Электронная библиотека » Александра Маринина » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Благие намерения"


  • Текст добавлен: 2 октября 2013, 03:57


Автор книги: Александра Маринина


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Картина ей понравилась. Конечно, насчет шпионов она не все поняла, но про любовь – все-все. Ей очень понравился актер Олег Жаков, который играл главного «нашего», а шпион, которого так сильно любила героиня по имени Таня, не понравился совсем. И насчет сломанной расчески вместо пароля – это было здорово придумано! Еще Люба внимательно смотрела на актрису, игравшую Клаву, официантку из ресторана, которая продалась шпионам, и старалась запомнить, как она одета и причесана, потому что эта Клава больше всего интересовала Тамару, это именно ее костюмчики и шляпки так внимательно рассматривала сестра, чтобы потом зарисовать в своем альбоме. Если Тамара опять что-то не заметит или забудет, Люба ей подскажет.

После сеанса сестры на улице прямо перед клубом столкнулись с Андреем и Родиславом и пошли вместе.

– Любка, ты можешь у своего отца одну вещь спросить? – обратился к ней Андрей.

– Какую?

– Помнишь, приезжает милиция осматривать комнату Клавы, ну там, где труп нашли, и один милиционер другому говорит: «Посмотри отпечатки»?

– Помню, и что?

– А то, что этот другой милиционер открывает свой чемоданчик, а дальше нам не показывают. Вот мне и интересно узнать, что там, в этом чемоданчике, и что он потом делает. Спросишь?

– Спрошу, – обрадовалась Люба. Ей очень хотелось оказаться полезной, пусть даже и благодаря папе.

Мальчики обсуждали что-то насчет шпионов, Люба напряженно вслушивалась в их разговор и боялась, что сейчас они спросят ее о чем-нибудь, а она не будет знать, что ответить, потому что не все поняла. Ей хотелось перевести разговор на те материи, которые были ей более понятны.

– А мне Таня очень понравилась, – вступила она в разговор, уловив, что Андрей назвал имя героини. – Мне ее так жалко было! Она вот все время вспоминала, как он говорит ей: «Я всегда буду любить тебя, Таня», а сама его тоже очень любила и ждала.

– Ой, ну ты выдумаешь тоже! – поморщился Родик. – Любила, любила, а что получилось? Она же сама и говорит: «Все эти годы я любила не того». Вот тебе и вся любовь. Не, любовь – это мура.

Люба замолчала, ругая себя последними словами. Опять она что-то не то сказала, и теперь мальчишки будут ее презирать. Она с утра уже успела испечь пироги со смородиновой начинкой, а вдруг они ее не позовут на костер, раз она такая глупая? Но положение совершенно неожиданно спасла Тамара.

– Кто сказал, что любовь – это мура? – строго спросила она. – Да что вы понимаете, сопляки! Вы просто еще маленькие, вот будете в школе «Войну и мир» проходить, тогда и поговорим, мура любовь или нет.

– Да уж не младше тебя, – ехидно заметил Андрей, – мы же ровесники, а ты задаешься, как будто тебе сто лет.

– Может, и ровесники, – загадочно ответила Тамара, – только я «Войну и мир» уже прочитала, а ты еще нет.

– Откуда ты знаешь? Может, я тоже читал.

– Ну прямо-таки, читал ты! – фыркнула Тамара. – Если бы читал, ты бы такие глупости не говорил.

Родику такой поворот в разговоре не понравился, и он поспешил заговорить о другом:

– Люба, так мы с Андрюхой зайдем за тобой, когда в лес соберемся, а то ты одна нашу поляну не найдешь.

– Ладно, – радостно сказала Люба. – А во сколько? После обеда?

– Ну да, примерно, – неопределенно ответил Родик.

– Не забудь, мы с тобой в шахматы сегодня играем, – напомнил Андрей.

Ой, про шахматы-то Люба совсем забыла! Ну как же так, она же предупреждала его, что играет плохо!

– Может, не надо? – жалобно произнесла она. – Ты все равно выиграешь, тебе со мной играть неинтересно будет.

Андрей внимательно посмотрел на нее и, кажется, сжалился.

– Ладно, уговорила. Жалко, конечно. Никто из ребят в шахматы не играет, я так надеялся, что хоть с тобой сыграю. А ты молодец, честная, сама призналась, что играть не можешь. А то другие начинают фасон давить, строить из себя невесть чего, а как до дела доходит, не знают, за какую фигуру взяться, на два хода вперед просчитать не могут.

Тамара больше в разговор не вступала, и по ее сосредоточенному лицу и ускорившемуся шагу Люба поняла, что сестра торопится домой, чтобы скорее схватить свой альбом и начать зарисовывать все, что она увидела в кино. За две улицы до дома, где жил Родик, Андрей повернул направо, потом и Родик ушел к себе домой.

– Я тебе точно говорю, – Тамара начала говорить так, будто продолжала непрерывавшуюся беседу, – тебе надо с Андреем дружить. Родик этот – ни рыба ни мясо, а Андрей – личность, характер.

– Вот сама с ним и дружи, – огрызнулась Люба.

– Да больно надо! Мне вообще друзья не нужны, никакие, мне и так хорошо. А ты у нас, Любка, существо общественное, ты одна не можешь, тебе обязательно компания нужна, вот я и говорю: выбирай Андрея, не прогадаешь, ума-разума у него наберешься. А от Родика пользы никакой.

Про пользу Тамара говорила уже во второй раз, и Люба не могла решить, что ей делать: обижаться на сестру не хотелось, но и справиться с обидой было нелегко. Почему от человека обязательно должна быть польза? Разве нельзя просто дружить с кем-то, без всякой пользы? Андрей, конечно, очень умный, тут Тамара права, но он такой умный, что с ним даже разговаривать страшно, и понятно не все, и не знаешь, как ответить. А Родик – он такой красивый… И добрый. А Андрей злой, сердитый и совсем, ну ни капельки не красивый. Нет, Люба готова уважать его и немножко бояться, но дружить с ним она не сможет. Она хочет дружить с Родиком.

* * *

– Ну а дальше там все не очень интересное. Это ж середина августа, до конца каникул всего две недели осталось.

– Как не интересное? – возмутился Камень. – А костер с пирогами? Как там все прошло?

– Да нормально прошло, ничего особенного. Пироги стрескали в один момент, всем понравилось, Люба довольна. До конца каникул она еще раз пять с ними встречалась, костры, картошка, купание в озере. Я же говорю, ничего особенного. Так и расстались на весь учебный год.

– Это что же выходит, Люба с Родиком до следующего лета ни разу не виделись?

– Так а я о чем? Только в июне следующего года и встретились. Ей двенадцать, ему – четырнадцать. И опять все по новой: костры, волейбол, плавание, картошка… Скукотища. Они даже за руки пока не держатся. Родик вообще больше к Аэлле льнет, ну это и понятно, она там первая красотка на деревне. Я уже и в пятьдесят девятый год заглянул – все то же самое, только они в кино начали вместе ходить. Слушай, я состариться успею, пока у них до дела дойдет, может, сразу на свадьбу рвануть, а?

– Ты меня не путай, – строго нахмурился Камень. – Кто с кем в кино начал ходить?

– Родик с Любой.

– А свадьба чья?

– Родика с Аэллой, я же тебе рассказывал.

– Так что ж ты мне голову морочишь! – Камень не на шутку рассердился. – В кино он с Любой ходит, а женится на Аэлле. А в промежутке что? Как так вышло? Ты давай не филонь, а смотри все как следует, по порядку.

Ворон надулся.

– В пятьдесят девятый не полезу, – капризно заявил он. – Я туда уже в четырех местах лазил, все бока ободрал, там не дыры, а сплошная колючая проволока. Четыре ходки за три летних месяца – тебе мало, да? Я лучше сразу в шестидесятый нырну, там те, кто для историков подрабатывает, хороший лаз проделали, просторный, там же хрущевские реформы пошли, деноминация, ликвидация МВД СССР…

– Ладно, – смилостивился Камень, – давай шестидесятый год, но не позже, не халтурь.

Дождавшись, когда Ворон отлетит подальше, Камень негромко позвал:

– Змей, ты здесь?

– Здесь я, здесь, куда ж мне деваться. Я уже давно приполз, лежал и слушал, как твой пернатый лазутчик соловьем разливается.

– Просьба у меня к тебе, – начал было Камень, но Змей прервал его:

– Что, в пятьдесят девятый год смотаться? Не доверяешь своему летучему разведчику?

– Ну ты же все понимаешь, – вздохнул Камень.

– Понимаю, понимаю, – прошептал Змей. – Жди, скоро вернусь.

Камень беспокоился, как бы старые соперники не столкнулись, но волновался он напрасно: мастерство Змея было столь велико, что на добывание информации у него ушло совсем мало времени.

– В целом наш милый птенчик не соврал, – сообщил он Камню, – за все лето пятьдесят девятого почти ничего значительного не случилось. Но два эпизодика я тебе нарыл, может, пригодятся. Во-первых, Аэлла побывала дома у Родислава. Рассказывать?

– Конечно, рассказывай, – заволновался Камень. – Как это было?

– Родик обмолвился, что у них большая библиотека и даже на даче очень много книг, и Аэлла попросила разрешения прийти и выбрать что-нибудь почитать. Конечно, она это сделала с дальним прицелом, ей же наш Родька нравится, из всех москвичей, которых она знает, он в ее глазах является самым достойным ее неземной красоты. Ну вот, значит, приходит она к нему домой, знакомится с папой, Евгением Христофоровичем, и начинает его окучивать своим знанием греческой истории и мифологии. Папа в полном восторге, разговаривает с ней как со взрослой, с ровней, Аэлла выбирает почитать какую-то заумную книжку и тем самым еще приобретает очки в свою пользу, а потом целую неделю поет Родику о том, какой замечательный у него папа. В общем, все делает по науке. Папа, натурально, делится своими впечатлениями с супругой, и наша Клара Степановна начинает сыну мозги долбать насчет того, какая хорошая девочка Аэллочка и надо почаще приглашать ее в гости и вообще познакомиться с ее родителями. Ну, Клару-то можно понять…

– Это почему? – не понял Камень.

– Ну а как же? Семейка Александриди – те еще фрукты. Папаша Костас – лицо, приближенное к императору, его сам Твардовский в «Новом мире» печатает, это тогда журнал такой был, жутко престижный. А мамаша Асклепиада – лицо, приближенное к императрице, точнее, к ее лицу. А еще точнее – к лицам жен сильных мира сего. Она, видишь ли, специалист в области челюстно-лицевой хирургии и, пока не эмигрировала в СССР, успела поучиться и постажироваться в лучших клиниках Америки и Европы. Главная ее специальность – носы, она их очень ловко переделывает. Ну и подбородки, если кому надо, тоже облагораживает. Представляешь, какие у нее связи и возможности?

– Да-а, – протянул Камень. – А что Родик?

– А ничего. Ему Аэлла нравится, потому что она красивая, но он себя с ней неуютно чувствует. Понимаешь, она сама про себя думает, что она такая-растакая – ну просто дальше некуда, и что тот, кого она удостоит чести быть рядом, тоже должен этой высокой планке соответствовать. А Родик соответствовать не хочет, у него вообще с честолюбием не очень-то, он парень мирный, покладистый, не борец. Ему с Любой куда спокойнее, с ней он чувствует себя уверенно: он старше, он умнее, он сильнее, Люба глаз с него не сводит и в рот заглядывает. А рядом с Аэллой ему все время приходится напрягаться, а напрягаться он не большой любитель. Знаешь, такой сибарит-романтик. И вот тут мы, друг мой Камень, подходим к еще одному эпизоду, который, как мне кажется, будет не лишним. Наш Родик уговорил Любу пойти в лес посмотреть на разрушенное молнией дерево. И дорогу-то он знает, и места-то там красивые, и само дерево, в которое молния ударила, тоже совершенно сказочное. Ну, пошли они. До дерева дошли, но Родик не учел, что это место уже у самой опушки, а за опушкой – деревня, а в деревне свои пацаны и свои нравы. И еще он не учел, что Люба уже… ну как тебе объяснить… короче, она уже девушка по всем статьям, и бедра у нее, и попа, и грудь – все в наличии. Он-то привык ее маленькой считать, потому ничего и не замечал. Только они в обратный путь двинулись – тут как тут местные парни нарисовались, поддатые, здоровенные, лет по семнадцати. Родик к земле прирос, его затошнило от страха, замутило, голова закружилась, язык к нёбу присох – ну, ты уже знаешь, с ним это бывает, есть у него такая особенность, в стрессовых ситуациях он теряется и ничего не соображает. А парни на Любу наступают, наступают… Ужас! И она – представляешь, какая молодец! – начала с ними разговаривать. Мол, как вас зовут, да вы откуда, да есть ли у вас в деревне такая тетя Маруся, у которой самый лучший яблоневый сад во всей округе, у нее бабушка всегда яблоки берет и нахвалиться не может. А еще у этой тети Маруси есть внук Виталик, второгодник, которому в прошлом году на все лето дали задание упражнения по русскому языку делать, а он справиться не мог, и ее, Любина то есть, бабушка ему два раза помогала. Ах, это ты и есть тот самый Виталик? Ну надо же, какие встречи бывают! Ты тете Марусе привет от меня передавай, скажи, от Любы Головиной и ее бабушки поклон, ладно? Парням деваться некуда, раз такой разговор пошел – получается, они вроде как бы знакомы уже, не приставать же к знакомой девчонке. Но над Родиком они, конечно, поизмывались всласть, дескать, чего стоишь, защитничек, хвост поджал, если уж с такой девкой гуляешь, так держи фасон, за ее спину не прячься. Одним словом, девочка – молодчинка, никто ведь не учил ее, как надо в таких ситуациях себя вести, она чисто интуитивно угадала.

– Да, – задумчиво подтвердил Камень, – интуиция у нее мощнейшая, это мы уже и раньше замечали. Сердцем чует и мысли читает. Но я не понял, а что такого интересного в этом эпизоде?

– Так я до интересного еще не дошел, – хмыкнул Змей. – Самое интересное-то потом началось, когда парни ушли. Берет, значит, наша Любаша нашего Родислава за руку и ведет по тропинке домой и приговаривает, мол, какой ты молодец, что стоял молчал, ничего не делал и в драку не лез. Видишь, как все хорошо обошлось, а если бы ты сглупил и начал за меня заступаться, то дело неминуемо закончилось бы дракой. Парни взрослые, пьяные, они ведь и убить могли, забили бы тебя до смерти, а так все хорошо закончилось. Родик идет понурый, в землю смотрит, ты, говорит, наверное, думаешь, что я трус, я и повел себя как трус, а Люба вокруг него вьется, в глаза заглядывает и уговаривает, что все совсем наоборот, что он повел себя правильно и только так и надо было себя повести, чтобы не спровоцировать кровопролитную драку, и она якобы все время, пока с парнями лясы точила, боялась, что Родик не выдержит и влезет в разговор, начнет за нее заступаться и все испортит. Но он молодец, все сделал правильно и до беды ситуацию не довел. Во как!

– И что, – с нескрываемым ужасом спросил Камень, – неужели он ей поверил?

– А то! Конечно, поверил. Как же не поверить, когда так хочется поверить? Ой, а она-то перепугалась, бедняжка! Я же видел, она с теми парнями разговаривает мирно так, почти даже ласково, а у самой поджилки трясутся, она-то отлично понимала, что может из всего этого получиться, ее и бабушка предупреждала, чтобы была осторожнее, и сестра Тамара просветительскую работу проводила. Люба-то у нас крупная, видная, не скажешь, что всего тринадцать лет.

– Ну ты подумай, – Камень горестно вздохнул, – опять она его уговорила. Интересно, она сама-то верит в то, что говорит? Тебе как показалось?

– Она верит в то, что ведет себя правильно и говорит то, что нужно, – уверенно ответил Змей. – Вот это я тебе могу гарантировать. А все остальное – это уж больно тонкая материя, тут легко ошибиться. Я тебе из своего опыта скажу: такие ситуации никогда нельзя разрешать силой, их можно только разруливать разговорами.

– Но ведь заступиться за девушку, не дать ее в обиду, защитить – это благородно, это делается с добрыми намерениями. Разве это может закончиться плохо?

– Еще как может, – Змей издал тихое шипение, обозначавшее громкий хохот. – Ты рассуждаешь как кондовый философ, который оперирует категориями этики. Подумаешь, добрые намерения и благородные побуждения! Да чтоб ты знал, благими намерениями вымощена дорога в ад. Забыл небось? Очень часто благие намерения ведут к разрушительным и даже гибельным последствиям, и наш случай как раз тому пример.

– Ты хочешь сказать, что этика – это пустая болтовня и никому не нужная наука? – возмутился Камень.

– Я хочу сказать, что этика не является единственным критерием для разрешения жизненных ситуаций, вот и все, – спокойно парировал Змей. – Жизнь во всем многообразии ее проявлений постоянно вступает в непримиримое противоречие с категориями этики как науки. И не надо по этому поводу драматизировать. Противоречия – неотъемлемая часть нашего существования, без противоречий не было бы движения вперед. Да перестань ты дуться, в конце концов! – прикрикнул он на угрюмо молчащего Камня. – Давай лучше прощаться, а то сейчас наш монстр разведки явится и опять начнет клювом туда-сюда ворочать, соперников вынюхивать. Я подальше отползу, чтобы он меня не учуял, и послушаю издалека, какие новости он тебе притащит. Если что – зови на помощь, я всегда готов.

– Спасибо, – Камень уже понял, что был не совсем прав, наехав на Змея, и от умиления даже прослезился. – Извини, если я был не прав. Что-то у меня с нервами в последнее время…

* * *

К лету 1960 года расстановка сил в дачной компании сформировалась окончательно. Главной оставалась Аэлла Александриди, первенство которой и ее право принимать обязательные для исполнения решения основывалось на нескольких фундаментальных обстоятельствах: она была местной, что по каким-то непонятным ребячьим соображениям давало ей неоспоримые преимущества; она была гречанкой по происхождению, и это делало ее необыкновенной; она знала греческий язык, греческую историю и мифологию, и это подразумевало, что она априори знает больше других; она была красивой и на этом основании обладала всеми бесспорными правами красавицы. Одним словом, Аэлла считалась первой среди всех и лучшей во всем, и никто из дачной компании не смел в этом усомниться.

На втором месте, образно говоря – ошую и одесную от первой красавицы, стояли Родислав Романов и Андрей Бегорский. Сие почетное положение они заняли по разным причинам. Родислава Аэлла приблизила к себе, поскольку он ей очень нравился, а вот Андрей оказался на позиции приближенного просто потому, что никакого другого места и не мог занять. Он категорически не хотел быть первым, ибо до самозабвения любил шахматы и частенько пропускал коллективные мероприятия, предпочитая посидеть над доской и сборником гроссмейстерских этюдов, тогда как место лидера обязывало бы его возглавлять компанию всегда и во всем. Но и быть третьим или даже пятым он не мог бы по определению: Андрей много читал и знал явно больше самой Аэллы, и хотя он специально этого не демонстрировал, все равно было понятно, что он умный и суждения его нетривиальны, не похожи на суждения других его ровесников.

И еще на втором месте, даже как бы на втором с половиной, была Люба Головина, не обладавшая никакими выдающимися достоинствами, во всяком случае в глазах ребят, но являвшаяся неотъемлемым приложением к Родику Романову. На место сбора компании они приходили вместе, вместе же и уходили, частенько ходили в кино вдвоем или втроем с Андреем Бегорским, и все как-то привыкли воспринимать их как неразлучную пару, при этом никому и в голову не приходило дразнить их «тили-тили-тестом-женихом-и-невестой», просто все помнили, что это именно Родик когда-то привел Любу в компанию, и знали, что они живут на соседних улицах, поэтому совершенно естественно, что они приходят и уходят вместе. Аэлла в Любе соперницу не видела, да это и понятно: младше на два года, совсем сопля зеленая, и ничего в этой малявке нет особенного, а если Родику так нравится изображать из себя старшего брата и покровителя малолеток – так ради бога, пусть тешится. После визита в дом Романовых и знакомства с Евгением Христофоровичем Аэлла полагала, что теперь между нею и Родиславом есть «нечто», что составляет их общую тайну и делает их ближе друг к другу. Ходить в гости в этом поселке было почему-то не принято, по крайней мере среди ребят, и факт пребывания в доме у Романовых выглядел для Аэллы более чем просто значительным. О том, что Родик и Люба регулярно бывают друг у друга, девушка, конечно, знала, но ни малейшего значения этому обстоятельству не придавала: подумаешь, возится Родислав с этой малышкой – да и пусть себе возится. А того, что «эта малышка» ростом уже обогнала невысокую Аэллу, надменная красавица даже и не замечала.

Каникулы шли к концу, наступила середина августа, пошли грибы, и Бабаня Анна Серафимовна приступила к очередному этапу заготовок, для которого требовались боровики, маслята и опята. Боровики сушились на длинных снизках, опята и маслята солились и мариновались. Походы в лес стали почти ежедневными, и Николай Дмитриевич Головин с удовольствием участвовал в грибных мероприятиях, если был выходной.

В это воскресенье он отправился за грибами с Любой и Родиславом. Мама Родика Клара Степановна заготовками не занималась, то ли не умела, то ли не любила, то ли времени у нее не было, и Анна Серафимовна вызвалась обработать и заготовить на зиму все, что Родику удастся собрать.

Они ушли уже довольно далеко в лес, когда Николай Дмитриевич опытным ухом уловил что-то похожее на выстрелы. Прислушавшись, он велел детям оставаться на месте, а сам осторожно стал пробираться туда, откуда донеслись подозрительные звуки. Минут через пятнадцать он появился снова, лицо его было сердитым и сосредоточенным.

– Родислав, уводи отсюда Любашу, – отрывисто приказал он. – Быстро возвращайтесь в поселок, бегите к дяде Пете, нашему участковому, и скажите, чтобы ехал сюда. Я буду его ждать возле песчаных карьеров. И оружие пусть берет, про это не забудьте. Родислав, сможешь объяснить ему, где я нахожусь?

Люба бросила на Родика быстрый взгляд и поняла, что с ним опять случилось «это». Нет, конечно же, Родик самый лучший мальчик на свете, и он никак, ну никак не может быть трусом, просто он так устроен, что, когда нужно быстро что-то решать, на него нападает оцепенение и его начинает тошнить. Он же в этом не виноват, правда?

– Мы все объясним, – торопливо ответила Люба за них обоих. – Пап, а что случилось? Кто там стреляет? А как же грибы? Мы столько уже набрали, что же их, бросить тут?

Но Николай Дмитриевич словно и не слышал вопросов дочери и продолжал обращаться только к ее товарищу.

– Родислав, я на тебя надеюсь, ты парень взрослый, дорогу обратно найдешь, уводи быстро Любу, здесь опасно. И дома никому ни слова, скажете, что я встретил знакомого, пошел к нему в гости, а грибы сам принесу. Все понял? Давайте, бегом марш.

– Мы все поняли, папа, – снова ответила Люба за двоих.

Головин исчез, двигаясь осторожно и бесшумно. Люба, добросовестно выполняя указание отца, побежала, но через несколько шагов остановилась и оглянулась. Родик, бледный и покрытый испариной, стоял на прежнем месте, привалившись к дереву, будто врос в него. Девочка вернулась и потянула его за руку.

– Родик, давай, побежали. Давай же, подними ногу, сделай шаг, ну?

Родика начало рвать. Люба заботливо поддерживала его за плечи, потом нагнулась, сорвала большой лист лопуха, вытерла ему лицо и перепачканную на груди клетчатую ковбойку.

– Не волнуйся, все в порядке, – приговаривала она, – ничего страшного не случилось, подыши глубоко, и пойдем.

Она все говорила и говорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно, а сама тянула парня за руку, вынуждая сделать первый шаг. Мало-помалу он пришел в себя и пошел, потом побежал. Они бежали быстро, изо всех сил, обдирая лица и руки о колючие ветки, спотыкаясь о коряги, падая, поднимаясь, не видя ничего вокруг и думая только о том, как бы поскорее домчаться до участкового дяди Пети, который возьмет пистолет, сядет на свой трехколесный мотоцикл и в считаные минуты окажется у окраины леса, а там уж ногами добежит и поможет Любиному папе, оставшемуся один на один со страшными вооруженными бандитами.

Добежав до дома участкового, они, с трудом отдышавшись, довольно толково объяснили, где ждет Николай Дмитриевич, и Родик даже на карте сумел место показать, за что удостоился похвалы дяди Пети, который, не размышляя, схватил оружие и бросился к мотоциклу. И только тут Любу начало трясти.

– Как там папа? – без конца повторяла она, глотая слезы. – А вдруг с ним что-нибудь случится? Надо же идти домой и что-то врать маме, Бабане и Томе, а я не могу, у меня голос будет дрожать, они сразу догадаются, что я неправду говорю.

Родик остановился, обнял ее, прислонив заплаканное Любино личико к широкому плечу, погладил по голове.

– Не бойся, – сказал он, – все будет хорошо с твоим папой, я тебе обещаю. Ему и дядя Петя поможет, и вообще, твой папа настоящий герой, не побоялся один с бандитами остаться, а ведь у них там оружие. А с героями ничего плохого никогда не случается. Успокойся, и пойдем домой. Или хочешь, на озеро пойдем?

– Нет, – прорыдала Люба ему в плечо, – не надо на озеро, там, наверное, ребята, они сразу заметят, что с нами что-то не так. Надо будет с ними вместе играть, а я не смогу.

– Ну хочешь, к нам домой пойдем, – продолжал уговаривать Родислав. – Мой папа ничего не заметит, он вообще ничего вокруг не замечает, когда работает. Пойдем, а?

– Нет, – снова отказалась Люба, – а вдруг папа вернется? Он же велел нам с тобой домой идти. Знаешь, как он будет ругаться, если узнает, что мы не сделали, как он велел?

– Ладно, пойдем к тебе. Я с тобой пойду, хочешь?

– Хочу. – И Люба заплакала еще горше. – Бабаня обязательно заметит, что я ревела. Что я ей скажу?

– И не бойся ничего, я буду рядом.

Он внезапно отстранил ее и присел перед Любой на корточки.

– Ты что? – испугалась девочка.

– Смотри, ты коленку сильно расшибла, когда упала, и кровь течет. Больно?

– Да нет. – Люба перестала плакать и уставилась на разбитую коленку, словно не могла понять, что это такое. – Вроде не больно. Я не знаю… Я и не заметила даже…

– Давай твоей бабушке скажем, что ты упала, тебе очень больно и ты поэтому плачешь, – предложил Родик.

Люба улыбнулась:

– Давай. Это ты здорово придумал! Спасибо.

Все-таки Родик не только самый красивый, но еще и самый умный и самый добрый мальчик на свете!

Дома их встретили бабушка, мама и сестра Тамара. Впрочем, на самом деле их встретила только Анна Серафимовна, которая спокойно выслушала рассказ о каком-то папином знакомом, который тоже собирал в тех местах грибы и к которому Николай Дмитриевич отправился в гости. Тамара, по обыкновению, сидела на веранде с книжкой, а Зинаида Васильевна, или просто мама Зина, крутилась перед зеркалом с накрученными на бигуди волосами и примеряла наряды, выбирая, в каком завтра отправиться на работу. Услышав краем уха, что муж пошел куда-то в гости, мама Зина только недовольно наморщила носик, но тут же, поймав полный упрека взгляд свекрови, стушевалась и коротко сказала:

– Ладно, хорошо, – и снова занялась собой.

Анна Серафимовна обработала Любину коленку, замазала зеленкой, напоила ребят чаем с булкой, намазанной маслом и вареньем, и отправила в сад чистить песком кастрюли и сковородки. Потом подошло время обеда, все поели, Люба вымыла посуду, постелила на столе на веранде старенькое одеяло и принялась гладить накрахмаленные пододеяльники, наволочки, простыни, скатерти и салфетки, Тамара по-прежнему читала, а Родик помогал Любе – носил из кухни раскаленные на плите тяжелые чугунные утюги.

– Томка, и не стыдно тебе! – сердито заговорила Зинаида, появившись на веранде в красивом атласном халате и с уже наведенными кудрями на голове. – Смотри, Люба делом занята, даже Родик ей помогает, а ты сидишь и бездельничаешь. Совести у тебя нет. Взрослая девка вымахала, а ничего по дому делать не хочешь! Лень вперед тебя родилась.

– Да я отлично справляюсь, – тут же заступилась за сестру Люба. – Мы с Родиком все сделаем, пусть Тома читает, им на лето в школе знаешь сколько задали прочитать? Ужас! Я список видела.

Конечно, Тамара читала вовсе не то, что задали в школе на лето, и Люба прекрасно это знала, но ей было ужасно неловко за мать, которая затевала семейный скандал в присутствии Родика. Бабушка всегда учила: гость в доме – это святое, какие бы у тебя ни были планы, чем бы ты ни занимался – брось все и уделяй все внимание только своему гостю. Тогда он не почувствует себя лишним, тогда он не почувствует себя нежеланной помехой, и он всегда будет с радостью приходить к тебе. И уж конечно, ни в коем случае нельзя при госте затевать ссоры и разбирательства. С чисткой кастрюль и глажкой Люба затеялась только потому, что Родик сам предложил: давай что-нибудь делать по дому, я буду тебе помогать, так и время быстрее пройдет, и никто не обратит внимания, что я у вас так долго сижу.

– А то если мы с тобой будем бездельничать, твоя бабушка станет сердиться, что ты из-за меня ей по хозяйству не помогаешь.

Довод показался Любе вполне разумным, и она нарушила бабушкину заповедь и вместе с гостем занялась домашними делами. Когда все белье оказалось переглаженным, наступила очередь штопки носков. Люба рукодельничала, сидя на крылечке, а расположившийся рядом Родик читал ей вслух одну из Тамариных книжек, что-то историческое, про времена Анны Иоанновны. Родику книжка нравилась, а Любе было скучно, никакой любви, никаких страстей, одна сплошная политика, но разве это важно? Важно только то, что Родик, самый лучший мальчик на свете, сидит рядом с ней, что он не ушел, не бросил ее в такой трудный день, а пришел к ней домой, готовый ее поддержать и защитить. Вот это действительно важно. И пусть он хоть расписание электричек до Москвы вслух читает – все равно жизнь прекрасна! Только бы с папой все было хорошо, только бы с ним ничего не случилось… И почему его так долго нет?

Сели ужинать, но Любе кусок в горло не лез. Все, кроме нее и Родика, думали, что Николай Дмитриевич засиделся у приятеля, и никто по этому поводу не волновался, но они-то двое знали, где на самом деле Головин, и ужасно переживали. Вернее, теперь они уже и не знали, где Любин отец, ведь столько времени прошло. А вдруг случилось самое плохое?

Когда за окном послышался стрекот мотоцикла, Люба, уронив вилку, вскочила из-за стола и бросилась на крыльцо. Родик помчался за ней следом. С мотоцикла слез участковый дядя Петя, и вид у него был одновременно довольный, озабоченный и почему-то смущенный. Дядя Петя поднялся в дом и рассказал, что они с Николаем Дмитриевичем вдвоем задержали троих бандитов, которые в карьере отстреливали оружие, проверяя его. В перестрелке Николай Дмитриевич был ранен, ранение не опасное, потому что бандиты отстреливали дробовики, но он потерял много крови и сейчас находится в районной больнице.

Анна Серафимовна побледнела и будто окаменела, а Зинаида всплеснула руками и немедленно начала причитать, словно по покойнику:

– Господи, да что ж это такое делается! В мирное-то время! Коленька, на кого ж ты нас с детками, сиротинушек, оставил!

– Помолчи! – резко оборвала невестку Анна Серафимовна и стала задавать дяде Пете вопросы: в сознании ли сын, в какую часть тела ранение, может ли Николай разговаривать, если может, то не просил ли что-нибудь передать, где находится больница, как туда добраться и что можно привезти. Дядя Петя бодро ответил, что все в порядке, Николай Дмитриевич в сознании и просил передать семье, что ранение ерундовое и пусть никто не беспокоится.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 2.9 Оценок: 70

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации