Текст книги "Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов"

Обеспокоенная длительным отсутствием каких-либо достоверных сведений о судьбе мужа, Анжелика Павловна Малянтович в марте 1940 года добилась приема в Военной коллегии Верховного суда СССР. Ей объявили, что мужа осудили на десять лет без права переписки, правду о расстреле скрывали еще долго. После этого старая, больная женщина в отчаянии пишет председателю Верховного суда СССР: «Приостановите выполнение судебной ошибки (наговора, клеветы, может, невыдержанных человеческих мучений)! Спасите жизнь честного, талантливого, преданного человека, отдавшего всю свою жизнь на борьбу с судебными ошибками!..» В ответ – полное молчание.

Анжелика Павловна умерла в декабре 1953 года, так и не дождавшись реабилитации мужа.

В сентябре 1955 года Главная военная прокуратура по жалобе дочери Малянтовича Галли Павловны Шелковниковой снова изучила дело, но в реабилитации отца отказала. Спустя некоторое время полностью реабилитируются все лица, «изобличавшие» Малянтовича в контрреволюционной деятельности, его сыновья, но не он сам. Галли Павловна настойчиво продолжает добиваться пересмотра дела. Наконец в августе 1959 года появляется заключение, утвержденное Генеральным прокурором СССР Р. А. Руденко. В нем отмечается: «Дело по обвинению Малянтовича Павла Николаевича и материалы дополнительного расследования… представить в Военную коллегию Верховного суда СССР с предложением прекратить дело производством: а) в части обвинения в принадлежности к антисоветской террористической организации – за отсутствием состава преступления; б) в части обвинения в активной деятельности в составе Временного правительства – в силу акта амнистии».

Военная коллегия Верховного суда СССР 29 августа 1959 года с этим предложением полностью согласилась. Но опять было принято половинчатое решение – реабилитация оказалась лишь частичной.

Последняя точка в этом деле была поставлена лишь 13 мая 1992 года. Генеральная прокуратура Российской Федерации по заявлению внука бывшего министра юстиции Кирилла Георгиевича пересмотрела дело его деда и признала, что на Павла Николаевича Малянтовича полностью распространяется действие Закона РСФСР от 18 октября 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий».

Павел Николаевич Переверзев (1871–1944)
«Призван на ответственный пост»

Ситуация действительно была критической. В этих условиях, для того чтобы вызвать антибольшевистскую реакцию в войсках, Переверзев пошел на решительный шаг – собрался опубликовать попавший из контрразведки в его руки материал о якобы имевшихся связях В. И. Ленина с Германией и о финансовых отношениях большевиков с немцами.

Павел Николаевич Переверзев родился в 1871 году. После окончания юридического факультета Санкт-Петербургского университета некоторое время служил в судебном ведомстве. В 1901 году он вступил в сословие присяжных поверенных и вскоре завоевал признание как один из лучших столичных адвокатов. Как и А. Ф. Керенский, он примыкал к трудовикам и был активным участником масонской ложи.

П. Н. Переверзев имел свои предпочтения в работе – он редко вел гражданские и уголовные дела, но весь свой профессиональный опыт, все незаурядное ораторское искусство посвятил защите людей, обвиненных властями в политических преступлениях. Современники вспоминали, что здесь он был «принципиальным, смелым и мужественным», несмотря на то, что политические пристрастия присяжного поверенного не раз оборачивались для него серьезными неприятностями. Он нередко подвергался преследованиям и репрессиям со стороны правительства, а после подписания совместно с А. Ф. Керенским, Н. Д. Соколовым и другими адвокатами известного письма-протеста по делу Бейлиса даже на восемь месяцев угодил в тюрьму.

Известный юрист Б. С. Утевский вспоминал, что П. Н. Переверзев выигрывал почти безнадежные дела – настолько сильное впечатление на слушателей производили его выступления. С восхищением писал об ораторском искусстве Переверзева и его коллега по адвокатской корпорации А. А. Демьянов: «Сам по себе милый человек, «душа-человек», веселый и экспансивный, Переверзев производил на всех очень хорошее впечатление. Он пользовался хорошей репутацией как оратор. И действительно, он владеет свободно речью, имеет хороший голос. Насколько я могу судить, речи его, однако, никогда не были программны, но мысли, им высказываемые, были метки, и речь его с внешней стороны была не без блеска».

Во время Первой мировой войны петроградские адвокаты на свои средства сформировали передовой санитарно-перевязочный отряд (санитарный поезд). Переверзев стал его руководителем и даже приобрел славу «искусного администратора». Человек он был артистичный, любил пофорсить и обратить на себя внимание – в редкие приезды в Петроград этот штатский чиновник направлялся обычно в Министерство юстиции верхом, да еще и в форме, сшитой по военному образцу.

После Февральской революции П. Н. Переверзев одним из первых столичных адвокатов получил от Временного правительства ответственный пост – 11 марта 1917 года он стал прокурором Петроградской судебной палаты. На его плечи легла неожиданно тяжелая ноша, ведь работу приходилось начинать в принципиально новых условиях, когда старые методы прокурорского надзора уже не годились, а новые еще не были созданы. К тому же прокурорская деятельность требовала несколько иных качеств, нежели привычная адвокатская, – в первую очередь нужна была «административная жилка». Хотя она у Переверзева и имелась, все же на него сразу свалилось слишком много неотложных и трудных вопросов. Немудрено, что на первых порах он допустил ряд серьезных ошибок. Пока еще он на все смотрел глазами присяжного поверенного.

Тем не менее Павел Николаевич пользовался хорошей репутацией в общественных кругах – сказывались, конечно, его активная адвокатская деятельность, пребывание на фронте, смелость и решительность. Познакомившийся с ним в этот период С. В. Завадский писал: «Среднего возраста и среднего роста, крепкого сложения, спокойно уравновешенный, скорый на слова, с неизменною трубкою-носогрейкою, он производил впечатление надежного человека. Подчиненные по прокурорскому надзору относились к нему, в общем, с симпатией».

После острого внутриполитического апрельского кризиса 5 мая 1917 года было сформировано новое правительство – его возглавил Г. Е. Львов. А. Ф. Керенский получил в нем портфель военного и морского министра, а Павел Николаевич Переверзев стал министром юстиции и генерал-прокурором. В еженедельнике «Искра» за 1917 год (№ 18) Переверзев был назван «одним из выдающихся присяжных поверенных округа». «Когда произошел настоящий переворот, – отмечалось в газете, – П. Н. Переверзев был призван министром юстиции А. Ф. Керенским на ответственный пост прокурора Петроградской судебной палаты. Через его руки за последнее время прошел целый ряд особо важных дел по расследованию преступлений старой власти».

Став министром и генерал-прокурором, Переверзев посчитал своей обязанностью нанести визит Петроградскому совету присяжных поверенных, из среды которых он вышел. Эта неофициальная и теплая встреча состоялась на квартире Н. П. Карабчевского. Здесь новый министр, несколько увлекшись, произнес странную речь – в другое время она, несомненно, шокировала бы адвокатов. Он откровенно говорил о том, что правительству часто приходится прибегать к явно незаконным действиям и он сам испытал их на себе в бытность прокурором судебной палаты. Так же, по всей вероятности, ему придется поступать и в качестве министра. Переверзев выразил даже сомнение, что после отставки присяжные поверенные примут его обратно в свое сословие, и далее продолжал в таком же духе. Однако радостное возбуждение адвокатов от встречи с высоко взлетевшим коллегой было настолько сильным, что они пропустили его слова «о беззакониях» мимо ушей.

С. В. Завадский отмечал в своих воспоминаниях, что, став министром, Переверзев «не обнаружил… ни настойчивости, ни последовательности. Его, как и Керенского, как и все Временное правительство, как, может быть, и большинство членов исполнительного комитета Советов рабочих депутатов, несло куда хотело крайнее левое течение, становившееся сильнее и сильнее, но пока остававшееся по-прежнему подводным, хотя кое-где уже и поднимавшееся на поверхность». А известный революционер Н. Н. Суханов называл Переверзева «одной из подозрительнейших фигур в коалиционном правительстве». Некоторые современники, примыкавшие к большевистскому крылу социал-демократической партии, вообще полагали, что Переверзев слишком уж круто изменил свою политическую ориентацию – защитник большевиков на судебных процессах, устраиваемых царским правительством, вдруг превратился в их ярого гонителя, особенно после июльских событий.

Став прокурором палаты, а затем и генерал-прокурором, П. Н. Переверзев занимался еще и вопросами, больше подходящими для амплуа общественного деятеля, нежели руководителя высокого государственного органа. Например, в Петроградской прокуратуре он держал на должности товарища прокурора специального человека, занимавшегося «подысканием» квартир для каких-то политических организаций. С подобными же просьбами к нему часто обращались и в министерстве юстиции. На замечания своих заместителей, что подыскивать квартиры не дело властей, Переверзев обычно отвечал: «Нельзя и опасно со всеми ссориться».

Вообще, он часто увлекался и брался не за свои дела (между прочим, часто это происходило с подачи А. Ф. Керенского). Так, однажды Керенский поручил ему, тогда еще прокурору палаты, заняться вопросами организации контрразведки. Переверзев не только согласился на это нелепое предложение, но так втянулся в дело, что когда стал генерал-прокурором, то оставил этот вопрос за собой и даже получил под него (без какого-либо постановления правительства) крупную сумму денег. В результате он ежедневно в ущерб другим делам подолгу выслушивал доклады заведующего контрразведкой эсера Миронова. Естественно, это не нравилось многим сотрудникам, но все они помалкивали, и только товарищ министра А. С. Зарудный, человек горячий и резкий, был настолько возмущен, что порывался даже уйти из-за этого в отставку.

Переверзев всегда стремился подчеркнуть свое высокое положение министра и генерал-прокурора, причем выходило это не всегда уместно. А. А. Демьянов вспоминал, как, в первый раз явившись на заседание комиссии по пересмотру Судебных уставов (в нее входили многие корифеи юриспруденции, в частности А. Ф. Кони), Переверзев высокомерно заявил, что они, то есть все собравшиеся, нужны ему для очень важной работы, – будто забыв, что эта работа и так шла уже полным ходом.

По свидетельству Н. Н. Суханова, летом 1917 года «в стране продолжались эксцессы, беспорядки, анархия, захваты, насилия, самочинство „республики», неповиновение и расформирование полков…». В таких условиях сделать ничего кардинального Переверзев не мог, и авторитет его стал заметно падать. Да и вообще в правительстве чувствовалась растерянность.

В Петрограде активную деятельность развили большевики, анархисты, представители некоторых других партий, и в начале июля 1917 года натиск «низов» на правительство достиг своего апогея. Коалиционное правительство, по существу, уже не владело обстановкой.

3 июля в Петрограде начались беспорядки, которые продолжались и на следующий день. Активную роль здесь играли большевики и их орган газета «Правда». Вечером 4 июля П. Н. Переверзев дал приказ о немедленном освобождении здания типографии. Посланный туда воинский отряд арестовал всех работников типографии, изъял рукописи и документы. Все это было доставлено Переверзеву, который находился в штабе Петроградского военного округа.

В июльские дни основные события разворачивались у Таврического дворца – там собралось несколько десятков тысяч рабочих и солдат, требовавших передачи всей власти Советам. На сторону митинговавших перешел и гарнизон Петропавловской крепости. Переверзева обвинили в бездействии. Спустя несколько дней П. И. Переверзев написал письмо в редакцию «Нового времени», где оправдывался: «Не арестовал же я 4 июля до опубликования документов главарей восстания только потому, что они в этот момент фактически уже арестовали часть Временного правительства в Таврическом дворце, а князя Львова, меня и заместителя Керенского могли арестовать без всякого риска, если бы их решимость хотя бы в десятой доле равнялась их преступной энергии».

Ситуация действительно была критической. В этих условиях, для того чтобы вызвать антибольшевистскую реакцию в войсках, Переверзев пошел на решительный шаг – собрался опубликовать попавший из контрразведки в его руки материал о якобы имевшихся связях В. И. Ленина с Германией и о финансовых отношениях большевиков с немцами, осуществляемых через Стокгольм. После небольшого совещания с генералом П. А. Половцевым и полковником Б. В. Никитенко он пригласил к себе представителей воинских частей Петрограда и журналистов. Здесь Переверзев представил им часть имеющихся у него документов и свидетельств. Основными свидетелями против большевиков выступали некий лейтенант Еременко, рассказавший, что, находясь в плену, он якобы слышал разговор, что «Ленин работает на Германию», а также Г. А. Алексинский, скомпрометировавший себя депутат от большевиков в Государственной Думе. Хотя объяснения их были довольно невнятными и туманными, они представляли большую опасность для большевиков – даже недоказанные слухи могли заставить солдат от них отвернуться.

Прокурор судебной палаты Н. С. Карийский, сочувствовавший большевикам, информировал их о планах Переверзева. Сразу после этого И. В. Сталин позвонил в исполком Петроградского Совета и срочно потребовал «остановить распространение клеветнической информации о Ленине». Чхеидзе и Церетели стали обзванивать редакции петроградских газет, настаивая на отказе от публикации правительственного сообщения. «Разоблачение» большевиков считали преждевременным даже такие министры Временного правительства, как Терещенко и Некрасов. Но материалы Переверзева все-таки появились – в газете «Живое слово» от 5 июля 1917 года, да еще и под заголовком: «Ленин, Ганецкий и К° – шпионы». К тому же по городу были расклеены плакаты с аналогичным текстом.

Опубликованные материалы вызвали взрыв негодования. Буржуазная пресса, захлебываясь, писала о продажности большевиков и устроила настоящую травлю В. И. Ленина и его соратников. Сторонники же большевиков резко осуждали публикацию и даже образовали комиссию для расследования клеветы. Вследствие разразившегося скандала Переверзеву ничего не оставалось, как 6 июля 1917 года подать в отставку с поста министра юстиции и генерал-прокурора.

После выхода в отставку Переверзев возвратился к своей прежней деятельности и снова стал заведовать на фронте санитарным отрядом петроградской адвокатуры. А. А. Демьянов считал, что П. Н. Переверзев был, при всех своих ошибках, «чистым и честным человеком», но «большим фантазером, беспрограммным и неумелым администратором». «Большевики должны ненавидеть Переверзева, – писал он. – Я знаю, что, когда пришло их время, они готовили крупный процесс с именем Переверзева. Предупрежденный Переверзев скрылся из Петербурга. Большевики преследовали его семью. Если бы Переверзева судили, то вряд ли бы он избежал смертной казни. Но большевики не постеснялись бы казнить его и без суда».

В большевистской России П. Н. Переверзев, конечно же, не остался. В 1920-х годах, подобно другим русским эмигрантам, он уехал в Париж. Умер Павел Николаевич в 1944 году.

Александр Федорович Керенский (1881–1970)
Тяжкое бремя история возложила на слабые плечи»

Керенский сумел накануне переворота выбраться из Зимнего дворца и покинул Петроград. После Октябрьской революции он попытался предпринять контрреволюционное выступление, но фортуна окончательно отвернулась от него.

Александр Федорович Керенский родился 22 апреля 1881 года в Симбирске. Он был четвертым ребенком в семье директора мужской гимназии Федора Михайловича и его жены Надежды Александровны. В 1889 году, когда Саше исполнилось всего восемь лет, Федор Михайлович получил назначение в Туркестанский край, где ему предстояло занять должность главного инспектора учебных заведений. Здесь и прошли гимназические годы будущего вождя революции. Учился он хорошо, особенно увлекался историей, литературой и искусством, даже мечтал стать «Артистом Императорских Театров», как шутливо подписывал некоторые свои письма к родителям.

В 1899 году Александр Керенский приехал в столицу и поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Петербург очаровал и увлек его «полнотой своей внутренней жизни, полнотой умственной и эстетической». Здесь, по его словам, он «впервые в жизни испытал пьянящее чувство свободы». Керенский поселился в студенческом общежитии, расположенном в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове. Он активно участвовал в студенческих сходках, выражавших протест политике университетского начальства и министерства народного просвещения. Видимо, этот первый социальный опыт и заставил его усомниться в выборе профессии – история и филология выглядели слишком далекими от проблем реальной жизни. Неудивительно, что в сентябре 1900 года, преодолев некоторые трудности, Керенский перевелся на юридический факультет. На втором курсе уже проявились его ораторские способности, умение увлечь студенческую аудиторию. За это он даже поплатился временным «отлучением» от университета – его отправили в «отпуск» в Ташкент.

В эти годы Александр Керенский встретил свою первую большую любовь. Ею оказалась Ольга Львовна Барановская, внучка известного академика В. П. Васильева. В 1904 году молодые обвенчались. К этому времени университет был закончен.

Керенский недолго колебался в выборе своего дальнейшего пути. Еще в университете он твердо решил, что карьера кабинетного ученого не для него, и подал прошение о зачислении в сословие присяжных поверенных. Скоро Александр Федорович стал помощником присяжного поверенного Н. А. Оппеля. Первое время он оказывал юридические услуги в так называемом Народном доме, основанном графиней Паниной, и вел другие мелкие дела. Первое его публичное выступление состоялось в феврале 1905 года. Тогда же имя молодого помощника адвоката появилось и в полицейском досье. После Кровавого воскресенья, которое потрясло Керенского, он пытался установить связи с социалистами-революционерами. В декабре 1905 года его впервые арестовали и после четырехмесячного заключения отправили в Ташкент под надзор полиции. Вернувшись в Петербург, Керенский удачно выступил по одному политическому делу в Ревеле. Группу крестьян обвинили в разгроме имения местного барона и сопротивлении властям. В этом процессе Керенский был напорист, активен, дерзок, а главное, убедительно доказал, что противоправные действия крестьян не идут ни в какое сравнение с жестокой расправой, учиненной властями над зачинщиками беспорядков, – многих из них просто расстреляли без суда и следствия. Успех в этом деле принес молодому юристу некоторую известность. Теперь предложения принять на себя защиту по политическим и иным делам посыпались к нему со всех сторон. В 1910 году уже в качестве полноправного адвоката он вступил в сословие присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты.

По своим адвокатским делам А. Ф. Керенскому пришлось исколесить всю Россию. Он выступал защитником по политическим и уголовным делам, был представителем истцов и ответчиков по гражданским делам в судебных установлениях Москвы и Петербурга, Иркутска и Казани, Варшавы и Тифлиса, Саратова и Риги. Его речь звучала в военных судах и судебных палатах, мировых судах и Правительствующем сенате. Он защищал железнодорожников Полесья, служащих Двинской почтово-телеграфной конторы, рабочих Шлиссельбургского порохового завода, студентов Петербурга, редакторов газет, представителей различных партий и организаций, обвинявшихся в организации незаконных забастовок, антиправительственной агитации, вооруженном сопротивлении властям, хранении запрещенной литературы и взрывчатых веществ, организации незаконных сообществ и многих других преступлениях. Наряду с этим ему приходилось защищать лиц, совершивших убийства, разбои, грабежи и другие уголовные преступления.

В мае 1912 года Керенский в составе комиссии сенатора С. С. Манухина участвовал в расследовании причин Ленского расстрела. В том же году его избрали от Трудовой партии (по городу Вольску Саратовской губернии) в 4-ю Государственную Думу. Он активно использовал думскую трибуну для борьбы с царским самодержавием и к началу Февральской революции был в Думе неоспоримым лидером. С 1912 года состоял в масонской ложе и вскоре стал одним из ее руководителей. В 1915–1916 годах он был Генеральным секретарем Верховного совета масонов России.

По мнению современников, в большой политике Керенский стал заметен только со времени его выступлений в Государственной Думе. Он имел репутацию «человека даровитого, но не крупного калибра», тем не менее его яркие и эмоциональные ораторские выступления неизменно привлекали всеобщее внимание.

2 марта 1917 года А. Ф. Керенский вошел в первый состав Временного правительства в качестве министра юстиции и генерал-прокурора и сразу же оказался на гребне славы. Вознесенный на правовой олимп, он, конечно же, не забывал о своей корпорации. В первый день управления министерством юстиции Керенский обратился к советам присяжных поверенных с телеграммой, в которой просил их «принять посильное участие в установлении истинного правосудия в нашей Родине и поднятии его на высоту, соответствующую величию народа и важности исторического момента».

Керенский лично явился на заседание Петроградского совета присяжных поверенных – оно проводилось на квартире председателя Н. П. Карабчевского, поскольку здание суда было уничтожено пожаром. Там он, обратившись к собранию с краткой речью, просил адвокатов «способствовать, по мере сил, к водворению порядка и законности».

Петроградские адвокаты ответили на это посещением Временного правительства. Председатель совета Н. П. Карабчевский сказал тогда: «В вашей среде видное место занимает любимый и дорогой нашему сословию товарищ. Он вырос и воспитался для своей политической борьбы в нашей общественной среде, в условиях не только узкопартийного, но и могучего человеческого правосознания. Я говорю о присяжном поверенном Александре Федоровиче Керенском. Я не могу вам выразить того глубокого и радостного волнения, которое мы испытали, когда, еще физически измученный всеми волнениями предыдущих дней и бессонных ночей, едва держась на ногах, только что объявленный министром юстиции, всесильный революционный генерал-прокурор кинулся прежде всего к нам, представителям сословия, товарищам по служению правосудию, и в наших горячих дружеских объятиях его первые слова были: «О, как бы я хотел поднять русское правосудие на недосягаемую высоту! Помогите мне в этом!»

В те дни Керенский работал день и ночь и от напряжения иногда терял сознание во время выступлений. Он неоднократно выезжал в Москву, Финляндию, Царское Село, на фронт, всюду встречая восторженный прием. Ему приходилось решать одновременно множество сложнейших задач: и наведение порядка в столице, и замена старого чиновничьего аппарата, и образование новых судебных учреждений, и отмена устаревших, противоречащих «революционному правосознанию» законов, и расследование деятельности высших царских сановников.

В первые дни революции была образована Чрезвычайная следственная комиссия, которой деятельно руководил Керенский. Очень быстро комиссия препроводила всех царских сановников в Петропавловскую крепость. Наиболее серьезные обвинения были предъявлены бывшим министрам юстиции И. Г. Щегло витову и Н. А. Добровольскому, министрам внутренних дел Б. В. Штюрмеру, А. И. Хвостову, А. Д. Протопопову, А. А. Макарову и другим деятелям административного аппарата.

В своей кадровой политике Керенский довольно строго придерживался основного принципа – назначать на все высшие должности лиц с более или менее популярными именами и только при условии, если их выдвигали различные общественные или политические организации. Преимущество при этом всегда отдавалось лицам из адвокатской корпорации. Однако эта популистская практика вскоре дала отрицательные результаты. Многие «выдвиженцы», вчерашние адвокаты, зачастую совершенно не имевшие склонности к руководящей деятельности, вдруг становились председателями и прокурорами судебных палат и окружных судов, сенаторами и даже занимали ключевые посты в министерстве юстиции – но оказывались некомпетентными в решении самых насущных вопросов.

Первым своим товарищем (заместителем) Керенский назначил присяжного поверенного А. С. Зарудного, сына известного деятеля Судеб ной реформы С. И. Зарудного. Товарищами министра стали также московский адвокат А. А. Демьянов и присяжный поверенный Г. Д. Скарятин. Они хотя и слыли людьми «самой высокой моральной марки», но никакого административного опыта не имели. Сенаторами неожиданно стали присяжные поверенные О. О. Грузенберг, А. А. Леонтьев, П. С. Ширский, А. С. Чумаевский, С. А. Левицкий и многие другие.

В должности министра юстиции и генерал-прокурора Керенский оставался недолго, всего два месяца. Но еще ни один министр юстиции России не работал с такой интенсивностью. За это время, несмотря на многочисленные поездки, постоянные встречи с депутациями и делегациями, общественными организациями, бесконечные выступления, и днем и ночью, в самых разнообразных аудиториях, он сумел провести титаническую работу по созданию новых органов власти и управления, преобразованию старых судебных установлений, обновлению административного, уголовного и гражданского процессуального и материального законодательства. Популярность Керенского была огромна и все возрастала. Он умел, как никто другой, «зажигать сердца людей» и быть «всеобщим оракулом, вождем и любимцем».

Острый политический кризис, разразившийся в России в конце апреля 1917 года, привел к созданию 5 мая нового коалиционного правительства. Министром юстиции стал П. Н. Переверзев, бывший присяжный поверенный, назначенный в марте 1917 года прокурором Петроградской судебной палаты. Керенскому же достался портфель военного и морского министра.

Вскоре грянули июльские события 1917 года, сотни тысяч солдат и рабочих вышли на улицы Петрограда с требованием передачи власти Советам. Керенский фактически становится руководителем Временного правительства. 24 июля он формирует новый кабинет, сохранив за собою пост военного и морского министра. К своему взлету он относится всерьез, даже резиденцией избирает Зимний дворец. После подавления корниловского мятежа в августе 1917 года и провозглашения России республикой Александр Федорович получил фактически неограниченные права: возглавил Директорию из пяти человек и стал Верховным главнокомандующим. Последнее коалиционное правительство было им сформировано 25 сентября 1917 года, но продержаться ему суждено было только один месяц. Министром юстиции был назначен московский присяжный поверенный П. Н. Малянтович.

Как отмечал известный революционер Н. Н. Суханов, «тяжкое бремя история возложила на слабые плечи». По его мнению, Керенский «по мере сил удушал революцию». Престиж Керенского стал резко падать. В октябре он практически уже не владел ситуацией. 25 октября (7 ноября) 1917 года Временное правительство было низложено, а все министры арестованы. Потерпев неудачу, в июне 1918 года он эмигрировал.

За границей Керенский прожил более пятидесяти лет. Сначала он обосновался в Лондоне, потом переехал жить в Берлин, еще позже – в Париж, здесь и оставался до 1940 года. Первое время не оставлял надежды с помощью Антанты организовать антибольшевистскую революцию, но все его попытки ни к чему не привели. В 1920 гг. Керенский активно выступал в эмигрантской печати, осмысливая происшедшие события и критически оценивая реформаторские возможности Временного правительства. Позже Александр Федорович почти полностью отдался литературной деятельности, редактировал газету «Дни», готовил к изданию свои воспоминания. Во время Второй мировой войны, когда немецкие войска угрожали Парижу, он покинул Францию и перебрался за океан. В США он продолжал работать над своими мемуарами, а также выпустил в соавторстве с Р. Браудером трехтомный труд «Русское Временное правительство».

В эмиграции Керенский вторично женился на Терезе Нелль, с которой прожил до ее кончины в 1946 году.

Скончался Александр Федорович 11 июня 1970 года в Нью-Йорке, но праху его суждено было снова пересечь океан – похоронен он был в Лондоне, где жили его первая жена и сыновья от первого брака, Олег и Глеб. Захоронены они все на одном кладбище, в одном месте.

Ольга Львовна Керенская пережила мужа на 5 лет и покоится в одной могиле со своим младшим сыном Глебом, который ушел из жизни в 1990 году. Слева от могилы Александра Федоровича навсегда смежил очи его старший сын Олег, который пережил отца всего на 14 лет.

Вот так они и лежат на чужой земле – два чистеньких с православными крестами надгробия с пространством для зеленой травы. Под одним – сам Керенский, под другим – сын Глеб и жена Ольга Львовна. А по другую сторону могилы Керенского еще одна могила – его сына Олега и его жены – без всякой ограды с грязновато-облупившимся и немного заросшим травой и уже ушедшим в землю надгробием.