Текст книги "Имя нам – Легион"

Филипп, держась руками за гудящую голову (казалось: шлем – огромный цер-ковный колокол, а голова – его язык), распрямился и сообщил:

– За-ши-бись!

– Молодца! – похвалил повеселевший Бородач. – До поверхности добраться сможешь?

– Думаю, смогу. – Филипп посмотрел в сторону выхода. – Если ты затычку ско-вырнешь.

– В два счета, – успокоил его Бородач и побрел, раздвигая завалы лепешек.

Филипп, спотыкаясь, заковылял следом.

Освободить проход оказалось не так-то просто. Онзан застрял намертво и не сдвигался ни взад, ни вперед. Бородач возмущенно пыхтел и мощно дергал его за тор-чащую ногу. Нога хрустела и поддавалась. Онзан – нет.

Филипп, наблюдавший за бесплодными попытками Бородача ликвидировать по-смертную подлянку супротивника, вдруг рассмеялся.

– Что такое? – насторожился Бородач.

– Ерунда… вспомнил кое-что.

– Ну, так порадуй старика!

– Анекдот по поводу. Пошли два мужика на медведя. Один – бывалый таежник, другой – горожанин, чайник. Добрались до берлоги. Дитя природы взял здоровенную дрыну и давай ею лесному хозяину в жопу тыкать. Медведь взбеленился, и на них. Они бежать. Горожанин бежит и думает: «А какого, собственно, такого-этакого, мы удира-ем?» Развернулся, да ка-а-а-к даст дуплетом! Два «жакана» двенадцатого калибра – не шутка. Мишка сразу кони задвинул. Чайник ходит гоголем. А бывалый ему и говорит: «Ты, однако, совсем плохо делал. Надо было, однако, до самой заимки бежать. Кто сейчас, однако, эту тушу до дому тащить будет?..»

– Ха-ха, – сказал Бородач. – Пациент изволил шутить. Значит, жить еще некото-рое время будет. Анекдот не без бороды, следовательно, долговременная память тоже в норме. Бывалое «дитя природы» в нашем случае, надо полагать, ты? (Филипп расплыл-ся в самодовольной улыбке.) Ага, ясно, можно было и не спрашивать. За «чайника», однако, спасибо. Учту, однако.

Он принялся ковырять онзана ножом. А «дитя природы» Филипп блаженно рас-тянулся на перине из онзанских припасов. Или отбросов.

Разницы, в принципе, никакой…

Поверхность встретила их суетой и беспорядком. Бардаком. Стало понятно, по-чему так приземисты местные деревья, и для чего им столь разветвленная корневая система. Здесь, оказывается, правили бал ураганы. Очевидно, они были столь же при-вычны здесь, как дожди в Питере или солнце на Кавказе.

Привычны для аборигенов, разумеется.

Чужакам же пришлось несладко. Стихия разметала дирижабли, повалила ком-прессоры, закидав их кучами мусора, вырвала и унесла флажки-указатели. Досталось и людям. Кое-кто демонстрировал свеженькие повязки, чьи-то конечности упаковывали в жесткий лубок. Начальственные Братья нервно орали на терран-спецов, «не обеспе-чивших». Спецы лениво отбрехивались.

«СКАМСС не имеет отношения к метеорологии», – должно быть, говорили они.

Грязные легионеры, только что выбравшиеся на поверхность, нетерпеливо вер-тели головами в поисках обещанной кормежки.

Филипп с Бородачом присоединились к своим. Четвертый взвод потерь не имел. Рейнджеры жадно глотали воду и грызли пересованные сухофрукты, предоставленные запасливым Меньшиковым. Он возбужденно живописал прошедшую бурю:

– Транспортер трясется, как старая дева в мужской бане, в лобешник говно вся-кое летит, на всех частотах командирский мат не по-русски… «Ну, – думаю, – абзац! Если сейчас мужики из нор полезут, калек будет – до хрена и больше». Только успел так подумать, а ветер и стих. Минут пять всего бушевал. Ох, и поотскребал я потом грязь с блистера. Весь ведь залепило! Смотреть неохота было. Да вы кушайте, кушайте, – всполошился он, заметив, что Мелкий прячет последний батончик в карман, про за-пас. – У меня еще есть. Много. Горячего сейчас долго не будет. Гаврики Бобсона как раз заканчивали термосы выгружать, когда налетело. Вся жратва, понятно, разлилась.

Мелкий тут же разорвал упаковку и задвигал могучими челюстями.

– А мы детенышей видели, – сказал он, расправившись с брикетом. – Они как меховые игрушки. Я, мужики, чуть не заревел, ей-богу! Хоть и мерзкие твари из них получаются, а все равно жалко. Все мертвые. На хрена вот так делать? – обернулся он к Генрику. – Что за война такая – с ребятишками? Козлы мы все!..

Генрик не ответил. Он неторопливо жевал, и глаза его были пустыми.

С ревом начали прибывать грузовые транспортеры. Они приземлялись, распола-гаясь по огромной окружности, и возле них тут же закипала работа.

Командир базы распорядился выстроить Легион. Прихрамывая, неся на лице пе-чать забот и усталости, он вышел к подчиненным, и оперся на боковину опрокинутого бурей компрессора. Рядом с ним замер, широко расставив длинные ноги, хмурый на-чальник штаба.

– Легионеры! – прогромыхал «батя». – Нами три часа назад была начата – и чер-товски профессионально! – великолепно разработанная начальником штаба нашей базы (благодарный кивок Семену Семеновичу) акция возмездия…

Он начал говорить вполне ясно и твердо, но с каждым словом речь его станови-лась все более и более эмоциональной, а артикуляция – все менее и менее разборчивой. Не знай Филипп, что Большие Братья питают стойкое и неодолимое отвращение ко всем видам наркотических веществ (за исключением табака), он бы решил, что «батя» здорово перебрал. Но! Как для подавляющего большинства землян омерзительна сама мысль о каннибализме, так для терран страшна мысль о применении воздействующих на психику веществ. Терру заселяла цивилизация абстинентов.

Филипп терялся в догадках.

Причина же стремительного «окосения» командира была проста и находилась прямо под его боком, причем в самом прямом смысле. Из емкости, спаренной с ком-прессором, что служил «бате» опорой, тонюсенькой струйкой стравливался газ. Смер-тельный для онзанов, газ был сравнительно безвреден для здоровья человека, но мозги мутил – любо-дорого!

– …не занятная прогулка со стрельбой, как кажется некоторым горе-воякам из генштаба! – Степан Степанович презрительно мотнул головой в сторону, где, видимо, и окопались названные недоумки. – И не карательная экспедиция, как предательски заяв-ляют опасные личности, к Легиону ни малейшего отношения не имеющие. К сожале-нию, эти люди давно и успешно пользуются мягкосердечием… э-э… не важно кого. Мы блестяще провели первую часть операции, и не наша вина, что завершать ее – не нам. Не нам! Дьявольщина! Она вообще не будет завершена! Руководство решило закапсу-лировать оккупированный противником район. Знаю, вам тяжело будет это слышать, мои герои, но оставшихся в живых онзанов оставят жить и далее. Им даже позволено будет продолжать свой никчемный род. Но уничтожить этот поистине райский край… – Он величественно повел рукой над разоренными ураганом окрестностями. – …целиком им все же не удастся. Да, расход энергии на поддержание капсулы будет велик. Неоп-равданно велик! – Командир снова обратил яростный взор в сторону расточительных горе-вояк и гневно возвысил голос: – Но кое-кто готов пойти и на это! Да, мне, как и вам, горько бросать дело незавершенным. Но я, как и вы, строго соблюдаю воинскую дисциплину и чертову субординацию. За мужество и верность контракту объявляю вам, мои солдаты, благодарность. На базе вас ждет двухдневный отдых и даже кое-какие развлечения. Надеюсь, они немного скрасят боль, принесенную вам неожиданным от-ступлением. Но прежде мы еще послужим в роли боевого охранения. Пока идет монтаж энергоузлов капсулы. Еще пару часов у вас будет возможность вышибить дух из онза-нов, ежели эти членистоногие трусы вдруг появятся из своих зловонных нор. По маши-нам, герои!

Вздох облегчения пронесся по рядам рейнджеров.

Отцы-командиры, должно быть, приняли его за вздох разочарования. «Батя» поднял левую руку над головой и сжал кулак – то ли приветствуя героев, то ли грозя врагам и наивным генштабистам, попавшим под влияние ренегатов. Начштаба похло-пал его по плечу.

Послышались громкие слова команд. Легионеры заспешили к своим транспор-терам.

«Батя» поник и бессильно опустился на пожухлую траву. Голова у него гудела, мысли (непривычно сумбурные) – путались и скакали, а тело казалось только что про-пущенным через камнедробилку. Он застонал, и его вырвало. Семен Семенович, почу-яв неладное, вызвал штабной транспортер, и через минуту здоровью отравленного га-зом «бати» больше ничего не угрожало.

Транспортер четвертого взвода, окончательно оставшегося без куратора, метался от одного монтажного участка к другому. Все плацкарты были уже заняты. Взводов шестнадцатой базы для этого было явно маловато. По-видимому, в охранении также участвовали легионеры, привлеченные со стороны.

Наконец им удалось пристроиться к только что опустившемуся транспортеру строителей.

Попытка выяснить, какую площадь займет монтажный участок, закончилась впустую. Братья-инженеры не бельмеса не соображали ни по-русски, ни по-армянски, ни по-английски. Так же неведомы были им иврит (Березовский и сам знал его едва-едва), французский (близнецы плюс Генрик) и гремучая смесь из смеси нецензурных и общеупотребительных словечек полудюжины языков тюркской группы, на которой пытался объясниться с ними Филипп.

Монтажники жизнерадостно улыбались и красиво рокотали одну и ту же фразу. Обозначала она, как нетрудно догадаться, «не понимаем». Потерявший терпение Ген-рик с самым доброжелательным выражением на лице послал их по матушке (они за-улыбались еще шире) и сказал:

– Так, мужики, принимаю решение единолично. Остановимся здесь. Линия обо-роны – дуга. Сперва разойдемся с запасом, потом видно будет. Петруха, ты секи свер-ху. Связь не отключать. Забрала не поднимать. Не спать. Оправиться сейчас. Разведу вас сам. Все.

Филипп скучал… В самом начале бдения он устроил обмен впечатлениями о прошедшей операции с личным составом взвода, но суровый сержант быстро прервал «пустой треп». И вот сейчас приходилось тупо изучать территорию, откуда грозил предполагаемой атакой злокозненный противник. Обещанная командованием «пара ча-сов» явно затягивалась. Дело у монтажников двигалось споро, грибовидный энергети-ческий узел рос прямо на глазах и к исходу второго часа выглядел вполне завершен-ным… Но рядом терране заложили фундамент еще одного. Дополнительные два часа караула были гарантированы.

Начинало медленно смеркаться.

Снова просыпалось привычное уже чувство голода. Этому способствовали и ок-ружающие пейзажи. Выбравшиеся после урагана из укромных местечек представители местной фауны с аппетитом закусывали опавшими фруктами и друг другом.

Филипп не без гастрономического интереса следил за упитанным зверьком, по-хожим на морскую свинку с вытянутым усатым рыльцем. Неповоротливый зверек го-нялся за лиловой двадцатисантиметровой многоножкой, которая без труда успевала ус-кользнуть из-под самого его носа каждый раз, когда он разевал розовый ротик в пред-вкушении ужина. Наконец зверьку надоело играть в догонялки и он с неожиданным проворством прыгнул на добычу. Пролетев добрых полтора метра, «морская свинка» шлепнулась в кучу сухой травы, накрыв собою многоножку. Через секунду зверек при-ступил к трапезе…

Филипп снова приуныл. Глупая жирная тварь набьет сейчас брюхо и завалится дрыхнуть, а ему еще куковать да куковать! Он поднял увесистый обломок ветки и швырнул в чавкающую зверушку. Узловатая палка попала ей точно в пушистый зад. Зверушка взвизгнула и шмыгнула под травяную кучу, но тут же вылетела назад и стремглав бросилась прочь.

Куча зашевелилась. Из-под нее перло что-то крупное.

Филипп хлопнулся на живот.

Выпрыгнувший (как они все-таки быстры!) онзан был прямо гигантом. Вместо обычной пищали он сжимал в руках толстенную трубу с раструбами по обоим концам. Филипп не стал ждать, пока онзан выберет для своего фаустпатрона мишень, и выстре-лил. Расстояние между ними было смешное – какой-нибудь десяток метров. Действие кумулятивной пули «Феникса» на организм врага Филипп рассмотрел более чем отчет-ливо.

Пуля настигла онзана, когда тот находился в прыжке. На панцире лопнул яркий огненный нарыв. В тот же момент огромное давление, созданное потоком раскаленных газов, выдавило из бронированного корпуса макушку испепеленной головы, потеки ки-пящих физиологических жидкостей и обрывки мышечных тканей и сухожилий. На землю грохнулась выжженная оболочка. Только конечности еще продолжали дергать-ся. Труба, вмиг оставшаяся без хозяина, откатилась в сторону.

Над головой Филиппа загудели двигатели. Второй онзан не успел высунуть и усов. Разряд плазменной пушки транспортера выжег нору вместе со всеми раками-диверсантами на глубину в несколько метров. Филипп метнул в яму цилиндр огнету-шителя, дождался фонтана пара, выброшенного сработавшим взрывателем, и спрыгнул вниз.

Под ногами противно хрустели обугленные остатки панцирей, стенки норы осы-пались, но Филипп честно прополз до первого хранилища (планировка нор была, по-видимому, однотипной). Там пальнул несколько раз наугад, вызвав грандиозные раз-рушения среди штабелей лепешек, и с чистой совестью и немалым облегчением вер-нулся. Отошел от ямы и сказал:

– Петруха, как ты считаешь, зарыть эту воронку можно?

– Не фиг делать! – твердо заверил его Меньшиков.

Транспортер накренился и боковой гранью воткнулся в землю. Пронзительно засвистели турбины. Машина углубилась в почву и медленно поползла к яме. Внуши-тельная гора дерна, увеличиваясь, волной двигалась перед нею.

– Стоп! – скомандовал Филипп, когда вход в нору оказался засыпанным.

Транспортер приподнялся над поверхностью завала и несколько раз проутюжил кучу полукруглым днищем.

– Хорош? – спросил Меньшиков.

– Лепота! – похвалил работу Филипп.

– По другому не умеем, – хохотнул довольный Петруха.

Подстегнутые зрелищем близкой схватки, поднадзорные Братишки забегали за-метно быстрее. Результат не замедлил проявиться. Прибывшие последними, они за-вершили работу в числе первых. И тут же, не дожидаясь торжественного пуска, отбы-ли.

О четвертом взводе наконец вспомнили и облагодетельствовали горячим ужи-ном и дальнейшими распоряжениями. Личному составу следовало погрузиться в транс-портер, а транспортеру занять указанное местоположение. Дождавшись включения ус-тановок, им предписывалось прибыть в точку выхода из капсулы (которая была купо-лом, подобным тому, что украшал базу) и уже оттуда выдвинуться в расположение час-ти.

– Предположительное время включения периметра – двадцать три сорок, – со-общил начальник штаба. – Сверим часы. Двадцать два пятьдесят восемь. Превосходно. Вольно.

Пуск состоялся точно по графику. Об этом поведали пьяно заплясавшие и разма-завшиеся вдруг изображения звезд на возникшем силовом куполе, да хриплый скрежет трущихся, смещающихся пластов почвы внутри капсулы.

Онзаны навеки остались в застенке, а Легион отбыл на базу – наслаждаться обещанным отдыхом и «кое-какими развлечениями»…

ГЛАВА 3

Нам бы стали наливать —

мы бы стали выпивать!

Народная мудрость

Обещанные командиром развлечения заключались в предоставлении полнейшей свободы, обширной программе зрелищных (хоть и не дублированных) трехмерных фильмов о живой природе различных миров и в море разливанном превосходного пива.

Надо ли говорить о том, что фильмов никто не смотрел?

А о том, что навеселе был даже Бобик?

Наш взвод, прихватив пару бочонков пенного счастья (литров на тридцать каж-дый), выбрался за пределы купола и шумно отмечал… что-то шумно отмечал. Кажется, с выходными совпал чей-то день рождения. Или день рождения чьей-то былой подруги. К исходу первого бочонка о заявленной дате не помнил, наверное, и сам заявитель. Да и бог с ней, с датой! Жизнь – праздник, ребята, когда вокруг столько друзей и пива.

– Будут девки! – с жаром убеждал нас Меньшиков. – Будут такие девки, каких вы, смерды, в жизни не видывали. И не увидите уж больше никогда. Лучшие из луч-ших. Привезут их, к слову, с самого Дальнего Востока. Из Сингапура их привезут или из Гонконга. Чтобы мы, по простоте душевной, не выболтали им никаких тайн. Вдоба-вок их обдурят наркотой, и будут они поэтому – огонь!

– Батальоны просят огня! – заорал тут же Наум.

– Именно так! – согласился с ним Петруха. – Это абсолютно точные сведения. Откуда я их узнал? Да вам, братцы, лучше бы и не спрашивать. А то поплохеет с изум-ления-то. Вот-вот, глотайте пивко и предвкушайте.

Мы глотали и предвкушали. Потом кого-то взволновал важнейший вопрос. Хва-тит ли девок всем? Петруха заявил, что хватит всем, да еще и останется. Так как коман-диры, в отличие от вопрошающего, не дураки, а мужики с соображением.

– И с воображением! – подхватил я. – Китаяночки… да под кайфом… да по три штуки на брата – во, блин, у людей фантазия не бедная!

– А пиво они отчего-то не пьют, – огорчился Мелкий.

– Кто, китаянки?

– Да нет, Братья.

– Один хрен, Братья – мужики что надо, – сообщили хором близнецы и провоз-гласили: – Хлебнем же за них!

Выпить за Братьев никто не отказался. Но потом сама собой вспыхнула неболь-шая дискуссия: а стоило ли за них пить? Не переходя в рукоприкладство, дискуссия ти-хо умерла, так как Петруха не унимался и продолжал разжигать в нас похоть рассказа-ми о том, как однажды «залюбел» негритянку. Она, конечно, курва, наградила его «французским насморком», но он не в претензии. Ибо негритянка, ребята – это вещь!

– Вещь в себе, – подняв палец, объявил искушенный в экзотике (после недавнего флоридского отдыха) Генрик.

– Пошляк, – хором сказали близнецы и предложили: – А не хлебнуть ли нам за негритянок?!

– И за китаянок! – добавил я.

– Не гони, торопыга, – возмущенно сказали братья.

– Не буду, – согласно качнул я головой.

За негритянок хлебнули все. Потом за китаянок. Потом Петруха заорал:

– Вон, вон их везут!

Но везли вряд ли «их». Над дорогой проскользнул штабной транспортер, в кото-ром лишь при очень большом желании можно поместить десяток совершеннолетних девиц. Ну, китаянок – десятка полтора. Уложив плотненько в поленницу.

– Облом, – хором сказали близнецы и добавили: – Хлебнем за жизнь без обло-мов!

Близнецов опять поддержали все.

Потом мне захотелось петь. Я встал и, разведя широко руки (так всегда делают телевизионные певцы в косоворотках), затянул «Шумел камыш». Кто-то подхватил, кто-то нет, но в целом получилось неплохо. Хотя можно было и лучше. Под гармошеч-ку. Но ее с нами не было.

– А кто мне скажет, где моя гармошечка? – спросил я строго у притихшего слу-живого люда.

– Да, где твоя гармошечка? – ехидно спросил служивый люд у меня. – Ну-ка, быстро за ней! Умрем ведь с тоски, пока девок дождемся.

– Гена, ты проводишь своего старого забывчивого друга за гармошечкой? – по-интересовался я. – Только надо быстро. Быстро-быстро-быстро. Бегом!

– Всепре… Всенепе… О-бя-за-тельно, – элегантно выкрутился из предательских тенет русского языка находчивый армянин.

Да, пиво у Братьев было крепкое! Кроме того, я заметил, как Меньшиков подли-вал в бочонки что-то прозрачное, знакомо булькающее. Интересно, имеют ли терране представление о том, что иные технические жидкости можно пить?

Сперва мы бежали. Быстро-быстро-быстро. Но почва из-под ног убегала гораздо быстрее. Подняв заливисто хохочущего Генрика с дороги в четвертый или пятый раз, я сказал:

– Можем мы, наконец, товарищ и мастер сержант, хотя бы в выходной день не бегать? Ходить. Да не просто ходить, а вразвалочку так, вальяжно, как… как гуси?.. Как жирные неторопливые гуси, которых зарежут только осенью и которым поэтому со-вершенно некуда спешить?

– Можем, – крайне резко кивнув, заверил меня Генрик. – Имеем полное право. Да мы просто обязаны сегодня ходить вразвалочку и вальяжно. Именно как гуси. Гуси-лебеди.

– Гуси-лебеди летели, в жопе яицца звенели! – обрадовался я. – У нас звенят?

– Вовсю. Аж уши глохнут. Вывод: срочно нужны девки!

– Или гармонь, – добавил я. – Ударим аккордом по пошлому звону!

– Ударим, – миролюбиво согласился он после секундного раздумья.

Целиком занятые этими высокоинтеллектуальными беседами, мы незаметно приблизились к воротам.

Ворота стояли нараспашку. Сильвер голышом валялся поодаль на травке и ды-мил роскошной трубкой «Данхилл». Трубка была не абы какая, но с пятью точками. Блестящие, как радиаторная решетка «Ролс-Ройса» протезы, казалось, вырастали прямо из культяпок. Рядом валялся Игорь Игоревич в цветастых трусах и тоже дымил, только сигарой. Мускулатура у него была – дай бог каждому! Не такая выдающаяся, как у Сильвера, но зато гораздо более сухая – ни грамма жира.

Дымящие гиганты лениво переговаривались.

Мы, соорудив на лицах полнейшую непроницаемость, относительно твердо прошагали мимо.

– Эгей, мужчины! Хорошо отдыхается? – спросил вдогонку Сильвер.

Мы разом повернулись и удовлетворенно кивнули.

Сильвер показал нам большой палец, похожий на коленвал гусеничного тракто-ра, и повалился обратно в траву.

По базе шатались полуодетые легионеры, имеющие только довольные морды. Из одной казармы слышался отличный баритон, который под неплохой гитарный дуэт задушевно выводил «Hotel California».

Я немедленно подхватил. Допеть мне, увы, не дали…

Посреди дороги, широко расставив длинные ноги, стоял, покачиваясь, мой бла-городный соперник Бобсон, и рыжая его макушка упиралась в небосвод. Длинный, гус-то заляпанный веснушками нос Бобсона украшали замечательные зеркальные очки. Отраженное от них солнце нестерпимо жгло мои наглые зенки, залитые пивом под са-мую завязку.

Я благоразумно прищурился и обогнул Бобсона слева.

Генрик обогнул его справа.

Затем мы опять сомкнули ряды и двинулись дальше. Бобсон развернулся и при-нялся испепелять зеркальным взглядом мой затылок. С расстоянием мощь лучей ору-жия возмездия как будто не ослабевала, а даже увеличивалась. Я не вынес страшной муки и обернулся.

– Пощади, о суровейший! – взвыл я. – Не было у меня с ней ничего! Совершен-но. Клянусь своей треуголкой!

Боб презрительно сплюнул в мою сторону, а Генрик ткнул локтем в бок:

– Капрал, ну-ка, кончай издеваться над страдальцем. Ишь, остряк нашелся. Не смешно, между прочим.

– Да и мне, Гена, не до смеху, – признался я. – Без вины же виноватым оказался! А тут еще этот, – я мотнул головой на рыжего василиска, – красавец. Лыцарь конопато-го образа, блин… Хлебнем за рыцарство?

– Хлебнем, – сказал Генрик и снял с пояса флягу.

Баян я привез из дому, и каждый вечер играл «для души». Никто до сих пор не-довольства моими концертами не выразил, и я тешил себя мыслью, что играю хорошо. Возможно, конечно, что ребята имели крепкие нервы и неимоверное терпение. Или стены в казарме отлично изолировали звук.

Как бы то ни было, но сейчас баян ждали. Как из печки пирога. Это ласкало мое самолюбие, и без того раздувшееся от влитого в него пива. Поэтому я любил сейчас весь свет. А больше всех любил Генрика. Старого, доброго друга… Спасшего мне ко-гда-то жизнь. Отдавшего мне свою кровь! Чтобы отметить пламенное это чувство, я обхватил его за плечи и крепко к себе прижал.

– Похоже на намек, – сказал он. – Твоя любовь сменила цвет, э?

– Иди ты! – возмутился я. – Извращенец. Кровосмешением я не занимаюсь. Осо-бенно в предвкушении советско-китайской дружбы. Кста-а-тти… Кто это там тусуется возле казармы?

– Вах! – выдохнул Генрик. – А китаянки бывают блондинками?

– Что? – рассеянно спросил я.

В голове моей трепыхалась возбужденно-удовлетворенная мысль: «А ведь я, ка-жется, знаком с этой девушкой! И я, кажется, был все-таки прав кое в чем…»

Конечно, я был с ней знаком.

Может быть тогда, в шубке, я и не вполне рассмотрел ее фигуру, но волосы… осанка… манера держать сигарету… Это была, несомненно, она! Жанна. Путаночка, приехавшая с Аскером и разбудившая во мне кровожадного зверя. Быка, с пеной на морде разносящего в щепы все вокруг.

И, конечно, я был прав – Братья не гнушаются «подставлять» устраивающих их кандидатов в легионеры. Подлавливать самым древним и самым действенным спосо-бом. «На живца», ребята, клюют не только онзаны. Особенно на такого.

Генрик пускал пузыри, облизывался, снова пускал пузыри, бил копытом, и во-обще – рвался в атаку. Бешеный стук его горячего, любвеобильного сердца я слышал совершенно отчетливо.

И потому бессовестно решил использовать его в роли тарана. Все равно он в тот момент ни черта не соображал. Девица стояла к нам спиной, привалившись плечом к дверному косяку казармы четвертого взвода, и нас пока не видела. То есть позиция для стремительного штурма была идеальной.

– Гена, – зашептал я ему на ухо, – есть идея! Гляди, она же, профурсетка этакая («Но-но, выбирай выражения», – погрозил мне пальчиком джентльмен Гена.), совер-шенно бесстыже военную форму напялила.

Женщина, действительно, была в новеньком легионерском трико, соблазнитель-но обтягивающим ее весьма шикарное тело. Под трико, готов спорить на всю свою мужскую силу, более ничего обнаружить не удалось бы, хоть ты тресни. Ничегошень-ки.

– Непорядок, Гена! (Гена нахмурился.) Но нам он на руку. (Гена заметно про-светлел.) Сейчас мы делаем так. Незаметно к ней подкрадываемся, и ты громко коман-дуешь, мол, смирно, солдат. Она, естественно, в трансе, делает лужицу и падает в об-морок.

– Лужица – это слишком, – засомневался великодушный Гена.

– Согласен, – сказал я. «Нет, не согласен, лужица – самое то! Лужица настоя-тельно рекомендуется!» – завопил злопамятный мститель во мне, но я его игнорировал. – Лужица нам ни к чему. Значит, она просто падает в обморок. Ты ее ловишь и несешь к себе в кубрик. Бережно кладешь на кровать и преклоняешь рядом колени. Я волоку гармошечку и играю «Вставай, страна огромная!» Она медленно приходит в себя. Я на-чинаю прочувствованно играть мелодию из фильма «Эммануэль». Она открывает глаза, полные печали и страсти, и видит твой романтический и мужественный облик. Она снова в трансе. («Делает лужицу!» – злорадно и непристойно заржал пошляк-мститель внутри меня.) Гремят фанфары, она тянет к тебе нежные руки и жадные губы, а я про-ворно исчезаю. Растворяюсь. Через пять минут четвертый взвод дружно хлебает пиво за вашу связь, подобную колоссальному водовороту. Этакому Мальстрёму из двух яро-стных либидо. Я играю «Эх, раз, еще раз, еще много-много раз!» Многоголосый хор дружно подхватывает… Каково?

– Отлично! – похвалил мой план Гена. – Так что я, говоришь, должен делать?

Разумеется, на его невнимательность я ничуть не обиделся.

Передвигаться бесшумно нас научил капитан Пивоваров. И наука эта нами не забылась. Учитывая булькающее в животах пиво и молотящее, как паровой копер, сердце Генрика, к Жанне мы подкрались на «отлично». Замерли, любуясь плавными изгибами фигуры. Генрик медленно, но глубоко вдохнул…

– Смирр-рр-на, солдат!!!

Акустический удар едва не повалил меня на землю. Травы пригнулись, и чере-пица на крыше задребезжала. Гитарный дуэт испуганно смолк на верхнем «До». Где-то тонко, но пронзительно завыл кудлатый четвероногий малыш Бобик. Амальгама очков сержанта Бобкова навек замутилась. Возможно, завыл и он.

Лужицы растеклись под десятками ног…

Жанна, как ни в чем не бывало, отправила щелчком длиннющий окурок точне-хонько в урну. Неспешно обернулась, отбросила густую прядь золотистых волос с ли-ца. Высокомерно искривила красивые губы и спокойно спросила:

– В чем дело, сержант?

Сержант, однако, потерял дар речи. Он вытянулся во фрунт и застыл с идиот-ским выражением на лице. «Подчиненному должно глядеть на начальника лихо и дур-ковато», – вспомнилось мне. Вспомнилось и только. Лихость куда-то запропала, а я окостенел с вполне дурковатой улыбкой на устах. В четырех сантиметрах над отчетли-во выпирающим сквозь тонкую ткань левым соском Жанны клубилась черным и багро-вым пятиугольная голограмма. Голограмма, изображающая разрыв тридцатифунтового фугаса. Нашивка батал-куратора…

– В чем дело, сержант? – повторила она, и раз Генрик не реагировал, перевела взгляд на меня. – Рядовой?..

– Рядовой Капралов, мастер батал-куратор! Должно быть, вам это известно, ма-дам?

– Я не спрашиваю вашей фамилии, рядовой. Я спрашиваю, что за представле-ние? Вы рассчитывали меня ошеломить, не так ли? Можете полагать, что вам это уда-лось. Потому что пахнет от вас воистину отвратительно. Что вы добавляли в пиво?

– Не могу знать, мадам. Вероятно, этиловый спирт. Но… Думаю, о добавках че-го-либо возбуждающего – скажем, к духам и табаку – вы знаете намного больше моего. Примеры нужны?

Я, кажется, приходил в себя.

– Не стоит обращаться ко мне «мадам», рядовой. Тем более не стоит изображать невинного ягненка. Это, по меньшей мере, смешно.

– А по большей? – не сдавался я.

– А по большей – недостойно мужчины. Каковым вы себя, несомненно, считае-те.

– Разумеется, ошибочно?

– Не исключено.

– Благодарю.

Она не удостоила меня продолжением пикировки и повернулась к Генрику.

– Вы уже в состоянии следить за беседой, сержант?

Он кивнул и сказал хриплым шепотом:

– Более-менее.

– Отлично. Я ваш новый батал-куратор. Мне бы хотелось познакомиться с взво-дом. Сделать это прямо сейчас – реально?

– Личный состав э… отдыхает… э… мастер лейтенант.

– Тем лучше, – кивнула она. – Ничто так не сближает людей, как совместная по-пойка.

– Но не все могут пить, – сунулся я.

– Вижу, – сказала она, смерив меня пренебрежительным взглядом. – Иные уме-ют лишь напиваться.

Я не нашелся, что ответить.

Первая встреча четвертого взвода с новым командиром прошла более чем не-принужденно. Сперва, как и следовало ожидать, появление Жанны (Василисы Василь-евны в кураторской ипостаси) было встречено плотоядным нечленораздельным ревом и залихватским свистом. Потом – гробовым молчанием и слабой вибрацией. Затем – одобрительным гулом: она извлекла из заплечной сумки три литровых бутылки «Абсо-люта» и несколько увесистых пластин копченого палтуса в вакуумной упаковке.

Последующее многократное вздымание бокалов «за знакомство» привело сис-тему в состояние устойчивого равновесия.

Я тихонечко сидел поодаль, цедил пивко и наблюдал.

Жанна (то бишь, Василиса) держалась уверенно, как истинная атаманша. Позво-ляла обращаться к себе по имени (хотя и на «вы») и выпивала наравне со всеми, прак-тически не закусывая. Должно быть, опыт, приобретенный ею при исполнении роли российской проститутки, позволял подняться над вековыми традициями предков-абстинентов. Или опуститься относительно традиций. Или же обойти их.

Не могу сказать, что она заделалась душой компании или, положим, ее гласом. Но то, что она стала неотъемлемой ее частью – это было несомненно. Я и раньше заме-чал подобных людей. Сидит себе тихонечко, выпивает. Благожелательно выслушивает пьяный треп собутыльников; уместно, хоть и редко, шутит. Ни с кем не конфликтует. Казалось бы, уйдет, никто и не заметит. Ан нет! Замечают все. Если уж продолжать аналогии с человеческим организмом, то занимает наш герой (а ныне – героиня) место, скажем, почки. Или того краше – яичка. Вроде и жить без одной (одного) вполне мож-но, и снаружи отсутствие сих органов практически незаметно, а только как-то неуютно.