Текст книги "Покрышкинский авиаполк. «Нелакированные» боевые хроники. 16-й гвардейский истребительский авиационный полк в боях с люфтваффе. 1943-1945"

В соответствии с этим же приказом «за 122 боевых вылета над полем боя, лично сбитые 4 самолета противника и 1 в составе пары» орден Красного Знамени получил командир звена 16-го гиап гвардии старший лейтенант Ершов Николай Николаевич.

8 мая 1944 года, в 9.00, Александр Клубов и Аркадий Федоров со Звездами Героев на груди благополучно возвратились на аэродром Водопой.

Перебазирование авиачастей 9-й гиад по маршртуту Водопой– Гальжбиевка прошло также успешно не только благодаря правильной организации перелета, но и снова благодаря хорошему метеорологическому обеспечению, которое осуществлялось следующим образом: перед началом перелета был выслан самолет разведки погоды, по возвращении которого на аэродром посадки для принятия самолетов соединения вылетел заместитель командира авиадивизии.

Результаты разведки погоды, произведенной самолетом-разведчиком, немедленно были переданы на аэродром вылета (Водопой) дежурившим на аэродроме посадки (Гальжбиевка) метеорологом АМБ авиадивизии, после чего и начался перелет самолетов. Метеоролог, находящийся на аэродроме посадки, передавал каждые полчаса погоду своего района. По договоренности с командирами и штурманами самолетов-лидеров, возвратившимися на аэродром Водопой за новой группой самолетов, штурманы этих групп самолетов передавали 2–3 раза погоду по маршруту полета.

В 11.00 с аэродрома Водопой курсом на аэродром Гальжбиевка (конечный пункт маршрута), продолжая выполнять боевую задачу по перебазированию к линии фронта в состав войск 2-го Украинского фронта, под управлением командира авиаполка гвардии майора Чавчанидзе вылетела первая группа летного состава 16-го гиап в составе: Чавчанидзе, Никитин, Торбеев, Стаценко, Еремин, Новиков, Василий Онищенко, Иван Онищенко и Душанин. Около 12.15 перелет группы был благополучно завершен, посадка самолетов прошла штатно.

В 11.35 продолжила путь на аэродром Гальжбиевка десятка «Аэрокобр» под управлением Героя Советского Союза гвардии капитана Речкалова – Речкалов, Вахненко, Голубев, Иванков, Олефиренко, Березкин, Чистов, Руденко, Сухов и Жигалов. В 12.55 группа Речкалова также благополучно приземлилась в конечной точке маршрута.

В 12.20 покинула аэродром Водопой девятка «Аэрокобр» под управлением Героя Советского Союза гвардии капитана Клубова: Клубов, Чистов, Петухов, Барышев, Трофимов, Кетов, Карпов, Копейка и Ершов. В 13.25 без происшествий все самолеты группы приземлились на аэродроме Гальжбиевка.

В 16.00 вылетела следующая группа Героя Советского Союза гвардии капитана Федорова: Федоров, Пищальников, Старчиков, Коряев, Белозеров, Шашков, Иванов, Примаченко и Ивашко. Ее перелет закончился в 17.05.

Крайними взлетели в 17.30 семь «Аэрокобр» 16-го гиап: Еремин – Душанин, Торбеев – Стаценко, Василий Онищенко – Сухов и «беспарный» летчик Никитин. Обособленно закончили перелет в составе 16-го гиап (47-й и 48-й вылеты за 8 мая) два бывших командира 16-го гиап – гвардии подполковники Покрышкин и Исаев, кто у кого был ведомым – даже предположить трудно.

В 18.35 весь 16-й гиап благополучно завершил перебазирование к линии фронта в составе нового авиационного соединения (7-й иак) и начал подготовку к ведению боевых действий на новом аэродроме базирования.

Таким образом, с 8 по 11 мая управление и авиационные части 9-й гиад передислоцировались на новый аэроузел Ямполь (Винницкая область). Оперативная группа управления авиадивизии, 16-й гиап и 718-й бао разместились на аэродроме Гальжбиевка, 100-й и 104-й гиап, а также 434-й бао – на аэродроме Червоный Клин.

При этом на каждом аэродроме была развернута система связи, которую обеспечивала рота связи бао, имевшая такой же номер, как и батальон аэродромного обслуживания, который обеспечивал авиационную часть. Узел связи КП авиаполка имел, как правило, прямую проволочную телефонную связь с вышестоящим штабом, ПВО аэродрома и стоянками эскадрилий.

Внутренняя связь на аэродроме работала через коммутатор и соединяла абонентов со штабами, службами авиаполка и батальона аэродромного обслуживания, а также квартирами обоих командиров частей. Кроме того, дежурные самолеты могли быть подняты в воздух с помощью осветительных ракет.

Например, узел связи «Стынка» аэродрома Стефанешти обеспечивал прямую телефонную связь с командирами 16-го гиап, 495-го и 718-го бао, КП авиаполка, начальниками штабов 16-го гиап и бао, заместителем командира бао, общежитием личного состава, авторотой, техотделом, АМС и начальником отдела контрразведки Смерш.

С КП 16-го гиап существовала прямая телефонная связь с абонентами управления 9-й гиад.

9 мая авиаполк Аркадия Чавчанидзе полетов не производил, командование авиационной части дало своим летчикам время передохнуть, привести себя и материальную часть в порядок после столь длительного перебазирования на новый аэродромный узел.

С 2 по 9 мая летные эшелоны и передовые команды всех авиационных полков 9-й гиад, а также часть технического состава некоторых подразделений дислоцировались на промежуточном аэродроме Водопой (Николаев).

Для переброски передовых команд в распоряжение покрышкинской авиадивизии штабом ВВС КА было выделено 2 транспортных самолета Ли-2, один из которых прибыл из Москвы в середине дня 29 апреля, но из-за отсутствия горючего не мог быть использован до 2 мая, второй Ли-2 прибыл из 17-й ВА только утром 2 мая. Из-за отсутствия горючего для Ли-2 и для дозаправки самолетов «Аэрокобра» перебазирование частей 9-й гиад было задержано на 3 дня. Запланированный на утро 1 мая подвижной железнодорожный состав для перебазирования наземного эшелона был подан только 11 мая, то есть с опозданием на 10 дней. Железнодорожный эшелон после погрузки вышел со станции Верхний Токмак 12 мая и «до сих пор находится в пути», пройдя за 19 дней 550 км. Отсутствие основной массы техсостава и специалистов ПАРМов, перебрасываемых по железной дороге, усложнило обслуживание и ремонт материальной части авиаполков в новом аэроузле.

10 мая рано утром в штаб 16-го гиап поступило боевое распоряжение начальника штаба 9-й гиад № 08, в котором он передал приказание командира авиасоединения.

Каждому из командиров подчиненных авиачастей, в том числе и 16-го гиап, он приказал:

«1. 16-й гиап 10.05.44 г. с рассвета и до наступления темноты парой «Аэрокобра» в готовности № 1 и парой «Аэрокобра» в готовности № 2 прикрыть свой аэродром дежурством на земле. Взлет по зрячему.

В течение дня отрабатывать упражнение № 20 КБПИА-43.

Со свободным летным составом изучать район предстоящих боевых действий.

Командиру полка со своим штурманом произвести вылет для ознакомления с аэродромом предстоящего базирования Стефанешти.

2….

3….

4. Командирам 16-го, 100-го гиап отправить передовые команды на новые аэродромы (16-й гиап – Стефанешти, 100-й гиап – Рожки. – Авт.)».

Поэтому летный день 16-го гиап начали летчики-командиры 9-й гиад и 16-го гиап. В «звездный» (по количеству Звезд Героя) полет, выполняя полученную утром боевую задачу по облету района боевых действий (так было записано в «Журнале боевых действий 16-го гиап»), в воздух в 8.25 поднялись дважды Герой Советского Союза гвардии подполковник Покрышкин, гвардии майор Чавчанидзе и Герой Советского Союза гвардии капитан Федоров.

В этот день с утра в 16-м гиап были запланированы и учебнотренировочные полеты, летчики авиачасти Чавчанидзе, наверное, должны были «отрабатывать упражнение № 20 КБПИА-43», как требовал комдив. В динамике события того утра происходили следующим образом.

В 8.27 первыми в воздух поднялись два брата Онищенко – Иван и Василий.

В 8.30 взлетел Вячеслав Березкин.

Следом за ним в 8.31 пошли на взлет «Аэрокобры» летчиков Торбеева и Стаценко.

В 8.32 вылетел в тренировочный полет (как впоследствии оказалось, в последний раз) комэск-1 Иван Олефиренко.

В 8.45 в зону пилотирования поднялся самолет летчика Душанина.

После него от ВПП аэродрома Гальжбиевка оторвалась «Аэрокобра» летчика Никитина. Он начал облет своего самолета после замены авиационного мотора.

В этот момент в воздухе случилось несчастье – через 18 минут после взлета сорвалась в штопор и разбилась «Аэрокобра», пилотированная командиром 1-й аэ 16-го гиап гвардии капитаном Олефиренко. Самолет упал в районе 2–3 км северо-западнее Дзасовки.

Однако руководитель полетов (наверное, им был заместитель командира 16-го гиап Герой Советского Союза гвардии капитан Речкалов) полеты не прекратил (может быть, Григорий Речкалов еще не знал об авиакатастрофе, или по какой-то другой причине) и в 9.18 дал добро на взлет еще двум летчикам авиаполка – Голубеву и Иванкову.

Все самолеты, за исключением «Аэрокобры» Олефиренко, до 10.13 благополучно приземлились на аэродроме Гальжбиевка.

Плановая таблица полетов была срочно свернута. Только в 13.45 был разрешен вылет летчику Руденко с задачей обкатки авиационного двигателя после замены или ремонта.

На этом полеты 16-го гиап 10 мая, закончившиеся в том числе и человеческой трагедией и потерей самолета, были прекращены.

Но, по мемуарам маршала авиации Александра Покрышкина, в гибели гвардии капитана Ивана Константиновича Олефиренко он обвинил «исполняющего обязанности командира 16-го гиап Григория Речкалова». У непосвященных читателей книги Покрышкина создается впечатление, что после убытия в апреле 1944 года самого Александра Ивановича на должность командира авиадивизии свою должность командира авиаполка он передал Григорию Речкалову. Однако «исполняющим обязанности» Речкалов стал, вероятно, только в 8.25 10 мая 1944 года, когда шасси «Аэрокобры» командира 16-го гиап гвардии майора Чавчанидзе оторвались от земли аэродрома Гальжбиевка. По словам Александра Ивановича, в фюзеляже «Аэрокобры» Олефиренко авиационные механики забыли сумку с инструментами, что привело к катастрофе самолета (заклинило рули управления, или изменилась центровка самолета) и гибели известного летчика и командира, а Речкалов якобы был виновен в том, что не дождался приезда техсостава и начал полеты, при этом лично не осмотрел перед тренировочным вылетом «Аэрокобру» своего подчиненного.

Все 14 самолето-вылетов, выполненных 10 мая летчиками 16-го гиап, расписаны скрупулезно выше. Читатель, знающий хоть мало-мальски азы выполнения авиационных полетов, заметит необъективность претензий бывшего командира 16-го гиап Александра Покрышкина к Григорию Речкалову. Несомненно, плановая таблица полетов на 10 мая была составлена накануне, и не без участия командира 16-го гиап гвардии майора Чавчанидзе (он должен был ее утвердить) и с согласованием ее с командиром авиадивизии Покрышкиным (если он лично вылетал в этот день). Таким образом, и командир авиасоединения и командир авиационной части знали, что 10 мая в 16-м гиап будут проведены учебно-тренировочные полеты («В течение дня отрабатывать упражнение № 20 КБПИА-43»). К тому же накануне, 9 мая, повторяюсь снова – летчики отдыхали. Здесь следует напомнить, что 8 мая в авиаполк возвратились из штаба 8-й ВА (аэродром Сарабуз) награжденные Золотыми Звездами Героев гвардии капитан Федоров и гвардии капитан Клубов. Так что 9 мая, скорее всего, в части проводилось чествование Героев, потому полетов и не было. А как отмечаются праздники на Руси, мы все знаем. Об этом мероприятии упоминаний ни в чьих воспоминаниях нет, но без праздничного обеда здесь не обошлось. Возможно, даже только в узком кругу руководящего состава авиаполка и соединения. Как это отразилось на физиологическом состоянии летчиков поутру 10 мая, мы не узнаем никогда, но трагедия, может быть, состоялась и из-за этого… Но это только предположения. К тому же замполита части, опытного политработника, гвардии подполковника Погребняка также на месте не было.

Несомненно, перед началом полетов была постановка задачи, на которой должны были быть командиры авиационных подразделений (командиры эскадрилий) и вылетающие в этот день пилоты, медики, старший инженер авиаполка, командиры 16-го гиап и 718-го бао. Если полеты начались, значит, замечаний к их проведению на постановке задач не было. Все было нормально. Тогда непонятна претензия Покрышкина к своему заместителю гвардии подполковнику Исаеву, запротоколированная Покрышкиным в своих мемуарах: «Как вы допустили полеты без техсостава, а также поминки со спиртным?» Выходит, Александр Иванович в должности командира авиадивизии приказывает лично командиру 16-го гиап: «10.05.44 г. в течение дня отрабатывать упражнение № 20 КБПИА-43», но не знает, что не весь техсостав прибыл на передовые аэродромы базирования. Как же тогда он сам и сопровождающие его командир и штурман авиаполка вылетели на облет района предстоящих боевых действий и рекогносцировку аэродромов авиакорпуса? А насчет спиртного – его сентенции также не выдерживают критики. На фронте погибших боевых товарищей без спиртного поминали только тогда, когда его, то есть спиртного, просто не было. Но авиация отсутствием спирта не страдала никогда, особенно летающая на импортных самолетах. В том, что поминки были организованы недолжным образом, вина заместителя командира 16-го гиап гвардии капитана Речкалова есть, но не более. Хотя, возможно, вечером 10 мая 1944 года командир 16-го гиап уже был в Гальжбиевке, но об этом подтверждающих документов нет.

Согласно решению командира авиаполка, его заместитель по политработе и многие его коллеги (командиры, непосредственно отвечающие за морально-политическое состояние подчиненного личного состава) остались в железнодорожном эшелоне части и не смогли быть вместе с летчиками в эти дни.

Следуя дальше логике Покрышкина, если Речкалов лично не осмотрел самолет Олефиренко, то кто же тогда из технического состава проводил предполетный осмотр самолетов Покрышкина, Чавчанидзе, Федорова, братьев Онищенко, Торбеева, Стаценко, Березкина, Душанина, Никитина и Руденко, вылетавших в этот день?

Если рассмотреть заявление Покрышкина с другой стороны, то, по военной субординации, получается следующее. На 10 мая – кто командир авиаполка, так как комэски (в том числе и Олефиренко) напрямую ему подчиняются? Командиром 16-го гиап с 29 апреля 1944 года был гвардии майор Аркадий Чавчанидзе (приказ 16-го гиап № 059 от 29.04.44 г.), которому лично Александр Иванович передал свой авиаполк при убытии в 9-ю гиад на должность командира авиационного соединения.

Речкалов же с 20 января 1944 года – заместитель командира авиаполка по летной части и теории полета, и он мог давать приказы и указания командирам авиационных подразделений только по своей службе, и то через командира части. И лично он не должен осматривать никакие самолеты, кроме своего, контрольным осмотром перед полетами, если на это нет указания командира. Тогда возникает следующий закономерный вопрос. А что тогда делал механик самолета Олефиренко, техник эскадрильи, инженер авиаполка? Куда они смотрели? Это их прямая обязанность. Если бы это было подтверждено дознанием, несомненно проводимым командованием авиаполка с привлечением оперативных работников Смерша по фактам гибели своих военнослужащих не в боевой обстановке, то не поздоровилось бы всем должностным лицам, прямо или косвенно отвечающим за безопасность полета летчика. А таких последствий что-то не было выявлено. Каков же был жизненный путь нового командира 16-го гиап?

Чавчанидзе Аркадий Серапионович родился 23 января 1910 года в Харькове. Его отец (1862 г. р.) был по национальности грузин, мать (1873 г. р.) – русская. Аркадий получил хорошее по тем временам образование и в 1926 году закончил 9-летнюю общеобразовательную школу.

2 октября 1928 года по направлению отдела ВФК ЦК Ленинского коммунистического союза молодежи Грузии (г. Тифлис, проспект Руставели, д. 20, тел. 7-13, 2-21) и Грузинского Осоавиахима «член ЛКСМ Грузии товарищ Чавчанидзе Аркадий Серапионович» был направлен для поступления в военную школу летчиков. Этот документ, сыгравший определяющую роль в жизни Аркадия, подписал тогдашний председатель ВФК ЦК тов. Саакян и секретарь – Чергулия.

На службу в ряды РККА он был зачислен 5 декабря 1928 года.

После обучения во 2-й объединенной авиационной школе летчиков и авиатехников Приволжского военного округа (г. Вольск) и 2-й военной школе летчиков Московского военного округа (г. Борисоглебск) в 1931 году с налетом 80 часов он выпускается в звании младшего лейтенанта ВВС РККА и направляется для прохождения дальнейшей службы во 2-ю иаэ Кавказской Краснознаменной армии (г. Баку). Вместе с ним в Вольске, а затем в Борисоглебске учился Виктор Петрович Иванов, будущий командир 55-го иап (16-й гиап)! Только он, в отличие от Чавчанидзе, был направлен для дальнейшего прохождения службы в Ленинградский военный округ, в 33-ю легкобомбардировочную эскадрилью.

Показатели по налету за время обучения, например, еще одного будущего командира 16-го гиап Григория Речкалова при выпуске его из Пермской военной авиашколы в 1939 году были следующие: на самолете У-2 – 21 час (179 посадок), на И-5 – 3 часа 34 минуты (30 посадок), на И-15 – 12 часов 07 минут (53 посадки). То есть всего 36 часов 41 минута (262 посадки).

Затем Аркадий Чавчанидзе продолжает службу в должности командира звена и командира «неотдельного» отряда в 120-й иад 95-й иаб Закавказского военного округа. Его налет за период с 1931 по 1936 год составил соответственно 119, 126, 146, 147 и 162 часа.

В 1936 году Аркадия Серапионовича командование направляет на Курсы высшего пилотажа и воздушных стрелков Украинского военного округа. Здесь, в Одессе, военные пути-дороги Виктора Иванова и Аркадия Чавчанидзе снова пересеклись, так как Виктор Петрович в Одесской школе высшего пилотажа служил с 1936 года сначала инструктором по технике пилотирования и теории полетов, а затем командиром эскадрильи. В это время Одесская школа кроме советских пилотов обучала полетам на новом истребителе И-16 и летчиков республиканской Испании. После окончания в декабре 1936 года одесских курсов старший лейтенант Чавчанидзе продолжает службу в Закавказском военном округе, сначала в 95-й иаб, а в начале 1937 года его переводят в Управление ВВС РККА этого же округа. Его новая должность – инструктор теории и техники полетов. Его налет за 1936 год составил 155 часов, за 1937 год – 153 часа.

В июне 1938 года Аркадия Серапионовича переводят в 36-й иап 60-й иаб Закавказского военного округа. В этом же году он уже в звании капитана по заданию командования на 4 месяца уехал в служебную командировку в Китай для выполнения интернационального долга. За 1938 год Аркадий Чавчанидзе на самолетах УТ-1, У-2, УТИ-4, И-15 и И-16 выполнил 466 полетов с общим налетом 161 час, при этом ночью – 60 полетов (17 часов 55 минут).

14 мая 1939 года приказом НКО СССР № 01915 он назначается помощником командира 45-го иап. Здесь и пересеклись пути военной службы осетина Ибрагима Магомедовича Дзусова и грузина Аркадия Серапионовича Чавчанидзе, так как майор Дзусов стал командиром 45-го иап 25 апреля 1939 года. За 1939 год капитан Чавчанидзе освоил еще несколько типов отечественных летательных аппаратов – И-15бис, И-153 и И-16П. Налет за этот год составил 181 час.

Таким образом, Виктор Иванов и Ибрагим Дзусов сыграли определяющую роль и в военной службе, и в жизни Николая Исаева, Аркадия Чавчанидзе, Александра Покрышкина, Сергея Лукьянова, Павла Крюкова, Григория Речкалова и многих других будущих выдающихся авиационных военачальников времен Великой Отечественной войны.

11 сентября 1940 года Аркадий Чавчанидзе был назначен командиром 68-го иап (приказ НКО СССР № 04146), одновременно ему присваивается воинское звание «майор» (приказ НКО СССР № 04154) и он в этот год вступает в ряды ВКП(б) (партийный билет № 3173932, в 1946 году – № 5078310). В этой должности Аркадий Серапионович и встретил начало войны.

В апреле 1940 года вступил в командование 55-м иап и майор Иванов Виктор Петрович. Таким образом, в этом году два друга «однокашника» стали командирами авиационных частей.

Налет Аркадия Серапионовича за 1940 год составил 79 часов, за 1941 год – 29 часов 28 минут.

До начала Великой Отечественной войны Аркадий Серапионович встретил в городе Загорске свою будущую жену – Веру Дмитриевну.

В девичестве ее фамилия была Гололобова. Мама – Лидия Александровна, отец – Гололобов Дмитрий Федорович (1885 г. р.). Дмитрий Федорович был дворянином и гвардейским офицером. Будучи всесторонне образованным, он много времени уделял музыкальному образованию, что привело его в конце концов в Московскую консерваторию. До Первой мировой войны он успел запомниться современникам как оперный исполнитель (сценический псевдоним – Баянов), по воспоминаниям его друзей, его песенный творческий талант был по уровню не ниже такого песенного таланта, как Шаляпин. С 1914 по 1917 год Д.Ф. Гололобов был столоначальником (вольнонаемным) в Отделе вооруженного снаряжения при Городской Московской управе. Затем служил в Красной армии с 1918 по октябрь 1921 года, пройдя путь от рядового солдата до начальника разведки 1-й Сибирской кавалерийской дивизии. По словам самого Баянова, он окончил Московскую духовную академию экстерном в 1922 году, после чего был рукоположен в сан священника патриархом Тихоном. Служил настоятелем церкви Троицы на Шаболовке, потом настоятелем церкви Троицы в Троицком, церкви Мартина Исповедника на Таганке.

Баянов еще систематически занимался композиторской деятельностью. Им было написано немало светских и церковных музыкальных произведений, насколько нам тогда казалось, весьма талантливых. Однако апофеоз Д.Ф. Баянова (Гололобова) как церковного композитора наступил лишь в 1928 году, когда появилась на свет его знаменитая «Сугубая ектения», написанная им специально для своего друга, протодиакона М.К. Холмогорова. Все наиболее мощные церковные хоры сейчас же разучили эту ектению, и она быстро и прочно внедрилась в церковный репертуар; лучшее исполнение ее принадлежало М.К. Холмогорову в сопровождении прекрасного хора Нестерова (который впоследствии был административно разогнан, а многие певцы арестованы и высланы).

Служил священником церкви Вознесения на Гороховом поле, затем священником в соборе города Богородска (Ногинска).

В конце 20-х годов возведен в сан протоиерея и стал служить в городе Сергиевом Посаде в Пятницкой церкви.

С 1928 года благочинный стал служить в Рождественском храме. По просьбе последнего наместника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Кронида (Любимова) представлял к назначению на приходы монахов закрывшейся лавры, и в первую очередь вернувшихся из ссылок. Устроил так у себя в благочинии несколько десятков ссыльных монахов. Был помощником митрополита Сергия (Страгородского).

В 1930 году был арестован, содержался в Бутырской тюрьме несколько дней, потом без предъявления обвинения был отпущен.

В 1932 году стал настоятелем церкви Петра и Павла, после захвата храма обновленцами должен был перейти служить в другой храм.

С 1935 года стал служить в церкви Всех Святых на Кокуевском кладбище.

23 ноября 1937 года он был арестован по «делу» архимандрита Кронида. В справке на арест говорилось: «В 4-й отдел УГБ УНКВД МО поступили сведения о том, что поп Баянов Дмитрий Федорович с/о 8 Отделения по Загорскому району группирует вокруг себя значительное количество бывших монахов ТроицеСергиевской лавры, которых он устроил на приходы в Загорском, Константиновском, Пушкинском и других районах Московской обл. БАЯНОВ, как благочинный, в подчинении которого находится около 50 церквей области, проводил большую работу по организационному укреплению церковных общин, подбирая и назначая туда людей исключительно преданных церкви. Баянов имел ряд встреч с митрополитом Ленинградским Алексеем Симанским, где обсуждались вопросы по организационному укреплению церковников, об этом [в] 8-е отделение не сообщил. Сам Баянов в тесном кругу своих единомышленников высказывает к/р враждебные взгляды по отношению к советской власти». (По материалам ПСТБИ, Баянов был секретным сотрудником 8-го отделения 4-го отдела НКВД, но никаких важных сведений не сообщал.

В статье М. Максимова в «Московских епархиальных ведомостях» (2003. № 9—10) «Преподобномученик Феофан (Графов)» совершенно некритично и малоубедительно утверждается, что о. Димитрий лжесвидетельствовал и оговаривал новомучеников.)

Осужден тройкой при УНКВД по Московской области 7 декабря 1937 года. Обвинение – «руководство контрреволюционной монархической группой монахов и духовенства». Статья 58-10-11 УК РСФСР, приговор – расстрел.

Дмитрий Федорович Баянов был расстрелян и похоронен в Бутове, на так называемом полигоне НКВД, 10 декабря 1937 года. Реабилитация состоялась 14 ноября 1958 года. В 1958 году дочери Баянова было выдано свидетельство о смерти отца, в котором говорилось, что он умер в 1941 году в заключении от атеросклероза, хотя писавшие справку отлично знали о расстреле протоиерея Баянова.

Вера Дмитриевна Гололобова в 1939 году вышла замуж за военного. Однако вскорости ее муж – Качурин погиб на советскофинской войне, оставив Веру одной с маленькой дочерью, которая родилась в 1940 году. Но, несмотря на все жизненные коллизии в судьбе его жены, Аркадий Серапионович после встречи с ней в Загорске женился на ней в июле 1945 г. и удочерил дочку Аллу.

В 1942 году Аркадий Чавчанидзе, в должности командира 68-го иап, выполнил 57 полетов на самолете И-16, 47 – на УТИ-4, 37 – на У-2. Кроме того, за это время он 18 раз поднимал в воздух новый для него самолет ЛАГГ-3. Налет за 1942 год составил 107 часов, при этом из 202 полетов, выполненных им, 29 полетов (32 часа 40 минут) ему были засчитаны как боевые.

За 1943 год майор Чавчанидзе освоил пилотирование самолетов Як-7 (2 полета), АТ6-С (51 полет), «Аэрокобра» (33 полета), «Спитфайер» (5 полетов), «Харрикейн» (2 полета). Его общий налет составил 51 час 47 минут.

И вот почти через три года после начала Отечественной войны он был назначен командиром 16-го гиап. Понятно, что это назначение состоялось не без деятельного участия тогдашнего командира 9-й гиад гвардии полковника Дзусова и, может быть, бывшего командира 16-го гиап гвардии подполковника Иванова. Мнения гвардии подполковника Покрышкина, не знавшего и не видевшего Аркадия Чавчанидзе никогда в жизни, наверное, тогда никто особенно не спрашивал. Переназначение командира малоизвестного авиаполка из состава ВВС Закавказского фронта, коим был в то время 68-й иап, на такую же должность в прославленную авиадивизию в составе действующий армии, да еще в гвардейскую часть, выглядело по меркам «стариков», бывших командиров авиаполков (Дзусова и Иванова) вполне логично и надежно. К тому же возраст Чавчанидзе был на это время 34 года против 24 лет от роду, например, у того же Речкалова.

Ивана Константиновича Олефиренко Покрышкин «выпросил» у командующего 4-й ВА генерал-майора авиации Вершинина. В звене управления воздушной армии он летал на тихоходном самолете УТ-2, но очень хотел перейти в боевую истребительную авиацию. Покрышкину он понравился своими личными и пилотажными качествами, и вопрос с переводом в 16-й гиап решился оперативно. Сыграло положительную роль в этом решении Александра Ивановича и то, что Иван Константинович был «возрастным» летчиком (1912 г. р., член ВКП(б) с 1942 года, в Отечественной войне с августа 1941 года), переболевшим «детскими болезнями» молодых пилотов, мало знающих о взрослой жизни или суровых буднях фронтовой авиации.

Старший лейтенант Олефиренко был зачислен в боевой расчет исаевского авиаполка 26 июля 1943 года на должность летчика резервной авиационной эскадрильи. К этому времени это был уже опытный летчик, дважды награжденный орденом Красного Знамени:

23 ноября 1942 года (приказ ЮФ № 0141/н) – за отличное выполнение боевых заданий на самолете У-2, находясь в полку ГВФ, и лично произведенные 394 боевых вылета; 5 апреля 1943 года (приказ СКФ № 025/н).

Под опекой Покрышкина он сделал крутую карьеру от простого летчика части до командира авиационного подразделения, которым прежде руководили знаменитые летчики-асы – Фигичев, Покрышкин, Речкалов.

В послевоенных мемуарах однополчан Ивана Олефиренко – Георгия Голубева и Константина Сухова этот эпизод с гибелью четырежды орденоносца командира 1-й аэ вообще обойден вниманием. Хотя обстановка в части весной 1944 года была напряженная: авиадивизия Покрышкина, совершая межфронтовое перебазирование, перелетала на передовые аэродромы 2-го Украинского фронта, каждый летчик был на учете, тем более опытный руководящий состав частей, проверенный боевыми действиями.

Согласно «Книге погребения и безвозвратных потерь личного состава 16-го гвардейского истребительного авиаполка» напротив фамилии Олефиренко записана и причина его гибели – «Погиб при катастрофе самолета Р-39», и никаких комментариев. Похоронен он был на второй день – 11 мая в парке в центре с. Гальжбиевка Ямпольского района Винницкой области. Приказом по авиаполку от 15 мая № 062 гвардии капитан Олефиренко Иван Константинович (1912 г. р., уроженец с. Данькильбуруш Симферопольского района Крымской АССР) был исключен из списков части и всех видов довольствия. В станицу Удобная Краснодарского края (ул. Крестьянская, д. 60) его жене Елене Ивановне ушла похоронка на мужа.

24 июля 1944 года приказом ГУК НКО СССР № 02420 гвардии капитан Олефиренко был исключен из списков Красной армии.

Кстати, чуть позже дня гибели комэска 1-й аэ 16-го гиап, 13 мая, также в авиакатастрофе погиб летчик уже 104-го гиап гвардии младший лейтенант Шаталов Николай Карпович (1922 г. р., уроженец п. Шаталово Тульской области). В этот же день он был также похоронен в том же парке села Гальжбиевка, рядом с могилой Олефиренко.

Между тем, возвращаясь к событиям, происшедшим 10 мая 1944 года на аэродроме Гальжбиевка, заметим, что «Книга учета потерь 16-го гиап» наличие забытых инструментов в фюзеляже «Аэрокобры» командира эскадрильи Ивана Олефиренко не подтверждает: «Небоевые потери. 10.05.44 г. На самолете «Аэрокобра» при выполнении пилотажа в зоне гв. капитан Олефиренко на H = 3000 м вошел в плоский штопор и штопорил до земли. Летчик на Н = 1000 м выпрыгнул с парашютом. Ввиду малой высоты парашют не успел раскрыться, и при ударе о землю летчик погиб. Самолет сгорел. Причина: ошибка в технике пилотирования летчика гв. капитана Олефиренко. Поздно принял решение о прыжке с парашютом». Иван Константинович Олефиренко пришел в истребительный авиаполк из тихоходной транспортной авиации, поэтому ему приходилось почти заново учиться манерам и стилю пилотирования скоростного истребителя.

Тут следует сказать несколько слов о требуемом мастерстве летчика, эксплуатирующего самолет Р-39 «Аэрокобра», и ТТХ самого самолета.