Текст книги "Тень"

Глава 9

Очнулся в неожиданном месте. На потолке сияли лампы, ярко отражаясь от кафельного покрытия стен, и их сияние сопровождал характерный электрический гул. Всё тело затекло, я ощущал, как лежу на чём-то жестком, и до жути не удобным. Решив перевернуться на другой бок, увидел большое панорамное окно, тонированное и не пропускающее свет снаружи.

Было достаточно прохладно. Взглянув на себя, я увидел, что одет в форму заключенного Колонии Восточного Района, КВР. В груди защемило. Каким образом я оказался в заключении, да ещё и в КВР? Вот тут-то до меня и дошло.

Ну твою же мать, Орм!

На минуту моя ненависть к Орму стала такой сильной, что я был готов расколошматить его голову о землю, но потом она унялась. Откуда ему было знать, что я теперь ронин? Он ведь меня помнит, как Рэна, а не как Миямото Мусаси, первого в рейтинге. Миямото Мусаси для него совершенно другой человек.

Вот почему мне не хватило ума сказать Орму, что меня надо тащить в замок Говарда? Не дошло, не сообразил, что Орм наверняка решит, что моим домом по-прежнему является Восточный район. Его винить было глупо, ведь прежде всего виноват я, в своей не осмотрительности.

Но логически мыслить после того, как выбрался из-под тяжеленой плиты, было как-то трудно.

Более резонным был вопрос не «Кто виноват», а «Что со мной будет».

Оправдались мои наихудшие опасения.

Лежать в одиночестве мне пришлось недолго, и спустя какое-то время, послышался знакомый голос. Вот его услышать мне хотелось меньше всего, ибо он ассоциировался у меня лишь с наказанием за совершённые «Преступления». Мне вспомнился мой побег, который явно не пришелся по душе господину Нагихато.

Именно Нагихато я и услышал. Невидимый глазу динамик захрипел его голосом:

– Ну здравствуй, Рэн. Или, точнее, Миямото Мусаси. Да?

Откуда он узнал? Я не нашелся, что ответить.

– О, понимаю твоё замешательство, мой друг, – с поддельной жалостью сказал Нагихато. – Думал, сможешь вечно прятаться под крылом Говарда, да? Ваши махинации с самого начала были очевидны. Говард ради собственной выгоды готов даже на то, чтобы подтереться обычаями и законом другой культуры!

Тон Нагихато стал злобным, и не свойственным его спокойствию, к которому я успел привыкнуть. Это меня напугало, но у меня получалось сдерживать внешние признаки испуга. Слушать этого мерзавца казалось мне сомнительным удовольствием. Ощущения были такие, будто меня засунули в тесную черную коробку, и заставили слушать стук собственного сердца. Невыносимое состояние.

– Что вы собираетесь со мной делать? – я решил обойтись без прелюдий.

– О, вариантов несколько, и, – Нагихато выдержал короткую паузу. – Даже на твой выбор.

– Какой?

– Ты можешь спасти свой род от позора, или хотя бы остатки своего имени, совершив сэппуку. Я, конечно, хотел бы, чтобы тебя казнили как обычного преступника, но надеюсь на твои честь и понимание пути Воина.

– За какое преступление? Я никаких злодеяний не совершил! – крикнул я, вставая. Тело тут же отозвалось пронзающей болью в ответ на движение. – Вы и Редклифа так же заставили себя убить? За то, что вам что-то там показалось?!

– Как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне? Не забывай, что я по прежнему твой господин.

– Я ронин! – возразил я.

– Ты ронин в Западном районе, – усмехнулся Нагихато. – А тут ты беглец, с позором избежавший ответственности за свою причастность к вторжению теней. Твой побег и события на Севере лишь подтвердили наши опасения.

– Но это не моих рук дело! Все видели! – начал я, но осёкся. За меня даже некому было поручиться. Каждый, кто мог это сделать, погиб.

Я схватился за голову, ощутив, как сердце ёкнуло. На моих глазах было уничтожено сто пятьдесят моих товарищей, и мне ничего не удалось сделать, чтобы им помочь. Ведь если бы я не высунулся так рано и не попал в ловушку, то ничего бы не случилось. Может, бой кончился бы иначе!

Почему на эшафот должен идти я, а не ты, Серый ронин? Это было очень несправедливо, ведь настоящий преступник сейчас был на свободе, и наслаждался жизнью. Реальность такова, что меня хотят за преступления, которых я не совершил. Не считая ухода от ареста. Но это не преступление, за которое человека нужно приговаривать к ритуальному самоубийству.

– Кто видел? И что? – сказал Нагихато. – Ты змей, и лжец! Ты единственный выжил среди ста пятидесяти убитых воинов, ты или проиграл с позором, или пособничал гибели своих товарищей! И в том, и в другом случае спасение для тебя есть одно, и спасение это – смерть! И избежать её будет худшим для тебя решением!

– Вы не можете меня судить, не имеете такого права, – шаблонно возразил я.

– Ты – мой беглый подданный, и судить я тебя не мог тогда, когда ты был в Западном районе, и скрывался под личиной Миямото Мусаси, но теперь, – в его тоне я услышал усмешку. – Теперь ты мой, и от ответственности не уйдешь. Знаешь, что ты натворил? Знаешь, как сильно из-за твоих поступков и этого твоего союзника, пострадали все районы? Северный район был производственным и ресурсным центром, а ты с твоим дружком всё это уничтожил! Знаешь, как это пагубно скажется на экономике всех районов? Нас из-за вас ждёт кризис!

«Ага, кризис» – подумал я с усмешкой. Наверняка у Нагихато была доля в акционерном обществе, владевшим рудниками, и он бесился от её потери. Но вдруг я ошибался? Вдруг Нагихато действительно беспокоился, что уровень жизни из-за развала Северного района пойдет под откос?

Да ну нафиг. С какой стати? Путей экономического развития есть великое множество, и если не пугаться потерь из собственного кармана, то вполне можно найти сносный вариант. Вполне эффективно было бы работать над развитием населения, которое затем будет способно обеспечить процветание района, но этого, как я понял, в Северном районе не происходило вовсе. Через район прокачивали больше всего денег, но выглядел он хуже всех, да и с населением там всё не всё было в порядке. Вид бомжей и наркоманов, возникший в воспоминаниях, заставил меня ужаснуться. Стало ясно, куда местный Всесильный девал деньги. Точно не туда, куда следовало бы.

– Каков второй вариант?

– Не лучше первого, – сказал Нагихато. – Ты остаешься жив, но лишаешься права быть мечником, быть в рейтинге, и работать, как все люди. В общем, ты становишься отшельником ещё более ужасным, чем ронины. Нравится такой вариант?

– Вполне, – ответил я без раздумий.

– Какой же ты самурай, если готов так легко обменять свою честь на свою жизнь?

– Что такое, по-вашему, честь? И какие у неё есть границы? То, что вы пытаетесь выдать мне за честь, называется слепым повиновением и желанием отдать концы за своих господ. Где тут честь? Я рисковал жизнью, идя защищать жителей Севера, и делал это отнюдь не ради денег. Разве это не честь? Это не достойно уважения?

– Честь – умереть за своего господина, честь – подчиниться ему не смотря на свои личные возмущения, честь – проиграв в сражении, смыть позор поражения собственной кровью! Ты договоришься, и выбора я тебя лишу!

Сказанное мной явно его зацепило, и продолжать давление не стоило. Мне не хотелось, чтобы меня казнили. Умирать самому, от своих рук, из-за выдуманных правителями качеств, относящихся к их пониманию «честь», хотелось ещё меньше.

– Свой выбор я сделал, – ответил я. – Изгоняйте меня туда, куда посчитаете нужным. Но прежде, позвольте спросить.

– Что? – недовольно буркнул Нагихато.

– За что вы казнили Редклифа?

– Не твоего ума дело, – ответил он. – За неподчинение. Ты сам слышал. Всё было сказано на площади.

– Неподчинение крайне расплывчатое понятие. В какой конкретно ситуации он проявил непослушание? Что он отказался делать, или что не сделал?

– Не твоё дело, – Нагихато решил не удостаивать меня ответом, и это меня рассердило. Что-то с казнью Европы не чисто. – Ты принял окончательное решение?

– Да.

– Две недели ты отбудешь в общественной камере, а затем, будешь с позором изгнан.

Я кивнул. Это решение значило много, и не только для меня. Так или иначе, я являлся частью, – хоть и косвенно, – рода Шинода. Вполне могло случиться так, что тень позора ляжет и на Рю с Хелей, а этого очень не хотелось. К ним тоже могут начать относиться, как к прокажённым.

Может, всё таки, нужно было выбрать сэппуку?

Нет. Точно нет. Я чувствовал себя отработавшим инструментом, который неудобно убирать своими руками. Ведь если самураев, пусть бывших, будут казнить, как обычных преступников, то пропадет весь ареол их избранности. Если этот ареол убрать, то и сэппуку, и путь Воина, и даже понятие «Честь самурая» перестанут иметь какое-либо значение, а это недопустимо.

Вскоре меня перевели к остальным заключённым.

Камера общественного заключения была довольно большой, и народа там находилось полно. Я сидел на лавочке, думая о чём-то своём, и краем уха зацепил разговор двух других пленников.

– Видишь того парня? – спросил первый, с бритой головой, у второго, заросшего. Бритый указал на загадочного мужчину, который сидел на противоположной от меня лавочке в другом конце комнаты, и вдумчиво куда-то смотрел. Его вид показался мне знакомым. – Это очередной изгнанник. Клан Яркого света опустился ниже плинтуса. Никогда в их истории не было столько предателей.

– А что он сделал? – спросил второй.

– Ты помнишь казнь Редклифа, ну, Джонатан который. Он ещё публичное сэппуку сделал.

– Ну, – кивнул засросший. – И?

– Этот, – он кивнул в сторону загадочного мужчины. – Его сподвижником, говорят, был. Покрывал его. Сам едва избежал казни.

Остальное слушать было не интересно, а вот к загадочному «Сподвижнику» меня стало подталкивать любопытство. Встав, и по пути огибая недовольно бурчавших заключенных, я добрался до лавки, на которой сидел мужчина.

Подсев к нему, я испытал неловкость, но всё же спросил:

– Как зовут?

– Тебе какое дело? – не глядя на меня спросил мужчина.

М-да. С другого стоило начинать. Нужно было поздороваться, хотя бы, но в нынешних условиях это показалось мне нелепым.

– Ты был другом Редклифа?

Этот вопрос заметно его оживил, и он даже покосился на меня, правда, с неприязнью.

– И что с того?

– Я не согласен с решением Всесильных, – заявил я. – За что его убили?

После беседы с Нагихато во мне проснулись прежние бунтарские качества, и я, кажется, начал понимать, что Хеле не нравилось в Бусидо, что ей не нравилось в самураях, и что ей претило во Всесильных.

– Зачем ты хочешь знать это? – спросил он. – Это так важно? Тебе на площади всё сказали. Он нарушил приказ.

– При каких обстоятельствах? – настаивал я. – Мне надо знать.

– Тебя когда выпустят? – спросил мужчина. Я вглядывался в него, и вскоре смог узнать. Не удивительно, что я забыл его, ведь этот человек был лишь в моих детских воспоминаниях. Он был с Европой, когда мы только пришли к Куполу, у входа. Лицо его почти не изменилось, кожа на вид стала более грубой.

– Пару недель, – пожал плечами я. – Надеюсь, не больше.

– Хорошо, – он кивнул. – Тут всё прослушивают. Я тебя сам найду.

Меня порадовало его неожиданное доверие. Для меня было очень важно знать обстоятельства гибели Европы. У меня не выходила из головы бутылка «Хеннеси», которая выкатилась из серой коробочки после стычки с хулиганами.

– Так как тебя зовут? – решил я переспросить. Он засомневался, прежде чем ответить.

– Зови меня Дик, – пожал он плечами, видимо выбрав имя наугад. Я еле сдержал усмешку, ведь за последние несколько лет жизни в Западном районе и общения на английском языке, слово «Дик» стало восприниматься мной, как ругательство.

Может, это было неправильно, но в таком уж окружении я находился. Дик неожиданно стал для меня не человеком, а тем, чем себя только что обозвал. Не иначе, как человека, которого нет смысла слушать, я не мог его воспринимать. Ведь он Дик, а Дики добра не пожелают. Но с чего так вышло? Нахмурившись, я прогнал странные мысли о Дике из головы, став воспринимать его как полноценную личность. Видимо, так на меня повлияло окружение, считавшее слово «дик» оскорбительным.

Я вдруг задумался.

Окружение вообще важная штука, а я ведь о ней толком и не мыслил. Окружение человека, мысли человека, его речь, всё это – формирует его реальность. Эзотерики говорили, что человек силой мысли и действием может достичь чего угодно и сделать что угодно. Это, поначалу, казалось мне не очень разумным. Но позже, по мере изучения психологии, я убедился в том, что эзотерики говорили правду, только в своеобразной форме.

В нашем обществе есть ярлыки, да и не только, наверное, в нашем. В любом другом обществе есть ярлыки, вроде таких: «охотник-жертва», «добрый-злой», «мужчина-женщина», «нищета-процветание», «богатый-бедный», «счастливчик-неудачик». Долго мне даже и в голову не приходило то, что реальность человека вокруг какого-либо объекта, и даже его самого, формируется согласно какому-либо ярлыку. В какой-то книжке по социальной психологии я прочитал, что человек склонен экономить мыслительные ресурсы, от чего ему можно легко навязать стереотип, которым он будет думать, лишь бы не мыслить о чём-то целенаправленно. Зная это, я пришел к выводу, что, во-первых если исключить ярлыки из своей жизни, то мир станет совершенно другим, а во-вторых, ярлыки можно использовать в собственных интересах.

Если ярлыки обычно вешают на других людей, это не значит, что его нельзя навесить на себя. К примеру, я думал, поначалу, что буду слабаком и неудачником в школе фехтования Шести Клинков, умышленно повесив на себя этот ярлык. Мой мозг решил не вступать со мной в спор (он никогда этого не делал, и не будет делать), и просто стал подсказывать мне действия такого рода, которые делали из меня неудачника. Я и был неудачником первое время. Другими словами – моя реальность формировалась согласно ярлыку, который я на себя повесил.

Позже я стал думать о себе как о победителе. И со временем, согласно ярлыку победителя, мой мозг стал формировать реальность, подсказывая мне решения, способные привести к тому, чтобы я стал победителем. Благодаря этому ярлыку я пришел к решению, что буду больше тренироваться, чем остальные. В итоге, это сделало меня лучшим учеником в школе Шести Клинков, и мне удалось стать победителем.

То же самое относится не только к победе и неудаче. Если, например, человек повесит на себя ярлык бедняка и решит, что несчастлив, то он будет думать как несчастный бедняк, а если он будет думать как несчастный бедняк, то, соответственно к чему его приведёт такой образ мышления? Верно. К бедности и несчастью. Мозг, не вступая с несчастным бедняком в споры, будет своими подсказками делать так, чтобы человек оставался несчастным бедняком. Абсолютно та же схема идентична для богатого человека и счастливого. Грубо говоря – мозг делает реальность на заказ, согласовывая работу с ярлыками и мыслями, которые человек использует.

Окружение очень сильно влияет на ход наших мыслей, которые соответственно снабжают нас ярлыками, и затем, работая вместе, формируют реальность. Помню, Рю рассказывал мне, что если хочешь кем-то стать, то это получится с более высокой долей вероятности, если ты будешь находиться в окружении людей, которые хотят того же. Вначале это заявление вызвало у меня сомнения. Разве нельзя, полагаясь лишь на собственные мысли, к чему-то прийти и чего-то достичь?

«Разумеется, можно» – успокоил он.

«А зачем же тогда иметь соответствующее окружение?» – не унимался я.

«Речь идет не о достижении конкретного результата, а о вероятности достижения этого конкретного результата. Наличие соответствующего твоим интересам окружения эту вероятность повышает».

В тот момент мне всё стало ясно. Я получил знание. Но видимо, до определенного момента, был недостаточно мудр, чтобы понимать изученное.

Именно об этом говорили эзотерики, только без терминов «ярлык» и не с точки зрения социальной психологии.

Больше я с Диком не разговаривал. Прислонившись к стене, я расслабился, и не заметил, как провалился в сон.

Мне снился момент из жизни, и причем, выглядел сон так четко, будто был явью.

В один солнечный денёк мне захотелось выйти на улицу, и немного почитать, чтобы отвлечься. Мыслей тогда в голове был огромный поток. Меня беспокоило то, что я в какой-то момент неправильно выполнил движение, занимаясь с мечом, и теперь это может отразиться на будущем результате. Ещё у меня возникла симпатия к Хеле, и, к сожалению, ни разу не взаимная. Я познал, каково любить человека, которому нет до тебя дела, и состояние это, признаюсь, было невыносимым.

Мыслительный ураган не отпускал меня ни на минуту, и я надеялся найти убежище в выдуманных мирах. Выйдя, и осмотрев лужайку во дворе, я с удивлением заметил Рю, который лежал с закрытыми глазами, и широко улыбаясь. Никогда ещё не приходилось видеть своего учителя в таком положении, и у меня возникло любопытство. Было страшно к нему подойти, ведь мне казалось, что мастер Рю занимается чем-то очень важным. Как-то раз я отвлёк его от чтения, и чуть не получил по шее.

Но, всё же, я осмелился шагнуть на лужайку.

Рю открыл глаза, и я даже немного испугался, когда он покосился на меня. Он произнес:

– Что-то случилось, Рэн? – его голос был добрым и спокойным.

– Н-нет, – ответил я, замявшись. – Мастер Рю, а что вы делаете?

– О, – оживился Рю. – Хочешь, покажу?

Я кивнул. Было ощущение, что он сейчас раскроет мне какой-то секрет, и стало жутко интересно. Рю хлопнул по земле ладонью.

– А? – дернулся я. – Мне лечь?

– Хочешь, сядь, – пожал плечами Рю.

Я решил лечь. В глаза тут же ударило солнце, и я прикрыл их. «И чего он пытался добиться, просто валяясь на траве?» – думал я удивленно.

– Закрой глаза. Ляг, как тебе удобно.

Я подчинился.

– Теперь, дыши. Глубоко. Так глубоко, чтобы легкие расширялись во всю длину. Это очистит голову от мыслей. Сконцентрируйся на своём дыхании. Не представляй как лёгкие наполняют воздух, и не проговаривай ничего. Воспринимай процесс на слух и ощущения.

Подчинившись, я с удивлением заметил, что мне стало становиться легче. Но, судя по всему, это было ещё не всё.

– Теперь, – продолжил Рю. – Сосредоточься на происходящем вокруг, и перестань думать. Только воспринимай. Услышь завывания ветра, услышь, как он шевелит листья деревьев. Слушай мир.

Зачем Рю от меня это требовал, я понял не сразу, но вскоре стало ясно. Вслушавшись, я действительно услышал ветер, шелестевший листьями. Мне и раньше доводилось слышать этот звук, но значения в моём понимании он не имел никакого.

Стоило на нём сконцентрироваться, как я понял, насколько умиротворяющим он был. Листочки шелестели, и их шелест, будто ласковым движением руки, снимал с меня всякое напряжение. Затем мне послышалось щебетание птиц, лай собак, и стрекотание цикад.

Вроде бы, это были разные вещи, которые относились к совершенно разным областям действительности, но когда я вслушался, всё поменялось.

Концентрация заставляет душу наполняться этими звуками, и как только в корне ощущаешь их природу, то понимаешь, что это маленькие части одного целого и прекрасного. Приходит осознание, что и ты сам часть целого.

На душе стало тепло. Все мысли, беспокоившие меня минут пять назад, исчезли, утонув в изобилии звуков окружающего мира, и я ощутил спокойствие. Такое спокойствие, которого у меня ещё никогда не было. В состоянии такого спокойствия ни прошлое, ни будущее, значения не имели, и важен был только настоящий момент, в котором щебечут птицы, лают собаки, и стрекочут цикады. Этот момент так же был полон радости, и истинного счастья.

– Мастер Рю, – начал я задумчиво, и стесняясь спросить, продолжил. – Вы часто испытываете такое?

У меня не было слов, чтобы охарактеризовать переживания.

– Всегда, – сказал Рю, улыбнувшись. – Это называется гармония.

– Гармония, – повторил я, эхом. Раньше для меня это было лишь словом, но теперь, стало понятно, какова гармония, как состояние.

– Как её достичь? Как у вас получается постоянно в ней находиться? – любопытство накатило с новой силой. Мне хотелось, чтобы я так же, как и Рю, постоянно мог быть в гармонии.

– Есть явление, которое называется остановкой ума, – сказал Рю. – если твой ум не останавливается на чём-то конкретном, например, на том, что было секунду назад, и он чист от лишнего мысленного мусора, значит, ты достиг гармонии.

– Какого мусора? – спросил я.

– О чём ты думал, прежде, чем лег на траву рядом со мной? Что тебя занимало? То, как сейчас красиво поют птицы, или то, как приятно греет солнце? Может то, что воздух чист и тебе нравится им дышать?

Отвечать не пришлось. О том, что перечислил Рю, мне никогда не приходилось даже задумываться. «Как глупо, – решил я, – счастье ведь всегда у нас под носом, получается?» Узнать я узнал, но вот понять. Не понял до сих пор. Наяву голову разрывало столько разных мыслей, что гармонией это далеко не назовёшь.

Да и тогда. Стоило мне сосредоточиться на восприятии окружающего мира в настоящем моменте, как все невзгоды куда-то пропали. Мысли о безраздельной любви утратили значение, мысли о неудачах в тренировках тоже улетучились, затмившись красотой окружающего мира, и мой рассудок на миг стал чистым. Мой ум не останавливался.

– Вы хотите сказать, что для очистки от мусора нельзя ставить целей? Чего-то достигать? Быть кем-то? Нужно просто не думать?

Рю усмехнулся.

– Нет, – сказал он. – Гармония не подразумевает отсутствия разума. Ставить цели, достигать их, хотеть чего-то, это совсем другое. Оно может быть в твоей жизни. Есть разные люди, постигшие гармонию. Одни богаты, другие бедны, одни слабы, другие сильны, но их всех объединяет одно.

– Что? – я вскинул брови. Сейчас, мне казалось, я постигну мир окончательно и бесповоротно. Рю, по моим предположениям, должен был сказать нечто немыслимое.

– Все они счастливы, довольствуясь тем, что имеют. Тот, кто довольствуется малым, получит много, а тот, кто хочет много, получит мало.

Вот этого я не понял. Я думал: «Вот если человек беден, с трудом собирая на один кусок хлеба себе, и своей семье, как он может быть счастливым? Богатому-то всё равно. Он всё себе может позволить, и счастье в том числе. Как же бедный может позволить себе счастье? Как слабый может быть счастливым, зная, что в любой момент сильный может его обидеть?». Возникло чувство, что меня обманули.

– Вы хотите сказать, что для того, чтобы быть счастливым, надо обязательно быть бедным? – как же я надеялся, что он скажет «нет». В бедности мне жить не хотелось, ни капли.

Рю посмеялся, и сказал:

– Нет, Рэн. Ты можешь быть тем, кем только захочешь. Хоть миллиардером, хоть бездомным. Вопрос в том, доволен ли ты тем, что имеешь в данный момент? Если нет, то откуда тебе знать, что ты будешь счастлив, получив то, что вообразил причиной своего счастья?

– Определенно, не доволен! – решил я. – Если быть довольным, то, как же тогда развиваться? Что будет заставлять меня вставать по утрам, и идти тренироваться? Вот как только стану лучшим мечником под Куполом, вот тогда буду доволен и счастлив.

– Ты ищешь мотивации в раскаленной кочерге под задницей, – деловито заметил Рю. – Это нормально, на твоём этапе. Вопрос, а если не станешь? То тогда что? Бросишь тренировки?

– Ну, – замялся я. – Нет. Мне нравится тренироваться.

– А что же мешает тебе просто делать то, что нравится, без всяких титулов и привилегий?

– Эм, – Я не нашелся, что ответить.

– То-то и оно, – Рю поднял указательный палец. – Счастье, Рэн, в пути, а не в конечной цели. Если всю жизнь гнаться за какими-то призами, то ты никогда не станешь счастливым.

– Вы хотите сказать, что плохо хотеть титулы и привилегии?

– Нет, – сказал Рю, сложив руки на животе. – Их иметь можно, если ты хочешь. Этого никто не запрещает. Вот только если титулы и привилегии – причина быть счастливым, то счастливым ты будешь меньшую часть своей жизни. Если вообще будешь счастливым.

– Всё равно не понимаю, – нахмурился я.

– Если будешь искать гармонию, то поймёшь, – успокоил меня Рю. – Беги, тренируйся. Я скоро приду.

Кивнув, и моментально вскочив, я побежал в зал, переполненный новыми вопросами.

Я проснулся в камере, и очень хотелось обратно в сон.

Прошла пара недель.

Вскоре меня выпустили. В начале, конечно, я был рад этому. Было приятно увидеть небо над головой, приятно увидеть солнце и глотнуть свежего воздуха. Пусть всё было подделкой, но ценность этих вещей нисколько не умолялась. Когда чего-то лишаешься, совсем, тогда и начинаешь придавать этому значимость.

Прогулявшись, и немного подустав, я сел на лавочку в парке, чтобы передохнуть. В тот момент на меня и накатили беспокойные мысли, заставив решить, что лучше бы я не останавливался. Что мне было делать дальше? Я лишен всего. Даже работу нормальную не найти, не говоря уже о том, что мне раз и навсегда запрещено держать в руках меч. Вдруг я решил, что это, наверное, хуже смерти.

Прикинув, какое состояние мне удалось сколотить за время моей службы у Говарда, я посчитал, что этих денег мне хватит лет на десять безбедной жизни. Это, конечно, не мало, ну а потом что? Куда мне деваться, чем заниматься? Что можно сделать для того, чтобы не скончаться в бедности?

Забавно. Ведь именно бедности я боялся больше всего, и думал о ней нередко. Возможно, эти мысли и привели меня на её порог. «Ну, ничего, – решил я. – Как там Рю говорил? Из любой ситуации есть выход, а для любой проблемы – решение».

Я снял номер в гостинице. Он был небольшим, уютным, и вполне подходил мне по всем параметрам. В нём было всё, что нужно, в том числе и широкий обеденный столик с парой стульев.

Стоя на кухне у окна я проверил мусорку под раковиной. Она была забита доверху, и нужно было вынести её, чтобы опустошить. Погода кругом стояла прекрасная, ночь обещала быть прохладной и красивой. За окном был слышен ветер, и пели сверчки. Взяв мешок, я застыл у выхода, вслушавшись. Мыслей была полна голова, от того, я не мог снова войти в гармонию. Были у меня периодические попытки войти в это состояние, но как-то не выходило. В чём-то была сложность.

Подойдя к контейнерам, и выбросив мусор, я обернулся. Прямо передо мной застыл человек, подкравшись бесшумно, и лица мне разглядеть не удалось. Увидев его, я вскрикнул, отскочив к контейнерам, и уже потянулся к чему-нибудь, что под руку попадется, чтобы ударить незваного гостя.

– Стой-стой! – вытянул руки человек, делая успокаивающий жест. – Я Дик!

Я всё ещё стоял, замерев, и оценивая слова. Глядя на него расширенными от испуга глазами, я пытался разглядеть гостя.

– Как чёрт из табакерки! – возмутился я, выдохнув. – Нельзя было нормально подойти?!

– Так вышло, извини, – пожал плечами Дик. – Ты в контейнерах живёшь?

Я цокнул, покачав головой, и направился к номеру. За мной пошел Дик, и как только мы оказались внутри, я закрыл за ним дверь. Свет фонаря, сочившийся снаружи, и проходящий через жалюзи, решеткой падал на обеденный столик. Стоило включить свет, и ощущение уюта тут же куда-то пропало.