Текст книги "Худой мир. Тревожные сны в подарок"

В несколько прыжков добравшись до последнего, шестого этажа, я забрался на технический этаж, а оттуда – выбив люк – выбрался на крышу. Там я и сел, прислонившись к стенке выхода вентиляционной шахты. Сел, держа девочку на руках.

Она открыла глаза и посмотрела на меня. Лицо её было слегка перепачкано сажей. На ней был серый комбинезон, больше неё по размеру, надетый поверх белой майки. Холодный ветер пронизывал её до костей. Я отодвинулся, чтобы не холодить её ещё больше.

– Где мама? – спросила она.

Я вытянул одну руку и показал ей вниз. Девочка потянулась головой в ту сторону, но ничего не увидела – до края крыши было далеко. Внизу раздавались шум, грохот и матерные возгласы пожарных.

Молли сунула дрожащую руку в карман, достала оттуда раскрошенный кусочек печенья и немедленно сунула в рот. Похоже, это немного её успокоило, и она попросила меня:

– Мне холодно. Обними меня.

Не дожидаясь ответа, она прижалась к холодному металлу. Слабо или сильно – я не почувствовал. Экзоскелет не для этого был создан.

– Обними меня, – повторила она.

Я прикрыл её руками, аккуратно, стараясь не повредить.

И она перестала дрожать.

Это было неправильно. Это было нелогично. Это было вопреки всем законам физики. Я сказал бы ей, если бы мог говорить, что разумнее всего ей свернуться калачиком на самой крыше, закрывшись от ветра вентиляционной трубой. Но никак не жаться к холодному металлическому корпусу.

Но она прижалась и согрелась. И, задышав ровнее, попросила ещё:

– Спой мне песенку.

Я не мог.

Они отобрали у меня голос. Вспомню ли я последнюю свою фразу, сказанную перед приговором? Почему я сказал её?

Ах да.

Ведь в капсуле было живое существо. Конечно, я не знал наверняка… Но и старшина тоже не знал. Он видел то же, что и я. Существо, забившееся в угол капсулы, не было убийцей. Не было солдатом. Не было фанатиком. Оно было напуганным ребёнком.

«Отойди в сторонку, сынок», – сказал мне тогда старшина. Выстрел, удар – и вот мы летим назад, я скован и обезоружен, а он склонился к моему уху: «Пожалел, с-сука? А наших детей ты не пожалел, а? Знаешь, какую заразу они с собой привезли?»

Он был прав. Он был чудовищно-логично прав. Специально ли, случайно ли, но они привезли с собой чуждые нам флору и фауну. Что это было – любимые горшочки с кактусами? Хомяки в клетках? Гербарий, спрятанный между страницами книг? Набранные в карман жёлуди? Для нас это была смерть. Заражённые зоны появлялись там, куда падали прорвавшиеся капсулы.

Поэтому меня тогда вернули в строй и снова дали приказ убивать. И я убивал. Я выполнил все их приказы, прекрасно понимая, в кого стреляю. Нас всё равно признали виноватыми и всё равно судили.

Тогда-то я и позволил себе признаться, что мне было их жаль.

«Я убивал их, потому что так было нужно. Но не пожалеть их, летящих сквозь пространство на верную смерть, я не мог. Это было бы бесчеловечно».

Эти слова стоили голоса.

Я вдруг осознал, что мерно качаю Молли из стороны в сторону и мычу про себя какую-то забытую мелодию.

Я вдруг осознал, что Молли мне подпевает.

Она не могла слышать меня. Никто не мог меня слышать. У меня не было голоса!

Она подпевала мне ещё минуту, а потом устало уснула. Следом за ней уснуло и моё тело. Пропало зрение, пропал звук. Я замер, сидя на крыше, с ней на руках. Мне оставалось только надеяться, что огонь потушат и нас обнаружат. Двадцать три часа я только об этом и думал.

Лишь бы они не решили, что она погибла.

Лишь бы они успели до того, как пламя доберётся до крыши.

Лишь бы они успели до того, как дом рухнет.

Пожалуйста.

Утро 4423

Я просыпаюсь на дне реки. Вздыхаю про себя, переворачиваюсь и на четвереньках ползу к набережной. Цепляясь за выбоины в бетоне, сделанные мной же в прошлые разы, я вытягиваю себя на поверхность. Цепляюсь за парковую ограду, перетаскиваю себя через неё и падаю в клумбы. Не дожидаясь охранников, я сразу бросаюсь к выходу и прячусь в подворотне. Петляя по дворам, я за двадцать драгоценных минут добираюсь до своей родной площади. Издалека вижу сияющий памятник. Пробегаю ещё немного под неодобрительный гул машин – и вижу чёрно-распахнутые окна, мёртвые, погорелые. Из окон то и дело высовываются люди в форме и что-то внимательно рассматривают. Патрульная машина у входа. Толпа жильцов окружила женщину с ребёнком. При виде девочки мне становится одновременно радостно и тоскливо.

Радостно оттого, что она жива.

Тоскливо оттого, в каком мире ей предстоит жить.

Я не слышу слов, но вижу, что жильцы кричат на женщину. По очереди, поддерживая друг друга одобрительным гулом. Полицейский стоит рядом и, кажется, пытается призвать их к порядку. Брезгливо морщит нос. Ему нет дела до Молли и её мамы, они все ему одинаково неприятны. Он смотрит на надпись «прокажённый = предатель» и задумчиво кивает ей.

Я понимаю, что происходит. Они приехали, и на их этаже начался пожар. Это же простая причинно-следственная логика. Мы полетели защищать Землю, а Земля оказалась заражена. Гадать не надо, кто виноват.

Я не замечаю, как около меня опять появляется король помоек и его вассалы. Кашель должен был бы выдать его за километр. Похоже, он долго сдерживался специально для меня.

– Опять глазеешь? Тебе же нравится, когда людям плохо, да? Всё из-за тебя, тварь. На нас, беженцев, смотрят как на скот, из-за тебя.

Он хотел, видимо, плюнуть в меня, но закашлялся, согнувшись пополам.

Я не стал его дожидаться.

Быстро скрывшись под колоннадой, я отодвинул камни от своего тайника. Осторожно подкопал грунт и вытащил грибницу вместе с ещё не созревшими грибами. Я вышел с ней обратно на свет – и если бы кто-нибудь толкнул меня в этот момент, то ему стоило бы пенять только на себя. Я медленно дошёл до ближайшего ко мне робота-уборщика и пнул его. Тот от удивления разинул пасть, куда я и затолкал грибницу вместе с клочьями земли.

Она была ещё слишком слаба, чтобы разразиться спорами прямо сейчас. Дальше уже не моя забота. Слишком мало времени.

Я, как и вчера, ринулся через дорогу, не утруждая себя соблюдением правил. Как и вчера, я получил разъярённые гудки в спину. Разве что пожарной машины не показалось из-за угла, как вчера.

Мне было жаль, что я не могу пожать руку тому, кто вытащил Молли из моих объятий. Даже если это он потом бросил меня в реку.

Толпа расступилась передо мной. Я вошёл, как прокажённый, в круг прокажённых. Полицейский от такой наглости потерял дар речи и стоял, разинув рот, пока рука его тянулась к пистолету.

Зато дар речи обрёл я.

Я ткнул пальцем в обгорелые окна четвёртого этажа, а потом показал на себя.

Толпа загудела.

«Верно! Он тут всё время околачивался!» – заголосил какой-то высокий мужик в трениках.

«И за девкой следил с самого приезда!» – подтвердила женщина в пёстром шарфе.

Я успел увидеть Молли до того, как мама утащила её в толпу, повинуясь древним инстинктам. Она прижалась к маме и смотрела на меня в оба глаза. Она не улыбалась. Я понимал почему, но мне было немножко обидно – уйти, не увидев её улыбки.

Обернулась её мама. Она была смертельно напугана. Она была смертельно уставшей. Она проделала долгий путь, убегая от смерти, и потеряла всё то немногое, что у неё было.

Я не мог ей позавидовать.

Она кивнула мне, и я прочитал в её глазах: «Спасибо».

Полицейский подошёл ко мне на исходе моего единственного часа.

Я встал на колени, чтобы не упасть на кого-нибудь случайно, и погрузился во тьму.

Утро

Молли проснулась в автобусе. Мама дремала рядом, прислонившись головой к окну. Когда автобус подпрыгивал на кочках, она морщилась во сне. За окном простирались спелые, созревшие поля. В салоне было много людей, они спали или сидели, погрузившись в телефоны. Водитель жевал зубочистку и смотрел на дорогу – его было видно в зеркале. А потом он вдруг заметил Молли и подмигнул ей.

Этого ей хватило, чтобы понять: всё будет хорошо. И она замурлыкала песенку. Тихонечко, практически про себя, чтобы её не наругали за шум.

– Что это за песенка? – спросит её мама потом. Молли сама не знает. Она помнит только крышу, пронизывающий ветер. И ещё человека, который её защитил.

Убаюканная собственной песенкой, она прижалась к матери и крепко уснула.

2019

Блокчейн

Запись: 4abbe6bc-ae28—42c8—9c84-c96548923f0d

Предыдущая запись: 4e792675—0ede-4bd8-a97e-ab3352608171

Субъект: Светлана Нарзаева, 12 лет

Статус: мертва

Причина: уточняется

Запись: dd752b29—11db-43dc-945f-c22db3768368

Предыдущая запись: 4abbe6bc-ae28—42c8—9c84-c96548923f0d

Субъект: Артём Шилов, 35 лет

Статус: мёртв

Причина: уточняется

* * *

Дверь скрипнула. Илья вздрогнул и обернулся. Инстинктивно обернулся, понимая, что выдаёт себя своим поведением. От этого понимания его рука дрогнула, и он уронил е-паспорт на стойку.

Никто не пришёл за ним. Просто мужчина, сидевший на скамейке в углу, вышел через скрипучую дверь, оставив на полу грязно-мутные следы. Натянув шляпу и закутавшись в серый промокший плащ, он быстро зашагал по мокрой дороге.

Илья повернулся обратно и пересёкся взглядом с блондинкой за окошком. Сглотнул. Та дежурно улыбнулась сиреневыми губами, взяла выпавший из его рук е-паспорт, провела им по терминалу. Пока терминал о чём-то размышлял, помигивая светодиодами, она принялась разглядывать его фотографию, задумчиво грызя ноготь.

– Ого куда тебя занесло, – присвистнула она, бросив взгляд на адрес. – Так всё серьёзно?

Илья пожал плечами и постарался вернуть себе самообладание.

– Я… я к жене иду, – сбивчиво ответил он.

– О, поздравляю. – Её интерес приугас. – А поездом не быстрее?

– Я не тороплюсь, – нервно усмехнулся Илья.

«Я жить ещё хочу».

Терминал пискнул и воссиял красным. Блондинка скривила сиреневые губы.

– Увы, не в этот раз. Попробуй завтра.

Илья принял из её рук е-паспорт и спросил с плохо скрываемым отчаянием:

– Мало работы?

– Работы? Полно, – махнула рукой девушка. – Тут тебе и стройка, и новая автострада. Просто не повезло.

Илья сунул е-паспорт в карман, повернулся и заковылял к выходу. Правая нога ныла и болела, как всегда в дождь. А левой был протез Онежробостроя, и он работал одинаково плохо в любую погоду.

Доковыляв до выхода, Илья вдруг понял, что не поблагодарил и не попрощался с девушкой. Ему стало стыдно, что привело его в какое-то смятение. «После того, что ты сделал, тебе стыдно из-за такой ерунды?»

Он повернул голову, но девушка уже куда-то вышла. Илья покачал головой, надавил на скрипучую дверь и вышел прямо под дождь.

У него не было капюшона, плаща или зонта, лишь папка для документов, чёрная, застёгивающаяся на кнопки. Её он и поднял повыше, закрывая от дождя даже не себя, а телефон. Единственное своё солнце.

«Прости, я отвлёкся ненадолго», – написал он. Ответ не заставил себя ждать:

«Не страшно. Ты твёрдо решил? Ты придёшь?» – спросила его Инга.

Илья оторвал взгляд от телефона и взглянул прямо перед собой. Цепь из бетонных блоков выстроилась слева и тянулась далеко, до самого горизонта. Там она сливалась с густо пахнущей железной дорогой, дребезжащей поездами справа. Где-то там, на краю земли, она и ждала его.

«Я приду, – ответил он. – Я уже иду».

* * *

Инге пришлось отложить телефон – она чуть не наехала тележкой на вставшего посреди прохода малыша. Тот задумчиво сосал соску и разглядывал красочный плакат, гласивший «Лотерея исправительных работ – твой шанс на искупление». Пока Инга соображала, как бы объехать ребёнка, зазевавшаяся мамаша выскочила из-за прилавков, подхватила своё чадо и удалилась, бросив презрительный взгляд. Малыш тоже посмотрел на Ингу и почему-то улыбнулся.

Та почувствовала себя неловко. «Я совсем их не понимаю», – подумалось ей.

Она посмотрела на лежащие в тележке покупки. Кроватка – дешёвая, пластиковая. Ванночка. Большой рулон полиэтиленовой плёнки. Банка краски. Валик. Ещё с десяток мелочей. И… кажется, она что-то важное забыла.

– Я могу вам чем-то помочь? – Консультант выплыл из ниоткуда, улыбаясь одновременно и лицом, и блестящим бейджиком.

– Эм… Да, – пришла в себя Инга. – Мне нужно средство для мытья стен. Что-то посильнее.

– Сильное загрязнение?

– Да… Собаки, понимаете? Всё пачкают.

– А, понятно, – просиял консультант и начал рыться в товаре. Инга похвалила себя за находчивость. Слишком смело похвалила: тут же из глубин её сознания пробудился вязкий страх и задал ей вопрос: «А что бы он сказал на это?»

И тут же озвучил ответ. Его голосом, конечно же:

– Надо же, какая ты, оказывается, умная

Ноги её подкосились. Как в тумане, не помня, как расплатилась, она вышла из магазина и потащила тяжёлые покупки домой. Дул холодный ветер и гнал с севера гигантскую чёрную грозовую тучу. Пакеты так и норовили перерезать ей пальцы своими скрученными ручками.

«А что бы он сказал на это?»

– Ты такая сильная. Целых два пакета!

Страх стегал её по ногам, накачивал кровью сердце, заставляя белеть и без того бледное лицо. Она на автомате добралась до дома, поднялась на шестой этаж и только там, в квартире, швырнув покупки на пол, позволила себе отдышаться. Опустилась на табурет в прихожей и принялась растирать замёрзшие ладони. Борозды от пакетов жгли её белую кожу.

Воспоминания о его последнем звонке жгли её память.

– Я возвращаюсь в пятницу. Ты же не думала, что мы расстанемся надолго?

Инга посмотрела на календарь. Ещё среда.

Она бросила взгляд на покупки. Спинка кроватки треснула. Но сейчас это не имело никакого значения. Она взяла рулон с плёнкой и потащила его в маленькую комнатушку. Там на полу ещё виднелись следы от ножек кровати, которую она еле вытащила оттуда накануне.

Зажужжал телефон. Инга бросила плёнку на пол. Закрыла глаза. Досчитала до десяти. Достала телефон. Открыла глаза.

«Кто?»

Сообщение от Ильи.

Она выдохнула и села, сползла по стенке на корточки. Прежде чем ответить, она всхлипнула несколько раз, борясь с накатившим отчаянием, вздохнула глубоко. И лишь обретя силы улыбнуться, открыла сообщение.

«Как ты думаешь, кто у нас будет – мальчик или девочка?»

Удивлённо-обрадованная, она ответила:

«Не знаю. А ты кого больше хочешь?»

«Дай-ка подумать… Пусть будет мальчик».

«Все вы такие, подавай вам мальчиков) И как бы ты его назвал?»

«Точно на И!»

«Хах, это почему?»

«Илья + Инга = И… Игнат?»

«Не».

«Ипполит?»

«Ни в коем случае. Давай лучше другую букву».

«Игорь?»

Молчание. Долгое, тягучее молчание.

«Инга? Всё хорошо?»

«Давай сменим тему».

* * *

Вечером Илья устроился на скамье на железнодорожной станции с гордым названием Озёрная. Большинство поездов следовали мимо, не притормаживая, поэтому на платформе было пусто. У скамейки под навесом не хватало досок, но это Илью не сильно печалило. Хотя бы сухо.

Ему пришло несколько писем из Онежробостроя. Первое из них называлось «Приказ об увольнении». Илья удалил всю пачку, не читая. Назад дороги не было.

Он вытянул вперёд ножной протез, выставив металлическую ступню под дождь. Железке было всё равно.

Усталый взгляд его зацепился за выцветший плакат времён реновации гражданского общества. Ставший уже привычным силуэт робота-«следователя» и воодушевляющая надпись.

«Машины вычисляют преступников. Наказание – задача граждан. Вместе – на страже справедливости».

Следователями их называли только дикторы в новостях. Обычные люди звали их следаками, а ещё могильщиками. Роботы уносили тела на экспертизу и запускали анализ происшествия – сложнейшую симуляцию, именуемую расследованием. Обычные люди называли это гаданием.

«Типичное гадание идёт три дня, – размышлял Илья. – Я успею. Вот сейчас немножко отдохну и пойду дальше».

Он на минутку прикрыл глаза и, видимо, задремал, как вдруг чересчур уж громкий раскат грома заставил его вздрогнуть и проснуться.

То оказался не гром, а ругань старика, споткнувшегося о вытянутый протез.

– Расставил тут лыжи свои! – возмущался он, поднимаясь с мокрого асфальта. – А я теперь вообще мокрый.

Илья помотал головой, чтобы проснуться, и слабо улыбнулся.

– Извини, отец, – дружелюбно сказал он. – Присаживайся, обсохнешь.

«Мне только скандалов не хватало», – подумал он с досадой.

Старик поворчал для виду, но приглашение принял. Сел, нахохлившись, будто воробей, и тоже вытянул левую ногу вперёд.

– Чего у тебя, нога не сгибается? – поинтересовался он.

Илья с трудом согнул ногу и клацнул пяткой об асфальт.

– Сгибается. Только неровно.

– Онежробостроевская поделка?

– Угадал.

Старик проворно задрал штанину и обнажил ножной протез. Внешне неотличимый, по стандартным лекалам Онежского завода. Только подогнанный идеально. Старик пошевелил металлическими пальцами – и поршни в голени послушно зашуршали, мягко, певуче.

– Вот я поражаюсь, – продолжал старик, – у кого ни встречу онежский протез – халтура страшная. А мне, видишь, повезло. Мастер от бога.

Илья смотрел на стариковский протез как заворожённый. Мысленно разбирал его на части, любовно смазывал взглядом и снова собирал, изгиб к изгибу, линия к линии, как цветок. Ему редко приходилось видеть собственную работу в деле.

«Всё правильно сделал, – подумал он самодовольно и тут же застыдился: – А вчера – тоже правильно?»

– Вот бабке моей не повезло, – помрачнел старик и достал из-за пазухи помятую пачку. – Будешь?

– Не курю, – покачал головой Илья.

Старик сунул сигарету в зубы и продолжил, забыв поджечь.

– Ноги отнялись, поставили два протеза. Я, главное, ей говорю – погоди ты, куда торопишься, давай один воткнём, посмотрим. А она всё мечтала, что ей, как мне, повезёт. А я-то статистику знаю, я ж вижу, что эти дармоеды-мастера обычно выдают. Убивать таких мастеров мало…

Старик всё говорил, говорил, пока дождь барабанил по крыше, и его обличительная речь убаюкала Илью.

– Точно, – сквозь сон пробормотал он, – убивать мало.

Он откинулся на облезло-шершавую стенку остановки и закрыл глаза. Ему хотелось прекратить думать о протезах и заводе. Перед глазами всплыл образ Инги. Неподвижный, улыбающийся – просто фотография, рисунок в темноте. И этот рисунок расплылся, как туман, растёкся красками под дождём.

Илью швырнуло в холодный водоворот сна.

* * *

Ближе к ночи Инга расчистила комнату, оставив лишь тяжёлый стол-бюро у самого окна, и расстелила плёнку. Плёнка была прозрачной, сквозь неё всё ещё виднелись следы кроватных ножек на паркете. Эти следы нервировали её. Напоминали, что не всё можно смыть даже самым сильным средством.

Думая о следах, она невольно посмотрела на стену, на пустующий невыцветший прямоугольник и одиноко торчащий гвоздь.

«Эту пустоту я могу заполнить», – сказала она себе и удивилась собственной дерзости. Она вышла в другую комнату, открыла старый скрипучий шкаф и извлекла на свет коробку, которую доставать было запрещено.

Всё, что не нравилось Игорю, хранилось в ней.

Инга остановилась в нерешительности. Приподняла картонный край и тут же поймала недовольный взгляд отца на фотографии. Одновременно ей показалось, что кто-то стоит за её спиной и дёргает, будто за ниточки, её сердце – так резко оно замерло и так сильно застучало вновь.

Она легко могла представить, что он ей скажет. Представлять это было страшно.

– Он плохо поступил со мной. Не стоило этого делать.

Она воровато обернулась, как если бы забралась в чужой дом и рылась в чужих вещах, потом двумя руками достала фотографию в рамке и прижала к груди – чтобы никто не увидел.

«Не стоило этого делать, – повторила она. – Это его разозлит. И ничего не получится».

Но кто-то более сильный, более смелый притащил её, сопротивляющуюся, обратно в комнату. Её руки сами подняли отцовский портрет и вернули на законное место.

– Вот так, – шёпотом произнесла она, отойдя пару шагов. – Вот так!

Её вдруг охватила неописуемая радость. Будто щенок, утащивший кость у спящего пса, она покружилась на месте. Потом подмигнула отцу и прошла в ванную – умыться от пыли и пота.

«Хлопотный выдался день».

Окатив лицо холодной водой, Инга посмотрела на своё отражение. Радость сменилась горечью. Бледная тень, призрачное подобие той Инги, которой она была совсем недавно.

В клинике ей уже не стеснялись говорить, что она плохо выглядит. Говорили, что довольно грустить по отцу и загонять себя в могилу.

«Всё это время, – думала Инга, – они не видели? Или не хотели видеть?»

Она осмотрела себя. Дотронулась пальцами до худых плеч. Потом, будто впервые, увидела шрамы и царапины на запястьях и села на край ванны, разглядывая их.

«Они всегда больно царапаются, – подумала она. – У пушистиков патологическая боязнь людей в белых халатах. Их можно понять».

Инга закрыла глаза и попыталась вспомнить себя в день выпуска из ветучилища. «Тогда я мечтала, что буду лечить зверюшек. Я хотела видеть их счастливыми, хотела видеть их улыбающихся хозяев. Я не знала, что мне чаще придётся усыплять…»

Она снова посмотрела на царапины. Они давно зажили, затянулись. Царапаются те, кого можно вылечить. Обречённые не царапаются. Они смотрят влюблёнными глазами и верят тебе, до самого конца верят.

Полгода назад, когда Игоря так внезапно послали в другой город, Инге принесли пса. Красивого лабрадора по кличке Дружок. Избитый, он слабо повиливал хвостом и смиренно ждал своей участи. Хозяева оплатили усыпление и ушли, даже не обернувшись. То ли Инга была рассеяна в тот день, то ли пёс оказался везунчиком, только он пережил инъекцию. Не дождавшись, когда его отвезут на кремацию, он вдруг очухался и просто ушёл. Получив свой второй шанс, он мог пойти куда угодно. А пошёл назад к своим хозяевам.

От них он снова попал к Инге на стол. Та долго гладила его бедную разбитую голову, а потом прервала этот круг.

* * *

Запись: c64cc26a-6e5e-4788-b8cc-7e4c4103d871

Предыдущая запись: dd752b29—11db-43dc-945f-c22db3768368

Субъект: Артём Шилов, 35 лет

Уточнение причины смерти: предумышленное убийство

Вердикт №1

Обвиняемый: Илья Карпов, 31 год

Месть: допустима

* * *

Тёму любили на заводе. Тёма любил повеселиться и повеселить, устраивая невинные шалости. Ещё Тёма верил в справедливость. По его мнению, Илье всё давалось слишком легко. Из-за увечья его взяли на завод по льготной программе, оставив без работы «нормального парня». Завод даже подарил ему протез – просто так. Отвратительный по качеству, устаревший, сделанный «на отвали» таким же Тёмой. Но всё-таки даром доставшийся Илье.

А раз так, то справедливости ради жизнь калеке стоило немножко усложнить. Чтобы честно было.

Сотню натянутых лесок, подпиленных ступенек и случайно не обесточенных станков спустя справедливость всё ещё не считалась восстановленной.

Первое письмо, полученное утром, было с завода и начиналось со слов «ТЫ ТРУП». Илья не был удивлён. Ему почему-то вдруг стало по-детски обидно. «Если бы это сделал Тёма, они бы похвалили его».

Но эта мелкая обида померкла перед лицом леденящего страха. Пришло обновление статуса по его делу. Всего через полтора дня, а не три, как он надеялся, машины вынесли приговор. Теперь даже давешний старичок имел право без зазрения совести проломить ему голову.

«Если бы я только мог идти быстрее», – уныло подумал Илья, бредя вдоль железнодорожных путей. По улицам было бы короче, но и шансы попасться кому-нибудь на глаза были выше. К ночи он, наверное, доберётся до очередного почтового отделения и снова испытает удачу в Лотерее исправительных работ.

«Мне должно повезти».

Дождевые тучи угрохотали куда-то южнее, но небо было затянуто серой дымкой. Илья плёлся, подволакивая непослушную ногу, а мимо шли и шли составы. Товарные, пассажирские – цепочкой, один за другим. Ехали тяжёлые бетонные блоки, огромный состав, вагонов четыреста – строить новые жилые коробки. Следом тянулись вагоны, гружённые людьми, – те безучастно смотрели в окна, в пол, в потолок. Кто-то держал в руках телефоны, и если поезд ехал не очень быстро, Илья успевал почувствовать их хищный взгляд. Они видели его, успевали прочесть в новостях его обвинение и приговор и жадно вытягивали шеи, пытаясь разглядеть. Гнетущую скуку их поездки развеивали яркие мечты о том, как цепь в их руках обрушивается на голову обвиняемого. Они прижимались к окнам, запоминая его растерянное лицо, чтобы ещё посмаковать чарующее видение – на пути от одной серой коробки к другой.

Илья прятал лицо за воротником рабочей куртки и ковылял вперёд. Другого выбора не было.

Ближе к полудню он решился передохнуть, сев на берегу ручья под железнодорожным мостом. Там хотя бы его никто не мог видеть. Он достал телефон и написал Инге, что всё хорошо. Она не ответила.

«Если идти всю ночь, – размышлял Илья, кидая мелкие камешки в реку, – завтра я буду на месте».

Внезапно телефон разразился трелью. Вызов с незнакомого номера.

Илья собрался было сбросить, но вдруг подумал: «Что, если это от Инги?»

И поднял трубку.

Молчание.

– Да? – несмело спросил он.

– Хай, Илья, – фамильярно произнёс чей-то женский голос, – это Надя. Из почтового отделения, ты вчера у нас был.

Илья вспомнил. Точно, блондинка с сиреневыми губами, из почтового отделения.

– Я твой номер запомнила, чувствовала, что пригодится. Я смотрю, у тебя нешуточные проблемы?

– Есть немного, – сдержанно ответил Илья.

– Вот и у меня есть… некоторые трудности. – Голос звучал многозначительно. – Я подумала – не помочь ли нам друг другу?

Илья начал догадываться, куда она клонит.

– Извини, я…

– Да брось, – настойчиво перебила его Надя, – я всё проверила, у вас предварительный брак. Вы друг друга в глаза ещё не видели, так, пару месяцев в сети общаетесь. Фигня, а не брак, легко аннулировать. Я работаю до трёх и могу тебя подобрать – ты же недалеко утопал? Быстро зарегаемся, переспим, и всё – отсрочка по случаю отцовства у тебя в кармане. В конце концов, ты же за этим идёшь к своей Инге, правда?

Илью словно окатило холодной водой.

– Нет, – почти крикнул он в трубку и сбросил вызов. – Нет, нет, нет, – продолжал он убеждать кого-то уже шёпотом.

«Я действительно хочу быть с ней, – оправдывался он, – я не знал, что так получится. Не хотел, чтобы так получилось».

Он сунул телефон в карман и начал выбираться из-под моста. Протез предательски соскальзывал с гравия, и Илье приходилось практически ползти на четвереньках.

«Ничего, – думал он, – расценки упали. Премиальные за месть сейчас – копейки. Не то что в сороковом. И потом – дело ещё могут уточнить. Если система расценит это как месть – с меня взятки гладки. Месть – право каждого. Да, дело ещё уточнят», – подбадривал он себя.

Ещё пара километров вдоль железки – и настала пора сворачивать в матрицу бетонных блоков. Жилые районы. Одинаково опасно что ночью, что днём.

«Сейчас уже не устраивают охоту, как раньше», – думал Илья, всматриваясь в полупустые улицы. Никто не смотрел в его сторону. Никто не наматывал цепь на кулак. Уже неплохо.

Илья с трудом отвернулся от спасительного железнодорожного полотна и несмело двинулся в сторону домов. Он шёл, смотря себе под ноги, сунув руки в карманы. Шёл, и скрежет протеза по асфальту казался ему оглушительным лязгом.

«Убивать таких мастеров мало», – зло повторил он про себя и грустно усмехнулся.

Перед пустынным шоссе он остановился и осмотрелся. Пусто, не считая несущегося во весь опор электрокара.

«Гоняют как ненормальные», – подумал Илья и решил подождать, нервно покачиваясь на месте.

Электрокар затормозил прямо рядом с ним. Боковое стекло опустилось, и ярко-сиреневые губы настойчиво произнесли:

– Может, сядешь? Или так и будешь маячить?

Дверь открылась. Илья растерялся. Что сделать – сесть? Или продолжить стоять, привлекая внимание? Вот уже и первые зеваки стали оборачиваться на них…

Илья чертыхнулся про себя и сел на сиденье, выставив правую ногу на дорогу и держась за дверь.

– Ногу, может, засунешь? – предложила Надя, поправляя волосы.

– Мы никуда не едем, – как можно более спокойно произнёс Илья. – Что тебе от меня нужно?

– Я тебе уже сказала. Тебя поупрашивать нужно, что ли? Для человека, совершившего двойное убийство, ты слишком ломаешься.

Илья почувствовал, как ком подбирается к горлу. Он извлёк телефон из кармана и увидел одно непрочитанное обновление.

Запись: 7eec7b1c-a130—455d-a76e-ea4064434e51

Предыдущая запись: c64cc26a-6e5e-4788-b8cc-7e4c4103d871

Субъект: Светлана Нарзаева, 12 лет

Уточнение причины смерти: убийство по халатности

Вердикт №1

Обвиняемый: Артём Шилов, 35 лет

Месть: невозможна (обвиняемый мёртв)

Вердикт №2

Обвиняемый: Илья Карпов, 31 год

Месть: рекомендуема

– Ты теперь номер один в хит-парадах, – заметила Надя. – Если кому-то нужны премиальные, то за тебя можно получить неплохо. Тем более ты калека, с тобой даже я справлюсь.

– Это враньё, – прошептал Илья. – Ложь.

– Я поражаюсь, – надула губы блондинка и вцепилась в руль. – Тебе каждый день такие предложения делают? Скажи спасибо, и погнали.

Илья апатично уставился в телефон. «Я помню её глаза, – почему-то подумал он. – Она смеялась. Я выковал тот маленький протез из её смеха. Я не мог ошибиться».

– Алё, – Надя толкнула его в плечо, и Илья взглянул на неё затравленно, – мы едем? Или мне выйти, позвать тех ребят?

* * *

Утром в пятницу Инга проснулась полная решимости.

«Вчера я усыпила двенадцать ни в чём не повинных пушистиков, – сказала она себе. – И сегодня я справлюсь».

Она вымыла и высушила голову. Она нашла в недрах ванной полузабытый тюбик губной помады. Она развернула новое чёрное, без изысков, платье.

Она постаралась не забыть ничего из того, чего Игорь терпеть не мог.

Следующие два часа она провела в ожидании. Сидела на кухне, на табурете в коридоре, на полу в комнате. И много-много курила. Телефон мешался в руках, и она положила его в стол.

То и дело она бросала взгляд на отцовский портрет, и это подбадривало её.

Игорь никогда не звонил, никогда не стучал. Она прекрасно знала это.

Но когда государственный ключ повернулся в замке и щёлкнула дверная ручка, её парализовало.

Когда дверь скрипнула, её сердце сжалось от страха. Внутри неё скулил и скрёбся так и не умерший Дружок. Он просился назад, к любимым хозяевам.

Игорь вошёл и остановился на пороге, изучая изменения.

Улыбнулся, натягивая ниточки.

– Ну привет, – ласково сказал он. – Скучала?

Не дожидаясь ответа, он зашёл и принялся вышагивать по комнате, смотря по сторонам, как на экскурсии.

– Хорошо выглядишь, – заметил он. – Я всегда говорил, что тебе идёт чёрный.

Инга покраснела и опустила взгляд.

– Я смотрю, ты затеяла ремонт? Давно пора. – Он провернулся на носке, и полиэтиленовая плёнка мерзко прошуршала. От этого звука у Инги по рукам пробежали мурашки.

Игорь заметил портрет на стене, подошёл и плавно поднял руку, взявшись пальцами за нижний край рамы – так, как он обычно брал её за подбородок.

«Сейчас сорвёт и бросит, – накручивала себя Инга. – И тогда… тогда…»

– Старый знакомый… – улыбнулся Игорь. – Я почти забыл, как он выглядит. Почему ты вообще прятала его портрет? – В его голосе звучал укор. Сердце Инги сжалось. Внутренний Дружок поджал уши.