Текст книги "Худой мир. Тревожные сны в подарок"
Автор книги: Алексей Гришин
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Млечь подошла близко-близко и дотронулась ледяными пальцами до его груди. Она не изменилась за эти шесть лет. Невысокая, хрупкая, с ниспадающей снежной мантией. Как и тогда, Иван чувствовал себя словно при смерти.
– Ты обещал. – В её голосе прозвенел упрёк.
– Я вернулся бы, – ответил он, не особо веря в то, что говорит, – позже.
Он услышал, как треснула стена соседнего дома, зазвенела оледеневшая штукатурка. Глухо грохнулась водосточная труба.
– Я сначала просто ждала. Делала зарубки каждый день. Потом перестала. Потом испугалась. Что с тобой случило-ось?
Она прижалась к нему, и его пробил озноб.
Дом рядом начал давать крен. Хруст бетонных плит раздавался дальше по улице. Через три квартала стоит ещё один дом. На четвёртом этаже дрожит от неожиданного холода женщина и судорожно держится за ингалятор девочка-подросток. И ничего не понимают, ничего не знают.
– Идё-ом, – почти ласково сказала она. – Идём со мной.
Иван закрыл глаза и стиснул зубы.
– Я не могу, – прошептал он, – не могу просто так…
– Ты нужен мне. Нужен.
«Нужен, нужен, нужен», – эхом разнеслось по улице.
Треснула ещё одна стена. Ещё один дом.
«Если я пойду с ней, – осенило его, – это всё прекратится».
– Хорошо, – сказал он, обняв её в ответ. – Только скорее.
Он поднял взгляд в небо и вдруг сквозь снежную пелену увидел мерцающие звёзды.
Услышал, как они поют.
Потом звёзды упали вбок. С ними упал и Иван. Упал прямо на берег подземного озера.
Вдох.
Лёгкие наполняет обжигающе-бодрящий воздух Антарктики. Перед глазами лазурные и изумрудные всполохи.
– Краси-иво?
Она появляется рядом и то ли спрашивает, то ли утверждает. Её тело, угловато-острое, переливается в мерцающем свете.
Иван ещё не до конца осознал, что он, похоже, больше никогда не увидит ни жену, ни дочь, ни мать, ни отца. Ужас и отчаяние ещё не накрыли его, не успели.
Но сейчас он смотрит на расцветающие ледяные цветы, лёжа на таком родном снеге, и сам не замечает, как улыбается.
* * *
Иван нашёл станцию Мак-Мердо заброшенной. Его не покидало ощущение, что здесь уже много лет не было ни души. Чего быть не могло, ведь репортаж отсюда он смотрел всего два дня назад. Пролив сковало льдом, и он смог дойти до станции пешком.
Забравшись повыше, он вглядывался в океанские глади и не видел ни корабля, ни самолёта. Океана он тоже не видел. Он видел только лёд.
Он хотел знать, что происходит там, по ту сторону Полярного круга. Хотел знать, что там всё вернулось на круги своя и его жертва не напрасна. Но не было никого, кто мог бы ему рассказать. В Антарктиде не осталось ни единой живой души.
С того момента, как он снова попал сюда, к таким родным снежным просторам, он почти не видел Млечь. Не хотел видеть. Она уже не вызывала у него жалость, только злость.
– Ты знаешь, что там? На севере? – допытывался он у неё в редкие встречи.
– Не знаю. Мне нельзя туда.
– Ты была там – и всё замёрзло. Всё растаяло с твоим уходом?
– Что – всё?
– Снег, лёд. Иней, – терпеливо объяснял Иван, будто маленькому ребёнку. Млечь отвечала, не глядя на него, хмурилась:
– Я не знаю, что они делают, когда я не смотрю. Когда я смотрю – они не тают.
Иван махнул рукой и прекратил её расспрашивать.
Глупые пингвинята забредали в его грот с подземным озером. Они жались к нему, веря, что такой большой и тёплый не даст их в обиду. Млечь с завистью смотрела, как он возился с ними. Когда она попыталась взять одного на руки, бедняга мгновенно замёрз.
– Никто не говорит со мной, – жаловалась она. – Кроме тебя.
Иван отводил пингвинят домой, к своим. Иногда стая не принимала их назад. Тогда их заклёвывали поморники.
Иногда Млечь появлялась из ниоткуда и обнимала его. Тогда Иван закрывал глаза, чтобы не сойти с ума от жуткого холода, и память подсовывала ему то мёртвых пингвинят, то живую дочь. Ему хотелось бы заплакать, но он не мог. Вымерзли слёзы.
День шёл за днём. Ивану начинало казаться, что выжил только он.
– Ты не оди-ин выжил, – возражала она, – я выжила.
Он перестал выходить на берег и смотреть вдаль. И когда по гроту разнеслись звуки шагов, он не сразу осознал, что это не очередной заблудший зверь.
А потом он услышал кашель.
До боли знакомый кашель.
Она вошла, освещая путь фонариком, тяжело дыша через респиратор. У неё были всё те же светло-русые волосы, серые глаза. Но когда она сняла маску…
Это, без сомнения, была Даша. Только взрослая. Иван всегда плохо угадывал возраст, ему показалось, что ей столько же, сколько ему.
«Быть не может. Неужели я сплю?»
Она, похоже, сомневалась в реальности не меньше. Даша опустила рюкзак на снег, села на него, не спуская глаз с Ивана, и снова хрипло закашлялась.
Вытерла губы и огляделась.
– Это и есть та самая пещера?
Иван кивнул, собираясь с мыслями.
– Значит, это правда. Всё, что ты рассказывал как сказки.
Иван пришёл в себя.
– Даша… это ведь ты?
– Да, это я, папа, – она горько усмехнулась, – просто мы не виделись тридцать лет. Немудрено, что ты подзабыл.
Иван подошёл ближе и сел на снег, глядя на дочь с несмелой улыбкой.
– Ты… искала меня?
Она пожала плечами.
– Не знаю, пап. Лучше бы я тебя не нашла. Я думала бы, что ты просто погиб тогда, в Лютую Стужу. А не бросил нас с мамой.
Её губы дрожали. Иван видел, что Даша едва сдерживает слёзы. Он придвинулся ближе и попытался коснуться её.
– Ты жива. Это главное. Я ушёл, чтобы вы жили.
Она ответила не сразу.
– Ты знаешь, что урожай замёрз? Земля промёрзла? Скот погиб?
Иван кивнул. Он не знал этого, но догадывался ещё тогда, стоя в объятьях Млечи.
– Мы голодали, пап. По-настоящему. Я просыпалась утром оттого, что сводило желудок от голода. Надевала всё, что было в доме, и шла искать тебя, твоё тело среди других. Каждый день. Провожала голодным взглядом каждый кусок хлеба, что мама выменивала на мои лекарства. А ты? Где был ты? Развлекался тут, со своей снегурочкой?
Она уже кричала, а не говорила, и слёзы текли по щекам и тут же замерзали. Крик сорвался кашлем, и она закрыла рот ладонью и зажмурила глаза от боли. Иван потянулся к ней. Она отпрянула, а потом дала обнять себя.
– Ты был нужен нам, – рыдала она сквозь кашель, – нужен.
«Если бы я остался, было бы ещё хуже», – мог бы возразить он. Но не стал. Просто погладил её по голове. Она всхлипнула и вытерла слёзы. Вдохнула и выдохнула глубоко, несколько раз.
– Ну вот. Теперь всё. Всё позади, волноваться больше не о чем, – говорила она, будто уговаривала себя и сама же себе не верила.
– Не о чем, – сказал Иван, – ты молодчина. Как там мама?
– Мама умерла десять лет назад.
Иван вздохнул. Он попытался посчитать в уме возраст Любы, но не смог. Числа путались в голове. Но если их дочь уже такая взрослая, то чему уж тут удивляться…
– Странно, что ты спросил, – заметила Даша.
Иван непонимающе взглянул на неё, прервав объятия:
– Почему странно?
– Потому что ты никогда не спрашивал, как она там, когда приезжал сюда, в эти свои никому не нужные экспедиции.
– Ненужные, надо же! – Иван словно получил удар под дых. – Ты сама не видишь разве, зачем сюда можно было приезжать? Просто посмотри, какая здесь красота!
Он осёкся. Даша смотрела на озеро, на нежные блики и узоры на стенах, но она будто не видела их.
– Смотри на неё сам, – резко выбросила она, – с меня хватит. Этот холод, этот снег. Ненавижу их. Ты всегда любил их больше, чем меня. Вот и оставайся с ними.
Она резко поднялась, схватила рюкзак и потащила к выходу.
Иван тоже вскочил вслед за ней, но потом замер, понуро опустив голову.
Окликнул её:
– Даша.
Она остановилась. По привычке обернулась. Смотрела на него с ненавистью и мольбой одновременно.
– Ты права, наверное. Забудь про меня. Не губи себя в снегах. Ты ещё можешь поехать в Африку. Как ты хотела в детстве. Туда, где тепло, жирафы…
– Африка тоже замёрзла, пап. Жирафы умерли.
И она ушла.
Когда её шаги стихли, из стены выросла Млечь и стала позади Ивана.
– Она приходила к тебе-е?
– Приходила.
– Она хочет забрать тебя? Ты ей нужен?
Иван покачал головой.
– Уже нет. Когда-то был нужен. Наверное. Она никогда мне этого не говорила.
Млечь присела на корточки и принялась что-то чертить на снегу.
– К тебе пришла. А мои сёстры не приходят. И они не зовут меня назад. Я жду, они не зовут. Почему?
Она посмотрела на Ивана, но он не слушал её.
Следы Даши засыпало снегом уже на следующий день. Где-то вдали то и дело вспыхивали сигнальные ракеты, доносился хруст льда, но и тот вскоре стих. Добравшись до берега – идти пришлось куда дольше, чем он думал, – Иван увидел огромный ледоход, держащий курс к горизонту. Чайки недовольно кружились неподалёку, согнанные со своих мест. Ледяное крошево в воде – сколько хватает глаз.
«Могло бы быть ещё хуже. Неужели она не понимает? Гораздо хуже».
Иван снова наведался в Мак-Мердо, надеясь, что люди вернулись на станцию. Увы. Побродив по станции, он заметил знакомый катер, вмёрзший в лёд у пристани. Иван поднялся на палубу, и его настигли воспоминания. Сколько раз он отправлялся с острова на материк и потом назад? Сколько раз из них с ним был Джордж, смурно курящий трубку и рассказывающий очередные байки?
Он вдруг ясно представил его рядом с собой, увидел, как огонёк трубки выхватывает орлиный нос и испещрённую рытвинами щёку.
– Я не рассказывал тебе байку про шамана и солнце? – спросил он много лет назад, ещё до последней злосчастной экспедиции. Иван тогда покачал головой и улыбнулся, приготовившись слушать.
– Жил на свете один шаман. Этот шаман чем-то провинился перед своими соплеменниками, и они сказали, что убьют его на рассвете. Поздно вечером шаман вышел в поле и принялся камлать. Он приказывал солнцу не подниматься вовсе, уговаривал его, угрожал ему, всю ночь. Но солнце всё равно взошло.
– И шамана убили?
– Нет. С первыми лучами солнца он сделал правильные выводы, смазал лыжи и умчался прочь.
Иван, уже в настоящем, покачал головой. Не было больше Джорджа. Никого не было из родных, друзей, близких. Всех он пережил.
«Даша жива, – напомнил он себе, – Даша жива. Ради этого всё. Для этого ты нужен, чтобы она жила. Даже если ей на тебя плевать».
* * *
На станции «Восток» тоже было пусто. Иван смог завести генератор и попытался включить радиостанцию. Но та не работала.
«Узнать бы хоть, какой сейчас год».
Он сломал дверь жилого отсека и попытался улечься на чью-то незастеленную кровать. Ему было тесно и неуютно. Шерстяное одеяло царапало изнеженную снегом кожу.
«Человек ли я ещё», – думал он иногда.
Млечь пришла с ним. Она долго смотрела в зеркало на собственное отражение. Просто стояла, не отводя взгляда от себя самой. Она бродила по станции, трогая стулья, шкафы, технику, куртки и чашки. Всё это обращалось в лёд.
– Не чувствую, – сказала она вдруг.
– Чего? – не понял Иван.
– Сестёр. Они не касались этого всего. Где они? Почему я их не чувствую?
В голосе её он слышал отчаяние. Иван вздохнул и подошёл к ней. И обнял, как обычно, костьми вбирая холод и стужу.
Иван вернулся к гроту один. Млечь скрылась куда-то, ни слова не говоря, как всегда. За несколько километров до побережья он настороженно прислушался: какой-то неясный далёкий гул разрывал холодную тишину. Приблизившись, он понял – это лопасти вертолёта. Вскоре показался и он сам – красный, тяжёлый, вытянутый, с тремя огромными винтами. Он никогда таких не видел. Прогрохотал над головой и унёсся куда-то за скалы в сторону полюса.
Иван не удивился, обнаружив свежие следы у входа в грот. Он удивился гораздо позже, дойдя до подземного озера и услышав такой знакомый астматический кашель.
– Даша? – вырвалось у него.
Фигура в полярной куртке обернулась. Светло-русые волосы, серые глаза. Вылитая Даша. Но это не могла быть Даша. Или время повернуло вспять и ей теперь двадцать?
Серые глаза расширились. В них читался и страх, и жгучий интерес. Девушка откашлялась, вдохнула несколько раз из ингалятора и внезапно перекрестилась.
– Я Надя. Мою маму звали Дарья. Дедушка, это правда ты?
«Звали».
У Ивана подкосились ноги, и он сел на снег.
Надя подошла ближе, держалась чуть настороженно. Рюкзака у неё не было, только сумка через плечо.
– Всё как мама рассказывала, – говорила она, осматриваясь. – А я верила и не верила. Ну не может же человек прожить столько лет в таком холоде, правда? На тебе даже куртки нет.
Иван изумлённо посмотрел вниз, как будто впервые увидел собственное тело. Футболка вздымалась вместе с дыханием и стала белой то ли от холода, то ли от редкого солнца. Джинсы облепил снег, и снег этот таял и намерзал снова. Он открыл ладони и посмотрел на них. Ладони были красными и горячими, как всегда.
Надя подошла совсем близко и наклонилась, протянув руку. Казалось, она хочет потрогать его, будто неведомую зверушку. Это Ивану не понравилось, и он отодвинулся.
Рука Нади замерла.
– Мама вернулась убитая горем. Я долго её упрашивала, и она всё мне рассказала. И я тогда не поняла, почему она бросила тебя здесь. Зато потом догадалась и пришла исправить её ошибку.
Она извлекла из наплечной сумки деревянное распятие и направила на Ивана. Тот смотрел на неё с недоумением.
– Мама просто не увидела, что тут дело нечисто, – сказала Надя, – я всё ясно вижу. Я спасу тебя, дедушка.
Она приблизилась с распятьем, тяжело дыша. Иван понял, что она боится.
– In nomine… – начала она тихо, а потом громче и громче: – In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Exsurgat Deus et dissipentur inimici ejus: et fugiant qui oderunt eum a facie ejus11
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Да восстанет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его (лат.).
[Закрыть].
Она чересчур уж повысила голос, и Иван, привыкший к тишине, поморщился. Глаза у Нади блеснули, и она с воодушевлением продолжила читать молитву.
«Голос у неё другой, – подумал Иван, – у Даши мягче был голос».
Окончив, девушка порылась свободной рукой в сумке и достала склянку с плотно забитой пробкой. И тут Надя растерялась, потому что обе руки у неё оказались заняты.
– Даша умерла? – тихо спросил Иван.
– Не заговаривай мне зубы и изыди, – с напускной смелостью заявила Надя вместо ответа. Иван поднялся, приблизился – она отшатнулась, но не отошла – и взял спокойно распятие из её рук. Провёл ладонью по заиндевевшему дереву – и с креста закапали слёзы подтаявшей воды.
– Не от чего меня спасать, – покачал он головой. – Скажи мне, пожалуйста, как она жила? Как погибла?
– Нет, нет, нет, – замотала головой Надя. – Ты мне просто голову морочишь. Испугался святой воды, я же вижу.
Иван взял из её рук и склянку тоже. Зубами выдернул пробку и перевернул.
– Боюсь, теперь это святой лёд. Оставь это, прошу. Просто расскажи мне.
Надя прикусила губу.
– Не помогло. Но есть и другие методы. Я сейчас…
Она отвернулась, копаясь в сумке, и вдруг замерла, увидев что-то в отражении озёрной воды.
Млечь стояла на другом конце грота и смотрела на них.
Надя выхватила из рук Ивана распятие и направила на Млечь. Та исчезла и вмиг выросла из снега в шаге от них, с интересом разглядывая крест. Протянула ледяную ладонь и коснулась пальцами.
Надя вскрикнула и выронила распятье.
– Нет, – покачала головой Млечь, – не чувствую их. Где они-и?
– Ладно, – потирая замёрзшую ладонь, сказала Надя. – Попробуем так.
Она сунула руку за пазуху и выхватила пистолет. И прежде чем Иван успел ударить по руке, держащей оружие, Надя выстрелила в Млечь в упор. Вскрикнула от боли, выронила пистолет, уставилась непонимающе на деда.
А тот не смотрел на неё.
Он и сам не знал, чего испугался. Что ледяное тело рассыплется на осколки? Растает?
Ничего этого не случилось. Млечь как стояла, так и осталась стоять. Только держала пулю двумя пальцами и крутила её перед глазами.
Надя согнулась, держась за руку. На её лице читалась обида.
– Я пришла за тобой, а ты… Так, значит, со мной?
– Я не просил тебя приходить и палить из пушки, – сказал Иван. – Я не одержим. И она не держит меня здесь.
– А кто тогда?
На это Иван не ответил.
Надя выпрямилась и с ненавистью взглянула на Млечь.
– Я тебя запомню, – сказала девушка, – я ещё придумаю, как с тобой разделаться.
Оставив всё в снегу – и распятие, и пистолет, – она медленно пошла к тоннелю, придерживая ушибленную руку. Перед выходом она обернулась:
– Дедушка, – в её голосе была мольба, – идём со мной. Пожалуйста.
– Даша умерла? – снова спросил Иван.
Надя всхлипнула.
– Да. Два года назад.
– Отец жив?
– Не знаю. Не видела его десять лет.
– Так ты одна?
– Муж полярник.
Иван понуро покачал головой.
– Я тебе не нужен. Оставь меня здесь. Это будет лучше всего.
Надя постояла ещё немного, а потом нетвёрдым шагом пошла прочь.
Млечь очутилась рядом с Иваном и присела, подняв ворох снежинок белой мантией. Протянула ему ледяную ладонь – словно искусно высеченную. Пуля лежала на ней зубом невиданного зверя.
– Это подарок? Мне-е?
– Это смерть.
– Она говорила со мной. Как ты, – взволнованно продолжала Млечь. Похоже, Ивана она не слушала. – И дала мне подарок. Сёстры ничего мне не дарили. Они сказали ждать их тут. Никуда не уходить. Я ушла за тобой и думала… думала, они придут и накажут меня. А они не пришли.
* * *
Он стал чаще замечать вертолёты в небе. Корабли в море. Диковинные гусеничные машины иногда выползали на побережье, царапали лёд когтями и уходили. Станция Мак-Мердо вновь осветилась огнями. Посреди острова Росса вырос новый большой купол.
Иван слишком привык уже к безлюдной белой пустоте. Шум машин нервировал его. Он всё чаще прятался в гроте, слушая, как звенит лёд. А вот Млечь не находила себе места. Она стояла то на восточном, то на западном побережье и всматривалась в даль. Иногда она ложилась на кромку льда и часами смотрела в море. Иван поначалу ходил с ней, а потом перестал. Помочь ей было не в его силах.
Однажды, вглядываясь в лазурную гладь озера, Иван увидел бегущую по воде рябь. Сверху посыпались комья снега, а из длинного тоннеля раздавался глухой рёв двигателей.
Иван быстро добрался до выхода и увидел, что тот занесён снегом. Это его никак не обеспокоило – он прошёл сквозь снег, как нож сквозь масло.
И чуть не сшиб её с ног.
Она стояла спиной и говорила по рации:
– …подземное озеро, не представляет геологической ценности. Продолжаем готовиться к бурению. Приём.
Рация молчала. Женщина уставилась на неё непонимающе, потом повернулась – и увидела Ивана. А он разглядел её.
Стоило ли удивляться, что волосы её были русыми, а глаза – серыми?
Она автоматически продолжала нажимать кнопку на рации, но рация молчала.
– Ты – дочь Нади? – спросил Иван.
– Не понимаю, какое твоё дело, – резко ответила женщина и попыталась уйти. Иван перегородил ей дорогу.
– Почему ты здесь? Почему вас всех сюда тянет?
– Дай пройти, – прошипела она и вдруг зашлась знакомым кашлем. Вдалеке раздался мужской голос:
– Дина! Эй! Где ты?
– Здесь! – перебарывая кашель, отозвалась она. – Иду!
Пошла на крик, туда, где виднелась большая красная машина и доносился гул мотора. Иван пошёл за ней. Шли по свежевспаханному гусеничному следу.
– Ты знаешь, кто я? – спросил Иван.
– Нет, – отрезала Дина, – и знать не хочу.
– Врёшь, – догадался он, – знаешь. Что ты здесь делаешь?
Она резко повернулась:
– Собираемся выжать из этой ледяной помойки все соки. Пробурить, распилить и растопить. Забрать всё без остатка, что тут есть. Уголь, нефть – всё, что можно сжечь и согреться!
Голос её звучал приглушённо. Она будто бы говорила так, чтобы никто больше её не слышал, кроме Ивана. И в то же время ей хотелось кричать. Она с силой пнула спрессованный гусеницами ком снега, повернулась обратно к машине… и замерла.
Машина больше не была красной. Она медленно покрывалась корочкой льда. Мотор забарахлил, зачавкал и после жуткого треска умолк. На вытоптанной поляне лежали засыпанные снегом детали буровой установки, провода и ящики. И люди…
Млечь вышла из-за корпуса машины, ведя по ней ледяной пятернёй. Снежная мантия развевалась, глазами она впивалась в металл. Губы шептали что-то, неслышно, печально.
Дина медленно опустилась на снег. Она не отрываясь смотрела на лежащих людей – пять засыпанных снегом тел. Иван уже был рядом с ними, деловито осматривал.
Он не был напуган и, в общем-то, не особенно был бы тронут их смертью. В Антарктиде смерть не казалась чем-то пугающим, чем-то неожиданным. Кроме того, иногда ему казалось, что он сам-то уже не живой.
Для двоих было слишком поздно – Ивану пришлось закрыть им глаза. Трое ещё дышали, хотя и с трудом. Иван подтащил их друг к другу – это оказалось куда легче, чем он думал. Обнял. И зажмурился.
Тук.
Тук.
Сердце извергает протуберанцы тепла. Ивану кажется, что прошли мгновения. Но когда он открывает глаза, то никого уже нет. Вдали большая красная машина буксирует большую белую машину, ревя от натуги и отравляя воздух чёрным дымом. За ними тянется тяжёлый след, почему-то белёсо-розовый. Иван присмотрелся и вздрогнул: зазевавшийся птенец угодил прямо в жернова гусениц.
Нет ни ящиков, ни тел. Кто из тех троих выжил? Кто погиб?
Дины тоже не было.
Млечь была. Она стояла позади Ивана, держась за его плечо, и тихонько сказала:
– Мне не нравится, что они приходят.
Иван промолчал. Ему самому это не нравилось.
* * *
Вернувшись к гроту, Иван обнаружил, что грота больше нет. Резной потолок осыпался прямо в сияющее озеро, превратив его в полную слякоти лужу. Млечь не обратила на это внимания. Она всё чаще сидела на берегу, иногда забираясь высоко в скалы. Раньше поморники недовольно кричали, завидев её или Ивана. Теперь и они куда-то запропастились. Исчезли, бросив свои каменные гнёзда. Иван видел, как стайка поморников улетала на север. А с севера им навстречу шёл ледокол. Шёл медленно, методично круша лёд.
– Они не должны приходить сюда, – говорила Млечь неизвестно кому. – Они должны уйти.
– Да. Но они уже не уйдут, – покачал головой Иван. Ему стоило большого труда вскарабкаться вслед за ней. А она, услышав его голос, легко перескочила со скалы на скалу, будто примерзая ледяными стопами к камням. Снежная мантия окутала и её, и гору. Снежинки засыпали брошенное чаячье гнездо. Она уставилась на Ивана и сжала губы в тонкую нить.
– Почему?
Иван собрался с мыслями. Его взгляд скользнул по склону скалы. Два или три поморника сидели на яйцах, недовольно вращая головами и нервно вычищая перья. Они глядели вслед тем, кто улетел, и противно кричали.
Иван посмотрел в сторону станции Мак-Мердо. Там теплилась жизнь, сверкали огоньки и шёл дым из труб. Но даже там было настороженно тихо и пустынно. Тогда Иван всмотрелся в корабль и спросил сам себя – есть ли на нём девушка с серыми глазами и русыми волосами?
«Конечно есть, – ответил он сам себе, – иначе просто и быть не может».
– Простого ответа у меня нет, – сказал он вслух, – но есть маленький, очень маленький шанс, что я… В общем, знаешь, я должен пойти к ней.
– Нет, – она замотала головой, – не ходи. Ты нужен мне.
– Не я. Тебе нужны твои сёстры. Раз они не приходят к тебе, ты должна найти их сама.
– Они сказали… они сказали сидеть здесь. – В её голосе слышался испуг. – Ждать здесь. Не мешать им. Не лезть. Я не должна никуда уходить.
– Значит, они забыли про тебя. Найди их. Напомни им.
– А если они прогонят меня? – скулила она жалобно.
– Тогда ты будешь твёрдо знать, что не нужна им. Не надо будет мучиться и гадать.
Млечь схватилась за голову и еле удержалась на скале, чуть не рухнув вниз.
– Нет. Нельзя. Нельзя!
– Тебе страшно, – спокойно сказал Иван, хотя сердце его колотилось бешено. – Мне тоже. Я боюсь туда идти. Но я должен прийти к ней сам.
– Бои-ишься? – заинтересованно спросила Млечь. Она вмиг оказалась рядом и положила ладонь ему на грудь. Сердце сжалось от холода, но отбивать дробь не перестало. Рука Млечи дёргалась в такт, по ней гуляли волны.
– Правда боишься. Тогда иди.
Она вдруг метнулась куда-то, запорошив Ивана снежинками из своей мантии. Проморгавшись, он не увидел её нигде. Зато корабль приблизился, надвинулся, словно айсберг.
Иван посмотрел на свои большие красные ладони. Они дрожали.
* * *
Лишь к вечеру, когда достаточно стемнело, Иван решился выйти на берег. Корабль пришвартовался в нескольких километрах и таинственно молчал.
«Надо добираться вплавь».
Плавать он ни разу до этого не пробовал. Погрузившись в холодную воду с головой, он открыл глаза. Где-то в глубине мерцали тревожные огни, двигались большие беспокойные тени. И ледяная стена уходила туда, прячась в темноте.
У него получилось дышать под водой. Или просто не дышать. Работая руками и ногами, он плыл – медленно, незаметно, – держа курс на стальной киль. Обогнув внушительный форштевень, крошащий лёд на черепки, Иван вынырнул у кормы. Цепляясь за сварочные швы и мелкие вмятины, он добрался до палубы.
Дежуривший часовой смотрел куда-то в сторону и выглядел расслабленно. Он явно не предполагал увидеть сегодня ничего интересного. Иван аккуратно перелез через фальшборт и скрылся за углом. Там он чуть не столкнулся со вторым часовым. Молодая девушка стояла у двери по стойке смирно, сосредоточенно вглядываясь в темноту. Изо рта её то и дело вырывались облачка пара.
Отступив, Иван присел у катушки с канатом и прислушался. Мимо проходили ещё двое караульных, перешёптываясь.
– Видал Нинку? Стоит, вдохнуть боится.
– Ты бы тоже боялся. Астматичка сама не своя второй день. Под руку не попадайся.
– Это и странно. Вроде тихо всё. Разведданные не подтвердились, опасности нет.
– Ага. Или нам сказать забыли.
Иван не понимал, как они не заметили его. Сердце его колотилось словно колокол. Он почувствовал, что носом вот-вот пойдёт кровь.
Окинув взглядом надстройку, он заметил светящееся окошко на верхней палубе. Снова вцепившись в стенку, он пополз наверх. Тихо, не дыша, подошёл к окошку и заглянул внутрь.
Русые волосы, серые глаза. Только очень уставшие, пронзительно обречённые. На ней утеплённая военная форма – непохожая на те, что помнил Иван. На поясе кобура, на груди то ли орден, то ли памятный знак, на котором отчеканено имя «Радмила», а фамилию разобрать не удаётся. Она улыбается, разговаривая с экраном, которого Иван не видит. Зато он слышит, что она говорит и что ей отвечают.
– Не обижаешь бабушку?
– Нет, что ты. Мама, а ты скоро вернёшься?
– Скоро, маленькая. Мы почти закончили. Не мерзнёшь?
– Немножко. Бабушка не даёт растопить печку как следует. А ты?
– Честно? Мёрзну. Тут очень холодно.
– Я слышала, там очень красиво.
– Нет, – отрезала Радмила, – поверь мне, это страшное место. Очень страшное.
По ту сторону экрана приумолкли, будто размышляя, что на это ответить.
– Бабушка зовёт кушать. Позвать её?
– Нет, мы же недавно говорили. Передавай привет. И приятного тебе аппетита.
– Спасибо. Пока, мам!
Экран погас. Радмила какое-то время смотрела на него, закусив губу, а потом отодвинула и вздохнула, закрыв глаза. Побарабанила пальцами по столу и нажала какую-то кнопку.
– Доложите обстановку.
– Всё спокойно. Караульные все на постах, радары молчат, – отрапортовал раскатистый бас, а потом продолжил более фамильярно: – Госпожа капитан, чего вы волнуетесь? Никто не будет на нас нападать. Обстановка уже не та. Все знают, что добыча ресурсов нам не по зубам, мы никому не мешаем, нам никто не мешает.
– Забыла тебя спросить, – строго, но беззлобно ответила Радмила, – смотри лучше в оба.
– Есть смотреть в оба.
Встав из-за стола, она прошлась по каюте, а потом спроецировала на белый экран карту Антарктиды. Иван даже не сразу понял, что это она. Очертания сильно изменились. Ледяной мост соединил её с Южной Америкой, и ледяные клещи будто бы готовились схватить Австралию.
Радмила вывела поверх карты какие-то линии и кружки, в которых Иван уже ничего не понимал. Он отодвинулся от окна, чувствуя себя неудобно. «Подглядываю, как мальчишка». С верхней палубы хорошо было видно материк. Тускло светилась Мак-Мердо, вдалеке зажёгся маяк, которого Иван раньше не замечал, и доносился едва слышимый звук бурения.
Он вздрогнул, услышав заливистый кашель. Потом услышал шаги: кто-то шёл по верхней палубе. Часовой, должно быть. Только спрятаться здесь уже негде. Либо сигать вниз, либо…
«Была не была».
Иван подошёл к двери, открыл её и оказался в капитанской каюте.
Она увидела его. Увидела, выронила дыхательную маску из рук. Не отшатнулась, не испугалась. В серых глазах было что-то нездоровое, что-то пугающее. Она… ликовала?
– Радмила… – начал было Иван, как вдруг она выхватила из кобуры ствол и вогнала пулю ему в голову.
Он упал. Ему, в общем-то, не обязательно было падать. Он уже понимал, что умереть так просто не сможет. Но тело этого ещё не поняло и потому сокращалось в агонии и глушило сердце и лёгкие. Для Радмилы он был трупом.
В дверь кто-то вошёл и замер на пороге, издав удивлённый возглас.
– Нападение, – коротко произнесла Радмила, – Только что произошло нападение на офицера флота. Это диверсия. Согласно приказу главнокомандующего, приказываю открыть огонь по целям.
– Есть открыть огонь по целям!
Корабль ожил. Его недра загудели, задрожали. И так тихо, так спокойно, будто не желая никого разбудить, корабль принялся извергать смерть.
Ву-у-ум-м.
Торпеда.
Ву-у-ум-м.
За торпедой.
В каюту вбегает ещё кто-то, спотыкаясь о тело Ивана и чуть не падая. Кричит раскатистым басом:
– Ты что творишь?! Не было никакого приказа! Нас же самих накроет…
Ответа Иван уже не слышит, потому что раздаётся оглушительный грохот. Корабль швыряет, будто щепку, и разбивает в клочья, а Иван погружается в ледяную воду. Мимо проплывают осколки. Иногда что-то с шипением врывается в воду, успокаивается и присоединяется к медленному всеобщему погружению на дно. Один такой ошмёток переворачивает Ивана, и он оказывается лицом к лицу с часовой Ниной. Половина её лица обгорела. Иван хотел бы закрыть глаза, но не может. Он смиренно ждёт, когда темнота сгустится, чтобы не видеть.
Но этого не происходит. На мгновение перед ним проносится молочно-белое лицо с пустыми глазницами. Ледяные руки подхватывают его и утаскивают прочь.
* * *
Он приходит в себя на берегу, на твёрдой земле. Подняв ладонь к лицу, он замечает на ней прилипшую тину и песчинки.
– Тебе тоже подарили такую штуку.
Млечь сидела рядом и протягивала ему пулю. Иван автоматически дотронулся до лба и наткнулся пальцами на зарубцевавшийся шрам. Он сел и увидел, как пляж вокруг медленно затягивается льдом. Деревья на берегу в ужасе ждали, когда ледяная волна доберётся до них. Казалось, они помнили, как это случилось прошлый раз.
– Ты снова меня спасла.
– Я ухожу, – сказала Млечь. – Я ухожу искать своих сестёр.
Иван кивнул.
– Ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой?
Ему послышалось, или она усмехнулась?
– А ты пойдё-ошь? – И, не дождавшись, ответила сама, глядя в небо: – Я найду их одна. Я справлюсь.
– Ты справишься, – заверил её Иван, – ты точно справишься.
– Ты тоже справишься. Прощай.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.