Текст книги "Финальная шестерка"

В животе образуется комок. Если здесь собрались представители всей Земли, то от нашего успеха зависит жизнь миллионов. Знают ли они, как опасна эта миссия? Понимают ли, что мы всего лишь подопытные морские свинки, которые, по закону Мэрфи, определенно загнутся, не в космосе, так на Европе?

Нет, конечно. Только ботаны-аналитики вроде меня понимают.

Получив легкий тычок в спину от доктора Андерсон, я спускаюсь по трапу, крепко держась за перила. За ограждением поют:

 
Средь огненных полос, слепящих звёзд,
в смертельной битве тьмы и света…
 

Меня переполняют эмоции. Я всегда любила наш гимн, верила каждому его слову. Помнила, какие мучения испытали родители моих родителей до приезда в Америку. Я присоединяюсь к хору почти бессознательно, доктор Андерсон позади делает то же самое. Когда мы сходим на бетон, гимн начинает звучать как торжествующий боевой клич.

Доктор Андерсон направляет меня к руководителям. Первым меня встречает доктор Такуми, посол Солнечной системы и президент международного учебного лагеря. Я невольно делаю шаг назад.

Возможно, это из-за его роста: мне приходится задирать голову, чтобы видеть его лицо. Возможно, из-за глаз: они смотрят свирепо вопреки улыбающимся губам. Бритая голова подчеркивает резкие черты и глубокие складки его лица. Вспомнив кукловода на картинке, я вздрагиваю.

– Добро пожаловать в космический учебный лагерь, Наоми, – говорит он низким и властным голосом. – Я доктор Рен Такуми, а это генерал Ирина Соколова, командующая миссией «Европа».

– Очень приятно, – лепечу я.

Форма на нем такая же, как у нас, только черная, а на генерале Соколовой красная, как у всех космонавтов Роскосмоса. Ее золотистые волосы подстрижены коротко, карие глаза внимательно изучают меня.

– Поздравляю с выходом в финал, Наоми. Надеюсь, ты готова заниматься усердно.

– Д-да… спасибо.

На посадку заходит еще один самолет.

– Встань, пожалуйста, рядом со своими товарищами, Наоми, – просит доктор Такуми. – Когда прибудут все, мы отправимся в космический центр.

Приближаюсь с бьющимся сердцем. Какие они? Сумею ли я хоть как-то с ними поладить? Некоторые лица, особенно американец Беккет Вулф, знакомы мне по выпускам новостей. Становлюсь с ним рядом, в конце шеренги.

– Привет, я Наоми. – Мне приходится перекрикивать рев самолетного двигателя. – А ты Беккет, правильно?

Он, глядя на меня свысока, показывает на кармашек, где вышито его имя.

– Как видишь.

Хм. Надо надеяться, другие окажутся не такими снобами, как первый племянник. Его презрение к соотечественникам из этнических меньшинств не вызывает сомнений. Ну извини, чувак, я на эту честь не напрашивалась.

Оркестр, сменив барабан на таблы, играет индийскую народную песню. Красивая музыка, заводная мелодия. Индийский финалист сходит по трапу, широко улыбаясь, и я, захваченная зрелищем, аплодирую вместе со всеми. Легкость, с которой музыканты переходят от одной национальной мелодии к другой, восхищает меня, разноцветные флаги радуют глаз.

Только что прибывший Дэв Ханна занимает место рядом со мной и держится куда дружелюбней, чем Беккет. Мы обмениваемся улыбками и пожимаем друг другу руки. Звучит новая веселая музыка – ритм отбивается тамбурином, как на итальянской свадьбе. Италия… тот мальчик с видеоконференции.

Из самолета выходит Леонардо Даниэли. Выпрямляюсь во весь рост. Он сияет и танцующей походкой сходит по трапу. Я тоже расплываюсь в улыбке. Наши глаза на секунду встречаются, и я вижу, что он тоже меня узнал.

Лео

Неужели все это происходит со мной? Быть не может. Я становлюсь в строй вместе со всеми, и доктор Такуми произносит речь перед камерами, показывающими нас всему миру в прямом эфире:

– Сегодня человечество совершает важнейший шаг к своему будущему. От лица шести космических агентств и Центра имени Джонсона я приветствую самых выдающихся юношей и девушек нашей планеты. Мы прочесали всю Землю, чтобы найти их, и вот они стоят перед вами – сила, ум и молодость, способные осуществить самый дерзкий замысел.

И я – один из них… просто в голове не укладывается. Я в одном ряду с этими вундеркиндами?

– Миссия «Европа» в самом начале поставила для своих призывников весьма строгие рамки. Возраст от шестнадцати до девятнадцати лет, крепкое здоровье, хорошее зрение. Параметры, соответствующие долгосрочным космическим скафандрам, ай-кью выше 85, свободный английский, необходимый для обучения в Центре Джонсона. И это еще не все: каждый из них должен обладать каким-нибудь уникальным качеством.

Может, мне чудится, но могу поклясться, что доктор Такуми смотрит прямо на меня, говоря это.

– В течение месяца мы будем готовить финалистов к жизни в космосе – как физически, так и умственно. Этот период позволит нам тщательно оценить каждого из них и правильно отобрать космическую шестерку. Когда-нибудь нашу миссию будут изучать в школах и назовут поворотным моментом для всего человечества, но случится это не на Земле. – Такуми мимолетно улыбается. – Школьникам расскажут о ней в новых школах нашего нового дома, планеты Европа!

Толпа ревет, сотрясая ограждение. Он озвучил наши глубочайшие, безумнейшие надежды.

– И начнется это прямо сейчас.

По свистку доктора к нам подъезжают две открытые вагонетки с водителями в камуфляжной форме армии США. Доктор Такуми (он и генерал Соколова садятся в разные вагонетки) отдает первый официальный приказ:

– По местам, финалисты!

Проскакиваю без очереди, чтобы сесть впереди. Это, может, и глупо, но я хочу сидеть рядом с человеком, от которого зависит моя судьба.

Вагонетка выезжает с базы Эллингтон на главную улицу. Я снова вижу тротуары и светофоры, как будто в прошлое перенесся – только в прошлом мне бы такой кортеж и во сне не привиделся. Оркестр, едущий позади, играет попурри из наших национальных гимнов. После китайского звучит мой, «Il Canto degli Italiani.” Я улыбаюсь, глядя на небо.

Колонна поворачивает на НАСА-Парквей, и у меня дух захватывает. Если в Риме и на аэродроме собрались толпы, как назвать это сборище? Люди машут флагами и плакатами, подскакивают, рыдают, выкрикивают пожелания удачи на множестве языков. Я чувствую, что каждый из них молится об одном и том же: «Дай, Боже, чтобы это осуществилось. Позволь им спасти нас».

Вагонетка въезжает в открытые ворота, и мы дружно кричим «ура», видя впереди огромную эмблему Космического центра имени Линдона Джонсона. Лагерь велик, как город, и защищен, как крепость: всюду видны баррикады, сдерживающие напор океана. Миновав десятки пронумерованных корпусов, мы останавливаемся перед самым большим, № 9. Над входом два флага: международного центра и американский, со стороны НАСА.

Доктор Такуми выходит первым. Вслед за ним мы поднимаемся по ступеням. Операторы и фотографы наперебой стараются заснять свой последний кадр.

– Помашите им на прощание, – говорит доктор. – До первого отсева никто из посторонних вас не увидит.

Одни ребята улыбаются и машут охотно, другие заметно нервничают. Ищу взглядом американочку, которая так грустила на видеоконференции. Она говорит что-то в объективы камер одними губами – интересно, что? Подхожу ближе, но тут двери Девятого корпуса открываются, доктор Такуми делает знак войти, и старый мир остается у меня за спиной.

Глава шестая

НАОМИ

Двери позади закрываются, отсекая все мало-мальски похожее на нормальную жизнь. От сознания, что Сэм и родители тоже остались там, ноги отказываются идти дальше, но девочка с волосами до плеч и кольцом в носу толкает меня локтем:

– Не отставай!

Послушно иду со всеми через холл, покрытый линолеумом.

Доктор Такуми и генерал Соколова приводят нас к лифтам. На стенах висят фотографии знаменитых астронавтов прошлого с их автографами. Салли Райд парит в невесомости вверх ногами, Скотт Келли и Михаил Корниенко заходят в «Союз». Просто не верится, что их легенды создавались здесь, в этих самых стенах. Интересно, что сказали бы они о миссии «Европа» – остановили бы их возможные опасности или нет?

– Армстронг не должен висеть на одной стенке с этим парнем, – заявляет Беккет Вулф, имея в виду Гагарина. – Астронавта уровня Нила Армстронга в те времена просто не было.

Одернуть бы его, да внимание к себе привлекать не хочется. К счастью, тут много других желающих.

– Ты же знаешь, что первым человеком в космосе был Юрий Гагарин, – говорит китаец Цзянь, пилот.

– Да, но целью человечества была Луна, – подчеркивает Беккет, – а не просто прогулочка по орбите. Поэтому первыми были мы.

– Юрий Гагарин был настоящим героем, – прищуривается генерал Соколова. – Его исторический полет вряд ли можно назвать прогулочкой.

Беккет затыкается, мы с Цзяном обмениваемся ухмылками. Чувствую, что здесь первому племяннику помогут избавиться от звездного комплекса.

Разделившись пополам, мы поднимаемся в двух просторных лифтах на третий этаж. На стенах белого коридора нарисованы стрелки с надписью «Аудитория». Я сразу узнаю́ этот амфитеатр с его серым ковровым покрытием и многочисленными флагами вокруг полукруглого возвышения. Именно здесь проходили все пресс-конференции НАСА, но теперь в зале пусто, не считая нескольких человек в форме Центра на сцене.

Доктор Такуми, дав нам распоряжение занять два первых ряда, поднимается наверх по ступенькам. С одной стороны от меня мальчик, назвавшийся Каллумом Тернером из Австралии, с другой та девочка с кольцом в носу – Ана Мартинес, испанка. Мы знакомимся, обмениваемся рукопожатиями и тут же переводим взгляд на Такуми.

– Добро пожаловать в свой новый дом, финалисты. Рядом со мной вы видите преподавателей Центра, которые будут готовить вас к миссии. Все они являются крупнейшими специалистами в астронавтике и других областях. Для начала мы разобьем вас на четыре группы из шести человек. Ими будут руководить астронавты в отставке, ваши наставники и гиды. Ваше общение с товарищами по группе будет оцениваться наряду с прочими показателями. Мы тщательно продумали состав каждой команды, долженствующий поощрять как соревнование, так и сотрудничество.

Прямо как первый школьный день, только последствия страшноватые. Ерзаю на сиденье, гадая, с кем буду сосуществовать. Но тут доктор Такуми начинает представлять препсостав, и мне становится интересно. Это не просто учителя, а ученые, инженеры, бывшие астронавты со всего света. Есть и военные, сержанты и лейтенанты армии США. Похоже, нас ждет настоящий курс молодого бойца.

– Лучшее я, как водится, приберег напоследок, – загадочно улыбается доктор Такуми. – Не так давно весь мир наблюдал за отправкой на Европу двух гуманоидных роботов. Их целью было собрать информацию и определить, насколько пригодна для жизни эта планета. Не окажись эта первая экспедиция успешной, вы бы здесь не сидели. – Доктор делает эффектную паузу. – Роботы-астронавты, доказавшие свою незаменимость и обладающие ценной информацией о Европе, будут сопровождать финальную шестерку в ее космическом путешествии.

– Ну надо же, обалдеть! – шепчу я Ане. Вокруг тоже перешептываются и ахают. Все знают, о каких роботах он говорит: мы следили за ними с тем же религиозным трепетом, как родители наши за марсоходом. Научно-фантастическое путешествие вместе с ними мне даже в самых смелых мечтах не являлось.

– Итак, позвольте вам представить двух самых выдающихся представителей искусственного разума: Киб и Дот!

Занавес поднимается, я хватаюсь за сердце. Они совсем как люди, с руками-ногами, только оболочка у них металлическая, похожая на скафандр. Дот в бронзе, Киб в платине – у них разный статус. Лица тоже металлические, с круглыми голубыми линзами вместо глаз. За сдвижными пластинками на торсах видны цифровые таблички – волшебные устройства, активирующие ОСИИ, оперативную систему искусственного интеллекта. У меня прямо слюнки текут от этого зрелища. Когда роботы выходят на авансцену, я встаю, подавая пример остальным, и мы устраиваем овацию.

Я знаю, как они создавались, знаю, какие алгоритмы работают в их мозгу, какие датчики и процессоры их начиняют. Создать собственный искусственный разум – вот о чем я мечтаю больше всего на свете, но с Земли даже ради этого не хочется улетать.

Роботы отдают честь доктору Такуми и генералу Соколовой.

– Киб, запрограммированный как автопилот для полета на Европу, будет моим заместителем, – продолжает генерал, став с ними рядом, – Дот возьмет на себя вспомогательные функции. Оба они, принимая во внимание их беспристрастность и логическое мышление, примут участие в первоначальном отсеве две недели спустя.

Всего две недели? Большинство наших, судя по испуганным лицам, совсем не желают так скоро отправиться по домам, зато во мне оживает надежда. Пока другие будут впечатлять роботов, я постараюсь не мелькать у них на радаре. Прикинусь середнячком – глядишь, и отсеют.

Остается, правда, обещание, которое я дала как брату, так и себе. Нельзя сбегать просто так: сначала надо кое-что доказать, чтобы мы все могли вернуться домой. Сделать это до первого отсева – непростая задача, но попытаться надо.

Доктор Такуми возвращает меня к настоящему.

– Необходимо упомянуть еще об одном моменте. Некоторые из вас, возможно, попытаются умалить или саботировать других конкурсантов, чтобы выдвинуться самим. Хочу предупредить, что в Центре такого поведения не потерпят и все замеченные в нем будут строго наказаны.

Подавляю смешок: я уж точно ничего такого делать не буду.

– Другие, напротив, могут преуменьшать собственные способности. – Доктор Такуми обводит взглядом аудиторию, и я вспыхиваю. – Прошу уяснить, что все попытки такого рода шиты белыми нитками. Вы будете находиться под пристальным наблюдением как на тренировках, так и на психологических консультациях. За более мелкие провинности ваши семьи заплатят солидный штраф, но саботаж любого рода расценивается как уклонение от призыва, и за это как минимум полагается десять лет тюремного заключения.

В зале становится очень тихо. Мне даже думать страшно о таком риске, но сдаваться я пока не спешу. Еще возможно взорвать эту миссию изнутри, надо только перехитрить кучу умнейших взрослых и двух роботов с искусственным интеллектом. Пустячок, чего там!

– А теперь перейдем к распределению по командам! – Доктор Такуми широко улыбается, будто это не он сейчас стращал нас тюремным сроком. – Сначала команда Ларк.

Вперед выходит темнокожая молодая женщина с косичками, высокая, гибкая. На вид ей лет двадцать с лишним – маловато вроде для астронавта в отставке?

– Прошу тех, кого я назову, подняться на сцену и построиться позади Ларк. Ашер Левин, Израиль!

Названный вскакивает и торопливо поднимается по ступенькам, вороша свою рыжую шевелюру. В глазах за стеклами очков смесь гордости и нервозности.

– Саки Чуан, Сингапур.

Эта девочка держится на пять с плюсом: идет твердо, высоко подняв голову. Я по сравнению с ней буду выглядеть как испуганная лань в свете фар, не иначе.

– Беккет Вулф, Соединенные Штаты Америки.

Он всходит на сцену с усмешкой и пожимает руки товарищам по команде так, будто одолжение делает. Я им не завидую, это факт.

– Наоми Ардалан, также из Соединенных Штатов.

Оба американца в одной команде? Улыбочка Беккета заметно скисает – не ждал, видно, что у него появится конкурент.

– Иди же, – шипит мне Каллум. Я поднимаюсь и делаю глубокий вдох, чувствуя, что все взгляды устремлены на меня. Поднимаюсь на сцену, перебарывая желание улепетнуть, и занимаю место позади Беккета. Ашер протягивает мне руку, Саки сдержанно улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Хорошо, что они не такие, как Беккет, но нам не хватает еще двух – кто же следующий?

– Леонардо Даниэли, Италия.

Ура! Все складывается не так уж и плохо.

– Чао. – Он трясет мою руку, на щеках у него симпатичные ямочки. – Можешь звать меня Лео.

– Привет, Лео.

Засмотревшись на него, я чуть не пропускаю последнее в нашей команде имя: Екатерина Федорина из России, олимпийская фигуристка.

– Можете быть свободны, – кивает доктор. – Ларк, покажите ребятам их комнаты и общие помещения.

– За мной, команда. – Ларк поворачивается к нам лицом. – Начнем наше шоу.

Экскурсия начинается с пятого этажа, где мы будем спать, есть и проводить свободное время. Идем по коридору с голубым ковролином до первой остановки, столовой.

– В семь утра собираемся здесь на завтрак, – инструктирует Ларк. – Обедаем между тренировками, наскоро, ужинаем здесь же в шесть тридцать. И никаких талонов, – подмигивает она.

– Как это? – вырывается у меня. Не ослышалась ли я, часом?

– Правительство отменяет продуктовые нормы для призывников миссии – надо же подкормить вас перед выходом в космос. А финальная шестерка, помимо собственных припасов, возьмет еще продукты со склада «Афины». От тоски по дому мы вас вряд ли сможем избавить, но голодать вы не будете.

Моих товарищей не меньше меня радует эта светлая перспектива. Лучше, конечно, не привыкать: если мои молитвы будут услышаны, я снова буду сидеть на хлебе и консервированных супах, но хоть тут постараюсь наесться впрок. Ух, даже голова закружилась.

– Вот наше место. – Ларк стучит по одному из длинных столов в середине. – Каждый день будем пробовать разные кухни – сегодня можете выбирать между китайской и американской.

Выбирать?! Все страньше и страньше. Лео недоверчиво озирается, мой живот солидарно бурчит.

Ларк ведет нас в библиотеку, и я расслабляюсь от вида и запаха добрых старых книг в кожаных переплетах. Библиотеки всегда меня успокаивали – если можно будет уединяться здесь иногда, я как-нибудь переживу этот стресс.

– А как тут с вай-фаем? – спрашивает Беккет, глядя на ряд компьютеров.

– Интернетом можно пользоваться только в библиотеке. Список сайтов для вас ограничен, видеосвязь с близкими разрешена раз в неделю.

– Что значит «ограничен»? – снова выпаливаю я. Ларк явно не любит, когда ее перебивают на полуслове, но я просто не могу удержаться. – Почта, например, в него включена?

– Доктор Такуми и генерал Соколова против того, чтобы вас отвлекали в процессе подготовки к важнейшей исторической миссии, – сухо ответствует Ларк. – Электронная почта, текстовые сообщения и соцсети не допускаются. Полный доступ получит только финальная шестерка на борту корабля.

Ушам своим не верю. Я-то думала, что каждый день буду переписываться со своими – как же мне жить без этого? Могла бы догадаться, что нам этого не позволят. Мы здесь все равно что в тюрьме.

– А я еще огорчался, когда телефон оставить пришлось, – вздыхает Ашер, но я так легко сдаваться не собираюсь.

– Значит, мы будем отрезаны от всего мира, пока не покинем его в самом буквальном смысле? – Должна же Ларк понимать, что это нечестно – пусть так и скажет своим начальникам.

– Не волнуйся так, – снисходительно роняет Беккет. – Будешь снова посылать селфи, когда тебя сократят.

Испепеляю его взглядом, но нас прерывает Ларк.

– Все, хватит. Поверьте мне на слово: вы будете так загружены, что для онлайна энергии уже не останется. Пойдемте дальше, мы здесь еще не закончили.

К библиотеке примыкает комната с кожаными креслами и большим экраном. В шкафу полным-полно дисков.

– Здесь астронавты проводят свободное время между ужином и отбоем. Если космос вам еще не надоест к концу дня, у нас есть много фильмов на эту тему, в том числе классика вроде «Интерстеллара» и «Скрытых фигур».

– «Аполло-13» тоже имеется? – усмехается Екатерина.

– Ты не поверишь, но и он есть. Еще одна остановка, и пойдем смотреть ваши комнаты.

Иду вместе со всеми к выходу, все еще злясь из-за того, что нам урезали Интернет. Возражаю, кстати, одна только я. Остальные, как видно, боятся раскачивать лодку, но неужели они согласны обходиться без связи? А выражение «ограниченный список» попросту заменяет некрасивое слово «цензура». Спорю на что угодно, что в нем нет «Космического конспиратора» и прочих сайтов, не поддерживающих пропаганду о нашей миссии. Это не то НАСА, которому я поклонялась всю свою жизнь, но никто опять-таки не притворяется, что здесь все по-прежнему. Люди, захватившие Центр Джонсона, изменили все его правила.

Ларк везет нас в лифте на верхний этаж.

– Почти все время вы будете проводить в помещении, поэтому доктор Такуми великодушно открыл для вас Телескопическую башню, одно из самых моих любимых мест в кампусе.

При выходе из лифта нас овевает ветер. Поднимаемся по винтовой лестнице на круглый балкон. Высокая стенка из плексигласа, служащая перилами, предохраняет от падений… или прыжков. В середине смотрит в небо то, в честь чего эта башня получила название – длинный экваториальный телескоп.

– Очуметь, – бормочет Лео, подходя ближе.

Раньше я бы первая кинулась смотреть. От телескопов я без ума с малых лет. Первый мне когда-то подарили дедушка с бабушкой, чтобы я наблюдала из Лос-Анджелеса те же звезды, на которые они смотрели в Иране. Но этот, учитывая возможность скорого полета к тем самым звездам, меня скорее отпугивает.

– В него видны самые далекие планеты Солнечной системы, – говорит Ларк. – Включая Европу.

Нет уж, спасибо. Что за бредовая идея – искать в небесах кружочек, где суждено жить и умереть шестерым из нас.

Ларк, взглянув на часы, поворачивает к лестнице.

– Все, идем размещаться.

Вернувшись на пятый этаж, мы направляемся в противоположную сторону от столовой и библиотеки. Этот коридор поуютнее, с мягким покрытием. На стенах космические плакаты и фотографии, даже столики с искусственными цветами встречаются. Все равно что перейти из промышленного района в жилой.

– Комнаты девочек слева, мальчиков справа, – говорит Ларк, дойдя до развилки. – Жить будете по двое, имена написаны на дверях.

Настроение падает до нуля. Я, конечно, не ждала, что у нас будут отдельные комнаты… но все же надеялась.

Идем по девичьему коридору мимо дверей с именами других финалисток. Вот и наша: Наоми Ардалан, Саки Чуан. Выдавливаю улыбку: Саки тоже, скорее всего, не в восторге делить комнату с незнакомой девчонкой.

– Пара часов на обустройство, и собираемся в столовой на ужин. – Ларк раздает нам ламинированные карточки. – Ключи от ваших комнат и всех общих помещений, которые я вам показывала. Не теряйте их и помните, что больше они ничего не откроют. Все другие комнаты, коридоры и корпуса для вас доступны лишь в сопровождении персонала. Иными словами, не вздумайте соваться одни на тренажерный этаж, в лабораторию и так далее. Только доктора Такуми рассердите, а в гневе его лучше не видеть, поверьте. Все ясно?

Я, как и все, киваю, но на душе неспокойно. К чему такая секретность? Почему нам так мало доступно в таком большом кампусе?

Что они скрывают от нас?

Дверь закрывается, оставляя нас с Саки в тишине. Первые секунды мы просто стоим, неловко переминаясь, потом я откашливаюсь. Я, конечно, не гений общения, но друг мне здесь определенно не помешает.

– Ну, что скажешь обо всем этом? – Да, светские беседы точно не мой конек.

– Я думаю… – Саки вздыхает, и мне кажется, что сейчас я услышу нечто полезное, но она говорит: – Думаю, надо отдохнуть, пока можно. Нас ждет напряженный график.

Когда она проходит дальше, над головой автоматически зажигается свет. Наш багаж уже здесь, и Саки, не спрашивая меня, подтаскивает свою сумку к дальней кровати. Ладно, пусть… у меня есть тревоги поважнее, чем потенциально неуживчивая соседка по комнате.

Осматриваюсь, сидя на своей койке. Все, в общем, ожидаемо: кроме кроватей здесь два белых письменных стола с крутящимися стульями, общие платяной шкаф и комод. Стены голые, не считая зеркала возле двери. Не успеваю я удивиться, зачем нужны такие большие зеркала во всех комнатах, оно освещается изнутри и показывает расписание на сегодня, уведомляя, что до ужина два часа.

– Жаль, что окна нет вместо него, – замечаю я.

– Угу, – мычит Саки, складывая свои вещи в комод. Не настроена, значит, дружбу завязывать… ладно. Займемся своей половиной и сделаем ее хоть чуть-чуть похожей на дом.

Расстегиваю рюкзак и водружаю на стол ту самую фотографию в рамке, где мы снялись с Гретой Вагнер на научной ярмарке два года назад. В ящике обнаруживаются кнопки, и я прикалываю на стенку свой любимый постер с Альбертом Эйнштейном, где он показывает язык. А вот самое большое мое сокровище: персидский Новый год, мне четырнадцать лет. Папа по традиции прыгает через костер, мы с мамой и Сэмом смеемся, стоя в обнимку. Всегда радовалась, глядя на этот снимок… до сегодняшнего дня.

Никогда я не почувствую себя дома за тысячу миль от моих родных. Мне казалось, что я придумала надежный план возвращения к ним, но запреты и ограничения доктора Такуми сильно осложняют задачу.

– Посплю, пожалуй, – бормочу я. Сна у меня, конечно, ни в одном глазу – мне просто нужен предлог, чтобы лечь, отвернуться к стенке и выплакаться.