Текст книги "Невский проспект. Главная улица города"

В июне 1754 г. вышел указ Елисаветы Петровны Сенату о постройке нового Зимнего дворца: «Понеже в С. Петербурге наш Зимний Дворец не токмо для приему иностранных министров и отправления при Дворе во уреченные дни праздничных обрядов, по великости нашего императорского достоинства, но и для умещения нам с потребными служительми и вещьми доволен быть не может, для чего мы вознамерились оный наш Зимний Дворец с большим пространством в длине, ширине и вышине перестроить, на которую перестройку по смете потребно до 900.000 рублев, какой суммы, расположа оную на два года, из наших соляных денег взять невозможно. Того для повелеваем нашему Сенату сыскать и нам представить, из каких доходов такую сумму по 430 или 450 тысяч рублев на год взять к тому делу возможно, считая с начала сей 1754 и будущий 1755 годы, и чтобы сие учинено было немедленно, дабы не упустить нынешнего зимнего пути для приготовления припасов к тому строению».

Для ведения строительства учредили особую контору под руководством генерала Фермора, Сенат выделил 859 тыс. 555 руб. и 81 коп. на ближайшие 2–3 года. Архитектор В. В. Растрелли в 1754 г. приступил к строительству для дочери Петра I императрицы Елизаветы Петровны нового, пятого Зимнего дворца.

Одновременно встал вопрос о ее новой временной резиденции на время строительства. К этому времени напротив погорелых мест, на углу Мойки и Невского проспекта, Растрелли закончил строительство нового дома для графа С. Г. Строганова. В октябре 1754 г. там уже состоялся первый бал, а архитектора Строганов пригласил здесь поселиться.

У графа неоднократно бывала императрица, с которой В. В. Растрелли неоднократно мог беседовать. В ходе этих бесед он и убедил Елизавету Петровну построить на месте сгоревшего Гостиного двора новый деревянный дворец, который он обещал построить в течение года. В конце декабря 1754 г. Елизавета дала на это свое согласие, распорядившись через месяц представить «…план новобудущему на каменном фундаменте деревянному Зимнему Дворцу, который имеет быть построен на Адмиралтейской части близь Зеленого мосту и на Невской Перспективе на месте бывшего Гостиного двора и на той площади, что к Адмиралтейскому Лугу».

В середине февраля 1755 г. Растрелли представил проект. В первых числах марта императрица его утвердила, после чего началось строительство временной резиденции императрицы. Однако получилось так, что она прожила в нем до самой своей смерти в 1761 г. Вместе с ней во дворце жил наследник престола великий князь Петр Федорович (будущий император Петр III) и его супруга Екатерина Алексеевна (будущая императрица Екатерина II).

В начале ноября 1755 г. строительство одноэтажного деревянного дворца закончили. Его территория занимала участок между Невским проспектом, Мойкой, Малой Морской улицей и нынешним Кирпичным переулком. Фасад вдоль Невского проспекта был на 54 оси и тянулся на 200 м. На фронтоне украшенного колоннами центрального ризалита находился вензель императрицы. Во дворце было около 100 парадных покоев, украшенных картинами и скульптурами. Их перенесли сюда из старого, сломанного третьего Зимнего дворца. Главный подъезд выходил на Невский проспект. По широкой лестнице посетители поднимались к началу парадной анфилады (Новой галереи), идущей вдоль проспекта. Из одного из залов анфилады широкий проход вел в тронный зал, в конце которого на возвышении находился трон.

В целях ускорения строительства и экономии при возведении временного Зимнего дворца («Зимнего деревянного дома») использовались конструкционные элементы и детали интерьера разобранного Адмиральского дома (бывшего дома генерал-адмирала Ф. М. Апраксина), являвшегося частью четвертого Зимнего дворца. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала: «Прошедшего воскресения в 7 часу пополудни изволило Ея Величество из Летнего дворца перейти в новопостроенный на Невской першпективе деревянный Зимний дворец, который не токмо по внешнему украшению, числу покоев и зал, коих находится больше ста, но и особливо по тому достоин удивления, что с начала нынешней весны и так не более, как в шесть месяцев с фундамента построен и отделан».

А сам В. В. Растрелли писал: «Я построил большой деревянный дворец для зимней резиденции Ея Императорского Величества впредь до окончания каменного дворца, поскольку старый дворец, построенный по приказанию императрицы Анны, был снесен для того, чтобы там строить новый. Это здание состоит более чем из 156 комнат, с каменными погребами, с большой галереей в середине фасада, выходящей прямо на большой проспект… Оно было закончено и обставлено в течение семи месяцев. Все парадные апартаменты, приемные, тронный зал, галерея и прочие были украшены лепным позолоченным орнаментом и несколькими плафонами, помещенными в главных апартаментах».

Личные покои Елизаветы Петровны располагались в крыле, вытянутом вдоль Мойки. А покои великого князя Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны окнами выходили на Малую Морскую улицу. Залы анфилады Новой галереи использовались для проведения балов, маскарадов и прочих дворцовых празднеств и торжеств. Украшением дворца стало большое количество зеркальных окон. Устраиваемые здесь балы поражали иностранцев своим блеском и роскошью.

Вот что писал о них один француз (приводится по книге В. Н. Авсеенко. «200 лет Санкт-Петербурга. Исторический очерк». СПб, 1903 г.): «Маскарады были роскошны и давались во дворце, где по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую собой двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. Нелегко описать впечатление, которое зала производит с первого взгляда своим величием и великолепием. По ней двигалось бесчисленное множество масок в богатейших костюмах, разделенных на кадрили и группы. Все покои были богато освещены: в одну минуту зажигается не менее тысячи свечей. Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный. В одной из комнат обыкновенно императрица играла в фараон или пикет, а к 10 часам она удалялась и появлялась в маскарадной зале, где оставалась до пяти или шести часов утра, несколько раз переменяя маски. Каждое воскресенье бывал прием и бал, кроме больших праздников. Нельзя вообразить себе более величественного двора при подобных случаях. Редко бывало менее трех тысяч гостей, в том числе молодежи. Придворные дамы немало способствовали блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу. Наряды дам очень богаты, равно как и драгоценности их: бриллиантов придворные дамы надевают изумительное множество. На дамах более низкого звания бывает бриллиантов на 10–12 тысяч рублей. Они даже в частной жизни никогда не выезжают, не увешанные драгоценными уборами, и я не думаю, чтобы из всех европейских цариц была бы хоть одна, имевшая более драгоценных уборов, чем русская императрица».

Елизавета Петровна, будучи страстной театралкой, ради очередного спектакля даже могла отложить важные государственные дела. И вот летом 1757 г. к «Зимнему деревянному дому» пристроили каменное здание театра. Фасадом оно выходило на Мойку и соединялось с дворцом крытым переходом. Зал имел в плане прямоугольную форму и был богато украшен. С двух сторон от просцениума устроили две ложи. Остальные ложи располагались в два яруса.

Помимо большого каменного театра имелся еще малый дворцовый театр, располагавшийся в помещении аудиенц-камеры. В нем ставились преимущественно французские комедии. В 1757 г. впервые для пробы поставили трагедию «Семира», принадлежавшую перу русского писателя А. П. Сумарокова. Кстати, именно на театральной сцене «Зимнего деревянного дома» состоялись первые выступления профессиональной группы актеров под руководством Ф. Г. Волкова, на основе которой со временем возник знаменитый Александринский театр.

Елизавета Петровна любила не только театр, но и поспать. Чтобы ее сон ничего не тревожило, Невский проспект напротив дворца устилали соломой. Она смягчала цокот копыт и стук колес проезжавших мимо экипажей. Специально дежуривший полицейский вообще останавливал тяжелые кареты и ломовые телеги, чтобы они своим грохотом не разбудили императрицу.

Скончалась императрица в этом дворце, в декабре 1761 г., в канун Рождества, на 53-м году жизни. Она совсем немного не дожила до окончания строительства нового, каменного, пятого Зимнего дворца. Говорят, что ее смерть предсказала блаженная Ксения, похороненная впоследствии на Смоленском кладбище. Накануне блаженная ходила по городу и кричала: «Пеките блины, вся Россия будет печь блины!» (по обычаю блины пекут на поминки). После смерти Елизаветы Петровны перед дворцом были выстроены полки гвардии, у которых принимал присягу взошедший в 1761 г. на престол Петр III. Но еще до принятия присяги Петр III со своей супругой Екатериной переехали в новопостроенное здание пятого Зимнего дворца.

А через год Екатерина II принимала здесь присягу членов Сената и Синода, после состоявшегося в ночь на 28 июня 1762 г. переворота. У Екатерины были особые личные основания не любить дворец на углу Невского проспекта и Мойки, в котором она претерпела множество придирок и обид. Так что здание Зимнего деревянного дворца стояло заброшенным, постепенно ветшало и разрушалось. В январе 1765 г. желающим предложили разобрать сохранившуюся часть деревянного дворца и перевезти ее в Красное Село. Некоторое время нетронутыми оставались крыло с помещением Тронного зала, помещения кухни и придворного театра.

В 1767 г. дворец окончательно разобрали. После этого Большая Морская улица получила свое продолжение до Дворцовой площади, включив в себя часть бывшей Большой Луговой улицы. А в следующем, 1768 г. Екатерина II пожаловала участок между Мойкой и Большой Морской улицей генерал-полицмейстеру Санкт-Петербурга Н. И. Чичерину. За дворцовым ведомством остался только участок, на котором располагался придворный театр и кухня.

В 1771 г. на месте разобранного дворца для Н. И. Чичерина по проекту архитектора А. Ф. Кокоринова (некоторые исследователи приписывают авторство архитектору Ю. М. Фельтену, другие – архитектору А. В. Квасову, и третьи – архитектору Ж. Б. Валлен-Деламоту) построили большой каменный дом, дошедший почти без изменений до наших дней. По имени владельца его именовали «дом Чичерина», а свое второе название – «полицмейстерский дом» – он получил по должности хозяина.

Помещения кухни, оставшейся от разобранного деревянного дворца Елизаветы Петровны, были выделены скульптору Э. Фальконе. Он приехал в Петербург для работы над памятником Петру I (будущим монументом, ставшим известным как «Медный всадник»). Перед кухней соорудили помост, на который на полном скаку взлетал на коне всадник, и на мгновение вздыбленный конь замирал. Это повторялось много раз, а скульптор пытался уловить необходимую ему позу и запечатлеть ее на бумаге. Впрочем, в 1778 г. оставшиеся строения кухни и придворного театра также снесли, а на их месте затем построили доходный дом.

Фасад здания, построенного на месте дворца Елизаветы Петровны, оформлен в стиле раннего классицизма. На углах Невского проспекта и Большой Морской улицы, Невского проспекта и набережной Мойки фасад скруглен и украшен двухъярусной колоннадой. Колонны нижнего яруса выполнены в тосканском ордере и объединяют нижний этаж и бельэтаж. Колонны верхнего яруса композитного ордера и объединяют второй и чердачный этажи. Двухъярусная колоннада украшает и центральную часть фасада по Невскому проспекту. Верхний ярус колоннад завершается плоским аттиком.

Сам полицмейстер занимал только бельэтаж, верхнюю часть здания отвели под съемные квартиры. В одной из них в 1780–1783 гг. жил приехавший в Россию архитектор Дж. Кваренги. Помещения на первом этаже сдавались под торговые лавки и разным конторам. В декабре 1771 г. газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали: «У Его Превосходительства господина Генерал-Полицмейстера в новом доме, что на Невском проспекте, желающим нанять несколько покоев, о цене спросить в помянутом доме у дворецкого Ивана Ильича».

Именно в «доме Н. И. Чичерина» в 1771 г. открылась первая в Санкт-Петербурге частная типография немца И. М. Гартунга, уроженца города Майнца. До этого он был мастером в типографии Сената и свое предприятие назвал «Вольная типография». Эта типография, имевшая разрешение печатать книги на иностранных языках, просуществовала до конца 1770-х гг. Затем на первом этаже появились книжная лавка купца Шарова и магазин «Болонья», принадлежавший итальянцу Бертолотти. В нем торговали самыми разными продуктами – овощами, чаем, сахаром, маслом, сырами, колбасами и т. д.

А с 1778 г. в «доме Н. И. Чичерина» начали проходить концерты первого в Санкт-Петербурге «Музыкального клуба». Членами клуба, в частности, являлись композитор Д. С. Бортнянский, писатели Д. И. Фонвизин и А. Д. Кантемир, архитектор Дж. Кваренги, скульптор Ф. И. Шубин, В. И. Капнист и А. Н. Радищев, И. Е. Старов и Н. А. Львов и многие другие. Концерты устраивались по субботам 8 месяцев в году, зимой и осенью. В оркестре играли 50 отличных музыкантов, выступали придворные певцы и певицы, приглашались иностранные музыканты и певцы, а один раз в месяц устраивался бал или маскарад.

Концерты клуба пользовались популярностью и посещались многими известными деятелями культуры того времени. Но спустя некоторое время чрезмерная роскошь проводимых балов истощили клубную казну. Его имущество (музыкальные инструменты, мебель, посуда и пр.) продали с торгов, что позволило погасить часть накопившихся долгов.

С 1782 г. в одной из квартир жил князь А. Б. Куракин, секретарем у которого служил молодой М. М. Сперанский. Князь еще был всего лишь предводителем петербургского дворянства и камергером. В силу он вошел с воцарением Павла I, с которым дружил.

Стоит сказать несколько слов и о генерал-полицмейстере. Н. И. Чичерин происходил из старинного рода, родоначальником которого считается итальянец Чичерини. Этот итальянец в конце XV в. приехал в Россию вместе Софьей Палеолог, невестой Ивана III. Николай родился в 1722 г. в семье подполковника Полтавского полка И. Л. Чичерина и вместе со старшим братом Денисом начал службу в лейб-гвардии Семеновском полку.

Вместе с ними служили братья Григорий и Федор Орловы. После того как в результате дворцового переворота на российский престол взошла Елизавета Петровна, это знакомство послужило причиной быстрого карьерного роста Дениса и Николая Чичериных. Благодаря протекции Орловых старший брат получил должность губернатора Сибири, а Николая назначили генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга.

Город Н. И. Чичерин содержал в порядке и строгости. В своей карете он всегда возил плети с железными наконечниками. Увидев непорядок и определив виновного, Чичерин тут же пускал плети в ход. Но предвидеть катастрофическое наводнение 1777 г., самое большое в истории Петербурга по числу жертв, не смог.

В своем описании Санкт-Петербурга И. Готлиб писал: «…перед наводнением, бывшим 10 сентября 1777 года, продолжалась буря уже два дня сряду при западном и юго-западном ветре; возвышение воды продолжалось до девяти часов утра, доколе ветер начал утихать; вода потом стекла столь скоро, что в 12 часов, т. е. в самый полдень, уже берега не были более объемлемы водою. От всего наводнения освобождены были только Литейная и Выборгская части города; в частях же, понятых водою, оно и в маловременном своем продолжении причинило весьма великий вред. Суда были занесены на берег. Небольшой купеческий корабль переплыл мимо Зимнего дворца через каменную набережную. По всем почти улицам, даже и по Невской Перспективе, ездили на маленьких шлюпках. Множество оград и заборов опрокинуты были; малые деревянные дома искривились».

Вина за последствия случившегося была возложена на генерал-полицмейстера. Екатерина II вызвала Чичерина и выразила ему свое крайнее неудовольствие: «Спасибо, Николай Иванович! По твоей милости погибло несколько тысяч моих добрых подданных». У вернувшегося домой полицмейстера случился сердечный приступ, и на следующий день он умер.

Впрочем, это только красивая сказка. Императрица действительно выразила крайнее неудовольствие действиями полиции и в декабре 1777 г. уволила Чичерина с должности генерал-полицмейстера. Но он после этого прожил еще пять лет и скончался в ноябре 1782 г., похоронен в Лазаревской церкви Александро-Невской лавры. Дом на Невском проспекте унаследовал старший сын Александр, полковник лейб-гвардии Кирасирского полка.

В 1790 г., после смерти Н. И. Чичерина, князь Куракин купил у его сына весь дом с прилегающим участком за 75 тыс. руб. Будучи в фаворе у взошедшего на престол Павла I, он в 1796 г. становится обер-прокурором Святейшего Синода, в течение ноября 1796 г. сначала – тайный советник, затем – действительный тайный советник. Получил должность вице-канцлера и удостоен ордена Св. Владимира I степени и ордена Андрея Первозванного.

При Куракине, в 1794 г., к дому пристроили трехэтажный корпус по набережной Мойки. Часть помещений князь сдавал так называемому «Бюргер-клубу» (иначе – «Малому мещанскому собранию»). Этот клуб появился в 1790 г. с целью обеспечить развлечение молодых людей и был открыт для всех лиц свободных состояний. Всего в клубе числилось 650 человек. Первый взнос составлял 28 руб. серебром, а затем ежегодный взнос составлял 11 руб. Собрания проводились по понедельникам, средам и субботам, а по воскресеньям устраивались танцы. Обеды состояли из пяти блюд и обходились членам клуба в 1 руб. 25 коп. Ежегодно клуб жертвовал обществам вспоможения бедным и на воспитание двух сирот по 700–800 руб. ассигнациями.

В 1799 г. здание за 150 тыс. руб. купил богатый корабельный подрядчик и откупщик коммерции-советник А. И. Перетц. Он занимался также оптовыми поставками соли. По этому поводу в городе ходила шутка: «Где соль, там и Перетц».

Впрочем, Перетц занимался не только торговыми делами, но много внимания уделял приезжавшим в Петербург ходатаям от еврейских общин. В этом ему помогали обширные связи в высших кругах общества, а позднее и личная дружба с М. М. Сперанским. Фактически Перетц стал одним из основателей формирующейся в Петербурге еврейской общины.

Когда началась война с Наполеоном, А. И. Перетц все свое немалое состояние вложил в организацию снабжения русской армии. Выплаты за поставленные продукты со стороны казны постоянно задерживались. Когда сумма задолженности составила 4 млн руб., ему пришлось объявить себя банкротом. Имущество банкрота распродали всего за 1,5 млн руб.

В 1799–1801 гг. апартаменты, выходящие окнами на Невский проспект, в доме у Перетца снимал один из главных руководителей заговора против Павла I – петербургский генерал-губернатор граф П. А. Пален. Часть помещений в доме занимала его супруга Ю. И. Пален (урожд. баронесса Шеппинг) и сын Петр, служивший у отца адъютантом.

Граф происходил из старинного рода остзейских немцев, получивших баронский титул от шведского короля Карла XI в 1679 г. Екатерина II, незадолго до своей кончины, назначила Палена курляндским генерал-губернатором, подарив ему в Курляндии имение Эккау, и произвела в генерал-поручики. Непосредственно в убийстве императора Пален участия не принимал. В случае неудачи он собирался арестовать заговорщиков и предстать перед Павлом спасителем.

Среди посетителей генерал-губернатора обращал на себя внимание бородатый мужик в армяке, которого проводили в кабинет графа без очереди. Это была загримированная и переодетая О. А. Жеребцова. Она приходилась сестрой П. А. и Н. А. Зубовым, участникам убийства Павла I. Именно Н. А. Зубов нанес императору удар в висок массивной золотой табакеркой.

Взошедший на престол Александр I постепенно выслал практически всех участников заговора против его отца из Петербурга. Покинул столицу и дом № 15 на Невском проспекте и граф П. А. Пален, которого мать Александра, вдовствующая императрица Мария Федоровна, ненавидела. В апреле 1801 г. графа уволили от службы, после чего ему приказано было выехать в Курляндию, в свое имение Эккау.

Ну а старший сын Перетца, Григорий, оказался причастен к заговору декабристов, был арестован и сослан в Сибирь.