Текст книги "Мастер по нечести"

– А это Лихо – это что такое? Это то, которое в поговорках поминают? Ну, не буди Лихо, и все такое?

– Оно, да. Его давно никто не видел, поэтому мы знаем только по книгам, – ответил брат Родион. – С виду – огромная женщина. Один глаз живой, а второй мертвый, волосы цвета огня. Но это только с виду. Потому что на самом деле это дух, очень древний и очень сильный. И всегда очень голодный. Но питается он не хлебом и не мясом, а человеческим гневом, страхом и злобой – в общем, всем тем, что в людских душах плохого есть. И чем больше вокруг злого, тем сильнее Лихо. Да, еще – убить его невозможно.

– Но ведь волхвы-то справились с этим Лихом.

– Справились, да. – Арсентий сложил руки на груди. – Беда в том, что когда в город наша вера пришла, православная, волхвов прогнали. И их знания почти не сохранились.

– Так это же сколько лет назад было!

– Двести лет назад. Как раз на столько лет свою волшбу волхвы и наложили – больше не умели. И то, что они там запечатали, в ближайшие дни распечататься может. Если мы не помешаем. Мы вчера в кремль ходили днем, осмотрелись. Одно строение там понизу трещинами пошло, хотя земля вокруг крепкая. Видать, рвется оно оттуда.

– Так надо же воеводе об этом сказать! Или князю!

– Тут, друг Валдай, есть сложность, – опять заговорил Родион. – Если бы ты не видел, как мы с неупокойницей в лесу справились, поверил бы в то, что мы не просто так болтаем, красного словца за-ради?

– Да я, если честно, и сейчас не особо понимаю, стоит ли вам верить.

– Вот именно. А как тогда убедить князя или воеводу, для которых все это – обычные байки, которые дети друг другу рассказывают, чтобы попугать?

– Ну, допустим. Но почему вам туда именно ночью надо? Днем вон сходили же, посмотрели? Значит, можете днем и с заразой этой разобраться.

– Не можем, десятник, не можем, – опять заговорил Арсентий. – Точнее, сходить-то легко. Но, во-первых, нам надо внутрь пройти, в то самое строение. А во-вторых, с силами ночи днем встретиться почти невозможно. Они выходят в то время, когда становятся сильнее.

Десятник замер, вдыхая прохладный ночной воздух. Задумался крепко, и было о чем. С одной стороны, все только что услышанное звучало по меньшей мере необычно. И при этом очень страшно. С другой, он уже успел убедиться в том, что мастеров по нечисти не случайно так называют.

– Вот что, братья, – решительно заявил десятник. – Раз вы сейчас здесь, то, я понимаю, сегодня оттуда ничего не выберется?

– Как видишь. Город-то целый. Но сегодня и не должно – оно только на новой луне освободиться может, а первая ночь новолуния завтра, – пояснил Родион. – Так что сегодняшняя ночь и завтрашний день у нас точно есть.

– Тогда вот что – спать ложитесь. Утром разговор продолжим.

– Но… – начал было Арсентий.

– Я сказал – утром. Подумать мне надо. – Валдай решительно повернулся в сторону дома и пошел не оглядываясь.

Дома десятник сперва прошел в красный угол, где под лампадой висела икона Николая Чудотворца, и несколько раз перекрестился, пробормотал молитву. Заглянул в комнатушку сына – убедился, что тот спит крепким сном, аккуратно, стараясь не разбудить, потрепал по голове. А потом, отодвинув занавеску, тихонько скользнул в их с Миланьей спаленку.

– Ну как там лошади? – Жена еще не спала, как надеялся Валдай.

– Всё хорошо, все здоровы! – Десятник быстро скинул с себя рубаху и штаны, нырнул под одеяло. Вдохнул запах любимой женщины, посильнее прижал ее к себе и крепко стиснул пониже пояса.

– Эй, эй! Ты чего это задумал, окаянный? – хихикнула Миланья, игриво отстраняясь от мужа.

Он не ответил. Одним быстрым движением смял на жене ночную рубаху. А потом принялся любить ее так, как не любил, пожалуй, с самого медового месяца. Словно в последний раз. Почти до самого рассвета, прерываясь пару раз, чтобы отдышаться и выпить квасу.

Валдай с Миланьей предавались ласкам с такой страстью и напором, что домовой, живущий за печкой в доме десятника, сперва застенчиво затыкал пальцами уши. А потом нашел в подполе нарядную шапку, стряхнул с нее пыль, причесал пятерней длинную бороду, прихватил крынку с теми самыми груздями, что так хвалил Родион, – и отправился в гости к шишиге[9]9
  Шишига (здесь) – домовой женского пола.


[Закрыть], живущей у соседей.

* * *

– Как думаешь, не подведет? – Родион, сидя в темноте в кустах ароматной сирени, озабоченно смотрел вверх, на вершину кремлевской стены.

Арсентий пожал плечами. Он почти не говорил и не двигался с того времени, как они в сумерках пришли на оговоренное место. Уселся, припав спиной к стене, сунул в рот травинку и молча жевал ее, оглядывая окрестности из-под опущенных век. Родион даже позавидовал его выдержке – самому-то ему на месте не сиделось, слишком горел в груди огонь ожидания предстоящего непростого дела. А уж когда стемнело и пришло время Валдаю сделать то, о чем они договорились – но со стены не доносилось ни звука, кроме редких шагов караульщиков, – Родион вообще почувствовал себя так, словно сидит на углях.

– Нет, похоже, все-таки сдулся десятник, – почесал затылок старший послушник. – Надо что-то другое придумывать.

– Не дергайся ты так, – прошептал Арсентий. – Все он сделает.

Словно в подтверждение его слов, со стены раздался тихий свист. Услышав его, Арсентий ожил, так же негромко свистнул в ответ. И почти сразу сверху с легким шелестом скользнула конопляная веревка. Поплевав на руки, оба послушника по очереди – сперва Родион, за ним Арсентий – схватились за нее, уперлись ногами в бревна стены и одним махом, бесшумно, как тени, взлетели на забрало стены.

– Как тут? – спросил Родион у Валдая.

– Стража, который здесь стоит, я отправил проверить стену с другой стороны. Сказал, что-то оттуда давно никого не слышно, – отчитался десятник совершенно спокойным голосом.

– Это ты разумно придумал, – согласился Арсентий.

– Вы сейчас по взлазу, – десятник указал на лестницу в нескольких шагах от них, – спускайтесь, схоронитесь. А я дождусь стража, чтобы подозрений не было. И сразу за вами.

Они не ответили, повернулись, и все так же, без единого звука, спустились в темноту под стеной, на этот раз внутри кремлевского двора. И когда, дождавшись возвращения караульщика, за ними последовал Валдай, десятнику на секунду показалось, что они исчезли – в неровном свете не было видно ни одного ни другого. И царила полнейшая тишина, прерываемая только стрекотанием кузнечиков в траве и долетавшим из-за стены собачьим брехом.

– Что замер, десятник? – Арсентий в очередной раз вынырнул из тьмы так неожиданно, что Валдай чуть не вмазал ему от испуга.

– Идем. – Десятник все-таки сумел не показать своей реакции ни телом, ни голосом. И, не оглядываясь, двинулся к строению, на которое послушники показали ему еще днем, когда они приходили сюда обсудить подробности ночного дела. Это был старый амбар, заполненный мешками с пшеном и другими припасами, которые бы позволили в случае осады кремля продержаться тут не одну неделю.

До амбара добрались, не попав на глаза стражам на стене и не вызвав тревоги. Замерли ненадолго возле ворот, настороженно оглядываясь и прислушиваясь. Вроде бы, ничего не вызывало опасений. Арсентий взялся за засов, напрягся и аккуратно поднял его, с легким стуком прислонил к стене рядом. Петли протяжно скрипнули, когда Валдай с Родионом потянули створки на себя, и все трое скользнули внутрь, в темноту, наполненную спертым запахом зерна и мешковины.

Старший послушник достал из мешка заранее приготовленный факел, младший вынул кремень с кресалом, чтобы добыть огня и не блуждать тут в темноте. В мерцающем свете факела они осматривали стены и земляной пол, покрытый множеством трещин.

– Вот тут, похоже… – начал было Арсентий, но, услышав громкие звуки, донесшиеся со двора, выпрямился и схватился за рукоять меча.

– Гри-и-и-идь! Становись! – прогремел снаружи уверенный голос. И сразу за этим застучали по земле множество сапог, свет факелов осветил пространство перед воротами амбара.

– Валдай! – Родион посмотрел на десятника с разочарованием. – Ну зачем?

– Простите, братья! Я не мог иначе.

– Ладно, не оправдывайся. Какая теперь разница?

Поняв, что сейчас уже особенно ничего не поделаешь – не рубиться же вдвоем со всей дружиной, – оба послушника расстегнули пояса с мечами, аккуратно и бережно положили на землю. И, подняв руки на уровень плеч, вышли наружу – туда, где в окружении сотни гридней, стоявших с обнаженными клинками в руках, их ждал полоцкий князь Василий Дмитриевич.

* * *

– Ивы что, всерьез полагаете, что я поверю в этакую басенку? – Князь Василий с кривой улыбкой потер ладонью крепкую шею. – Про древнее зло, которое вот-вот вылезет из-под земли и сровняет весь город с землей?

– Нам незачем тебе врать, княже! – развел руками Родион.

– А если незачем врать, тогда ответьте мне честно на один вопрос.

– На какой?

– Кто из князей вас послал? Смоленский? Черниговский? Гродненский? Или эти торгаши из Новгорода?

– Княже! – обиженно протянул старший послушник. Арсентий же, стоявший рядом, молчал и задумчиво оглядывался.

– Что «княже»? Я уже двенадцать лет на полоцком троне. И если бы был дураком, которым вы меня, судя по всему, считаете, давно бы лег под кого-нибудь из соседей. Так что не надо мне тут, не надо! Вас взяли в амбаре, где хлеб хранится, с факелом в руках. Что, чуть-чуть не успели подпалить нас, а?

– Да я же тебе объясняю, мы из Богоявленского монастыря…

– Да-да, я уже слышал. Мастера по нечисти, охотитесь на зло. Это вы вон, – он указал пальцем на стоящего рядом с понурым видом Валдая, – вон ему рассказывайте, он вам поверит. А мне не надо.

Князь расправил плечи, провел большими пальцами за ремнем, надетым поверх кольчуги. Потом взмахом руки подозвал одного из ближников – хмурого воеводу с говорящим именем Строг.

– Вот что, воевода! Вот этих обоих – в поруб. И чтобы к утру заговорили!

– А ну-ка руки в гору! – рявкнул Строг без лишних разговоров. – Первый десяток – шаг вперед! Второй десяток…

– Тихо! – вдруг громко, как приказ, крикнул Валдай. – Замерли все! Тихо!

Окружающие, включая обоих послушников, воеводу и князя, успевшего сделать в сторону только пару шагов, с удивлением смотрели на десятника, вскинувшего над головой руку. И что-то было такое в его голосе, что ни один из сотни людей, стоявших на дворе, не посмел пошевелиться или зашуметь.

– Слушайте! – повторил Валдай, указывая рукой на ворота амбара.

Звук сперва был еле различим. Он почти не воспринимался ухом, скорее чувствовался кожей. Бууум-бум. Как будто стучало под землей огромное сердце. Бууум-бум. Но с каждым ударом подземный гул становился все громче и сильнее, словно приближалось к поверхности, стремилось вылезти наружу что-то очень и очень сильное.

– Ну вот и началось, похоже! – перекрестился Родион. – Прости нас, Пресвятая Богородица!

– Аминь! – закончил Арсентий, который, тоже перекрестясь, вынул из сумы серебряную цепь. Оба послушника замерли плечом к плечу, не обращая больше внимания на дружинников вокруг. Валдай, поддавшись непонятному ему самому порыву, встал рядом с ними с обнаженным мечом в руке.

Громкость звука все нарастала. Теперь это уже больше походило не на сердечный стук, а на удары большого тарана по воротам. А потом амбар взмыл в воздух, в полете рассыпаясь на бревна, которые, по счастью, пролетели над головами людей, никого не задев. А когда осела пыль, состоявшая из земли и муки, они увидели, что из большой ямы вылезает существо ростом примерно по плечо взрослому мужчине.

Оказавшись на поверхности, существо, одетое в полуистлевший сарафан и короткий плащ, застегнутый на плече медной фибулой, раскинуло руки в стороны. А потом подняло к небу лицо с единственным глазом, светившимся голубым светом, и с явным удовольствием втянуло чистый воздух.

– Все-таки оно, Лихо! – севшим голосом прохрипел Родион.

– Что делать будем? – не поворачивая голову, спросил Валдай.

– Боюсь, что умирать! – ответил за товарища Арсентий.

– Так вы что, меня вот этим пугали? – гневно вскрикнул Василий Дмитриевич, подходя к троице. Действительно, с виду Лихо сейчас казалось совершенно безобидным.

Звук княжьего голоса заинтересовал ночного гостя, который с любопытством перевел взгляд голубого глаза на людей. Склонив голову к правому плечу, оно широко улыбнулось, показав редкие острые зубы. А потом набрало в грудь побольше воздуха.

– Ложись! – заорал Арсентий, и сам, подавая пример, упал на землю.

Громкий рев, выплеснувшийся из распахнутого рта Лиха, больше всего походил на скрип, который издает плохо смазанное колесо, только в десятки раз громче, в сочетании с визгом собаки, которой наступили на хвост, только в десятки раз сильнее.

Те, кто не успел или не захотел оказаться на земле, в один момент разлетелись в разные стороны. И мощная злая сила в один миг не только ободрала с них кольчуги и одежду, но и порвала кожу до мяса. Кремлевский двор вскоре стал похож на мясобойню, только вместо коровьих туш – то, что только что было лучшей сотней полоцкого князя Василия.

Кричало Лихо недолго. А потом замолчало, заоглядывалось, слушая стоны и предсмертные крики. И от каждого звука оно становилось чуть выше и чуть шире в плечах, словно бы напитывалось мучениями людей. Очень скоро оно выросло раза в три, а черные когти на пальцах стали размером с хорошие кинжалы.

Валдай, воспользовавшись передышкой, чуть поднял голову, сплевывая песок, попавший в рот при падении. Невредимых осталось не так много. Кроме него – оба послушника, да с полтора десятка дружинников, последовавших за Арсентием. Остальные либо умерли, либо корчились от боли. У десятника на миг замерло сердце, но тут он увидел, что и князь Василий так же осторожно выглядывает из-за щита, оброненного кем-то из гридней, а рядом землю с лица отирает воевода.

– Что делать будем? – прошептал Родион, обращаясь к Арсентию.

– А ты что думаешь?

– Есть одна мысль. – Черноволосый послушник осторожно поднялся на колени, потом встал в полный рост. Выставил вперед ладони и спокойным голосом произнес нараспев: – Уходи, Лихо! Не делай мне лихо! Нет тут больше твоей власти! Уходи, Лихо!

Огромная женщина с ярко-голубым глазом глядела на послушника, не отводя взора. Когда Родион чуть приблизился, Лихо опустило голову, чтобы разглядеть его получше. А потом вновь распахнуло рот.

– Твою малину! – рявкнул послушник, вновь падая на землю. Страшный звук снова наполнил кремлевский двор, доставляя еще больше боли и страданий корчащимся на земле дружинникам. И от этого Лихо еще увеличилось в росте.

– Вот леший, не получилось, – пробормотал Родион, вновь отплевываясь, когда Лихо опять замолчало. – Должно же было сработать. В книгах так написано.

– Забыли, видать, кое-что, – ответил Арсентий.

– Что, например?

– Понятия не имею. – Рыжий послушник приподнял голову, посмотрел на Лихо, подумал и тихонько добавил: – Сплясать надо, вот что.

– Чего сделать? – Судя по тону, черноволосый послушник решил, что его товарищ тронулся умом.

– Сейчас! – Арсентий, не вдаваясь в объяснения, полез в свою сумку, стараясь делать это как можно незаметнее. – Только один я не справлюсь, тут всем придется.

– Что придется-то? – с нетерпением переспросил Родион. – Ты объясни толком.

Лихо упивалось той силой, которую ему давали мучающиеся вокруг люди. Оно поводило плечами, задрав голову к небу, прикрыв глаз с блаженной улыбкой. И резкий оклик, раздавшийся снизу, чудовище насторожил не сразу. Поэтому Арсентий, заложив в рот пальцы левой руки, засвистел так, что Валдай почувствовал, как ухо заложило – хотя, казалось бы, после звуков, издаваемых Лихом, уши должны были бы выдержать что угодно.

– Эй, ты! – гаркнул рыжебородый послушник, подойдя к огромной твари. – Давай попляшем, а? Любишь пляски, поди?

Лихо некоторое время смотрело на Арсентия с удивлением – видимо, никогда не встречало такой наглости. А потом решило избавиться от странного человека, вновь приоткрыло рот, собираясь закричать. Послушник же, видя это, поднял свою свирель и заиграл такую залихватскую плясовую, что в другом случае мало кто усидел бы на месте.

Валдай и до этого видел в жизни много странных вещей. Но, пожалуй, самую странную он видел именно сейчас. Рыжий послушник в монашеской рясе, не переставая наигрывать на свирели, выплясывал на залитом кровью подворье так задорно, что позавидовали бы многие скоморохи. Перепрыгивал с одной ноги на другую, крутился вокруг себя, поводил плечами. И все это перед лицом Лиха, морщившего огромное лицо так, словно набрало полный рот клюквы.

– Чего разлеглись? – гаркнул Арсентий, на мгновение прервав игру. – Меня одного не хватит. Всем веселиться!

То, что произошло вскоре, никто из присутствующих не смог бы описать словами. Полтора десятка дружинников, второй послушник и воевода Строг по очереди поднялись на ноги. Сперва нерешительно, вскоре они, по примеру Арсентия, принялись отплясывать под звук свирели так, словно не первый час гуляли на свадьбе и опрокинули не одну братину[10]10
  Братина – емкость для подачи и питья алкогольных напитков.


[Закрыть] с хмельным медом. Видя, что от этого Лихо закачалось и зажимает ручищами уши, брат Родион ударился в размашистую присядку – что выглядело еще более забавно в исполнении человека в рясе.

– Княже, давай с нами! Чутка не хватает! – крикнул старший послушник, не переставая выплясывать.

– Ты что это удумал? – приподнялся князь Василий с хмурым видом. – Я князь, а не скоморох с торжища.

Но видя, что при его словах Лихо перестало так сильно морщиться, князь быстро поднялся, подхватил под локоть ближайшего гридня, и они закружились, высоко вскидывая колени в такт музыке. Строг хлопал себя ладонями по плечам и коленям, громко напевая «Ай-люли-люли». Даже раненые, лежащие на земле, вскоре через боль принялись хлопать в ладоши и подпевать мелодии свирели, видя, какое мучение это доставляет огромной вражине.

И, несмотря на то что только что погибло множество людей и еще немало в ближайшие дни умрет от ран, Валдай не выдержал и заливисто захохотал – настолько безумным казалось происходящее вокруг. Он хохотал и не мог остановиться. К нему присоединился один из дружинников, потом другой, затем еще один – и вот уже все живые, включая князя и послушников, гоготали так, что слезы выступали на глазах и катились по щекам. А воевода Строг смеялся так громко, что не смог устоять на ногах. И завалился бы на землю, если бы его не подхватил под руку один из стоявших рядом гридней.

Лихо от всего этого начало корежить так, будто его поджаривают на огне. Оно быстро уменьшалось в размерах, а потом закачалось и упало на колени, накрыв голову ладонями. Видя это, Арсентий резко оборвал музыку и опустил свирель. Потом подошел к чудовищу почти вплотную, поднял руку, направив ее ладонью вперед.

Остальные, видя это, замерли, глядя на послушника, не отрывая глаз.

– Уходи, Лихо! Не делай мне лихо! Нет тут больше твоей власти! – повторил Арсентий наговор, который Родион говорил раньше. – Уходи, Лихо! Нет тут твоей власти! Уходи!

Чудовище, услышав эти слова, подняло голову и посмотрело на стоявшего перед ним человека, не моргая. Потом, покачиваясь, поднялось, вскинуло левую руку и со всей силы вонзило когти в горло Арсентию, громко вскрикнувшему от боли. Впрочем, это было последнее, что оно успело сделать, потому что через миг исчезло с громким хлопком. А послушник как подкошенный повалился наземь.

– Арсентий! – Родион упал на колени рядом с товарищем, зажал рану. – Держись, брат! Держись, не сдавайся!

Арсентий попытался что-то ответить, но не смог, поэтому только кивнул два раза. Валдай ножом отхватил от рубахи длинную полосу ткани, приложил к шее послушника. Но глаза Арсентия уже потускнели.

– Вот это мощь! Вот это сила! – Князь Василий стоял на том месте, откуда только что исчезло Лихо, и осматривался с восторженным блеском в глазах. – Эх, воевода, нам бы такую силищу в дружине иметь! Мы бы враз всех соседей на колени поставили!

– Княже, надо бы раненым помочь. – Воевода указал на корчившихся на земле людей.

– Что? А, да, помогите, – отмахнулся Василий. – Но какая все-таки сила, а?

Князь наклонился, поднял с земли какой-то небольшой предмет. Покрутил его в пальцах, осматривая, а потом быстро спрятал в кошель, висящий на поясном ремне. Никто не обратил на это внимания, кроме послушника Родиона, бросившего быстрый взгляд на Василия. Поняв, что именно сделал князь, послушник настороженно прищурился. Но потом он посмотрел на лежащего на земле Арсентия и коротко махнул головой, словно отгоняя какую-то мысль.

* * *

– Валдай! Валдай! – Миланья махала мужу рукой из окна. – Иди резвее, он очнулся.

Десятник, услышав слова жены, сразу же откинул в сторону полено, которое собирался расколоть, воткнул в колоду топор и широким шагом направился в дом. Арсентий, бледный, как луна, лежал на широкой лавке в горнице. Шея послушника была плотно замотана застиранной тканью, на десятника он смотрел мутным взглядом. Валдай подошел и присел рядом, не зная, что и сказать, но тот, постанывая, чуть приподнялся.

– Пить дайте, – голос Арсентия звучал еще глуше, чем обычно.

– Ой, сейчас, конечно! – Миланья наполнила кружку водой, поднесла, а Валдай помог послушнику сесть.

Он поначалу побоялся, что Арсентий не сможет удержать кружку, но тот взял ее тверже, чем можно было бы ожидать.

– Ну как ты? Как себя чувствуешь? – спросил десятник, когда Арсентий, напившись, лег обратно.

– Совсем не чувствую. Давно я валяюсь? – Говорить послушнику было тяжело, но он, судя по всему, не хотел этого показывать окружающим.

– Вторую седмицу уже. Мы сперва боялись, что ты вообще отбегался. Но ты крепкий.

– Не такое бывало. Что с Лихом?

– Сгинуло. Я было понадеялся, что ты убил его. Но Родион сказал, что только прогнал.

– Правду сказал. Оно бессмертное. – Арсентий посмотрел по сторонам. – А Родион? Где он?

– Отъехал ненадолго. До вчерашнего дня не отходил от тебя, но тут крестьяне пришли из деревни неподалеку, бают – ведьма у них завелась. Попросили избавиться от нее. Он сперва отказывался, но мы, – Валдай показал на жену, – уговорили, что присмотрим за тобой, пока он в отъезде. Он сказал, что скоро вернется, ему надо что-то с тобой обсудить. Это очень важно и касается напрямую и князя нашего, и Лиха изгнанного.

– Князя и Лиха? А точнее можешь его слова вспомнить?

– Так он ничего больше не сказал. – Десятник потер бороду. – А, нет, вру. Добавил еще, что в одиночку не стоит и пробовать соваться.

– Куда соваться? – насторожился послушник.

– Этого вот не знаю. Вернется, у него и спросишь.

Арсентий молча закрыл глаза.

– А ты, послушник, правда страху не ведаешь. Перед такой тварью стоять… Это, знаешь, надо сердце из стали иметь, – задумчиво произнес Валдай, не зная, слышит ли тот его. Но легкая улыбка, скользнувшая по губам Арсентия, показала, что слышит.

– Шутишь, десятник? – прохрипел послушник, приоткрыв глаз. – Я тогда думал, что помру от страху. Только ей это показывать нельзя было.

– Стал быть, не такой ты бесстрашный, как казаться хочешь?

– Стал быть, не такой, – ухмыльнулся Арсентий.

– Шрам на шее останется, – добавил Валдай после паузы.

– Не первый, чай, и не последний. – Послушник вновь закрыл глаза.

Валдай посидел рядом с ним еще немного – до тех пор, пока не услышал ровное дыхание Арсентия. Потом тихонько встал, приложил к губам палец, показывая жене, чтобы не шумела, и вышел на двор.

А Миланья, оставшаяся сидеть рядом с раненым с шитьем в руках, слушала, как послушник тихонько постанывает во сне. Она думала, что это от боли, которую приносят ему раны. Откуда ей было знать, что сейчас ему снится сон, который Арсентий видел сотни раз до этого – его жена и сын в объятом пламенем тереме. А он опять спешит их спасти. И в который раз не успевает.