Текст книги "Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха"

Воспоминания

Вместо предисловия

Воспоминания – ценнейший литературный жанр, который оставляет будущим потомкам подлинные свидетельства современников о жизни человека и том времени, в котором он живёт. Они выписывают истинную картину его судьбы, его эпохи, интереснейшие казалось бы мельчайшие детали, дающие неповторимый облик его личности.

Автор книги выражает искреннюю благодарность всем, кто откликнулся на его просьбу.

Этот процесс оказался непростым. Некоторые почти мгновенно откликнулись – написали несколько страничек или даже строк; другие «наговорили», ибо были не в ладу с пером, и составитель тут же записал за ними их мысли и чувства. Попадались обиженные – они напрочь отказались что-либо писать.

Были и такие, которых приходилось упрашивать, умолять, настойчиво уговаривать, и только после таких действий они «выдавали» свои мемуары. Иных пришлось «ждать» месяцами, доходило даже до почти двух лет. Составитель, как видите, долготерпелив. Так что собрать воспоминания оказалось гораздо хлопотней, чем самому написать книгу. Но никаких претензий к ним нет: все мы разные и имеем тьму достоинств и недостатков, в том числе и «виновник» этой книги.

Хотелось бы подчеркнуть необычайное свойство «воспоминателей». Большинство из знавших Александра Кравцова никогда не занималось литературной деятельностью и тем не менее записало свои мысли и чувства литературно на удивление талантливо. Словно некий ангел вдохнул в них свой божественный дар. Возможно, этот дар вселился в них от общения с Александром Кравцовым, ибо влияние его на окружающих было невероятно мощным и благотворным.

Ещё одно феноменальное явление. Некоторые мемуары написаны спустя тридцать-сорок лет, порой и больше, а люди помнят все подробности общения с Александром Кравцовым, будто это случилось буквально вчера – настолько яркими, глубинными и запоминающимися были встречи с ним.

Хочется попросить читателя быть терпимым к выражениям соболезнования и горечи, которые звучат почти в каждом очерке, ибо боль о недавней утрате ещё не улеглась в сердцах современников.

Воспоминания расположены по мере возможности в хронологическом порядке, хотя это не всегда удавалось соблюсти, так как жизнь и память о ней имеют свои причудливые законы.

Воспоминания эти, к сожалению, неполны. Причина житейская – многие, знавшие Александра Кравцова, ушли или раньше его, или вскоре после него. К тому же телефоны и адреса иных не удалось разыскать. Но думается, что и собранные здесь документы эпохи всё же дадут читателям широкую и удивительную картину жизни Большого Таланта и Неординарной Личности.

Большой человек

Т.М. Сурина

Об авторе:

Тамара Михайловна Сурина,

филолог, театровед,

кандидат искусствоведения, профессор.

Автор книг «Станиславский и Брехт» (1975),

«Рудольф Штейнер и Всеволод Мейерхольд: эвритмия, биомеханика, вечное становление» (2006), а также многих статей по литературоведению, эстетике и театроведению.

13 июня 2018 года, на 87 году жизни, не стало Александра Михайловича Кравцова. Он был большим человеком в широком смысле слова: большой физически, с большим талантом писателя и театрального деятеля. Важно подчеркнуть разнообразие и многогранность его талантов: он писал прозу, пьесы, стихи, был актёром, режиссёром, исследователем в области театрального творчества, публицистом, создал свой театр под названием «Мир искусства». Как подчеркнул известный писатель Валерий Поволяев во вступлении к книге А. Кравцова «Узник императора», «его профессии прозаика, поэта, драматурга, режиссёра и актёра не ссорятся, а в нужный момент готовы поддержать друг друга».

Характером Александр Михайлович тоже был многолик: во многом замкнут на своём деле и одновременно широко открыт – это было видно по его театральной деятельности, по воспоминаниям, по бесчисленным вечерам, которые он организовывал в Центральном доме работников искусств и выступал на них в роли ведущего. Вечера отличались талантливой режиссурой, проникновенной атмосферой и глубинными эмоциями. Его энергии можно было поразиться и позавидовать.

Познакомились мы тогда, когда я была Действительным членом Экспертной комиссии Московского Совета книгоиздания (запомнить это своё внештатное назначение я никогда не могла – поэтому и сейчас, чтобы его обозначить, я должна была заглянуть в записи). Общение началось, когда мне было поручено написать рецензию на рукопись книги всеми любимого (не побоюсь этого слова) актёра Юрия Яковлева «Альбом судьбы моей» (М.: Искусство, 1997). Александр Михайлович принимал авторское участие в создании и публикации этой книги. В ней есть его «Письмо вместо предисловия», обращённое к автору книги, и «Письмо вместо послесловия», обращённое к Кравцову Яковлевым. Хочется привести из этого послесловия весьма значимые слова Яковлева: «Удар по культуре начинается с языка. Нет языка – нет нации» – и слова Кравцова, воспроизведённые Яковлевым, что «культура – опыт духовной жизни, и не только нации, а целой цивилизации, её прошлого и будущего…». В моих руках книга, подписанная и Яковлевым, и Кравцовым, с очень тёплыми словами, обращёнными ко мне.

Общение с Александром Михайловичем продолжалось. Он обратил внимание на отдельные мои мысли и замечания, высказанные в разговоре, и многие дальнейшие рукописи, написанные им, проходили через мои руки (в большинстве случаев при их издании я числилась в них рецензентом). Талант Кравцова – писателя, критика, искусствоведа – был огромный, что я уже подчеркнула вначале (о некоторых книгах я скажу далее), но в данном случае вспоминаю о нём в целом как о большой личности. Он, естественно, соглашался не со всеми замечаниями (хотя со многими соглашался), но меня всегда удивляло то, как он с полуслова понимал, о чём идёт речь; быстро, почти мгновенно, мог поправить фразу, найти нужный эпитет или синоним, проявляя свою внутреннюю глубокую одарённость словом как замечательной данностью, идущей из глубины сознания и души. Александр Михайлович, если говорить о книгах и спектаклях, хотел услышать мои конкретные отзывы, не просто доверяя, думаю, моему филологическому и театроведческому образованию, а тем дружественным нотам, которые у меня живут в душе и проявляются по отношению к таланту. Он приглашал меня на прогоны спектаклей, премьеры, творческие вечера в ЦДРИ, нередко обращаясь с просьбой выступить – это помнят артисты театра «Мир искусства». Я была другом этого театра (и остаюсь им), другом Александра Михайловича. Перед каждым выступлением, поверьте, я сильно волновалась. И Александр Михайлович, видимо, помимо того, что я могла сказать о пьесе, театре, самом режиссёре, считал (у меня есть основания так думать), что он представляет мне трибуну, чтобы проявить себя. С одной стороны, внутренне я не особо в этом нуждалась – моей трибуной долгие годы была кафедра Академии общественных наук (маленькие и большие аудитории), где я работала до определённого времени. С другой стороны, это содружество давало мне возможность не выпадать в то время из творческой среды, ибо научные наши работы появляются в печати нечасто, а устные выступления напоминают о нашем творческом существовании.

Эпитафия «Литературной газеты», посвящённая Александру Михайловичу Кравцову, названа «Ушёл блокадник». Действительно, больше года мальчишкой провёл он в блокадном Ленинграде, а затем, вывезенный оттуда, работал в военном госпитале и помогал вместе с матерью возвращать к жизни раненых бойцов, за что был награждён медалью «За боевые заслуги». Именно о людях послеблокадного Питера была написана Александром Михайловичем драма «Новоселье в старом доме», поставленная во многих городах нашей страны, в том числе в ленинградском театре им. Комиссаржевской.

В биографии Александра Михайловича были и другие тяжёлые годы, когда он был несправедливо репрессирован, – годы, естественно, наложившие отпечаток на характер. При этом после репрессий, которым подвергался, он сохранил мужество, не любил вспоминать об этих годах и не жаловался на пройденное. Рассказывал больше (и любил рассказывать) о театральных друзьях и встречах, о людях, которых хорошо знал, о событиях, в которых участвовал. Именно этим встречам посвящена книга Александра Кравцова «Жили-были кумиры» (М.: Алгоритм, 2000), главы которой посвящены композитору Д. Шостаковичу, певцу И. Козловскому, актёрам Н. Симонову, А. Папанову, Ф. Раневской, А. Тарасовой и многим другим творцам – всех не перечислить. Приведу только один пример, может быть, менее известный – главу о режиссёре Леониде Викторовиче Варпаховском, которого лично знала. Называется глава «Режиссёр невольничьей труппы». Леонид Викторович отбывал наказание в лагере за так называемые государственные преступления, которых никогда не совершал. Волею судеб и случая, о котором рассказывает Кравцов, он был использован, помимо других работ, как режиссёр на сцене клуба им. Горького в Магадане, где поставил, в частности, «Травиату». До ареста Варпаховский был учёным секретарём и режиссёром в труппе Всеволода Эмильевича Мейерхольда и начинал научную работу в области записи игры актёров, что чрезвычайно важно для развития театрального дела. Кравцов подчёркивал, что по возвращении после долгих лет из ссылки и поработав в разных театрах, Варпаховский в спектаклях Малого театра, где работал последние годы жизни (и где именно узнала его я), «смело, мягко, без аффектации», не копируя, сочетал приёмы Станиславского, Мейерхольда и Брехта. Актёрами Малого театра в постановках Варпаховского было сыграно немало выдающихся ролей, некоторыми из которых я была свидетелем.

Ничто не помешало Варпаховскому быть и остаться деликатнейшим, интеллигентным человеком. Александр Михайлович справедливо отмечал такое качество Леонида Викторовича, как тактичность, пытливость, ироничность, духовность в конечном счёте, большой духовный запас. Именно духовность, самостоятельность, обострённый интерес к литературе и другим видам искусства, по выражению писателя Льва Разгона, самому испытавшему лагерный режим, помогли Кравцову в молодом возрасте пережить лагерные времена. Духовность и работа интеллекта сохраняли человека в этих тяжких условиях. Александр Михайлович написал пьесу о Варпаховском «Театр рабов для "Травиаты"», которая до сих пор идёт в театре, созданном Кравцовым, и пользуется заслуженным успехом.

На книге «Жили-были кумиры» Кравцова, о которой шла речь, Александр Михайлович написал очень тёплые и дорогие для меня слова. Подчеркну: воспоминания ведь имеют (и это важно) личностный характер. Хочу показать, что сказанное – не пустой звук, и преодолеть на этот раз стеснительность (видимо, мой возраст, а также уход из жизни автора книги имеют значение) и привести текст этой надписи: «Дорогому моему другу, строгому редактору (выделено мной. – Т. С.) и доброму рецензенту Тамаре Михайловне Суриной – в знак постоянно нарастающих тёплых чувств к её обаятельной личности» (у меня много авторских надписей на книгах разных людей, которые, может быть, частично воспроизведу в других очерках).

Естественно, на всех книгах Александра Михайловича есть его надписи. Привожу текст ещё одной, чтобы в очередной раз подчеркнуть, что я откровенно высказывала своё мнение, не страшась его реакции, и он ценил мою откровенность, моё детальное внимание к слову, к стилевому и жанровому разнообразию написанного. Вот эта надпись на книге «То блик, то лик, то облик» (М.: Русский мiръ, 2008): «Дорогой Тамаре Михайловне, верному спутнику и честному критику моих литературных и театральных трудов, от эмбрионов до восковой спелости – с благодарностью за добрую дружбу». Эта книга – мемуары в прозе и стихах с эпиграммами, данными в конце, действительно «талантливая живопись времени и судеб», как сказано в аннотации к книге, – поэтому чтение рукописей Кравцова всегда доставляло мне огромное удовольствие и радость познания как жизни, так и искусства.

Были у Кравцова, если говорить о других книгах, повести и рассказы из русской истории, пьесы об императрице Екатерине Второй, Михаиле Лермонтове, Сергее Есенине, рассказы о военном времени – все эти произведения отражают историю нашей страны, судьбы её героев. Я не занимаюсь перечислением – надеюсь, со временем новыми авторами должно быть написано отдельное исследование о литературном и театральном творчестве Кравцова, но не могу не сказать о работе особого назначения – книге «Искусство живого слова. История. Закономерности. Школа.» (М.: АО «Московские учебники», 2003), которая однозначно является школой, учебником для чтецов, мастеров художественного слова, исполнителей театра одного актёра.

Об этой уникальной работе я написала в своей книге «Рудольф Штейнер и российская театральная культура: Михаил Чехов, Всеволод Мейерхольд, Андрей Белый» (М.: Прогресс-Плеяда, 2014). Повторю лишь некоторые мысли. Автор пишет о живом художественном слове увлекательно, выразительно и одновременно поучительно, приводя многие примеры замечательных чтецов в истории (не будем перечислять) и современности – от В. Яхонтова и Д. Журавлёва до С. Кочаряна, С. Юрского, Г. Сорокина, А. Филиппенко, С. Кокорина и многих других. Он говорит о культуре звучащего слова, о ритме и темпе, о значении паузы, о категориях образа рассказчика, вспоминая мастера режиссуры и педагогики в искусстве художественного чтения В.Э. Морица, о крайностях увлечений начинающих артистов-чтецов. Кравцов подчёркивает и значение смысла, сказанного при исполнении художественного произведения, и то, что в искусстве чтеца слово и пластика находятся в органической взаимозависимости; указывает словами А.Н. Толстого на важность «внутреннего жеста» героев, говорит о «психофизических действиях», используя термин К.С. Станиславского, и «телобытии», употребляя понятие польского режиссёра Ежи Гротовского.

Многогранность и многозначность творчества Александра Михайловича Кравцова сказались в единстве того, что он создавал в литературе, искусствоведении и театре.

Театр «Мир искусства», основателем которого был Кравцов совместно с членами его труппы Сергеем Кокориным и Сергеем Блохиным, открылся в январе 1992 года, что было связано с датой 27 января 1944 года, когда Ленинград был полностью освобождён от гитлеровской блокады. Это было не случайно – Кравцов был уроженцем Ленинграда и посвятил свою известную пьесу, как уже было сказано, ленинградцам. Театр начал свою деятельность с моноспектакля «Кюхля» по роману Юрия Тынянова в исполнении Сергея Кокорина, чьё творчество отметили такие актёры, как Анатолий Папанов, Цецилия Мансурова, Анастасия Зуева. Позже, хотелось бы подчеркнуть, Александр Михайлович подготовил моноспектакль Сергея Блохина «Ни злодея, ни ангела» по рассказам А.П. Чехова и сценический рассказ о судьбе великой актрисы Малого театра М.Н. Ермоловой в исполнении Нины Веселовской, замечательно, напомню, сыгравшей роль Даши в кинофильме по роману А.Н. Толстого «Хождение по мукам». Подчёркиваю всё это потому, что искусство живого слова Кравцов представил не только теоретически, хотя и с многочисленными примерами, в книге, о которой было сказано, но и дал высокие его образцы в своём творчестве.

Спектакли по рассказам В. Шукшина, собственные пьесы о С. Есенине, М. Лермонтове, императрице Екатерине Второй, поставленные Кравцовым в театре (всех, повторюсь, не перечислить), показали художественно-просветительское лицо театра, реалистическую и психологическую его направленность, важную духовную составляющую его пути. Александр Михайлович дорожил традициями русского театра и его великих актёров, чтил заветы Станиславского, нередко вспоминал о своей дружбе с лучшими представителями второго поколения МХАТа, о чём и рассказал в уже названной книге. Подходя творчески к новым постановкам в своём театре, он не мог и не хотел предать высокое назначение театра.

На спектаклях независимого театра «Мир искусства» А. Кравцова бывает много молодёжи, в театре есть спектакли-долгожители, в которых немало лет играли, наряду с молодыми актёрами, приглашённые народные артистки России Анна Васильевна Антоненко-Луконина, Надежна Юрьевна Каратаева-Папанова, Любовь Васильевна Стриженова. Не могу не отметить тонкое и выразительное мастерство более молодых актрис Светланы Авиловой, Веры Фалютинской. Хотелось бы упомянуть и то, что литератор и актёр театра «Мир искусства» Александр Соколов стал членом-корреспондентом Академии российской словесности.

При откровенности и искренности, с которыми вспоминаю Александра Михайловича (впрочем, только так и могу писать), не хочу скрыть и размолвки, которая произошла между нами. В своё время в «Литературной газете» была опубликована моя рецензия о книге Кравцова «Повести белкина друга и рассказы о русской истории» (М.: Центральный дом работников искусств, 2010), где были отмечены – попутно скажу – мастерство автора в передаче атмосферы времени происходящих событий, внимание к звучанию слова. В связи с юбилеем театра «Мир искусства» мне заказали о нём статью (звонил по этому поводу от «Литературной газеты» Владимир Владимирович Бонч-Бруевич, известнейший журналист и замечательный человек, который был членом правления ЦДРИ, другом Александра Михайловича и с которым у меня тоже были прекрасные отношения, – его не стало 14 августа 2018 года к моему глубокому сожалению и огорчению). Подготовив вопросы для уточнения некоторых фактов, касающихся истории театра, я, несмотря на нездоровье в этот период, позвонила Александру Михайловичу. Видимо, разговаривала я с ним слишком делово, потому что он обвинил меня в официальном подходе («Я с Вами говорю как друг, а Вы как интервьюер»). Тон был резкий, и при этих условиях я не могла писать статью о театре, возглавляемом Александром Михайловичем. Позвонив Бонч-Бруевичу, я всё рассказала. Он был изумлён, зная о наших дружественных отношениях с Кравцовым (однажды – расскажу в скобках – Владимир Владимирович прилюдно и шутя спросил меня, как я справляюсь с Александром Михайловичем, выступая в качестве редактора и рецензента его рукописей. Я, тоже шутя, ответила приблизительно так: «Справляюсь – с помощью доказательности и мягкости объяснений». Присутствующие улыбались – это было за кулисами после очередного вечера в ЦДРИ, талантливо поставленного и проведённого Александром Михайловичем).

Статья о театре, не мной написанная, была напечатала в «Литературной газете», и инцидент был исчерпан.

Александр Михайлович при всей стойкости характера был достаточно раним и если по тем или иным причинам переставал общаться даже с известными и очень близкими ему людьми, то надолго, подчас навсегда, – я знаю такие примеры, о которых он сам рассказывал. Здесь было по-другому. Через некоторое время я поздравила Александра Михайловича с очередным праздником и была приглашена на спектакль, которого ещё не видела. Мы поехали на спектакль с Машей Новохижиной – дочерью актёра Малого театра и певца Михаила Михайловича Новохижина, друга Александра Михайловича, уже ушедшего из жизни. Она везла в подарок Кравцову книгу отца, выпущенную к тому времени, а я – свою книгу, уже названную, в которой были страницы, посвящённые «учебнику живого слова», созданному Кравцовым. Встретились мы дружественно и тепло, о размолвке не вспоминали.

Нет надобности перечислять многочисленные высокие звания Кравцова – об этом, думаю, скажут создатели книги воспоминаний; не буду останавливаться на горячих, выразительных и впечатляющих строках его публицистики, но упомяну о сборниках поэзии Кравцова (он обладал и этим талантом!), чтобы повторить те строки, которые он сам выделил и начертал в одной из программ, посвящённой презентации его книги, и которые являются как бы квинтэссенцией его жизни и творчества.

 
…«Искусство – клетка, – уверял поэт, –
В ней стонет раб до окончанья жизни».
Я раб призванья? Или клетки нет?
Есть… Но какая жизнь оттуда брызнет,
Когда из наворота дум и чувств,
Мгновенных встреч среди бессонных бдений
Пройдёшь сквозь многоформие искусств
К иносказанной внятности творений!..»
 

В результате могу сказать об Александре Михайловиче Кравцове:

Как много сделано!

Как много оставлено! – важно не забыть такого большого наследия и такого большого человека.

Послеперестроечное мужество было заложено в пору холодную и голодную

В.Д. Поволяев

Об авторе:

Валерий Дмитриевич Поволяев,

советский и российский прозаик,

заслуженный деятель искусств РФ,

член СП СССР,

член Академии российской словесности.

Александр Михайлович Кравцов – блокадный мальчишка, выживший в самую тяжёлую пору сорок первого – сорок второго годов, был почти без сознания эвакуирован на Большую Землю вместе с матерью… Он, пожалуй, был одним из немногих мальчишек, густо населявших их дом до войны (а может даже и единственный), кто остался жив.

Мне ещё в советские годы довелось познакомиться с большим количеством блокадных документов, с историей осаждения города гитлеровцами. Общаться с живыми питерцами, пережившими ту страшную пору, – я несколько лет подряд ездил в невскую столицу, собирал материал для прозы, бывал в самых разных местах, связанных с обороной города, и очень хорошо представляю, что пришлось перенести обычному ленинградскому пареньку-блокаднику, чтобы уцелеть.

Не дай Бог кому-нибудь из нас пережить подобное былое или хотя бы просто оказаться свидетелем – только от одного увиденного можно легко стать инвалидом.

Уже потом, в нынешнее время, те ставшие далёкими годы сделались для Кравцова мерилом воинского и гражданского мужества, сопротивления смерти, голоду, холоду, болезням и напастям, беде…

Потом Кравцов постарался об этом рассказать и на сцене, и в книгах своих, и в «выступлениях живьём» перед читателями… И сделал это Александр Михайлович талантливо.

А.М. Кравцов. ЦДРИ, канун 9 мая 2005 г.

Он умел жить и работать именно так – талантливо. Я, например, добрых два десятка лет входил вместе с ним в состав правления ЦДРИ – Центрального дома работников искусств, избирались мы с ним и в президиум правления. А президиуму правления приходилось решать не только хозяйственные или, скажем, творческие вопросы, но и вопросы жизни и смерти этого дома.

В лихие девяностые годы дом попросту постарались отнять у работников искусств. Методы отъёма были бандитские – приходили люди в плащах, под плащами – автоматы, и требовали передать им документы на ЦДРИ (соответственно документы, подписанные и заверенные печатью). Сопротивляться этим людям было опасно.

Обедали они в ресторане, примыкавшем к дому, выходили, довольно выковыривая из челюстей остатки еды. Вместо зубочисток использовали сложенные вдвое стодолларовые бумажки – очень удобно было пользоваться ими, бумага на банкноты в Штатах шла жёсткая…

На баррикаде, сложенной для защиты дома, находился и Александр Михайлович Кравцов.

Помнят в ЦДРИ блокаду и административную, когда по нескольку раз на день приходили всякие чиновные люди со штрафными блокнотами в руках. Одни выписывали штрафы за плохо покрашенный вентиль пожарного гидранта, другие – за криво стоящую трубу на крыше дома, третьи – за пыль на асфальте перед входом и так далее. Штрафов набиралось на десятки миллионов рублей.

В доме для защиты от налётов была создана комиссия по спасению ЦДРИ. Дом то заливали, то в коммуникациях что-то отключали, и тогда в помещениях не было ни воды, ни света… Делали это специально – слишком уж лакомым и ценным был кусок земли, на котором находился главный творческий штаб столицы. Мечта и у бандитов, и у чиновников была одна: снести ЦДРИ ко всем шутам и поставить на этом месте большой торговый центр с лавками и галереями, с закусочными, где богатый люд будут кормить дорогими моллюсками, устрицами и гребешками, омарами и трепангами – ох, сколько бы пользы и радости было бы тогда разным банкирам и инвесторам!

И опять в защиту дома поднялись люди, которые не умели ни воровать, ни считать чужие деньги, но умели ценить таланты и толково мыслить, они верили, что в конце концов навязываемый беспредел угаснет. Среди этих людей был и Кравцов.

Думаю, что стойкость, способность сопротивляться, добиваться своего, ковать победу были заложены в Александре Михайловиче в давние блокадные годы, когда на карту была поставлена судьба страны: быть или не быть? – и качества эти А.М. сохранил до самого последнего дня жизни.