная Пруссия».

Немедленно к русской границе были направлены четыре прусских полка, получивших приказ не допускать в прусские пределы вооруженные шайки повстанцев. В воззвании прусских властей к познанскому населению выражалась надежда, что польские подданные воздержатся от участия в восстании. В случае же ослушания их предупреждали, что виновных постигнет кара, положенная за государственную измену. Наконец генерал-адъютант Вильгельма I Альвенслебен и флигель-адъютант Раух были посланы в Варшаву, а оттуда в Петербург для сбора сведений о ходе восстания и для соглашения с русским правительством об общих мерах к его усмирению.

27 января 1863 г. генерал Альвенслебен подписал в Петербурге с князем Горчаковым конвенцию, что в случае требования военного начальства одной из держав войска другой державы могут перейти границу, а если окажется нужным, то и преследовать инсургентов на территории соседнего государства.

Русско-прусская конвенция стала немедленно приносить плоды. Так, 18 февраля 1863 г. отряд повстанцев Меленцкого и Гарчинского численностью более тысячи человек был прижат русскими войсками к прусской границе, где их взяли в плен королевские войска.

С точки зрения международного права борьба с шайками бандитов на своей территории является внутренним делом государства, поэтому конвенция от 18 февраля 1863 г. касалась исключительно России и Пруссии. Тем не менее правительства Англии и Франции попытались использовать конвенцию как предлог для вмешательства в польские дела.

Британский кабинет приказал своему послу в Петербурге лорду Непиру предложить русскому правительству дать амнистию полякам и вернуть Польше гражданские и политические права, данные ей императором Александром I, во исполнение обязательств, якобы принятых им на Венском конгрессе перед Европой.

26 февраля 1863 г. лорд Непир вручил князю Александру Михайловичу Горчакову ноту с требованиями английского кабинета.

Прочитав ее, вице-канцлер объявил, что, действуя в духе примирительном, он не даст письменного ответа на замечания британского правительства, а ограничится лишь возражением на словах. Горчаков, согласившись с мнением английского министра о действительно печальном положении дел в Польше, заявил, что мнение это также разделяют император Александр и его правительство; государь глубоко скорбит о кровопролитии, но ответственность за это падает не на Россию. Рекрутский набор стал лишь предлогом, а не причиной восстания, уже давно подготовленного эмиграцией в иностранных столицах, не исключая и Лондона. Это было демократическое и антисоциальное движение, стремящееся к совершенно иным целям, чем те, на которые указывает правительство Англии. Цели эти – отделение Польши от России и полная ее национальная независимость в пределах 1772 г. В мятеже участвуют только городское население, сельское духовенство и мелкая шляхта. Крупные же землевладельцы из дворян ищут убежища под защитой пушек варшавской крепости. Крестьяне все на стороне русского правительства.

Переходя к касающимся Польши постановлениям, принятым на Венском конгрессе, Горчаков заметил, что введение упомянутых в них национальных учреждений предоставлено на усмотрение русского правительства. Император Александр I по собственному почину даровал Царству Польскому конституцию, о которой не сообщалось даже иностранным державам. Император Николай I имел полное право отменить ее, когда выяснилось, что она не отвечает потребностям ни Польши, ни России. Александр II проводит в Царстве Польском те же реформы, что и в России. Дарованные им Царству учреждения предоставят полякам полную административную автономию и выборное представительство. Конечно, они не тождественны ни конституции Александра I, ни таким же учреждениям в Англии, но соответствуют положению Польши и отношениям ее к России. Ведь правительство Великобритании не станет утверждать, что спасительны и полезны повсюду лишь те учреждения, что привились в Англии.

Я умышленно подробно излагаю ответ Горчакова, чтобы не быть голословным при оценке деятельности вице-канцлера. Горчаков по каждому вопросу говорил достаточно аргументированно. Но взглянем в целом на ситуацию – Англия шлет ноту, содержащую указания, как вести внутреннюю политику Российской империи. Как будто Александр I – вождь племени готтентотов или индийский раджа. А второе лицо в империи (после царя) боится даже дать письменный ответ, я уж не говорю о том, чтобы посла за подобную дерзость в 24 часа заставить покинуть Петербург. Вместо этого вице-канцлер начинает оправдываться перед послом. Представим себе на секунду, что русский посол заявился в Форин Оффис с аналогичной нотой по поводу событий в Индии и Ирландии…

Патологическую трусость перед Англией и франкофилию Горчакова отмечали многие современники. Так, Бисмарк говорил в рейхстаге: «Я пришел к убеждению, что в русском кабинете действуют два начала: одно – я мог бы назвать его антинемецким, – желавшее приобресть благоволение поляков и французов, главными представителями которого служили: вице-канцлер князь Горчаков, а в Варшаве – маркиз Велепольский; другое – носителями которого был преимущественно сам император и прочие его слуги, – основанное на потребности твердо придерживаться во всем дружественных отношений с Пруссией. Можно сказать, что в среде русского кабинета вели борьбу за преобладание дружественно расположенная к Пруссии антипольская политика с политикой польской, дружественно расположенной к Франции».

Позиция британского кабинета в польском вопросе нашла поддержку – правда, с некоторыми оговорками, – в Париже и Вене. Например, Наполеон ІІІ не хотел даже слышать об английских ссылках на венские договоры 1815 г., которые узаконили низвержение Наполеона I и провозгласили его династию лишенной всех прав на наследование французского престола.

На особенности позиции Австрии наложило отпечаток ее участие в трех разделах Речи Посполитой, но в отличие от Пруссии австрийский кабинет пытался разыгрывать славянскую карту и был не прочь дать любую автономию жителям Царства Польского, если бы они захотели сменить русское подданство на австрийское.

С большим трудом три державы пришли к соглашению, сохранив, впрочем, каждая свой взгляд на мотивы обращения к России и условясь лишь о том, чтобы сообщения эти были переданы русскому двору в один и тот же день.

5 апреля 1863 г. представители Англии, Франции и Австрии в Петербурге вручили князю Горчакову ноты, полученные от своих министров иностранных дел.

В английской ноте обосновывалось право вмешательства в польские дела на основе 1-й статьи заключительного акта Венского конгресса, по которой Царство Польское присоединялось к Российской империи на условиях, перечисленных в той же статье, и которые, по мнению британского кабинета, не были исполнены Россией. Граф Руссель утверждал, что даже после восстания 1830–1831 гг. русское правительство не имело права обращаться с Польшей как с завоеванной страной, не нарушая обязательств, занесенных в договор, потому что самой Польшей оно владеет в силу трактата, заключенного с восемью европейскими державами, в том числе и с Англией. Но независимо от помянутых обязательств на России как на члене европейской семьи лежит и другая обязанность: не увековечивать в Польше положения, служащего источником опасности не только для России, но и для мира в Европе. Польский мятеж будоражит общественное мнение в других европейских государствах, вызывает тревогу у правительств и грозит серьезными осложнениями, а потому британское правительство «ревностно надеется» (fervently hopes), что русское правительство уладит это дело так, чтобы мир на прочном основании был возвращен польскому народу.

Во французской ноте не упоминалось о Венском трактате. Французское правительство свое заступничество за поляков обусловливало исключительно тревогой, которую волнения в Польше вызывают в соседних странах, и их воздействием на спокойствие в Европе. Волнения эти должны быть прекращены в интересах европейских держав. Французское правительство надеется, что русский двор признает необходимость «поставить Польшу в условия прочного мира».

В ноте австрийского министра иностранных дел указывалось на возбуждение умов в Галиции как на последствие продолжительного вооруженного восстания в соседней Польше и выражалась надежда, что русское правительство, осознав опасность этих столь часто повторяющихся потрясений, «не замедлит положить им конец умиротворением края».

На этот раз вице-канцлер не стал уклоняться от письменного ответа на предъявленные ноты. В депеше к русскому послу в Лондоне он вступил в пространные рассуждения об обязательствах, наложенных на Россию по отношению к Царству Польскому статьями Венского договора 1815 г., и доказал, что постановления их не нарушены русским правительством, повторив все доводы первого своего устного возражения британскому послу. Переходя к заключению английской ноты, Горчаков снова заявил, что живейшее желание государя – перейти к практическому разрешению польского вопроса, но решением этим станет не введение в Польше конституции, подобной той, что действует в Англии. Прежде чем достичь политической зрелости Великобритании, другим странам необходимо пройти несколько ступеней развития, и обязанность монарха – соразмерить даруемые им учреждения с истинными потребностями своих подданных.